Огненная Энна Хейл Шеннон
После обмена официальными приветствиями говорили только Джерик и Тиедан, и Энне было непонятно, зачем вообще собрались здесь все остальные. Она вдруг заметила, что не слишком прислушивается к разговору, зато внимательно рассматривает тирианских мужчин и думает о битве на поле под Остекином, об убитых солдатах, о Лейфере. В очаге выстрелило полено, и звук этот был таким же громким и отчетливым, как какое-нибудь слово. Энна почувствовала, что начинает потеть.
Теперь говорил Джерик:
— Думаю, разумно было бы вспомнить, что речь идет не только о землях. Речь о людях. Люди в захваченных вами деревнях и городах — жители Байерна.
— Это сейчас, — ответил Тиедан. — Но когда-то они были тирианцами. И могут снова стать ими.
— Ты этого не знаешь. — Джерик потер глаза. — Ты так говоришь, но у тебя нет доказательств, и ничего такого не помнит мой народ.
Энна не могла понять, почему речь Тиедана кажется такой свирепой: из-за того ли, что он разгневан, или из-за его жесткого произношения.
— Факты существуют не только в памяти. Факты врастают в саму нашу натуру. Посмотри на людей вокруг тебя: все они темноволосы, у большинства темные глаза. Однако дальше на юг Байерна волосы у людей становятся более светлыми, почти как у нас.
— Но, капитан Тиедан, это еще не значит…
Тиедан перебил принца Джерика:
— А как ты расцениваешь то, что мы говорим на одном языке? Я слыхал, что дальше на юг и на восток люди говорят на каких-то варварских языках. Ясно же, что Байерн произошел от Тиры.
«Байерн произошел от Тиры?» Энна нахмурилась и, прищурившись, уставилась на капитана Тиедана, надеясь, что он это заметит.
— Твои слова лишены смысла, капитан. — Джерик явно боролся с гневом. — И даже если бы мы согласились с тем, что когда-то в незапамятные времена наши народы были единым целым, это вовсе не оправдывает учиненную тобой бойню! По правде говоря, в вашем нападении смысла еще меньше.
Тиедан хмыкнул, а потом заговорил низким, раскатистым голосом:
— Но тогда умоляю ответить, господин, как ты оправдаешь резню, которую устроил твой дед в Тире?
Внезапно Энну охватила уверенность в том, что она способна сейчас поджечь весь зал. Деревянная обшивка стен, столы и пол горели бы замечательно… Все эти живые тела и очаг наполняли комнату текучим теплом. Энна могла бы одним движением мысли впустить в себя все это тепло, ощутить, как оно преобразуется, и снова выпустить его… Осознав это, девушка содрогнулась.
Она глубоко вздохнула и сосредоточилась на холодном голосе зимнего ветра, завывающего в трубе очага. Как вообще такая мысль могла прийти ей в голову?
— Если дело только в мести, — сказал Джерик, — так почему бы вам не решить, что вы уже отомстили, и не вернуться домой? Вы убили короля, вы убили огромное множество байернских воинов. Те, кто нападал на вас в прошлом, давно мертвы, и теперь здесь живут их дети. Так оставьте их в покое.
Энна отерла лоб. Столько людей в таком маленьком пространстве, и от каждого исходит тепло… Изи пошевелилась на стуле. Она скрыла свои золотистые волосы под шарфом на манер лесных женщин и сидела, опустив голову. Джерик много раз просил жену не привлекать к себе внимания, опасаясь, что тирианцы опознают в ней ту самую женщину, которая насылала на них ветер во время первого сражения, и начнут охоту за ней. Энна сжала плечо подруги. Изи подняла руку и коснулась пальцев Энны. Ее собственные пальцы были прохладными, и это успокаивало.
— Если единственным вашим условием для заключения мира является передача вам захваченных городов, — продолжал Джерик, — то на это я не могу согласиться. Мы не бросим своих людей. Мы готовы обсудить некий компромисс, но результатом должен стать мир для всего Байерна.
— Я Сайлеф, старший офицер. Позвольте задать вопрос, командир, — заговорил другой тирианец, выступая вперед.
У него были светло-каштановые волосы того же оттенка, что земля в низинах, и держался он уверенно, хотя и скромно. Говорил правильно, однако с легкой надменностью, как будто знал, что его обязательно выслушают. И Тиедан кивнул в ответ на его просьбу.
— Король, — начал Сайлеф, произнеся этот титул без особого уважения, но и без насмешки, — ты говоришь, что встретился с нами ради мира, но прямо перед этими переговорами ты послал свою ведьму для нападения на лагерь тирианцев.
Среди байернцев возникло легкое движение. Джерик посмотрел на Тейлона и на Монулфа, но оба едва заметно покачали головой. Энна всмотрелась в воина, назвавшегося Сайлефом. Он что, был в том шатре во время пурги? Но даже если и так, он не мог запомнить ее лицо.
— Мы ничего об этом не знаем, — сказал Джерик, слегка повысив голос, чтобы заглушить поднявшийся шум. — Нам ничего не известно о нападении прошлой ночью. Если такое случилось, наши люди тут ни при чем.
— Ну как же так, король! — возмутился Сайлеф. — Те, кто участвовал в первом сражении, под Остекином, докладывали о людях, владеющих огнем. Они поджигали одежду на солдатах. И вся земля вокруг горела. — Он повернулся и в упор посмотрел на Энну. Она удивленно моргнула и с трудом устояла на месте. — Возможно, вот эта женщина, которую ты счел нужным включить в состав военного совета, потрудится объяснить, в чем дело?
— Незачем, — ответил Джерик. — Я и сам могу ответить. Да, у нас был человек, обладавший даром огня, но его убили в том сражении. Разве ты видел этой осенью, чтобы мы в сражениях использовали огонь? Он мертв, тот человек, а больше никто не умеет управлять огнем.
Но Сайлеф не отступал:
— Я слыхал истории об огненных ведьмах на юге, в королевстве, именуемом Ясид. Неужели Байерн заключил союз с жителями пустыни, чтобы сокрушить Тиру?
Изи вскинула голову, но Джерик поспешил ответить:
— Я ничего не знаю об огненных ведьмах Ясида.
— Пусть скажет эта женщина, — повторил Сайлеф.
Энна подумала, что он имеет в виду Изи, однако его взгляд не отрывался от ее собственного лица. Девушка вышла из-за стула Изи и выпрямилась, стараясь утихомирить жжение в груди. После слов Сайлефа наступило молчание, и Джерик негромко произнес имя Энны.
— Король говорит правду, — сказала она с подчеркнутым напевным произношением жителей Леса, в противовес четкой речи тирианца. — Вы, ребята, думаете, что это мы, женщины, вызывали огонь, но мы просто наблюдали за битвой с холма. А Лейфер, владевший огнем, находился прямо среди вас. Но потом он и себя самого сжег. Я видела его тело.
Энна чуть не задыхалась от нахлынувших чувств, но держалась спокойно и гордилась этим.
— А другие? — Похоже, капитан полностью сосредоточился на Энне, не замечая больше никого вокруг.
— Мне никогда не приходилось слышать об огненных ведьмах Ясида здесь, в Байерне. Мастер огня Лейфер мертв, и он никого не научил своему искусству. В этом я уверена. — Энна чуть заметно улыбнулась, ловко избежав прямой лжи.
Сайлеф смотрел на нее еще мгновение-другое, и Энна чувствовала, как разгорается ее лицо под его взглядом. Потом он коротко кивнул и отступил на свое место за спиной Тиедана.
Мужчины закончили переговоры, сойдясь лишь на том, что прекратят военные действия на время зимы, и все встали. Энна вздохнула и слегка потянулась, когда тирианские капитаны направились к выходу из зала. Один из них окинул Энну неодобрительным взглядом. Она ответила тем же, надменно вскинув голову. Сайлеф, старший офицер, заметил это и отвел глаза, улыбаясь. Он был красивым мужчиной, куда красивее всех, кого знала Энна. Вообще-то, до сих пор она не задумывалась о том, что именно придает мужчине красоту, но теперь, глядя на тирианского капитана, решила, что поняла это.
Он снова посмотрел на нее, и она дерзко улыбнулась.
Как только последний тирианец оказался за дверью, байернцы заговорили. Совет продолжался, но Энна отчаянно испугалась, что ей придется еще какое-то время оставаться в помещении. Стук копыт коней, уносивших тирианцев, отзывался у нее в животе. В зале как будто не осталось воздуха, от жары нечем стало дышать. Энна побежала к двери и выскочила на улицу.
Она успела увидеть, как последний тирианский всадник миновал городские ворота, и ее словно что-то толкнуло, требуя, чтобы она помчалась за врагами и… и что-нибудь сделала, как-то навредила им, заставила покинуть Байерн. Жаркий пузырь в ее груди пульсировал, кожа горела, как в лихорадке. Энна глубоко вздохнула и отвернулась, позволив холодному зимнему воздуху проникнуть в нее, вытолкать из нее жар…
Когда она вернулась в зал, премьер-министр Тиадаг стучал копьем в деревянный пол:
— Капитаны, министры, женщины! Слушайте короля!
Энна села на свободный стул рядом с Изи и стала слушать начавшееся обсуждение. Джерик перечислял пункты договора, заключенного на этой встрече, и спрашивал капитанов, правильно ли он поступил. Большинство мужчин взмахивали копьями, некоторые стучали ими по деревянному полу, подчеркивая свое искреннее согласие. Если же кто-то начинал неразборчиво бормотать, его просили высказать то, что у него на уме, и сомнения несогласных обсуждались и так или иначе разрешались.
Энне казалось, что огонь трещит громче мужских голосов. Прошло уже около часа, и тепло скопившееся в зале, словно липло к ее коже. Но хотя перед глазами у нее все слегка покачивалось, а жара начала допекать всерьез, Энна была спокойна. Она смотрела в окно, на поля, занесенные снегом, прислушивалась к завываниям ветра в трубе, и ее не мучило желание что-нибудь поджечь.
В результате совет постановил переждать зиму и не нападать на захваченные города. Король и королева должны были вернуться в Столицу, наблюдать за призывом новых воинов и заготовкой припасов и решать мирные проблемы. Под конец состоялось избрание капитана, который должен был руководить тренировками, обороной и слежкой за врагом. Все копья поднялись за Тейлона. Монулф склонил голову в знак согласия. Монулф был старшим капитаном, но это он вел войска в бой на поле под Остекином, а значит именно при его предводительстве был убит король. А должность руководителя требовала, чтобы ее занял человек, не запятнанный ничем подобным.
Тейлон сказал:
— Жаль, что нашего лучшего шпиона мы вынуждены отпустить в Столицу.
— Я все равно бесполезна, — ответила Изи. — На меня в последнее время нельзя положиться. Я не могу сосредоточиться на том, что слышу.
Тейлон уважительно кивнул. Энна покачала головой. Было очень обидно, что в тот момент, когда два государства застыли в неустойчивом равновесии, Изи оказалась не в силах использовать свой дар.
Прежде чем члены совета разошлись, Джерик обернулся к Энне:
— А тебе нечего добавить, горничная королевы?
Энна удивленно моргнула, но тут же в ее голове возникла одна мысль.
— Вообще-то, я слышала, как люди в лагере говорили о предзнаменовании. Не стоит ли и нам руководствоваться военным предсказанием?
— Да, — согласно кивнул один из капитанов. — Давайте посоветуемся с судьбой и узнаем, сражаемся ли мы зря, или можем пожертвовать своими жизнями, получив заверение в победе.
Стук копий о пол прозвучал как тяжелая поступь самой судьбы, хотя Энна и не поняла, почему ей так показалось.
— Совет согласен, — подвел итог Тиадаг. — Пусть король скажет свое слово.
Джерик повернулся к Монулфу:
— Капитан, мне никогда не приходилось делать ничего подобного. Я предоставляю это тебе.
Монулф склонил голову:
— Сражение государств, мужчина против мужчины — таково традиционное военное предсказание. В этом лагере есть крепкие, здоровые пленные тирианцы. Я вызову добровольца. Он в эту ночь будет спать на матрасе и есть вместе со мной. А завтра я выдам ему его собственное оружие и предложу смертельный поединок с одним из наших людей, тоже добровольцем. Результат схватки даст нам возможность заглянуть в наше будущее в войне с Тирой.
— Капитаны, министры, женщины! Ни слова об этом до завтрашнего дня! — сказал Тиадаг. — Потому что знание может повлиять на бойцов и на исход завтрашней схватки. Совет закончен.
Покидая общественное здание, мужчины молчали. У Энны пересохло во рту. Она-то думала, что предсказанием может оказаться какой-нибудь ободряющий знак, что-нибудь такое, что поможет им пережить зиму. И никак не ожидала, что военное предсказание потребует чьей-то смерти.
Хотя капитаны никому ничего не сказали, в лагере ощущалось некое новое напряжение. За те два месяца, что Энна спала под выходящим на юг окном дома городского совета, она каждую ночь слышала то шутливые песенки, доносившиеся из таверны, то серьезные мужские песни о потерянной любви или смерти. Но в эту ночь все умолкло. Ветер приносил лишь голодный треск огня от горевших в лагере костров. И Энне казалось, что одни эти звуки способны воспламенить деревянные ставни.
Глава восьмая
На рассвете мужчины собрались на городской площади. Монулф и еще какой-то человек вбили в твердую землю колья и натянули веревки, устраивая площадку для боя. Увидев это, солдаты начали переговариваться между собой.
Энна вместе Изи и Джериком прошла к огороженной площадке сквозь толпу солдат, которые время от времени хлопали Джерика по спине или касались распущенных золотистых волос Изи. В толпе они миновали Хезел, и Энна невольно нахмурилась. Нет, эта девушка явно не стоила Финна. У нее и тела-то не было, только лицо, волосы да яркие глаза.
Наконец они дошли до пустой площадки, и Энна глубоко вздохнула, чувствуя, как ей становится душно от тепла огромного множества людей.
— Что-то я волнуюсь, — сказала она Изи, прижимая ладонь к желудку. — Как-то это… слишком важно.
— Слишком важно… — Изи сдвинула брови. — Мне это не нравится. Надо было сделать это более скрытно. И тогда, если бы наш боец погиб, армия ничего бы не узнала и у людей не возникло бы мысли, что мы проиграем войну.
— Да какая разница? — возразила Энна. — Результат все равно будет тем же, сколько бы народу ни увидело схватку. Ты что, не веришь, что такие предсказания сбываются?
— Ну… нет.
— О… — произнесла Энна.
Она никогда не встречала людей, которые сомневались бы в разного рода знаках. С самого детства мать учила ее предсказывать погоду по полету диких гусей, а по движению шмелей угадывать, насколько суровой будет наступающая зима. Но возможно, все это имело силу только в Байерне, и потому Изи ничего такого не знала. А вот Энна, глядя на огороженное веревками пространство, чувствовала, как внутри у нее все сжимается и холодеет, и никаких сомнений не испытывала. Конечно, это предсказание не было похоже на все то, чему учила ее мать. Оно означало жизнь по меньшей мере одного человека сегодня и судьбу всего королевства в будущем.
На арену вышел Монулф и вскинул вверх руки, призывая к молчанию. Он медленно повернулся вокруг себя, словно желая взглянуть в глаза каждому из зрителей. И наконец заговорил:
— Кто из нас выйдет сюда и сразится за всех нас?
Наверное, люди думали, что им нужно просто выразить преданность и готовность, потому что сотни солдат сразу подняли копья и закричали: «Я! Я!» Но другие восприняли слова Монулфа куда более серьезно и начали молча проталкиваться к площадке. Один молодой человек нырнул под веревки, опередив остальных. Он выпрямился, держа щит с изображением двух деревьев, и поднял вверх копье.
— Нет! — вскрикнула Энна.
— Я готов, — сказал Финн.
Изи схватила Энну за руку.
— Ох, это же Финн! — прошептала она.
Финн выглядел таким же спокойным, как тогда, когда чистил яблоки или управлял фургоном, отправляясь на рыночную площадь. Оружие было ему не по руке. Ясно было, что это не его меч; пояс спустился низко на бедра Финна, и конец меча царапал землю. Но выражение лица Финна было обычным, это было то самое доброе лицо, которое так хорошо знала Энна. Она почти ждала, что Финн сейчас склонит голову набок и расцветет в широкой заразительной улыбке. Но Рейзо был прав: в Финне появилось нечто иное, серьезное. Может быть, дело было в более плотно сжатых губах или в морщинке поперек лба. Однако, несмотря на всю его серьезность, Энна знала, что Финн совсем не идеальный защитник Байерна. И рукоять меча впервые легла в его ладонь, скорее всего, в тот день, когда Финн пришел в лагерь Джерика, чтобы сражаться на поле под Остекином.
Монулф поднял руку Финна и крикнул в толпу:
— Этот парень представляет Байерн. Теперь приведите тирианца.
Стражники вывели на площадку мужчину в синем мундире. Концы его волос, видневшиеся из-под кожаного шлема, были светлее, чем у большинства жителей Байерна. В руках он держал меч, простой квадратный щит и короткое копье. Энна с облегчением отметила, что Финн выше пленника ростом и немного шире в плечах. Но тирианец был старше лет на десять. Он двигался с беспощадной грацией, а лицо его выражало холодную решимость. Энна не усомнилась в том, что чужак намерен убить Финна как можно быстрее.
При виде тирианца толпа взорвалась оглушительным криком, начиная понимать, что означает эта схватка. Монулф поднял вверх сжатый кулак, приказывая всем замолчать. Дальним зрителям понадобилось некоторое время, чтобы угомониться. Солдаты карабкались на плечи друг другу и на крыши фургонов, забирались на бочонки и на ближайшие крыши, желая увидеть все как следует. Четверо королевских стражей с огромными щитами заняли оборонительную позицию между королем с его свитой и заградительными веревками, и Энна встала на цыпочки, чтобы видеть происходящее. Противники медленно кружили лицом друг к другу, и каждый сжимал свое оружие — дротик или копье. В наступившей тишине было слышно, как их башмаки скребут по земле. Монулф попятился назад, продолжая держать поднятый кулак.
— Ради предсказания исхода нашей войны схватка идет до смерти!
Он резко опустил руку. Толпа снова разразилась криками.
Первым начал бой тирианец. Он посмотрел на Монулфа, словно ожидая еще каких-то указаний. И, все так же глядя в сторону, метнул копье. Финн отбил его щитом. И стремительно ринулся вперед, нанося тирианцу мощные удары дротиком. Тирианец пустил в ход меч. Финн с силой взмахнул рукой снизу вверх, зацепил щит противника концом дротика и вырвал его из руки тирианца. Толпа восторженно закричала. Но тирианец увернулся от направленного на него оружия и выбил дротик из руки Финна. Дротик со звоном покатился по земле.
Теперь оба противника взялись за мечи.
И снова тирианец атаковал первым, а Финн встретил его в центре площадки. Сквозь рев толпы Энна слышала, как звенит сталь. И в общем шуме различала чувства собравшихся здесь людей: гнев, разочарование, возбуждение, страх… Ее собственное сердце жаждало победы, а желудок сжимался от ужаса.
Финн атаковал в ответ, колотя по мечу противника так энергично, словно хотел сломать ему руку. Тирианец сделал выпад, пытаясь достать Финна снизу, и тот отпрыгнул назад, чтобы не получить удар в живот. Теперь Финн вынужден был защищаться, прикрываясь щитом и уходя от атак. Меч тирианца задел ногу юноши, и он открыл рот в беззвучном крике боли. И упал на одно колено, ускользая от следующего удара, потом повернулся вокруг, отражая мечом удары тирианца…
Энна почувствовала себя совершенно беспомощной. Отчего вдруг мир вокруг стал мрачным, как могила? Тирианец с такой силой ударил мечом в щит Финна, что вышиб его из рук парня, и Энна не смогла сдержать крик. У нее было такое ощущение, что она, связанная по рукам и ногам, вынуждена беспомощно наблюдать за тем, как гибнет ее страна. Она видела, как нахмурился Джерик, но знала, что король не остановит схватку, позволит ей дойти до конца и примет результат как должное. Изи наклонила голову и закрыла глаза. Она явно услышала достаточно от ветра и не хотела смотреть на происходящее.
«Пожалуйста, — мысленно взмолилась Энна. — Пожалуйста, Финн!..»
Тирианец сражался с яростью обреченного, он рычал и плевался. А на лице Финна почти ничего не отражалось. Его колено слегка кровоточило, и еще у него была рана на обнаженной руке, там, где ее задел вырванный у него щит. Грудь Финна тяжело вздымалась, но он продолжал неустанно атаковать.
«Он такой упорный», — подумала Энна.
Ей вдруг вспомнилось, как Финн приходил к ней сразу после смерти ее матери. Куры тогда вырвались из своей загородки, а Энна была слишком расстроена, чтобы искать их. Финн прочесал весь Лес и вернулся через несколько часов, увы, лишь с охапкой слипшихся перьев в руках. Он плакал по курам… Нет, поняла вдруг девушка, он плакал из-за нее, Энны, из-за того, что был вынужден принести ей куриные трупики сразу после смерти ее матери, из-за того, что не сумел помочь, из-за того, что понимал, какая печаль терзала Энну…
Финн продолжал сражаться, но в криках толпы прорезалась тревога. Солдаты скорее умоляли, чем подбадривали. Кое-кто даже закрыл лицо руками. Быстрым и отчаянным движением Финн упал на колени под пронесшимся над его головой мечом и задел своим оружием бок противника. Толпа опять взревела, но тирианец вопреки ожиданиям не согнулся от боли, позволяя Финну снова подняться на ноги, а продолжал отчаянно работать мечом и наконец выбил оружие из руки противника.
Толпа ахнула. Финн снова уклонился от удара, но теперь он оказался совершенно безоружным. «Нет, — слышалось из толпы. — Нет, нет, только не мы…» Финн попытался добраться до упавшего копья, но тирианец успел преградить ему дорогу. Финн оказался прижат к веревке, и у него не было пространства для маневра. Тирианец неумолимо приближался. Финн стоял на кончиках пальцев, раскинув руки, его лицо было ужасающе спокойным. Кровь стекала по его лбу и падала на холодную землю. Энна подумала, что могла бы уловить тепло Финна. Несмотря на сотни людей вокруг, она слышала, как ее собственное сердце отбивает ритм, отдающийся в ушах. Это было нечто вроде заклинания: «Сделай что-нибудь, сделай это, сожги это, сожги, сожги…»
Тирианец бросился вперед. Финн упал на спину и изо всех сил ударил врага ногами в живот. Тирианец отлетел назад, но быстро восстановил равновесие, и его меч начал описывать дугу по направлению к груди Финна…
Для Энны это последнее движение как будто замедлилось, взмах меча тирианца прочертил в воздухе дорожку из множества мечей, и исход стал ясен еще до того, как он наступил. Враг, крепко стоящий на ногах, и Финн, добрый, безобидный Финн, лежащий на земле… А ведь ей только и нужно было, что собраться и толкнуть. Так просто. Такое маленькое движение. И так много тепла наготове, застывшего вокруг нее в зимнем воздухе. В это затянувшееся мгновение у нее в голове пронеслось множество мыслей. Она может помочь. Но не должна. Она поклялась, что не станет этого делать. Но если не сделает — Финн умрет, и не только Финн, а и вся война будет проиграна, согласно предсказанию…
И она это сделала. Тепло ожидало, окружив ее. Энна втянула его в грудь с едва слышным болезненным вскриком, а потом послала жар в меч тирианца, точно в железную рукоятку.
Тирианец пошатнулся, его рука дрогнула, и меч лишь скользнул по плечу Финна. Юноша схватил тирианца за рубаху и с силой ударил лбом в нос противника. Тирианец выронил меч и отшатнулся, его лицо залилось кровью. Финн, все еще лежа на земле, схватил упавшее копье и метнул его. Металлический наконечник поразил противника в бок и сбил его с ног. Толпа замерла. Энна слышала тяжелое дыхание тирианца. Финн встал, бросился к своему щиту и надел ремень на окровавленную руку. Потом подобрал свой меч. Медленно, не торжествуя и не испытывая страха, Финн направился к упавшему врагу, взмахнул мечом и опустил лезвие на шею тирианца.
Толпа словно взорвалась. Мужчины обнимались и плакали, они сорвали веревки, ограждавшие площадку, и налетели на Финна, целуя его и похлопывая по спине. Стражники мигом окружили короля и его приближенных, подняв щиты навстречу обезумевшей толпе, но они и сами ликовали.
Монулф очутился рядом с Джериком:
— Мы получили ответ, господин. Мы будем сражаться так же отважно, как этот лесной парень, и победим.
Энна прижимала ладонь ко рту. Девушка и не заметила, как ее рука сама взлетела вверх. Попытка сдержать крик? Или скрыть что-то еще? Энна мысленно снова и снова просматривала последние мгновения схватки: Финн падает, тирианец разворачивается, нападает, потом вздрагивает… В глазах зрителей это должно было выглядеть как простая потеря равновесия, из-за которой меч не попал в цель, а Финн воспользовался моментом и атаковал. И вряд ли во всеобщем смятении кто-то заметил, что обтянутая кожей рукоятка меча тирианца вдруг испустила тоненькую струйку серого дыма.
Но облегчения Энна не испытывала. Она чувствовала, что Изи внимательно смотрит на нее.
— Энна, что случилось?
— Мы… Ты о чем? Мы победили, Изи. Финн справился.
— Энна… — Изи покачала головой. — Неужели то, что произошло…
— Нет.
Энна отвела взгляд и медленно вздохнула. Ей нужно было остаться в одиночестве, нужно было время для того, чтобы подумать о содеянном и о том, что ей делать дальше. В тот момент, когда Энна вмешалась в схватку, она как бы дала обещание, взяла на себя молчаливое обязательство перед всеми байернцами. На той площадке не только Финн представлял армию Байерна — Энна добавила к его силам свой огонь. Без ее помощи Финна могли убить, и судьба королевства была бы предопределена. Энна чувствовала, что если она теперь откажется сражаться, то тем самым отдаст свою страну Тире.
Девушка медленно подняла голову, посмотрела в глаза Изи, стараясь не моргать, и приготовилась впервые солгать своей лучшей подруге.
— Ничего не произошло, — сказала она, — кроме того, что Финн только что победил, и мы должны этому радоваться. Я, пожалуй, пойду… а тебе лучше побыть с Джериком.
Еле вырвавшись из людской толчеи, Энна побежала по центральной улице к восточной части города.
— Что случилось? — спросили ее стражники, когда она проходила через ворота.
— Военное предсказание… наш парень победил тирианца.
Стражники у ворот восторженно взвыли, а Энна промчалась мимо них, спеша в замерзшие поля, туда, где уходил вниз длинный склон и ее не могли увидеть из города.
— Ты все-таки это сделала, Энна-девочка…
Она плюхнулась на землю и откинулась назад, глядя в небо, в зимнюю синеву, запятнанную враждебными облаками. Солнечный свет, отражаясь от снега, обжигал глаза, и Энна моргнула, прогоняя едкие слезы. Она снова и снова мысленно повторяла пророчество, видела падение Финна, ощущала свое вмешательство. Предсказание было предельно ясным: с ее помощью армия Байерна победит, а без нее их ждет поражение.
— О-ох! — безнадежно выкрикнула Энна.
Она встала и вцепилась в волосы. Все было не так; она поступила неправильно. Она обещала никогда больше не пользоваться огнем, а теперь еще и солгала Изи… Но иначе Финн был бы убит, а предсказание оказалось бы в пользу Тиры. У Энны просто не было выбора.
Девушка повернулась лицом на юго-восток. Тира. Захваченные города. В последнее время она всегда точно знала, где находится юго-восток, даже ночью, даже с закрытыми глазами. Она ощущала врагов на родных землях как нечто огромное, тяжелое. И теперь, когда она смотрела на юго-восток, в ней созрело простое и уверенное решение — сражаться, и все сразу встало на свои места, обрело смысл: самопожертвование Лейфера, попавший в ее руки пергамент, предсказание — все события, которые привели ее к единственно возможному выбору. Она должна спасти Байерн.
Глава девятая
Большую часть этой ночи Энна лежала без сна, глядя на потолочные балки дома городского совета и думая о Лейфере. Если она хочет добиться успеха, она не должна повторять его ошибки. Энна перебирала в уме то, что Лейфер мог сделать неправильно: рассказал другим об огне, использовал огонь против сестры в момент вспышки гнева, а на поле боя разжег его слишком много раз подряд.
— Ну и ладно, — прошептала она так тихо, что сама едва расслышала. — Я не расскажу об этом ни единой душе, никогда не буду жечь живых людей и стану пользоваться огнем понемножку, по чуть-чуть зараз. Я клянусь в этом, Лейфер, я клянусь.
Энна надеялась, что благодаря этим предосторожностям не кончит свои дни, сгорев на поле сражения, да и вообще она будет сражаться не так, как Лейфер. Вспоминая тирианский шатер под снегопадом, Энна решила, что тайные нападения послужат делу так же хорошо, как и грандиозное огненное представление. Она станет мышкой, которая способна повалить дуб, потихоньку подгрызая его.
Женщина, спавшая рядом с ней, громко всхрапнула. Энна улыбнулась, представив, что это Хезел.
Весь день она провела в тревоге, ожидая вечера. Изи была чем-то занята с Джериком, Рейзо и Финн тренировались в своих сотнях, а домашние дела нагоняли на Энну скуку, ведь ее ждало нечто важное. Не зная, куда девать время, она принялась размышлять о том, что ей делать с пергаментом. Прятать его под кроватью было небезопасно. Но закопать его она не могла: земля замерзла, и, кроме того, Лейфер ведь нашел его под елью. Возможно, давным-давно кто-то вроде Энны зарыл его там, чтобы спрятать, а значит кто-нибудь вроде Лейфера может снова его найти.
Поэтому Энна забралась в уголок в мастерской дубильщика, распорола подол юбки и зашила в нее пергамент. Она прочитала его столько раз, что каждая фраза впечаталась в память, но что, если он снова ей понадобится? Она боялась уничтожать его и боялась потерять, по крайней мере до того, как закончится война и исполнится ее часть предсказания.
На закате Энна села в седло и поскакала к ближайшему захваченному врагом городу — Айболду.
Темно-серая кобыла Мерри была подобна призраку на фоне ночного пейзажа. Легкий снегопад, не прекращавшийся с самого утра, смягчил леденящий воздух. Зима казалась мягкой, сонной.
— Я ненадолго, — пообещала Энна кобыле, привязывая ее к дереву.
Ей хотелось найти общий язык с этой кобылой, говорить с ней, как Изи говорила со своей лошадью. Если бы она могла попросить Мерри вести себя тихо, то, наверное, оставила бы ее где-нибудь поближе. Это ведь немалая выгода — иметь под рукой животное, впитывать его тепло для выполнения своей задачи.
Энна с сожалением погладила кобылу по бархатной морде и оставила ее в темноте.
В последнем донесении разведчиков говорилось, что лагерь тирианцев раскинулся от опушки леса на северо-востоке до захваченного Айболда. Для Энны, подбиравшейся к врагу, лес обеспечивал неплохое прикрытие и нечто вроде защитной зоны, и она держалась в его тени, двигаясь от дерева к дереву. Небольшие снежные сугробы мягко поскрипывали под ногами. Энна радовалась тому, что ночь выдалась не очень холодной и снег не покрылся настом, иначе бы его громкий хруст выдал ее присутствие.
Она ощущала все живое вокруг себя. Она чувствовала его тепло: тепло деревьев, тепло зверей, спящих в норах под землей. Даже корни замерзшей травы были живы, и они испускали тоненькие струйки тепла. Энна чувствовала все гораздо сильнее, чем поначалу, и знала, что в любой момент может собрать это тепло в себя. Мысль о том, что она наконец может выпустить огонь на свободу, возбуждала.
Энна почувствовала тепло лагеря задолго до того, как увидела его. Деревья и растения испускали так мало тепла по сравнению с ним, их сонная, уравновешенная жизнь, медленный рост были едва заметны. Но животные, и в особенности люди, выбрасывали целые фонтаны тепла, от их тел истекали волны и потоки, как будто они готовы были вспыхнуть. И этот живой огонь представлял собой могучий, ровный источник. В такой близи от людей и костров вся опушка леса словно пульсировала теплом.
Энна прислонилась к ели и сконцентрировалась на окружающих ее потоках, готовясь впитать их в себя. Однако у нее ничего не вышло. Закрыв глаза, она собралась и сделала новую попытку. Но ее собственное тяжелое дыхание казалось таким громким, что она не могла сосредоточиться на тепле, касавшемся ее кожи. Энна опустила голову, поняв, что все ее возбуждение угасло, а желудок ноет и неприятно сжимается. Она слишком долго сопротивлялась. Той ночью во время снежной бури и в момент военного предсказания она действовала инстинктивно, чтобы спастись самой и спасти Финна. А теперь ей нужно было сознательно сделать выбор и впустить в себя жар, и это казалось таким же невозможным, как посмотреть вниз с края утеса и заставить себя шагнуть вперед.
Где-то поблизости хрустнула ветка.
Энна прижалась к дереву и замерла. Это могли быть солдаты, шедшие в ее сторону, или же ветка сама треснула от мороза. Девушка напрягла слух, уткнувшись лицом в ворот плаща, чтобы спрятать пар дыхания. Вокруг было тихо.
Сердце подпрыгнуло у нее в груди, напоминая, зачем она забралась так далеко и что должна сделать. Где-то поблизости слышался гул ветра, треплющего шатер. Несколько мгновений Энна наблюдала за шатром, пытаясь понять, есть ли в нем кто-нибудь. Но никто не входил и не выходил, и внутри не горел фонарь. Похоже, это была безопасная цель. На этот раз Энна сдержала дыхание и закрыла глаза. Тепло плыло совсем рядом, оно манило… Пора отбросить все страхи!
Энна глубоко вздохнула и заговорила с теплом, прильнувшим к ее коже, пригласила его впитаться в нее. Глаза девушки открылись, ее голос от нестерпимого жара сорвался в приглушенный крик. Уставившись в пространство перед собой, туда, где стоял шатер, Энна ощутила облегчение и услышала, как огонь ударился в ткань. В лагере раздались крики.
И тут рядом свистнуло что-то очень похожее на стрелу. Энна упала на четвереньки и поползла прочь, потом в ужасе вскочила и бросилась бежать со всех ног.
— Все хорошо, все хорошо, — твердила она, прыгая в седло и пуская Мерри в галоп.
Они выбрались из айболдского леса, и никто их не преследовал.
Обратная дорога до Остекина заняла остаток ночи до самого рассвета. Это была странная и долгая поездка, когда нечего было бояться и нечего ждать, потому что тепло осталось позади. Все вокруг застыло. Копыта лошади стучали по заледеневшей земле, от ее дыхания в воздух поднимался серебристый туман, сам воздух вокруг словно отвердел от холода в темноте, и Энне казалось, что его можно разбить палкой.
Она и сама чувствовала себя заледеневшей. Огонь, созданный ею, мгновенно покинул ее, унеся тепло, которое она только что научилась ощущать. Еще более странной была пустота в груди, и некоторое время Энна не чувствовала ничего сильнее, чем эта болезненная пустота, скрывавшаяся так глубоко, что до нее было не дотянуться. Но ее не покидало и воспоминание о том, как стремительно впитывалось в нее тепло, как оно разгоралось и вырывалось на свободу, превратившись в огонь… Это было изумительно. Нестерпимо прекрасно. Чудесно.
До Остекина Энна добралась к рассвету, тусклому и облачному. Одним из стражей, стоявших у восточных ворот, оказался на этот раз Рейзо.
— Энна-девочка, куда это ты ездила?
— На разведку, — ответила она.
Двое других стражников переглянулись. Рейзо удивленно вскинул голову:
— Что, Тейлон взял тебя в разведчики?
— Возможно.
Энна все еще ощущала вибрацию пролетевшей стрелы как ледяную точку на горле. После долгой верховой поездки по морозу девушке казалось, что некая частица ее самой осталась где-то в лесу или на темных полях. Она чуть наклонилась и погладила лошадь по шее — только эта кобыла и была настоящей реальностью во всем холодном темном мире.
— Ну же, госпожа курятница, ты ведь знаешь, что должна отвечать на вопросы стражи, когда въезжаешь в военный лагерь.
— Тейлон сказал, что… — Энна притворилась смущенной, как будто сболтнула лишнее. — Ох, я не должна ничего говорить.
Конюх забрал Мерри и увел в конюшню. Энна обхватила себя руками и пошла в город, не оглянувшись на Рейзо. Лучше было солгать, чем нарушить данное обещание держать все в тайне. Но прямо сейчас, когда Энна замерзла, устала и осталась одна, подобная мудрость что-то не слишком утешала.
Энна проспала почти весь день, вертясь с боку на бок; ей все снилось, что она ужасно измучена, но не может заснуть. Пробудилась она, лишь когда дневной свет уже сиял зимним золотом, обещая, что вечер будет куда лучше дня. Рядом с ее кроватью сидела Изи с кружкой в руках. При виде подруги с Энны как будто свалилась некая тяжесть, а горло сдавило, словно она пыталась удержать слезы.
— Доброе утро, — с улыбкой сказала Изи и протянула Энне кружку. — Мятный чай. Правда, горячим он был час назад, но, может быть, он тебе все равно понравится.
Энна выпила все залпом, не сводя с Изи глаз и гадая, что у той на уме и что сказать ей, если Изи задаст вопрос. Неужели придется лгать? Или можно всем поделиться с Изи и надеяться, что она поймет? Пепел, оставшийся от какого-то маленького шатра, теперь казался ерундой, а вот тяжесть военного предсказания давила на грудь Энны, как камень.
— Спасибо, — сказала Энна.
— Ты что, заболела?
Энна кивнула. Она действительно чувствовала себя больной и уставшей, промерзшей насквозь. В ее груди вспыхнуло воспоминание: прикосновение тепла, вырвавшийся огонь… Энна содрогнулась.
Изи нахмурилась:
— Ветер… он теперь видит тебя как-то иначе. Я подумала, что ты заболела. Тебе нужен отдых. Через три дня мы отправимся обратно в Столицу.
— Я не могу ехать, — убежденно произнесла Энна, не успев подумать.
Изи приложила ладонь ко лбу подруги:
— Значит, ты так сильно больна?
— Нет. — Энна отвернулась и посмотрела в окно. Она не может покинуть Остекин и фронтовую линию, пока не исполнит свою роль. Прошлой ночи явно недостаточно для того, чтобы выиграть войну. — Я не могу уехать отсюда так быстро… почти сразу после гибели Лейфера.
— Ты хочешь остаться, потому что до сих пор горюешь?
Энна заморгала и ответила:
— Да.
Лгать Изи было все равно что совершать нечто необратимое, столь же важное, как чтение того пергамента или первое создание огня. Чтобы облегчить чувство вины, Энна все три дня почти не отходила от Изи, энергично защищая подругу от надоедливых министров и солдат, даже когда в том не было особой необходимости.
Было так странно утаивать что-то от Изи. Тайна словно повисла между подругами, понемногу отдаляя их друг от друга. Иногда Энна так отчетливо думала о невысказанном, что просто не могла поверить, что Изи до сих пор ничего не знает. Особенно остро она ощущала это в то утро, когда стояла рядом с Альвадо, помогая Изи сесть в седло, прощалась с подругой и смотрела, как Изи и Джерик скачут на север. А потом она снова повернулась лицом на юг. В ту же ночь Энна опять поскакала к Айболду, подожгла еще один шатер и ускользнула задолго до наступления утра.
Всю следующую неделю Энна приходила в зал дома городского совета, когда Тейлон собирал там своих разведчиков для отчета. Она подметала пол, смазывала маслом петли ставен, чинила рубахи. Через несколько дней после своего второго нападения Энна долго стояла у очага, вороша угли и нетерпеливо ожидая от разведчиков весточки о своих поджогах. Но ничего не происходило. Тирианская армия прочно стояла на землях Байерна, пережидая зиму.
Тейлон отпустил своих людей, и Энна резко обернулась.
— Как там дела в Айболде? — спросила она.
Тейлона явно удивил ее вопрос, хотя на его лице редко отражались какие-либо чувства. Кое-кто из уходивших разведчиков остановился и посмотрел на Энну. Среди них был и Рейзо.
— Почему ты об этом спрашиваешь, девица Энна? — поинтересовался Тейлон.
Энна пожала плечами:
— Они так близко… Я не слышала, чтобы вы о них упоминали, но ведь должны же быть какие-то сведения.
— Из Айболда у нас нет сообщений, — ответил Тейлон. — Спасибо, что проявила интерес.
Энна с горящими щеками вышла из здания. Ни слова. Неужели ее поджоги не принесли никакого результата? Этой ночью она должна вернуться туда и найти способ проникнуть в лагерь.
На этот раз Энна подобралась к Айболду с востока, через открытые поля, предполагая, что лес теперь хорошо охраняется. Она оставила лошадь в зарослях боярышника и осторожно направилась через застывшую пустошь. Луна скрывалась за облаками, и единственным светом был тот, что исходил от лагерных костров по другую сторону поля. Энна почувствовала, что с нетерпением ждет момента, когда разожжет огонь в ночи. Это предвкушение почти пересилило страх.
Она подошла к краю лагеря и увидела силуэты караульных с копьями в руках. За их спинами белые шатры сияли в свете костров, как окна. Энна остановилась, легла на землю и подползла ближе. Ее дыхание стало прерывистым. Руки пощипывало от холода, они почти онемели от соприкосновения с мерзлой землей.
В зимнем холоде было совсем нетрудно собрать тепло, исходившее от лагеря длинными прядями, похожими на волокна чесаного льна. Энна подтянула к себе и то тепло, что текло от живых существ, заснувших на зиму, и одно такое свернувшееся в клубок тельце она ощутила совсем рядом, под землей. Энна не забирала тепло напрямую у живых существ, она просто улавливала то, что естественным образом покидало их и витало в воздухе, никому не нужное.
Примерно в сотне шагов от ближайшего стражника Энна остановилась и окинула взглядом периметр лагеря. Караульные стояли через каждые двадцать шагов. Невозможно было проникнуть внутрь, оставшись незамеченной. Энна поняла, что было очень глупо являться сюда, не придумав какой-то запасной план, и, разочарованная, начала отползать назад.
Но у нее вдруг задрожали руки и ноги, и она распласталась на земле, оцарапав щеку. Девушка еще раз попробовала собраться и двинуться в обратную сторону — и снова растянулась на земле без сил. Собственное дыхание обжигало ей лицо, Энна чувствовала себя совершенно беспомощной, как во сне, когда пытаешься бежать, но не можешь двинуться с места.
«Да что со мной такое? — со злостью подумала она. — Просто двигайся назад, и все!»
Но вместо этого она снова посмотрела на лагерь. Тирианцы, прячущиеся в тепле своих шатров, так уютно чувствовали себя на земле Байерна, они на всю зиму были избавлены от страха нападения. А ее сила, предсказание — все будет бесполезным, если она не начнет действовать.
«Проделать такой путь и ничего не поджечь?»
Желание сотворить огонь набросилось на нее, острое, как лезвие топора, и Энна поморщилась. Выгнать из головы эту мысль казалось невозможным. Чем дольше она таилась у вражеского лагеря, мучаясь сомнениями, тем сильнее ее тело наполняла кипящая, бурлящая боль.
— Ладно, — прошептала Энна.
И в то же самое мгновение она почувствовала, как внутри у нее все напряглось, будто устремляясь к чему-то, а желание испустить огонь вырвалось из-под контроля.
Взгляд Энны остановился на горе бочонков. Она собрала тепло, мягкое и скользкое, как масло, ощутила, как оно меняется у нее внутри, и отправила его к цели. И огонь остался доволен, взорвав бочки.
Как только тепло ушло, а ночь наполнилась оглушительными криками, Энну пробрала дрожь. Девушка поползла назад, прижимаясь к земле. Очутившись за небольшим холмом, она вскочила и побежала. И сразу же услышала за спиной шаги, а потом и голос, резкий и властный:
— Стой, или я проткну тебя копьем!
Энна остановилась, содрогнувшись при мысли о копье. Она истратила все собранное тепло на те бочонки. Она была безоружна. А человек приближался.
Читать бесплатно другие книги:
