Осенние визиты Лукьяненко Сергей
И по-прежнему непонятно, почему его надо убить.
– Он почти не общается со сверстниками, мне даже его немного жалко… Откуда у него может найтись время на дурную компанию – не представляю!
Карамазов промолчал. Но женщина ждала. Все они так любят принуждать к беседе. Им не собеседник нужен – автоответчик.
– Понимаете, Людмила Борисовна, ваш сын просто узнал некоторые вещи, достаточно опасные. И кое-кто может решить припугнуть его… избить.
Женщина слегка побледнела. Вот так-то.
– Не понимаю, что он мог узнать?
Илья молча пил чай.
– Это не связано с детским клубом, куда он ходит?
– Каким клубом?
– «Штурман». Там и впрямь очень симпатичные ребята… но… такие, не от мира сего. У них руководитель Юрий Тикунов, представляете, работает сейчас за границей, но иногда звонит Кириллке, общается, как со взрослым.
– Нет, – успокоил ее Илья. – Просто случай. Полагаю, будет лучше, если это расскажет сам мальчик.
Женщина кивнула. Вся ее уверенность куда-то исчезла.
– Жизнь сейчас такая… тяжелая, – словно и не к нему обращаясь, сказала она. – Во всех смыслах. Я очень много времени провожу на работе. Кириллка очень самостоятельный, он сам многое планирует. Но все это вокруг, вся эта грязь, кровь…
– Жестокое время, – согласился Илья. – Поверьте, я это знаю лучше многих.
– Вас профессия обязывает.
– Да, конечно.
– Знаете, вот на днях Кирилл меня так поразил… – Людмила Борисовна грустно улыбнулась. – Валяется на кровати, читает Данте…
– «Декамерон»? Не рано ли? – поинтересовался Илья.
– Нет, – после паузы ответила женщина. – «Декамерон» – это Боккаччо. А Данте написал «Божественную комедию».
В ее взгляде было полностью сформировавшееся мнение о милицейских работниках.
Илья виновато развел руками.
– Но в общем-то вы правы. Конечно, для ребенка это преждевременная книга, но Кирилл – он очень развитый мальчик. Так вот…
Карамазов почувствовал, что его терпение достигло предельной грани. Похоже, убить такого талантливого ребенка будет даже приятно.
– Так вот. Читает Данте. Потом говорит: «Мама, знаешь, почему-то люди так прекрасно представляют ад. Можно карту начертить. А вот рай абсолютно не прописан». Это в тринадцать лет, представляете?
Илья внезапно ощутил легкий интерес.
– А чему тут удивляться? Просто рая не существует.
– То есть? Нет, я тоже неверующая, но…
– Да при чем тут это? – Илья поморщился. – Нет рая. Ад есть, а рая нет. Правильно все.
– Вам еще чаю, Геннадий Олегович? – помолчав, спросила женщина.
– Нет, спасибо.
Она смотрела на него как-то странно. Очень странно. И что он такое ляпнул… идиот!
– Знаете, мне надо сейчас уйти, – сказала Людмила Борисовна. – Вы извините, может быть, вечером…
Илья достал пистолет.
– Я не могу вам это разрешить.
Женщина перевела взгляд с оружия на его лицо.
– Что вам надо? Кто вы?
Никакой истерики. Только собралась еще больше.
– Мне надо поговорить с вашим сыном. Убедить его не разглашать некоторую информацию.
Это была очень удобная версия. Она давала женщине надежду, удерживала от безрассудства.
– Вы лжете, – сказала Людмила Борисовна. – Вы убьете и его, и меня.
– Я надеюсь обойтись без подобной меры. – Илья чувствовал себя все более неуютно. От напора этой женщины, ее уверенности, наглости. Сука. Все они суками становятся, когда вырастают.
– Тогда вы можете уйти. Я поговорю с Кириллом. Можете поверить… – Ее голос впервые дрогнул. – Он будет молчать. Я заставлю его. Я мать.
Илья покачал головой.
Они просидели так с минуту, разделенные столом с пустыми чашками. Илье все больше и больше хотелось опорожнить мочевой пузырь. Все этот сволочной чай, кофеины, отрава жидкая. Будь под прицелом мужчина, он бы просто помочился на пол. Но при этой…
Ему захотелось спустить курок немедленно.
– Я вас прошу, не трогайте сына, – сказала женщина. – Господи, да он ничего и никому не скажет! Я вам гарантирую! Я мать!
Она что, считает свою биологическую функцию талисманом?
– Отойдите к стене и повернитесь спиной, – сказал Илья. Помочиться хотелось так сильно, что мошонка поджималась к животу.
– Нет!
– Я не собираюсь… – начал Илья. И замолчал – из подъезда донесся гул останавливающегося лифта. Потом в замке провернулся ключ.
Карамазов приложил палец к губам. Осторожно поднялся, сразу стало полегче. Конечно, женщина понимает, что умрет. Но она будет послушной, ей хочется верить…
– Мам, ты дома?
Илья вздохнул. Он услышал голос клиента. Звонкий мальчишеский голос. Прекрасно, работа началась…
– Беги, Кирилл! – Людмила Борисовна вскочила, бросаясь на Карамазова. Каким-то дурацким рывком протянула руки к пистолету. Илья еще успел удивиться человеческому безумию. Ведь мог же у нее быть шанс, если бы он не врал! Действительно, мать…
Он выстрелил дважды, почти в упор, и женщину отшвырнуло к плите. Она всхлипнула, попыталась встать, все еще не отрывая взгляда от Ильи.
Карамазов выстрелил третий раз. Повернулся к двери в коридор. Ни один хороший мальчик не послушается матери, когда ей грозит опасность…
Никого. И топот ног на лестнице.
Сгибаясь от рези в животе, Илья вывалился в подъезд. Побежал вниз, прыгая через ступеньки.
Ребенок не может убежать от взрослого.
На мгновение он увидел краешек голубой нейлоновой куртки, мелькнувший на площадке ниже. Выстрелил, почти не целясь. Глушитель уже сдыхал, выстрел гулко отозвался на лестничных клетках. Взвизгнула пуля, рикошетируя от стены.
Мальчишка не упал.
Илья обогнул лифтовую шахту в тот миг, когда дверь подъезда захлопнулась. Он бросился к ней, мимолетно восстанавливая в памяти пространство перед домом.
Успеет… Он успеет, а не мальчишка.
Пинком распахнув дверь, он слегка согнулся, сжимая пистолет в вытянутых руках. И увидел клиента.
Клиентов – мальчишек – было двое. Они разбегались в разные стороны.
– Бля… – выдохнул Илья, пока ствол пистолета дергался слева направо. Кто же из них? Заказ был на одного, он это чувствовал явно… Так вот почему лица двоились…
Один из мальчишек свернул за угол. Илья едва не выстрелил вслед второму… Бесполезно на таком расстоянии и из такого оружия.
Мишени исчезли.
Карамазов быстро обернулся, проверяя, нет ли кого-то в подъезде. Но идиотов не нашлось.
Бежать, бежать… И ждать ночи, ждать сна, когда тьма выскажет все о сегодняшней работе.
Низко наклоняя голову, Илья выбежал из подъезда. Двадцатью метрами выше, скользя на залитом кровью полу, женщина пыталась подползти к окну – и успеть увидеть, чем кончилась погоня. Она старалась почти минуту, потому что была матерью.
Но так и не успела – потому что была всего лишь человеком.
12
Ярослав открыл дверь. Бормотание телевизора он услышал еще на площадке второго этажа.
– Тише сделай! – крикнул он в комнату.
– Иди сюда! – так же громко ответил Слава.
Не разуваясь, Ярослав прошел на голос.
Шли новости. Показывали какой-то дом с полуобвалившимся, словно снесенным чудовищным ударом углом. Его окружали милицейский кордон, пожарные машины, спасатели в белых комбинезонах.
Потом мелькнуло профессионально соболезнующее лицо, едва не вгрызающееся в микрофон.
– Говорить о террористическом акте пока преждевременно. Скорее всего причиной взрыва стала неисправность газового оборудования. Семеро погибших, включая одного ребенка, трое пострадавших, доставленных в больницу, – вот неполный итог этого трагического…
– Шакал, – с ненавистью сказал Ярослав. – Трупоед.
