Истории мудрого странника Кукуллу Амалдан

О проекте «Золотой сундук Амалдана Кукуллу» говорят...

Рав. ДАВИДОВ ГАВРИЭЛЬ: «...с большой радостью и огромным удовольствием читал книги... замечательного горско-еврейского писателя и поэта Амалдана Кукуллу. Рад, что древние сказания горских евреев... сохранены им на века и теперь переданы потомкам... Наследие горских евреев, культурное и религиозное, неповторимы. У нашего народа большое будущее...»

МИРЗОЕВ ГАСАН БОРИСОВИЧ: «...Амалдан Кукуллу один из ярчайших представителей нашего самобытного древнего народа... человек, посвятивший всю свою жизнь сбору исторических и культово-этнографических корней и сведений о гордом народе-горце, сохранившего свою иудейскую веру на протяжении тысячелетий...»

НИСАНОВ ЯХЬЯ ИСАЙЕВИЧ: «...об источнике, истоках, корнях вспоминают те, кто об этом мог какое-то время не помнить, и это именно то, чего не скажешь об Амале Даниловиче Кукулиеве. Поэзия, проза, диссидентский самиздат, признанность в литературных кругах – эти и многие другие высоты не отдалили его от вопросов о своих корнях и корнях своего народа. Это присуще большому сердцу народного писателя. И наконец-то этот народ получает доступ к его книгам...»

ЯКУБОВ МАНАШИР АБРАМОВИЧ: «...Книги имеют свою судьбу, Рукописи не горят. Рукописи не горят, если мы их издаем, книги имеют свою судьбу, но эту судьбу делаем мы тоже. Я испытываю чувство радости, благодарности, благоговения, восхищения за то, что издали, за то, что не забыли культуру своего народа...»

Спасибо Вам. Даниил Кукулиев

Предисловие

Сказка – это человек-сказитель, умноженный на воображение

Прежде чем перейти к изложению горско-еврейских сказок и сказаний, мне хотелось бы совершить беглый экскурс в земную историю моего народа[1].

Всем известно, что колыбелью евреев была и есть территория Иудеи, в том широком смысле как это понимали наши предки: когда с расколом объединенного израильского царства после смерти Соломона территории северного царства стали именовать Израиль, а южного – Иудея. После падения Израильского царства (721 г. до н.э.) название Иудея привилось постепенно для названия всей страны и сохранялось вплоть до подавления восстания Бар-Кохбы (135 г. н.э.), пока римский император Адриан в административном порядке не переименовал Иудею в Палестину.

Аврам – праотец наш был сыном Тераха, внуком Нохора, правнуком Сируха... десятым поколением потомков Сима, одного из трех сыновей Ноя. Сыновья Сима стали праотцами евреев, эдамитян, ассирийцев и арамеев; сыновья Хама стали праотцами ханаанян, египтян и эфиопов; сыновья Иафета расселились на островах в море.

Несмотря на то что земная история еврейского народа на протяжении нескольких тысячелетий была насыщена неимоверным количеством ужасных событий, связь с Богом не прерывалась ни на миг. К месту будет напомнить, что во времена правления царя Давида (1010 – 970 г. до н.э.) и царя Соломона (970 – 931 г. до н.э.) шли постоянные войны с местными племенами, чтобы отстоять земли для строительства Первого Божего Храма. К месту также будет вспомнить и те жестокие времена, которые связаны с переселением ассирийским царем Саргоном II (в 721 г. до н.э.) большинства евреев Десятиколенного царства в Месопотамию, Хузестан и Мидию. И даже когда вавилонский царь Навуходоносор предпринял карательные походы против Иудеи (605 – 598 г. до н.э.), захватил и разрушил еврейский Иерусалим, а вместе с ним и Первый Иерусалимский Храм (587 г. до н.э.), уведя в плен большую часть жителей страны; несмотря на то что в период Римского владычества (63 г. до н.э. – 324 г. н.э.) и после разрушения Второго Храма (70 г. н.э.); и несмотря на многие неимоверно трагические события, выпадавшие на долю моего народа, и даже теряя письменные свидетельства Моисеева Пятикнижия, дарованного Богом, он продолжал нести нерушимо свой союз с Богом, передавая Тору из уст в уста, не прерывая этот союз.

О памяти, что живет в сознании человека, как сгусток образа и трепет души, ибо она есть то, о чем человек или племя и даже смешавшиеся племена, если они осознают значение, не скажу даже Бога, а Неба, не может забыть никогда. Эту память, пусть и приглушенную и уже отдаленную, знали и кавказские племена, среди которых более выделяющимся языческим племенем были хазары, приверженные к зороастрийской огнепоклоннической религии.

Образование Хазарского Каганата на территории всего Предкавказья, Северного Причерноморья, Нижнего и Среднего Поволжья и землях некоторых восточнославянских племен во главе с тюркской династией Ашина относят к VII веку. А уже в VIII веке сложилась система двоецарства, где каган из династии Ашинов исполнял представительские функции, а каган-бек из иудейских хазар фактически управлял Каганатом.

Так вот сошлюсь хотя бы на письмо хазарского каган-бека Иосифа, который, отвечая на письмо испанского еврея из Кордовского халифата Хасдая Ибн-Шафрута «...к какому роду принадлежат иудеи Хазарского царства», отвечал: «Хазары – иудеи, ведут свое происхождение не от Сима, первенца Ноя, а от Иафета, точнее, его внука Тогармы». И далее пишет: «Тогарма имел 10 сыновей, которых звали: Агийер, Тирос, Авар, Угин, Биз-л, Т-р-н, Хазар, Знур, Булгар, Савир. Мы – сыновья Хазара, седьмого...»

Источники свидетельствуют: когда в 861 г. н.э. хазарский языческий царь Булан решил объединить множество местных племен, а все эти племена числом 26 имели своих богов, в одну религию, то он устроил диспут, пригласив для этого религиозных деятелей из трех, существовавших уже к тому времени монотеистических религий.

Христианский представитель, которым был византийский ученый-богослов Константин Философ, автор славянской азбуки, сказал, что, мол главное, – бессмертие души в загробной жизни. А на вопрос: «Где истоки вашей религии?» – ответил, – «В иудаизме».

Затем был приглашен представитель ислама, который также на вопрос: «Где истоки вашей религии», – ответил, – «В иудаизме».

Тогда хазарский правитель призвал к себе из Вавилона реш галута, т.е. буквально с древнееврейского, – «князя изгнания» иудейской религии и также спросил: «В чем суть вашей Веры?» На что тот ответил: «В законе Моисея, взявшего из рук Всевышнего, сотворившего по Слову Своему и Небо и Землю, Тору; спасшего и вас и меня от потопа, поглотившего грех человечества, и велевшего соблюдать Его Закон».

Вот так и сошлись два древнейших племени Ноя и Аврама на территории Кавказа, а с ними вместе – те множества местных племен-язычников, когда, по результатам диспута, около 1.000.000 хазар приняли государственной религией Хазарии иудаизм.

Язык кавказских евреев – джугури относится, как говорит предмет языкознание, к индоевропейской (фарситской) группе, также исходящей от прапраязыка, на котором говорили до потопа и до вавилонских событий, – и таит в себе Тайну Божьего Слова.

Сказка у джугури – это человек-сказитель, умноженный на воображение, вознесенное в бесконечную, вселенскую степень плюс мечты, чаяния и быт народа. Иногда горские евреи Кавказа говорят: «Овсунечире зугуню хорунде», буквально: «Сказителя его язык кормит». Сказка – не стихи, а сказитель – не поэт. Если «рождение поэта -опасная все же примета», с рождением которого «меняется и рушится старый гнилой атрибут», как писал я в стихотворении «Творчество», – то сказка – это прославление, ублажение, кейф духа и воображения, мастерство и экстаз изложения в изустной форме сказителем своих чаяний и своего Я.

Часто сказки рассказываются в семейном кругу, особенно в длинные зимние ночи без всякого повода, чтобы «длинную, как кишка Шагаду, ночь сделать короткой». Хороший сказитель или просто рассказчик может не прерывать повествования много часов подряд. Он, как тот искусный ковровых дел мастер, который связывает разноцветные нитки в одно целое полотно, где не видно ни швов, ни узлов. Интонация рассказчика монотонная, ритмически стройная и немного таинственная. Ему не чужды различные эмфазы, жесты и пантомимика. Если рассказчику желательно обратить внимание аудитории на какой-то факт или эпизод, он делает небольшую паузу, иногда глубоко вздыхает, как бы переводя дыхание, и тем самым разряжает обстановку. При этом он кивает головой и гладит бороду или садится поудобнее, чтобы снова поведать о чем-то новом и интересном. Почти то же самое повторяют за рассказчиком плененные и завороженные повествованием слушатели. Эти паузы в сочетании с интонацией повествования, эти вздохи и кивание головой, эта удобная посадка, которыми сказитель заставляет слушателя обратить на себя внимание и вновь «с головой» уйти в рассказ, являются выражением причинных, следственных и условных отношений. Все это в синтезе заставляет «обрамляющих» сказителя людей слушать молча, настороженно, с затаенным дыханием. Иногда, более неспокойные, эмоциональные слушатели, часто пожилые, свой восторг или удивление выражают вслух словом «Машалла!» или просто междометием «О!».

Итак, в чем же заключается национальная специфика джугурских сказок? Вопрос этот может рассматриваться в комплексе признаков: история и судьба народа; обычай, нравы и бытовые реалии; политические и религиозные воззрения; окружающая обстановка и соприкосновение с ней; влияние и преемственность культуры соседних народов; логика и здравый смысл мышления народа; родство и наличие в сказках других видов устного народного творчества, достоверные факты и образы действующих лиц; своеобразие языка и художественные средства; типизация образов и композиции; персонажи и их взаимосвязь; идейно-тематическая направленность и содержание произведения; ассортимент сюжетов и манера рассказчика повествовать; географические и природные условия; архитектурные сооружения и многие другие факторы.

Уместно здесь будет заявить о широком бытовании среди горских евреев Кавказа, так называемых «библейских сказаний». Известно, например, что многие «библейские сказания» – «агадие» (дается в горско-еврейском произношении – прим. сост.) вошли в фольклорный репертуар тех народов, которые находили в Библии пишу для своего воображения. Не были исключением и горские евреи Кавказа. Оно и понятно: мораль отвечала духовной потребности простого обездоленного человека. Относительно использования библейского материала горскими евреями Кавказа в устной повествовательной форме: почти такое же, как и у других народов Востока, т.е. все эти сказания настолько видоизменены, согласно «климатическим и географическим условиям», настолько перенаряжены, что могут жить самостоятельно, как и все сказки вообще.

Еще хочется сказать несколько слов о том, как с детства пришлось мне слушать и полюбить сказки моего народа, а позднее навсегда связать свою жизнь с его фольклором. Сказать и о том, какие трудности встречались мной при записях и при переводе на русский язык.

Военные дни были пришибленные, неразговорчивые, мрачные, как и сами люди в ту пору. Матушку я видел только по вечерам. Утром, когда я просыпался, ее уже не было дома: она уходила на работу незаметно, без шума, словно на крылышках. Поешь, бывало, оставленную на столе кукурузную кашу, макухи погрызешь, кое-как накормишь этой кашей вечно плачущую сестренку, а затем посадишь на подоконник ее да и сам взберешься и останешься сидеть до прихода пугающей темноты в страхе и с дрожью в теле, затаив дыхание, пока мама не вернется и не озарит собой и керосиновой лампой саклю.

Так было до тех пор пока к нам не приехал из другого города двоюродный дедушка (по отцу) с женой. Дедушка любил играть на комузе, и сочинять ерламаго – частушки, а я молчал и слушал. А вскоре в нашу низкую, присевшую на корточки саклю (мне почему-то казалось тогда, что все дома, ушедшие по самые наличники окон в землю, сидят на корточках, а высокие с чердаками – стоят во весь рост), в гости к дедушке Шиколаю стал ходить все чаще и чаще сосед – дедушка Маштанай, у которого под огромной лохматой папахой «рождались и жили забавные истории – сказки». Бывало, войдет он с холода, заберет в себя дорогое, нелегко добытое моей матерью тепло и, сев на тахту, ближе к печке, лукавя пепельными глазами, скажет мне: «А ну, отцовский сын, достань из моей папахи овсунего – сказки!»

Мне было странно и непонятно, как же под его засаленной от пота папахой рождаются и живут сказки: ведь я их никогда не мог достать. Но всегда делал это с огромным желанием, часто выворачивая папаху наизнанку и встряхивая ее. Тогда дедушка Маштанай смеялся и, поглаживая свою зеркальную лысину, говорил: «О, отцовский сын, сказка уже здесь, под этой лысиной. Садись и слушай!»

Я влезал на печку, сажал рядом сестренку, и старик начинал рассказывать про смелых дядек, которые сражались со злыми и страшными Дэвами и Аждага, Гари-Неме и Азраилами. Мне казалось, что богатыри – это мой отец и отцы соседских девочек и мальчиков.

Так детство мое, омраченное и прерванное войной, уходило в мир сказки, в мир древний и таинственный, о котором рассказывал до глубокой ночи дедушка Маштанай. Много сказок приходилось слышать мне и из уст моей матери...

Были в моей практике разные случаи... По рекомендательному письму отца я приехал в родной мне с детства город Хасавюрт и, наполненный радостью предстоящей встречи и воспоминаниями, направился к дому популярного в городе сказителя Бирорле Назарова, моего далекого родственника и родного племянника дедушки Маштаная. Прочитав письмо, этот статный, но уже слабый здоровьем, преклонных лет человек, вскинул свои густые черные с рыжеватым оттенком брови и выдохнул: «Вааллах – «О, Худо!», сказать правду времени нет: дел много всяких, да и силы не те, что раньше. Стар стал...». Он встал в паузе, нацелил на меня вызнающий мысли собеседника взгляд и остался стоять так минуты две. В безмолвии стоял и я, чувствуя всем телом, как плотная, свинцовая масса обиды выдавливала из меня раннюю радость, которую я с трепетом ощущал в себе всю дорогу сюда и которая заполняла собой каждую мою клетку. Выразительнее всего обида выдавала себя на лице моем, и, особенно – в глазах, застывших в прищуре, в холодном сумраке, словно сосульки на морозе к закату бессолнечного дня. «Шутка ли, приехать из другого города, в данном случае из Москвы, с остановкой в Махачкале в доме моих родителей и вернуться «порожняком», – думал я с грустью и обидой.

Видимо, хозяину дома от холода глаз моих стало неловко, морозно; он вычитал в них мою обиду на него и поэтому вдруг сказал: «Ладно, ради отца твоего и уважения к тебе, сынок, из сотни сказок две-три расскажу!.. Сначала садись... покушай!.. С дороги отдохни!..» Он распорядился подать на стол суфле – ужин.

Только поздно вечером, когда в доме горели уже лампочки, добрый и гостеприимный хозяин стал сказывать сказки. Желающих послушать собралось немало: жена его, внуки, зять с женой, невестка и несколько соседей, и даже племянница с мужем тоже мастером сочинять всевозможные небылицы или экспромтом предать осмеянию кого-нибудь из общих знакомых.

Вначале рассказ у Бирорле Назарова не клеился: он забывался, останавливался, смотрел то на одного из слушателей, то на другого, словно старался прочесть их взгляд. Но постепенно, одухотворенный эмоциональной реакцией аудитории, он увлекся и стал рассказывать интересно, то повышая, то понижая голос, часто меняясь в лице в соответствие с разворачивающимися действиями в сказке...

Более двухсот сказок записано мною из уст горских евреев Кавказа, его народных мудрецов. В моих дорожных тетрадях и магнитофонных лентах значатся и другие записи – это частушки, пословицы и поговорки, детский фольклор, анекдоты и – просто забавные истории, ценные воспоминания. Фольклор моего народа мало изучен, он как забытый, заброшенный пустырь, который нужно вспахать, дать взрасти на пользу людям, фольклористике, нравственному и духовно-историческому единению людей в назидательной мудрости.

Немало трудностей встречалось и при переводе на русский язык. Первое, с чем пришлось столкнуться на этом этапе работы – обилие диалектизмов, вульгаризмов, штампов; чрезмерное присутствие в сказках рассказчика, его отступлений и ремарок, часто не несущих никакой нагрузки в произведениях, а напротив, разрушающих динамику повествования; полемика рассказчика со слушателями, его собственная реакция, выражающаяся, например, в возгласах: «Гочу хуби» – «Так ему и надо», когда отрицательные персонажи наказываются; или: «Хать! Хать!» – возглас, выражающий радость, торжество самого рассказчика по поводу того, как герой сказки разделывается с противником и т.п.

Главное, что сохранено при переводе, – это литературная сторона: сюжет, композиция, завязка, такие особенности, как ритм и стиль, фразеологические и идиоматические выражения, пословицы и поговорки, проклятия и пожелания. Сохранены характерность и типичность образов, мудрость, красота слова, меткость образных выражений, присущих горско-еврейским сказкам. При переводе важно было дать посильное представление о строе джугурской речи, понимая при этом, что нельзя механически пересаживать на почву русского языка всю джугурскую фразу, но сохраняя перспективу и пропорцию джугурского предложения.

Некоторые сказки заканчиваются выражением: «Во галам, во салам!» В переводе это значит: «И перо (в руки) и привет (от рассказчика)!» Это выражение я с превеликим удовольствием заимствую у своего народа и адресую вам, дорогие мои читатели.

Амалдан Кукуллу

поэт, сказочник, фольклорист

Бессмертный Немюрюм

Жили в одном древнем городе страны гор два преданных друга. Так они привыкли друг к другу, что и дня не могли прожить, чтобы не повидаться.

И вот случилось так, что один из друзей по имени Дердохош заболел и слег в постель. Каких только лекарей и знахарей не приглашали родители Дердохоша, чтобы вылечить сына от постигшего его недуга. Но никто и никак помочь ему не мог. С каждым днем он, подобно горящей свече, таял, худел, уходил в беспамятство. Но был у Дердохоша друг по имени Немюрюм, что значит «бессмертный». Он ни на минуту не отходил от постели больного. День сменялся ночью, ночь – днем, но он и глаз не смыкал: все сидел у изголовья друга, стараясь хоть как-то разделить его участь и тем самым утешить, облегчить недуг.

Но неизвестная болезнь, в конце концов, свершила свое непоправимое, коварное дело, и Дердохош умер. Предали тело усопшего земле и разошлись. Немюрюм места себе не мог найти – так сильно он переживал смерть своего друга. Целыми днями и ночами думал о случившемся.

«Почему же люди умирают? – не переставая думал он. – Разве нет такого места, где никто и никогда не умирает?» – вопрошал он сам себя, теребя душу, будоража ум.

Шли дни, а вопросы эти не покидали его. И вот в один из дней Немюрюм обратился к своей матери:

– Неужели и ты умрешь, как и мой друг?

Мать очень удивили эти слова, и ей даже подумалось, что сын ее сошел с ума.

– Если прадеды, деды, отцы наши не умирали, то и я не умру, -шутя ответила мать. – Ничего вечного нет. Все живут, пока за ними неумолимая смерть не придет. Никого еще не было на свете, чтобы не умер... Перестань думать и переживать о смерти друга.

– Нет, мать, я твоим словам не верю. Я буду жить всегда... Я не умру, – ответил Немюрюм матери, – да и имя мое об этом говорит, -заключил он.

– Пусть недруги твои умрут, – ответила мать.

– Мама, я не верю в то, что нет такого места, где бы люди были бессмертны. – Я найду это место, обязательно найду.

– Нет, сынок, такого места на земле. Все под этим Небом рождены для смерти.

– А на Небе тоже умирают? – спросил сын.

– Кто его знает, сынок, – ответила мать.

– А я знаю, – возразил сын, – на Небе не умирают...

И велел сын матери собрать хурджун в дорогу.

– Я должен найти то место, где люди не умирают, – убежденно повторял сын.

Как только мать не упрашивала сына, чтобы он образумился, не делал глупости, не оставлял ее одну... Но сын и слушать не желал, ибо решил он доказать и себе и людям, что есть такое место, где человек не должен умирать.

Матери ничего не оставалось, как сложить в хурджун лепешек и сказать сыну в дорогу добрые напутствия.

И на следующий день, едва солнце коснулось гор, сын, прощаясь, успокаивал свою мать, что он вернется домой уже бессмертным.

Со слезами на глазах проводила мать сына в дорогу, а сама осталась одна.

Шел Немюрюм день, второй; месяц шел, второй месяц; мимо городов и сел шел; озера и реки переплывал. Все эти места, где он проходил, ему были знакомы. Прошло много, очень много месяцев, как юноша находился в дороге, и места, где он теперь проходил, были пустынны – ни одной сакли, ни одного аула, ни одной живой души. Скучно, тоскливо стало юноше. Даже птицы здесь не летали. И вдруг впереди он увидел старое чинаровое дерево. Подошел ближе и видит: на дереве сидит соловей и поет свои песни, да так поет, что прямо за душу берет. Обрадовался юноша встрече и предложил птице стать ему другом. Соловей охотно согласился, но юноша неожиданно спросил его:

– Ты умрешь или нет?

– Конечно, умру, – отвечает соловей. – Каждый год с моих крыльев опадает по одному перышку. А когда земля под этим деревом застелится моими перьями, я упаду на них и умру.

– Нет, тогда я не согласен дружить с тобой, – ответил юноша. -Я, Немюрюм, что значит «бессмертный». А иду я туда, где никто и никогда не умирает.

Соловей рассмеялся над словами юноши и говорит:

– Куда бы ты не пошел, как бы тебя не звали, смерть придет, умрешь и ты... Вечного ничего нет.

Не поверил юноша словам соловья, взвалил он свой хурджун на плечи и пошел дальше.

Кто знает, сколько он шел, но когда солнце трижды зашло и трижды взошло, дошел он до одной речки и видит: под большим дубом лежит пятнистый олень с огромными ветвистыми рогами.

– Давай дружить с тобой, – обратился Немюрюм к животному.

– Дружить так дружить, – согласился рогатый олень.

– А ты умрешь или нет? – спросил его юноша.

– Конечно же умру, – недоуменно ответил олень, – все мои предки умерли, и я умру... Каждый год на берегу вот этой речки с моей головы опадают рога, а потом вырастают новые. Но когда земля под деревом застелится моими рогами, то я свалюсь вот здесь у речки и умру.

– Тогда не хочу я с тобой дружить, – сказал юноша и добавил: -Я иду туда, где никто и никогда не умирает.

Сказал так юноша и зашагал дальше.

Прошло еще несколько дней, и юноша незаметно для самого себя оказался на вершине горы, у самого Поднебесья. Здесь ему повстречался горный петух, который сидел на огромном дереве и смотрел на взбирающуюся в гору дорогу, по которой шел Немюрюм.

– Эй, человек, куда путь держишь? – крикнул путнику горный петух. – Как ты сюда попал? Здесь никогда ни одной человеческой души не бывало.

Юноша ответил:

– Уважаемый горный петух, ищу я себе друга и никак не найду... Давай дружить с тобой.

Горный петух обрадовался и сказал:

– Мне тоже хочется иметь друга.

А Немюрюм и спрашивает его:

– А ты бессмертен или нет?

– Сколько лет живу на этом свете, но подобного вопроса мне не приходилось слышать! – удивился горный петух и добавил: -Когда наступает время смерти – все умирают: и люди, и животные, и даже деревья... Умру и я, когда мои разноцветные перья осыпятся и на их месте вырастут белые.

– Нет, тогда мы не можем быть друзьями, – сказал юноша и продолжил: – Я, Немюрюм, что значит «бессмертный». Я должен оправдать значение своего имени, чего бы мне это не стоило.

Попрощался Немюрюм с горным петухом и пошел своей дорогой искать то место, где никто и никогда не умирает.

Долго шел он, но никого так и не встретил. Кругом было пустынно. Только на сороковой день, когда солнце всходило из-за гор, юноша, уставший и в лохмотьях, добрался до одной Поднебесной крепости. Подошел он к ее каменным стенам и видит: сидит у окна красавица. Если у человека два глаза, то нужно еще два глаза, чтобы смотреть на нее и любоваться, утешая тем самым душу свою, измаявшуюся в суете земной жизни.

– Куда путь держишь, юноша? – спросила красавица.

– Иду туда, где никто и никогда не умирает, – ответил Немюрюм.

– Здесь это место, – сказала красавица.

Обрадовался Немюрюм, что наконец-то нашел то место, где никогда не умирают. Попросил он красавицу, чтобы она впустила его в крепость, а красавица ему в ответ:

– Добрый юноша, для этого тебе надо много мудрых книг прочитать, в душу Небесную истину вобрать и жить с любовью ко всем и даже к врагам своим.

– Но где мне взять такие книги, добрая красавица? – спросил Немюрюм. Не успел он еще что-то сказать, как вдруг перед ним образовалась каменная обитель среди яблоневого сада. Вошел юноша под расписные своды каменной обители, а там огромное количество старинных божественных книг на полках лежит. И стал юноша читать эти книги да умом душу наполнять, а через некоторое время он почувствовал как возносится к Небу, а с языка так и просятся мудрые, благодатные речи. А еще через какое-то время он поднял глаза свои к Небу и всей душой возжелал вознестись в Небесные владения, где никто и никогда не умирает.

Едва возжелал он себе такое, как сверху показалась светящаяся веревка, которую опускала из окна Поднебесной крепости уже знакомая ему красавица.

– Добрый юноша, пришло твое время жить в моей Поднебесной обители, – сказала красавица.

И Немюрюм взобрался по светящейся веревке прямо в Поднебесную крепость.

Стал он жить вместе с красавицей, да так хорошо и счастливо, как вольно или невольно мечтает жить каждый человек. Все, чего бы он не пожелал, тут же исполнялось и наполняло душу радостью и благодатью.

Прошло неизвестно сколько времени, как Немюрюм стал жить со своей любимой красавицей, и за все это время ни чуточки не состарился. Здесь счет времени не велся, как на земле, и ничто здесь не старило, не угнетало человека. Потому Немюрюм не знал, не ведал о том, сколько же времени прошло с тех пор как он, оставив свою мать, ушел из дому.

Но однажды Немюрюму вспомнились родные места, мать, которую оставил, знакомые, друзья, и решил он вернуться назад, хотя бы на время. В один из дней, когда его жена стирала белье, он сказал ей, что очень хочет побывать, хотя бы два-три дня, в родных местах, повидаться с матерью, друзьями и знакомыми, рассказать о Стране бессмертия, о своей красавице...

А она между тем рассмеялась и говорит, что много веков прошло с тех пор как он пришел в страну, где никто и никогда не умирает, а там, где он жил в давние, очень давние времена, никого не осталось из тех, кого он знал, все умерли, а на смену им приходили и уходили другие поколения.

Но не поверил Немюрюм словам своей жены и настоял на своем.

– Ну что же, если тебе очень хочется проверить правоту моих слов, то можешь собираться в дорогу... Счастливого пути!.. – сказала она, всем сердцем чувствуя, что-то недоброе должно с ее мужем случиться... Ведь женское сердце как воск – оно плавится от пылающего огня любви. Собрала она Немюрюму в дорогу разного кушанья, сложила все в хурджун и еще дала ему с собой четыре яблока из Поднебесного сада.

– Возьми эти яблоки в дорогу. Они тебе пригодятся, – сказала красавица. – Но смотри не урони их и не ешь... А теперь ступай!..

Взял Немюрюм четыре яблока, положил их в карманы, пообещал вернуться и ушел.

Долго ли шел он, сильно ли уставал – это ему знать. Но известно, что шел он той же дорогой, по которой некогда шел в Страну бессмертия, где никто и никогда не умирает.

Дошел он до огромного дерева, а под деревом на перьях лежат косточки какой-то птицы. Немюрюм сразу понял, что это косточки того самого горного петуха, которому он предлагал свою дружбу. Наклонился Немюрюм и поцеловал кости птицы. Но когда он наклонялся, из кармана выпало одно яблоко. И Немюрюм заметил, что волосы на его голове поседели.

Попрощался Немюрюм с костями горного петуха и пошел своей дорогой – к родным местам.

Долго ли шел, сильно ли уставал – это ему знать. Но через много дней он подошел к тому месту, где когда-то встретился ему рогатый олень. Подошел он к речке и видит: под дубом лежат рога и кости того самого животного, которому он предлагал свою дружбу. Нагнулся Немюрюм и поцеловал кости оленя. Но когда нагибался, то из кармана выпало еще одно яблоко. В это время Немюрюм почувствовал, что сильно постарел и силы его стали оставлять.

Отдохнул Немюрюм какое-то время и пошел своей дорогой -к родным местам.

Долго ли он шел, сильно ли уставал – это ему знать. Но нам известно то, что через какое-то время он дошел туда, где на чинаре сидел соловей и пел свои прекрасные песни. Подошел Немюрюм к дереву и видит: лежат на перьях косточки того самого соловья, которому он предлагал свою дружбу.

«Да, правы были все они: ничего вечного нет. Все живет, пока смерть не придет», – подумал Немюрюм и, нагнувшись, поцеловал косточки умершего соловья. Но когда он нагибался, то выронил из кармана и третье яблоко. И тут-то Немюрюм почувствовал, что ноги уже отказываются его носить. Вырезал он из чинары палку и, опираясь на нее, пошел дальше – к своим родным местам.

Еще через какое-то время Немюрюм добрался наконец-то до родного города, где когда-то похоронил своего дорогого друга Дердохоша.

Вошел он в родной город и видит: все здесь изменилось, ничего узнать невозможно. Шел он по улицам и не мог встретить ни одного знакомого, все здесь не так, как раньше было: и сакли, и люди, и одежда – все другое.

Стал Немюрюм жителей города расспрашивать о своей матери, но никто не помнил, не знал такой женщины. Повели тогда Немюрюма к одному двухсотлетнему старцу, чтобы расспросить у него о матери. Но и этот старик не смог ее вспомнить. Только слышал от других, что жила здесь когда-то, в очень давние времена, одна старушка и умерла она с именем сына своего на устах, который отправился искать то место, где никто и никогда не умирает, и не вернулся.

Услышал Немюрюм горькие слова старца и сильно опечалился. Напрасно вернулся он в эти места. Лучше бы послушался совета своей жены и не уходил из Страны бессмертия. Лучше бы жил он там в своей Поднебесной крепости да книги древние читал, душу свою ублажал, а в голове мудрость веков откладывал.

Утром, когда солнце еще только начинало просыпаться ото сна, пошел Немюрюм на кладбище, отыскал могилу матери и долго-долго плакал. Наплакавшись, решил он вернуться в те места, где осталась его жена-красавица и где никто и никогда не умирает.

Нагнулся Немюрюм над могилой матери и поцеловал надгробную плиту. Но когда он нагибался, из кармана выпало последнее – четвертое яблоко. И вот тут-то Немюрюм почувствовал, что нет у него больше сил. Сел он на землю и заснул. Спит он, и снится ему сон: с высокого Неба спускается к нему рыжебородый старик дан-Амалдан и говорит: «Я, как и ты, искал страну, где никто и никогда не умирает. Искал и нашел. А найдя, не стал возвращаться обратно в земную суету. Похоже, читая мудрые книги, не принял ты всей глубиной души Истину Страны бессмертия, гласящую: придя в Страну бессмертия – назад в земную суету не возвращаются... Не послушался ты совета своей красавицы-жены, нарушил законы бессмертия, а потому умрешь и будешь похоронен здесь, на земле».

«О, попечитель мой, – вскричал Немюрюм, обращаясь к рыжебородому старичку дан-Амалдану, – что же мне делать, чтобы снова вернуться в эту прекрасную и благодатную Страну бессмертия?»

«Предаться снова дороге и назад не оглядываться», – ответил рыжебородый старичок дан-Амалдан.

Немюрюм хотел было послушаться доброго совета и снова предаться дороге в Страну бессмертия, но в это время к нему подошел Азраил и говорит: «Куда тебе, старому, дороге дальней и нелегкой доверяться... Не дойдешь, пропадешь дорогой неведомо где... Ты видишь, вот я уже яму копаю».

Немюрюм встал и, еле-еле передвигая ноги, приблизился к Азраилу и глуховатым голосом спросил:

– Кому копаешь эту яму?

Азраил и отвечает:

«Тут один сомневающийся старик умирает, а я ему могилу копаю... Он такого росточка, как и ты. Будь любезен, ляг в эту яму, я измерю, подойдет она ему или нет». Немюрюм залез в яму, лег и протянул ноги. А Азраил тем временем взял у него душу, и Немюрюм умер. Засыпал Азраил землей яму и, взмахнув крыльями, улетел искать очередную наполненную земными страстями душу...

И вправду сказывают в народе: достигнув истины, от нее не отдаляются. А отдалившись, знай: погибель свою обретешь от земной суеты.

Так случилось и с Немюрюмом. Не оправдал он Божественное значение своего имени. А жаль!

Бежон и Менежон

Когда-то в очень давние времена, когда на земле были еще дэвы, жил богатырь по имени Рустам, сын Зола. Он был заступником народа, защитником добра и справедливости.

Где бы не затевалось сражение, Рустам всегда седлал своего скакуна и мчался расправиться с обидчиками.

Однажды Рустам победил в сражении дэвов; после этого он привел домой маленького дэва и стал его растить.

Шло время. В один из дней отец Рустама – Зол, прогуливаясь по двору, увидел маленького дэва. Он тут же позвал к себе сына и говорит:

– Глупец! Для чего ты привел этого злодея в мой дом? Ты что забыл, что змея и маленькая остается змеей? – Зол схватил маленького дэва за ноги и разорвал на куски, а сыну дал хорошую оплеуху.

Обиделся Рустам, сел на своего скакуна и умчался из отцовского дома, где остались жена Рустама и его шестилетний сын по имени Бежон.

Семь лет прошло, как Рустам уехал из отцовского дома. Бежон по утрам ходил учиться в школу, а вечерами возвращался домой.

Нелегко было Золу без сына. Он был уже стар, да и жены у него не было. Дошли до дэвов слухи о том, что Рустам обиделся на своего отца и уехал жить в крепость за семью горами. Предводитель дэвов собрал свой отряд и говорит:

– Пока Рустама нет, надо отомстить старому Золу за все его проделки.

И дэвы ринулись на падишахство Зола. Когда они перешли границу, жители хотели преградить им путь. Но нет, не тут-то было. Дэвы пригрозили горожанам и говорят:

– Сходите к вашему падишаху и скажите: если через три дня он не выйдет сражаться с нами, мы предадим его падишахство огню.

Пришли гонцы к Золу и доложили обо всем. Задумался Зол: «Как быть? Я уже стар, а Рустам на меня в обиде!»

Приказал тогда Зол зурначам выйти на площадь и играть сбор богатырей. Собрались пахлеваны, а Зол и говорит им:

– Наша земля, города наши, народ наш в опасности. На нас напали дэвы. Они грозятся предать все огню... Есть ли среди вас люди, которые любят меня и готовы вступить в сражение с дэвами? Если есть, то пусть подойдут, выпьют со мной чашу шербета и дадут клятву верности.

Но никто не подошел и не выпил с ним чашу шербета.

– С дэвами только Рустам может сразиться. Нам они не под силу, – ответили богатыри.

В это самое время из школы возвращался сын Рустама – Бежон. Смекнул он в чем здесь дело, но, ничего не сказав, прошел мимо.

Зол-падишах и на второй день созвал на площадь богатырей и опять предложил им распить с ним чашу шербета в знак верности. Но ни один из богатырей не осмелился осушить эту чашу. И Бежон, возвращаясь из школы, прошел мимо.

Созвал богатырей Зол и на третий день и вновь предложил им испить с ним чашу шербета. Но и на сей раз никто не вызвался сражаться с дэвами. Но тут вдруг появился Бежон. Он подбежал к Золу и схватил его за руку, чтобы взять у него чашу шербета. Но Зол не выпустил из своих рук чашу.

– Эй, дед мой!.. Третий день я вижу в твоих руках эту чашу. Для кого ты приготовил ее? – спрашивает Зола внук.

– Для тех, кто разделит со мной мое горе, – отвечает Зол.

– Я выпью с тобой эту чашу. Дай ее мне. Я сын Рустама, внук Зола и не позволю унизить честь нашего рода. – Бежон выхватил из рук Зола чашу и выпил шербет. Затем он надел на себя богатырские доспехи, вскочил на коня и мигом очутился там, где дэвы ожидали решения Зола.

Срок уже истекал, и дэвы были готовы напасть на город падишаха Зола и уничтожить всех горожан. Но тут они увидели, что к ним в богатырских доспехах скачет мальчик необыкновенной красоты.

– Наверное, гонец с письмом, – решил главный дэв.

Услышал это Бежон и говорит:

– Нет, я не с письмом явился, а принес вам смерть.

Рассмеялся предводитель дэвов и отвечает:

– Да я на тебя дуну, и ты в небо взлетишь!

– Герой слов на ветер не бросает, – говорит Бежон. – Выходи на поле битвы, будем биться. Или тебе умереть или мне.

Стали они бороться. Долго боролись. Как не старался главный дэв сдвинуть Бежона с места, но так и не смог. Стоит Бежон, как дуб, вросший корнями в землю.

Но вот Бежон собрал свои силы и свалил главного дэва на землю. Затем выхватил из ножен свой кинжал и отрезал ему голову. Дэвы увидели, что у сына Рустама сила такая же, как у его отца, и повернули, ушли обратно в свое царство дэвов.

А Бежон положил в хурджун голову главного дэва, чтобы удивить деда, и направился в сторону дома.

По пути он остановился у реки, смыл с кинжала кровь злодея и собрался было идти дальше. Но тут ему повстречался зять Зола. Поздоровались они, расспросили друг друга откуда, мол, и куда.

Бежон рассказал ему все как было и показал голову главного дэва.

– Покажу ее деду. Вот удивится, – радуется Бежон.

«А почему бы не мне похвалиться перед стариком Золом», -думает зять и говорит:

– Ты лучше, пока не поздно, поезжай в падишахство Эршефиена. У этого падишаха есть красавица дочь. Он отдаст ее замуж за того, кто докажет свою богатырскую доблесть. Я верю, что ты будешь лучшим, и красавица будет твоей. А голову дэва я отвезу Золу и расскажу ему о твоей победе.

– Хорошо, – согласился Бежон.

Отдал он дяде хурджун с головой главного дэва и поскакал в падишахство Эршефиена.

Пришел зять к Золу и, показывая голову дэва, говорит:

– Я убил злодея.

– А Бежона не встретил там? – встревожился Зол.

– Нет, – отвечает зять.

– Наверное, дэв убил его, – решил Зол, стал бить себя в грудь и рыдать. Он сбросил падишахские одежды, облачился в траур, обсыпал себя золой и сел у холодного очага.

А Бежон тем временем, не зная ни дня, ни ночи, находился в пути. Вскоре добрался он до города падишаха Эршефиена.

«Как же быть? – задумался Бежон. – Ни знакомых нет у меня здесь, ни друзей, ни крыши над головой... Пойду-ка я в чайхану. Там наверняка кто-нибудь есть».

Пришел он в чайхану, а там сидят гуляки.

– Салам алейкум! – приветствует их Бежон.

– Алейкум салам! – отвечают гуляки.

Усадили они его рядом и стали расспрашивать: «Откуда и куда путь держишь? Чей сын и зачем пришел сюда?»

Рассказал им Бежон, кто он и откуда, а потом и спрашивает:

– Друзья, какие новости в вашем городе?

Рассказали Бежону и о дочери падишаха Эршефиена. Она так прекрасна, что во всем мире не сыскать другой такой красавицы. А зовут ее Менежон. Дворец падишаха стоит посреди города, а дом его дочери Менежон – на окраине. Позади ее дома – горы, а впереди – море. С берега моря до окна дома Менежон отец протянул канат и объявил: кто пройдет по этому канату к дому его дочери, за того он ее и отдаст. Из многих падишахств, из многих земель приезжают сюда красавцы-богатыри. Но никто из смельчаков не смог дойти по канату до окна.

– Ну а ты, случаем, не за этим ли приехал сюда? – спрашивают гуляки Бежона.

Бежон промолчал. Догадались они, что и Бежон прибыл попытать счастья, и стали его отговаривать:

– Образумься. Не рискуй! Пропадешь ни за что.

– Да что вы, – хитрит Бежон, – Я просто посмотрю на других... Вы только покажите мне это место.

Повели его гуляки и показали то место, где протянут канат. Посмотрел Бежон, и снова все вернулись в чайхану. Поздно ночью разошлись гуляки по домам, а Бежон отправился в караван-сарай.

Еще солнце не успело подняться над землей, как Бежон пришел занять очередь, чтобы попытать счастья. Часов в десять забили в барабаны, заиграли зурначи. Весь народ от мала до велика собрался сюда. Вышел на балкон и сам падишах Эршефиен со своими векилами и везирами. Все ждут, волнуются. Но никто из богатырей не решается попытать счастья. Не выдержал Бежон и быстро взбежал на канат. Вот идет он по канату, а его новые друзья увидели это и замерли от страха.

– Пропадет, пропадет, – волнуются они за Бежона.

Когда Бежон прошел половину пути, везир и векил говорят Эршефиену:

– Почтеннейший падишах, этот мальчишка будет твоим зятем!

Рассмеялся Эршефиен и отвечает:

– Не прыгай в яму, не зная, что на дне.

Солнце успело уже дойти до середины неба, а люди все ждут, чем же кончится эта затея.

Вот Бежон прошел больше половины пути. Остановился, передохнул и снова пошел. Вдруг одна нога соскочила с каната, но он все-таки сумел удержаться. Наконец добрался он до окна, за которым скрывалась красавица, и затанцевал от радости на канате.

Громче забили барабаны, звонче заиграли зурначи. Все были рады победе смелого джигита.

– Эй, дочь падишаха, открой окно, – кричит Бежон.

– Подожди, я должна переодеться, – отвечает красавица.

Бежон не стал дожидаться, толкнул ногой окно и вошел. Увидели они друг друга, и любовь вошла в их сердца.

День и ночь молодые супруги не отходили друг от друга. Бежон рассказал ей, откуда он и чей он сын. Еще крепче привязались они друг к другу. А Эршефиен все это время не находил себе места: «Сыновья падишахов, беков, ханов приходили свататься к моей дочери, а я не отдал, – думал он. – Выдумал это зрелище, а теперь моя дочь досталась какому-то ничтожному мальчишке... У него еще и усы не выросли».