Два зайца, три сосны Вильмонт Екатерина

– Дед, скажи, что такое «задрыга»?

Владимир Александрович отложил газету и внимательно взглянул на внука.

– Как ты сказал? Задрыга?

– Ну да! Или ты не знаешь?

– Видишь ли, знать-то я знаю, а вот как объяснить тебе, ума не приложу.

– Да уж как есть, я не маленький!

– Ладно! Ты Розу с первого этажа помнишь?

– Она – задрыга?

– На мой взгляд, именно так! А впрочем… – Владимир Александрович пожал плечами.

– А что такое Мухлынь?

– Мухлынь? Понятия не имею! Первый раз слышу, но… А ты где это все взял?

– У мамы. У нее рукопись готовая на столе лежала, и первая глава называется «Две задрыги из Мухлыни».

– Прелестно! Что-то подобное я подозревал. Ну, в таком случае «Мухлынь» это, скорее всего, весьма захолустный населенный пункт, а две задрыги, по-видимому, две провинциальные золушки, которым предстоит в конце маминого романа победить столицу и найти своих принцев. На белых мерседесах.

– Дед, как ты думаешь, Мухлынь существует?

– Спроси у мамы. А что, тебе захотелось поехать в эту самую Мухлынь? Должен сказать, что если твоя мать это придумала, то придумка неплоха! Что может быть в этой Мухлыни хорошего? От нее веет такой сонной одурью пополам с мухами… И во всех торговых точках этой Мухлыни с потолка свисают липкие ленты, сплошь покрытые дохлыми мухами. Весьма художественное название, говорящее, так сказать… Интересно, это город или деревня?

– Дед, а почему ты маминых книжек не читаешь?

– Да зачем мне? Я и так знаю, что там все хорошо закончится.

– Это разве плохо?

«– Марина Борисовна, повторяю, спрячьте ваш темперамент, он тут ни к чему, это совсем другая роль! Зритель не должен догадываться, что вы на самом деле не мямля, а горячая штучка, понимаете? – снова напустился на меня главный.

– Валентин Георгиевич, мне кажется…

– Мне абсолютно наплевать, что вам кажется! Извольте выполнять мои указания и соблюдать рисунок роли! Сергей Юрьевич, а вас прошу почетче произносить текст, повторяем еще раз! Пошли!

Я постаралась спрятать в карман темперамент, хотя, по-моему, это бред, лобовое неинтересное решение. Она мямля, а в конце вдруг неожиданно взрывается. На мой взгляд, куда интереснее, если зритель что-то заподозрит, тогда и за моей героиней наблюдать будет интереснее, а так вообще непонятно, зачем она тут болтается, только раздражает… Но главный ничего не желает слушать, да и кто я такая для него? Актрисулька, которая не смеет вякать, когда мэтр дает указания. Вот с Юркой он уже не позволяет себе хамства, сознает, что тот в любой момент может сделать ему ручкой. Юрку сейчас в любой театр возьмут с восторгом. А он ведь тоже долго прозябал…

– Марина Борисовна, прошу вас, встаньте у окна спиной к зрителю, здесь должна играть только ваша спина.

Я подчинилась, но очевидно моя спина так явно выражала ему мою ненависть, что в какой-то момент он вдруг подскочил ко мне и больно ударил по спине.

– Черт бы вас побрал, спрячьте темперамент! Или вы настолько бездарны, что не…

Я не выдержала:

– Да, я настолько бездарна, что не…

У него в глазах отразилось безмерное удивление: эта особа еще смеет открывать рот?

– Все! Не могу больше, я ухожу! Говорят, вы вытаскиваете все из актеров, ерунда, вы вытаскиваете только там, где уже все и так давно ясно, как с Великановым, как с Юрочкой, например! А меня вы губите, и я ухожу! – Я, наконец, дала волю своему темпераменту, который он так ненавидел. – Вам нужны вялые послушные куклы, я не из их числа! Думаете, сделали несколько скандальных спектаклей, так уже и Товстоногов?

– Вон отсюда! – холодно проговорил он.

– Я уйду, не сомневайтесь! И пусть вам будет хуже! Потому что даже моя спина в сто раз выразительнее, чем… Вы же прочитали по ней, как я вас ненавижу!

Я бросилась прочь со сцены. И ни одна сволочь не побежала за мной. А ну их всех к чертям собачьим!»

Я перечитала написанное. Ничего, получилось, по крайней мере, на первый взгляд. Правда, не очень понятно, что дальше делать. Сцена для начала чересчур ясная и однозначная. Сейчас Марина либо должна утопиться, либо встретить принца. Но для принца еще рано… И мои героини не топятся… А может, пусть бросится в реку, а принц ее спасет? Фи… Ладно, пожалуй, надо пройтись, проветрить голову… Зайду в магазин, куплю какой-нибудь еды, а то в холодильнике пусто. А может поехать к маме? Гошки нет, он уехал к деду на каникулы… Нет, мама в отсутствие Гошки начнет требовать, чтобы я «устроила свою личную жизнь»! И вдруг зазвонил телефон.

– Олесечка, ты работаешь?

– Лерка, как хорошо, что ты позвонила, я как раз хочу сделать перерыв.

– В таком случае, Олесечка, давай сегодня пообедаем в «Пушкине», а?

– Это с какой радости? – удивилась я. Обычно мы с ней обедаем в более скромных заведениях.

– Есть повод, вернее, необходимость…

– Необходимость?

– Да, я тебе при встрече объясню, только давай лучше поедем на твоей машине, моя что-то вчера барахлила… – голос у Лерки был какой-то смущенно-лживый.

– Лер, ты опять дурью маешься?

– Маюсь, и что? Кисло тебе в «Пушкине» пообедать? Я приглашаю.

– Ладно, щей тамошних хочется! – согласилась я.

– Ну в чем дело? – спросила я, когда Лерка плюхнулась на сиденье моей машины.

– Ой, Олесечка, у Гришки там сегодня свиданье с какой-то Розой! Я должна на нее посмотреть.

– Тебе не надоело?

– Нет! Я должна охранять свое счастье!

– По-твоему это счастье?

– Да! Для меня счастье!

– Ладно, будем охранять. Но откуда ты узнала про свидание?

– Слышала! Утром кто-то позвонил, а он закричал так радостно: «О, привет, Роза! Наконец-то! Сколько лет, Роза!» И договорился в два часа пообедать в «Пушкине».

– Но может, это деловой обед?

– Ну прямо! Это что-то из прошлого… Может, там ничего и нет, но я хочу своими глазами ее увидеть…

– А мы не рано? Только еще полвторого…

– Гришка придет ровно в два, мы должны уже сидеть… И место надо выбрать поудобнее, он всегда сидит у окна…

– А если у окна будет занято?

– Глупости, он позвонил и заказал столик.

– А если он все-таки нас увидит?

– Ну, вряд ли, я сяду спиной, а наблюдать будешь ты!

– Ну нет, я так не согласна!

– Почему?

– Ты не дашь мне спокойно поесть!

– Ты что, жрать собралась?

– Именно!

– Счастливая, а мне кусок в горло не полезет!

– А если эта Роза страшней торпедной атаки?

– Еще хуже…

– Почему?

– По кочану! Тогда я буду мучиться, что он в ней нашел…

Мы сели так, чтобы обе могли видеть Гришин столик, но не бросаться ему в глаза. Роскошные Леркины волосы мы убрали под мою новую шляпку. Лерка принципиально не носит головных уборов.

Я стала листать меню, хотя в «Пушкине» всегда беру одно и то же – полпорции суточных щей и бефстроганов.

Лерка заказала себе полусырого тунца.

– Явился, не запылился, – прошипела она.

– Роза не пришла, что ли?

– Откуда я знаю? Может, она должна прийти прямо сюда… Хорошо бы она его продинамила.

– Не пялься так, он может почувствовать…

– О, Роза! – раздался возглас. Мы обе повернулись в ту сторону. К Гришке подошел мужчина не первой молодости. Гришка вскочил, и они обнялись.

– Привет, старик!

– Привет, Роза!

Меня стал душить смех. Лерка сидела с открытым ртом.

– Что это такое? – прошептала она. – Он что ли голубой? Почему этого здоровенного мужика зовут Розой?

– Скорее всего это кликуха, на голубых они совсем не похожи, скорее уж на друзей детства.

– Ты уверена? – пристыженно пробормотала Лерка.

– В чем?

– Ну, что они не…

– Голову на плаху не положу, но руку на отсечение дам.

– О господи! Но почему же Роза?

– Может, он Розов или Розенблюм… Или, предположим, он в детстве мечтал о дальних странах и в тетрадках рисовал розу ветров…

– Господи, ну и фантазия у тебя! Ты уж небось ему биографию сочинила.

Все вышло вполне удачно. Гриша сидел спиной к нам.

– Олесь, я сбегаю вниз, приспичило, а ты когда я буду возвращаться, подай мне знак…

С этими словами Лерка побежала к выходу. Какая она изящная и красивая. А сколько ей пришлось намыкаться, пока она не встретила свое «счастье». Вот и боится за него…

Тут мне подали щи, аккуратно сняв с горшочка легкое пропеченное тесто. Я никогда не могла устоять и не съесть эту вкусноту. А Лерке подали какие-то воздушные листья. Черт, как хорошо не бояться за свое счастье, как вкусно…

– Жрешь? – с завистью спросила Лерка. – А там между прочим… Не хочу тебя огорчать, но там…

– Что?

– Я в гардеробе видела Миклашевича… с бабой. Они уже уходили.

– И что?

– А тебе уже наплевать, да?

– Да! С высокого дерева! А если ты думала, что не наплевать, зачем сказала?

– О, прости, прости, я думала, что наплевать…

– Так и вправду наплевать.

– Честно?

– Честнее не бывает.

– Слушай, а я ведь толком так и не знаю, из-за чего вы расстались?

– Из-за местоимения.

– Из-за чего?

– Из-за местоимения. Понимаешь, он человек, который знает только одно местоимение: Я!

– А разве у мужиков не всегда так?

– Не всегда, хотя и часто. Но не всегда!

– А какое тебе местоимение от него нужно было? Мы?

– Ну, о «мы» я и не мечтала, мне не нужно, но хотя бы «ты»…

Между тем Гриша с Розой увлеченно беседовали, выпивали. Лерка расслабилась.

– Хорошо тебе, вкусно, да?

– Щи были классные!

– И бефстроганов, наверное вкусный? С картошкой…

– Надеюсь!

И тут нам подали второе. Перед Леркой поставили тарелку, где лежал кусок сырой рыбы, какие-то травки и… головка красной розы, для украшения. При виде ее мы чуть не умерли со смеху.

– Сплошные розы…, надо же…

– И обе без шипов, это обнадеживает! – заметила я. – А вообще, Лерка, кончай ты с этой дурью… От ревности можно спятить.

– При чем тут ревность? – искренне удивилась Лерка. – Просто я хочу знать врага в лицо! Любая баба рядом с Гришкой – потенциальный враг. А ревность тут не при чем. Просто я слишком много и долго боролась за свое счастье…

– Дура ты, счастье, тоже мне…

– Тебе хорошо, у тебя талант, у тебя успех…

– Это правда, мне сейчас хорошо! И плевать я на всех хотела!

– Ой, врешь! Как про Миклашевича услышала, в глазах такое было…

Миклашевич! Это был странный роман. Все началось со сходства фамилий. Он Миклашевич, я – Миклашевская. Я тогда жила совсем другой жизнью.

Но вспоминать не хотелось, мне слишком нравилась моя нынешняя свободная жизнь. Обид на Миклашевича хватило на целый роман, который пользовался огромным успехом. Написав его, я словно бы рассчиталась с ним за все. И слава богу! Это вообще прекрасный способ изживать обиды. Написала о ком-то или о чем-то и стало легче.

Время от времени я смотрела на Розу и гадала – чем занимается этот человек. В его некрасивом лице было что-то привлекательное. Пожалуй такая внешность очень подошла бы для Дани, героя моего нового романа, он не должен быть красавцем…

– Лерка, узнай у Гриши, кто такой этот тип, ладно?

– Тебе зачем? Глянулся?

– Да нет, просто интересно.

– А ты как думаешь?

– Вор в законе! – засмеялась я.

– Да ну, глупости!

– Воры в законе бывают разные…

– Ты меня дразнишь? Хочешь, чтобы я от страха умерла?

– От какого еще страха?

– Я боюсь, что Гриша с ним свяжется, и влипнет в какие-нибудь неприятности.

– Лерка, ты окончательно сдурела, я же шучу! Ну, сколько мы еще будем тут сидеть?

– Почем я знаю? Надо, чтобы они первыми ушли…

– Да они даже не собираются, они тут надолго расположилась, видишь, только закуски едят. Ты как хочешь, а я пойду, мне работать надо.

– Олеська, так нечестно!

– Ты как маленькая, ей богу. Это же может часа на два еще затянуться, а Гриня твой спиной сидит, бегала же ты в сортир.

В результате через четверть часа мы покинули это шикарное заведение.

– Ну, куда тебя отвезти? – спросила я довольно злобно.

– Никуда, я пройдусь по Тверской, загляну в Елисеевский…

– Глупости, садись, довезу до дома.

– Хочешь узнать, с какой бабой был Миклашевич? – обрадовалась Лерка.

Признаюсь, я хотела бы это узнать, но не хотелось обнаруживать перед Леркой простое бабье любопытство.

– Да на фиг он мне сдался!

Но она все-таки хорошо меня знает.

– Ничего особенного, даже некрасивая, но очень современная. Стильная.

– Похожа на борзую?

– На какую борзую?

– На афганскую. Экстерьер потрясающий, и полное отсутствие мозгов.

– Нет, она скорее похожа на иностранку.

– А он как выглядит?

– Постарел. Но вид шикарный. Ой, Олеська, забыла тебе рассказать. Третьего дня иду по Ленинскому, а чуть впереди девушка идет, и походка у нее какая-то странная, как будто пьяная. А когда я ее обогнала, смотрю, она на ходу твою книжку читает! Мне так приятно стало…

– Мне тоже приятно… – созналась я. Я еще не привыкла.

Вечером, когда все дневные дела и разговоры, казалось бы закончены, и можно спокойно заняться собой, я сидела, наложив на веки один крем, на щеки и шею другой, зазвонил телефон. Трубка как всегда лежала рядом на диване. Я на ощупь нажала кнопку.

– Алло!

– Привет! – раздался голос, от которого меня кинуло в дрожь.

– Алло, кто это? – притворилась я просто от растерянности.

– Олесенька, это я…

– Митя, ты?

– Я, Олеся, я! Не ожидала?

– Да нет…

– Я видел тебя сегодня в «Пушкине». Но я был не один… и ты тоже, и вот решил позвонить. Ты превосходно выглядишь, должен заметить.

– Спасибо за комплимент, я тебя не видела и не могу ответить тем же.

Крем с век попал в глаза, защипало, потекли слезы…

– Мить, я сейчас занята, тебе что-то нужно?

– Занята? Ногти красишь?

– По-твоему, у меня нет других занятий? – вскипела я. – Кстати, кто тебе дал мой телефон?

– Надежда Львовна!

Я нащупала коробку с салфетками и принялась яростно стирать крем.

– Что тебе нужно?

– Может, повидаемся, а?

– Зачем это?

– Интересно снова на тебя посмотреть вблизи, и понять, как это я не разглядел в тебе писательницу…

– Ты просто смотрел недостаточно пристально. А я совершенно не хочу с тобой встречаться! Я все разглядела и мне уже неинтересно!

И я с превеликим удовольствием швырнула трубку.

Сейчас наверняка перезвонит! Но нет. Звонка не было. Может, я погорячилась? Мне вообще-то хотелось бы встретиться с ним, проверить себя… Я ведь его любила на всю катушку. Ах, как хорошо – любила в прошедшем времени. Теперь не люблю и не желаю возвращаться в это униженно-восторженное состояние, к этой идиотской зависимости от его чудовищного характера… Нет, сейчас моя жизнь устроена почти идеально. Год назад я купила себе эту однокомнатную квартиру и была совершенно счастлива. Теперь я могу работать в любое время суток, считаясь только со своими желаниями. Да и маме лучше – моя жизнь не проходит у нее на глазах, я не раздражаю ее поминутно. С точки зрения мамы я занимаюсь чем-то чуть ли не постыдным – пишу легкие современные романы. Мама моя литературовед, специалист по Горькому. И то, что я пишу, вызывает у нее только недоумение. Но еще большее недоумение вызывает у нее мой успех. Вообще, из близких, во что-то ставит меня только сын. Гошка гордится матерью. И я горжусь своим умным и веселым сынишкой. Хотя и мама и Владимир Александрович, отец моего бывшего мужа, человек прелестный, с которым я дружна, внушают Гошке, что мать его пишет сущую чепуху. Но они моих книг попросту не читают! Ну и ладно, мне и так хватает читателей.

Мама ложится спать поздно, и я решила не откладывать разговор на завтра.

– Мама, не спишь?

– Нет, я смотрю телевизор. Гошка звонил, он очень доволен!

– Мне он тоже звонил. Мама, я просила тебя, не давать этот телефон кому попало!

– Ты имеешь в виду Миклашевича? Он для тебя кто попало?

– Это мое личное дело.

– Ну вот, ты хамишь, значит, еще не остыла… А если бы я не дала ему твой телефон, ты сказала бы, что я сломала тебе жизнь… Ты звонишь, чтобы сделать мне выговор? Тогда спокойной ночи. Я смотрю телевизор!

Да, моя мама это тяжелый случай!

Я села за компьютер, но в голове не было ни единой мало-мальски стоящей мысли. И если моя героиня, незадачливая, но талантливая актриса, была мне ясна, то герой терялся в тумане. И даже дело не во внешности, такой тип, как приятель Гришки Роза, вполне годится, только вот кто он будет по профессии? Интересно, а как этого Розу звать на самом деле? Хотя, какая мне разница. Он мне триста лет не нужен. Если судить по внешности, его могут звать… как угодно. От Ивана Ивановича до Бориса Исааковича. А я назову его Иваном Борисовичем. В этом есть что-то надежное, Иван Борисович должен крепко стоять на ногах, быть великодушным и не лишенным чувства юмора…

Опять зазвонил телефон. Наверняка, Миклашевич. Ну, сейчас ему мало не покажется.

– Алло! – рявкнула я.

– Олеська, ты спишь? – перепугалась Лерка.

– Нет, просто я думала… неважно! Я не сплю!

– Олесь, ты знаешь как зовут нашу Розочку?

– Иван Борисович?

– Почему? – крайне удивилась подруга. – С чего ты взяла?

– Тогда Борис Иванович?

– Ничего подобного. Его зовут Матвей Аполлонович!

– Аполлонович? Не слабо!