Дожить до рассвета Быков Василий

Глава 7

Минуло три дня с посещения Чернавой праздника Велеса. Горькие слова Правителя легли ей на грудь тяжелым камнем, не давая покоя. Все это время она не находила себе места, размышляя о грядущем. И чем больше она думала о нем, тем чаще ее мысли возвращались в прошлое. К родному дому, к брошенным родителям, чьи надежды рухнули в один день. Вдруг, в один миг, она осознала, что все ее будущее сокрыто в прошлом. Ведь своими поступками мы сами прокладываем себе дорогу в неизведанное грядущее. И теперь для нее нет иного пути. Та ночь, когда явился ведьмак, спасая ее от духа Ямы, стала роковой. Чернава расплакалась, словно дите малое. Почему жизнь так жестоко обошлась с ней? Откуда взялся этот дух проклятый?! Почему другие живут спокойно и счастливо, наплевав на все и вся? Ребенок. Она с содроганием вспомнила слова Правителя, не желая верить его предсказанию. Не может этого быть. Не может она породить зло, способное уничтожить все живое на земле. Ведь сама она росла доброй и ласковой девочкой. И дите ее иным быть не может. Ведь не из рода, а в род вырастают дети. Никогда яблочко под грушу не закатится, так ей мать говорила. Чернава вновь расплакалась, вспомнив об истинном роде Стояна. Ох, горюшко горемычное! Что же делать-то, коли сын в отца удастся? Ее любовь к ведьмаку меркла, как меркло и имя, данное ей Мораной.

Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появился старый Беримир с казанком в руках. Бросив на Чернаву сочувствующий взгляд, страж прошел к столу, оставляя горячий обед. Вернувшись с празднования дня Велеса, девушка отказывалась от еды. Задержавшись в пороге, Беримир обернулся и пробурчал:

— Хватит, милая, себя изводить. Не знаю я, что у тебя случилось, только слезами горю не поможешь. Третий день во рту маковой росинки не было. Себя не жалеешь, так хоть дите свое голодом не мори!

Сидя на лавке у окна и жалобно шмыгая носом, Чернава бросила на Беримира косой взгляд и попросила:

— Помоги подняться, Беримир? Ноги меня не слушаются.

Стражник озабоченно подбежал к ней, по-отечески взял девушку под руки:

— Ох, и дуреха! Всю силу выплакала. Ну-ка, обопрись об меня.

Поднимаясь с лавки, Чернава ловко выхватила нож, болтающийся на поясе Беримира.

— Ты чего, девка? — старый воин удивленно моргнул, видя, что колдунья направила клинок острием к собственному животу. — Белены, что ль, объелась? Ну-ка отдай, не дай бог поранишься!

Упрямо замотав головой, девушка попятилась в угол горницы.

— Ступай, Беримир. Я сама должна с этим справиться. Нет у меня иного пути. Устала я рыдать над судьбой своей. Правильно ты говоришь, слезами горю не поможешь — делать что-то нужно. Мать да отца опозорила, Моране душу свою отдала, а теперь еще и дитя погибели под сердцем своим ношу. Уходи, Беримир!

— Не все так просто, Чернава, — раздался голос появившегося на пороге Правителя. Окинув взглядом происходящее, он недовольно покачал головой. — Все мы ночами не спим в поисках верного решения. Знаешь, как в народе говорят: «Бодливой корове Бог рогов не дает». А с тобой все иначе получается. Вроде и не бодлива ты, а рога тебе Морана дала такие, что весь Мир на них поднять можешь. Совет Древних долго думал над тем, какой найти выход из твоего положения. Нож здесь ничего не решит, поверь мне, девочка. Едва лишь перестанет биться его сердце — и весь мир содрогнется от ледяного холода Нави, навеки утратив тепло жизни. И Ледея превратится в ледяную смерть, укутывая покрывалом вечной мерзлоты Землю. — Правитель замолчал, отрешенно глядя в пустоту перед собой, словно видел картины гибели мира. — Ты должна узнать свою судьбу, Чернава. Ты должна прожить ее мысленно, радуясь и страдая, словно наяву. Невозможно войти в одну воду дважды. Твоя жизнь, прожитая в мыслях, станет прошлым, а прошлое вернуть нельзя. И вновь закрутится Колесо Судьбы, и вплетет Матушка Макошь новый виток в твою жизнь. И этот виток изменит судьбы всего человечества. И тогда мы найдем решение и сможем изменить грядущее.

Чернава удивленно моргнула, роняя слезы с заплаканных ресниц:

— О чем ты? Я не понимаю…

Правитель взмахнул рукой, вновь приглашая ее последовать в неведомое путешествие:

— Пойдем. Совет Древних поможет тебе предстать перед Богиней Карной.

Вытирая слезы, девушка неуверенно направилась к выходу, следуя за чародеем. Нож выпал на пол из ослабевшей девичьей руки. Слова Правителя словно раздули в ее душе затухающую искру надежды. И эта искра вновь согрела своим теплом маленькое, ни в чем не повинное дитя.

Остановившись у двери, ведущей в Зал Древних, Правитель снял с лица маску, оборачиваясь к колдунье. На лице чародея отобразилось волнение, так не свойственное его величию.

— Сюда никогда не ступала нога простого смертного. Здесь мы принимаем самые важные решения, касающиеся судьбы человечества. И сегодня его судьба зависит только от тебя. — Правитель решительно распахнул дверь. — Пойдем, Чернава, и да пребудет с тобой Сварог — Создатель нашей Вселенной.

Чернава переступила порог, следуя за Правителем и восхищенно озираясь по сторонам. В огромном каменном зале, украшенном причудливой мозаикой, восседали на тронах Великие Уры, дожидавшиеся начала обряда. Лишь один трон пустовал с тех пор, как пропал Ур по имени Элкор.

Войдя в зал, Правитель поднял в приветствии руку. Старые Уры с трудом поднялись со своих мест, почтительно склонив головы перед многомудрым братом. Правитель окинул чародеев суровым взором, пытаясь распознать их тайные мысли. Усталость от жизни. За последний год его братья быстро постарели в предчувствии скорого конца. Страх. Не за себя они боялись — нет. Они устали от мирского бытия, с радостью готовя свои души к Восхождению. Это был страх за человечество. Они не желали видеть, как будет разрушено то, что тысячелетия создавали их великие умы. Неприязнь к Чернаве — испуганной девушке, ожидающей в центре зала своего приговора. Она не боялась их гнева, с надеждой обращая свои мысли к каждому из них. Она ждала от них помощи, с мольбой заглядывая в глаза каждого старца. Уры избегали ее взгляда, грустно вздыхая и молчаливо переглядываясь между собой.

— Братья, — голос Правителя был тихим и умиротворенным, — усмирите свое негодование. Лишь с чистыми помыслами можно творить чудеса. Заблудшая дочь Сварога желает изменить грядущее. Прошу вас, помогите ей.

Правитель вознес руки к куполу, взывая к справедливости богов, и его слова разнеслись по залу, эхом отражаясь от стен:

«От Земли до Сварги святая лестница простирается. Взойду по той лестнице к Богине Карне. Встречу сорок сороков стражей, стерегущих ступени. Сорок сороков мечей станут преклонять мне колени…»

Голоса Уров присоединились к заклятью Правителя, с каждым словом вливая в его призыв собственные силы. В зале стало холодно, едва уловимый туман укрыл пол, коснувшись ног Чернавы.

«Не убоюсь стражей могучих, Правь стерегущих. Не убоюсь их клинков громовых, тучи рвущих. Спрячьте мечи, братья старшие, братья мудрые. Отведите взоры огненные, вои златокудрые. Куда путь держу, спросите? К престолу небесному. Что за душой несу? Веру железную! Взойду к матушке Карне, судьбу дарующей, склонюсь пред ней в печали горюющей».

Чернава вскрикнула, подхваченная сильным порывом ветра. Стремительный вихрь окутал ее, унося заклятьем чародеев ввысь к небесам. Укрытая снежным покрывалом земля быстро удалялась, белое молоко облаков радостно окутало ее дух, принимая дочь Сварога в свои объятия. И перед глазами колдуньи появилась длинная сияющая лестница, уходящая ввысь. Тысячи людских душ поднимались по тем ступеням, склоняя головы перед могучими пылающими стражами. Утомленные голоса Уров завершили обряд, зазвучав шепотом ветра:

«Не о себе просить стану, о дочери вашей. Пожалей ее, Желя, измени судьбу, Карна, божьей дочери падшей».

Чернава испуганно ступила на лестницу, начав свое восхождение. Стражи не сводили с нее сияющих взглядов. Их пылающие клинки раз за разом обрушивались на головы восходящих, сбрасывая вниз недостойных. Испуганно втянув голову в плечи, колдунья шептала, вторя словам Правителя:

— Не о себе просить стану, о сыне своем. Спрячьте мечи, братья старшие…

Стражи лишь молчаливо взирали на нее испепеляющими взглядами, позволяя подниматься дальше. Беспрестанно взывая к их милосердию, Чернава шла по ступеням, не видя никого и ничего — лишь сияющий престол Карны. Наконец, преодолев последнюю ступень, девушка замерла, пряча взор от ослепительного сияния богини.

Чей-то ласковый голос, так похожий на материнский, прошептал в ее голове:

— Спрашивай, дочь моя.

Чернава удивленно взглянула на богиню и увидела перед собой мать, восседающую на троне. Она улыбалась ей, улыбалась ласково и нежно, так, как улыбалась только в детстве. Чернава расплакалась, падая у престола на колени и обнимая ноги богини:

— Прости меня, мамочка! Прости меня, глупую, за то, что причинила тебе столько страданий. Обманули меня, ложью ослепили, смертью запугали! Прости, мамочка!

Мать улыбнулась, ласково возложив ладонь на ее чело, и прошептала:

— Я-то прощу, доченька. Простят ли тебя выше — не мне решать. Чего ты хочешь, милая? О чем просишь?

Не отрываясь от ее ног, девушка прошептала:

— О судьбе иной прошу. Не для себя прошу! Для дитя моего, коего в чреве вынашиваю. Погубила я его судьбу своей глупостью, матушка. Много горя и страданий принесет он в мир наш. Помоги ему измениться, прошу тебя.

Карна печально вздохнула, поглаживая Чернаву по голове.

— Судьбу изменить нелегко, доченька. Это не рубаху от грязи отстирать. Нить за нитью расплести надобно то, что Макошью соткано. — Она грустно улыбнулась, пристально вглядываясь в Чернаву, в причудливые узоры ее судьбы. — Да еще когда Морана свою черную нить вплела. А уж на ее нить — тысячи нитей крепятся. Лишь распусти одну — и все полотно распадется.

Богиня замолчала, задумавшись. Стоя на коленях, Чернава покорно ждала ее решения, не прекращая рыдать. Слезы сами рвались наружу, будто она хотела выплакать всю свою горькую долю до капли.

— Помогу тебе, чем смогу. Не в силах я отказать тем, кто просит за тебя. Любят их Боги. — Богиня улыбнулась, наконец-то приняв какое-то решение. Карна протянула к девушке руку, и на ладони ее засиял маленький ключик. — Возьми его. Как только отыщешь свой новый дом, запри в нем дверь этим ключом. Ни одному демону не по зубам будет открыть ту дверь. Даже отцу твоего дитяти. А теперь ступай, милая, проживешь ты свою жизнь в три дня. А затем ждет тебя иная судьба, то ли счастливая, то ли печальная — не берусь о том судить. Прими ее покорно, дочь моя, как вечное искупление. Ступай.

Чернава поднялась с колен, благодарно поклонившись богине. Приняв из ее рук сияющий ключ, девушка с надеждой сжала его в ладони, прошептав:

— Спасибо, матушка Карна. Век буду тебе благодарна.

Развернувшись, Чернава устремилась вниз по лестнице, радостно утирая льющиеся ручьями слезы. Богиня печально улыбнулась ей вслед.

— Хватит ли века, девочка, — прошептала Карна, потянувшись своей божественной ладонью к покрывалу мироздания. Выдернув ярко сияющую нить ее жизни, она завязала узелок: — Отделяю твою судьбу от иных судеб. Как змея жалит собственный хвост, так и жизни твоей по кольцу идти. Нет в ней более ни начала, ни конца. И быть посему из века в век…

…Вынырнув из молочного тумана, Чернава закричала от боли, схватившись за живот.

— Ой, мамочка!..

Стоя у окна, она с тоской смотрела на поле битвы. Шел второй день сражения за Асгард. Неприступные стены Дарийской столицы лежали в руинах, уничтоженные могучей волшбой. Безумные воины Стояна волна за волной накатывались на обороняющихся арийцев. Асгард утопал в крови и слезах.

— Вчера Ратибора убили демоны проклятые, — прошептал за спиной Чернавы старшина Беримир. — Легла бы ты, дочка, незачем тебе на смерть глядеть. Плохая примета для дитяти.

Ступив лишь шаг по направлению к кровати, Чернава упала на пол, застонав:

— Больно-то как, мамочка!

Беримир испуганно склонился над ней, поднимая девушку на руки.

— Потерпи, дочка, сейчас на кровать тебя уложу. Видать, время пришло твоему дитю на свет божий показаться. Я скоро, лишь за водой сбегаю. Потерпи…

Положив колдунью на кровать, Беримир бросился вон из опочивальни, причитая на ходу:

— Да что ж это такое? Одни мрут, а иным рожать невтерпеж! Ну да ничего, своих семерых на свет принял. Глядишь, и с этим обойдется.

…Вдруг в небесах грянул гром, и пронзительный детский крик разнесся над Асгардом. Взобравшийся на стену Стоян радостно отсалютовал мечом, прокричав:

— Здравствуй, сын мой! — В одно мгновение мрачные тучи затянули небеса, и в разгар весны на землю обрушился снегопад. — Плачь, Мстислав! Пусть Явь услышит голос своего будущего Владыки!

Правитель застонал, устремив свой взор к Капищу. Туда, где посреди моря возвышалась великая гора Меру. Губы его дрогнули, прошептав:

— Прошу тебя, Чернава, не позволяй ему плакать. Прошу, услышь меня!

Малюта разъяренным медведем метался по стене, сражаясь с лезущими через бойницы воинами. Остановившись на мгновение, он обвел сражение обреченным взглядом.

— Не выстоим…

Ледяной холод сковал землю, на сотни лет укрыв все сущее снежным покрывалом. Чернава споткнулась о лежащее на земле тело воина. Несчетное количество ворон кружилось в мрачных небесах, оглушая их своим голодным карканьем. Поле битвы усеяли тела павших воинов. Это было последнее поселение людей, уничтоженное ее сыном. Чернава пошатнулась от горя, опершись на торчащее из земли древко копья. Крикливые стервятники били крыльями, пытаясь докопаться до заледеневшего богомерзкого пиршества.

— Отец, я победил! Теперь этот Мир принадлежит мне!

Чернава обернулась на голос сына, испуганно поднося руки к груди. Молодой демон, раскинув крылья, радостно улыбался, глядя в ледяную даль. Его черные, словно смоль, волосы развевались на ветру. Сильная рука воина опиралась о меч, словно утверждая свое право на победу над телами поверженных им врагов. Огромная тень промелькнула над ним, укрывая землю. Ледея пошатнулась от сильного порыва ветра. Складывая за спиной громадные крылья, Стоян приземлился и обнял могучие плечи сына.

— Молодец, Мстислав! — ведьмак обернулся, взглянув через плечо на Чернаву. — Иди же, порадуй мать своей победой. Ведь это ее ледяное сердце дало тебе жизнь!

Молодой воин скривился в пренебрежительной гримасе, гордо вздернув подбородок.

— Ей не понять меня. Она все время молчит и плачет. Я воин, и мне не важно, что думает об этом женщина!

Стоян расхохотался, одобряюще похлопав сына по плечу:

— Молодец! Чернобог вознаградит тебя по заслугам. Ты станешь Владыкой этого Мира! Как долго я ждал тебя, сынок…

Горькая слеза в тысячный раз скатилась по щеке Чернавы. Она оглянулась по сторонам, разглядывая промерзлую снежную пустыню, в которую превратилась Земля. Жизнь покинула этот мир. Каждый день ее сын отправлялся на охоту, принося в жертву Чернобогу те уцелевшие остатки жизни, которые сумели укрыться от лютого холода. Скоро врата в царство Нави распахнутся, и Явь прекратит свое существование. Склонившись к земле, Чернава подняла брошенный клинок, направляя его острие к собственной груди.

— Ледея, нет! — Стоян бросился к ней, стремясь предотвратить непоправимое. — Не смей!!!

Острие клинка пронзило ее сердце, выдавив из груди предсмертный мучительный крик:

— Я — Чернава!

— Нет! — Чернава открыла глаза, чувствуя, как заботливые руки поддерживают ее. — Я не позволю им сделать это.

Правитель сидел на полу, заботливо держа ее голову на своих коленях:

— Все позади, девочка. Слава богам, все позади. Три дня ты грезила, проживая свою будущую жизнь. И теперь ты знаешь, кого носишь под сердцем. Это его сын. Именно он станет причиной гибели последнего человека на Земле — твоей гибели, Чернава. И тогда в Яви станут царствовать демоны, превратив ее в безумный Пекельный Мир. Многие миры постигла эта участь. Видимо, пришел черед и вашему миру пройти через это испытание. Если Мстислав узнает своего отца, он станет таким, каким ты его видела. Такова воля Мораны, даровавшей вам его душу. Лишь тебе по силам вырастить его человеком.

Правитель умолк, оглянувшись на уставших, но улыбающихся Уров. Три дня кряду не смыкая глаз, они творили ворожбу, поддерживая в ней жизнь. И теперь в глазах старцев светилась искра надежды, с которой они взирали на Чернаву. С трудом поднявшись на ноги, девушка окинула их взглядом, пытаясь заглянуть в глаза каждого. Склонившись перед Великими Урами в благодарном поклоне, она прошептала:

— Я воспитаю его человеком. Обещаю вам.

Ур по имени Ратибор улыбнулся, произнеся от имени всего Совета:

— Приходи на занятия молодых волхвов, Чернава. Это поможет тебе в воспитании сына.

Молчаливо кивнув головой, колдунья покинула Зал Древних, оставив чародеев наедине с их радостными надеждами. Их великая ворожба принесла свои плоды — Чернава прожила собственную жизнь. Круг, замкнутый Мораной, был разорван, и Матушка Макошь соткала новый узор на полотне Судьбы. И в этом узоре сияли миллионы человеческих жизней, которым суждено увидеть Свет.

Глава 8

Ратибор переступил порог своей невзрачной обители. Разувшись, Ур устало присел на лавку, вытянул натруженные ноги и принялся растирать ноющие колени. Старость давала о себе знать, неумолимо отбирая здоровье. День за днем, год за годом Уры неутомимо обучали молодых волхвов. Босоногие мальчишки, коих чародеи отбирали во время своих путешествий по миру, радовали своими талантами. Ратибор улыбнулся, вспоминая успехи нынешних учеников. Все-то им дается легко и просто, словно родились они с этим. Но Ратибор уже слишком долго прожил на белом свете, чтобы понимать: нет ничего сложней простоты. Знающие, как правило, рождались в многодетных бедных семьях, где, как говорится, шестеро по лавкам ютятся. Сколько раз цари да князья пытались сыновей своих на обучение пристроить. Ни одного из них Уры не приняли. Не дали боги их детям таланта, ни луча, ни искорки. Все в мире взвешено и отмерено по способностям. К кому-то Явь благоволит, богатством в жизни одаривая. А к кому-то Навь благосклонна, даром бесценным награждая. Только не все тот дар во благо используют. Взойти по Золотому Пути смогут лишь те, кто законы Прави постиг всей душой и сердцем. Бывали случаи, когда сильные ученики на поверку слабыми оказывались. Не крепостью рук своих, духом они были слабы. И вздыхали расстроенные Уры, возвращая тех детей в их родные дома и навеки в них дар запечатывая. Бывали и такие случаи, когда не замечали Уры в ком-то искру божью. Тех знающих Чернобог с Мораной на свою сторону быстро сманивали. «Так вот и с Чернавой получилось, — печально вздохнул Ратибор, — недоглядели».

Ур обернулся к окну, заслышав, как голубь бьется о ставни крыльями. Чародей удивленно распахнул ставни, вдохнув морозный зимний воздух. Уставшая, замерзшая птица радостно ворвалась внутрь и села на обеденный стол. Ратибор ловко поймал крылатого посланца, отвязал от его ноги свернутый в трубочку кусочек кожи.

— Ну-ка, поглядим, что ты мне принес, сизокрылый.

Чародей развернул письмо, вглядываясь в мелкие руны послания. Неровность линий говорила о волнении того, кто его писал. Брови Ура удивленно вскинулись, когда он дочитал послание до конца:

— Ведьмака поймали? Ай да молодцы!

Ратибор принялся торопливо обуваться, забыв об усталости и голоде. О такой радости надобно срочно Правителя известить.

Выстроив Сварожью Дружину у казарм, Тугдаме неторопливо шел вдоль замерших в ожидании воинов. Он отбирал сотню лучших воинов для сопровождения Ура на материк. Стоя в строю, во главе своей новой тысячи, Малюта молчаливо ждал назначения. Изучая воинов пристальным взглядом, Тугдаме то и дело выкрикивал имена избранных, иногда советуясь с тысяцкими. Поравнявшись с медведичем, дружинный воевода остановился, смерив его пристальным взглядом. Упертое выражение лица молодого тысяцкого выдавило из Тугдаме усмешку.

— Ну, что ты с ним поделаешь? Малюта!

Малюта радостно метался по казарме, собирая свой походный мешок. Вот и пришел конец его тоскливому ожиданию. Мысли медведича то и дело возвращались к отцу, к матери, к родному дому, так давно покинутому. Эх, может, повезет попасть в родные края? Воспоминания о родном доме, словно иглой, вонзились в его сердце. Ярослав… Снова и снова мысли возвращались к младшему брату, угрюмо сдвигая брови на челе. Прав был Тугдаме, виновного нужно найти. Найти и покарать, чтобы освободить брата от злой ворожбы. Малюта вышел из казармы, прищурившись на сверкающий белый снег. Гнедыш, привязанный у стойла, радостно заржал, приветствуя хозяина. Подойдя к нему под навес, медведич ласково обнял коня за шею, прижимаясь к нему щекой.

— Э, нет, малец, тебе со мной никак нельзя. Я бы и рад тебя взять, только ведь где это видано, чтобы конь небом летал? Чай, не под Богом Перуном ходишь. Не серчай, Гнедыш, конюший за тобой присмотрит. А если плохо кормить станет, я ему быстро голову откручу!

Смахнув с глаз навернувшуюся от ветра слезу, Малюта побежал прочь, догоняя удаляющихся воинов. Снег весело поскрипывал под его сапогами, переливаясь сиянием тысяч ярких искр.

…Столпившись у пристани, воины зачарованно подняли головы к небесам, наблюдая, как из густых облаков выплывала небесная ладья. Огромный корабль, ведомый магией Древних, красиво плыл по небосклону, величественно раздув свой синий парус. Воины восторженно переговаривались, впервые в жизни готовясь взлететь на корабле Уров. Малюта, уже однажды столкнувшийся с этим дивом, молчаливо ожидал его приближения. Негоже воину уподобляться дитю малому, радуясь чудесам.

— В колонну становись! — Окрик воеводы Тугдаме заставил воинов засуетиться, выстраиваясь в походном порядке. — На корабль подниматься по одному. Поочередно рассаживаться вдоль бортов. У одного борта не толпиться, ладью перевернете. У кого лишняя тяжесть в мешке, отправлю до конца дней конюшни чистить! Выкинуть все лишнее!

Спустив парус, ладья замерла над головами воинов и начала плавно опускаться. Снующая вдоль бортов обслуга торопливо выдвинула трап, едва лишь корабль коснулся земли. Втянув головы в плечи, дружинники стали подниматься на борт, неуверенно ступая ногами по качающемуся трапу.

— Шевелись! — покрикивал Тугдаме, одного за другим усаживая воинов на корабль.

Малюта легко взбежал по трапу, огляделся по сторонам и замер, встретившись взглядом с Уром. Разведя руки в стороны, высокий старец беспрестанно шевелил губами, нашептывая заклятья, удерживающие корабль в воздухе. Его длинная седая борода развевалась на ветру, покрывшись морозным инеем. Поднимающийся за медведичем воин толкнул Малюту в спину:

— Не загораживай проход, тысяцкий.

Малюта быстро сел на ближайшую лавку, продолжая внимательно изучать лицо Великого Древнего. Второй раз в жизни он видел Ура, и в этот раз лицо Ратибора не было сокрыто капюшоном. Кожаный ремешок стянул на высоком челе длинные седые волосы, широкие, выступающие скулы, укрытые бородой, острый тонкий нос. Глаза старца притягивали к себе взор, завораживая мерцающей голубизной. Ни у одной народности Малюта не встречал такого цвета глаз, словно две небесные капли сияли из-под кустистых седых бровей. Медведич смущенно отвел взгляд, заметив на себе пристальное внимание Ура.

Последний воин поднялся на борт корабля, озираясь в поисках свободного места. Толкаясь плечами и щитами, дружинники заняли все лавки, испуганно поглядывая по сторонам. Небесные мореплаватели быстро втянули трап на борт и бросились к мачте в ожидании команды. Старший из обслуги подбежал к Уру, докладывая:

— Великий Ратибор, все воины на борту. Ставить парус?

Древний молчаливо кивнул, плавно развернув руки ладонями к небесам. Корабль покачнулся, устремившись ввысь и быстро удаляясь от земли. Малюта затаил дыхание, пытаясь обуздать бьющееся в груди сердце. Осторожно склонившись у борта корабля, он выглянул вниз. Маленький, словно муравей, Тугдаме прощально махал им рукой, провожая воинов. Холодный порыв ветра ударил Малюте в лицо, заставляя голову зябко вжаться в плечи. Затрепетал поднимаемый парус, громко хлопая и надуваясь от ветра. Ратибор опустил руки, облегченно вздохнув, и указал рукой вдаль, силясь перекричать ветер:

— Держитесь вдоль Рипея! В добрый путь!

Малюта восторженно смотрел вниз, разглядывая удаляющийся Асгард. Величественный город превратился в широкий круг, улицы изогнулись серпами, образуя знак Сварога. Похлопывая раздутыми парусами и скрипя мачтой, корабль быстро оставлял позади столицу Дарийской империи.

Заснеженные горные перевалы проплывали перед глазами воинов, впервые воспаривших над ними, словно птицы. Малюта улыбнулся, видя, как стадо горных козлов испуганно бросилось прочь по склону. Рука бывшего охотника зачесалась, словно желая натянуть тетиву лука. Вздохнув, медведич втянул голову в плечи, кутаясь от холодного зимнего ветра. Не до охоты нынче. За иной добычей отправили их великие учителя человечества. Брови Малюты грозно сошлись на челе, вскоре им предстояла встреча с одним из демонов Нави. Медведич прикрыл глаза, с надеждой взмолившись к богам. Как он хотел, чтобы этим демоном был проклятый травник.

Рассенский воевода сидел за столом, с любопытством разглядывая меч плененного воина. Неизвестные ему руны исчертили темную гладь клинка, то растекаясь плавными волнами, то скручиваясь хитроумными узлами. На обоюдоострой кромке клинка не было ни единой зазубрины, хотя после боя меч никто не правил.

— Да, дела. Щиты в щепу рубил, а ему хоть бы что. Такую работу мне видеть не доводилось.

Он поднялся из-за стола, бережно заворачивая клинок в шкуру. Будучи воеводой, этот человек тем не менее был труслив от рождения. Он никогда не стремился вступать в бой, предпочитая отсиживаться за спинами собственных ратников. Потому и меч этот ему был без надобности. Другое дело, что за такой клинок можно деньгу получить немалую. Воевода вздохнул, озадаченно почесав затылок.

— Вот незадача. Цены ему нет — а продать некому. У нас за такую вещь дорого не дадут. Да и нельзя его здесь никому показывать, — воевода спрятал сверток на печи, воровато оглянувшись на окно, — не дай бог князь узнает, что я его к рукам прибрал. Надо бы понимающего покупателя из других земель подыскать. Эх, жаль, полянский воевода помер, тот в мечах разумел.

…Два дня просидела Морока у городского торга с протянутой рукой. Прикинувшись нищей старухой, она жалостно выпрашивала у горожан милостыню, то и дело поглядывая на дом воеводы. И все это время Лиходей непрестанно взывал к ней, требуя принести его меч. Морока лишь молчаливо билась в бессилии, не находя верного пути к мечу. Денно и нощно у дверей заветного дома топтались два стража, мимо которых и мышь не проскочит. Морока никогда не была воительницей, не было в ней такой искры. Хитрая изворотливая колдунья, привыкшая наводить морок и отводить глаза, терпеливо ждала удачного случая, цепляясь за одежду идущих на торг рассенов.

— Подай старушке, касатик, не обойди милостыней. — Морока потянулась к молодому парню, явившемуся на торг за покупками. — Подашь бабушке, девицы любить станут. Такого красавца-молодца грех не любить!

— Отстань, карга старая! Тут хоть бы свое семейство до весны прокормить, — парень отмахнулся от нищенки, грязно выругавшись.

Морока недовольно покосилась ему вслед, буркнув под нос скороговорку:

— Вот так, касатик, и тебя девки стороной обходить станут. Весь волосат, как мишка, на лбу синяя шишка. Глаз с косинкой да нос с горбинкой. На носу попкой куриной взросла бородавка с ворсиной. Не люб девкам будешь, пока жадность свою не сгубишь. Поделом тебе. Навек и вовек.

Морока хрипло расхохоталась вслед жадине, посылая проклятие. Не любила она, когда старых да юродивых обижали. Парень удивленно почесал нос, скосив на него глаз, и охнул. Там вылезла огромная бородавка с жестким волосом. Остановившись, он принялся причитать, удивленно ощупывая лицо, невесть откуда взявшуюся болячку.

— Да что же это такое? — чуть не плача, он косился на собственное уродство. — Это ж надо такое!

Девицы на торгу стали обходить его стороной, брезгливо поджимая губы и отводя взгляды от его вмиг окосевшего глаза.

Морока отвернулась, выкинув паренька из головы и вновь поглядывая на дом воеводы. Дверь дома отворилась, и на порог вышла жена воеводы, горделиво озираясь по сторонам. Морока усмехнулась, смерив взглядом с ног до головы крупную дородную бабищу.

— Эко ты разъелась на казенных харчах. Поди, найдешь, чем нищенку утешить?

Жена воеводы неторопливо направилась к торгу, горделиво выпятив свою огромную грудь и в такт покачивая широкими бедрами. Едва лишь она поравнялась с Морокой, как та цепко схватила ее за руку, жалостливо запричитав:

— Ой, барыня-сударыня, подай бабушке на хлебушек. Третий день ничегошеньки не ела. А у тебя в доме, поди, закрома полные. Подай, милая.

Баба брезгливо отшатнулась от нее, пытаясь выдернуть свою пухлую ладонь из костлявых, но цепких рук старухи.

— Поди прочь, дура старая!

Морока криво усмехнулась, вглядываясь в ее рассерженные глаза и продолжая крепко держать ее за руку.

Заклятье молчаливым ручейком потекло в ее голове, быстро снимая с бабы образ. «Голос в голос, тело в тело, свое сниму — твое надену. Ни мать с отцом, ни муж, никто не узрит подмену. За руку держу — забираю. Ключом замок запираю».

С трудом выдернув свою пухлую ладонь, жена воеводы возмущенно попятилась от Мороки.

— Сегодня же пожалуюсь мужу! Распустили голытьбу нечесаную, уж весь город заполонили, житья от вас нет. Гнать вас из города нужно, голодранцы!

Поднявшись, Морока направилась к ее дому, быстро меняя свое обличье. Тело ее раздулось, принимая формы, схожие с располневшей женой воеводы. В руках появилось лукошко. Глаза навыкате окидывали прохожих уверенным давящим взглядом, заставляя их склонять головы в приветствии. Приближаясь тяжелой поступью к стоящим у двери стражникам, она недовольно пробасила голосом хозяйки:

— Чего стали истуканами?! Дверь отворите!

Один из стражей бросился отворять перед ней дверь, любопытно скосив глаз в ее лукошко. С чем же это хозяйка пожаловала? Простой люд незамысловат и любопытен. Когда в животе от голода урчит, глаз сам на чужой каравай косится. Морока хмыкнула, наполняя корзину образами разной вкуснятины и, подражая хозяйке, вызверилась:

— Чего гляделки выпучил?! Опять голодаешь? Меньше по корчмам пропивай — тогда и на еду деньги найдутся!

Она резко захлопнула дверь перед самым носом любопытного стража.

— С такой платней скоро и вовсе жрать перестанем, — пробормотал стражник закрытой двери. Возвращаясь на свое место, он ностальгически прошептал товарищу: — Перепелов накупила, чтоб ей пусто в животе было. Когда уже и мы, как люди, заживем, а, брат?

Морока тихо прошла в дом, оглядывая богатое жилище воеводы. Хорошо живет, негодник, со всех приезжих купцов калым товарами и безделушками сдирает. Вроде и денег не брал — и дом полна чаша. Она прислушалась к храпу, доносившемуся из опочивальни. Спит, слава Моране. Меч Лиходея тут же дал о себе знать, повеяв от печи могильным холодом колдовства. Быстро схватив в руки сверток, колдунья направилась к выходу. Задержавшись в пороге, она вновь окинула избу взглядом, усмехнувшись собственным мыслям.

— Гляди, воевода, дверь не перепутай сослепу.

Взмахнув рукой, колдунья зашептала заклятье, меняя в избе привычное положение вещей. Дом изнутри вдруг перекосился, словно перенес землетрясение. Черпак у бочки с водой вывернулся наизнанку. Всколыхнувшись мороком, дверь отъехала в сторону, создавая зрительный обман. Довольная своей местью, Морока вышла из дома и быстро направилась к темнице Лиходея. Ведьмак непрестанно взывал к ней в ожидании помощи.

Приближаясь к казармам, Морока испуганно поглядывала по сторонам. Необъяснимая тревога давила ей на грудь, словно предупреждая об опасности. В последнее время мир перевернулся, встав с ног на голову. Павшие в битве Умора с Ядвигой. Всеведа, утратившая дар к ворожбе. Беспута, сбежавшая от ведьмака. И вот теперь Лиходей, попавший в темницу. Казалось, вся крепость, создаваемая Стояном долгие годы, стала рушиться на глазах. Морока тяжело вздохнула, тихо прошептав:

— Недобрые это знаки. Ох, недобрые.

Проходя мимо городской площади, она удивленно обернулась, услышав знакомый заливистый женский смех. Взяв под руку толстого богатого купчину, по улице шла Беспута. Одетая в новую лисью шубу, рыжая бестия, не таясь, прогуливалась по городу. Она весело хохотала, слушая рассказы купца, и крепко прижималась к нему. Крупный, дородный дядька выглядел счастливым рядом с ней. Нежно поглаживая ее изящную ладонь, он горделиво делился с беспутной своими успехами в торговле.

— Да, Любаша, вот так и торгуем. В городах втридорога за товар дерем, а по селам за бесценок скупаем. Мужики зверья по лесу набьют, а что с ним делать, не знают. До города один не доедешь, разбойники оберут, хорошо еще, если без головы не оставят. А у наших обозов охрана имеется. — Купец горделиво выпятил грудь, показывая новой избраннице собственную значимость. — Я когда воев нанимаю, никогда не скуплюсь. Это как бабу в жены выбирать: продешевишь — век мучиться будешь. Потому, Любаша, подумай над моими словами: пойдешь за меня — век в мехах и злате проходишь.

Беспута вновь расхохоталась, шутливо отмахиваясь от него рукой:

— Ой, и складно ты все рассказываешь, купец! И далась я тебе без кола, без двора? Обманешь, наверное.

Купец остановился и крепко прижал к себе Беспуту.

— Будет у тебя дом, Любаша. И дом, и двор. Только слово скажи — царицей заживешь!

Беспута томно отвела от него взгляд, и тут же улыбка покинула ее лицо. Крупная баба растерянно стояла посреди улицы, разглядывая ее с ног до головы. Удивленно моргнув, Беспута провела перед лицом ладонью, охраняя свой взор от возможного морока. Облик полнотелой бабы подернулся дымкой, и сквозь умелую ворожбу на нее смотрели растерянные глаза Мороки. Беспута нахмурилась, чувствуя, как зачесалась левая ладонь, три дня назад исколотая иглой. Сбежав от Стояна, рыжая колдунья приготовилась к битве, опасаясь преследования.

Взглянув на ее полыхнувшую силой ладонь, Морока лишь покачала головой: «Нет, подруга. Не мне тебя судить. Ступай подобру-поздорову». Слова, слетевшие с губ Мороки, ласковым ветерком прошелестели у самых ушей Беспуты.

Купец обнял Беспуту за плечи, удивленно заглядывая в ее испуганные глаза:

— Ты чего, Любаша? Аль обидел я тебя чем?

Беспута облегченно вздохнула, глядя вслед удаляющейся колдунье. «Спасибо тебе, подруга, — мысленно прошептала она, и сердце тоскливо защемило в груди, — а вот я не смогла так же поступить с Вереей. Из-за него, проклятого, не смогла». Беспута, горестно подняв глаза к небесам в благодарной молитве, тут же испуганно вскрикнула:

— Ох, батюшки! — Огромный летающий корабль стремительно шел по небосводу, направляясь к городу. На его раздутых синих парусах гордо красовался золотой знак Империи — знак Сварога. Схватив купца за рукав, Беспута пристально взглянула в его глаза, зашептав: — Если хочешь меня в дом своей женой привести, срочно собирай обоз в дорогу. Великий Ур сюда летит — не к добру это, быть беде. Слышишь меня?!

Купец испуганно сглотнул, покосившись на приближающийся в небесах корабль.

— Ур? Много я слышал о них, а повидать так и не довелось. — Он зачарованно улыбнулся. — Вот диво дивное! Так ведь они никогда людей не губили… С чего беде-то взяться? Да и торг вроде как в разгаре…