Почти как люди Саймак Клиффорд

Явно заинтересовавшись, Стирлинг повернулся к нам всем телом. Прищурившись, посмотрел на Пса.

— Пришелец, — без особого удивления повторил он. — Ты подразумеваешь под этим существо со звезд?

— Именно это он и имеет в виду, — вставил Пес.

Стирлинг наморщил лоб. Помолчал. Было почти слышно, как лихорадочно заработали его мысли.

— Когда-нибудь это должно было случиться, — наконец проговорил он, словно давая авторитетное заключение по какому-то важному вопросу. — Но никто, конечно, не мог предугадать, как это произойдет.

— Поэтому тебя это нисколько не удивило, — констатировал я.

— Нет, почему же? Разумеется, я удивлен. Но скорее внешностью нашего гостя, чем самим фактом.

— Рад с вами познакомиться, — промолвил Пес. — Как я понимаю, вы биолог, и я нахожу это в высшей степени интересным.

— Но, честно говоря, пришли мы из-за этого мешка, — сказал я Стирлингу.

— Мешка? Ах да, у тебя ведь был еще какой-то мешок.

Я поднял мешок, чтобы он мог получше разглядеть его.

— Это тоже пришельцы, — объявил я.

Все это начинало чертовски смахивать на водевиль.

Он недоуменно поднял бровь.

Запинаясь и путаясь в словах, я торопливо рассказал ему, что это за существа — в моем понимании, конечно. У меня вдруг почему-то возникла потребность высказаться как можно быстрее. Словно меня подстегивала мысль о том, что у нас очень мало времени, а мне нужно успеть все рассказать. Возможно, так оно и было.

Лицо Стирлинга побагровело от волнения, глаза возбужденно заблестели.

— Об этом-то я и говорил тебе сегодня утром! — воскликнул он.

Я вопросительно хмыкнул — наш утренний разговор давно выветрился у меня из головы.

— Существо, не зависящее от окружающей среды, — напомнил он. — Существо, которое может жить везде и быть всем, чем угодно. Форма жизни, обладающая стопроцентной приспособляемостью. Способная приспособиться к любым условиям…

— Но ты ведь говорил вовсе не об этом, — возразил я, вспомнив наконец, что он тогда сказал.

— Вполне возможно, — согласился он. — Наверное, я не совсем точно выразил свои мысли. Но в итоге получается то же самое.

Он повернулся к лабораторному столу, выдвинул ящик и стал быстро рыться в каких-то вещах. Наконец вытащил то, что искал, — прозрачный полиэтиленовый пакет.

— Давай-ка пересыплем их сюда, — сказал он. — А потом уже хорошенько рассмотрим их.

Он открыл пошире отверстие пакета. С помощью Пса я перевернул наш импровизированный мешок и высыпал кегельные шары в пакет к Стирлингу. Небольшое количество каких-то клочков и обрывков упало на пол. Даже не пытаясь принять форму шаров, они быстро шмыгнули к рукомойнику, вскарабкались по его металлическим ножкам и нырнули в раковину.

Пес бросился было за ними в погоню, но они оказались проворнее. Он вернулся с удрученным видом, уныло свесив уши и волоча поникший хвост.

— Они отступили в канализационную трубу, — сообщил он.

— Ну и пусть, — беспечно отмахнулся Стирлинг. которого так и распирало от счастья, — большая часть ведь осталась у нас.

Он стянул крепким узлом горловину пакета и, подняв его, зацепил узел за крюк укрепленного над столом кронштейна — и пакет повис в воздухе. Пластик был настолько прозрачен, что теперь можно было без помех рассмотреть кегельные шары во всех подробностях.

— А вы разберете их на части? — озабоченно спросил Пес.

— Со временем, — ответил Стирлинг. — Сперва я понаблюдаю за ними, изучу их повадки и подвергну их кое-каким испытаниям.

— Тяжким испытаниям? — не унимался Пес.

— Это еще что такое? — спросил Стирлинг.

— Он питает некоторую неприязнь к нашим друзьям, — вмешался я. — Они ставят ему палки в колеса. Позорят его бизнес.

В другом конце комнаты негромко замурлыкал телефон.

Потрясенные, мы разом умолкли.

Телефон зазвонил снова.

В этом звуке было что-то пугающее. Мы были здесь совершенно одни и чувствовали себя как-то уютно и спокойно, а кегельные шары на время стали для нас не более чем диковиной, вызывавшей чисто академический интерес. Но с этим телефонным звонком все рухнуло — к нам ворвалась неумолимая действительность внешнего мира. Пришел конец уединению, пришел конец спокойному созерцанию, потому что теперь все это касалось не только нас одних, а существа в прозрачном полиэтиленовом пакете из объектов исследования превратились в нечто опасное и угрожающее, в нечто внушающее уже не академический интерес, а ненависть и страх.

И я увидел за окном величественную всепоглощающую тьму ночи и ощутил бездушное высокомерие, которое опутало мир. Комната словно сжалась в пятно холодного света, разбивавшегося о блестящую поверхность лабораторного стола, о раковину и стеклянные приборы, а я — сама слабость — стоял там рядом со Стирлингом и Псом, такими же бессильными, как и я.

— Алло, — сказал Стирлинг в трубку. И спустя немного. — Нет, я ничего об этом не слышал. Должно быть, тут какое-то недоразумение. Он сейчас здесь.

Послушал еще, потом перебил своего собеседника:

— Но ведь он сейчас здесь, у меня. Вместе с говорящей собакой… Нет, он не пьян. Да нет, говорю вам, он цел и невредим…

Я шагнул к телефону.

— Дай-ка мне трубку! — потребовал я.

Он сунул ее мне под ухо, и я услышал голос Джой.

— Паркер, ты… что случилось? Радио…

— Ага, я слышал эту передачу. Те парни на радио просто рехнулись.

— Почему ты мне не позвонил, Паркер? Ты ведь знал, что я это услышу…

— Да откуда я мог знать? Я совершенно замотался. Мне нужно было переделать кучу дел. Я нашел Этвуда, он рассыпался на кегельные шары, и я поймал его в мешок, а потом меня в машине поджидала эта собака…

— Паркер, у тебя действительно все в порядке?

— Конечно, — ответил я. — В полнейшем.

— Паркер, мне так страшно.

— Брось, теперь уже нечего бояться. В машине был не я, и к тому же я нашел Этвуда…

— Я не об этом. У меня во дворе снуют какие-то существа.

— Так ведь вне дома всегда есть какие-нибудь живые существа, — возразил я. — Собаки, кошки, белки, люди, наконец…

— Но эти твари бродят вокруг дома. Так и кишат повсюду, заглядывают в окна и… Паркер, прошу тебя, приезжай и забери меня отсюда!

Мне стало не по себе. Это не был обычный глупый женский страх перед темнотой и воображаемыми ужасами. По ее голосу чувствовалось, что она едва сдерживается от истерики, и это убедило меня в том, что причина ее испуга не в игре воображения.

— Хорошо, — сказал я. — Держись молодцом. Постараюсь приехать как можно скорее.

— Паркер, пожалуйста….

— Надень пальто. Стань у двери и жди машину. Только не выходи, пока я не подойду к самому дому.

— Ладно.

Голос ее уже звучал почти спокойно.

Я бросил трубку на рычаг и стремительно повернулся к Стирлингу.

— Мне нужна винтовка, — сказал я.

— Вон в том углу.

Она стояла там, прислоненная к стене; я бросился в угол и схватил ее. Стирлинг порылся в ящике и протянул мне коробку с патронами. Я сломал ее, и несколько патронов упало на пол. Стирлинг нагнулся и собрал их.

Я заполнил магазин, остальные патроны высыпал в карман.

— Я еду за Джой, — сказал я.

— Там что-нибудь случилось? — спросил он.

— Не знаю, — ответил я.

Я ударом распахнул дверь и понесся вниз по лестнице. Пес ринулся следом.

20

Джой жила в северо-западной части города в своем собственном маленьком домике. Первые годы после смерти матери она подумывала о том, чтобы продать его и переехать поближе к редакции в какой-нибудь многоквартирный дом. Да так и не собралась. Что-то не отпускало ее отсюда — то ли какие-то старые ассоциации и сентиментальная привязанность к дому, то ли нежелание рисковать — а вдруг ей не понравится на новом месте.

Я выбрал улицу, где, как я знал, мне не будут помехой мигалки, и дал газ.

Пес сидел рядом со мной, и ветер, врывавшийся через полуоткрытое окошко, откидывал назад его бакенбарды, мягким веером расстилая их по морде. Он задал мне один-единственный вопрос.

— А эта Джой хороший товарищ? — спросил он.

— Самый лучший, — заверил я его.

Он умолк, обдумывая мой ответ. Еще немного, и, наверно, можно было бы услышать, как напряженно работают его мысли. Но он больше не проронил ни слова.

Не обращая внимания на светофоры, я развил недозволенную скорость, пытаясь придумать, что мне сказать в свое оправдание, если за нами погонится полицейская машина. Но обошлось без этого, и, нажав до отказа на тормоз, я резко остановил машину перед домом Джой — взвизгнули по асфальту шины, и Пес со всего маха ткнулся мордой в ветровое стекло, весьма этому удивившись.

Домик стоял в глубине двора, обнесенного старинным частоколом и густо заросшего деревьями и кустами, между которыми зигзагами извивались цветочные клумбы. Ворота были распахнуты настежь — с тех пор как я знаю этот дом, я ни разу не видел их запертыми, — и створки их криво висели на ржавых петлях. Крыльцо было освещено, свет горел еще и в прихожей и в гостиной.

Прихватив винтовку, я выскочил на мостовую и обежал вокруг машины. Пес опередил меня, ворвался в ворота и как одержимый бросился в заросли кустарника, росшего до краям вымощенной кирпичом дорожки.

Прежде чем он исчез, перед моими глазами промелькнули его оскаленная в рычании морда, плотно прижатые к голове уши и задранный кверху хвост.

Я вошел в ворота и, тяжело ступая, двинулся по дорожке к дому, а слева от меня, там, где только что скрылся Пес, поднялся вдруг совершенно невообразимый, раздирающий уши гвалт.

Дверь открылась, и Джой сбежала с крыльца.

Я встретил ее на ступеньках. На мгновение она в нерешительности остановилась, глядя во двор, откуда неслась эта омерзительная какофония.

Сейчас шум еще усилился. Описать его почти невозможно. В нем было что-то от верещания взбесившейся фисгармонии, надрывавшейся под аккомпанемент какого-то топота и шороха, словно нечто огромное в яростном исступлении мчалось по заросшему высокой сухой травой полю.

Я схватил Джой за руку и потащил по дорожке к воротам.

— Пес! — позвал я. — Пес!

Бедлам не стихал.

Мы выбежали на тротуар, я втолкнул Джой на переднее сиденье и захлопнул дверцу.

Пес как в воду канул.

Кое-где в соседних домах начали вспыхивать огни, и я услышал, как неподалеку хлопнула дверь — видно, кто-то вышел на крыльцо.

Я бросился назад к воротам.

— Пес! — снова крикнул я.

Он пулей вылетел из кустов, поджатый хвост его исчез под брюхом, с влажных бакенбард стекали пенистые струйки слюны. А за ним по пятам что-то гналось — что-то черное, шишковатое, с огромной, жадно разинутой пастью.

Я понятия не имел, что это такое. Даже отдаленно не представлял, как мне следует действовать.

То, что я сделал, я проделал чисто инстинктивно, не задумываясь.

Я воспользовался винтовкой, как клюшкой для гольфа. Боюсь сказать, почему я не выстрелил. Или времени на это не было, или по какой-то другой причине. Возможно, я интуитивно почувствовал, что против этой алчущей пасти пуля бессильна.

И прежде чем я осознал, что делаю, пальцы мои сжали винтовочный ствол, приклад был заброшен за спину, я уже устремился вперед. Пес проскочил мимо меня, а шишковатое страшилище было еще в воротах, когда винтовка беспощадной дубинкой со свистом рассекла воздух. Она нанесла удар, но удара не получилось. Приклад прошел сквозь черную тварь, как нож сквозь масло, — тело ее расплескалось, обляпав забор, и на тротуаре растеклась лужа отвратительной клейкой жидкости.

В кустах шла какая-то возня — я понял, что вот-вот появятся другие монстры, и не стал медлить. Повернувшись, я бросился назад к машине, обежал ее и, швырнув винтовку на сиденье рядом с Джой, прыгнул в машину сам. Уходя, я не выключил мотор и сейчас вмиг оторвал машину от обочины тротуара и погнал ее по улице, до отказа нажав на акселератор.

Сжавшись в комок, Джой тихо всхлипывала.

— Перестань, — попросил я.

Она попыталась успокоиться, но у нее ничего не получилось.

— Они всегда слишком торопятся, — подал голос Пес с заднего сиденья. — И всегда делают такое наполовину. У них не имеется соответствующего мужского качества, чтобы выполнить это как следует быть.

— Иными словами, им не хватает мужества, — уточнил я.

Всхлипывания Джой мгновенно стихли.

— Кэрлтон сказал мне, что с тобой говорящая собака, — полусердито-полуиспуганно проговорила она, — но я этому не верю. Что это за трюк?

— Никакого трюка тут нет, моя красавица, — промолвил Пес. — Разве у меня нечеткое произношение?

— Джой, — сказал я, — выкинь из головы все, что ты знала раньше. Расстанься со всеми своими старыми взглядами и представлениями. Забудь обо всем, что ты считала логичным, правильным и уместным. Вообрази, что ты находишься в какой-то заколдованной стране, где может случиться абсолютно все, и главным образом что-нибудь плохое.

— Но… — начала было она.

— Но от этого никуда не денешься, — продолжал я. — То, во что ты верила сегодня утром, к вечеру обратилось в дым. Появились говорящие собаки, которые на самом деле не собаки. И кегельные шары, которые по собственному желанию могут превратиться во что угодно. Они покупают Землю, которая, есть предположение, уже не принадлежит Человеку, и вполне вероятно, что в эту самую минуту мы с тобой уже не люди, а затравленные крысы.

В слабом свете приборного щитка я видел ее лицо — на нем были изумление, неверие и боль, — и мне захотелось обнять ее, прижать к себе и попробовать стереть с него хотя бы часть этой муки. Но я не мог. Я должен был вести машину и постараться придумать, как нам быть дальше.

— Я ничего не понимаю, — спокойным голосом произнесла она, но за этим спокойствием угадывались ужас и внутреннее напряжение. — Тот взрыв машины…

Она схватила меня за руку.

— Тот взрыв машины, — повторила она.

— Не волнуйся, детка, — сказал я. — Забудь об этом. Все это в прошлом. Сейчас меня беспокоит, что нас ждет впереди.

— Ты побоялся выйти к машине, — проговорила она. — И приписал это своей трусости. Потом все ломал себе голову над причиной этого страха. А ведь он спас тебе жизнь.

Сзади послышался голос Пса:

— Мне думается, вам будет интересно узнать, что за нами едет какая-то машина.

21

Я взглянул на зеркальце — Пес не ошибся. Следом за нами шла машина. Машина с одной горящей фарой.

— Возможно, это простая случайность, — сказал я.

Я замедлил ход и свернул налево. Машина повернула за нами. Я еще раз свернул налево, потом направо — машина повторила все наши маневры.

— Это не полицейский патруль? — предположила Джой.

— С одной-то фарой? — возразил я. — К тому же, идя на той скорости, на которой недавно шли мы сами, они бы обязательно включили сирену и красный свет.

Я сделал еще несколько поворотов. Выехал на бульвар и прибавил скорость — следовавшая за нами машина не отставала.

— Как же нам теперь быть? — спросил я, — Я собирался вернуться в университет к Стирлингу. Надо ведь с ним все обсудить. Но сейчас это отпадает.

— Как у нас с бензином? — спросила Джой.

— Больше половины бака.

— Поедем к хижине, — предложила она.

— К хижине Стирлинга?

Джой кивнула.

— Хорошо бы забраться в его лодку и выехать на середину озера.

— А они возьмут да превратятся в чудовище озера Лох Несс.

— Совсем не обязательно. Может, они и не слышали о лохнесском чудовище.

— Тогда в какого-нибудь другого водяного монстра. Инопланетного.

— Паркер, нам нельзя оставаться в городе. Еще немного, и в игру включится полиция.

— Пожалуй, это было бы к лучшему, — заметил я.

Однако я знал, что это далеко не так. Полицейские поволокли бы нас в участок, отняли бы уйму времени, и, толкуй мы им о кегельных шарах хоть до святого пришествия, они все равно не поверили бы ни одному нашему слову. А если они еще обнаружат говорящую собаку! Я содрогнулся от одной этой мысли. Ведь они решат, что я чревовещатель и пытаюсь их одурачить, и уж тут-то разозлятся не на шутку.

Я проскочил несколько кварталов и вылетел на шоссе, которое вело из города на север. Раз уж необходимо куда-нибудь ехать, хижина Стирлинга ничуть не хуже других мест.

На шоссе было пустынно, только изредка попадались одинокие грузовики, и я дал волю машине. Стрелка спидометра доползла до восьмидесяти пяти и остановилась.

Я мог выжать из нее большую скорость, но побоялся. Впереди было несколько коварных поворотов, а мне сейчас трудно было вспомнить их точное местонахождение.

— Нас все еще преследуют? — спросил я.

— Все еще преследуют, — ответил Пес. — Но они отстали. Теперь они не так близко.

Я уже знал, что нам от них не отделаться. Разве что мы можем немного оторваться от них, но окончательно от них не избавишься. Они будут висеть у нас на хвосте, отстав на каких-нибудь две-три минуты, если только не потеряют нас, когда мы свернем к хижине. Но я был далеко не уверен, что нам удастся скрыться от них за этим поворотом.

Если уж я решил отделаться от них, нужно придумать какой-нибудь другой способ.

Сейчас характер местности изменился. Мы оставили позади обработанные поля, и то там, то здесь стали появляться горбы песчаных холмов, покрытых вечнозеленой растительностью, а между ними — небольшие озера, И если мне не изменяла память, с минуты на минуту должны были начаться те самые опасные повороты — на протяжении нескольких миль дорога змеей извивалась между холмами с обрывистыми склонами, болотцами и озерами.

— Намного они отстали? — спросил я.

— Примерно на милю, — ответила Джой.

— Теперь выслушай меня.

— Слушаю.

— Когда мы доедем до тех поворотов, я остановлю машину и выйду. Ты сядешь за руль. Проедешь еще немного, остановишься и будешь ждать. Как только услышишь мои выстрелы, вернешься обратно.

— Ты сошел с ума! — взорвалась она. — С ними нельзя связываться. Ты же не знаешь, как они поведут себя.

— Тогда мы с ними в одинаковом положении, — сказал я. — Им ведь тоже не известно, как поведу себя я.

— Но ты ведь один…

— Я не один, — возразил я. — Со мной старушка Бетти. Она уложит наповал лося. Остановит рассвирепевшего медведя.

Мы достигли первого поворота. Я свернул на слишком большой скорости — руль рванулся из моих рук, протестующе взвизгнули шины.

Потом, не гася скорости, мы свернули вторично и наконец сделали третий поворот. Я с силой нажал на тормоз, машину занесло, и она стала почти поперек дороги. Я схватил винтовку и, открыл дверцу, выскочил на землю.

— Действуй, — приказал я Джой.

Она не стала ни возражать, ни спорить. Не вымолвила ни слова. Свои возражения она уже высказала, на мое решение они не повлияли, и на этом наш спор закончился. Девушка что надо.

Она скользнула за руль. Я отступил в сторону, и машина сорвалась с места. Задние фонари, мигнув, скрылись за поворотом, и я остался один.

Наступила гнетущая тишина. Ни звука, только тихо шуршали последние листья на затесавшейся между сосен осине, да точно привидения вздыхали сами сосны. На бледном небе проступали черные зубцы холмов. Пахло запустением и осенью.

Винтовка была липкой на ощупь, я потер ее рукой. Ее покрывала какая-то клейкая масса, отвратительная клейкая масса. И от нее исходил запах, тот самый запах лосьона для бритья, с которым я познакомился сегодня утром.

Сегодня утром, подумал я. О господи, неужели это было только сегодня утром! Я попытался мысленно вернуться назад, и мне показалось, что с тех пор прошла тысяча лет. Нет, это не могло произойти сегодня утром.

Я сделал несколько шагов по дороге и остановился на обочине. Провел рукой по корпусу винтовки, пытаясь стереть эту липкую гадость. Но она не стиралась. Ладонь только скользила по клейкой поверхности.

Через несколько секунд из-за поворота появится машина, идущая, вероятно, на большой скорости. И выстрелить я должен мгновенно и почти наугад, потому что буду стрелять в темноте.

А вдруг окажется, что это обычная машина, обычная человеческая машина, в которой сидят настоящие человеческие существа из плоти и крови? Что, если они вовсе не преследуют нас, а по какой-то странной случайности едут по тому же маршруту, который я избрал, чтобы от них отделаться?

При этой мысли у меня взмокло под мышками и по ребрам побежали горячие струйки пота.

Нет, это исключено, подумал я. Я кружил без цели, я сделал несчетное число поворотов, и ни в одном из них не было ни капли смысла. И тем не менее одноглазая машина неизменно сворачивала вслед за нами.

В этом месте дорога изгибалась как раз на вершине невысокого холма и потом вилась по его склону. Когда машина выскочит из-за поворота, ее силуэт на миг возникнет на фоне более светлого неба, и в этот самый момент я должен буду выстрелить.

Я приподнял винтовку и почувствовал, что у меня дрожат руки — самое скверное, что могло сейчас случиться. Опустив винтовку на землю, я попытался совладать с собой и унять эту дрожь, но тщетно.

Я попробовал еще раз. И в то самое мгновение, когда я поднял винтовку, из-за поворота вылетела машина, и я увидел такое, что дрожь мою как рукой сняло: я точно прирос к месту и обрел твердость скалы.

Я выстрелил, щелкнул затвором, снова выстрелил и еще раз передвинул затвор, но третий выстрел уже не понадобился. Машина, потеряв управление, опрокинулась на бок и кувырком покатилась вниз по склону холма, с треском ломая кустарник и ударяясь о деревья. И пока она так катилась, свет единственной, каким-то чудом уцелевшей фар несколько раз обмахнул небо, точно луч прожектора.

Потом этот свет погас, и снова наступила тишина. Треск и грохот падения полностью стихли.

Я опустил винтовку и, не снимая пальца со спускового крючка, вернул затвор на место.

Только теперь я выпустил из легких воздух и сделал глубокий вдох.

Эта машина не имела никакого отношения к людям; в ней не было человеческих существ.

Когда она выскочила из-за поворота и перед моими глазами на секунду возник ее силуэт, за этот краткий миг я успел заметить, что единственная зажженная фара находилась не справа или слева от радиатора, а в самом центре ветрового стекла.

22

Когда мы подъехали к хижине, оказалось, что перед ней в маленьком дворике стоит какая-то машина.

Как это понимать? — спросил я, ни к кому не обращаясь.

— У Кэрлтона есть какие-нибудь знакомые, которым он мог б временно уступить хижину? — спросила Джой.

— Насколько я знаю, нет, — ответил я.

Я вылез из машины, обогнул ее и остановился.

Ветер раскачивал низкорослые сосны, и они отзывались тихим скрипом. У берега посмеивались волны, и — тук-тук — слышалось ритмичное постукивание: это мягко ударялась о причал лодка Стирлинга.

Джой и Пес вышли из машины и стали рядом со мной. Я не выключил мотора, и хижина была залита светом фар. Дверь домика отворилась, на пороге показался какой-то мужчина. Видно, он одевался второпях, потому что, выходя, застегивал пряжку пояса. Он постоял немного, поглядел на нас, потом медленно спустился с невысокого крылечка. На нем были пижамная куртка и шлепанцы.

Мы ждали, не трогаясь с места, пока он неуверенно шел к нам через двор, щурясь от света фар. Вероятно, ему было не больше сорока пяти — сорока семи лет, но выглядел он значительно старше. Лицо его заросло густой щетиной, и во все стороны торчали космы нечесаных волос.

— Вы кого-нибудь ищете, братцы? — спросил он.

Он остановился футах в шести, всматриваясь в нас, но его слепил бивший в глаза свет.

— Мы приехали переночевать, — сказал я. — Мы ведь не знали, что место уже занято.

— Выходит, это ваш дом, мистер?

— Нет, он принадлежит моему другу.

Человек судорожно глотнул. Я видел, как дернулся его кадык.

— Ясное дело, мы тут расположились не по праву, — произнес он. — Взяли да и въехали. В доме-то ведь никто не живет.

— Так вот, ни у кого не спросясь, и въехали?

— Послушайте, — сказал тот, — неохота мне с вами ссориться. Мы, конечно, могли бы занять другой домишко — их здесь много понатыкано, — да так уж получилось, что подвернулся нам этот. Ну, некуда нам было деваться, а тут еще хозяйка моя расхворалась. Не иначе как с горя. Раньше-то она у меня никогда не болела.

— А как это получилось, что вам негде жить?

— Я остался без работы, другой не нашлось, а потом и дом потеряли. Банк распорядился нас выселить за неуплату. И шериф выбросил нас на улицу. Сам-то шериф не хотел этого — служба заставила. Очень он переживал, да что ж тут поделаешь.

— А что за народ в банке?

— Все какие-то новые люди, — ответил он. — Явились невесть откуда и купили банк. А вот те, что там раньше были, они бы нас не выселили. Они-то еще подождали бы.

— И помещение, в котором вы работали, тоже купили какие-то никому не известные люди, — заметил я.

Страницы: «« 345678910 »»

Читать бесплатно другие книги:

Валентин Юрьевич Катасонов профессор МГИМО, доктор экономических наук, известен как исследователь за...
Владимир Сергеевич Бушин продолжает оставаться самым острым пером российской публицистики. Читателям...
Близится канун Иванова дня, самая волшебная ночь в году! В эту ночь феи Тайного Королевства собирают...
В четвёртой книге волшебная шкатулка переносит девчонок, Элли, Саммер и Жасмин, прямо на морское дно...
Так устроен человек: он изобретает либо эликсир вечной жизни, либо совершенное средство для мгновенн...
К 700-летию преподобного Сергия Радонежского. Дань светлой памяти одного из самых почитаемых святых....