– Любишь журналюг, – ухмыльнулся Слава.
– Обожаю.
– Миллионы газовых плит, которые советская власть считала едва ли не главным своим достижением, – скороговоркой продолжал репортер, – стали бомбами замедленного действия в домах москвичей…
– А иных городов, кроме Москвы, в природе не существует. – Слава тихо, зло засмеялся. – Стоило бы еще упрекнуть лампочки Ильича, которые иногда лопаются.
– Зачем ты смотришь это дерьмо? – Ярослав прошел к телевизору, щелкнул выключателем. Возбужденное лицо репортера сжалось в точку, исчезая.
– В этом доме жил один из Визитеров. Старичок профессор. – Слава не сделал попытки подняться из кресла.
Ярослав помедлил, прежде чем спросить:
– Минус один?
– Нет. Я не чувствую, что он ушел. Видимо, старику повезло.
– А кто… и как?
– Как это сделано? Очень просто. Открытые газовые краны и костерок в углу. Объемный взрыв, малоприятная штука. А вот кто…
Слава развел руками.
– Не знаю, Ярик. Я не ожидал таких быстрых действий. Знаешь, включил бы ты телевизор…
Все же он сказал это слишком поздно, чтобы они успели увидеть женщину на окровавленной кухне. Зато они узнали прогноз по различным районам Москвы, кое-что о погоде в Санкт-Петербурге и совсем чуть-чуть о температурах в провинции.
– Вот билеты. – Ярослав кинул розовые бумажки на стол. – Поезд через три часа. Давай поедим.
Слава кивнул.
– Что с тобой?
– Семеро.
Ярослав не сразу понял:
– Ты о погибших?
– Да. Обычно Визитеры не действуют так грязно.
– Обычно? – Ярослав шагнул к нему. – Что ты об этом знаешь? Где и когда они действовали?
Слава покачал головой.
– Это просто фраза. Успокойся. Я не знаю истины, ведь и ты никогда не стремился ее узнать.
…За три тысячи километров от них Аркадий Львович молча смотрел в экран старого черно-белого телевизора. Новости уже кончились, шел рекламный блок.
Его двойник разжигал печку. Маленький дачный домик был выстужен насквозь, и вряд ли эта жалкая пародия на буржуйку могла его согреть.
– Ребенок – это, наверное, Леночка, – сказал Аркадий Львович. – Дочка Зинаиды Романовны.
– Да, наверное. – Двойник с кряхтеньем сел на корточки. Попытался переломить трухлявую доску, не смог, покачал головой и принялся всовывать ее в печку.
– Кто это сделал? – прошептал Аркадий Львович. – А?
– Тот, с кем я пытался разговаривать по телефону. – Старик прижал к лицу грязные ладони. – Но кто он…
– Может быть, наемник?
Худые плечи дрогнули.
– Не знаю. Понимаешь, он словно был одним из нас. Но я не знаю о нем.
– Такое бывало прежде? – В Аркадии Львовиче проснулся какой-то сухой, академический интерес. Это позволяло забыть о доме, превратившемся в бетонное крошево, о тех, с кем он привык здороваться на лестнице.
– Н-не совсем. Был случай, когда одного Посланника долго не могли вычислить. Он как бы… самоорганизовался. Появился без должных оснований. Но он никогда не действовал такими методами.
– Ты что-то темнишь.
– Почему же? Просто ты не должен в него верить – ни как атеист, ни как еврей.
– О Господи…
– Поздновато вспомнил.
– И кто же победил… тогда?
– Неужели не понятно? Христианство возникло вопреки всем законам общества, бывшего две тысячи лет назад.
Аркадий Львович молча отошел в угол, лег на железную койку, застеленную старыми одеялами. Он не снимал пальто – здесь было очень сыро. По запотевшему стеклу чертили дорожки редкие капли, сбиваясь на подоконнике в прозрачную кляксу.
– Слушай, мне надо как-то тебя называть, – сказал он.
– Визард.
– Что?
– Визард. Колдун. Это созвучно именам двух других Посланников.
– Ты и вправду умеешь колдовать, Визард?
– Немного.
– Скажи, они найдут нас здесь?
– Не раньше следующего утра. Знание приходит ночью, так уж повелось.
13
В тот миг, когда Илья Карамазов убил его мать, Кирилл ничего не почувствовал. Он все же рванулся на ее крик, рванулся внутрь, в квартиру, но Визитер схватил его за плечо, оттаскивая в подъезд.
Это был лишь миг – тот ожидаемый Ильей поступок, который мальчик должен был совершить, который стал бы его последней ошибкой. Дальше был лишь страх.
Они бежали вниз, отталкивая друг друга на поворотах, а сверху доносился чей-то топот. Кирилл чуть отстал и краем глаза успел заметить серый силуэт на два пролета выше. Потом что-то взвизгнуло над плечом, и время словно замедлилось – он увидел неглубокую борозду в стене, оставленную пулей.
Его хотели убить. Даже не Визитера – его…
Кирилл вылетел из подъезда, спотыкаясь, едва не падая. Страх придал ему силы – он догнал Визитера, который остановился, приплясывая за дверью.
– Направо! – крикнул Визитер, вновь срываясь с места.
Кирилл побежал, слишком поздно сообразив, что его двойник свернул влево. Они разделились мгновенно и с каждым мгновением удалялись все дальше друг от друга. На бегу Кирилл попытался представить, куда бежит Визитер, но почти сразу отказался от этой попытки. Слишком много было вариантов. Сейчас тот уже мог добежать до площади Борьбы, сесть в трамвай или рвануть к метро… Кирилл не представлял, как бы он поступил сам, значит, и Визитер поступит совершенно случайно.
Мальчишка свернул у транспортного института, побежал, лавируя между прохожими, постепенно замедляя бег, понимая – убийца не станет преследовать его на улице. Не идиот же, его заметят, кто-нибудь вызовет милицию…
Он все же обернулся, пытаясь узнать в идущих следом ту серую тень, что протягивала к нему руку с пистолетом. Никого похожего. Он убежал.
беги, Кирилл!
Его обдало холодом, когда он вспомнил крик мамы. Кирилл стиснул кулаки, остановился, борясь с желанием вернуться. Да нет, убийце был нужен Визитер – ну и он, может быть.
Но когда он вернется домой…
Кирилл замотал головой. Нет. Нельзя. Будет только хуже. Убийца знает, где он живет, и не может отличить его от Визитера. Он должен прятаться… может быть, на вокзалах…
Ему снова стало не по себе. Кирилл уезжал из Москвы только раз, семь лет назад. Все что запомнилось с той поездки, – это плывущие за вагонным окном, к которому он прилип, села и перелески, толкотня на перронах, потом – огромное, бесконечное, теплое море, в которое он врывался с визгом и полной уверенностью – доплыть до другого берега совсем легко.
Сейчас вокзалы были другими. Безумно мечущиеся люди, но уже не в той суете поездки, что была когда-то, а словно напуганные чем-то. Грязные, словно из задницы вылезшие, существа в углах и под лестницами, когда-то тоже бывшие людьми, но стремительно утрачивающие остатки сходства. Среди них были и дети – Кириллу всегда делалось не по себе, когда он видел их.
Взрослые могли быть кем угодно – пьяницами, наркоманами, неудачниками, – они лишь напоминали, что в жизни легко можно проиграть. Дети с холодной злобой в глазах и улыбкой затравленных волчат словно безмолвно кричали: «Тебе просто повезло. У тебя есть дом и мама. Но это случай. Ошибка. Ты должен быть с нами». Он вспоминал их взгляды, когда случайно натыкался на таких, – взгляды мелкого хищника, оглядывающего жертву.
Нет. Только не вокзалы.
Кирилл бродил по улицам часа два. Несколько раз звонил домой – вначале трубку никто не брал, потом отозвался незнакомый мужской голос. Ему стало не по себе. Он выскочил из-под прозрачной каски таксофона, даже не повесив трубку.
Он ждет его?
Кирилл добрел до какого-то супермаркета, не размышляя, вошел в слякотное тепло. Народу было немного. Он побрел вдоль прилавков, потом купил в баре кусок пиццы. Съел ее, не почувствовав вкуса.
Что-то заставило его дойти до отдела электроники. Здесь работало несколько телевизоров – по двум крутили кассеты с видеоклипами, остальные были настроены на местные каналы.
Свой дом он узнал сразу. Это был горячий выпуск новостей – той популярной бригады, что носится по городу, прослушивая милицейскую волну и успевая на место преступления едва ли не самой первой.
– Нет, – прошептал Кирилл.
Звук в телевизоре был отключен, наверное, чтобы не заглушать голос певца с другого аппарата. Под нервный гитарный перебор Кирилл смотрел на покачивающиеся в такт шагам оператора стены подъезда. Наплыв – на шрам в стене, и так отпечатавшийся в памяти. Кирилл зажмурился. Когда он открыл глаза, оператор стоял у открытой двери – у его квартиры. Молодой парень в форме что-то говорил, виновато улыбаясь. Не пускал внутрь?
Потом оператор отступил на шаг, и Кирилл увидел, как выносят носилки, прикрытые белой простыней. Простыня была в бурых пятнах.
Он не заплакал. Словно окаменел, глядя, как уносят его маму.
Лицо репортера, опять – неслышная скороговорка… На несколько секунд – фотография во весь экран. Его фотография.
Кирилл отступил на шаг.
Голос певца, скользивший где-то по краю сознания, внезапно стал отчетливым, почти материальным. Кирилл схватился за него, как за спасательный круг, жесткий, холодный, но дающий хоть какую-то надежду удержаться.
- Плачь! Мы уходим отсюда – плачь,
- Небеса в ледяной круговерти…
- Только ветер сияния – плачь!
- Ничего нет прекраснее смерти…
Кирилл Корсаков, потерявший все, что составляло его жизнь, вышел из магазина. Нет, он так и не заплакал. Плакать – это порой слишком мало. Он встал к таксофону у входа. Телефон милиции – бесплатно… Кирилл опустил руку в карман. Если у него не осталось жетонов, то он наберет «ноль-два».
Жетон льдинкой коснулся пальцев.
Кирилл набрал номер. Единственный, что смог вспомнить.
– Алло…
Слышно было очень плохо.
– Валя, это ты?
На мгновение Кириллу захотелось, чтобы Валентина Веснина, которого он, как и всех взрослых из клуба «Штурман», звал просто по имени, не оказалось дома.
– Да. Кирилл?
– Привет, Валь…
Пауза.
– Кирилл, у тебя что-то случилось?
Как сказать? Что можно сказать?
– У меня все случилось.
Снова тишина.
– Кирилл, ты где? Мне приехать?
– Я… я сам приеду. – Он проглотил возникший в горле комок. – Валя, не говори никому, что я звонил. Ладно?
– Ты с мамой поссорился? – осторожно спросил Веснин.
Кирилл повесил трубку. Быстро, чтобы не услышать больше ничего. Чтобы не захотелось ответить, крикнуть: «У меня больше нет мамы!»
Еще секунда, и он бы не выдержал.
– Плачь! Мы уходим отсюда – плачь…
Он все-таки не заплакал.
14
Визирь дождался, пока стихли вежливые аплодисменты, и покивал, глядя в зал. В зале было почти две сотни идиотов. Но, по мнению психолога, выступление во Всероссийской лиге любителей шашек было чем-то полезно для предвыборной кампании.
– Я признателен за приглашение в ваш дружеский круг… или квадрат? – Рашид Гулямович улыбнулся. – Признаюсь, первая игра, в которую я научился играть, это были шашки…
Идиоты в зале терпеливо слушали. Они были разного возраста, даже молодых хватало. Мелькали и женские лица, несколько, как ни странно, показались в полумраке симпатичными.
– Знаете, вот шахматы – прекрасная игра, – продолжал Визирь. – И ее очень любят поддерживать и политики, и бизнесмены. Считается, что шахматы и есть вершина интеллектуальных игр. А так ли это? Мы, политики, порой спешим. Хватаемся за что-то одно хорошее, а про остальное забываем. Стремимся к развитому, демократическому государству, а все завоевания наших отцов оставляем в тени. Так и с вашим искусством. Оно сейчас в тени – незаслуженно…
Читать бесплатно другие книги:
