Засуха Лесков Николай
— Не беспокойся, все наши заслуги останутся за нами, — сказал он. — Обыск дома и изъятие финансовых документов вряд ли покроют их славой.
— Ехали бы уж тогда поскорее, — сказал Барнс.
— Да уж, — присоединился Фальк.
Все трое повернулись, чтобы посмотреть на здание школы. Зазвенел звонок. Из дверей выплеснулась орава ребятишек, которые бегали друг за другом, разбивались на группки и просто носились кругами, наслаждаясь временной свободой. За ними Фальк различил привалившуюся к косяку фигуру. Надвинутая шляпа, кружка кофе в руке, на фоне рубашки ярким пятном выделяется красный галстук. Скотт Уитлэм. На заднем сиденье шевельнулся Барнс.
— Пятьдесят тысяч. Жалкие деньги, чтобы убить за них трех человек, — сказал он.
— Дело не только в деньгах, — сказал Фальк. — Игроки вроде него вечно стремятся к чему-то еще. Ничем хорошим это не кончается, я уж навидался. Каждый бросок костей для них — это второй шанс. Вопрос в том, чего именно добивался Уитлэм?
— Какая разница, чего он добивался. Такое оправдать нельзя ничем.
— Нет, конечно, но таковы уж деньги, — сказал Фальк. — Случаются отвратительные вещи.
Уитлэм стоял в дверях школы, сжимая кружку в ладонях. Ветер опять набирал силу. Он чувствовал, как к его потной коже липнет пыль. На площадке перед ним орали и бегали дети, и он задумался, может ли он, наконец, вздохнуть свободно. Еще пара дней, и Фальк уедет, а может, если повезет, раньше. Тогда и вздохнет, решил он. Не раньше. Еще пару месяцев. Не высовываться, немножечко удачи, и он сможет исчезнуть на севере, если все склеится с этой работой.
Где-то в глубине души он еще не мог поверить, что у него все выгорело. У него чуть инфаркт не случился, когда Рако упомянул камеру на ферме Хэдлеров. Он и понятия не имел, что там камера установлена. Сидел, обливаясь холодным потом, между двумя копами и размышлял над тем, насколько близок он был к провалу.
Пора было отсюда выбираться. Предстояло еще убедить Сандру дать ему последний шанс. Всего один шанс еще раз начать с нуля, и в этот раз он бросит играть. Он обещал. Прошлым вечером он так ей и сказал. Он не смог сдержать слез и впервые почувствовал, что сам себе верит. Она смотрела на него и молчала. Эти слова она от него уже слышала. Ровно перед тем, как они переехали в Кайверру, и еще минимум два раза до того. Но в этот раз он заставил ее поверить. Больше того, сказал он себе, ему придется это сделать. Ему необходимо остановиться. Потому что в этот раз на кону стоит такое, что проигрыша он просто не вынесет.
При одной мысли об этом у него внутри все сжалось. Сандра так беспокоилась, но она и понятия не имела о реальной угрозе, которая висела над их головами. Она думала, что отрицательный банковский баланс — это худшая из ее проблем. Постыдная тайна, что продукты ей приходится покупать по кредитной карте. Необходимость пускать пыль в глаза с помощью арендованных домов и кофеварок, купленных в рассрочку. Она думала, что им приходится перебиваться со дня на день, но не больше. Она не знала о долгах, дорожкой тянущихся за ними от самого Мельбурна. Или об ужасах, ожидавших их с дочерью в конце этой дорожки, если он не заплатит.
Уитлэм еле сдержал безумную улыбку при мысли о том, чтобы сказать ей правду. Одно только упоминание гвоздезабойного пистолета — и она понеслась бы на север галопом.
Сообщение они доставили прямо к его дому. Здесь, в Кайверре. Два обдолбанных стероидами качка с толстыми шеями объявились на пороге его аккуратненького дома в недопригороде, чтобы лично его уведомить — босс начинает нервничать. Плати. Гвоздезабойный пистолет они прихватили с собой, для наглядности. Уитлэм был парализован от ужаса. Сандра и Даниэль были в доме. Ему было слышно, как дочь и жена болтают на кухне о каких-то пустяках, пока эти двое тихо, в деталях рассказывают ему, что именно они собираются сделать с его семьей, если он не раздобудет наличных. Саундтрек из кошмара.
Уведомление из «Образовательного фонда Кроссли» пришло два дня спустя. Письмо было адресовано лично Уитлэму. У Карен был выходной, и письмо с сопроводительной формой легло к нему на стол нераспечатанным.
Решение было принято меньше чем за секунду. Да они миллионами швырялись. Для этих богатых ублюдков пятьдесят тысяч были каплей в море. Он мог списать деньги на что-нибудь неопределенное, трудно поддающееся подсчетам. Курсы повышения квалификации, например, или программы поддержки. Для галочки им хватит. Пока. Но «пока» — это все, что ему было нужно. Одолжить эти деньги сейчас, расплатиться с Мельбурном; а вернет он их, ну, попозже. Этого не было достаточно, чтобы расплатиться по долгам, даже близко не лежало, но этого хватит, чтобы купить ему хоть немного времени. Не давая себе как следует задуматься, он начал действовать. Он просто подменил банковские реквизиты школы на свои. От того счета, о котором Сандре ничего не было известно. Название школы он оставил в форме. Банкам важны цифры, а не имена. Они никогда не проверяли, соответствует ли одно другому, ему это было известно. Нормальный план, сказал он себе. Не идеальный, и даже хорошим его назвать было нельзя. Но этого было достаточно, чтобы продержаться какое-то время. А потом Карен Хэдлер постучалась в дверь его кабинета, и в руках у нее была та анкета из траста Кроссли.
Уитлэм вспомнил ее взгляд и тихо, незаметно, так, чтобы никто не услышал, стал бить кулаком в стену. Пока не ободрал себе все костяшки.
Уитлэм смотрел, как уходит Карен. Когда за ней закрылась дверь кабинета, он развернулся на стуле и молча опорожнил содержимое желудка в корзину для бумаг. Отправиться в тюрьму он не мог. В тюрьме у него не будет возможности расплатиться по долгам, а люди, которым он был должен, не интересовались причинами. Плати, или заплатит твоя семья. Таковы были правила. И он под ними подписался. Он видел тот пистолет для гвоздей. Они заставили его потрогать. Почувствовать в руках эту свинцовую тяжесть. Плати, или… Нет. Альтернативы не было. Он заплатит. Конечно же, он заплатит.
Он сидел в кабинете, один, и заставлял себя думать. Карен знала. А это означало, что, вероятно, она скажет мужу, если уже не сказала. Сколько у него еще времени, прежде чем она подымет трезвон? Она — женщина осторожная. Во многом даже чересчур дотошная. Действовать она будет медленно. Прежде чем действовать, Карен Хэдлер захочет убедиться на сто процентов. Люк, однако, — это дело другое.
Времени у него было немного. Он не мог позволить, чтобы это вышло наружу. Просто не мог. Альтернативы не было.
Вот и уроки закончились, а ответ к нему так и не пришел. Уитлэм ждал, сколько мог, а потом сделал то, что делал всегда, когда испытывал стресс. Взял всю имеющуюся у него наличность, плюс кое-что, чего у него на самом деле не было, и отправился в заднюю комнату при пабе. Здесь-то, среди перемигивающихся огоньков, под оптимистичное треньканье покерных автоматов, к нему и пришло еще не оформившееся решение. Как это часто с ним бывало.
Один, в задней комнате среди игровых автоматов, Уитлэм вдруг услышал голос Люка Хэдлера, доносившийся от столика за углом. Он замер, едва осмеливаясь дышать, и стал ждать, когда Люк расскажет Джейми Салливану о школьных деньгах. Он был уверен, что это вот-вот произойдет, но тайна так и осталась тайной. Вместо этого они ругались на кроликов и строили планы на завтра, пострелять на поле у Салливана. Договорились о времени. Люк возьмет с собой собственное ружье. Интересно, подумал Уитлэм. Может, игра еще и не кончена. Пока нет.
Еще сотня долларов в игровых жетонах исчезла в автомате, и план был вчерне готов. Раз за разом он прокручивал его в голове, и план начал обрастать плотью. План был ничего себе. Не идеальный. Не наверняка. Может, пятьдесят на пятьдесят. А к подобному раскладу Уитлэму было не привыкать.
Уитлэм смотрел, как мимо него по площадке пронеслась стайка детишек, его дочь — в середине. На секунду в толпе ему привиделся Билли Хэдлер. Не в первый уже раз. Голова у Уитлэма непроизвольно дернулась, будто от шейного спазма. Каждый раз, как он думал о мальчике, его начинало тошнить. Как будто это могло что-то исправить.
Билли не должно было там быть. Уитлэм сильнее стиснул кружку в исцарапанном кулаке, пробираясь обратно к себе в кабинет. Мальчишка не должен был остаться дома. Все было запланировано. Он все устроил. Нарочно выкопал тот набор для бадминтона. Всего один намек, и Сандра бросилась к телефону организовывать приезд Билли. Если бы его дура-мать не отменила все в последний момент, Билли остался бы жив. Винить ей некого, кроме себя. Уитлэм честно старался спасти этого ребенка. Никто не сможет с этим поспорить. Он глотнул кофе и поморщился, когда горячая жидкость обожгла ему язык. Кофе жгучим комом прокатился вниз по пищеводу, оставив по себе тоскливую горечь.
Уитлэм ушел из паба с тошнотворной тяжестью в желудке и провел бессонную ночь, разбирая план по косточкам. Весь следующий день он провел, пребывая в ступоре у себя в кабинете. Карен наверняка уже обо всем рассказала. Скоро к нему придут, просто пока он не знал точно кто. Полиция? Председатель родительского комитета? Может, сама Карен? Он в одинаковой степени боялся и жаждал этого стука. Стука, который означал бы, что Карен сказала. Что уже слишком поздно. И ему не придется делать то, что он собирается сделать.
Ему не нужно было спрашивать себя, сможет ли он через это пройти. Он знал, что сможет. Он доказал это в том переулке. Тот тип сам был виноват. Вроде как он должен был быть профессионалом. Уитлэм как-то уже с ним сталкивался. Тогда он зажал его на стоянке, отнял кошелек и передал послание — путем удара по почкам. По догадке Уитлэма, в Футскрее, в том переулке, события должны были развиваться по тому же сценарию. Но тут этот тип вдруг разозлился, начал размахивать ножом и требовать больше, чем они договаривались. И ситуация вдруг стала развиваться в совершенно другом направлении.
Мужик плохо себя контролировал и, кроме, того, явно был под кайфом. Услышал слово «учитель», и это помешало ему правильно оценить физическую форму Уитлэма. Неудачный выпад ножом был блокирован приемом из регби, и они с размаху приземлились на асфальт.
Нож вспыхнул оранжевым в свете уличного фонаря, и Уитлэм почувствовал, как лезвие рассекло ему кожу на животе, прочертив теплую красную линию. Адреналин и страх смешались в его крови, когда он перехватил сжимающую нож руку. Вывернув чужую кисть, он навалился на нее всем весом, толкая лезвие ближе и ближе к груди напавшего на него человека. Тот все не отпускал нож. И все еще сжимал рукоятку, когда лезвие вспороло его собственную плоть. Учитель прижал его к земле, не давая двигаться, ощущая, как замедляется ритм крови, толчками льющейся на асфальт, и вот тот влажно выдохнул Уитлэму в лицо. Он подождал, пока мужчина не престал дышать, а потом еще целую минуту.
Слезы стояли у Уитлэма в глазах. Его трясло, и он опасался, что может потерять сознание. Но где-то глубоко внутри, под всеми наносными слоями, лежало спокойствие. Его зажали в угол, и он стал действовать. Сделал то, что нужно было сделать. Уитлэм привык к тому, что у него сердце обрывалось куда-то в желудок всякий раз, как приходилось доставать кошелек. Теперь, в кои-то веки, он контролировал ситуацию.
Трясущимися пальцами он ощупал себя. Порез был совсем неглубоким и выглядел хуже, чем оно было на самом деле. Он наклонился над напавшим на него человеком и прилежно сделал ему искусственное дыхание. Два раза. Следя при этом, чтобы отпечатки испачканных кровью пальцев могли позднее засвидетельствовать его гражданское мужество. Постучался в первый попавшийся дом, где горел свет, и выпустил, наконец, рвавшиеся наружу эмоции. Позвоните скорее в полицию. Да, ограбление. Те, кто нападал, сбежали, но пожалуйста, звоните скорее — там человек пострадал.
Когда бы потом Уитлэм ни думал об этом инциденте — а это бывало чаще, чем он ожидал, — он всякий раз убеждался, что это был акт самозащиты. Теперь ему угрожали опять, и пусть теперь это был кабинет, а не темный переулок, и бумага, а не нож, — в глубине души он разницы не чувствовал. Тот парень в переулке. Карен по другую сторону стола. Они его сами вынудили. Заставили действовать. Или он, или они. И Уитлэм выбрал себя. Закончились уроки. Опустели классные комнаты, опустела площадка. Никто не пришел и не постучал к нему в дверь. Он еще мог что-то исправить. Сейчас или никогда. Он посмотрел на часы.
Сейчас.
Глава тридцать седьмая
— Как же Уитлэм добрался до фермы Хэдлеров? — спросил Барнс, наклоняясь между передними сиденьями. — Мы же все глаза себе проглядели, просматривая записи с камеры наблюдения. Я думал, его машина ни разу не двинулась с места, до самого вечера.
Фальк достал фотографии с телом Люка, распростертым в кузове пикапа. Отыскал увеличенный снимок с четырьмя горизонтальными полосами, тянущимися вдоль борта, и протянул Барнсу вместе со своим телефоном, где были фотографии, снятые Фальком в собственном багажнике. На мягкой подкладке отчетливо виднелись две длинные полосы.
Барнс перевел взгляд с одной фотографии на другую.
— Те же самые отметины, — сказал он. — Что это такое?
— Те, что у меня в багажнике, — свежие, — ответил Фальк. — Это следы шин. Он доехал дотуда на своем чертовом велосипеде.
Уитлэм не стал никому говорить, что уезжает. Никем не замеченным он выскользнул из пожарного выхода. Компьютер он оставил включенным, пиджак — на спинке стула. Каждому понятно — ушел на минутку, сейчас вернусь.
Он пробрался в сарай, минуя ограниченное поле обзора обеих камер. Спасибо Тебе, Господи, за нехватку финансирования, поймал он себя на мысли и чуть не расхохотался над иронией ситуации. Ему хватило пары минут, чтобы отпереть ящик с патронами и сунуть несколько штук в карман. В школе имелся один ствол для контроля над популяцией кроликов, и, положив ружье в спортивную сумку, он закинул его на плечо. Исключительно на крайний случай. У Люка Хэдлера должно быть собственное ружье, пожалуйста, — мысленно взмолился он. Он же собирался стрелять кроликов с Салливаном. Но патроны? Кто знает?
Уитлэм подбежал к навесу для велосипедов. Тем утром он выехал пораньше и припарковал машину на тихой улочке неподалеку от школы. Достал из багажника велосипед и остаток пути проделал на нем. Поставил велосипед там, где, как он знал, скоро будет полно других. Спрятал на самом видном месте. Потом пешком вернулся к машине, приехал на школьную стоянку и выбрал хорошее местечко на самом виду у камеры.
Теперь он снял замок с велосипеда и уже через пару секунд катил по пустынным сельским дорогам по направлению к ферме Хэдлеров. Ехать было недалеко, и добрался он быстро. Остановился за километр от фермы и нашел заросшее кустами местечко у самой дороги. Забравшись в кусты, он ждал, лихорадочно молясь, что угадал время правильно.
Спустя двадцать пять минут он сидел все там же, весь в поту, убежденный, что упустил свой шанс. Мимо не проехало ни единой машины. Прошло еще восемь минут. Девять. А потом, когда Уитлэм уже начал приглядываться к дулу ружья, гадая, может, для него найдется и другой выход, он это услышал.
Где-то вдалеке, постепенно приближаясь, гудел мотор. Это была та самая машина, которую он ждал. Голова стала какой-то легкой; молча он вознес небесам благодарственную молитву. Ступив на дорогу, он швырнул велосипед на обочину. Встал рядом и неистово замахал руками, будто вот-вот утонет. Да так оно и было.
На какую-то ужасную секунду показалось, что пикап останавливаться не станет. Но потом машина притормозила и встала, прямо перед ним. Опустилось окно со стороны водителя, и Люк Хэдлер высунулся наружу.
— У тебя тут, похоже, неполадки?
Удар болезненно отдался у Уитлэма в локте — с такой силой он опустил набитый камнями носок на затылок Люка. Раздался хруст; Люк рухнул лицом в пыль и застыл.
Натянув резиновые перчатки, позаимствованные из школьной лаборатории, Уитлэм откинул задний борт кузова. С легкостью бывшего спортсмена он подхватил Люка под мышки и неловко забросил в кузов. Прислушался. Дыхание у Люка было неровное и прерывистое. Уитлэм поднял носок и с тем же каменным хрустом опустил его еще дважды. Почувствовал, как поддался череп. Появилась кровь. Уитлэм не обратил на это внимания. Он набросил на Люка найденный в кузове брезент, положил сверху свой велосипед. Ткнулись в борт покрытые пылью колеса.
Ружье Люка лежало на пассажирском сиденье. От облегчения у Уитлэма закружилась голова, и он, пережидая, прижался к рулю лбом. Оружие было разряжено. Ладно. Достав из кармана школьные «ремингтоны», он зарядил ружье.
Кости были брошены.
Глава тридцать восьмая
Первая перемена закончилась тридцать минут назад, и на площадке было пусто. Фальк подавил зевок, и тут зазвонил телефон. В напряженной тишине машины звонок прозвучал особенно громко, и Рако с Барнсом так и подскочили.
— Федеральный агент Фальк? — спросил голос в трубке. — Это Питер Данн, директор «Образовательного фонда Кроссли». Мы говорили с вами утром.
— Да, — сказал Фальк, выпрямляясь в кресле. — Что такое?
— Слушайте, мне немного неловко, но та заявка, о которой мы с вами говорили… Кайверра, начальная школа?
— Да. — Фальк мысленно пожелал, чтобы собеседник перешел, наконец, к сути дела.
— Знаю, вы хотели, чтобы все было тихо, но тут оказалось, что моя помощница — она новенькая, понимаете, еще пока не освоилась — ну, похоже, что она сообщила другому члену нашей команды, который был немного не в курсе конфиденциальной природы дела, и…
— И что?
— И она, похоже, связалась со школой двадцать минут назад, чтобы проверить…
— Нет! — Фальк, потянувшись, пристегнулся и жестом попросил Рако и Барнса сделать то же самое.
— Да, знаю, мне очень жа…
— С кем она говорила?
— Поскольку речь идет о крупной сумме, она обратилась напрямую к руководству. К директору, мистеру Уитлэму.
Фальк нажал «отбой».
— В школу. Немедленно.
Рако дал по газам.
Тело Люка подпрыгивало под брезентом; Уитлэм трясся в чужом пикапе по направлению к ферме. Уитлэм оторвал взгляд от зеркала заднего вида и крепче вцепился в руль. Руки потели в резиновых перчатках. Подъехав к дому, он резко затормозил и выскочил из машины, не давая себе времени задуматься о том, что ему предстоит. И только у входной двери он заколебался. Уитлэм очень плохо представлял себе устройство дома и хозяйства Хэдлеров. Уж точно не настолько хорошо, чтобы попытаться самостоятельно найти Карен. Сам удивляясь собственному безумию, он смотрел, как его рука нажимает на кнопку звонка. Она придет к нему сама. Ружье висело у него на плече, будто льнуло к бедру.
Карен Хэдлер открыла дверь, и, узнав звонившего, моргнула от неожиданности, раз, другой. Набрала в грудь воздуха, ее губы вытянулись в округлом «у», и свистящее, резкое «х» уже зародилось в ее горле, а потом она начала было называть его имя, но не успела: быстрым движением он поднял ружье и нажал на курок. Когда он это делал, то закрыл глаза, а когда вновь открыл их, она уже падала навзничь с кровавой дырой в животе. Уитлэм поморщился, когда ее локоть, а потом и голова с треском ударились о выложенный плиткой пол. Глаза у нее как-то странно расширились, и из груди вырвался глубокий, низкий стон.
В ушах у Уитлэма звенело; у него явно было что-то со слухом.
— Мама?
Нет. Нет. Он же ничего не слышит.
— Мама?
Ничего, кроме собственного дыхания и звона в ушах, и уж точно он не слышит Билли Хэдлера, который кричит тоненьким, птичьим голоском, стоя в полутемной прихожей, и рот у него широко открыт от страха, а в руке болтается мягкая игрушка.
— Мама?
Уитлэм не мог в это поверить, просто не мог. Ребенок был здесь. Какого хрена он здесь, а не далеко-далеко, в безопасности, на другой стороне города, на собственном Уитлэма заднем дворе? Вместо этого он был здесь. И он видел, и теперь Уитлэму придется сделать так, чтобы он не видел, и он знал только один способ этого добиться, и ну что, довольна теперь, ты, сучка любопытная, заорал он на труп Карен, распростертый на полу, а Билли уже повернулся и рванул прочь, вглубь дома, слишком испуганный, чтобы кричать, издавая только тоненькие, всхлипывающие звуки.
Уитлэму казалось, что его тело осталось где-то позади. Он бросился следом, ворвался в спальню, рванул дверцы шкафа, почти невидящими глазами вглядываясь внутрь, сдернул с кровати покрывало. Где он? Где? Он был в ярости, страшно зол от того, что собирался сейчас сделать. Звук раздался из-под корзины для белья, и Уитлэм не мог потом вспомнить, как он отшвырнул ее в сторону, но, наверное, он это сделал, потому что вот он, Билли. Билли, прижавшийся к стенке, закрывший руками лицо. Но как он спустил курок, Уитлэм помнил. Да. Потом это воспоминание будет четким.
Опять этот кошмарный звон в голове, и опять — о, Господи, пожалуйста, нет — что-то еще. На какую-то дикую секунду ему показалось, что звуки исходили от Билли, у которого отсутствовала половина головы и часть груди. Он подумал было, может, он издавал их сам, но, прижав пальцы к губам, он понял, что рот у него закрыт.
Он не спеша, чуть ли не с любопытством, пошел на звук. Пересек коридор. Девочка была во второй детской. Стоя в колыбельке, она громко орала. Уитлэм остановился в дверях и подумал, что сейчас его стошнит.
Прижал дуло к собственному подбородку, чувствуя исходящий от него жар, и держал так, пока чувство не прошло. Медленно повернул в руках ружье. Направил на желтый комбинезончик. Ружье плясало у него в руках. Он сделал вдох. В голове звучала оглушительная какофония, но в этом шуме требовательно прорезалась одна-единственная нота здравого смысла. Приглядись! Он заставил себя остановиться. Сморгнул. Приглядись к ее возрасту. И прислушайся. Она плачет. Плачет, а не говорит. Слов нет. Она не может говорить. Она не расскажет.
На секунду это его напугало; он все еще не был уверен.
— Ба-бах, — сказал он сам себе. Послышался страшный хохот, но, когда он обернулся, вокруг никого не было.
Уитлэм повернулся и побежал. Мимо тела Карен, к пикапу Люка, и, ревя мотором, прочь, по сельским дорогам, пока тряска не стала настолько сильной, что ему трудно стало держать руль. Ни одной машины, никого. Он съехал с дороги на первом же повороте. Убогая тропинка, ведущая к полузаросшей полянке.
Уитлэм выбрался из машины и вытащил из кузова велосипед. Стук зубов дробно отдавался внутри черепа. Трясущимися руками он отбросил в сторону брезент, и четыре полосы, оставленные шинами болтавшегося в кузове велосипеда, исчезли из вида.
Собравшись с духом, он склонился над телом. Оно не двигалось. Пристально вгляделся Люку в лицо; на щеке — порез от бритья. Ни малейшего движения воздуха. Люк не дышал.
Уитлэм натянул новую пару перчаток и накинул пластиковый дождевик, а потом подтащил тело к краю кузова. С некоторым трудом подтянул в сидячее положение. Установил ружье Люку между коленей, прижал его пальцы к стволу, дуло засунул в рот.
Уитлэм страшно боялся, что тело может завалиться как-то не так; у него промелькнула даже странная мысль, что надо было как-то попрактиковаться заранее. Потом он закрыл глаза и нажал на курок. Лицо у Люка исчезло; его тело завалилось назад. Удар, нанесенный им раньше по черепу, теперь уж точно никто не заметит. Дело сделано. Уитлэм запихал перчатки, дождевик и брезент в пластиковый пакет, чтобы сжечь на досуге. Сделал три глубоких вдоха и выкатил велосипед на дорогу.
Он не успел еще уехать, а мухи уже начали собираться.
Глава тридцать девятая
Кабинет Уитлэма был пуст. Его кошелек исчез, ключи и телефон тоже. Пиджак висел на спинке стула.
— Может, он на минутку вышел, — сказала секретарша. Ей было не по себе. — Машина его до сих пор здесь.
— Не на минутку, — сказал Фальк. — Барнс, поезжай к нему домой. Если жена там, задержи ее.
Он на секунду задумался. Повернулся обратно к секретарше.
— Дочь Уитлэма здесь, в классе?
— Да, думаю, д…
— Покажите. Прямо сейчас.
Чтобы угнаться за Фальком и Рако, секретарше пришлось бежать по коридору трусцой.
— Вот, — сказала она, переводя дух у дверей класса, — она здесь.
— Которая? — спросил Фальк, через маленькое окошко пытаясь высмотреть ребенка, которого видел на семейной фотографии в доме Уитлэмов.
— Вон, — указала она. — Девочка со светлыми волосами во втором ряду.
Фальк повернулся к Рако.
— Уедет он из города без своего ребенка?
— Трудно сказать. Но мне кажется, нет. Только если у него не будет выхода.
— Согласен. Думаю, он поблизости. — Фальк помолчал. — Позвони в Клайд. Они должны быть уже практически здесь. Надо заблокировать дороги и собрать всех, у кого есть хоть какой поисково-спасательный опыт.
Рако проследил за взглядом Фалька. За окном простирался буш, густой и непроходимый. Казалось, растительность дрожит, плавясь на солнце. Выдавать свои тайны буш не собирался.
— Та еще будет охота, — сказал Рако, поднимая телефон к уху. — Места для пряток, на хрен, лучше не найти.
Поисковые команды плечом к плечу выстроились вдоль опушки; жилеты повышенной видимости слились в одну ярко-оранжевую линию. Налетел ветер, и эвкалипты-призраки зашелестели, зашептались над их головами. Ветер швырнул в воздух пыль и мелкие камешки, вынуждая людей щуриться и прикрывать глаза. У них за спиной, мерцая и дрожа в жарком мареве, приникла к душной земле Кайверра.
Фальк занял свое место в цепи. Был полдень, и он чувствовал, как под оранжевой тканью жилета уже разливается пот. Рядом с ним с мрачным лицом шагал Рако.
— Дамы и господа, включаем рации, — проговорил в мегафон командир местной команды спасателей. — И смотрите под ноги: здесь водятся тигровые змеи[9].
Вертолет над их головами волнами гнал к земле раскаленный воздух. Командир дал сигнал, и оранжевая линия качнулась вперед. Буш проглотил их, сомкнувшись у них за спиной. Высокие стволы эвкалиптов и густой подрост сразу разделили их, скрыв друг от друга, и уже через несколько шагов Фальку был виден только Рако, слева от него, и всего один оранжевый жилет справа.
Поисковый метод щупа, нетерпеливо объяснил им командир спасателей. Хорош для густого леса. Участники поиска выстраиваются в цепочку и идут напрямую через лес, проверяя каждый свою линию, пока не упрется в непроходимое место.
— Смысл в том, что, если вы не смогли где-то пройти, то этот ваш учитель тоже не смог. Уперлись в тупик — повернулись, обошли препятствие, вышли обратно на линию, — сказал руководитель, вручая Фальку жилет. — Просто не теряйте бдительности. Смотрите по сторонам. Это не прогулка.
Фальк пробирался вперед. Стояла странная тишина, только сухие ветки потрескивали под ногами, да ветер свистел в кронах над головой. Солнце посылало вниз, сквозь случайные прогалы, отвесные белые лучи. Даже стрекот вертолета, рыщущего, как хищная птица, над их головами, звучал как-то приглушенно.
Фальк шел осторожно: игра света и тени под ногами обманывала глаз. Он был не слишком уверен, на что именно ему нужно обращать внимание, и от этого ощущения было крайне неуютно. В полномасштабных поисках по бушу ему не приходилось участвовать с тех пор, как он еще только учился на полицейского. Но в молодости он провел достаточно времени среди этих деревьев, чтобы понимать: буш впускал тебя гораздо охотнее, чем выпускал.
Тяжелая капля пота скатилась ему прямо в глаз, и он нетерпеливо ее смахнул. Минуты шли. Стволы вокруг него, казалось, смыкались все теснее с каждым его шагом, и Фальку приходилось высоко задирать ноги, чтобы не запутаться в густой траве. Прямо перед ним виднелись особенно густые заросли. Даже издалека они казались совершенно непроходимыми. Он был уже практически в конце своей линии. Ни следа Уитлэма.
Сняв шляпу, он провел рукой по волосам. Судя по отсутствию победных криков, дела обстояли не лучше по всему фронту. Рация у него на поясе тоже молчала. Может, они его пропустили? В голову прыгнула та фотография Люка, как он лежит навзничь в кузове своего пикапа. Нахлобучив шляпу, он вновь двинулся вперед, пробивая себе дорогу к увиденным зарослям. Это было нелегко, и он успел преодолеть всего несколько метров, когда вдруг почувствовал, как по жилету стукнула прилетевшая откуда-то палочка.
Фальк в удивлении поднял глаза. Слева и чуть впереди от него стоял Рако и прижимал к губам палец.
— Уитлэм? — одними губами произнес Фальк.
— Может быть, — так же ответил Рако, делая неопределенный знак рукой. Потом поднял к губам рацию и что-то прошептал.
Фальк осмотрелся вокруг в поисках оранжевых жилетов. Ближайший к ним человек казался далеким пятнышком, отделенным от них завесой деревьев. Фальк крадучись двинулся в сторону Рако, морщась от треска веток под ногами.
Он взглянул в ту сторону, куда показывал его друг. Поваленное дерево перед самыми зарослями образовало что-то вроде навеса, совсем низко над землей. И там — еле заметно, но так дико на фоне земли и коры — виднелось что-то розовое. Кончики пальцев. Рако достал свой тяжелый полицейский пистолет.
— Это ты зря, — донесся из-под бревна голос Уитлэма. Звучал он до странности спокойно.
— Скотт, приятель, это мы, — Фальк постарался, чтобы его голос звучал так же ровно. — Пора тебе сдаваться. Здесь тебя пятьдесят человек ищут. Выход только один.
Из-под бревна раздался смех.
— Выход никогда не бывает только один, — сказал он. — Господи, у вас, у копов, воображение отсутствует. Скажи своему приятелю убрать оружие. Потом он может включить опять эту свою рацию и сказать остальным, чтобы валили отсюда подальше.
— Этого не случится, — сказал Рако. Его пистолет все так же был направлен в сторону бревна.
— Случится, — ответил Уитлэм, внезапно появляясь во весь рост. Он весь был в поту и грязи; на бледной щеке ярко алели ссадины.
— Улыбнитесь, — сказал он. — Вас снимают.
Уитлэм указал пальцем вверх, где на фоне безоблачного неба маячил полицейский вертолет. Машина то исчезала, то появлялась в прогалах между кронами, закладывая широкую дугу. Фальк не был уверен, что их заметили. На это оставалось только надеяться.
Уитлэм вдруг выбросил вперед руку, будто в низком фашистском салюте, и сделал шаг вперед от бревна. В кулаке у него что-то было зажато.
— Не приближайтесь, — сказал он, вертя рукой. Фальк уловил блеск металла, и мозг немедленно завопил: «Оружие!», в то время как глубинные части сознания лихорадочно пытались понять, что именно они видят. Рядом подобрался Рако. Уитлэм по одному разогнул пальцы, и у Фалька перехватило дыхание. Он услышал, как Рако испустил длинный, низкий стон. Это было гораздо, гораздо хуже, чем любое оружие.
Это была зажигалка.
Глава сороковая
Уитлэм щелкнул крышкой, и над зажигалкой затанцевало пламя, ослепительно-белое в полумраке буша. Это была сцена из кошмара. Это был нераскрывшийся парашют, тормоза, не сработавшие на шоссе. Это была зловещая, страшная вещь, и Фальк почувствовал, как страх затапливает его изнутри, иголочками покалывая кожу.
— Скотт… — начал было Фальк, но Уитлэм предостерегающе поднял палец. Это была зажигалка не из дешевых, того типа, которые продолжают гореть, пока их не закроют вручную. Пламя подмигивало и плясало на ветру.
Одним движением Уитлэм потянулся вниз и выхватил из кармана фляжку. Отвернул колпачок и сделал глоток. Наклонил флягу и щедро полил янтарной жидкостью землю вокруг себя. Мгновение спустя в нос Фальку ударили пары виски.
— Можете называть это подстраховкой, — крикнул им Уитлэм. Пламя дрожало и колебалось вместе с его вытянутой рукой.
— Скотт, — проорал Рако, — глупый ты ублюдок. Да ты всех нас этим прикончишь. Включая себя.
— Так застрели меня, если хочешь. Но зажигалку я уроню.
Фальк перенес вес с ноги на ногу, и под ним опять сухо защелкали ветки. Два года без единого дождя, а теперь еще и спирт. Они стояли в коробке со спичками. Где-то у них за спиной лежали город и школа. За пределами видимости, но буш тянулся к ним непрерывной цепью кустарника и сухой травы. Он знал, что пламя понесется вдоль этой цепи со скоростью железнодорожного экспресса. Оно будет прыгать, будет бросаться и пожирать свои жертвы. Оно бросится вверх по склону, как зверь. Оно будет уничтожать живое с нечеловеческой эффективностью.
Рако по-прежнему сжимал направленный на Уитлэма пистолет. Руки у него тряслись. Повернув голову на какой-то миллиметр, он сказал Фальку:
— Рита где-то в городе, — говорил он тихо, сквозь стиснутые зубы. — Прежде чем он все тут спалит, я его застрелю.
Фальк подумал о жене Рако, такой полной жизни и слегка неуклюжей из-за своей беременности, и крикнул:
— Скотт. Нет никаких шансов, что ты выберешься отсюда, если огонь попадет на землю. Ты сгоришь заживо.
На это голова Уитлэма как-то странно дернулась, и он чуть не выронил зажигалку. Фальк резко втянул воздух, а Рако отступил на полшага назад и выругался.
— Господи, да держи уже эту гребаную зажигалку, а? — заорал Рако.
— Просто не подходите, — ответил Уитлэм, которому удалось взять себя в руки. — Пистолет положи на землю.
— Нет.
— У тебя нет выбора. Я брошу.
— Закрой зажигалку.
— Ты первый. Оружие на землю.
Рако замер; палец у него побелел на курке. Потом он неохотно положил пистолет на землю. Фальк его не винил. Он видел, на что способен лесной пожар. Один сосед потерял дом и сорок овец, когда целевой пал вышел из-под контроля. Фальк с отцом тогда обвязали тряпками лица и вооружились ведрами и шлангами, а небо стало черным и красным. Овцы кричали, пока не замолчали. Совсем. Огонь ревел и стонал, как баньши. Это было страшно. Будто им позволили взглянуть на кусочек ада. Сейчас земля была суше, чем тогда. Медленно гореть не будет.
Стоявший перед ними Уитлэм играл зажигалкой. Открыл-закрыл. Открыл-закрыл. Рако следил за его действиями с каким-то зачарованным ужасом, сжав кулаки. Вертолет повис у них над головами, и краем глаза Фальк заметил в отдалении россыпь оранжевых жилетов. Остальных наверняка предупредили, чтобы держали дистанцию.
— Так, значит, сообразили? — Голос у Уитлэма был скорее заинтересованный, чем злой. — Про деньги траста.
Он опять открыл зажигалку и на этот раз оставил гореть. Сердце у Фалька упало. Он старался не смотреть на пламя.
— Да, — сказал он. — Я должен был заметить раньше. Но ты хорошо заметал следы.
Уитлэм хихикнул — странный, сухой звук, немедленно унесенный ветром.
— У меня были возможности потренироваться. Сандра предупреждала меня. Говорила, однажды придется за это расплачиваться. Эй…
Уитлэм помахал в их сторону зажигалкой, и у Рако из горла вырвался какой-то первобытный звук.
— Слушайте. Сандра к этому всему вообще отношения не имеет, понимаете? Ей известно о кое-каких игорных делах, но она понятия не имеет, насколько все плохо. Вообще ни о чем не знает. Вы должны это понять. Она не знала. Ни о школьном гранте. Ни о Хэдлерах.
При упоминании Хэдлеров голос у него сорвался, и он резко втянул воздух сквозь зубы.
— И мне так жаль насчет того мальчика. Билли, — произнеся детское имя, Уитлэм поморщился. Опустил взгляд и защелкнул крышку. Фальк впервые позволил себе надеяться.
— Я никогда не думал, что Билли пострадает. Его вообще не должно было там быть. Вы должны мне поверить. Я пытался оградить его. Я хочу, чтобы Сандра это знала.
— Скотт, — сказал Фальк. — Почему бы тебе не пойти с нами и не сказать это Сандре лично.
— Будто она теперь захочет иметь со мной дело. После того, что я сделал. — Щеки у Уитлэма блестели от пота и слез. — Надо было дать ей уйти от меня еще много лет назад, когда она хотела сделать это в первый раз. Пусть бы забрала Даниэль подальше от меня, и жили бы в безопасности. Но я не сделал этого, а теперь слишком поздно.
Он утер лицо рукавом, и Рако воспользовался этой возможностью, чтобы наклониться за пистолетом.
— Но-но! — Не успел Рако коснуться оружия, как пламя опять заплясало у Уитлэма в руке. — У нас все было так хорошо.
— Ладно, — сказал Фальк. — Давайте просто все успокоимся, Скотт. Он за семью боится. Так же, как и ты.
Рако, который так и замер с протянутой за оружием рукой, на лице — маска злости и страха, медленно выпрямился.
— Скотт, она беременна, — сказал он, глядя Уитлэму прямо в глаза. Голос у него сорвался. — Моей жене рожать через четыре недели. Пожалуйста. Пожалуйста, просто закрой зажигалку.
Руки у Уитлэма тряслись.
— Заткнись.
— Все еще можно изменить, Скотт, — сказал Фальк.
— Нельзя. Все не так просто. Ты не понимаешь.
— Пожалуйста, — сказал Рако. — Подумай о Сандре, подумай о Даниэль. Закрой зажигалку и пойдем с нами. Если не ради себя, так хотя бы ради жены. Ради дочки.
Лицо у Уитлэма исказилось; он весь покраснел, и ссадины на щеке приобрели какой-то противный оттенок. Он попытался было глубоко вздохнуть, но грудь у него так и ходила ходуном.
— Это и было ради них! — заорал он. — Все это. Вся эта гребаная херня — ради них. Я хотел их защитить. Да что мне оставалось делать? Я видел этот пистолет для гвоздей. Они заставили меня взять его в руки. Какой у меня был выбор?
Фальк не был уверен, о чем говорит Уитлэм, но он догадывался. Под накатывающей волной паники он ощущал странную холодность. Может, перед самим собой Уитлэм и сумел оправдать свои действия, но его чудовищные поступки были исключительно его виной.
— Мы приглядим за ними, Скотт. Мы позаботимся о Сандре и Даниэль, — Фальк произнес имена ясно, отчетливо. — Пойдем с нами, расскажешь нам все, что тебе известно. Мы сможем сделать так, чтобы они были в безопасности.
— Вы не можете! Вы не сможете защищать их вечно. А я не смогу их защитить вообще. — Теперь он всхлипывал. Пламя вздрогнуло, когда он сильнее сжал кулак, и у Фалька перехватило дыхание.
Он постарался остановить роем кружащие в голове мысли и трезво оценить угрозу. Кайверра, лежащая за их спинами в долине, вместе со всеми своими темными секретами. Школа, скот, Барб и Джерри Хэдлеры, Гретчен, Рита, Шарлот, Макмердо. Он лихорадочно соображал. Расстояния, количество домов, дороги, ведущие в безопасность. Все было бесполезно. Огонь был способен обогнать автомобиль, не говоря уж о человеке.
— Скотт, — закричал он. — Пожалуйста, не делай этого. Дети до сих пор в школе. Твоя дочка тоже там. Мы сами ее видели. Весь этот город — одна пороховая бочка, и ты это знаешь.
Уитлэм глянул в направлении города, и Фальк с Рако быстро шагнул вперед.
— Эй! — рявкнул Уитлэм, размахивая зажигалкой. — Нет. Больше чтобы этого не было. Стойте, где стоите. А то брошу.
— Твоя дочь и все эти дети сгорят заживо, на бегу, — Фальк старался говорить ровным голосом. — Этот город — Скотт, послушай меня, — этот город и все, кто в нем живет, сгорят дотла.
— Да мне медаль гребаную надо дать за то, что я избавлю это несчастное место от страданий. Кайверра — это просто кучка дерьма.
— Может, и так, но дети-то в чем виноваты?
— Детишек они спасут, пожарники туда первым делом поедут.
— Да какие пожарники, ты, придурок? — заорал Рако, указывая на буш, усеянный оранжевыми пятнами. Все они здесь, в лесу, ищут тебя. Мы все погибнем вместе с тобой. Если ты бросишь эту зажигалку, мы умрем все, включая твою жену и ребенка. Это я тебе точно говорю.
— Да они и так все равно что мертвы! Я не могу их спасти. Никогда не мог. Лучше это, чем то, что нас ждет.
— Нет, Скотт, это не…
— И этот городишко! Пусть Кайверра горит огнем…
— Сейчас, — заорал Фальк, и они с Рако бросились вперед, растягивая полы своих жилетов, как покрывала, и врезались в Уитлэма, в то время, как он швырнул зажигалку на землю. Белая вспышка обожгла Фальку грудь, когда они падали на землю, и они покатились в хлопающих полами жилетах, скребя по земле сапогами, не обращая внимания на вспыхнувшую боль. Он вцепился Уитлэму в волосы и держал, невзирая на страшную боль, пока волосы не рассыпались в пыль, и в руке — красной, покрывшейся коркой, — не осталось ничего.
Они катались по земле и горели тысячи часов, пока пара рук в толстых перчатках не оттащила Фалька за плечи. У него вырвался звериный вопль, когда пошла трещинами и начала облезать кожа.
На него набросили тяжелое одеяло; на голову полилась вода и он глотал ее, давясь и захлебываясь. Вторая пара рук оттащила его прочь. К губам поднесли бутылку воды, но пить он уже не мог. Он вывернулся, пытаясь уйти от агонии, но кто-то осторожно придержал его, и он закричал, когда боль обожгла все его тело. В ноздрях стояла вонь обожженной плоти; глаза и нос щипало невыносимо, и он все старался сморгнуть едкие слезы и прочистить нос.
Он повернул голову, прижавшись влажной щекой к земле. Рако не было видно: его окружала стена из согнувшихся над ним жилетов. Фальк видел только его сапоги. Они были совершенно неподвижны. Третья группа жилетов окружала что-то бьющееся и орущее на земле.
— Рако, — попытался сказать Фальк, но кто-то опять прижал к его губам бутылку. У него все никак не получалось отвернуться. — Рако, приятель. Ты как?
Нет ответа.
— Помогите ему. — Почему они так медленно двигаются? — Господи, да помогите же ему.
— Шшш, — сказала ему женщина в оранжевом жилете, пока его пристегивали к носилкам. — Мы делаем все, что можем.
Читать бесплатно другие книги:
