Бесстыдники (сборник) Хармс Даниил
Рахтанов (проходит и хлопает до и после) – А Коля во вторник съел дом.
Е. И. – Ну так и есть. Он
<Май 1929>
«Тетерник, входя и здороваясь: Здраствуйте! Здраствуйте!..»
Тетерник, входя и здороваясь: Здраствуйте! Здраствуйте! Здраствуйте! Здраствуйте!
Камушков – Вы однако не очень точны. Мы ждём вас уже порядочно.
Грек – Да да да. Мы вас поджидаем.
Лампов – Ну говори: чего опоздал?
Тетерник, смотря на часы: – Да разве я опоздал? Да вообще-то есть… ну ладно!
Камушков – Хорошо. Я продолжаю.
Грек – Да да да. Давайте правдо.
Все рассаживаются по своим местам и замолкают.
Камушков – Не говоря по нескольку раз об одном и том же, скажу: мы должны выдумать название.
Грек и Лампов – Слышали!
Камушков (передразнивая) – Слышали! Вот и нужно название выдумать. Грек!
(Грек встаёт)
Камушков – Какое ты выдумал название?
Грек – Ныпырсытет.
Камушков – Не годится. Ну подумай сам что-же это за название такое? Не звучит, ничего не значит, глупое. – Да встань ты как следует! – Ну теперь говори: почему ты предложил это глупое название.
Грек – Да да да. Название, верно, не годится.
Камушков – Сам понимаешь. Садись. – Люди, надо выдумать хорошее название. Лампов! (Лампов встает). Какое название ты предлогаешь?
Лампов – Предлагаю: «Краковяк», или «Студень», или «Мой Савок». Что? Не нравится? Ну тогда: «Вершина всего», «Глицириновый отец», «Мортира и свеча».
Камушков (махая руками) – Садись! Садись!
26 декабря 1929 года.
Баронесса и чернильница
Бобров (указывая на Христофора Колумба) – Христофор Колумб.
Хр. Колумб (указывая на Боброва) – Бобров.
Бобров – Если вас интересует моё воспитание, то я скажу. Я скажу.
Христофор Колумб – Да да, скажите пожалуйста.
Бобров – Вот я и говорю. Что мне скрывать.
Христофор Колумб – Очень, очень интересно!
Бобров – Ну вот я скажу так: моё воспитание было како? Приютское.
Хр. Колумб – Приютское.
Бобров – Да вы не даёте мне говорить.
Христофор Колумб – Ах, пожалуйста, пожалуйста.
Бобров – Меня отец отдал в приют. А. (держит рот открытым. Христофор становится на ципочки и заглядывает в рот Боброву).
Бобров – впрочем, я торговец (Христофор отскакивает).
Христофор Колумб – Мне мне было интересно только посмотреть что у вас там… м… м…
Бобров – Так с. Я значит учился в приюте и влюбился в баронессу и в чернильницу.
Христофор Колумб – Неужели вы влюбились!
Бобров – Не мешай. Да влюбился!
Христофор Колумб – Чудеса.
Бобров – Не мешай. Да чудеса.
Христофор Колумб – Как это странно.
Бобров – Не мешай. Да это странно.
Христофор Колумб – Скажите пожалуйсто!
Бобров – Если ты, Христофор Колумб, ещё что ни будь скажешь…
Сцена быстро меняется.
Бобров сидит и ест суп.
Входит его жена в одной рубашке и с зонтом.
Бобров – Ты куда?
Жена – Туда.
Бобров – Куда туда?
Жена – да вон туда.
Бобров – Туда или туда?
Жена — Нет, не туда, а туда.
Бобров – А что?
Жена – Как что?
Бобров — Куда ты идешь?
Жена – Я влюбилась в Баронессу и Чернильницу.
Бобров – Это хорошо.
Жена – Это хорошо, но вот Христовор Колумб засунул в нашу кухарку велосипед.
Бобров – Бэдная кюхаркю.
Жена – Она бедная сидит на кухне и пишет в деревню письмо, а велосипед так и торчит из неё.
Бобров — Да да. Вот это случай. Я помню у нас в приюте в 1887 году был тоже. Был у нас учитель Так мы ему натерли лицо скипидаром и положили в кухне под стол.
Жена – Боже, да к чему-же ты это говориш?
Бобров – А то ещё был случай.
Выходит Колбасный Человек.
<11–30 ноября 1930>
Математик и Андрей Семенович
Математик
(вынимая из головы шар):
- Я вынул из головы шар.
- Я вынул из головы шар.
- Я вынул из головы шар.
- Я вынул из головы шар.
Андрей Семенович:
- Положь его обратно.
- Положь его обратно.
- Положь его обратно.
- Положь его обратно.
Математик:
- Нет, не положу!
- Нет, не положу!
- Нет, не положу!
- Нет, не положу!
Андрей Семен.:
- Ну и не клади.
- Ну и не клади.
- Ну и не клади.
Математик:
- Вот и не положу!
- Вот и не положу!
- Вот и не положу!
Андр. Семен.:
- Ну и ладно.
- Ну и ладно.
- Ну и ладно.
Математик:
- Вот я и победил!
- Вот я и победил!
- Вот я и победил!
Андр. Семен.:
- Ну победил и успокойся!
Математик:
- Нет, не успокоюсь!
- Нет, не успокоюсь!
- Нет, не успокоюсь!
Андр. Семен.:
- Хоть ты и математик, а честное слово, ты не умён.
Математик:
- Нет, умён и знаю очень много!
- Нет, умён и знаю очень много!
- Нет, умён и знаю очень много!
Андр. Семен.:
- Много, да только всё ерунду.
Математик:
- Нет, не ерунду!
- Нет, не ерунду!
- Нет, не ерунду!
Андр. Семен.:
- Надоело мне с тобой препираться!
Математик:
- Нет, не надоело!
- Нет, не надоело!
- Нет, не надоело!
(Андрей Семенович досадливо машет рукой и уходит. Математик, постояв минуту, уходит вслед за Андреем Семеновичем).
Занавес
11 апреля 1933 года
Четыре иллюстрации того, как новая идея огорашивает человека, к ней не подготовленного
Писатель: Я писатель.
Читатель: А по-моему, ты г…о!
(Писатель стоит несколько минут потрясенный этой новой идеей и падает замертво. Его выносят).
Художник: Я художник.
Рабочий: А по-моему, ты г…о!
(Художник тут же побелел как полотно, И как тростинка закачался, И неожиданно скончался, Его выносят).
Композитор: Я композитор.
Ваня Рублёв: А по-моему, ты г…о!
(Композитор, тяжело дыша, так и осел. Его неожиданно выносят).
Химик: Я химик.
Физик: А по-моему, ты г…о!
(Химик не сказал больше ни слова и тяжело рухнул на пол).
13 апреля 1933 года
Пиеса
Кока Брянский: Я сегодня женюсь.
Мать: Что?
Кока Бр.: Я сегодня женюсь.
Мать: Что?
Кока Бр.: Я говорю, что я сегодня женюсь.
Мать: Что ты говоришь?
Кока: Се-го-во-дня-же-нюсь!
Мать: же? что такое же?
Кока: Же-нить-ба!
Мать: ба? Как это ба?
Кока: Не ба, а же-нить-ба!
Мать: Как это не ба?
Кока: Ну так, не ба и всё тут!
Мать: Что?
Кока: Ну не ба. Понимаешь! Не ба!
Мать: Опять ты мне это ба. Я не знаю, зачем ба.
Кока: Тпфу ты! же да ба! Ну что такое же! Сама то ты не понимаешь, что сказать просто же — бессмыслено.
Мать: Что ты говоришь?
Кока: Же, говорю, бессмысленно!!!
Мать: Сле?
Кока: Да что это в конце концов! Как ты умудряешься это услыхать только кусок слова, да ещё самый нелепый: сле! Почему именно сле!
Мать: вот опять сле.
Кока Брянский душит мать. Входит невеста Маруся.
<апрель 1933>
Ссора
Куклов и Богадельнев сидят за столом, покрытым клеёнкой, и едят суп.
Куклов: Я принц.
Богадельнев: Ах ты принц!
Куклов: Ну и что же из того, что я принц?
Богадельнев: А то, что я в тебя сейчас супом плесну!
Куклов: Нет, не надо!
Богадельнев: Почему же это не надо?
Куклов: А это зачем же в меня супом плескать?
Богадельнев: А ты думаешь, ты принц, так тебя и супом облить нельзя?
Куклов: Да, я так думаю!
Богадельнев: А я думаю наоборот.
Куклов: Ты думаешь так, а я думаю так!
Богадельнев: А мне плевать на тебя!
Куклов: А у тебя нет никокого внутреннего содержания.
Богадельнев: А у тебя нос похож на корыто.
Куклов: А у тебя такое выражение лица, буд-то ты не знаешь, куда сесть.
Богадельнев: А у тебя веретенообразная шея!
Куклов: А ты свинья!
Богадельнев: А я вот сейчас тебе уши оторву.
Куклов: А ты свинья.
Богадельнев: Я вот тебе уши оторву!
Куклов: А ты свинья!
Богадельнев: Свинья? А ты кто-же?
Куклов: А я принц.
Богадельнев: Ах ты принц!
Куклов: Ну и что же из того, что я принц?
Богадельнев: А то, что я в тебя сейчас супом плесну!
и т. д.
20 ноября 1933 года.
Писатель Шварц и писатель Бабасов
Пис. Шварц: Едва открою только рот
Пис. Бабасов: А я как раз наоборот
<1933>
«П<етр> М<ихайлович>: Вот этот цветок красиво…»
П<етр> М<ихайлович>: Вот этот цветок красиво поставить сюда. Или, может быть, лучше так? Нет, так, пожалуй, уж очень пестро. А если потушить эту лампу, а зажечь ту? Так уже лучше. Теперь сюда положим дорожку, сюда поставим бутылку, тут рюмки, тут вазочка, тут судочек, тут баночка, а тут хлеб. Очень красиво! Она любит покушать. Теперь надо расчитать так, что бы только одно место было удобно. Она туда и сядет. А я сяду как можно ближе. Вот поставлю себе тут вот этот стул. Выйдет, что мне больше некуда сесть, и я окажусь рядом с ней. А встречу я её, будто накрываю на стол и не успел расставить стулья. Все выйдет очень естественно. А потом, когда я окажусь рядом с ней, я скажу: «Как хорошо сидеть с вами». Она скажет: «Ну чего же тут хорошего?» Я скажу: «Знаете, мне просто с вами лучше всего. Я, кажется, немножко влюбился в вас». Она скажет… Или нет, она просто смутится и покраснеет или опустит голову. А я, с этого места, наклонюсь к ней и скажу: «Вы знаете, я просто влюбился в вас. Простите меня». Если она опять промолчит, я склонюсь к ней еще ближе… Лучше бы конечно пересесть к ней на диванчик. Но это может её испугать. Придется со стула. Вот не знаю, дотянусь ли? Если она будет сидеть прямо, то, пожалуй, дотянусь, но если она отклонится к стенке, то, пожалуй, не дотянуться. Я ей скажу:
«Мария Ивановна, вы разрешаете мне влюбиться в вас?» – нет, это глупо! Я лучше так скажу: «Мария Ивановна! Хорошо ли, что наша дружба перешла вон во что!» Нет, так тоже не годится! Вообще надо её поцеловать, но сделать это надо постепенно. Неожиданно нельзя.
(Входит Илья Семенович)
Ил. Сем. – Петя, к тебе сегодня никто не придет?
Петр Михайлович – Нет, придет, дядя.
Ил. Сем. – Кто?
П.М. – Одна знакомая дама.
Ил. Сем. – А я шел сейчас по улице и думал, что бы если у людей на голове вместо волос росла бы медная проволока?
П.М. – А зачем дядя?
Ил. Сем. – А здорово было бы! Ты представь себе, на голове вместо волос яркая медная проволока! Ты знаешь, тебе это было бы очень к лицу. Только не тонкая проволока, а толстая. Толще звонковой. А еще лучше не проволока, а гвозди. Медные гвозди! Даже с шапочками. А знаешь что? Лучше не медные, это похоже на рыжие волосы, а лучше платиновые. Давай закажем себе такие парики!
П.М. – Нет, мне это не нравиться.
Ил. Сем. – Напрасно. Ты не вошел во вкус. Ах! (опрокидывает вазочку с цветком)
П.М. – Ну смотри, сейчас ко мне придут гости, а ты всё тут перебил. И скатерть вся мокрая.
Ил. Сем. – Скорей Петя, снимай всё со стола. Мы повернем скатерть тем концом сюда, а тут поставим поднос.
П.М. – Подожди, не надо снимать.
Ил. Сем. – Нет нет, надо повернуть скатерть. Куда это поставить?
(Ставит блюдо с салатом на пол)
П. М. – Что ты хочешь делать?
Ил. Сем. – Сейчас. Сейчас!
(Снимает все со стола)
П. М. – Дядя. Дядя! Оставте это!
(Звонок)
Это она!
Ил. Сем. – Скорей поворачивай скатерть. (Попадает ногой в салат) Ох, Боже мой! Я попал в салат!
П. М. – Ну зачем вы всё это выдумали!
Ил. Сем. – Тряпку! Все в порядке. Неси тряпку и иди отпирать дверь. (роняет стул)
П. М. – Смотрите, вы рассыпали сахар!
Ил. Сем. – Это ничего. Скорей давай тряпку!
П. М. – Это ужасно. (Поднимает с пола тарелки) Что вы делаете?
Ил. Сем. – Я пролил тут немного вина, но сейчас вытру диван своим носовым платком.
П. М. – Вы лучше оставте это всё. (Звонок)
Оставте всё в покое! (Убегает)
Ил. Сем. – Ты скажи ей, что я твой дядя, или лучше скажи, что я твой двоюродный брат… (снимает со стола тарелки и ставит их на диван) Скатерть долой! Теперь можно всё поставить. (Бросает скатерть на пол и ставит на стол блюда с пола) Чорт возьми весь пол в салате!
(Входит Мария Ивановна в польто, а за ней Петр Михайлович)
П.М. – Входите, Мария Ивановна. Это мой дядя. Познакомтесь.
Ил. Сем. – Я Петин дядя. Очень рад. Мы с Петей не успели накрыть на стол… Тише, тут на пол попал салат!
М. И. – Благодарю вас.
П.М. – Снимайте польто.
Ил. Сем. – Разрешите я помогу вам.
П. М. – Да вы, дядя, не безпокойтесь, я уже помогаю Марии Ивановне.
Ил. Сем. – Простите, тут у нас не накрыт ещё стол. (Запутывается ногами в скатерти)
М. И. – Вы упадёте! (Смеется)
Ил. Сем. – Простите, тут, я думал, ничего нет, а тут эта скатерть упала со стола. Петя подними стул.
М. И. – Подождите, я сама снему ботинки.
Ил. Сем. – Разрешите мне. Я уж это умею.