Алая летопись Средиземья (перевод древних рукописей) Всеславин Дмитрий
раздался клич…
То силы зла встрепенулись и чёрной змеёю лились.
Ещё бы чуть-чуть – и конец. Первым на чёрном коне
Ехал король-мертвец в тёмно-стальной броне.
Проезжая в шаге от них, он бросил взгляд ледяной
Остановив своих, взор кинул мертвенный свой.
Казалось, что камни пронзал, силы его велики,
Фродо бился, дрожал, пальцы по камню скребли.
Горлум и Сэм, как могли, крепко его держали,
С двух сторон на него налегли, руки к бокам прижали.
Хоббиты вместе сжались, как и в лесном углу,
Как мышки, утихли и скрылись, не слышно их, ни гу гу.
Час за часом орки и люди, всё не кончаясь, шли,
Ехали колесницы, звери повозки везли.
Враг всё поставил на кон, всё, что готовил, сбылось.
На Гондор армады шли, нашествие началось.
Но всё ж наступило время, и злу бывает предел,
Скрылось в ночи вражье племя, Минас-Моргул опустел.
Хоббиты так и остались – нахлынула боль и тоска,
Отчаянье нарастало, в глазах одна чернота.
То от мМоргульского взгляда, взора царя-назгула,
Воля вся исчезала, тьма к смерти от мира тянула.
Горлум:
«Глупыши, дурыши, малы-шши, надо дальше идти,
Кто-то хотел в Мордор, чтоб там чего-то найти».
CDXXVIII
Вот лестница среди скал, забытый проход средь гор,
Рядом лежал перевал, ведший в страшный Мордор.
Хмарь над горами клубилась, под ногами был
каменный пол…
Казалось, что зло сочилось сквозь весь Кирит-Унгол.
Мрачные своды пещер, лазы вели в глубину,
Хоббиты переглянулись и углубились во тьму.
Вначале проход был ровный, ступеньки порой
попадались,
Обтёсанный путь просторный, штыри для огней
оставались.
Видно, что в давности древней кто-то проделал сей путь,
Теперь же, тёмной порой, здесь запустенье и жуть.
Они в полной тьме, как слепые, за Горлумом плелись.
Запахи шли дурные, сочилась какая-то слизь.
Походка его изменилась, казалось, он гибче стал.
Глаза Горлума светились, всё видел и тропки знал.
CDXXIX
Совсем замедлили ход, шли, спотыкаясь о камни,
Испортился дальше проход, слышался хруст под ногами.
Сделалось очень жутко, хотя куда уж страшней,
Почти как в могильниках страшно, как средь
умертвий-теней.
Потом началась паутина, сначала как бахрома,
Потом же навроде тины, клеистой стала она.
Клочьями нити свисали паучьи, подобно сетям,
Но коли они разбросали, каким нужно быть паукам?
Ужаснейший смрад отовсюду, вроде бы кости
крошились,
Вонища, мусора груды, и слизь, казалось, сочилась.
Точно, то кости хрустят, рядом истлевшие тряпки,
Орочьи сапоги, ржавые шлемы и латы.
Фродо:
«Смеагорл! Смеагорл! Ты где?» – голос таял во мгле.
Горлум куда-то исчез, пропал в беспросветной тьме.
CDXXХ
Исстари здесь жила, из древних времён сохранилась,
Детище Унголиант – злобой и ядом гноилась.
Шелоб её прозвали, а почему – неизвестно,
Саги молчат об этом, не сложены были и песни.
Прозвали Кирит-Унгол тот перевал в Мордор,
Ужас сюда вошёл и воцарился с тех пор.
Горлум ей поклонился, поклялся вовеки служить
И обещал возвратиться и к ней еду приводить.
Она же изголодалась, лишь крысы в пещерах да орки,
В долине одни мертвецы, нет ни гнезда, ни корки.
Горлум готовил свой план: «Их ссъ-ест, а тряпьё нам
ос-ставит,
Мы свою прел-лес-ссть возьмём, подарочек нам подарят.
Всем мы потом отомстим, ей тоже покажем такой,
А прел-ллессть опять пойдёт в пещеру обратно домой».
CDXXXI
Страх внезапно исчез, Фродо достал фиал,
И вспыхнул он наконец, светом во мгле засиял.
Открылась картина смерти, ужасней которой нет,
Повсюду свисали сети, в одной был виден скелет.
Жестокостью, злобой сочилась и к ним тянула клешни
Громадная чёрная туша, сверкали глаза-угольки.
Фродо:
«Разгорись звездою яркой! Явь свой чистый свет!
Тьма исчезнет без оглядки! Не пройдёт навь! Нет!»
Тварь стала во тьму скрываться, издав преужаснейший
визг.
А камни стали срываться, сыпаться грудами вниз.
Хоббиты поспешили, стараясь убраться скорей,
Бежали средь паутины и меж завалов камней.
Внезапно чуть не прилипли, рубашки на них порвались,
Проход был свету незримый, липучие нити сплелись.
Прочные, больше верёвки, опутали плотно проход,
Здесь, видимо, главная тропка, на выход вёл дальше ход.
Волшебный клинок эльфийский Фродо из ножен достал,
И сталь его стала лучистой – светом клинок заблистал.
И накалился меч, и нити жёг и кромсал.
Фродо рубить стал сеть, Сэму отдав фиал.
Вскоре проход был открыт, и ветер повеял оттуда,
Здесь выход наружу был, то было подобно чуду.
Подальше убраться решили, хоббит спрятал фиал,
Быстро вперёд поспешили, Сэм, запыхавшись, отстал.
Едва лишь Сэм спрятал светильник, как показалась она,
Огромная паучиха, навь из страшного сна.
Глаза её тлели углями, в них бешенство, злоба и месть,
Жестокость и беспощадность, готова весь мир она съесть.
На ноздреватой шее – рогатая голова,
Крупнее быка, волосата и ядовита она.
Чёрно-синее тело с отливом, лапы-суставы, клешни,
Белёсое брюхо со слизью, глаза же – на стеблях пучки.
Скрипнув суставами лап, к Фродо исчадье спешило,
Сначала начать с него, видно, она решила.
От ужаса Сэм поперхнулся и предупредить не смог,
И тут же липкие руки зажали горло и рот.
«Попал-лл-сся, мерзкий толстяк!» – Горлум злорадно
шипел,
А Сэм на миг растерялся, силы теряя, хрипел.
«Хоббит-сс скверный, попался, мерзкий, противный
мухляк,
Прел-лессть, мне ты достался, жирный, гадкий мозгляк».
Сэм дёрнул тело назад, об острый выступ скалы,
Горлум, попав под удар, с руганью стёк со спины.
А хоббит же меч подхватил, от ярости был вне себя,
Горлум зашипел, заныл: «Прел-ллесть, это не я».
Плюхнулся он на карачки, как перепуганный пёс,
Прыгнул, подобно лягушке, за почерневший утёс.
Сэм побежал за ним в неистовой жажде убить,
Но тут ядовитый смрад заставил о мести забыть.
Шелоб гигантским скачком к Фродо уже подскочила
И страшное жало своё в спину ему вонзила.
Фродо лежал на камнях ничком, совсем недвижим,
А страшная гнусная тварь уже склонилась над ним.
Опутывала его своей паутиной густой,
Потом чтоб наесться едой, мягкой и вкусной такой.
Панцирь окаменелый, слоями, из нечистот,
Глыбина в шкуре-броне, пасть – как с наростами грот.
Броня же её была почти как шкура драконья,
И крепла, и снова росла средь нечистот и зловонья.
Жёлто-зелёной слизью яд из пасти сочился,
Из пор омерзительной твари пар ядовитый клубился.
Сэм «Шершень» поднял с камней, с двумя клинками
в руках
Смело направился к ней, отбросив липучий страх.
И, подбежав вплотную, ударил клинком по ней, —
Удар пришёлся впустую, будто по груде камней.
Шелоб к нему обернулась, капнул зловонный яд,
Сэм назад отшатнулся, вновь ощутив страх и смрад.
Без опаски она ползла, Сэм для неё шмыкозявка,
В сумраке туша росла, чтоб раздавить малявку.
Взмахнув наугад клинками, Сэм поразил пучок глаз
И отрубил клешню вовремя прям, в самый раз.
Несколько глаз померкли, но Шелоб была сильна,
Другие вновь вырастали, могла обновляться она.
Споткнувшись, как было не раз, на спину хоббит упал,
Но выставил меч-кинжал и крепко «Шершень» зажал.
В этот же самый момент туша над ним склонилась,
Клинок же в брюхо вошёл, жало в неё вонзилось.
Огромный ужасный визг, казалось, Мордор пошатнулся,
От неживых логовин до гор он весь содрогнулся.
Сама напоролась на меч по самую рукоять,
От дрожи выпал клинок, оставшись на камне лежать.
А Сэм, повинуясь чутью достал Лориэнский фиал,
В нём пробудилась сила, он ярко во мгле засиял.
Вспыхнул эльфийский фиал и разгорелся звездою,
Резал и жёг глаза, ярчайшей прошёл волною.
Жёлто-зелёная слизь, что вместо крови была,
Сочилась каплями вниз, густела, но всё ж текла.
В глазах-пучках резь набавлялась, луч её яркий слепил,
Вспучилась рана слизью, а свет всё сильнее бил.
Впервые за время её Шелоб сама испугалась
И, пятя тело своё, в щель втиснуться попыталась.
Фиал же всё разгорался, а смелый и храбрый малыш
На Шелоб сам надвигался и грозно крикнул ей: «Кыш!
Прочь пшла, мерзкая тварь, в бездонную тень убирайся!
Сдохни! Сотрись в пыль, мразь, во тьме всегда оставайся!»
И скрылась Шелоб во тьме, протиснувшись в узкий
проход,
А что было дальше с ней, нет записи в письменный свод.
CDXXXII
Сэм бережно путы разрезал и ухо к груди приложил,
Фродо лежал без дыханья и мертвенно-бледным был.
Сердце, казалось, не билось, губы его отвердели,
Сэм пошатнулся, вспомнив зеркало Галадриэли.
«Что делать? – Сэм вслух шептал. – Надо ведь дальше идти.
Но как же без Фродо я… смогу туда доползти?
Но повернуть нельзя, назад возвратиться домой,
Обратного нет пути… Друзей нет рядом со мной…»
Сэм стал последний Хранитель, последний из девяти,
Братство Кольца распалось, а нужно дальше идти.
Словом, хочешь не хочешь, всё надо решать самому,
Судьбу всего Средиземья решать довелось ему.
Решимости не хватало, он всё собраться не мог,
Похоронить ведь надо, братский выполнить долг.
«Нужно найти Горлума, – мысль внезапно пришла,
Всё это из-за него, склизкая гадость зла…
Нет, – сказал Сэм себе, – убийством его не вернуть.
А Фродо сказал бы мне, что нужно продолжить путь».
В волнении взял Сэм Кольцо, тяжесть его ощутил,