Неосторожность Андреев Леонид

– Нет. Там слишком много. Все эти годы. Джонни. Она никогда не уйдет из моей жизни. Это невозможно.

– Ты ее еще любишь?

– Конечно. Я всегда ее любил. И всегда буду.

Клэр закрывает глаза:

– А меня ты любишь?

– Да. Я люблю вас обеих. Это плохо?

– Мэдди, похоже, считает, что плохо.

– А ты?

– Я никогда не просила, чтобы ты любил только меня. Никогда не пыталась состязаться с Мэдди. Я так тебя любила, что хотела, чтобы ты меня тоже любил, хоть немного.

Гарри нежно привлекает ее к себе и целует в лоб.

– Я тебя люблю куда больше.

Утром он просыпается первым. Сегодня суббота. За окном падает мелкий снег. Снежинки тают, падая на асфальт. Клэр спит рядом с ним, обнаженная, слегка посапывая, положив руки под голову. Он не хочет ее беспокоить, поэтому лежит тихо. Потом они пойдут завтракать. Обычно Гарри вставал, шел в кухню варить кофе, затем работал в своем кабинете. Но за несколько недель все перевернулось вверх дном. Кабинета в Риме больше нет, кабинета в Нью-Йорке тоже. Его прежняя жизнь стала сном. Он изгнанник. В его съемной квартире на высоте пяти лестничных пролетов стоит на кухонном столе лэптоп, к которому Гарри почти не прикасался. В памяти лэптопа роман, к нему не хочется возвращаться – так роман изменился, так изменилась жизнь самого Гарри.

Думал ли он, что окажется здесь? Женщина рядом с ним ему не жена, она не мать его ребенка. И все же есть в ней что-то настолько важное, что он хочет забыть обо всем остальном. В ней ли дело? Или в том, что он хочет в ней видеть? Да, она красива – но не так красива, как Мэдди. Да, она умна, а Мэдди мудрая. Разве она настолько же щедра? Добра? Несгибаема? Я знаю, она моложе. К ней нет привычки, которую вырабатывают двадцать лет брака. Она слышала еще не все его шутки, не знает всех его настроений и историй. Для нее он пока еще неизведанная земля, на которой даже самые простые дела и обычаи вдохновляют.

Но почему она его выбрала? Клэр амбициозна, это заметно. Вокруг множество других мужчин, которые с радостью займут место Гарри в ее постели. Сколько еще лауреатов литературных премий ей приходилось встречать? Для нее это – высший круг, высшая лига. Клэр недостаточно быть просто с богатым мужчиной. Клайв ей это продемонстрировал. Нет, она опробовала этот товар и поняла, что он негоден. Ей не хочется быть всего лишь приложением к кому-то. У нее свои мечты.

А потом Клэр встретила Гарри. Все еще красивого, успешного, высоко ценимого. Как она могла в него не влюбиться? Он был всем, в чем она нуждалась. Если он оставит ради нее жену, будет небольшой скандал, но в литературных кругах такие перемены не имеют большого значения, и неприязнь к нему скоро исчезнет. Званые обеды, новые открытые двери. Может, Клэр сама напишет роман? Они были бы счастливы вместе, она это принимает. Клэр даже начала думать о том, что напишут о ней однажды в биографии. Какое место определит ей история? Разлучница, товарищ, любовница, спасительница, а может, просто сноска перед тем, как он уйдет к следующей женщине?

Но пока это лишь фантазии. Ей нужно, чтобы он перерезал нить. Это изначально не входило в ее планы, но теперь кажется единственным выходом. Только тогда они с Гарри могут быть счастливы.

Сидя за столиком в местном кафе, Клэр спрашивает:

– Мэдди обо мне знает?

– Нет. Она не спрашивала, я не говорил.

– А сказал бы?

– Хочешь, чтобы сказал?

Она на мгновение задумывается. Станет ли это ее жизнью? Сидеть напротив него утром, смотреть, как он пьет кофе и ест яичницу? Он любит соус табаско, она помнит.

– Не знаю, – отвечает Клэр. – Не хочу, чтобы ты лгал, если она спросит.

– Нет, лжи было уже слишком много.

– Давай, я ей сообщу.

Гарри смотрит на нее в изумлении:

– Ты серьезно?

– Да. Я не хочу, чтобы она тебя ненавидела сильнее, чем сейчас. Я тоже заслуживаю ненависти.

– Нет, это должен сказать я.

– Послушай. Это не так глупо. Может быть, так было бы даже лучше. Если я пойду и честно ей обо всем расскажу, она может меня возненавидеть, но оценит, что ей сказали правду.

Гарри берет ее за руку:

– Спасибо. Но это невозможно. Я в жизни тебя о таком не попрошу. Даже если ты этого сама захочешь. Это моя ответственность. Когда придет время, я ей расскажу, но до тех пор – нет. Пожалуйста, пойми.

Клэр кивает.

Через неделю она звонит в дверь Мэдди. На улице ливень. Такой силы, что от зонта никакого толку. Она понимает, что Гарри рассердится, когда узнает. Но уже поздно. Она больше не заводила об этом разговор в выходные. Ждала, что он сделает. Сделает ли он что-нибудь. Когда стало ясно, что он ничего делать не собирается, Клэр решила действовать сама.

Она нервничает. У нее подкашивались ноги. На мгновение ей захотелось повернуть обратно и убежать. Так легко было бы найти себе оправдание. Что-то срочное на работе. В другой раз, хорошо?

Дверь открывается.

– Клэр! – восклицает Мэдди, целуя ее в щеку. – Заходи. Бедняжка, ты насквозь промокла.

Она входит.

– Давай-ка, – говорит Мэдди, – я это возьму.

Она помогает Клэр снять пальто и вешает его на крючок.

– Поверить не могу, что мы так давно не виделись. Ты чудесно выглядишь. Замечательная стрижка.

Клэр краснеет и улыбается.

– Спасибо. Я забыла, что ты ее не видела.

– Я очень рада, что ты позвонила.

– Спасибо, что разрешила зайти.

– Не говори ерунды. Мне как раз это и нужно.

Мэдди уходит в кухню.

– Принести тебе кофе? Или лучше чаю?

– Чай – это замечательно.

– Секунду. Устраивайся пока.

– Мне так нравится ваш дом, – замечает Клэр.

– Спасибо. Жаль, что снаружи так мерзко. Когда погода хорошая, лучше всего сидеть в саду.

– Как Джонни?

– Хорошо. Он был очень рад вернуться в Нью-Йорк. Привычная комната, старые друзья. Ты же знаешь детей. Вот и чай.

Мэдди входит с небольшим серебряным подносом, на котором стоит фарфоровый чайник, чашки, сливочник и сахарница. У Мэдди много чудесного фарфора, доставшегося от бабушки. Взяла ли она в тот раз набор от Споуда? Думаю, да.

– Надеюсь, лапсанг подойдет. День как раз для него.

Комната наполняется ароматом. Клэр рада отвлечься. Когда она поднимает хрупкую чашку, у нее трясутся руки. Они сидят в гостиной. Дождь колотит по стеклу, барабанит по плиткам дорожки. Клэр снова поражается красоте Мэдди, ее самообладанию, достоинству. Рядом с ней она кажется себе незначительной. Теперь вдвое сильнее.

– Расскажи, как ты? – произносит Мэдди. – Что у тебя происходило?

– Хорошо. На работе все удачно. Меня повысили. Платят больше. Я смогла снять квартиру.

– Уолтер что-то говорил. Сказал, вы встречались выпить вместе прошлой осенью.

– Мы хотели и весной повидаться, но не получилось. Как Уолтер?

– Как всегда, дай ему Бог здоровья. А что с личной жизнью? Есть успехи?

– Все сложно.

– Ну, еще бы. Оно же всегда сложно, правда? – Мэдди смеется. – Кстати, я не знаю, слышала ли ты, но мы с Гарри разъехались.

Клэр кивает.

– Да. Ты не представляешь, как мне жаль.

– Спасибо. Это было нелегко.

Клэр делает глубокий вдох.

– Мэдди, мне нужно тебе кое-что сообщить. Поэтому я и хотела с тобой повидаться.

– Что?

– Не знаю, как сказать…

Мэдди щурится:

– Что-нибудь случилось?

– Господи, – вздыхает Клэр. – Я так виновата.

У Мэдди по шее бегут мурашки. Она понимает, что собирается сказать Клэр, и закрывает глаза. Она не хочет это слышать.

– Мэдди, это я, – продолжает Клэр. – Я все разрушила. У меня был роман с Гарри. Прости.

Услышать это хуже, чем просто знать. Мэдди бледнеет. У нее сжимаются зубы, и она сидит в оцепеневшей тишине, не шевелясь. Клэр склоняется над столом, напуганная, встревоженная.

– Что ты сказала? – наконец произносит Мэдди.

– Это я.

– Он тебе купил в Париже платье?

Клэр кивает и всхлипывает.

– Да.

– И остальные поездки?

– Да.

Мэдди глубоко вдыхает, неподвижно глядя в стену. Как отреагировать на подобное? Предательство бесстыдно, огромно. Противоестественно. Такое признание влечет за собой ярость, нет, хуже, убийство. Это несмываемое пятно. Но Мэдди не поднимает руку на Клэр. Не кричит, не повышает голос. Эта женщина умеет вынести побои, знает, как лишить истязателя радости от ударов, как бы сильно ни бил ремень.

Она ровным голосом спрашивает:

– Ты его любишь? – тихо спрашивает Мэдди.

– Да.

Клэр снова кивает, не смея встретиться с Мэдди глазами.

– Ясно. А он тебя?

– Думаю, тоже.

Любовь много хуже секса. Секс – всего лишь измена тела. Любовь – измена сердца.

Мэдди встает, подходит к столику в противоположной части комнаты и вынимает из ящика пачку сигарет. У нее слегка дрожат пальцы, когда она прикуривает. Делает несколько затяжек, стоя спиной к Клэр, глядя в сад на дождь, капающий с веток. Скрестив руки на груди, она поворачивается к Клэр:

– Когда это случилось?

Та сморкается в салфетку, по-прежнему не глядя Мэдди в глаза.

– Осенью. Когда Гарри приезжал в Нью-Йорк. Мы встретились на вечеринке. Я пригласила его к себе выпить. И…

Мэдди поднимает руку:

– Спасибо, достаточно. Мне не нужно этого знать. Задам тебе еще один вопрос. Зачем ты мне это рассказываешь?

– Я хочу, чтобы ты поняла, что мне очень жаль, и Гарри все равно тебя любит, хотя вы и разводитесь. Он не знает, что я здесь. Он бы возмутился, если бы узнал.

– Ты с ним виделась? – ахает Мэдди.

Если можно было поразить ее еще сильнее, то это случилось.

– Да.

– Когда?

– В выходные.

– Ты с ним спала?

Клэр колеблется, потом кивает.

– Да.

Мэдди закрывает глаза.

– Ясно.

Клэр ждет. У нее мокрые от слез щеки.

– Клэр, спасибо, что зашла. Не могу сказать, что ты меня порадовала, но твоя смелость меня восхищает. Я не знаю, чего ты от меня ждала. И мне жаль тебя разочаровывать, если ты надеялась, что я закачу истерику или начну забрасывать тебя оскорблениями, а то и чем похуже.

– Нет, я…

– Пожалуйста. Позволь мне закончить. Я хотела сказать, как мне грустно оттого, что ты предала нашу дружбу. Когда ты к нам впервые пришла прошлым летом, мы тебя приняли, и вот как ты нам отплатила. Не знаю, как ты с этим сможешь жить.

– Мэдди…

– Тебе лучше уйти. Однажды я поверила твоим слезам. Не оскорбляй меня еще сильнее, думая, что я опять им поверю.

Мэдди направляется к двери. Клэр следует за ней.

– Мэдди, я… Я не знала, чего ждать, когда шла сюда, но надеялась, что ты хотя бы попытаешься простить Гарри и не ненавидеть меня.

– Я не могу тебе обещать ни того ни другого. А теперь, пожалуйста, уйди.

Я прихожу к ней вечером. Мэдди позвонила мне в бешенстве.

– Эта сучка! – кричала она в трубку. – Эта мелкая сучка!

Когда я являюсь, она уже пьяна. На кухонном столе бутылка водки. Лужи от растаявшего льда. Неизвестно, когда она начала. Наверное, вскоре после того, как ушла Клэр.

Мэдди плачет. Рассказывает мне об их разговоре. Чайная посуда так и стоит в гостиной на стеклянном столике. Я замечаю, что одну чашку швырнули через всю комнату, ее осколки кучкой лежат на полу. Из носа у Мэдди течет, на губах вздуваются пузыри, лицо мокрое от слез. Я никогда не видел ее такой за все годы, что мы знакомы. Я даю ей свой платок, она его берет и оставляет себе.

– Пойду, скажу Джонни спокойной ночи, – говорю я.

Она молча машет рукой. Я поднимаюсь. Глория читает Джонни сказку на ночь.

– Привет, приятель, – улыбаюсь я. – Мама просила передать тебе спокойной ночи и сказать, что она тебя любит.

– Что с мамой?

– Ничего. Немного устала.

– Это из-за папы?

– Нет, – отвечаю я, усмехнувшись. – Говорю же, просто устала.

Я наклоняюсь и целую Джонни в лоб. Он мне не верит. Вот так дети и учатся не доверять взрослым.

– Она придет к тебе утром. Поспи.

– Спокойной ночи, дядя Уолт.

Я киваю на прощание Глории и закрываю за собой дверь.

Мэдди внизу курит. Я наливаю нам обоим еще.

– Надеюсь, ты не рассчитываешь поесть, – говорит она. – Еда мешает алкоголю. К черту еду. Я больше не готовлю ни черта никакой еды. Я в Нью-Йорке живу. Могу заказать на дом все, что захочу, когда захочу. Кстати, заказать тебе что-нибудь? Тайское? Мексиканское? Все, что, к чертям собачьим, угодно. Кредитка и звонок – и все, и какой-то несчастный ушлепок на велике привезет все к дверям. Готовят только тупые. У меня годы ушли, чтобы это понять. Видишь сковородки? Я их продам. Кулинарные книги раздарю. Что скажешь, Уолтер? Тебе нужна кулинарная книга? Выбирай. У меня их до хрена. Французская, итальянская, греческая, американская, современная, haute cuisine. Говори, у меня все есть. Я этим занималась только ради Гарри. Ему, мать его, это так нравилось.

– Нет, мне не надо, – отвечаю я.

– Доброй ночи, мисс Мэдди, мистер Уолтер, – говорит Глория через четверть часа.

Она в пальто. Уже почти девять.

– Доброй ночи, Глория! – весело восклицает Мэдди. – До завтра. Спасибо.

Когда Глория закрывает дверь и запирает ее снаружи, Мэдди произносит:

– Я только не понимаю, почему с ней?

Я знаю, о ком она. Мэдди возвращается к этой теме весь вечер, пытаясь подступиться к вопросу с разных сторон.

– Мы ведь жили в Риме. Там множество роскошных итальянок, он бы мог их трахать, а выбирал ее. Где логика?

Я молчу. Ей нужно выговориться. Сильнее всего ее ранит двойное предательство.

– Посмотри на меня, Уолтер. Я ведь не совсем урод для своего возраста, да? Сиськи пока не очень отвисли. Попа подтянутая, и ушей у нее пока нет.

– Ты красивая, Мэдди. Можешь не волноваться.

– Тогда по какому поводу мне волноваться?

– Поводов нет.

Она улыбается и накрывает мою руку своей ладонью.

– Спасибо, Уолтер. Милый Уолтер. Ты всегда находился рядом.

– И всегда буду.

Она снова похлопывает меня по руке:

– Знаешь, по-моему я напилась.

– Есть немного.

– Мне, наверное, надо лечь.

– Дельная мысль.

Мэдди пытается встать и спотыкается.

– Ножки не держат, – говорит она, широко улыбаясь. – Знаешь, я сама по лестнице не поднимусь.