Осенние визиты Лукьяненко Сергей
Что же ее разбудило?
Никакого предчувствия у нее не было. Не привыкла она им доверять.
Да и ее дневная тревога прошла бесследно. Наоборот, на душе было легко… так легко. Словно праздник какой-то.
Она спустила ноги на холодный линолеум, нашарила юбку. Свитерка она на ночь не снимала.
Спать не хотелось абсолютно. Казалось странным тратить такое настроение, как сейчас, на сон. Звенящая тишина. Слабый лунный свет в окне – тучи прошли, небо было ясным. Может быть, осень решила исправиться, стать мягкой, золотой, превратиться из умирающего лета в рождающуюся зиму?
Даже чахленький больничный сад обрел какую-то трогательную красоту в призрачном синеватом свете. Лента шоссе, за которым начинались заброшенные поля, казалась барьером между двумя совсем разными мирами.
В такие ночи люди не могут умирать…
Ей показалось, что она может просидеть так до утра, глядя в ночь, ни о чем не думая, просто дыша тишиной.
Но встать придется.
Анна всунула ноги в разношенные старые туфли, давно перекочевавшие жить в больницу. Покосилась на белеющий в углу умывальник. Мужчинам на дежурстве проще. Она была уверена, что все, от солидного, плотного Константина Павловича до застенчивого очкарика Саши, пользуются им не только по прямому назначению.
Картинка представилась такая, что она еле сдержала смех. Однажды рано утром она застала Сашу, старательно драящего раковину стиральным порошком. Невинность занятия не помешала ему покраснеть как рак. Константин Павлович вряд ли столь щепетилен…
Не надевая халата, Анна вышла в коридор. Альфия, конечно, спала сейчас в процедурной, укрывшись стянутым с какой-нибудь пустой койки одеялом.
Иногда человек не должен спать ночами. Чтобы увидеть такой вот лунный свет в окне и услышать тишину…
Анна вдруг рассмеялась. Господи, ну что за странная штука – человек! Думать о красоте ночи, проснувшись, чтобы помочиться.
Подходя к двери служебного туалета, она вдруг почувствовала смущение. Легкое и очень знакомое. Обычное, когда она вот так вставала ночью. Привет из детства…
Анна юркнула в дверь. Мимоходом взглянула в маленькое облупившееся зеркало, словно убеждаясь, что одета. Дурацкая вещь – память. Очарование ночи куда-то исчезло.
Но спать все равно уже не хотелось.
Она вымыла руки (уж эту раковину вряд ли кто-то использует для иных целей), сдернула крючок с двери. Прислушалась – кажется, какой-то шум?
Аля проснулась?
Анна вышла в коридор. Никого.
Ладно, надо глянуть по палатам.
Она быстро прошла по коридору, приоткрывая на мгновение двери. Тихо, все спят. Теперь еще в седьмую, где Шедченко. Тяжелых всегда помещали в эту палату, словно счастливый номер чем-то помогал врачам.
Тут свет тоже не горел. Но у постели белела фигура в халате.
– Аля, ему плохо? – тихо спросила Анна, подходя.
Девушка обернулась.
Это была не Альфия.
Анна вздрогнула, останавливаясь. Ей приходилось заставать в отделении среди ночи незнакомых людей. Обычное в общем-то дело – такой незапланированный визит перепуганных родственников.
Ее испугало лицо девушки. Глаза. Таких глаз не бывает.
Все равно что смотреть в пламя лампады. В зеркало. В лунный блик на воде. В лицо мамы.
– Садись, – тихо сказала девушка.
Анна присела у постели. Ноги словно подкосились.
– Кто ты? – прошептала она.
– Не сейчас. Помоги.
Девушка протянула руку. Анна помедлила, прежде чем коснуться ее.
как будто падаешь в бездну…
– Что я могу? – Губы шевельнулись сами. – Чем помочь…
– Ты можешь все. Поддержи меня. – Девушка перевела взгляд на Шедченко. Парень спал… или был без сознания. – Он может уйти, Аня. Надо помочь ему… немного…
холодно… почему холодно, когда ее глаза – свет? пусть, она отдаст все тепло, если так надо…
Наверное, это был лишь короткий миг. Или короткий час. Анна подняла глаза, когда их руки разжались. В пальцах были боль и холод, но в глазах девушки по-прежнему теплел огонь. Возвращал силы.
Интересно, огню холодно – когда он горит?
– Саша поправится, – сказала девушка.
На кармашке ее халата были вышиты буквы – «А.К.». Это был ее халат, Анны Корниловой.
И лицо девушки было ее лицом.
– Почему я? – прошептала Анна. – Я… недостойна…
Девушка покачала головой. Коснулась ладонью ее щеки – и Анна дернулась вслед быстро ускользающим пальцам, так тянется за человеческой рукой бездомный котенок.
– Ты чиста.
– Нет…
– Отныне и навсегда – ты чиста, Анна.
– Я думала, ты вновь придешь мужчиной. – Ее голос сорвался, когда она поняла, что говорит и о чем думает.
– Нет в этом разницы, Анна. – Она… он провел ладонью над ее лицом, снимая страх. – Теперь все будет хорошо.
– Все будет хорошо, – прошептала Анна.
14
Поезд шел на удивление быстро. То ли порядка на железной дороге стало больше (хотя с чего бы?), то ли просто везло.
Шедченко курил в темном холодном тамбуре. Лязгала вагонная сцепка, за запотевшим стеклом уплывали вдаль огоньки Коломны. Через три часа Рязань, еще через три – Сасово. К утру он доедет.
Смяв в пальцах окурок, Николай щелчком отправил его в заплеванное мятое ведро. Поколебавшись, потянул из пачки еще одну сигарету. И что с ним сегодня творится… весь на нервах. С вечера начала побаливать голова – напоминанием о тех мучительных приступах, что порой едва не валили его, здорового мужика, с ног. Потом вроде отпустило, но надолго ли…
Шедченко чиркнул зажигалкой. Так и всю ночь простоять недолго. Забывая потихоньку про начинающиеся через сутки учения, просчитывая, что ждет его в Сасове. А что… выйдет из поезда с красными глазами и помятым лицом не спавшего человека. Сразу видно – переживал всей душой.
Мысль была противной и циничной, он поморщился, отгоняя ее. Нечего загадывать худшее. Человек куда прочнее, чем можно представить. Сашка поправится и еще потреплет нервы и сестре, и ему – далекому украинскому дядюшке. Забрать бы их из этой глухомани, пристроить в Киеве, поближе к себе, парня определить в училище – быстро бы дурь вышла. Только поздно уже, раскололась страна, и все, кому не лень, находят отраду в патриотизме. Вот и сестра: «Я – россиянка…» Россиянка, в хвост и гриву, мать украинкой была, папаша – вообще невесть кто. А все одно, поделили их, и немного же труда для этого потребовалось.
Шедченко прислонился лбом к холодному стеклу. Опять начинала болеть голова. Он стоял несколько минут, с ужасом чувствуя, как нарастает боль. Не хватало ему этой мигрени, дамской болезни, от которой ни один врач никогда не вылечит…
– Терпеть, – приказал он себе. – Тер-петь!
И боль словно послушалась, исчезла, всосалась куда-то в свое тайное логово. Только в висках слегка ломило, но это ерунда. Шедченко даже вздохнул облегченно и растерянно. Все-таки надо поспать. Ничего он тут не выстоит, в этом грязном, пропитанном туалетными ароматами тамбуре…
– Полковник…
Шедченко обернулся. Надо же, как прихватило минуту назад – даже не услышал, как кто-то вошел.
В двух шагах от него стоял рослый голый мужик.
Шедченко с трудом подавил гримасу. Ох как не любил он таких вот юродивых, с мычанием слоняющихся по вагонам, ноющих о своих невообразимых бедах и болезнях, сшибающих штуки с сердобольных пассажиров…
Но этот на попрошайку не походил. Слишком уж крепок, никто такому не подаст. Да и шататься голым по вагонам чревато неприятностями. Псих?
А хорошее, кстати, зрение у психа. Разобрать в темноте полковничьи погоны…
– Зажги огонек, – сказал мужчина. Не слишком напористо сказал, но Шедченко почему-то повиновался.
Язычок пламени затрепетал между ними.
– Б-блядь… – прошептал Николай.
Человек с его лицом ухмыльнулся.
– Полковник, дай шинель набросить. Простывать нам не след, верно?
– Ты кто такой? – Шедченко стал стягивать незастегнутую шинель, не понимая, почему повинуется этому… этому…
– Подожди… – Мужчина торопливо надел шинель, аккуратно застегнулся. – Нам сейчас только паники не хватало.
– Кто ты? – с нажимом повторил Шедченко. Первая оторопь уже проходила.
– Я – это ты.
Часть вторая
Версии
0
Карамазов проснулся разбитым и несчастным. Вчерашний бред лишил его сил… Бред? Если бы. Он получил заказ от Тьмы. Слуга превратился в хозяина, хозяин – в слугу.
Как все было просто раньше. Странные сны приходили, когда ему требовалось кого-то найти, превращались в легкое, спокойное знание. Он выполнял работу, не особо задумываясь, что помогает ему – интуиция, подсознание или какая-то сила. Мало ли тайн в мире – одни видят чужие болезни, другие предсказывают землетрясения… Он находит клиентов.
Расплата?
Илья впервые осознал, что там, за гранью яви, в пророческих снах, выводящих его на жертву, было не только знание. Еще и воля… сломавшая его в доли секунды. Потребовавшая служения. Шесть клиентов…
Он видел их всех. Как на ладони – шесть фишек, которые надо убрать с игрового поля. Старый еврей… Не им ли заняться первым? Москвич, и сопротивление минимально. Впрочем, и мальчик абсолютно беззащитен…
Карамазов скривился. Убивать детей – ну и работка. Ему пришлось однажды убрать паренька, сына клиента, уж слишком цепко тот глянул в его лицо. Но тот паренек был постарше, и он напросился сам. Нельзя смотреть в лицо смерти. Запоминать широкие скулы и голубые глаза, поблескивающие от контактных линз.
А этого мальчика жалко. Хорошо – не девочка, а то ведь, увидев лицо, слишком нежное для пацана, он на мгновение испугался. Хоть этого Тьма не потребовала… спасибо ей.
Карамазов неохотно заправил кровать. Прошел на кухню, включил газ под чайником, глянул в окно, где под холодной моросью спешили к электричке прохожие.
Старик и мальчик. Легкая работа. Дальше?
Он вполголоса выругался.
Депутат. Да еще не из рядовых… один из самых активных и известных. Такого охраняют не лохи… И вся милиция встанет на дыбы, когда он получит пулю в затылок. Политика, Бог ты мой, зарекался с этим связываться…
Украинский вояка… неприятно, но по сравнению с депутатом – мелочь. Тем более он в России. В отпуске.
Писатель. Вообще странное дело. На таких заказов не бывает. Сказочник какой-то или фантаст… Жюль Верн доморощенный. Сколько таких он повидал в коридорах редакции – самодовольных и неуверенных одновременно. Кому он мог помешать? То есть кому – понятно, а вот чем…
И эта девушка, провинциальный врач. К ней, что ли, едет хохол? Чем-то они связаны, все шестеро, незнакомые друг с другом, но попавшие в один заказ.
И почему-то все шестеро – двоятся!
Карамазов вскочил, заметался по кухне, чувствуя, что сходит с ума. Заказ, заказ, заказ! Выполнить – и лечь на дно. Прожить спокойно год-другой где-нибудь в глуши. Забыть про тот миг, когда Тьма поменяла их роли.
– Почему они двоятся? – закричал он.
Тихо запел чайник. Илья сдернул его с огня, словно забыв, что можно просто потушить газ. Постоял, озираясь, бухнул чайник в раковину.
Не хотелось ни чая, ни кофе. Он не чувствовал себя сонным.
Достав из холодильника пакет с апельсиновым соком, Илья жадно выпил стакан. Соки полезны, в них витамины. Умные люди пьют сок, не курят и не употребляют алкоголь. Это залог долгой и счастливой жизни.
– Я вас сделаю, – прошептал Илья.
И медлить не стоит. Если работать быстро, на пределе, то он уложится в два-три дня. Обидно лишь, что писатель далеко… где-то в Азии.
Впрочем, останется ли он там?
Илья кивнул своим мыслям.
Начать стоит со старика. Никаких угрызений совести – он свое отжил. Никакого риска. Четкая и непонятная для следствия работа.
Решено – сегодня он и начнет.
Надо лишь выбрать инструмент. Что лучше – проверенная дешевка или приобретенная специально для акции экзотика?
Многие считают «ПМ» неудачной моделью пистолета. Одно из самых распространенных мнений: оружие, из которого, если повезет, можно застрелиться.
Илья пользовался «ПМ» из чисто экономических соображений. Более дешевого и распространенного пистолета не существовало, а пристрелять оружие много труда не составляет. Когда каждая акция заканчивается уничтожением инструмента – это немаловажно. Сейчас он предпочел бы что-либо более точное. Хороший револьвер, например. Или «стечкин»…
Но нестандартное оружие свяжет все шесть акций между собой.
Карамазов хмуро повертел «ПМ» в руках. Ладно, еще послужит. Хотя бы на две первые акции, где сопротивления не будет. Он вставил запасную обойму, старую опустил в карман. Закрыл глаза – и представил четко и ясно, словно видел тысячу раз, старую «хрущебу». Хиленько живет профессор… он ведь профессор, верно? Деревянная дверь со слабыми замками, осторожные соседи. Даже домофона на подъезде нет.
Он глянул на часы – до электрички еще двенадцать минут. Умные люди не спешат, они просто выходят вовремя. Илья побрился, зажмурившись, окатил себя «Плейбоем».
Теперь пора.
…Билет на электричку он, выходя на Ярославском, аккуратно отправил в карман. Транспортные расходы ему оплачивала редакция, где Карамазов числился редактором. Деньги для него смешные… однако надо поддерживать образ прижимистого, но любящего пофорсить человека.
1
Это не могло быть правдой. Только сном – непонятно лишь еще, страшным или нет. Кирилл молча смотрел на своего двойника, не делая даже попытки подняться с кровати. Визитер…
– Я оденусь, – сказал тот, открывая шкаф. Кирилл отвел глаза. – Мать когда придет?
Кирилла обдало холодом.
Так оно и происходит? Ты сидишь дома, и появляется кто-то, не отличимый от тебя как две капли воды. Появляется, чтобы занять твое место.
Не умненький робот-двойник из детской книжки. Не монстр-оборотень из американского ужастика. Просто двойник – такой же мальчишка, ежащийся от холода и торопливо натягивающий твой старый свитер. Визитер…
Мальчишка шагнул к нему, присел на корточки возле кровати. Заглянул в глаза.
– Кирилл, мне не нужна твоя жизнь… и твоя мама.
– Кто ты? – прошептал Кирилл.
– Больше, чем ты. Я – Визитер.
Он не улыбался. Не пытался говорить понятнее. Кирилл вдруг понял, что Визитер добивается лишь одного – чтобы ему поверили. Перестали путать со сном.
И он уже добился своего.
– Что тебе надо?
Мальчишка поднялся. Посмотрел в окно – в дождливую ночь. Сквозь нее… выше ночи…
– Мне нужна Земля, – сказал Визитер.
Они вновь смотрели друг на друга. Кирилл понял.
– Ты… оттуда?
Визитер кивнул. Протянул руку, касаясь плеча Кирилла, легонько притягивая к себе.
– Миллионы миров. Мы ищем их. Мы выбираем Путь.
– Кто – «мы»?
– Визитеры.
– Ты не один?
Визитер словно вслушался во что-то, безмерно далекое.
– Не один. Нас… – Он замолчал, мучительно морщась, словно пытаясь найти слова, которых не было. – Нет, не так… Я объясню по-другому. Ты умеешь уводить словами?
Кирилл не ответил, но этого и не требовалось.
– Сквозь темноту небытия, – сказал Визитер. – Сквозь столетия. Мы осознали свою цель, и мы ищем других – чтобы помочь.
…Огонек звезды. Ослепительный шарик, окруженный черной роящейся мошкарой. Космические корабли? Или… живые?
Иглы-кристаллы, скользящие во тьму, прочь от тепла. Неторопливые и неудержимые. Ни размеров, ни скорости, они могли быть больше планеты или меньше песчинки, мчаться или ползти, этого не понять. Нет ориентиров.
Жизнь осознает себя и ищет цель. Тысячелетия ложных идеалов, напрасных усилий. Миры, рожденные, чтобы умереть, живут. Миры, рожденные, чтобы жить, погибают.
Так просто помочь им – для тех, кто осознал свою цель.
…Над планетой, раскрашенной белым и голубым, летела черная игла.
Не так уж и много целей было у этого мира. Простейшие варианты. Ему легко помочь.
Он сам выберет свое будущее.
Осознавшие Цель ничего не навязывали силой.
Взгляд или что-то большее, чем взгляд, скользнул по планете, отыскивая тех, кто сделает выбор. Вобрал их в себя – на короткий миг, показавшийся людям бесконечным днем. Преломил в черных плоскостях кристалла.
И отбросил отражения обратно.
Выбор Пути начался…
…Кирилл выдохнул, оседая на кровать. Визитер стоял рядом, все еще держа его за плечо.
– Я пришел помочь вам, – сказал он. – Дать цель существования. Твой смысл жизни – для всех людей. Ты ведь рад?
Смысл? Кирилл вздрогнул.
А какой смысл в его жизни, в тринадцати прожитых годах? Каждый ведь считает себя центром мира. Каждый верит в свою исключительность. Его приятель Максим, учительница литературы, прочитавшая меньше книжек, чем Кирилл, вечно пьяный сосед с седьмого этажа, режиссер с телевидения, решивший заткнуть пустую графу «детские программы» юным поэтом… Они задумываются над тем, для чего живут?
Может быть, и к ним пришли Визитеры?
– Остальные? – спросил он.
– Они тоже хотят дать смысл, – терпеливо объяснил тот. – Но они ошибаются. Я знаю, ведь я – это ты, и даже больше.
– И чего я хочу?
Визитер молчал. Когда Кирилл поднял взгляд, он отвел глаза.
– Многого. Ты можешь стать кем угодно, ты еще не решил. Поэтому победим мы.
Кирилл осторожно снял его руку со своего плеча. Инопланетянин… Тощий пацан, его собственное отражение.
– Я человек, – сказал Визитер. – У меня зуб болит, потому что ты боялся идти к врачу.
– Я не боялся!
Виз только улыбнулся.
– Еще я хочу есть. Как и ты.
Кирилл быстро взглянул на часы. Надо поесть, прежде чем придут с работы родители. Не показывать же им Кирилла-два…
– Ты сумеешь спрятаться? – на всякий случай спросил он. – Чтобы тебя никто не увидел.
– Я могу только то, что можешь ты.
Ужас. Пришелец со звезд, у которого даже штанов собственных не было. Которого придется прятать (где? под кроватью?), украдкой кормить, поражая маму удвоившимся аппетитом… И как долго все это?
– Как ты… мы… должны победить?
– Последний оставшийся из Визитеров является наиболее соответствующим данному миру, – скучным голосом сказал Виз. – Соответственно, его жизненные цели должны доминировать. Просто, правда?
Соответствующий миру? Чем соответствует он, мальчик, когда-то умевший писать стихи? Не умеющий драться, не имеющий родителей-миллионеров?
– Они не смогут меня уничтожить, – продолжил Виз. – Человеческая мораль осуждает убийство ребенка, значит…
Кирилл засмеялся, глядя в собственное отражение. Виз не только не умел ничего, что должен уметь любой пришелец со звезд.
Он еще и ничего не понимал.
2
Ирония судьбы – чудо случилось с человеком, не верящим в чудеса. Ярослав смотрел, как его двойник разливает кофе, безошибочно выбрав из четырех пачек самое лучшее – «Маэстро Лоренце». Да, наверное, и он так же морщится, подхватывая джезву с огня…
– Приходите вы на пляж, а там станки, станки… – задумчиво сказал Слава. – Человеку, который всю жизнь придумывает невозможное, трудно в него поверить.
– Допустим, я верю. Кто ты?
Его двойник вздохнул.
– Ты хочешь правды? Или этикетки?
– Правды. А этикетку прилепи себе на задницу. – Ярослав посмотрел на оттянутый карман халата. – Пистолет ты у меня забрал, теперь можешь спокойно говорить.
– Я вот и думаю… – Двойник сел напротив. – Ты же ни во что не веришь, Ярик. Что я могу сказать?
– Правду.
– Ладно. Начнем. – Он сделал маленький глоточек. – Во-первых – не ты один сейчас сидишь перед двойником. Пришли несколько человек. Старичок-ученый, депутат, мальчик, врач… Тенденцию замечаешь?
Ярослав кивнул.
– Разные социальные группы.
– Молодец. Не совсем социальные, но, в общем, ты прав. Были отобраны самые разные люди.
– Кем отобраны? – с нажимом спросил Ярослав.
– А вот здесь правда кончится. Ты веришь в инопланетный разум? Или в потусторонний мир?
Ярослав улыбнулся.
– Во-во. – Слава развел руками. – И я о том же. Каждый из твоих «коллег» получил свое объяснение. Мальчик…
– Про инопланетян.
– Конечно. Дедок-профессор – о новом законе природы. Девочка…
– Какая девочка?
– Врач… она считает, что начинается апокалипсис. – Слава засмеялся, сморщив лицо. – Поверхностная религиозность, знаешь ли, до добра не доводит.
– Интересно, что сказали депутату…
– Ничего. Его уже нет, Ярик.
Они переглянулись через стол: двое мужчин, один из которых был не совсем человеком.
– Визитеру не обязательно сохранять жизнь оригиналу, – мягко сказал Слава.
– Выходит, мне повезло? – Ярослав надеялся, что слова прозвучат убедительнее, чем он сумел их сказать.