Жнецы ветра Пехов Алексей
На середине поля Га-нор остановился:
– Обвяжи цепь. Ее слышно за лигу. Оберни тряпкой.
– Где я тебе тут тряпку возьму?
– Плащ у тебя на что?
– Чтобы не мокнуть, разумеется!
– Понимаю. Лучше быть мертвым, но сухим.
Солдат, поминая на каждом втором слове обожаемую жабу, замотал кистень плащом.
– Хорошо, – одобрил сын Ирбиса. – Я пойду вперед. Досчитаешь до двухсот… Сможешь?
– До двадцати пяти могу.
– Считай восемь раз по двадцать пять. Затем отправляйся за мной. Только тихо.
– Понимаю. Не дурак.
– Если собьешься с пути – остановись. Я тебя найду.
– В такой темноте я едва вижу дальше своего носа.
– Справишься. Держи кинжал под рукой, – посоветовал Га-нор и растворился во мраке.
Северянин никогда не жаловался на зрение. Долгие походы по Самшитовым горам научили его чувствовать ночь, но на этот раз глаза оказались почти бессильны – темень была непроглядна. Приходилось полностью полагаться на слух и в меньшей степени на обоняние. Дождь и ветер уничтожили большинство важных запахов, сгладили остальные и усилили те, что лишь мешали.
Под ногами хлюпала вода вперемешку с грязью. Невысокая пожухлая трава нисколько не смягчала шагов. Но следопыт быстро свыкся с такой дорогой и уже через две минки продвигался гораздо увереннее, чем прежде.
Его цель была впереди, в большой осиновой роще, начинавшейся перед холмами. Лучшего места для возможной засады набаторцам не найти.
Сын Ирбиса не сомневался, что без труда обнаружит засаду и проведет Лука так, чтобы напасть на секрет.
Северянин обернулся, но отсюда до деревни было довольно далеко, и он увидел лишь несколько зыбких, тусклых огоньков. Га-нор легко перепрыгнул через невысокий плетень, огораживающий поле, прижался к земле, стараясь исключить любую возможность быть замеченным. Перед сыном Ирбиса, венчанная короной дождя и мрака, стояла стена деревьев.
Капли стекали с ветвей, глубоко пропитывая ковер из опавшей листвы, не давая ему возможности предательски шуршать под ногами. Ветер качал кроны. Старые, растрескавшиеся и потемневшие от возраста стволы густыми тенями выделялись в темноте. Северянин крался, перебегая от одного дерева к другому, ощущая кожей шершавую кору и чувствуя запах прелых листьев, осени, дождя и влажной земли.
Шепот падающих капель, тихие вздохи травы, раздраженное ворчанье разбуженных крон. Обычный лес в обычную непогоду. Но следопыт всей кожей чувствовал близкую опасность.
Га-нор замер и, напрягая слух, долгие двадцать ун вслушивался в привычный шелест ненастья.
– Смена, – раздался тихий голос в нескольких ярдах от него.
В ответ вдалеке едва слышно грохотнул гром. Северянин осторожно обнажил кинжал и прижался к дереву.
Было слышно, как завозились люди, как кто-то ворчит под нос. Звякнул входящий в ножны меч.
– Когда нас заменят, сержант?
– Через два нара.
Закутанные в плащи набаторцы прошли совсем рядом с затаившимся северянином и скрылись в темноте. Га-нор напряженно вслушивался в звук их удаляющихся шагов до тех пор, пока они полностью не стихли.
Кто-то пошевелился рядом, вздохнул. И наступила томительная тишина.
Следопыт выждал еще несколько минок, а затем продвинулся чуть вперед, оказавшись как раз напротив раскрывшей себя засады.
За спиной Га-нора вероломно треснула ветка, и северянин стремительно отпрыгнул в сторону. Боевой топор врезался в ствол, за которым уну назад прятался следопыт, и тут же раздался разъяренный и очень разочарованный вопль. В ответ ему прозвучали встревоженные вскрики:
– Что там?!
– Норб кого-то шуганул!
Га-нор, не вставая с колен, метнул в нависшую над ним тень кинжал, по тихому вскрику понял, что попал, нащупал шершавую рукоять меча за спиной и приготовился к бою. Вновь сверкнула молния, и он увидел, что к нему бегут трое.
Самый быстрый южанин закрылся щитом от рассекающего удара Га-нора, но не устоял на ногах. Сын Ирбиса сделал выпад мечом, а на него уже налетел следующий набаторец, отвлекая на себя. Третий воин мешкал, не вступая в поединок.