Каникулы в Простофилино Донцова Дарья

Усевшись поудобней, я начала обзвон.

– «Семиножка», добрый день, – мгновенно ответил мужской голос.

– Здравствуйте, позовите, пожалуйста, Риту.

– Кого?

– Ларионову.

– Вы ошиблись номером.

– Это магазин «Семиножка» на Русаковской?

– Да, – очень вежливо подтвердил собеседник.

– Маргарита Ларионова у вас не работает?

– Нет.

– Извините.

– Ничего, случается, – усмехнулся парень и бросил трубку.

Почти дословно беседа повторилась со служащими филиала на Ленинградском проспекте и Краснопресненском валу. А вот на Лесной улице ответили иначе:

– Ритуську? – весело воскликнуло звонкое сопрано. – Ща! Ритка, тя к телефону! Эй, Ларионова! Погодите секундочку…

Последняя фраза явно относилась ко мне, я замерла с трубкой, прижатой к уху. «Секундочка» растянулась на несколько томительных минут. В конце концов другой голос, более низкий, сообщил:

– Ритки нет.

– А где она?

– Отпросилась пораньше.

– Вы мне ее телефон не скажете? Мобильный или домашний?

– Ну… – заколебалась собеседница.

– Пожалуйста, – заныла я, – они у меня были, только посеяла мобилу, вместе с симкой… Мне до жути надо связаться с Риткой, помогите…

– Ладно, – сдались на той стороне связи, – могу в книжке посмотреть. Но там только домашний, сотового нет.

– Спасибо! Огромное!

– Записывайте, – велел голос, – шестьсот тринадцать…

Обрадованная, я нажала на кнопки с названными цифрами.

– Хто тама? – прошамкала в ответ бабуся.

– Позовите Риту.

– Хто?

– Ларионову!

– Хто?

– Ваша внучка дома?

– Унучка?

– Да.

– Чья?

– Ваша!

– Моя?

– Да!!!

– А нету.

– Когда придет, не знаете? – орала я изо всех сил.

– Так нетуть, – тупо повторяла бабка.

Я набрала полную грудь воздуха и закричала:

– Адрес скажите!

– Который?

– Ваш.

– Мой?

– Да.

– Мой?

– Да!!!

– Зачем? Ты хто?

– Из домоуправления, – ляпнула я глупость.

– Так бы сразу и сказала, – мирно отреагировала бабуля. – И не ори, не глухая, расчудесно слышу. Новослободская улица, знаешь, хде находится?

– Конечно!

– Вот и славно, – зачастила бабушка, – тама, на углу, хде трамвай, дом стоит кирпичный, налево свернешь, пойдешь в переулок, правее забирай, в арку и до синей скамейки…

– Вы мне почтовый адрес скажите, – перебила я старуху.

– Э, милая, не помню я его, а как итить от метро знаю, – радостно сообщила бабулька. – А ты че, из новеньких, не в курсах, куды пенсию нести?

Я уже хотела дать ответ, но тут старушка взвыла сиреной:

– Ритка! Рит! Подь сюды! Звонять тута, а не понять, чаво надоть!

– Слушаю, – бойко прозвучало из трубки.

Чуть не заорав от радости, я, старательно изменив голос, сказала:

– Добрый день, из поликлиники беспокоят. Уж извините, беда у нас случилась.

– Чем вам баба Лена помочь может? – усмехнулась Ларионова. – Ей сто лет в обед.

– Карточку мы ее потеряли, – лихо стала врать я, – а врач приказал уколы старухе поставить. Назовите ваш адрес.

Если честно, то мое заявление выглядело совсем не правдоподобным, Рита могла спокойно спросить: «Откуда ж тогда знаете номер, если посеяли историю болезни?» Но девушка мирно отозвалась:

– Это нетрудно, записывайте.

– Дверь нам она сумеет открыть? – осмелела я.

– Так ведь я дома, никуда не собираюсь уходить, – пояснила Рита. – Не переживайте, впущу медсестру.

Ларионова не обманула – створка распахнулась сразу. Только в прихожей стояла не та девочка-подросток с кладбища, а незнакомая мне женщина лет тридцати, с очень бледным лицом и распухшим красным носом.

– Здравствуйте, – чихнула она. – Не бойтесь, это аллергия. Вот скрутило! Пришлось с работы отпрашиваться. Вы медсестра к бабе Лене?

Я сделала круглые глаза.

– Нет, ищу Риту Ларионову.

– Это я, – удивилась собеседница.

– Вы?

– Ну да. А что случилось?

– Вот этот бейджик ваш?

– Мой, – еще более растерянно ответила Рита. – А как он к вам попал?

– Лучше объясните, как он оказался вот тут, в кармане, – прищурилась я и потрясла перед лицом Ларионовой черной курткой.

– Вещь моя, но… – окончательно пришла в изумление Рита. – Ничего не понимаю!

– Хто тама? – прошамкало из коридора, и из темноты появилась древняя бабка, облаченная в бордово-красный байковый халат. На голове старухи сидела абсолютно неуместная шерстяная спортивная шапочка с надписью «Yes».

– Гости у меня, – заорала Рита.

– Хто?

– Ступай в свою комнату.

– Настюша пришла?

– Нет.

– Она зефиру купила?

– Нет, – кричала Рита.

– Чаво? – не успокаивалась старуха.

Ларионова поманила меня рукой.

– Давайте пройдем в мою спальню. Баба Лена противнее репейника, прицепится, не отодрать.

В просторной комнате с двумя окнами Рита сказала:

– Повезло мне с соседями! Видали бабу Лену?

– У вас коммунальная квартира?

– Угу, – мрачно кивнула Рита, – угадали.

– А звонок на двери один.

– Верно, только тут кроме меня такие кадры живут… – завздыхала Ларионова, – бабка почти невменяемая, у нее в мозгах суп-пюре, меня за дочь считает. Иногда, правда, головой потрясет и спрашивает: «Когда ж я тебя родила? От кого?» А затем снова забывает. Настя еще маленькая, мать у нее умерла. Вот они обе – старуха и девчонка – на мне и висят. И нести тяжело, и бросить невозможно. Так где вы мою куртку взяли?

– Нашла, – обтекаемо ответила я, – на кладбище, у могилы.

– Где? – поразилась Рита.

И тут дверь в комнату молодой женщины распахнулась, звонкий голосок вывел:

– Ритуся, ты… – и внезапно затих.

Я ткнула пальцем в застывшую от изумления на пороге девочку.

– Поинтересуйтесь лучше у нее про вашу вещицу.

– Настенька, в чем дело? – воскликнула Рита. – Ничего не понимаю!

– Да все просто, – тихо продолжила я. – Ваша малолетняя соседка сегодня осквернила свежее захоронение – подожгла букеты на могиле Каркиных и бросилась бежать. Я поймала хулиганку, а она, оставив в моих руках верхнюю одежду, умчалась. Наверное, полагала, найти ее невозможно. Наврала, что носит имя Маша Иванова, только в кармане куртки бейджик лежал…

– Меня уже второй день колбасит и трясет, – растерянно пояснила Рита. – Вчера перед тем, как домой с работы идти, я бейдж отцепила и в карман сунула, куртку в прихожей на вешалке оставила. Утром пиджак надела, явилась в магазин и спохватилась: карточки нет… Настя, ты зачем без спроса вещи хапаешь? Я же всегда дам, но просто так брать некрасиво!

Девочка молча смотрела на меня, потом вдруг горько воскликнула:

– Чтоб ты сдохла! – и зарыдала так горько и отчаянно, что у меня защемило сердце.