Средство от болезней Гусев Вячеслав
Но подведем итоги теории потребностей. Итак:
Болезни возникают вследствие неосознанных и нереализованных потребностей.
Организм человека стремится к саморегуляции и максимальному здоровью.
Задача терапевта – поддерживать саморегуляции организма, путем содействия осознанию и поиску способов реализации потребностей.
Потребности отдельного человека могут быть противоречивыми.
Потребности отдельного человека могут вступать в конфликт с внешним миром.
Поиск разрешения этих противоречий обеспечивает творческое развитие человечества.
Часть 2. Практика
Пришла пора поговорить о самой терапии. Поскольку подлинное знание всегда имеет практическую сторону.
1. Базовые навыки терапевта
1.1. Контракт
1.1.1. Первичный контракт
Контракт, как писало безумное количество классиков психотерапии, важен для самого процесса терапии. Собственно говоря, заключение, адекватного контракта – это уже терапия. Я не записываю договоренности на бумаге, но считаю важным обговорить при первой встрече следующие моменты:
Метод.
Ответственность.
Сроки.
Результат.
Оплата.
Метод. Трудно сказать, какой из пунктов важнее. Скорее, стоит оговорить все.
Что я могу сказать о методе?
Для меня важно сообщить клиенту, что я не использую никаких приемов энергетического или гипнотического воздействия. Что по сути единственное, что я делаю, так это с помощью своих вопросов и техник управляю вниманием своего клиента и способствую его осознанию.
В чем заключается терапия, как осознание может вылечить?
В этом месте я привожу какие-нибудь примеры. Вот, что я в похожей ситуации рассказал своему сыну.
– Папа, почему у меня часто болит горло?
– Как ты думаешь, если ты сожмешь в кулак свою руку, и будешь держать ее сжатой весь день, что будет с рукой?
– Скорей всего заболит… – А что будет с горлом, если его долго держать напряженным?
– Наверное, от этого оно тоже может заболеть.
– Вспомни, пожалуйста, в каких случаях твое горло напрягается?
– Ну-у-у-у, – сын задумался, а потом сказал: – Когда я обижаюсь…
На этом беседа с сыном закончилось. Самой полной глупостью было бы топнуть ногой и сказать: «Перестань обижаться!» Выводы и процесс терапии находятся в руках сына.
Это одна из множества историй, которые можно привести, чтобы ответить на этот вопрос. Однако основная идея всех этих историй:
Осознание происходящих процессов дает возможность целенаправленного вмешательства.
Иногда я прямо спрашиваю клиента: «Как вы думаете, если вы будете знать, каким образом создается ваша болезнь, у вас будет возможность вмешиваться в этот процесс?»
Ответственность. Один из самых деликатных моментов. Многие парадигмы, в том числе и медицинская, берут на себя ответственность за вылечивание. Об ответственности пациента говорится, но скорее как о неком послушании, которому обязуется следовать больной. И действительно, основная задача многих парадигм – бороться с болезнями. Поскольку я не отделяю болезни от людей, то и бороться мне не с кем. И я действительно признаю и уважаю право моего клиента выбирать – оставаться ему больным или выздоравливать.
Как только терапевт берет на себя задачу избавить от чего-либо своего пациента, он рискует попасть в описанный выше драма-треугольник. Кто-то из семейных терапевтов, кажется Витакер, сказал: «Если терапевт верит, что в супружеской паре есть правая и виноватая сторона – ему лучше не начинать терапию». То же самое я сказал бы по поводу работы с психосоматикой:
Если терапевт верит, что для пациента лучше выздороветь, чем остаться больным – ему лучше не начинать терапию.
Я бы назвал это положение терапевтическим смирением. Это смирение похоже на смирение, принятое во многих духовных традициях. Его идея – вовсе не в одобрении болезней. Вовсе нет.
Основная задача терапевтического смирения – в действительном признании всех прав своего клиента.
Терапевтическое смирение является частью экзистенциальной поддержки и в нем выражено большое уважение к экзистенциальным правам свое-го клиента. Как сказал кто-то из гештальт-классиков: «Миф о сопротивлении клиентов создан для того, чтобы оправдать чрезмерную ретивость тера-певтов». Без уважения экзистенциальных прав терапия превратится в скрытый, а затем все более явный конфликт между терапевтом и «тенью» клиента. Увы, «тень» чаще всего побеждает.
Пример.
У меня на памяти есть случай так и не начавшейся терапии. На прием пришел пожилой мужчина с псориазом. Он рассказал, что псориазом болеет давно, и что псориазом страдал еще его папа. Также пациент поделился информацией, что считает псориаз абсолютно неизлечимым. За всю долгую историю своей болезни пациент перебрал множество способов лечения и все безрезультатно. «Все шарлатаны обещали меня вылечить, но никому не удалось, – удивительно, но эти слова мой посетитель произносил почти с гордостью, – Рокфеллер создал специальный фонд для того, чтобы найти средство от псориаза и все зря!!!». Было видно, что некоторая общность с именитым лицом льстила этому человеку.
Внезапно он стал грустным и вовсе не таким заносчивым. И рассказал действительно грустную историю. О том, что на теле его отца после смерти не обнаружилось не одной, даже дежурной (!) бляшки. Отец внезапно выздоровел в момент смерти! Похоже, что эта история более всего беспокоила пациента.
Дальше у нас с ним начался очень странный торг. Я высказал свое мнение по поводу псориаза. Привел примеры вылечивания. Но я совершенно определенно отказывался гарантировать какие-то результаты. Вместо результатов я предложил бесплатный пробный сеанс, для того чтобы пациент мог определиться, походит ли ему моя работа. К удивлению, он отказался от бесплатного сеанса! Напротив, он начал обещать практически любые деньги, но за гарантированное вылечивание. И тут же стал перечислять «всех шарлатанов, которые с ним не справились!». Похоже, этот парень действительно воспринимал свою каждую встречу с очередным целителем как поединок! Тем более, что он был отставным военным. Но мне не нужна схватка. Мне, как психотерапевту, нет нужды воевать ни с клиентом, ни с его болезнью. И я снова предложил ему «попробовать на вкус» терапевтическую работу. Увы, он отказался. Я еще пару раз звонил этому человеку. Он рассказывал, что потратил «очередные деньги на очередного шарлатана». Потом я перестал звонить.
Почему он не взял бесплатный сеанс, не знаю. Часто псориаз связан с крайне неприятными, отвратительными моментами в жизни, о которых люди предпочитают не вспоминать, но принцип «шила в мешке не утаишь» здесь работает. Напоминание об этих моментах у псориатика всегда на виду. Воз-можно, он действительно искал способы лечения, которые позволяли бы ему не сталкиваться с прошлым, не знаю. Тогда я радовался тому, что удачно избежал ловушки, сейчас, скорей всего, более открыто высказал бы свои мысли и опасения. Наша встреча, возможно, с этого бы и началась…
Я привел этот пример, не как образец для подражания, а чтобы показать, как легко терапевту превратиться в «шарлатана». Достаточно сказать три слова: «Я вас вылечу!».
Грустно об этом говорить, но многим замечательным терапевтам не удавалось ничего сделать именно по причине большого желания вылечить своего пациента. Похоже, парадоксальная теория изменений Арнольда Бейссера,[14] которая гласит: «Изменение возможно тогда, когда к нему перестают стремиться», работает не только для пациента, но и для терапевта.
Терапия происходит тогда, когда терапевт перестает стремиться сделать терапию.
Я беру на себя ответственность за то, что буду способствовать осознанию клиента. Как распоряжаться полученными знаниями – решать не мне! Потом основной вопрос, который я обсуждаю с клиентом в этом пункте контракта:
– Хотел бы мой клиент сам отвечать за свое здоровье и готов ли он поискать способы это сделать?
Сроки. Говорят, англичане уничтожили возможность чуда, потребовав повторяемости эксперимента. Если это правда, то их педантизм насолил всему человечеству. После этого событие начали признавать не случившимся, если его не удавалась повторить. Но это же противоречит логике! Ведь возможно, что период повторяемости данного события намного превышает продолжительность жизни наблюдателя! Шутка.
Если говорить серьезно – я никогда не предсказываю сроков терапии. Я признаю за своим клиентом право вылечиться за одну встречу.
Результат. Пример торга «за результат» я уже приводил. Я готов поверить, что в этом текучем и изменчивом мире есть люди, которые гарантировано вылечивают. Во всяком случае, если хирург что-то удаляет, то это более или менее гарантировано. С таблетками уже сложнее. Фармацевт может гарантировать качество своей таблетки, и примерно предсказать результат. Сам результат зависит от совокупности факторов. С психотерапией также. Иногда клиенты приходят, уже проделав какую-то самостоятельную работу, и от терапевта требуется лишь маленький импульс. Иногда навыки осознания собственных ощущений, мыслей, чувств настолько не развиты, что терапия напоминает обучение взрослого человека искусству пешей ходьбы. Я честно говорю об этом клиентам.
Оплата. Пожалуй, расскажу сначала историю.
Пример.
Эту историю про французского терапевта Сержа Женжера рассказали мне в Москве. Смутно помню, кто, да простит меня владелец истории. К Сержу за терапевтической помощью обратился парижский бомж и сразу же заявил, что ему не чем платить за терапию. «На что же вы живете?», – поинтересовался Серж. «Я собираю бутылки, – ответил бомж, – если мне удается найти пять бутылок, я могу покушать. Если восемь – позволяю себе пива». «Хорошо, как вам расценка «восемь бутылок за сеанс?» – поинтересовался терапевт. И Серж, начав работать с этой расценки, в течение полугода довел оплату до своего обычного гонорара.
Смысл этой истории – нет правильной цены за терапию. Ценообразование – это событие на границе контакта. Если цена для клиента слишком высокая – он требует от терапевта немыслимого. Если слишком низкая – может обесценивать процесс терапии. Если гонорар для терапевта слишком маленький, терапевт воспринимает свою позицию как жертвенную и может заболеть, дабы избежать непрерывного подвига. Ели гонорар слишком высок – терапевт невероятно старается и тем самым насилует себя и своего клиента. Можно продолжать до бесконечности. Теме денег я посвятил отдельную книгу.
У начинающего терапевта может возникнуть вопрос, а возможно ли на таких размытых условиях и отсутствии гарантий вообще продавать свои услуги? На каждый товар есть свой покупатель. На экзистенциальную поддержку и работу с осознанием во все века был спрос.
1.1.2. Непрерывный контракт. Поддержка эго-функции
Вовсе не значит, что если клиент принял условия начального контракта, дальше терапевт может вытворять все, что захочет. Пресловутое правило «стоп», которое означает, что если клиенту не подходит какой-либо вопрос или техника, он имеет право отказаться отвечать или выполнять, далеко не всегда работает. Люди со сниженной эго-функцией – не любящие и не умеющие принимать собственные решения, будут с готовностью следовать за любыми указаниями терапевта, а в итоге грустно скажут: «Вах! Опять ничего не вышло!» Вполне возможно, что проявление их болезни как раз и связано с блокированием защитных потребностей. Сказать такому клиенту: «Перестань сопротивляться», значит сделать его еще более больным!
Поддержка собственной способности клиента решать заключается в обращении к этой способности. Это я и называю «непрерывным контрактом». Как это выглядит? Да очень просто. Я, перед какими-либо своими серьезными действиями, спрашиваю согласия клиента. Например: «Хочу предложить вам некоторую технику, как вы к этому отнесетесь?» Если задаю «ключевой вопрос», также предупреждаю об этом. И напоминаю о правиле «стоп». Конечно, не стоит «непрерывный контракт» доводить до полного абсурда. Если клиент демонстрирует достаточную независимость, не стоит его «пытать».
1.2. Экзистенциальная поддержка
Достаточно часто встречаемый в психотерапии термин.
Под экзистенциальной поддержкой я понимаю признание терапевтом всех экзистенциальных прав и своего клиента и терапевта(!).
1.2.1. Экзистенциальная поддержка клиента
Иными словами, признание за клиентом права на существование в том виде, в котором он живет сей-час. И права на изменения, если клиент решает измениться. Обычно люди признают только одну свою половину. Терапевт признает обе!
Как это выглядит? Если ко мне приходит клиент, который хочет бросить курить, я указываю на пустой стул напротив и спрашиваю:
– А не придет ли ко мне потом вот тот второй?
– Какой второй? – недоумевает клиент.
– Тот второй, который хочет продолжать курить. Если бы второго не было – вы бы ко мне не пришли, не так ли?
– Пожалуй, да…
и вовсе не диссоциирую (разделяю) этим приемом своего клиента. Он и так уже не целый. Если бы он был целостным, у него бы не возникло желание искать постороннего вмешательства. Ему нужен союзник для того, что-бы победить плохую сторону. Задача терапевта не в том, чтобы поддержать половину своего клиента. Задача терапевта в том, чтобы клиент смог осознать и свой внутренний конфликт, и потребности обоих конфликтующих половин (или третей, четвертинок, осьмушек).
Дальше я сообщаю, что не считаю правой или виноватой ни одну из сторон. Лично я не курю, и курящие люди не вызывают у меня восторга, но я признаю их право так распоряжаться собой. И это действительно искренне. Это моя внутренняя позиция. Я к ней пришел далеко не сразу. Я долгое время был заражен всеобщей идей помощи, пока не обнаружил, что моя насильственная помощь может быть не только не полезной, но даже токсичной.
Пример. Польза болезни.
В мой кабинет вошел мужчина лет около сорока с невероятно несчастным выражением лица.
– Знаете, – начал он свою историю, – со мной такая неприятность приключилась. Называется кардиоспазм.[15] Столько мучений, вы представить себе не можете. Постоянное напряжение. Не могу нормально ничего ни есть, ни пить. Помогите избавиться от этой напасти.
– Скажите, – начал я применять свои «хитрые» средства, – как, на ваш взгляд, что является правдой? Выберите один из трех предложенных мною вариантов: на вас напала неприятная болезнь «кардиоспазм», что-то не то делает ваш организм, или что-то не то делаете вы?
Пациент, на мое счастье, оказался достаточно «продвинутым». Он задумался на некоторое время и сказал.
– Мне кажется, что-то не то делает мой организм.
Можете мне поверить, в этот момент я был почти счастлив. Перспективы этого пациента не могли не радовать. Но расследование только начиналось. Итак, следующий вопрос:
– Может ли оказаться, что ваш организм делает что-то полезное для вас?
Мужчина снова задумался. Это была решающая минута истории. Мне повезло, он не испугался этой безумной идеи, а вполне серьезно начал перечислять:
– Ну, если разобраться, то полезного много. Во-первых, я похудел на пятнадцать килограммов, и все отмечают, что лучше стал выглядеть. Во-вторых, знаете ли, я офицер Генерального штаба, моя работа связана с официальными приемами, а там приходится много выпивать. С тех пор, как у меня начался кардиоспазм, я не могу выпить ничего крепкого, только немного пива у себя дома в спокойной обстановке. – Мой пациент вы-глядел слегка растерянным, но тем не менее продолжил. – К тому же, я собирался уволиться из армии, мой врач сказал мне, что со второй степенью кардиоспазма меня могут комиссовать. А у меня как раз вторая…
И тут это случилось!!! Произошло то, что должно было произойти. Мужчина резко переменился в лице, схватился за грудь и сказал:
– Ой, меня почему-то отпустило. Почему-то не чувствую давления. А у меня осенью комиссия. Дайте мне ваш телефон. Я вам после комиссии перезвоню.
Конечно, он мне не перезвонил.
Мои предположения, так сказать, прогноз? Я подозреваю, что осенью он благополучно комиссовался из армии. А может быть, случилось совсем невероятное, и он научился защищать свои интересы, не пользуясь болезнью?
А не говорю, что болеть хорошо. Я просто отмечаю, что насильственное избавление от болезни, безо всякого осознания причин, может быть не полезным.
Многие пациенты имеют следующий анамнез.
Пример.
Мужчина около 40 лет. Рассказал следующую историю. В детстве у него начался тонзиллит – воспаление миндалин, хроническая ангина. Тонзиллит вылечили, возник миокардит (воспаление сердечной мышцы). Во время лечения миокардита пациент обзавелся поливалентной аллергией на антибиотики. И в конце концов его организм остановился на бронхиальной астме. Участие в терапевтической группе не привело к положительному результату. Но спустя два месяца он меня разыскал:
– Доктор, что вы наделали, сказал он, – я 25 лет болел астмой и считал, что это до конца моих дней. Но я вернулся к себе домой из санатория и нечаянно забыл, что болею астмой. И два месяца не помнил. А потом мне на глаза попался ингалятор. И все началось снова. Но ведь я два месяца не имел приступов. Теперь я не знаю кто я, астматик или нет.
Этот пример показателен по нескольким причинам. Он описывает традиционную историю перемещения болезней. Пациента вылечивает один специалист и радостно потирает руки. То, что у выздоровевшего начинается другая болезнь, для этого специалиста уже не имеет значения. Он даже не пытается связать новую болезнь с исчезновением старой. Но ведь это бред! Организм целый!
Я имею похожий анамнез.
Пример.
До школы я воспитывался у дедушки с бабушкой, они были люди деревенского склада, простые и мягкие. Свободы у меня было много. Достаточно сказать, что я в принципе не имел никакого режима и мог вернуться домой в 3 часа ночи. Это в 5–6 лет отроду. В то время в селе за детей не боялись. Я иногда болел, но не очень часто, как все дети. В школу я пошел в городе, и стал жить со своими родителями и со всеми ограничениями городской и школьной жизни. За первый класс я перенес 2 пневмонии, мне удалили гланды, аденоиды, я заболел миокардитом. В итоге меня отправили в санаторий, где я растолстел и до сих пор обладаю избыточным весом. Родителей убеждали, что я «болезненный ребенок», но после того, как я стал толстым, сразу же перестал болеть. Подозреваю, что для меня иметь избыточный вес – наименее опасный способ адаптироваться к изменившей обстановке.
Чуть дальше я напишу о работе с целостностью. А пока лишь еще раз подчеркну, что работа с психосоматикой не в режиме экзистенциальной поддержки может привести лишь к замене одних симптомов на другие, что до-статочно часто и происходит.
1.2.2. Экзистенциальная поддержка терапевта
В шутку я делю отвергающих терапевтов на две категории. На тех, кто пытается ездить на клиенте. И на тех, кто норовит угодить под седло сам. Терапия не должна происходить за счет страдания клиента. Но она не должна быть мучительной и для терапевта. Говоря о поддержке клиента, я вовсе не говорил о том, что терапевту должно нравится все, что происходит с клиентом. Если за клиентом признаются все экзистенциальные права, то не значит, что их следует отобрать у терапевта.
1.3. Концепция изначального добра
Я уже писал в этой книге о том, что есть два диаметрально противоположных подхода к реальности и к человеку в частности. Одна из них – концепция «борьбы со злом», вторая – «выращивания добра». Первая требует борьбы и уничтожения, вторая – диалога и сотрудничества. Многие психотерапевты и духовные лидеры пишут и говорят об этом. Я упоминал в этой книге двух из них: Александра Лоуэна и Доржде Драдула. Лично я верю в изначальную красивость и гармонию человека.
Весь мой опыт работы подтверждает, что все человеческое существо стремится к здоровью и гармонии. Но также как и ребенок, который, обучаясь ходьбе, набивает себе синяки и шишки, так и человек, обучаясь обращать-ся с собой, делает это не вполне умело.
И потому от терапевта на самом деле требуется не очень много. Все для того, чтобы вылечится, клиент уже имеет. Только он пока (или уже) не умеет понимать себя и осознавать движения собственной энергии. Как много и часто на протяжении человеческой жизни один человек говорит другому: «Пожалуйста, будь с собой очень деликатен и бережен, прислушайся к своим чувствам и ощущениям, попробуй понять, чего ты хочешь на самом деле?». На мой взгляд, это лучшие слова, которые может сказать терапевт клиенту.
1.4. Диалог
Как происходит терапия в диалоге? Клиент встречается с терапевтом. Терапевт в ответ на дисгармонию клиента чувствует дискомфорт в собственной душе. Дальше оставаясь во встрече с клиентом, терапевт говорит и делает что-то, что позволяет ему самому прийти в состояние гармонии. В этом – удовольствие и восторг профессии терапевта. Каждая встреча – акт творчества. «Если терапия осуществляется правильно, но никому не приносит радости – это не очень хорошая терапия», – сказал как-то Джо Гудбред, один из процессуальных терапевтов.
Лучше всего концепция диалога разработана в гештальт-подходе. Хотя, по моим наблюдениям, терапевты любых конфессий работают эффективно, если умеют быть в диалоге. О диалоге писали много. Я попробую сказать, в чем диалог для меня, а потом сошлюсь на классиков.
Для меня диалог – в восприятии человека как другого неизвестного мира. Мира, к которому у вас нет карты и который прекрасен и опасен одновременно. Он опасен не в изначальном зле, он требует не агрессивности в ответ. При встрече с незнакомым миром нужна бдительность. Ведь вы не знаете, что вас ждет за поворотом, вы можете стукнуться лбом об дерево, или угодить ногой в лужу, но можете нечаянно наступить на очень красивый цветок. Если вы считаете, что у вас есть карта другого человека, то непременно попадете в неловкую ситуацию, в лучшем случае. Ведь у вас нет мало-мальски приличной собственной карты, что уж говорить о других. Конечно, воспринимать собеседника, как что-то понятное и известное спокойнее, но и глупее. Ведь джунгли не перестают быть джунглями оттого, что их считают соседней комнатой. Если вам по душе предсказуемость и надежность, лучше не становиться психотерапевтом. Если вы в восторге от неизвестности, то терапевтический сеанс позволяет встретиться с ней в полном объеме. Попробуйте отнестись к любому собеседнику, так как я вам описал. Его мир начнет совершенно неожиданно раскрываться.
Вот почему диалог сам по себе терапевтичен. Обычно любой хронически больной выучил свою судьбу наперед. Каждый новый доктор добавил в его представление о себе какое-то количество знаний, искренне веря в то, что творит благо. Но ведь наблюдатель влияет на состояние наблюдаемого объекта! Врачам не приходит в голову, что больной может болеть именно так, как он болеет, именно потому, что от него этого ждут. Прости, читатель, за корявую фразу.
Психотерапевт говорит: «Понятия не имею, отчего вы болеете и уж точно не знаю, как вас лечить. Все, что я умею – это искать и то и другое заново с каждым новым пациентом. Если вас устраивает, – давайте начнем». Часть пациентов сбегает. У них другой путь. Некоторые магическим образом выздоравливают к концу этой фразы. Почему выздоравливают? Им впервые в жизни кто-то разрешил вылечиться.
Вернемся к более сухой теории. Ниже я опишу положения теории диалога так, как я их услышал от Роберта Резника и Тода Берли, тренеров из Лос-Анджелеса.
Итак, компоненты диалога.
Готовность. Это похоже на то, о чем я писал выше. Если люди не готовы встречаться и узнавать друг друга, а готовы к другому процессу: учебе, терапии, развлечению, – встреча не произойдет. Учеба, терапия, развлечение важны, но сначала важно встретиться, а потом, – все остальное. Для учебных программ я придумал простое и приятное упражнение.
Упражнение.
Я ставлю в центр круга два стула и говорю, что это – инструмент для встреч. Задание очень простое. Одному человеку нужно сесть в центр, осмотреться по сторонам и выбрать кого-нибудь, с кем было бы приятно встретиться в центре круга. А затем молча пригласить этого человека. В центре можно обменяться несколькими фразами, от которых на сердце стало бы теплее. Затем приглашающий возвращается на свое место, а приглашенный выбирает себе нового партнера. Так повторяется, пока в центре не побывает вся группа. Или почти вся.
Через пятнадцать минут после начала упражнения кажется, что потолок раскрылся и выглянуло весеннее солнце. В группе становится светлее и теплее. Радость настоящей встречи удивительна! Иногда я плачу от этой радости. И так встречаться умеют все! Но почему-то забывают об этом и в терапии и в жизни. Если терапия не приносит радости, это не очень хорошая терапия.
Сюда я добавил готовность к любому результату. Часто стараясь добиться определенного результата, терапевт и клиент напоминают парочки безумных, пытающихся открыть дверь не в ту сторону. Хорошее настроение для терапии: «Давай посмотрим, может быть, тут что-то есть? Хм, дверь?! Ты не помнишь, что с ней следует делать?» Шутка.
Смысл терапии – поддержать способность к саморегуляции клиента, а не зарегулировать его по усмотрению терапевта.
Присутствие. Сложно встретиться с тем, кого нет. Если ваше внимание на Луне или в соседней комнате, или еще где-то – вашему клиенту не с кем встречаться. Но нет нужды насиловать себя. Возможно, ваше внимание находится как раз там, где нужно. Возможно, вы отсутствуете как раз потому, что клиент не говорит ни о чем, действительно актуальном для себя. А может быть там, куда вы унеслись, кроется разгадка того, что происходит с клиентом.
Нет нужды насиловать клиента и кричать как удав из мультфильма: «Смотри мне в глаза!» Если клиент куда-то уносится – значит, ему это тоже для чего-то нужно. Важно узнать, куда отправляется его внимание и что оно там делает. Я понимаю присутствие в диалоге не как непрерывный контакт клиента и терапевта, а как осознанное присутствие во всех процессах, которые происходят во встрече. В том числе и в уходе от контакта.
Включенность. Под включенностью я понимаю способность следовать за своим интересом во встрече. Если вам не интересно то, о чем говорит клиент, ваш диалог не получится. Если то, что пытаетесь сказать вы не важно клиенту – терапия также не получится. Люди привыкли из вежливости демонстрировать свою заинтересованность. Терапия – не то место, где полезно это делать. Обычно врачи привыкли задавать кучу правильных вопросов. Но обратите внимание на то, с какой тоской собирают они все эти анамнезы. Почти каждый терапевт имеет истории о том, как он однажды включился и как это пошло на пользу терапии. Я не исключение.
Пример.
Я уже писал о том, что одно время работал в достаточно престижном санатории. Там было много клиентов «со статусом». Я старался вести себя с ними максимально почтительно и вежливо. Теперь я понимаю, что любая роль – разрушает диалог. Клиенты изображали «людей со статусом», я «почтительного терапевта». Сейчас я, возможно, предложил бы в это поиграть. Или еще что-нибудь. В те времена я был совсем беспомощным. Однажды мне попалась клиентка с выпадением волос. Минут через пятнадцать выяснилось, что она безумно стремится контролировать все. У нее на самом деле все было «схвачено». Единственными, кто смел ее не слушаться, были ее собственные волосы. На этом терапия застопорилась. Из почтительности я не смел ей ничего сказать правильно, а намеков она не понимала. На третий сеанс я не выдержал. Меня прорвало. Очень эмоционально я высказал ей все, что думаю и чувствую в ее адрес. Она ответила тем же! Людям, которые были за дверью кабинета, казалось, что мы ругаемся. На самом деле, мы наконец-то включились. К концу сеанса эта клиентка сказала, что я первый человек за последние несколько лет, с кем она поговорила прямо и чьи слова вызвали ее доверие. Для нее складывалось впечатление, что вокруг одни марионетки, которые говорят лишь то, что она хочет слышать. Конечно, так и было. Но она совсем не понимала того, что сама добилась такого результата.
Включаясь по-настоящему, вы рискуете сказать что-то неудобное для другого человека. Вы рискуете поссориться. Или влюбиться, восхититься, ужаснуться, поразиться. Быть живым. Не знаю, что опаснее. Если вы вырази-те свои мысли и чувства в чей-то адрес без обвинения, то у вас есть все шансы быть услышанным. Например, есть огромная разница между тем, чтобы наорать на другого человека и тем, чтобы сказать: «Я так зол на тебя, что готов наорать». Но может, у вас будут другие чувства. Есть огромная разница между тем, чтобы дать советы и рекомендации, основанные на хороших терапевтических идеях, и действительной примеркой опыта другого человека на себя. Это никогда нельзя сделать до конца. Но если вы примерите на себя чей-то действительно мучительный способ жизни, то заорать: «Это же невыносимо!», – будет самой естественной реакцией терапевта.
Австрийский психоаналитик Кохут[16] называл способность вчувствоваться одной из величайших творческих способностей человека. Без включенности терапия происходит на очень низких энергиях. Все плотины и заторы в жизни и организме клиента остаются на своих местах.
Пример.
Когда-то я вел учебную программу для врачей. Врачи учатся не включаться. Они учатся демонстрировать стандартное участие Айболита. Моей включенности было мало для этой группы. Я казался им психом, но что-то знающим и умеющим. Они хотели взять знания и техники, а все остальное выбросить. Но ведь без «остального» знания бесполезны. Тогда я пригласил на эту группу студентку из другого города. У нее была другая крайность. Она не умела не включаться. Если ей было грустно, она плакала, если смешно – смеялась, если ей что-то нравилось – она говорила «мне это нравится» и т. д. Вся детская непосредственность во взрослом человеке. Группу начало лихорадить. Джина выпустили из бутылки! Но кто-то из участников группы начал подозревать у нее психическое заболевание! Психотерапевт классический должен быть стандартно-учтивым. Да?
Это положение я бы разделил на два:
– внимание к феноменам
– уважение к феноменам
1. Внимание к феноменам.
Все, что происходит во время терапевтического сеанса, потенциально важно. Любой жест, который делает клиент, любое его движение или ощущение могут быть важны для развития терапии. Я уже приводил в этой книге пример с движением рукой, которая делала моя клиентка, пытаясь отодвинуть свое женское начало. Метафора такая. Вы видите маленький хвостик, выглядывающий из-за стены. К чему привязан этот хвостик вы не знаете. На другом конце хвостика может быть слон, а может быть маленькая мышка, а может ничего и не быть. Ослик Иа, потерявший этот хвостик, уже находится в совсем другом месте.
Внимание к феноменам не значит непрерывное напряжение. Арни Минделл как-то сказал, что терапевт может быть настолько невнимательным, насколько ему нужно. Всю ценную информацию клиент все равно сообщит и будет сообщать до тех пор, пока вы ее не услышите или не заметите. Это называется: «Принцип сохранения значимой информации». В этот момент работа психотерапевта сильно отличается от деятельности детектива. Хвостик перед вашим носом, если он возник не случайно, будет маячить и маячить…
Также стоит относиться и собственным феноменам. Если с вами что-то начинает происходить при встрече с клиентом, то, может быть, это не случайно. Я уже приводил в этой книге пример того, что при работе с одним из клиентов начало что-то происходить не только с моим сердцем, но и с сердцами всех участников группы. Железное правило для терапевта, работающего с психосоматикой:
НЕ ИГНОРИРУЙТЕ СВОИ НЕПРИЯТНЫЕ И БОЛЕВЫЕ ОЩУЩЕНИЯ
Чувства и ощущения терапевта – основной инструмент в работе. Даже современные психоаналитики научились интерпретировать не на основании идей, а на основании собственных чувств. Боль в сердце, или головная боль, или еще какая-то боль – это инструмент, это показатель вашей включенности и неосознанности одновременно. Если бы вы были бдительней, то успели бы осознать, что это за боль раньше, чем оно стало болью. Но никто не совершенен. Нет беды в том, что ощущение возникла. Беда в том, чтобы продолжить его игнорировать. Если ваш терапевт скажет, а какое мне дело до вашего сердца, скорее всего, ему нет дела и до нужд его собственного сердца. Форма межличностных отношений совпадает с формой внутриличностных. Или более кратко – как снаружи, так и внутри. Все злобные тираны умеют обрушивать такое же количество ненависти и на самих себя. Мир справедливо устроен.
2. Уважение к феноменам.
Когда-то у меня в доме на стенах висели таблички на всех видных местах. Их было две: «Люди разные» и «Мир не обязан быть удобным». Приходит кто-нибудь в гости и начинает жаловаться на кого-то. Замечает таблички и умолкает.
Опыт каждого из нас уникален, и для того, чтобы абсолютно понимать другого человека, нужно прожить его жизнь. Да и в этом случае сохранятся различия.
Пожалуй, в этом месте стоит сказать еще несколько слов о теории процессуального подхода. Еще одна модель. Извини, читатель!
Процессуальные терапевты выделяют три уровня реальности. Первый, самый глубокий, или основной – уровень духа, или глубинный уровень. Это тот уровень, которым занимаются или пытаются заниматься представители самых различных духовных школ и направлений. Этот уровень психотерапия обычно игнорирует. Прикосновение к этому уровню позволяет обнаружить, что на уровне духа все мы являемся светлыми существами.
Второй уровень – сновидческий. Это те образы, которые рождаются нашим духом. Осознаваемые и неосознаваемые сны, фантазии и мечтания. Если хотите – это то, как наше сознание воспринимает собственные глубинные импульсы. На этом уровне могут начинаться кошмары. Кошмар – это всего лишь признак того, что глубинные импульсы не могут найти выражения.
Но сны рано или поздно сбываются. «Мы рождены, чтоб сказку сделать пылью…». Это не опечатка, исправлять не надо. Сновидческий уровень воплощается в нашу общепринятую реальность. Этот, самый поверхностный уровень, принято называть консенсусной или договорной реальность. Люди договорились воспринимать мир таким. Например, считать болезни болезнями.
Болезни и неприятности на уровне общепринятой реальности – всего лишь признак того, что человек пытается игнорировать и не понимать импульсы собственного духа. В общем-то, ничего нового в этих идеях.
Я пишу здесь об этом, чтобы подчеркнуть, насколько наши феномены могут быть различными. Для того, чтобы полностью понять другого чело-века, мало иметь похожий опыт. Важно совпадать на всех уровнях реальности. Как говорят мои учителя: «Если бы люди понимали и уважали различия друг друга, в этом мире не было бы конфликтов».
Как работают с феноменами? Да очень просто: не стесняются лишний раз спросить: «А что это такое, а что это значит, а что в этом плохого…?» О диалоге все. Любая книга о гештальт-подходе много пишет о диалоге.
1.5. Целостный взгляд
Человек целый. Целое не является алгебраической суммой составляющих. Человек – единая система, а не мешок с органами. Разделение врачей на разных специалистов удобно для медицины, но в высшей степени абсурдно. Абсурдно потому, что разные специалисты привыкают игнорировать те участки тела, которые находятся вне их компетенции. Я уже говорил о том, что симптомы обладают способностью перетекать из одного органа в другой.
Лекарственные средства действительно просто меняют баланс энергий. Гомеопаты или рефлексотерапевты более адекватно воспринимают человека. Они обучены видеть целое.
Видеть целое важно для психотерапевта. Хороший терапевт, выслушав жалобы, спрашивает: «А теперь расскажите, как вы живете?» Вполне возможно, что рассказав о том, как он живет, клиент сам себе расскажет и о том, как возникает его болезнь.
1.6. Принцип «здесь и сейчас»
Классическое гештальтистское положение невероятно важно при работе с психосоматикой. Своим студентам, которые забывают об этом принципе, я говорю: «С чего ты взял, что твой клиент болен? То, что он болел пятнадцать минут назад, вовсе не значит, что он до сих пор болеет». Помните, я приводил пример с астматиком, который на два месяца нечаянно забыл о своей астме.
Здесь и сейчас у любого из нас есть все, для того чтобы быть больным или здоровым. Есть организм и есть энергия для осуществления самых разных процессов. Человеческие батарейки могут месяц обходиться без перезарядки. Даже если кажется, что у вас совсем нет сил, энергии всегда достаточно. Просто, скорее всего, эта энергия расходуется на изнурительную борьбу с самим собой.
Как реализуется принцип «здесь и сейчас» в терапии? Очень просто. «Какие у вас основания здесь и сейчас утверждать, что вы больны? Можете, не опираясь на вчерашние снимки и анализы, найти признаки своего заболевания в себе? Может так случиться, что вы действительно выздоровели со вчерашнего дня? С чего вы взяли, что это невозможно? Если вы выздоровеете навсегда, то здесь и сейчас как вы узнаете о том, что это произошло?». И так далее. Обычно я очень извиняюсь, когда задаю эти вопросы. Если не извиняться, то вас могут поколотить. Но если эти вопросы не задавать, то можно лечить одного и того же пациента вечно. Помните «Алису в стране чудес»? «Варенье на завтра». Но ведь завтра никогда не наступает. Если вы очень хотите, чтобы ваш клиент лечился вечно и только смерть вас разлучила, никогда не используйте принцип «здесь и сейчас».
1.7. Ответственность
Я искренне верю в то, что люди способны отвечать сами за свое здоровье, свою жизнь и свой путь в этой жизни. Мне чужого не надо. Если клиент ищет кого-то ответственного, что я могу сделать, кроме как предложить зеркало? Я не гуру, не целитель. Я просто тренер-психотерапевт.
Ответственность – то, с чего начинается работа с психосоматикой. Если терапевт взялся отвечать за здоровье клиента, я не завидую ни тому, ни другому. Кстати, стоит сказать, что я понимаю под ответственностью. Ответственность – осознанная свобода выбора. Все, что я могу – спросить у своего клиента: «Хочешь ли ты выбирать сам или продолжи искать кого-нибудь, кто будет выбирать вместо тебя?»
Распределение ответственности – не простая прихоть или каприз терапевта. Если я отвечаю за состояние здоровья другого человека, то здесь заканчивается моя экзистенциальная поддержка. Я перестаю признавать права другого и стремлюсь распоряжаться его здоровьем так как считаю правильным. Миллионы людей болеют именно потому, что их заставляют быть здоровыми.
Пример.
Обратилась женщина, которая за последние два года буквально разваливалась на кусочки. У нее не было ничего здорового. Обычно так бывает, когда человек не может пережить траур. Я прямо спросил об этом. Оказалось, что действительно, два года назад у клиентки умер муж. Она решила уйти из жизни вслед за ним. Все ее родственники друзья и знакомые набросились на нее, буквально требуя, чтобы она продолжала жить. Формально она послушалось, а на деле начала умирать нечаянно. Я сказал ей о том, что, на мой взгляд, за ее жизнь отвечает только она. И что я точно не вправе ничего решать. Еще я попросил ее прислушаться к себе и почувствовать, чего ей самой хочется. Она сделала паузу. И через мгновение улыбнулась, единственный раз за весь сеанс: «А ведь знаете, я впервые за последние два года почувствовала, что действительно очень хочу жить».
Подталкивая наших «ближних» или «дальних» к наилучшему для них выбору, мы очень часто добиваемся обратного эффекта. Как известно, дорога в ад вымощена именно благими намерениями.
1.8.Умение следовать за процессом
Гештальт-подход носит название процесс-ориентированной терапии. Но все же для большинства гештальт-терапевтов диалог первичен, а процесс вторичен. В процессуальной работе наоборот. Процесс важнее всего, а теорией диалога процессуальные терапевты как бы не пользуются. Что важнее – крутить педали или держать равновесие? Диалог важен. Процесс не менее важен.
Пример.
Ко мне обратилась женщина с хронической аллергией. У нас была пят-надцатиминутная консультация, за время которой я задал ей один-единственный вопрос. Я спросил: «Вы не могли бы прислушаться к себе и понять, чего вам больше всего хочется именно сейчас». Она начала плакать. На следующий день она пришла и рассказала, что проплакала всю ночь. Но испытала такое облегчение, как никогда в жизни. И все проявления ее аллергии прошли. Эта женщина оплакивала свои отношения с сестрой. Когда-то они были очень близки, но со временем очень сильно разругались. Я не разрешал ей плакать и не заставлял ее плакать. Я просто попросил ее позволить происходить тому, что происходит.
Почему она выздоровела? Вот что пишет о плаче Александр Лоуэн.[17] «Любая травма является шоком для организма, заставляющим его застыть или же сжаться, затаить дыхание и закрыться подобно морской раковине. Плач как раз и есть процесс размораживания того, что застыло, расслабления того, что сжалось, и открытия веяниям жизни того, что сейчас наглухо заперто. После конвульсий, сопровождающих рыдания, дыхание становиться расслабленным и глубоким. ‹…› Ни одному человеку не дано восстановить свой полный потенциал и готовность к восприятию бытия, если он не умеет плакать».
Доверие к процессу требует определенной смелости. Есть единственный индикатор процесса – ощущение гармоничности происходящего. Даже если умом кажется, что все идет не так. Навык следования за процессом на-поминает навык езды на велосипеде. Когда равновесие нарушается внутри возникает дисгармония и наши мышцы что делают, для того чтобы баланс восстановить. Простая магия доступная каждому школьнику. Болезнь – это попытка продолжать ехать, когда баланс потерян.
1.9. Итоги
Вот, пожалуй, я и перечислил то, что можно назвать базовыми навыками терапевта, работающего с психосоматикой. Базовые навыки самодостаточны. Терапевт может больше ничего не уметь делать и терапия будет происходить. Почему так? Базовые навыки предназначены помочь клиенту вернуться к самому себе.
Парадоксальная теория изменений Арнольда Бейссера в полном виде звучит следующим образом: изменение происходит тогда, когда человек становится тем, кем он на самом деле является, а не тогда, когда чело-век предпринимает попытки стать тем, кем он не является.
Наши болезни – неуклюжие попытки обмануть самих себя. Своеобразное неосознанное жертвование собой ради мифов и иллюзий. «Психотерапия посвящена тому, чтобы человек узнал о себе и принял в себе все то, что окружающие его люди о нем давно знают», – шутил Тод Берли. Базовые навыки по сути своей не оставляют клиенту никакого другого выбора, кроме как начать узнавать самого себя.
Без базовых навыков все остальные техники бесполезны. Они могут все запутать.
2. Техники
Безумно не хочется начинать нудную главу с сухой классификации техник. Книг на эту тему написано столько, что одной человеческой жизни не хватит, чтобы все испробовать и применить. Говорят, Перл создавал за неделю по сотне новых техник, а его ученики очень сердились на него за то, что он сегодня не мог вспомнить то, чем работал вчера. И все же эта глава практически неизбежна. Наверное, я сначала приведу универсальный алгоритм работы с психосоматическим клиентом.
2.1. Универсальный алгоритм работы с психосоматическим клиентом
Шаг 1. Заключение контракта. С прояснением: метода, ответственности, сроков, результата, оплаты. Об этом смотри выше.
Шаг 2. Выяснение модели клиента.
Выяснить модель клиента позволяет следующий вопрос: «Как вы считаете, что с вами происходит? Выберите один из ответов:
К вам привязалась такая-то болезнь?
Что-то не то делает ваш организм?
Что-то не то делаете вы сами?»
Шаг 3. Выбор техник. Этот момент работы принципиально зависит от того, какую модель вам удалось определить на предыдущем этапе. При этом не очень важно, как клиент ответил на вопросы шага № 2. Начитавшись умных книжек, клиент может с готовностью сказать: «Да, конечно, это я сам делаю себя больным!». Но перед этим обронить фразу: «Совсем замучила проклятая болячка». Следует принимать во внимание, какую модель клиент нечаянно демонстрирует, а не то, в какую он пытается верить. И конечно, не стоит пытаться насильно менять модель клиента. На протяжении всей книги я пишу о том, что любая модель клиента подходит для терапии. Вопрос в том, каких взглядов придерживается терапевт.
Итак, клиент может придерживаться трех моделей.
Шаг 3.1. Если клиент считает, что к нему привязалась (на него напала, у него возникла и т. д.) какая-то болезнь, то его модель носит название диссоциированной. Он отвергает часть себя, воспринимая эту часть как внешний посторонний объект – болезнь. В этом случае терапевту стоит сохранить такую модель и начать применять интегрирующие методы работы: работу с «пустым стулом», работу с «делателем симптома», проективные методики, работу с «энергией химических соединений» и т. д.
Шаг 3.2. Клиент может занимать промежуточную позицию. Например, считать, что ошибается его организм. Я называю эту модель беспризорной. В этом случае за проявления болезни как бы никто не отвечает: ни внешний объект, ни сам клиент. Один из способов работы с такой моделью – попросить клиента все же определиться. Например, задать такой вопрос: «Как вы считаете, ваш организм – это вы или не вы?[18] (Вот в чем вопрос!)». Здесь отвертеться тяжело. Организм может быть «не я», или «вроде бы я» и т. д. Тогда, конечно, у клиента все же диссоцированная модель. Только выяснять отношения ему придется со своим организмом. В этом случае шаг 3.2. очень похож на шаг 3.1. Но может оказаться, что клиент скажет: «Да, конечно, я и мой организм – это одно и то же». Или еще что-нибудь в этом роде. Тог-да ваш клиент выбрал все же ассоциированную модель. Автоматически переходите к шагу 3.3.
Шаг 3.3. Ассоциированная модель. Модель, которая существует почти у всех детей дошкольного возраста. Практически все малыши очень уверенно говорят: «Конечно, я сам делаю себя больным». Именно благодаря детям я задумался в свое время о странности медицинских моделей. Даже когда я просил своих дошкольных клиентов рисовать свои болезни, они крайне редко изображали каких-нибудь монстров. Например один мальчик нарисовал себя как растаявшего. Маленькие пациенты благодаря своей непосредственности еще не верят, что болезни нападают на них откуда-то. Поразительно, но, похоже, дети стремятся к большей ответственности за свою жизнь. Но закончим лирическое отступление. Если клиент говорит: «Да, это я сам создаю проявления своей болезни!» – то для терапевта это и плохо, и хорошо одновременно. Хорошо, потому что этот клиент сам подошел к ответственности за свое здоровье. Плохо потому, что работать придется в диалоге. Такой клиент не потерпит халтуры. Чтобы работать с ним, вам придется прекрасно осознавать себя.
Шаг 4. Работа с осознанием.
Шаг 4.1. (4.2) Работа с диссоцированной моделью.
Итак, наш клиент имеет диссоциированную модель. Это значит, что его внутриличностный конфликт воспринимается как конфликт между ним и болезнью. В этом случае сказать ему об этом прямо – значит тут же потерять клиента. Наилучший выход – принять эту модель и работать так, как будто болезнь действительно является внешним объектом.
1. Работа с пустым стулом. Данная техника подразумевает то, что пациенту предлагается поговорить с воображаемым собеседником, например, с партнером по конфликту, родственником, частью себя, или в данном случае со своей болезнью. Техника предназначена для интеграции.
Пример.
Почти классический. Я приводил уже этот пример в одной из статей. Работа с больным бронхиальной астмой с 20-летним стажем. Пациент вошел в кабинет с уже начавшимся, достаточно сильным приступом астмы. Я предложил ему представить на пустом стуле перед собой свою болезнь. Он с легкостью это сделал и описал болезнь как страшного монстра, который издевается над ним. Клиент говорил о болезни с большим страхом, почти с ужасом. Я попросил его пересесть на место этого монстра и попробовать сыграть его роль. Пациент сел на стул болезни и перевоплотился. Его затрудненное дыхание исчезло, наоборот, на месте своей болезни он дышал сильно и гневно. В свой адрес он направил множество угроз. Он был сейчас гневным и здоровым, но совершенно не замечал этого! Если бы я вмешался, его приступ мог бы вернуться вновь. Я работал в зале ЛФК, где на полу лежало несколько матов. Мне пришло в голову попросить этого парня представить, что эти лежащие маты – все остальное человечество. Не мог бы он попробовать выразить те чувства, которые испытывает в свой адрес на месте болезни, этим матам? Тут произошло нечто неожиданное. Несчастный астматик исчез совсем. Этот парень превратился в Наполеона. Он скрестил руки на груди и начал и начал отдавать приказания воображаемым подчиненным. Дышал он совершенно легко и свободно. Приступ астмы разрешился за несколько минут. Позже я побеседовал с его женой. Она рассказала, что в жизни он очень тихий и застенчивый человек. Только вот работает прокурором. Что лучше – быть больным и скромным, или нахальным и здоровым?
Печаль этого примера в том, что мгновенное чудесное снятие приступа ничего не решает. Оно дает пациенту надежду, показывает возможные пути выздоровления, но чаще всего требует работы. Осознанной работы по использованию тех сил и потенциалов, которые пока проявляются как бронхиальная астма. У меня есть студент с сахарным диабетом. Наша первая встреча произвела на него большое впечатление. После нескольких минут работы у него случилось гипо-состояние.[19] То есть пятнадцатиминутная работа подействовала как доза инсулина. Однако дальнейшая терапия была достаточно долгой и потребовала приобретения новых навыков.
Обычно работа с пустым стулом завершается либо спонтанной интеграцией, когда пациент говорит: «Да ведь там никого нет, на этом пустом месте, это все мое!», либо мне приходится просить пациента примерить слова и переживания, высказанные из роли болезни.
Основным вопросом этой техники является все же выяснение потребности. В чем потребность астмы у пациента из недавнего примера? В агрессивности. Но ведь агрессивность – это не плохо и не хорошо. Победить на олимпиаде – это агрессивно, и наорать на соседа в подъезде – тоже. Только первый способ общество приветствует, второй отвергает. Хроническим пациентам приходиться заново осознавать свои потребности и искать для них социально-приемлемые формы. Я называю этот процесс повторной социализацией.
2. Работа с энергией химических соединений. Ради бога, не пугайся, читатель, в этой книге и так мало магии. Техника надежная, проверенная во множестве разных городов. Как она работает? Общеизвестно что любое лекарственное средство вызывает какой-то эффект лишь потому, что является внешним, привнесенным аналогом тех соединений, которые организм способен вырабатывать сам. Но соединения вырабатываются под достаточно строгим контролем нервной системы. Например, если человек запрещает себе гневаться, он будет пытаться сдерживать себя. Как блокировать свои психологические и, следовательно, химические реакции? В итоге адреналин и похожие на него вещества приходиться вводить снаружи. Так, например, бывает у астматиков. Наркотические соединения также либо стимулируют выработку собственных медиаторов, либо являются прямыми аналогами внутренних веществ хорошего настроения. Знаете историю про крысу и педаль? Если крысам в центр удовольствия ввести электроды, и создать специальную педаль, замыкающую контакты, то крыса давит на эту педаль до самой смерти, забывая про еду и другие крысиные заботы. Очень грустная история. Вам это ничего не напоминает? Странно, как люди не додумались до такой операции. Миллионы наркоманов сидели бы дома и давили бы на педали. Или если пойти дальше, почему бы ни внедрить электроды везде? Нажал на кнопочку – выработался инсулин, нажал на другую – давление повысилось. Уверен, что кому-то понравится моя идея. Хотя мне она кажется из фильмов ужасов. Почему бы сразу не внедрить процессор вместо мозга? Но люди пока обходятся без кнопочек. Зачем сложности?! – Выпил одну таблетку – поднялось давление, выпил другую – опустилось. Чем не робот? Не знаю, может быть, я снова слишком суров?
Пример.
1. Клиент с сахарным диабетом. Я попросил его где-то в комнате представить себе энергию инсулина. А затем встать, покинуть свое место и войти в состоянии энергии. Почувствовать ее особенности. Пожить, как жила бы эта энергия в чистом виде. Осознать какое-то ее основное содержание.
И снова я увидел удивительную метаморфозу! Тихий, сдержанный и мягкий человек начал вести себя очень странно. Он быстро и резко бегал по комнате, пытался ломать мебель, делал еще какие-то асоциальные действия. Когда он вернулся в свое привычное состояние, то был в большом восторге от случившегося. Он сказал, что благодаря внешнему инсулину чувствует себя более мобилизованным. Но такой сильной мобилизации не испытывал никогда в жизни.
2. Работа с энергией алкоголя. Молодая женщина. Я попросил ее представить себе энергию алкоголя. Затем войти в это состояние. Через секунду на ее лице возникла блаженная улыбка. Тело совершенно расслабилось. Все ее существо выражало безмятежность. Когда она вернулась в себя, то сказала, что не испытывала такого состояния с пятилетнего возраста. На вопрос «почему» ответила, что в ее семье не принято быть такой расслабленной. Что ее родственники чем-то непрерывно напряжены и озабочены. И вообще воспринимают жизнь как очень трудный, изнурительный процесс. Грустно. А тут – нажал на химическую кнопочку и расслабился.
3. Работа со средством для похудения. Как только клиентка вошла в состояние этого вещества, она тут же бросилась выносить из комнаты вещи. Ей невероятно хотелось все выбрасывать прямо за порог. Позже она сказал, что, похоже, действительно в ее жизни накопилось много всего лишнего: вещей, событий, отношений. Пора провести приборку.
Я остановлюсь. Такими примерами можно заполнить целую книгу. Она будет читаться как детектив. Но эти примеры не очень подходят для обмена опытом. Люди разные. Каждому из нас химические соединения могут нести что-то свое.
Читать бесплатно другие книги:
