Мы – мутанты Шакилов Александр
Я не ответил придурку. Слишком долго объяснять. А ведь все просто. Парни таким способом, уподобившись зверью, помечают нашу территорию, обозначают границу наших владений, преступив которую чужак автоматически бросает нам вызов. На языке ароматических меток они как бы сообщают мутантам Полигона, что мы – хищники, а не жертвы, и не стоит вторгаться в наши охотничьи угодья, если не хотите нарваться на неприятности, так что идите своей дорогой. Не уверен, что это сработает с мутантами Полигона, но во внешнем мире вполне могло бы отпугнуть волков и даже медведя.
– Парни, вам помочь?
– Сами справимся.
И все же я поднялся и справил малую нужду с пользой, пометив свой собственный сектор наших владений.
Орфей и Турок вернулись, и щекастый вновь залег за ствол, где достал из сидора банку тушенки, прокомментировав свои действия очередной пословицей:
– Як є хліб і вода – козаку не біда! [13]
Это верно, пожрать не помешало бы, пока есть такая возможность.
– Чо-то тихо совсем… – оставив банку в покое, пробормотал Турок и для лучшего обзора приподнял – он был крайне осторожен! – свою гениально-политехническую башку над поваленной сосной. Будь рядом снайпер, не промазал бы. Потом Турок высунулся по самый пупок – тут уж не промазали бы и кривой с косым с километровой дальности. И вот из этого положения он пристально окинул взором лесные просторы. Богатырь. Герой. Образец для подражания. Эдак я скоро согрею глотку сотней граммов спиртного на его поминках.
– Чую, мутанты притаились и готовятся к атаке! – заявил Турок, и глаза у него после этого сравнялись размерами с линзами гогглов.
Ничего такого я не почувствовал, поэтому не дал щекастому увести в сторону начатый чуть ранее, но до сих пор не законченный разговор.
– А все-таки, зачем мы тут? А, братишки? – обратился я к троице, уставившись непосредственно на Орфея, как на организатора нашего нынешнего досуга.
Он ответил мне тяжелым пристальным взглядом. Надеюсь, мы поняли друг друга без слов. Ну, хотелось бы, чтоб бородач сообразил: Максимка Краевой больше не сдвинется с места, пока не узнает, что и как задумали чудо-следопыты с Панком. А я понял, что Орфею нужно… Ну вот что ему нужно?!
Нужен был существенный аргумент, способный переломить ситуацию в мою пользу. Вот его-то я и достал из вещмешка.
– Карта? – заинтересовался Орфей моим аргументом, обнаруженным по случаю в сидоре Резака, кошмарного мутанта-убийцы, сгинувшего в кровавой бойне на территории Заводома [14].
– Подробная. Чугуевского района. – Я с нежностью провел ладонью по трофею. Несмотря на то, что ее для сохранности запаяли в полиэтилен, она вся в дырках и с потертостями на линиях сгиба, потому как напечатана в далеком 1977 году. Ну, а масштаб 1:100 000, понятно, означает, что в одном сантиметре один километр. – Она сильно устарела, но на ней есть множество исправлений, сделанных от руки простым карандашом. Неведомый мне картограф – Резак или кто-то из его кодлы аборигенов Полигона – обозначил новые русла рек и сплошной линией, опоясывающей значительную часть района, нарисовал Стену, а также отметил КПП с комплексом лабораторий поблизости, через который я в прошлый раз намеревался прорваться в запретную зону… Еще на карте есть множество надписей, причем одна другой прелестней: «Башня», «Братская могила», «Лифт», «Слепень», «Паук», «Дед Мороз»… – Я заметил, как переглянулись Орфей с Турком, ради такого дела поднявшимся из-за поваленного дерева. На лице у Панка появилось выражение живейшей заинтересованности. – Вот, смотрите, братишки, всю карту исчеркали пунктирные линии, которые вдруг обрываются или же пересекаются у объектов, обозначенных, к примеру, как «Гнучка» или вот «Котег». Эти пунктиры есть безопасные – относительно, очень относительно! – тропы, по которым можно и нужно передвигаться по Полигону…
Замолчав, я свернул карту и спрятал ее обратно в вещмешок, как бы подводя братишек к мысли, что им пора бы уже расколоться, потому как только я и моя карта могут провести их по землям Полигона, зараженным приборами, губительную силу которых парни уже оценили. Заодно я достал флягу с выпивкой и отвинтил крышку. Глоточек перцовки успокоит мои нервы, придаст сил!
Рыбка слопала наживку, и Орфей открыл было рот, а я почувствовал, что сейчас все узнаю…
Но обстоятельства больше не располагали к откровенности.
Здоровенный кабан – в холке самую малость ниже меня – промчался мимо нас, слегка зацепив Панка, из-за чего тот рухнул наземь. Мутант с разбега врезался в старую поваленную сосну, у которой только вот валялся Турок, с глухим звуком ударив в нее десятком разновеликих рогов, произраставших из его уродливой башки. Шерсть его ниже бронированных наростов на спине свалялась колтунами, ее облепили «медали» репейника, она пропиталась жидкой, впоследствии высохшей грязью, превратившись в крепкий панцирь, способный защитить тушу от слепней и комаров, а то и от воздействия приборов, если верить Резаку.
Кабан натужно захрипел – рога его почти на всю длину увязли в древесине, настолько сильным был удар. Он упирался копытами в хвойный покров и, безжалостно срывая его, сучил ногами. Да уж, говорили мне, что местные кабаны воспринимают как личное оскорбление все, что попадается им на глаза, и в припадках безумия ломают деревья и расшибают рогатые свои черепушки о стены заброшенных домов.
Фляга выпала из моей руки.
Снимая автомат с предохранителя, я смотрел на мутанта, по собственной дурости угодившего в ловушку. И при этом боролся с приступами накатывающей тошноты, настолько мерзкой была эта тварь.
Дерево затрещало. А ведь вырвется тварь, еще и сосну в щепы порвет! А потом и нами займется, вот как глазища вывернул, заметил-таки!..
– Валим отсюда! – Орфей заорал так, будто в задницу ему воткнули раскаленный паяльник: – М-мать!!! Быстро!!! Ходу отсюда!!! – Ничего в нем нынче не было от легионера, который одной левой отправит на тот свет роту разбушевавшихся туземцев. – Край, не спи! – Орфей схватил меня за рукав.
– Отставить панику! – отдернув руку, рявкнул я. – По моей команде! Огонь!
И все дружно – и Орфей, вмиг поборовший стыдный приступ паники, тоже – открыли огонь по разбушевавшемуся мутанту. Даже Панк, сбитый кабаном с ног, разобрался, где у его автомата ствол, а где приклад. Хотя…
Любой салага, хотя бы раз стрелявший из положения лежа, знает, что нужен упор. «Калаш» можно и нужно держать за цевье, просунув руку под ремень автомата, обвив его возле передней антабки. Но ни в коем случае не держаться за магазин! И нельзя магазином упираться в землю, как это сделал Панк. Вот у него автомат при стрельбе и свалился, и очередь выкосила траву прямо перед ним. Хорошо, что в сторону не повело, никого из нас не задело.
Да кто он такой вообще?! Он что, никогда оружия в руках не держал?! Неужели есть еще такие люди – законченные пацифисты – на планете Земля? Ну, или хотя бы в нашей многострадальной стране?..
Да и хрен с ним, с Панком! И без его помощи управимся!
Считайте, уже управились.
Схлопотав в бочину минимум три очереди, мутант натужно захрипел, задергался. Из-под грязевой коросты, пульсируя, били алые фонтанчики, мутант пошатывался, но умирать отказывался! Он был еще достаточно силен, чтобы выдрать-таки из поваленного ствола свои чертовы рога и направить их на нас.
У меня в магазине закончились патроны, надо быстро заменить! Одновременно смолкло оружие чудо-следопытов и Панка. У последнего – оно и к лучшему.
И вот тут-то, почуяв, что мы стали беззащитны, – пусть даже на короткий миг – кабан устремился к нам. Учитывая, что нас и так разделяло весьма незначительное расстояние, далеко бежать ему не придется, ножки не очень устанут. И первым на пути у него окажется Панк, все еще занимающий горизонтальное положение!
Видят духи Полигона, я честно, не скрывая этого, недолюбливал гребнистого неформала. С самого начала он мне не понравился. Но разве это повод для него погибнуть тут, на самом краю Полигона, не успев толком познать всех прелестей этой замечательной территории?! Сдохнуть на рогах и под копытами кабана – слишком простая для него смерть, слишком легкая!
Как раз в этот момент – за миг до того, что случилось дальше, моля, чтобы Панк выжил, – я заметил, что у нашего гипертрофированного молочного поросенка разворочен живот, и за ним следом волочатся кишки, что никак не могло быть следствием нашего по нему массированного огня. Окровавленная морда? – да, я лично всадил в его ряху очередь, надеясь ослепить, но пули лишь откололи незначительные кусочки от его роговых отростков и клыков. Так что зверюга, повстречавшая нас на узкой тропе, уже была серьезно ранена! Ее кто-то подрал до того, как она решила познакомиться с нами поближе.
Все это промелькнуло у меня в голове за долю секунды. Конечно, мысли были не так четко сформулированы, более сумбурны, но смысл тот же, и выводы я сделал верные. Потому что живое их подтверждение с ревом и гнилостной вонью поспешило явить себя.
На поляну ворвался здоровенный медведь-мутант, слюнявые клыки которого, не помещаясь в пасти, торчали наружу, точно у саблезубого монстра из каменного века.
Если бы Панк не откатился резко в сторону, зверь растоптал бы его, не заметив даже, потому что все внимание хищника было приковано к кабану. Тот резко затормозил, оставив на дерне борозды от копыт, а потом и вовсе попятился, наступая на собственные кишки.
Вот и пометили мы территорию, отпугнули, тля, хищников!
Как я уже сказал, косолапый к нам пожаловал весьма крупный, куда крупнее своих обычных сородичей по ту сторону Стены: трехметровое тело весом не менее двух тонн было покрыто бурым с игривой рыжинкой мехом. На большой башке краснели злые глаза и торчали непропорционально маленькие относительно головы округлые уши с кисточкой на конце, как у рыси. Между лбом и переносицей зверя я заметил впадину, будто кто-то треснул его ломом, сломав кость, а потом она так и срослась. И если у нормальных медведей хвостик махонький, то у местного подвида в тылу имелся значительный хвостяра с острым шипом. И хвостяра этот сейчас со свистом раскачивался из стороны в сторону, хлеща хозяина по бокам. Правая задняя лапа была основательно подрана – небось, наш кабан расстарался.
Конечно же, медведь был лохмат и вроде как неуклюже сложен. Однако более чем впечатляющая масса тела не мешала мутанту быть крайне подвижным, когда это ему было надо. А когда он встал на задние лапы и угрожающе поднял перед собой лапы передние, оснащенные когтями-серпами, я увидел светлое пятно у него на груди – будто мишень. Это пятно так, просило, чтобы в него всадили очередь.
Уверен, остальные подумали то же самое, поэтому я поднял руку и скомандовал:
– Не стрелять!
Почему я это сделал? Нет, я не страдаю излишней любовью к братьям нашим меньшим, и особенно – вдвойне, втройне! – это относится к фауне Полигона. Просто не было у меня уверенности, что мы сможем завалить медведя-мутанта, даже израсходовав на него весь наш боекомплект. А патроны вообще-то беречь надо, мы ведь только-только вторглись в пределы Полигона. Что нас ждет дальше, что предстоит? Отмахиваться от зверья автоматом, как дубинкой, – удовольствие, поверьте, сомнительное, и оно обязательно закончится летальным исходом отнюдь не для зверя.
К тому же, медведь оказался… медведицей!
И медвежата ее – двое, каждый размером с меня, то есть сами по себе уже вполне опасные хищники – слегка отстали от мамы, но вот уже появились на поляне. Все ясно, мы попали на семейную охоту!
Вообще-то медведи жрут, в основном, растительную пищу, муравьев и личинки насекомых, не брезгуют грызунами и падалью, причем, если зверь не совсем уж оголодал, он ждет пару-больше дней, пока мяско, протухнув, размягчится. Да и умники-ученые, как один, утверждают, что медведи избегают контакта с хомо сапиенсами. Угу, а как же, именно так оно и видно из кабинетов профессоров и академиков. Я слыхал истории о том, как медведи нападали на машины, проезжающие по трассе вдоль леса, и даже на тракторы в поле. А еще умники утверждают, что медведи крайне редко становятся людоедами. Сюда бы этих умников, пусть бы объяснили медведице, что, согласно официальной статистике, она обязана убраться отсюда подальше и деток своих прихватить.
Поэтому убраться придется нам.
Причем с превеликим удовольствием.
Я жестами показал парням, что, мол, пора нам с вещами на выход. И без шума. Пока мутанты заняты увлекательным делом – взаимным истреблением, у нас есть шанс убраться отсюда подобру-поздорову.
– За мной! – прошипел я и мысленно попрощался с флягой, из которой не успел сделать ни единого глотка. – След в след!
Бежать гуськом по лесу, скажу я вам, приятного мало. Вообще бежать по лесу – уже непросто, потому что вечно лезут под ноги пни, кочки, ямки, поваленные деревья, просто кучи валежника, путь преграждают ручьи… Упасть можно, наткнуться глазом на сук, подвернуть лодыжку, а то и сломать, угодив в звериную нору, невидную в траве. А теперь добавьте ко всему этому возможность нарваться на прибор и душераздирающие звуки сражения мутантов, будто кнутом подстегивавшие нас!
И лес впереди становился все гуще и гуще.
Наше передвижение уже нельзя было назвать спринтом. Так, в лучшем случае, трусцой, ведь мы с трудом продирались через подлесок, представляющий собой одну сплошную стену из ветвей, листьев, зарослей крапивы, ежевики, акации и еще бог знает чего, цеплявшегося шипами за одежду, норовящего сорвать с лица респиратор и очки. Пот катил по лицу, я устал, хотелось пить и в животе урчало – только этим можно оправдать то, что по моей вине, – я же ведущий, – мы едва не угодили в сеть местной разновидности портулака огородного, сплетенную из гладких красноватых стеблей в палец толщиной. Мясистых, разветвленных, усыпанных листьями и сплошь покрытых крыночками, каждая – с куриное яйцо.
– Обходим! Живо! Не приближаться! – скомандовал я, и мы двинули вдоль красноватых плетей, которые сверху и с флангов так и норовили дотянуться до нас, корча из себя питонов, опутать наши конечности и тела, набросить на шеи живые удавки своих побегов.
С моими спутниками столько всего случилось в последнее время, что они ничуть не удивились несвойственному для растений поведению портулака.
И тут я заметил, что крыночки начали раскрываться.
– Бегом! Быстро!!! – заорал я, вламываясь в чащобу, уже не заботясь о том, куда иду и на что наступаю.
За нами из крыночек вырвались на свободу мириады ядовитых спор, и воздух потемнел, – это зависло над нами черное, смертельно опасное облако. Опустись оно на команду… Если у кого из нас проблемы с респиратором, то он не жилец. Особенно в этом смысле меня беспокоила судьба Орфея – из-за его бороды респиратор наверняка неплотно прилегает к лицу!..
Однако мы успели выбраться из зоны поражения без потерь, никого из нас не зацепило спорами. Я обернулся: заросли позади стали угольно-черными. Что ж, очередной раунд битвы за выживание мы у Полигона выиграли. А вот перед нами стояли прямо-таки непроходимые джунгли, в гуще которых отчетливо просматривались две тропы. Одна – кабанья, а вторая – медвежья. Как я определил, какая из них какая? А по отпечаткам копыт и лап да по клочьям шерсти на прилегающих поломанных ветвях.
Ко мне подобрался Орфей и, тронув за плечо, привлек мое внимание.
– Лифт, – сказал он.
– Что? – не понял я.
– На твоей карте есть точка, обозначенная как «Лифт». Нам нужно туда. Ты должен отвести нас туда, если хочешь узнать, кто тебя подставил, и получить гонорар за услуги. Мы все должны дойти туда и вернуться живыми. Такое условие. Иначе денег ты не получишь.
Надо было полюбоваться на сборище мутантов и едва не угодить под тучу токсичных спор, чтобы развязать бородачу его длинный язык. Вон сколько всего наговорил, да еще и угрожать мне вздумал.
Я поначалу даже вскипел, услышав такие речи, но быстро остыл. Ведь у нас наметился диалог, мы уже сели за стол переговоров, так что следовало развить успех:
– Что это за место, дружище? Чем оно отличается от прочих?
– Я не знаю.
Ответ Орфея меня, мягко говоря, удивил.
– Не знаешь? – Улыбаясь, мол, шутку юмора оценил, я перевел взгляд на Турка, который лишь покачал головой, затем – на Панка, и тот развел руками, в одной из которых был автомат. – Вам нужно оказаться в локации под названием «Лифт», и ради этого вы готовы рисковать нашими жизнями, но вы не знаете, куда идете?
– Точно так, да, – заверил меня Турок.
– Наверное, это кажется безумием, но… – Панк вновь развел руками. С помощью ремней он закрепил у себя на спине баллоны с «Гремлином», поэтому теперь мог свободно действовать не только нижними, но и верхними конечностями.
– М-мать моя женщина! Черт! Твою мечту! – со злости я врезал кулаком по ближайшему дереву, пребольно, до крови ободрав кожу с костяшек. – Вы точно все тут безумцы! Вы что, еще не поняли, куда мы попали?! Это не центральный парк, где можно под ручку с подружкой прогуляться, мороженого покушать! Полигон, он… он как бы живой, он следит за нами, и мы живы еще только потому, что ему забавно за нами наблюдать, а станет скучно – он прихлопнет нас, как надоедливых комаров! А вы ведете себя как маленькие дети! Еще и меня в это втравили!
Они молча смотрели на меня, и в их глазах я не видел ни капли сожаления о том, что они натворили, никакого вообще раскаяния. Парни были полны решимости закончить начатое и, хоть это было глупо и противоречило законам логики, топать к чертовому «Лифту», чем бы он ни был.
– Еще раз спрашиваю: что такое «Лифт»?! – Я отказывался поверить, что они не знают.
Но они действительно не знали.
И я смирился с этим и достал из вещмешка карту, а из кармана – телефон, экран которого по-прежнему высвечивал неизменные 42% заряда, и забил в GPS-навигатор координаты столь желанного для троицы топонима. Согласно его показаниям, все это время по приятному стечению обстоятельств мы двигались исключительно в верном направлении вдоль одной из пунктирных линий, обозначенных на карте.
– У тебя телефон тут работает? – удивился Турок. – А у меня нет, вырубился.
Орфей и Панк тоже выразили свое удивление по этому поводу, потому что их средства связи приказали долго жить и не кашлять.
Я же посчитал излишним объяснять парням, откуда у меня этот девайс и в чем его главное отличие от прочих смартфонов, когда-либо и где-либо произведенных на планете Земля. Это моя им маленькая месть за то, что мы идем незнамо куда незнамо зачем.
– Так-с, братишки, – спрятав телефон и карту, неожиданно для себя я решил поиграть в демократию, – предлагаю дальше двинуть по кабаньей тропе. Она шире, ну и вообще…
И неожиданно для меня мою игру поддержал Орфей.
– Кабаньи тропы кто только не использует, – возразил он. – Мало ли какие хищники по ним шастают. Да и сами кабаны – твари еще те. А медведи по своей тропе еще нескоро пойдут, у них сегодня пир на весь мир.
Это он так тонко намекнул, что мама-медведица с косолапыми детишками уже наверняка грохнули кабана и сытно им трапезничают, а потому магистраль временно свободна.
И вот надо было нам послушать Орфея, а?!
Но как же красиво он пел про то, что по медвежьей тропе ходить не только удобно, но и безопасно, надо только погромче трещать сучьями, а то и вовсе песни петь, чтобы отогнать зверье. И если у меня получилось уговорить троицу не шуметь, потому что так зверье мы не испугаем, но только привлечем, то заставить отказаться от натоптанного в густом непроходимом лесу шоссе я – увы мне! – не сумел.
Вот мы и пошли, слегка пригнувшись, потому как ветки над ними смыкались на высоте полутора или чуть больше метров.
Ну и, как водится, опять вляпались по самое не хочу!
На Полигоне иначе не бывает.
Глава 5
Благослови меня!
Он спал, когда этослучилось.
Во сне ухмыльнулся и щелкнул зубастыми челюстями. Клыками, выпирающими из-под тонких губ, он запросто разгрызал берцовую кость. В воздухе резче запахло тухлой рыбой, когда прямо из-под ногтей с тихим, едва различимым шелестом выдвинулись полупрозрачные когти – будто кто-то воткнул ему в кончики пальцев длинные узкие рыбьи кости. Да и вообще по всей его коже тут и там, точно из-за дерматоза, шелушилась чешуя.
Чувствуя возбуждение, он сел на груде вонючих шкур, долгие годы служившей ему одинокой постелью, и почесал шрам над небольшим бугорком у себя на плече. Один из многих таких шрамов и бугров у него на теле. Там, под кожей, были вживлены различные приборы, помогающие не только выживать на Полигоне, но и быть тут самым сильным, самым страшным убийцей.
Чтобы окончательно прийти в себя, мотнул рогатой головой.
Сначала ему показалось, будто он что-то почувствовал, но потом… Сознание скользнуло по невидимой тонкой нити, связывающей его посредством Полигона с тем, кого он давно ждал, и добралось до сосны неподалеку от Стены. Кора этого дерева впитала в себя кровь и кожу врага и подала сигнал.
– Ка-ак-кой ж-же ты г-глупый, ум-мник, – осклабился он, и сквозь его тонкие губы меж острых клыков наружу выскользнул длинный змеиный язык, раздвоенный на конце. – Ж-жалк-кий чел-ловеч-чишка, т-ты в-вернулся. Я знал, что т-ты в-вернешьс-ся. И т-теперь я уб-бью т-тебя. Я в-вырву т-твое с-сердце и с-сожру его!!!
За один прыжок с места он пролетел через всю свою берлогу, а это чуть более шести метров. Ведь он лишь отдаленно был похож на человека, и с каждым годом на Полигоне это сходство становилось все менее явным. Он все реже ходил на двух ногах и давно уже не прикрывал тело одеждой. Он почти что разучился говорить, потому что общаться, используя человеческую речь, ему было не с кем. А еще он позабыл, как это – стрелять из автомата Калашникова, и потому его уже нельзя было назвать хомо сапиенсом.
Да он и не претендовал стать в одном ряду с теми, кто был слабее его.
Цокая когтями на пальцах ног – только босиком, никакой обуви! – он отправился к дубовым стволам, возвышавшимся посреди обугленного закопченного цеха Заводома. Тотемы его народа, его идолы, представляли собой очищенные от коры древесные стволы, на которых отлично просматривалась искусная резьба: бородатые лица, четырехпалые руки и сложные орнаменты. Побеги-корни тотемов вгрызлись в пол, выложенный чугунными плитами, поломали его, чтобы добраться до плодородной почвы, именно поэтому в них до сих пор непостижимым образом теплилась жизнь. И он помнит еще то время, когда на верхушках тотемов распускались нежно-розовые цветы. Уж чего не могло быть на дубе, так это цветов, но ведь это было! Было!
Он опустился на колени перед тотемными столбами и мысленно поблагодарил духов Полигона за то, что даровали ему жизнь и сделали его таким, какой он есть: изменили его тело и сознание настолько, что он отлично чувствовал себя там, где никто не смог бы продержаться и полминуты.
В цехе до сих пор пахло гарью. Он вдруг отчетливо это почувствовал, хотя, казалось бы, давно уже должен был привыкнуть к этому запаху смерти. В тот день, когда враг привел сюда убийц и уничтожил народ Заводома, здесь все пылало…
«Дай мне сил отомстить, благослови меня!» – попросил он у Полигона.
Но тишина ему была ответом.
Он ожидал какой угодно реакции, но не такой! Почему духи молчали? Почему на тотемных столбах больше не цвели цветы и не осыпались на его согбенную спину дождем из лепестков?!
Ведь он столько лет служил верой и правдой Полигону, был его частью, был его руками и ногами, был его послушным резаком, умело отсекающим ненужное, удаляющим то, что Полигону было больше не нужно. Так неужели он не заслужил хотя бы напутствия, не говоря уже о воздаянии силой?!
Мотая рогатой головой, Резак – когда-то его звали так – поднялся с колен.
– И-и х-хрен с-с т-то-об-бой. Я с-са-ам все сде-елаю. М-мне н-не ну-ужна т-тво-оя п-помощь!
Майор Максимов вошел в свой крохотный кабинет и устало опустился на скрипнувший под ним стул. Он, Максимов, столько лет подряд каждый день рискует своей шкурой и своим психическим здоровьем, просто уже просиживая штаны тут, у Стены, а начальство никак не удосужится прислать ему нормальное кресло с подлокотниками и на колесиках. А ведь он столько раз писал заявку! Десять раз! Двадцать! Тридцать! Какой-нибудь хлыщ-дегенерат, не служивший в армии, не стрелявший в людей и не подозревающий о существовании кровожадных мутантов Полигона, достоин, значит, в своем вонючем офисе нормального кресла на колесиках, а он, боевой офицер, – нет?! От возмущения у майора аж усы встопорщились. Или от нервов. ЧП ведь на пропускнике. Перестрелка. Неизвестный пытался помешать утилизации секретного БОВ на территории Полигона… Майор сам не заметил, как начал сочинять объяснительную для начальства. Когда закончил, решил, что нервы надо подлечить. Заслужил сегодня. Вытащил из нагрудного кармана куртки флягу, подаренную полковником из 25-ой бригады ВДВ, отчаянным, в сущности, мужиком, но вот таким мужиком, душевным мужиком, отличным! Поставил перед собой стакан. В поисках закуски, зная, что ничего не найдет, подошел к миниатюрному холодильнику, – а столько раз ведь просил нормальный!.. – в котором можно было разместить разве что пару литровых банок с солеными груздями. Как и следовало ожидать, холодильник был пуст. Это разозлило майора, и он включил телевизор на канал новостей, что делал лишь в крайне подавленном расположении духа.
– Ну-с, как там у нас международная обстановка?.. – пробормотал он, наливая из фляги в стакан.
Он уже поднес стакан ко рту, когда внимание его привлекла картинка на экране. Поставив стакан обратно на столешницу, Максимов сделал звук погромче. Телевизор утверждал, что полковник Марк Васильевич Кровин, вот такой мужик, душевный и вообще отличный, вовсе никакой не полковник, а беглый преступник и террорист, захвативший сегодня самолет с пассажирами. Надо же, подумал Максимов, и как только некоторые столько всего успевают: и тут, и пассажиры… Он брезгливо отодвинул от себя сначала стакан, а потом и флягу. Из рук урки, да еще и террориста, майор Максимов никогда пить не станет! Он решительно поднял и столь же решительно вылил содержимое стакана и фляги в рукомойник, после чего флягу швырнул в ведро для мусора, а рукомойник тщательно окропил водой, чтоб и духу тут террористического не было!
И все-таки открывшиеся дополнительные обстоятельства сегодняшнего ЧП окончательно испортили майору настроение. Теперь ведь надо было писать новую объяснительную, в которой он, майор Максимов, никак не мог быть представлен как герой, но вынужден был бы довольствоваться ролью нерадивого командира, не сумевшего распознать диверсантов. Но делать ведь нечего, он обязан!.. Максимов сел на стул, и стул под ним вновь невыносимо скрипнул. И тогда, вместо того, чтобы писать новую объяснительную, майор Максимов неожиданно для себя принялся строчить ультиматум. Так мол и так, если ему до конца недели не пришлют сюда, на пропускник, в личный его кабинет, новенькое кресло с подлокотниками и на колесиках, то он, майор Максимов, подает в отставку, и пусть тут, у Полигона, служат господа генералы вместе с их толстыми женами, а не такой подтянутый холостяк, как… Он писал долго и самозабвенно, особенно налегая на лишний вес чужих супруг. Мелким убористым почерком Максимова были уже заполнены пять листов формата А4, когда в кабинет без стука ворвался рядовой Пащенко.
– Товарищ майор, привезли! – подбежав к столу, выдал Пащенко.
От него резко пахло репчатым луком и виргинским табаком.
Сначала майор Максимов решил, что Пащенко надо расстрелять на месте, ведь он отвлек своего командира от особо яркого пассажа, в котором описывалась возмутительная толщина ляжек любовницы министра обороны. Потом Максимов чуть поостыл и решил, что простреленной из табельного оружия коленной чашечки Пащенко будет достаточно, молодой ведь еще парень, жить и жить. А в итоге майору стало любопытно, что же такого привезли.
– Ну и что же такого привезли? – спросил он у Пащенко.
– Так ведь кресло, товарищ майор! То самое, с подлокотниками и на колесиках!
Максимов почувствовал приятную слабость во всем теле.
– Так чего тут стоишь?! Неси!
Пять минут спустя старый ненавистный стул отправился на помойку, отличный солдат Пащенко – во вне-очередную увольнительную, а майор Максимов, предварительно мелко изорвавший все свои объяснительные, – в краткосрочный, но бурный запой. Благо, у него и без чужих фляг водки в кабинете припасено было.
– Древние народы Евразии и Северной Америки верили, что медведь связывает мир людей и мир животных, что он вроде как посередине – и с теми, и с этими. Убив медведя, надобно тут же попросить прощения у его духа, а не то быть беде. На севере России и на Дальнем Востоке до сих пор совершают камлания над убитыми хищниками, а самые дремучие людишки вообще считают грехом стрелять в мишек. – Я вдруг остро ощутил свое одиночество, и то, что со мной рядом были трое мужчин, никак не могло компенсировать того, что Патрика и Милены больше не будет со мной никогда. В общем, меня пробило на поговорить, вот я и выдавал без перерыва все, что однажды увидел в научно-популярной передаче, посвященной урсусам, что было вполне актуально в связи с недавними событиями на поляне. – Славяне, как и другие древние народы, весьма опасались иметь дело с медведями, поэтому произносить вслух настоящее имя зверя – тогда его звали мечка – категорически запрещалось. Только прозвище! С тех пор и появились – и добрались до наших дней в сказках – всякие Топтыгины и Михайлы Потаповичи.
– Край. К чему это ты все? Бо слушать тебя уже нет сил!
Не обращая внимания на Турка, ищущего в каждом сокращении перестальтики потайной смысл, я продолжил:
– И как тут не вспомнить библейское: «И вот еще зверь, второй, похожий на медведя, стоял с одной стороны, и три клыка во рту у него, между зубами его; ему сказано так: “встань, ешь мяса много!”»
Хм, надо же, какая у меня хорошая память… Цитату слово в слово запомнил!
– А еще при упоминании медведя сразу же перед глазами возникает эмблема известной политической партии! – с воодушевлением подхватил нить беседы Панк, окончательно подтвердив мои опасения насчет его гражданства.
Мы двигались четко вдоль пунктира, совпавшего с медвежьей тропой, с каждым шагом приближаясь к загадочному Лифту.
– Дай Боже воювати і шабель не виймати [15], – пробормотал сзади Турок.
Я бы на его месте не очень-то на это рассчитывал.
Сначала Панк обнаружил под завалом хвороста справа от тропы лося с переломанным позвоночником. Не понимаю, как я мог пройти мимо? Осмотрев схрон, я сделал следующие выводы: а) это дело левой лапы медведя, достаточно взрослого и сильного, чтобы одним ударом перебить хребет крупному копытному; б) медведь этот совершенно здоров, раз смог догнать лося, развив скорость до полуста кэмэ в час, и вскочить ему на спину; в) это дело лап вовсе не нашей медведицы с медвежатами, потому что лось погиб каких-то полчаса тому назад. Итого: все хреново, где-то вдоль этой тропы охотится еще один мутант-гризли. Скорее всего, муженек и по совместительству папочка тех тварей, что мы уже видели. А учитывая, что косолапые умеют хорошо маскироваться и нападать из засады, хреново вдвойне. Они бесшумно подкрадываются к добыче, хотя у них и нет мягких подушечек на лапах…
Метров через сто я споткнулся.
И вновь Панк оказался на высоте – он меня удержал от позорного падения.
– Это что за животное было? Неужели корова? – Панк уставился на выбеленные солнцем и осадками кости, предварительно отшлифованные мутантами-падальщиками и насекомыми. Очень аккуратно отшлифованные, если вообще на мясо кто-нибудь позарился, что не факт – уж больно хорошо скелет сохранился, все как бы на месте. Тушу не рвали на части и не растаскивали по сторонам. И при этом только одна кость – это была лапа – выставлена на тропу, все остальное скрыто в зарослях.
– Сам ты… – буркнул я. Мне одного взгляда хватило, чтобы определить, кому при жизни принадлежал костяк. – Слонопотам это был.
– Кто, простите?! – с вызовом уставился на меня Панк. Он, похоже, решил, что я над ним издеваюсь, и что он может дать мне отпор. Типа, гребенчатый настолько крут, что, позабыв о христианском смирении, запросто накостыляет Максимке Краевому за плохое поведение. Ну и пусть себе, мнение этого редкостного придурка меня мало волновало раньше, а сейчас и подавно.
– Орфей, ты уже заметил бивни? – обратился я к чудо-следопыту, намеренно игнорируя натужное пыхтение Панка рядом.
Орфей кивнул:
– Они вдвое длиннее, чем у обычных слонов. И рога вон торчат из черепа. И клыки еще. И когти.
– Не бывает коров такого размера, – глубокомысленно заявил Турок, не сумел избавить нас от своего авторитетного мнения. – А еще у коров не бывает чешуек-пластин по всему телу.
– Это ты точно подметил, дружище… Чего встали? Идти надо! – Стараясь не наступать на сухие ветки, на ходу я продолжил лекцию о местной фауне: – Слонопотам это был. Самый крупный мутант из тех, что я видел на Полигоне. И такое впечатление, что кости тут лежат много лет… «Калашом» слонопотама не взять, проверено. Сомневаюсь, что и гранатометом можно. Короче говоря, увидите такую тварь – молитесь.
– Уже увидел, – как ни в чем не бывало сообщил Панк. – Кому молиться?
Уже увидел?! У меня внутри все похолодело, что, впрочем, не помешало мне вскинуть автомат, попутно сняв его с предохранителя.
– Братишка, а скажи-ка, где и что ты засек!
– Да вон же! – Панк махнул рукой, указывая на пройденный нами уже завал из полудесятка деревьев, под которых действительно что-то белело.
Чуть вернувшись, я обнаружил под буреломом еще один отлично сохранившийся скелет слонопотама.
– Осторожно! – предупредил я спутников, заметив неподалеку от завала, на прогалине левее от тропы, комплекс специфических отверстий в земле. Диаметр каждого отверстия был примерно с баскетбольный мяч, что позволило мне сразу определить: – Это норы сурикатов!
По моему тону ребятки вмиг сообразили: лучше бы нам не пересекаться с сурикатами. Мы замерли, напряженно рассматривая выходные отверстия нор. Все готовы были открыть огонь, стоило хоть одной сурикате высунуться наружу!..
Когда в течение пяти минут ни один зверек не показался, не прошмыгнул мимо нас, я подобрался к ближайшему отверстию в земле и уронил в него противопехотную гранату. Бахнуло задорно, чуть ли не радостно! Выворотило знатный кус почвы, обнажив сеть подземных ходов… В ходах тех белели кости. Сурикаты вымерли. Все, как один!
Что бы это значило, а?!
Мы отправились дальше, и уже полчаса спустя счет найденным по пути останкам слонопотамов перевалил за десяток. Такое впечатление, что они шли вдоль медвежьей тропы, и кто-то методично убивал их так, чтобы не осталось никаких следов насильственной смерти!
Моих спутников находки ничуть не заинтересовали, а вот меня останки мутантов не на шутку встревожили. Нынешний Полигон разительно отличался от того, который я посетил совсем недавно. Подтверждая мою догадку, над тропой то ли пролетело, то ли перепрыгнуло с ветки на ветку нечто несуразное с перепончатыми лапами-крыльями и, конечно, с торчащими из пасти клыками. Мутант одновременно напоминал белку-летягу и обычную серую крысу.
– Завалить, а, Край? – Турок вскинул автомат, но я жестом велел ему не спешить.
И правильно сделал.
Заросли справа от тропы зашелестели, послышался треск веток, будто что-то большое приближалось к нам.
– Ложись! – скомандовал я, падая на тропу.
И троица подчинилась за миг до того, как нас смела бы стая прыгающе-летающих белок-крыс, промчавшаяся над нами многотысячной армией, ломающей ветки, обгрызающей листья и уничтожающей все живое, подобно саранче, только в разы быстрее и эффективнее. Да эти твари запросто могли обглодать слонопотама за считаные секунды!
Но откуда они взялись? Раньше их на Полигоне не было! Новый вид мутантов, пытающихся летать?! Переходная форма между наземными тварями и теми, кто способен порхать в поднебесье! Это плохо, очень плохо. Ведь пока что мутантов останавливает Стена, но если они научатся перебираться за ее пределы по воздуху, то… Да они же быстро расселятся по всей Земле! А ведь этим тварям не место среди обычных зверушек. Мутанты не предназначены для наших экосистем. Мало того, они способны – и сделают это! – нарушить баланс, уничтожив целые виды. А зная, насколько они агрессивны, нетрудно представить, что уничтожать тех же нормальных белочек и тех же крыс мутанты будут без устали, день и ночь. Они будут драть и рвать чужую плоть, просто из тяги к убийству будут нападать на все живое и оставлять после себя трупы!
Я закрыл глаза и отчетливо увидел опустевшие леса, где больше не поют птицы, и города, населенные одними лишь мутантами.
Меня всего передернуло, тошно стало так, что хоть вой. Господи, если ты есть, молю тебя, пусть это пророчество не сбудется! Пусть так и останется всего лишь игрой моего воображения!.. Мне-то ладно, я не живу по сути, а всего лишь доживаю – ради обязательства перед сыном еще дышу, ради мести тем, кто меня подставил, и тем, кто сбил самолет с Патриком и Миленой на борту. Но как быть остальным людишкам, которым есть что терять?! Впрочем, какое мне дело до тех, кто способен рожать террористов и наемных убийц?..
Поднявшись, я поправил вещмешок.
Меня не отпускало такое чувство, будто с прошлого моего дружественного визита на Полигон – тогда я покинул запретную зону на позаимствованной у «американцев» вертушке – тут прошли годы, если не столетия. Впрочем, зная, что на Полигоне время течет вовсе не так, как на большой земле, стоило ли удивляться?
Хорошо, что у меня есть телефон.
Что в этом хорошего, ведь телефоны есть у всех, даже у парней из индейских племен, затерянных в сельве Амазонки? Верно, распоследний папуас нынче знает, что такое «роуминг». Но только в моем девайсе установлена вечная батарея, сделанная из прибора под названием «кондер». Да и помимо ее под крышкой смартфона есть много всякого добра, добытого на Полигоне. Так что красная цена моему телефону – миллионы евро. Продай я его – и мог бы не париться насчет гонорара от троицы. Но только кто купит то, что выглядит как обычный мобильник? К тому же, я просто не мог расстаться с этим чертовым телефоном! Он будто стал частью меня, моим дополнительным органом! Верю, он попал ко мне неслучайно, и я, рискуя жизнью, заботился о его сохранности. И сейчас тут, на Полигоне, мой смартфон – это та ниточка, которая соединяет нас с временным отрезком, из которого мы вышли. Если сломается телефон или пропадет связь с ретранслятором – ниточка порвется. И тогда по возвращении домой мы можем оказаться, к примеру, в Юрском периоде или в трехтысячном году нашей эры. Рассказать об этом парням? Не думаю, что это знание облегчит им жизнь.
Сверившись с GPS-навигатором мобилы, я продолжил путь. Остальным же ничего не оставалось, как последовать за мной.
– Максим, а почему вы избрали такой род занятий? – Панк опять перешел на «вы». Скоро начнет отчество добавлять и, спросив разрешения обратиться, кланяться. – Вы же сталкер, верно? Неужели вы всегда хотели стать сталкером? Образ жизни обычного человека вам претит?
Ну почему этот гаденыш никак не обрадует меня своей трагической гибелью?..
Жизнь обычного человека… Мне – и на работу изо дня в день? В офис или к станку? Или в кабак – тарелки с рябчиками разносить, аборигенам и гостям Вавилона десны показывать, чтобы потом валиться с ног, напиваясь после смены до чертиков? Лучше уж сразу в бар, вместо работы – и тоже до чертиков. Знаем, проходили уже такое по велению супруги моей ненаглядной, которая решила вдруг сделать из меня законопослушного праведника. И ни хрена у нее не получилось!
Но ничего этого я Панку не сказал.
Потому что тропа закончилась вместе с лесом, и стало не до бесед задушевных.
Мы выбрались на странную пустошь: деревьев на ней не было вообще, зато над землей клубился жидкий туман, сглаживая все неровности, пряча от наших взглядов кочки и ямы. А ведь всякая неровность на поверхности Полигона есть потенциальная – реальная! – опасность, а то и вовсе смертельная ловушка… Надо было остановиться, объявить привал, а то и вовсе вернуться в лес, но что-то внутри меня противилось этому логичному и однозначно верному решению, в меня будто вселился бес, который толкал на необдуманные поступки, которые я сам никогда бы не совершил. «Лифт… лифт… ли-и-и…» – тихонько звучало у меня голове. Я откуда-то знал, что нам надо поспешить, чтобы успеть вовремя.
Вовремя? Иначе точка на карте изменит свое положение? Участок местности уйдет в иное пространство, эдак просеменит, меняя координаты? Будь мы по ту сторону Стены, я бы назвал свои домыслы полным бредом, но тут, на Полигоне…
– Шире шаг, девушки! – На ходу я достал из вещмешка свою последнюю флягу с перцовкой и со вздохом вернул обратно. И раньше, когда употреблял, не умел выпивать без повода, а сейчас и подавно.
Вскоре мы уже топали через молоко, разлитое в воздухе и доходящее мне до пояса. Йогурт это был, а не туман. Причем без красителей и ароматизаторов. Под ногами чавкала хлипкая грязца болота, поросшего редким лозняком, на котором ни листка вообще. Мертвая хлябь не давала приюта ни комарам, ни пиявкам, ни лягушкам. Нас хранили небеса или же духи Полигона, раз мы нигде не застряли, не засосало нас в топь, а Панк не влетел в зону поражения особо опасного прибора. А приборов тут хватало. Об этом говорили попадавшиеся по пути смерчики тумана, бьющие в небо столбы света, внезапная дрожь земли под ногами и прочие приятности. А когда мы вышли к ржавой конструкции (настолько изодранной, а потом расплющенной, что узнать, чем она была в прошлом, не представлялось возможным), я велел сделать крюк, чтобы не приближаться к этой груде металлолома, от которой за километр веяло смертью.
Остановились мы у подножья небольшого холма, склон которого выбрался-таки из тумана и был обильно присыпан каменным крошевом. На вершине «росло» одинокое обугленное дерево и виднелся старый ржавый грузовик, сделанный еще на заводе имени Лихачева и непонятно как оказавшийся наверху. Остановились мы не потому, что устали, или же я передумал спешить, просто на Полигоне настала ночь. Вот так – без пре-дупреждения, без каких-либо предпосылок, без вечера и полумрака, будто кто-то взял и выключил свет.
– Как же меня это достало! – выдал Турок, после чего так грязно выругался, что я отказываюсь его цитировать.
– Парни, видимо, нам придется… – начал я, но тут горизонт над холмами вдруг вспыхнул ярко-желтым, все небо занялось зеленым пожаром. Такая уж на Полигоне нынче заря!
Туман вмиг сгинул, точно его высосало громадным бесшумным пылесосом, который к тому же был невидим и не вызывал движения воздуха – на Полигоне царил штиль. Был йогурт, хоть ложкой черпай, хоть половником, – и нет его. Миг – и все-все-все стало резким, четким. Таким четким, что я заметил: воздух метрах в трех от нас дрожал, как в жару над автострадой, и то и дело в этом мареве вспыхивали радужные разряды. На земле над этой чертовщиной лежало серебристое яйцо. Надо понимать, это не птичка снесла, прибор это. Чуть бы стороной мы сюда притопали и… Я сглотнул. Но ведь все нормально, миновала нас чаша сия, чего уж теперь-то нервничать?
Обойдя холм, мы вышли аккурат к лесополосе, сплошь покрытой белой дрянью, сверкавшей на солнце: подлесок, земля с палой хвоей и ветви сосен. Такое впечатление, что туман-йогурт перенесли сюда, попутно сконцентрировав его, и тут выбросили.
– Что это?!.. – в голосе Орфея, вставшего, как и мы все, в метре от белой зоны, явственно прорезалась тревога.
Наш бравый легионер едва держался. Надо же, как его увиденное впечатлило. Будто раньше мы прогуливались по центральной улице Цюриха, города чуть ли не с самым низким уровнем преступности в мире, а значит – были в полной безопасности. Забыл рукопашник, что весь Полигон – один большой геморрой для тех, кто явился извне на его «гостеприимные» просторы. И показная схожесть отдельных местечек с нашей прекрасной реальностью, полной войн и эпидемий, – всего лишь маскировка, обман. А вот здесь, в белой лесополосе, как раз все честно и сразу видно, что лучше нам дальше не соваться, если жить хочется пусть не до ста лет, но хотя бы еще пяток минут. Следовало просто обойти местность-альбинос десятым бездорожьем, но…
Цюрих… Город-сказка, город-мечта. Я представил себе, как это – пройтись по бережку реки Лиммат, зная, что тебе угрожает разве что получить по лбу метеоритом, внезапно примчавшимся из далекой-далекой галактики… Короче говоря, у меня есть смягчающее обстоятельство, не виноват я, что зевнул и не успел остановить Турка.
Ну вот на кой этот идиот снял перчатку, присел и зачерпнул ладонью белую дрянь?!
– Не сметь! – запоздало рявкнул я.
– Снег, – пожал плечами Турок и, сбросив белое с руки, натянул перчатку. – Обычный снег. Край, ты перебарщиваешь.
Идиот! Совсем мозг отключило! Не смутило его, значит, что везде лето и жара, а тут зима – и холодный снежок на веточках и на травке! Ай же идиот!..
– Надеюсь, дружище, это тебе никак не аукнется, – я искренне желал ему здоровья.
Если бы мы знали, чем нам грозил опрометчивый поступок Турка…
Ну и что бы мы могли сделать?..
Впрочем, это я забегаю вперед.
– Вы как хотите, парни, а я в обход. Нет настроения снежную бабу лепить. – Не дожидаясь реакции троицы, – пусть хоть в снежки играют и Новый Год справляют, – я двинул вдоль снежной кромки, внимательно глядя не только под ноги, чтобы не дай боже куда-нибудь не вляпаться с последствиями, но и по сторонам. Интуиция подсказывала мне, что в любой момент стоит ждать ни хрена не мелких неприятностей.
Пару минут и полсотни метров спустя парни догнали меня. Все трое: растерянный Панк, раздраженный Орфей и слишком уж спокойный Турок. Это хорошо. Значит, не совсем еще разум потеряли.
Кстати, о неприятностях.
Вскоре мы вышли к озеру, на противоположном берегу которого опять начинался лес.
Странное это было озеро. Никогда еще я не встречал в наших местах таких водоемов. Оно было правильной квадратной формы со стороной метров сто пятьдесят примерно. Вода в нем была черной-черной, точно нефть, и лучи солнца не отражались от нее, а в совершенно пустых глубинах всяческая жизнь отсутствовала как таковая: ни водорослей там, ни рыб, ни лягушек. Да и на песчаном берегу по периметру не росло ни единой травинки, и сколько я ни вглядывался в непрозрачные глубины, не увидел ни жучка-плавунца, ни водомерки. Птицы над озером не летали, и, судя по отсутствию следов на песке, зверье не приходило сюда на водопой.
Панк наклонился и поднял шишку, неведомо как оказавшуюся здесь.
Сообразив, что он задумал, я прошипел ему:
– Не вздумай!
К его чести он тут же выронил шишку себе под ноги, хотя, уверен, у него аж руки зудели швырнуть ее в озеро. Честно говоря, я просто перестраховался, запретив ему откровенно мальчишескую выходку. Возможно, ничего бы не случилось, швырни он чертову шишку в воду, но вдруг это обернулось бы для нас катастрофой? Стоит ли испытывать судьбу так глупо, когда испытаний и без того предостаточно? Вся наша жизнь, каждый ее миг от рождения до смерти – сплошная проверка на прочность, а уж Полигон – это концентрат проверок.
И вот тут мы увидели тигра.
Большая кошка – килограммов семьсот, длина тела метра четыре, а если с хвостом считать, то и все шесть, и хвост ведь не простой, весь в шипах – волочила за собой кабана. Ну, не самого крупного, конечно, детеныша скорее, но все-таки! Силы в нем, в этом кошаке, куда побольше, чем у домашних барсиков по ту сторону Стены. Если прикинуть, что жрет он, небось, килограммов по сто в день, то кабанчика ему должно хватить… надолго, в общем, не хватит. Но откуда тигр тут вообще взялся?! Приклад автомата привычно ткнулся в плечо. Тиграм место в глухих уголках Уссурийской тайги, куда нет доступа людям, в заповеднике Кедровая Падь, но никак не в украинских исхоженных лесах! Хотя, справедливости ради надо сказать, что леса Полигона нельзя назвать совсем уж затоптанными туристами…
Читать бесплатно другие книги:
