Знак фараона (сборник) Бекитт Лора

— Я помню об этом. Чтобы жениться на Анок, недостаточно быть сыном моей кормилицы. А насчет денег скажу так: работая на меня, ты украл немало золота, но я на тебя не сержусь. Дело в другом. Ты не сможешь сделать мою сестру счастливой.

— Никто не сможет. Тебе прекрасно известно, что еще в детстве в нее вселился демон, которого вряд ли кому-то под силу изгнать. На ней не женится ни один здравомыслящий мужчина!

Хнут тоже говорила, что у Анок не все в порядке с головой, однако Тие казалось, что сестра Мериба — всего лишь избалованная, злонравная девчонка.

Когда до родов осталось совсем немного времени, архитектор сказал жене:

— Скоро сюда приедут твои родители и брат.

Тия встрепенулась, кажется, впервые с тех пор, как узнала о своей беременности, и повернула к мужу бледное, осунувшееся лицо.

— Зачем?

— Ты будешь рожать в первый раз. Я подумал, тебе захочется, чтобы рядом были близкие люди.

— Откуда они узнали об этом?

— Я им написал.

Тия молчала. Ее глубоко поразила мысль о том, что она ни разу не испытала желания очутиться под родительским кровом, увидеть и обнять мать. Полная бесчувственность к узам кровного родства казалась по меньшей мере странной.

— К тому же, — продолжил Мериб, — я намерен сдержать слово, которое дал твоему отцу, и отправить Тимеса в школу писцов.

Тия равнодушно кивнула.

Когда нагрянули родственники, она пыталась преодолеть безразличие, но не смогла этого сделать. Отец выглядел уставшим немолодым человеком с сухим, обветренным лицом и потускневшими глазами. Мать держалась бодро, хотя ее утомила дорога. Тимес превратился в долговязого нескладного подростка с длинными руками и ногами. У Тии сложилось впечатление, что она видит

перед собой чужих людей. Родители нашли дочь сильно повзрослевшей и до странности серьезной. Анхора и Небет поразил роскошный особняк Мериба, а сам город показался разросшимся и обновленным. Судя по всему, царь не жалел денег на то, чтобы столица государства выглядела как можно богаче и краше: реставрировал пришедшие в упадок святилища, сооружал новые, укреплял стены храмов, устанавливал статуи и обелиски.

Небет рассказала Тие о том, как живут ее младшие братья, сыновья Харуи, сообщила, что подруга ее детства Эте вышла замуж и уже родила ребенка, и удивилась тому, с каким безразличием дочь выслушала новости.

Когда Мериб поведал Анхору о поведении и состоянии Тии, отец девушки ответил:

— То же самое происходило после смерти моей наложницы Харуи. Оставь Тию в покое, и это пройдет само собой. Когда она станет матерью, ей волей-неволей придется измениться.

Писец уже позабыл о том, что его дочь исцелила встреча с Тамитом.

Накануне родов по просьбе Мериба в дом прибыли сразу три лекаря, готовых оказать Тие помощь, едва она почувствует первые схватки. Кроме того, рядом с ней денно и нощно находилась Хнут. Архитектор сильно волновался; когда жена начала рожать, он места себе не находил и поминутно спрашивал у лекарей, как идут дела.

Вопреки опасениям, роды прошли легко. Когда ребенка положили рядом с Тией, она увидела то, что ожидала увидеть: мальчик смотрел на нее непроницаемо-темными миндалевидными глазами Мериба.

В тот миг когда ребенок покинул ее чрево и боль в теле утихла, в сознании молодой женщины появился проблеск свободы. Но уже спустя несколько минут она поняла, что ошиблась: это маленькое существо отныне всегда будет рядом и ей не удастся избавиться от его власти.

Вошел муж. Он поднял сына над головой на вытянутых руках — так, будто хотел показать его не людям, а богам. При этом Мериб улыбался такой радостной, открытой и светлой улыбкой, какой Тия никогда у него не видела. А из угла смотрела несчастная Хнут и украдкой вытирала слезы. Она родилась рабыней и привыкла выполнять приказы хозяев. И все же, как и всякая девушка, с ранней юности грезила о том единственном, который сумеет растопить лед ее сердца, желала иметь семью, детей. Жалкие, призрачные мечты, которым не суждено сбыться!

— Как ты хочешь назвать первенца? — спросил Анхор у зятя.

Архитектор оглянулся.

— Я хочу услышать, что скажет Тия. Это ей, а не мне пришлось носить и рожать ребенка.

— Мериб, — не раздумывая, ответила девушка.

Вероятно, муж не ожидал такого ответа. Он удивленно нахмурился.

— Почему?

— Был один Мериб, стало два.

Анхор рассмеялся, а следом за ним — остальные. Все, кроме Тии. Казалось, улыбка больше никогда не оживит ее черт.

Молодая мать быстро поправилась, но молока у нее не было, и к ребенку приставили кормилицу. Хнут охотно возилась с малышом, потому у Тии не было большой необходимости ухаживать за ребенком. К тому же мальчик был спокойный и не доставлял особых хлопот.

Вскоре родители уехали в Эффе. Тимес остался в Фивах. Мерибу удалось определить подростка в школу писцов при храме Амона, где обучались сыновья знатных и богатых людей.

Мериб внял совету Анхора и оставил Тию в покое. Она любила сидеть на скамейке в саду, где воздух был наполнен ароматом цветов и кустарников и где окружающий мир казался бесконечно далеким. Время, когда ей доводилось мечтать, осталось позади. Теперь Тия просто думала. Она была рада узнать, что Тамит — сын госпожи Уны. Однако это не сблизило их, а, казалось, разделило. Едва ли родители юноши пришли в восторг от того, что их сын влюблен в замужнюю женщину! Теперь, после того как у нее появился ребенок, она тем более не сможет вырваться из рук Мериба. Круг замкнулся. Тия совершенно не представляла, как жить дальше.

Время шло, но состояние Тии не менялось. Она не обращала внимания на ребенка, никогда не брала его на руки и даже не спрашивала о нем. Мальчиком занимались только Хнут и кормилица.

Однажды Мериб сказал рабыне:

— Сегодня ты ляжешь спать в дальней комнате и не встанешь, если ребенок заплачет.

Хнут вскинула на хозяина испуганный взор:

— Почему?

— Потому что мать моего сына — Тия, а не ты, рабыня! И я хочу, чтобы она наконец это поняла, — жестко заявил архитектор.

Глаза служанки наполнились слезами.

— Хорошо, господин.

Тия рано легла спать; в тот вечер на горизонте вспыхивали огненные молнии, но дождя не было, и воздух казался неподвижным и тяжелым.

Она проснулась глубокой ночью в кромешной тьме от надрывного плача ребенка. Он лежал в колыбели за тонкой перегородкой; там же обычно ночевала Хнут. Стоило мальчику зашевелиться и подать голос, как рабыня вставала, подходила к нему; если была необходимость, она звала кормилицу или просто брала ребенка на руки и укачивала.

Тия позвала служанку, но та не откликнулась. Молодая женщина зажгла светильник, и по стенам заплясали легкие тени. Ребенок продолжал плакать. Сердце Тии замерло, превратившись в холодный комок. Она прошла в соседнюю комнату. Постель Хнут была пуста.

Тия склонилась над младенцем, и он на мгновение умолк. Она заглянула в глаза своего сына, которые так поразили ее, когда мальчик появился на свет, и из-за которых у нее возникло желание дать ему имя его отца. Взгляд ребенка был бессмысленным, беспомощным, взгляд крошечного существа, совсем недавно попавшего в этот жестокий мир и уже нелюбимого, брошенного на произвол судьбы.

На глазах Тии появились слезы. Она вынула младенца из колыбели и принялась укачивать. Ее охватила странная нежность — от его живого тепла, от сознания того, что в нем непостижимым образом воплотилась часть ее собственной жизни.

— Мериб, успокойся, не плачь, — шептала она, пытаясь вспомнить какую-нибудь песню.

Теперь Тия жалела, что нарекла сына этим именем, но было поздно что-то менять. Она ощущала, как внутри медленно тает, рушится некая стена, еще несколько часов назад казавшаяся прочной и твердой как гранит. Когда мальчик успокоился и затих, Тия отнесла его в свою постель, легла рядом и уснула.

Утром пришли кормилица и Хнут. Тия сама поменяла пеленки, а когда кормилица унесла ребенка, сказала рабыне:

— Где ты была? Снова спала с господином?

Служанка залилась краской горечи и стыда и ответила, пытаясь сдержать возмущение:

— Нет! Господин не проводил со мной время с того самого дня, как вы попросили его не делать этого. Он сдержал свое слово.

Тия равнодушно пожала плечами.

— На самом деле, — добавила рабыня, — он желает вам только добра.

Тия усмехнулась и подняла брови.

— Кто? Мериб? Он всегда заботился лишь о собственном удовольствии.

— Это не так. Он вас любит. Я поняла это в тот миг, когда господин отдал вам комнату своей матери, комнату, которая пустовала в течение пятнадцати лет.

— Мне не нужна его любовь.

Темнокожая рабыня не удивилась.

— Любовь часто оказывается никому не нужной. Ее бросают на дорогу и топчут ногами.

— Неправда, — промолвила Тия. — Моя любовь — это звезда, горящая в небе, а не придорожная пыль!

Хнут чуть заметно улыбнулась.

— Я говорю не о вас, госпожа.

Когда кормилица принесла мальчика, Тия взяла его на руки.

— Надеюсь, второго ребенка вы будете кормить сами, — сказала Хнут.

— Второго? Я не собираюсь больше рожать.

Выражение ее лица, всего минуту назад казавшееся мягким и нежным, вдруг сделалось жестким, глаза потемнели.

Рабыня ничего не ответила. Она поманила Тию за собой в парадный зал, а когда они вышли туда, сказала:

— У прежнего хозяина дома, отца господина Мериба, был тяжелый характер. Он привык приказывать, и никто не смел его ослушаться. Господин Мериб был очень привязан к своей матери, но она умерла, рожая госпожу Анок. Девочку никто не любил — отец считал ее виновницей смерти супруги, а брату она мешала, поскольку он был молод и занимался только собой. Потому она выросла беспощадной, взбалмошной, мстительной. Ведь жестокость порождает только жестокость!

— Ты тоже видела мало добра, но не сделалась злой, — возразила Тия.

Хнут опустила глаза.

— Будем считать, что мне просто повезло, госпожа, — сказала она и продолжила: — Когда хозяина дома постигла внезапная утрата, осталось много незавершенных заказов и господину Мерибу пришлось продолжить дело отца, хотя его увлекало другое занятие.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Тия. — Он тебе рассказал?

— Кто же станет говорить о таких вещах презренной рабыне! Об этом рассказали рисунки на стенах зала, в котором вы сейчас находитесь.

Рисунки. Те самые, которые она, поглощенная своими переживаниями, так и не удосужилась как следует рассмотреть. Держа ребенка на руках, Тия прошлась вдоль стен. Да, смерть матери причинила ее мужу большое горе. Судя по всему, она была кроткой и великодушной женщиной. Анок терзали какие-то страхи. Мериб не любил своего отца, хотя привык ему подчиняться и преклонялся перед его талантом. Молодая женщина знала, что муж часто навещает могилы родителей, но он никогда не брал с собой ни ее, ни Анок. И он ничего не рассказывал о семье, в которой родился и вырос.

Тие было известно, что ни писец, ни ювелир, ни скульптор, ни мебельщик или резчик по слоновой кости не стремились утвердить или выразить себя в том, что делали. Они просто служили богам, царю и людям. Выполняли работу и получали за нее деньги. Здесь она видела нечто иное. Чтобы возводить хорошие гробницы, нужно знать природу и структуру камня, уметь выверить, рассчитать планировку строения. Чтобы рисовать такие картины, надо понимать души других людей и следовать велению своей собственной, далеко не черствой, не убогой, не низкой души.

Тот Мериб, которого она знала, не был похож на Мериба, который расписывал эти стены.

Тия повернулась к Хнут:

— Почему ты решила показать мне картины?

— Потому что... как бы вы ни противились, отныне ваша жизнь связана с жизнью этого дома, этой семьи. Вы жена, хозяйка и мать...

Рабыня не успела закончить — в зал вошел Мериб. Когда он увидел Тию с ребенком на руках, его лицо просветлело. Хнут незаметно отступила, а потом исчезла в глубине дома.

— Почему бы тебе не продолжить эту историю? — спросила Тия, указывая на рисунки.

В глубине темных глаз архитектора зажегся и тут же погас странный огонь.

— Потому что она слишком грустная, — сказал Мериб и заметил: — Я рад, что ты наконец обратила внимание на ребенка. Он очень нуждается в твоей любви.

Щеки Тии порозовели.

— Знаю. Это мой сын.

— Наш сын. Пойдем в твою комнату, нам нужно поговорить.

Тия нехотя повиновалась. Она не знала, что хочет сказать муж; это смущало и пугало ее. Мериб закрыл за собой дверь, опустился в кресло, сложил руки на коленях и спокойно спросил:

— За что именно ты не можешь меня простить?

Тия положила ребенка в колыбель, выпрямилась и посмотрела ему в глаза.

— За то, что ты хотел убить Тамита.

Он мотнул головой.

— Не убить, а наказать. Разумеется, следовало отдать его представителям власти. Однако они сделали бы с ним то же самое. По законам всех номов тот, кто крадет жену у мужа, совершает тяжкое преступление.

— Ты обещал отпустить Тамита, ты меня обманул! — упрямо возразила Тия.

— А ты не думала, каково мне пришлось, когда ты сбежала в день нашей свадьбы?! — Мериб повысил голос. — Я поверил Анхору, когда тот сказал, что вас связывает только детская дружба. На самом деле все оказалось куда серьезнее. Я сходил с ума, думая, что вы занимаетесь любовью там, на берегу! Потому и взял тебя впервые так грубо. Я был зол, мне хотелось отомстить тебе. — И уже тихим голосом закончил: — Я был потрясен, когда узнал, что ты невинна.

Тия задрожала. Пусть он снова впадет в бешенство, пусть накричит, ударит — она, решив не отступать, воскликнула:

— Ты и отец, вы оба заставили меня вступить в этот брак! Я не хотела выходить за тебя замуж. Я любила Тамита! Он оказался слишком честным, чтобы овладеть мной. И теперь я об этом жалею.

Мериб прерывисто вздохнул и резко поднялся с места.

— Я больше не хочу о нем слышать. Я ухожу! — И протянул руки к колыбели.

Тия испуганно привстала.

— Ребенок останется со мной!

— Я принесу его позже. Я имею право побыть с ним — я его отец! — резко произнес Мериб, и Тия не нашла что возразить.

Было поздно, но Мериб не возвращался. Наконец молодая женщина улеглась в постель и принялась думать о Тамите. Тия вспомнила, как они лежали на берегу, как юноша склонился над ней и его лицо, его глаза, его взгляд заполнили все пространство, все небо. Как его прикосновения разбудили в ней ощущения, которых она раньше не знала. Ее обволакивало что-то мягкое и теплое, лишало воли, пробуждало пьянящую слабость.

Тия глубоко вздохнула. Там, где она некогда почувствовала жгучую боль, зарождалось приятное, пульсирующее, невыносимое ощущение. Она по-новому, с истинно женской страстью желала Тамита. Молодой женщине хотелось крикнуть: «Приди! Обними меня! Возьми мое сердце в руки! Овладей моим телом!»

Почему он не пришел? Не передал весточки? Неужели его так сильно захватила новая жизнь? Или он пытался, хотел, но ему не позволили? Последний раз Тия видела Тамита сидящим рядом с его новоявленной матерью, скованного, строгого, почти чужого. Что он подумал о ней, Тие, когда узнал, что она ждет ребенка, увидел столь явное доказательство тому, что она принадлежит Мерибу? Понимал ли он, что она ни в чем не виновата?

Мысли Тии были полны горечи. Жизнь невольно сооружала между ней и Тамитом все больше и больше преград! Она уже засыпала, когда услышала шорох. Повернувшись, Тия заметила в дверном проеме темный силуэт. Это был Мериб.

— Где мой сын? — прошептала она.

Муж так же тихо ответил:

— У кормилицы.

Мериб подошел ближе, и Тия увидела, что он стоит перед ней обнаженный. Хотя он был вдвое старше своей жены, его тело оставалось гладким и стройным. Архитектор следил за собой. Не прибавив ни слова, Мериб подхватил Тию на руки и отнес туда, где более полугода спал один. Тия мечтала о близости с Тамитом, но к ней пришел Мериб. Он появился тогда, когда она была возбуждена своими мыслями и вместе с тем устала ждать, а еще — устала сопротивляться.

Воспоминания слились с действительностью. Это было мучительно и сладко.

Когда Мериб принялся ласкать тело Тии, ей впервые стало по-настоящему приятно. Девушка выгнулась, с готовностью принимая его в себя. Почувствовав это, он судорожно обхватил ее тело руками, зарылся лицом в ее волосы и застонал. Этой ночью Тия поняла, что прежде муж сдерживал свою страсть, потому что она его не хотела. Теперь он отпустил себя на свободу и занимался любовью неистово, неутомимо, стараясь доставить ей удовольствие всеми известными ему способами.

Когда наступило утро, Мериб произнес со счастливым смехом:

— Я чувствую себя так, будто выпил любовного напитка! Я попробовал его лишь однажды, в юности, и до утра не разомкнул объятий с той, что его поднесла.

— Мне неинтересно слушать про твои похождения, — пробормотала Тия.

— Прости. На самом деле я хочу только тебя, и ты это знаешь. Этой ночью ты впервые меня обнимала. Я люблю тебя, Тия, и готов стать рабом твоей страсти!

Она покраснела, завернулась в льняную простыню, отвернулась к стене и ничего не ответила. Тие было стыдно, оттого что она испытала телесное наслаждение не с Тамитом. С человеком, который женился на ней насильно, который против ее воли сделал ей ребенка и пытался присвоить ее душу. Которого она не любила. Или она ошибалась, возводя между любовью и ненавистью непроницаемую, прочную перегородку, пытаясь развести эти чувства по разные стороны жизни? Теперь Тия понимала, что Мериб ее любит, как любит рожденного ею сына. Так же как и она, он не был хозяином своих чувств. Она вспоминала прекрасные рисунки на стенах парадного зала и уже не могла думать о муже как о бесчувственном, жестоком человеке. Он был талантлив, и в его душе жила тайная боль.

Через месяц Тия заподозрила неладное. Еще через два окончательно убедилась, что опасения не напрасны. «Ночь любви» обошлась ей слишком дорого. Ее первенцу не исполнилось полгода, а она снова была беременна.

Когда девушка сообщила новость Мерибу, он промолвил:

— Это я виноват. Моя неосторожность. Когда я понял, что тебе хорошо со мной, то потерял голову.

Но Тия видела, что он очень рад.

Эту беременность она переносила намного легче. Она любила своего первенца и знала, что полюбит второго ребенка. Молодая женщина больше не избегала общения с посторонними людьми, и они с мужем часто ходили в гости и приглашали в свой дом знакомых Мериба. Тия заметила, с какой гордостью он представляет ее как свою жену, сообщает о том, что у них уже есть ребенок и что она ждет второго.

Молодая женщина смирилась с неизбежным и отвечала на любовные объятия мужа. В ответ Мериб осыпал жену подарками и в буквальном смысле слова сдувал с нее пылинки. Постепенно Тия переняла столичные привычки и, подобно другим знатным женщинам, коротко остригла волосы, научилась носить роскошные парики, дорогие украшения, искусно пользоваться косметикой.

Никто не мог заподозрить, что ей по-прежнему невыносимо горько оттого, что рядом нет Тамита.

Спустя полгода после того, как имя Тамита было занесено в списки Дома Жизни и он получил полное право считать себя сыном Интеба и Уны, в судьбе государства произошло печальное, но неминуемое событие: умер фараон Сети.

Берег Нила был усеян погруженными в скорбь мужчинами, женщинами, детьми. Временами в толпе проносился шепот: «Ра оставил людей!» Каждый египтянин от мала до велика знал: пока на трон не взойдет новый посланник богов, стране грозят несчастья и беды. Все беспомощно смотрели на небо, один лишь Тамит украдкой оглядывался по сторонам. Тия наверняка где- то рядом, возможно, ему удастся ее увидеть! Они жили в одном городе, оба умели читать и писать и вместе с тем не нашли возможности передать друг другу весточку!

Юноша столкнулся взглядом с Джемет, которая стояла среди служанок Уны, и девушка едва заметно улыбнулась ему. Рабыню не очень взволновала смерть фараона. Ее бог находился здесь, среди простых смертных.

Уна не слишком обрадовалась, когда Тамит привел девушку в дом и как бы между прочим сообщил, что Джемет беременна. К ужасу и огорчению матери, юноша добавил, что намерен признать ребенка своим.

— Прошу, не делай этого! — сказала Уна, складывая руки в умоляющем жесте. — Ты слишком молод, чтобы отягощать себя отцовством! К тому же ты говоришь, что девушка принадлежала другим мужчинам и ты не уверен, что ребенок твой. Ты не должен винить себя в том, что делил ложе с рабыней, — такие вещи естественны для юноши твоего положения и возраста. Если ты узаконишь ребенка, он сможет претендовать на твое имущество и наследственную должность!

В конце концов Тамит послушался совета матери. Девушке дали работу в доме и выделили отдельную комнату, где она жила вместе с ребенком. Порой Тамит разговаривал с Джемет, но никогда не приглашал ее в свои покои. Его теперешнее положение не позволяло относиться к девушке как к равной.

За полгода юноша обучился манерам, приличествующим знатному человеку, совершенствовал умение читать и писать и украдкой занимался сочинительством. Хотя теперь Тамит назывался сыном военного советника фараона, ему нередко случалось вспоминать дым очага в обмазанной илом хижине, запах поджариваемой на прутиках рыбы, таинственные шорохи в зарослях папируса, великолепие разлившегося Нила — все то, что он увидел и испытал, будучи сыном последнего из бедняков. Порой Тамиту казалось, что былая радость, ожидание чего- то волнующего, чудесного навсегда исчезли. Что-то незаметно ушло из его мира и сердца. Между тем ему едва исполнилось восемнадцать лет и вся жизнь была впереди.

После того как Джемет родила ребенка, юноша повел девушку на рынок, чтобы купить ей новую одежду и украшения, а также все, что нужно для младенца. Тамиту нравилось смотреть, как огрубевшие от работы руки Джемет перебирают украшения из электрона и слоновой кости, ласкают яркие вавилонские ткани, как в ее глазах вспыхивает восторг, а на губах расцветает благодарная улыбка.

Юноша подумал о том, что не так уж плохо быть женщиной и уметь получать радость от таких незначительных вещей. Он представил на месте Джемет Тию, и у него сжалось сердце. Тамит решил, что всегда будет трезво оценивать дары богов и даже величайшая милость бессмертных не замутит его разум, потому что они не пожелали дать ему то, за что он с легкостью отдал бы все золото и богатство мира.

Возвращаясь назад, они прошли мимо пристани. По зеленой глади Нила скользили легкие лодки, прачки весело переговаривались, стирая белье. Измученные носильщики гнули спины, выгружая на берег тюки с товарами.

Тамит и Джемет задержались и стали смотреть на воду, когда один из полуголых, залитых потом грузчиков бросил работу и приблизился к ним, невзирая на окрики начальника. В его лице не было ни тени обычного цинизма или хорошо знакомой насмешки, лишь глубочайшее изумление. Словно не веря своим глазам, он осторожно прошептал:

— Тамит?

— Хетес!

Они крепко обнялись, а после уставились друг на друга.

— Что это с тобой? — спросил сын лекаря.

Юноша улыбнулся.

— А с тобой?

— Как видишь, я жив, мне удалось выбраться из всех переделок, но великий Амон не любит нищих! Очутившись в Фивах, я потерял счет времени и проклинаю час, когда появился на свет. Я работаю на пристани: целый день таскаю тюки и слушаю ругань надсмотрщиков. Какой смысл называться свободным, если моя жизнь так же тяжела и беспросветна, как и прежде!

— Считай, что с этой минуты ты здесь не работаешь.

Хетес сверкнул глазами.

— Ладно! Только заберу плату за сегодняшний день.

— Можешь не забирать. У тебя есть какие-то вещи? Где ты живешь?

— В хижине, на окраине города. Какие вещи — одна-единственная циновка! Моя одежда — рваное тряпье, моя пища — луковица да черствый хлеб, мое питье — глоток горького пива...

— Забудь об этом, — сказал Тамит и полюбопытствовал: — Как ты меня узнал?

Хетес усмехнулся.

— Вообще-то, я узнал не тебя, а Джемет, хотя она тоже сильно изменилась.

— Джемет родила ребенка, — сказал Тамит.

Хетес стрельнул глазами.

— Это хорошо или плохо?

— Это всегда хорошо.

Тамит рассказал о чудесных переменах в своей судьбе, Хетес — о том, как ему удалось обмануть охранников, выбраться из-под горы трупов и очутиться на воле.

— Если б ты знал, как от меня несло мертвечиной! Все, кто встречался на пути, разбегались в разные стороны! Я думал, что никогда не сумею отмыться! — со смехом произнес он и осведомился: — Куда мы идем?

— Ко мне. Я — сын Интеба, военачальника фараона.

Хетес присвистнул.

— Ого! Тебе помогла пектораль?

— Да. С помощью этого украшения мои родители смогли узнать меня.

— Что я буду у тебя делать?

Тамит рассмеялся.

— А что ты хочешь? Я могу купить тебе дом, ты сможешь стать лекарем и принимать больных.

Хетес хитровато прищурился.

— Чтобы получить право заниматься исцелением людей, надо сдать экзамены в Доме Жизни. К тому же я не уверен, что врач, если только он не служит во дворце фараона, способен заработать много денег.

— Отец говорит, что возьмет меня в военный поход, — сказал Тамит. — Можешь отправиться со мной. На войне можно добыть много сокровищ.

— Меньше всего я желаю оставить в пустыне свою молодость, а тем более жизнь!

Тамит пожал плечами, а Джемет с усмешкой ответила:

— Он мечтает о том, чтобы его глаза устали от вида драгоценностей и золота, а нос — от благовонных курений и ароматических смол, но при этом не желает ничего делать!

Хетес расхохотался.

— От женщин нелегко утаить правду!

Молодые люди шли по берегу, переговариваясь и смеясь. На душе было легко. В эти мгновения они были такими же, какими были тогда, когда работали в карьере, и вместе с тем ощущали себя свободными.

Увидев особняк родителей Тамита, Хетес замер в изумлении и восторге.

— Подождите меня во дворе. Я сейчас вернусь, — промолвил Тамит и скрылся в доме.

Оставшись наедине с Джемет, Хетес не удержался и сказал:

— Подумать только, Тамит все-таки приехал за тобой!

Девушка вздохнула.

— Да, но мои мечты не сбылись. Вероятно, мной можно владеть только на глиняном полу бедной хижины. Для дворцов и льняных простыней я не гожусь. Я понимаю, что должна относиться к Тамиту иначе, чем прежде, но... — Она не договорила.

Хетес усмехнулся.

— Я не стану относиться к нему иначе. Он такой же, как я, просто ему больше повезло.

Вечером Уна пожаловалась Интебу:

— Мало того, что наш сын опекает рабыню как свою сестру и едва не усыновил ее ребенка, так он еще привел в дом приятеля, который выглядит последним нищим! Меня удивляет великодушие Тамита, на мой взгляд, этот нагловатый Хетес из тех, кто привык пользоваться чужой добротой!

Супруги сидели на террасе. Багровый шар солнца стоял низко над горизонтом, вокруг разливалась теплая, мягкая вечерняя тишина. В такие минуты Интебу, который полжизни провел на войне, казалось, что ничего не существовало прежде и ничего не будет потом: все счастье, величие и истина мира сосредоточены в настоящем.

— Разве ты не рада, что у нашего сына доброе сердце?

— Конечно, рада. Просто я опасаюсь, как бы он не окружил себя толпой прихлебателей, которые подобны пиявкам!

— Не волнуйся. Он умный юноша, — сказал Интеб и добавил: — Не за горами очередной поход. Я возьму Тамита на войну. Там он познакомится с другой стороной своей новой жизни.

Уна заломила руки, в ее глазах отразился страх.

— О нет! Я хочу, чтобы он остался со мной!

Интеб покачал головой.

— Тамит уже не ребенок и не станет цепляться за твой подол. Ему предстоит обучиться искусству, которым владели мои предки, чтобы впоследствии он мог занять мое место. Ты сама пожелала, чтобы я назвал его своим сыном, Уна.

Она потупилась и опустила плечи.

— Да, но Тамита могут убить!

— Не убьют. Ты уже убедилась в том, что его охраняют боги.

Уна думала об этом, стоя в толпе людей и глядя в небо, в котором парила душа великого Ра, когда фараон переплывал через небесный Нил в царской ладье, уходил на покой в свой вечный дом к западу от Фив.

Она видела царя в обличье обычного мужчины, делила с ним постель и все же не могла думать о нем как о простом смертном. Сети — бог, и его судьба — судьба бога.

Уна посмотрела на сына и заметила, что Тамит беспокойно оглядывается, будто кого-то ищет. Ее мальчик не подозревал, что присутствует на прощании с собственным отцом! Кто был в этом повинен? Только она, Уна. Правильно ли она поступила, скрыв от юноши правду? Кто знает! Истина явится на белый свет толь-ко тогда, когда боги развернут свиток этой истории до конца.

Часть III

Глава 1

Время, каждый час которого был прекрасен и напоминал переполненную сладким вином чашу, осталось позади. После двухлетнего перемирия Интеб снова был на войне.

Страницы: «« ... 1112131415161718 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«Всё, чем могу» – первый сборник стихотворений, собранных по жизни, в которых автор делится своими «...
Ее избыточный вес и невысокий рост дополняло крапленное веснушками круглое лицо. Ее называли Маняшей...
Забудем сухие даты и скуку школьных уроков истории!История – это захватывающая повесть, в центре кот...
Юрий Павлович Герман (1910–1967) – классик русской литературы. Начинал с модернистской прозы («Рафаэ...
«… Люди делятся на тех, кто доживает до пенсии, и на остальных. Пенсия – это сумма денег, которую бе...