Реконструкторы (сборник) Скоробогатов Андрей

Глава 3

Очнувшись, Игорь некоторое время лежал с закрытыми глазами. Жесткий войлок покалывал тело. В открытом окне выше над головой слышалось шуршание листвы, лай собак вдалеке.

Даже с закрытыми глазами Игорь чувствовал заливающий мир яркий солнечный свет. Внезапно его заслонил темный силуэт, и на лицо брызнули холодной водой. Вздрогнув и выругавшись, Игорь поднял веки, затем автоматически попытался сесть – в груди резко кольнуло. Непроизвольно застонав, рекон зажмурился и снова откинулся на спину.

Над ним прозвучал звонкий девичий голос, говоривший что-то на незнакомом языке. Впрочем, настолько ли незнакомом? Отдельные слова показались Игорю на удивление понятными.

Вторично открыв глаза, Игорь узрел перед собой чернявую девицу со стянутыми хвостом угольно-черными волосами и темной, почти шоколадного цвета кожей. На первый взгляд девушка казалась необычайно загорелой азиаткой или даже негритянкой, однако черты лица её, правильные и прямые, словно скопированные с античных статуй, были вполне европейскими. В руках «негроидная арийка» сжимала металлический ковш.

Во всем облике девушки сквозило нечто … необычайное, однако Игорь не мог объяснить что именно, кроме внешности, кожи и черт лица: греческий подбородок и нос дополняли широкие скулы, и весьма странным казался разрез огромных, широких глаз. Общая смуглокожесть также наводила на размышления.

Несмотря на странную внешность, девица была удивительно миловидна. Привлекательный образ её усиливала несколько необычная одежда. На девушке красовался очень узкий жилет, едва прикрывавший весьма крупную для тонкой талии грудь, и юбка, доходящая до щиколоток. Юбку рассекал длинный разрез, из которого выглядывало кофейного цвета бедро. Ткани одежды были насыщенного, ярко-алого цвета.

– Arrayven, ich nayv, – повторила невидимая девушка, – gut Gersen farmant[4].

Больной открыл рот, чтобы что-то сказать, и тут сообразил, на каком языке говорят. В педагогическом Игорь учился на лингвиста скандинавских языков, но кроме основного курса зубрил самостоятельно различные атлантические диалекты странников-норманнов, которые находил интересными для самообразования.

На удаленных островах и уголках суши, куда дикие викинги добирались через седой океан на утлых суденышках, процветала целая языковая палитра, которую при некотором желании можно было назвать подлинным лингвистическим антиквариатом. В частности, Игоря волновали так называемые «Lengmily», использовавшийся когда-то в Исландии, «Harmily», процветавший в свое время на Оркнейях, Шетланде и Фаррерском архипелаге, а также знаменитый и проживший до наших дней «Flandmarol», жестокий, насыщенный нецензурными оборотами и оскорбляющей богов бранью «жаргон рыбаков», используемый северными разбойниками и китобоями.

«Гранит науки» давался Игорю легко, если дело касалось языков, истории, географии, литературы и не затрагивало такие сферы, как математика или физика. Изучению скандинавской лингвистики и культуры способствовали также участие в движении реконструкторов и увлечение тяжёлой музыкой, да и вообще, ярко выраженный гуманитарный склад игоревого ума. Игорь мечтал стать филологом, переводчиком, возможно даже дипломатом, собирался по окончании университета обязательно посетить страны Скандинавии, чтобы пообщаться с «носителями» и познакомиться, так сказать, с предметом изучения непосредственно. Однако… никогда не думал, что владение мертвыми диалектами может понадобиться столь скоро и в столь своеобразных обстоятельствах.

Ибо он понял, что сказала ему девица.

«Arrayven», – означало «живой», насколько он смог уловить. А «Gersen farmant», по всей видимости, «Герсен лечил». Значение слова «герсен» Игорь определить не мог, возможно, это было имя, или одно из названий местного медицинского персонала. Как бы там ни было, общий смысл фразы, оказался рекону доступен и он, пораженный только что сделанным открытием, автоматически воздел руки в универсальном дипломатическом жесте – вверх, раскрытыми ладонями в сторону собеседника.

Жест значил: «Мир. Я безоружен».

Девица премило улыбнулась и кивнула, прикрыв глаза. Было видно, что она поняла этот «жест миролюбия». Смуглянка кинула ему полотенце, поставила ковшик на стоящую рядом тумбу, сказала: «Waiter!»[5] и вышла.

Вытерев влажные грудь и лицо, путешественник осмотрелся.

Он лежал на металлической кушетке в небольшой узкой комнате, стены которой были оклеены светло-красной бумагой с серыми и черными полосами. С потолка смотрели грубые деревянные балки.

Потолок, двери, плинтус, и доски пола покрывала кроваво-красная краска одного тона с тем лишь отличием, что на полу эмаль уже сильно истёрлась человеческими ногами. Игорь отметил, что с красным цветом в убранстве наблюдается некоторый перебор.

Кроме дощатой кушетки, судя по жесткости, застеленной тонким матрасом и ветхой простыней, в комнате находились длинный стол, стулья, стоящие у стола и вдоль стен, небольшой платяной шкаф, тумба и несколько книжных полок. Часть комнаты, наиболее удаленная от двери, отгораживалась также деревянной стойкой и шторой. Возможно, заключил Игорь, то была раздевалка.

Свет заливал комнату через широкие прямоугольные с небольшими форточками в верхних углах. Форточки закрывали старые от грязи москитные сетки, приклеенные или прибитые к раме гвоздями…

Глядя на сеть, Игорь неожиданно вспомнил вчерашний день. В мозгу запрыгали хаотические картинки.

Кушетка, красно-серая комната, сексуальная смуглянка, говорящая по-исландски, могли каким-то фантастическим образом оказаться лагерем спасателей, экологов, туристов, охотников, иностранных реконов, наконец, – то есть чем-то связанным с его прошлой жизнью.

Но только не то, с чем он столкнулся вчера. Разумеется, если это не было бредом.

Нахмурившись, Игорь стал восстанавливать прошлое в памяти.

Расставшись с Семеном, он отправился по дороге. Картинки этого куска времени проявлялись довольно смутно, возможно, сказывались усталость, голод и некоторое раздражение, с которыми викинг Игар оставлял единственного спутника. Хотя он искреннее сочувствовал Семёну, но одновременно злился на случайного товарища: кто же отправляется на реконструкторский конвент в плохо подобранных сапогах?..

Крепкие ноги самого Игоря уверенно маршировали по влажной дороге, усталость и голод уже давали о себе знать, и чем дальше Игорь удалялся от моста, на котором оставил Семена, тем больше жалел о принятом решении. Оставить единственного товарища казалось сейчас глупостью. Впрочем, успокаивал он себя, ровно через час он повернёт назад, вернётся к товарищу, а дальше они подумают, что делать.

Пройдя очередной поворот, Игорь увидел развилку. Красная дорога делилась здесь надвое. На стыке дорог стоял столб с указателем. Обрадованный Игорь бросился к нему, чтобы прочитать, но на тонкой деревянной дощечке была только странная цифра «9» и стрелка.

Ни названий пунктов, ни расстояний, только украшенная необычной завитушкой девятка. Красноречие столбовой надписи окончательно вывело Игоря из себя. Одна полоса дороги заворачивала на северо-запад. Теоретически – на Дегтярск. Вторая уводила к югу, в совершенно неизвестном для Игоря направлении. Достав карту, рекон только сплюнул. Дорога, по которой он шел, никак не стыковалась с географией, нарисованной на бумаге. Выбрав направление «на Дегтярск» и всё ещё на что-то надеясь, Игорь быстрым шагом двинулся на северо-запад.

Но когда отведённое им самим на движением время подошло к концу Игорь прошёл километров шесть-семь в выбранную сторону – а двигался он быстро – и почти окончательно пришёл к выводу, что никакого Дегтярска здесь нет, а вокруг – творится полная чертовщина.

Прежде всего, за этот час он не встретил совершенно никаких признаков цивилизации, кроме столба, что было невозможно, если считать, что они находились в окрестностях крупного современного города. Телефон по-прежнему упорно молчал. Однако это были только цветочки по сравнению с открытием, которое ждало Игоря впереди.

Когда наступил момент поворачивать назад, Игорь сбавил темп, ещё раз внимательно осмотрелся и при этом взглянул на небо. Увиденное едва не свалило «викинга» с ног.

Как и всякий современный человек, привыкнув к обыденности своего существования, Игорь очень редко смотрел в небеса, особенно днём. Солнце, которое он увидел сквозь расступившиеся тучи, не только не поменяло своего положения после полудня, который давно уже миновал, но и решительно увеличилось в размерах! Гигантское солнечное пятно, в десятки раз больше привычного земного светила, исторгало ослепительные лучи, находясь почти прямо над головой, в зените, и занимая добрую четверть неба. У большинства деревьев и у самого Игоря практически не было тени, вернее, тени имелись, но размытые, с нечеткой границей, будто размазанной на картине водой.

«Викингу» стало плохо. Осознание «иномирности» теперь стало очевидным. Как ни крути, «славянин» Семен, которого викинг безосновательно обругал и оставил одного в неизвестном мире, оказался полностью прав.

Они с Семёном действительно… куда-то провалились.

Хотя в своё время Игорь достаточно читал фантастики, в споре с Семёном широта взгляда на мир, которую неизбежно формирует этот вид литературы, не сработала. Тем не менее, в данную минуту «викинг» уже вполне допускал саму идею переноса из мира в мир. Но, несмотря на явную книжную увлекательность подобных сюжетов, сейчас он чувствовал только холодный, совершенно спокойный, логичный, расчетливый, облепляющий не душу – а хуже! – сам разум, страх. Дело в том, что в отличие от многих любителей авантюрного фантастического чтива, Игорь вполне отдавал себе отчет, что любой так называемый «иной мир», не говоря уже о прошлом родной Земли, являет собой отнюдь не романтическую сказку с благородными рыцарями, коварными злодеями, мудрыми королями и прекрасными дамами. Реальная история была куда более прозаична и жестока. В мире викингов и славян, если уж на то пошло, и его и Семена ждала единственная логичная участь – «холоп» у славян и «трэль» у варягов. Раб! Третьего история не предусматривала.

В совершенном отчаянии несчастный лингвист повернул назад к «славянину» Семену, как вдруг услышал звонкое цоканье и металлический перезвон.

На мгновение Игорь застыл, а в следующую секунду его охватила паника. Он сегодня долго искал людей, но, впервые за долгие часы услышав связанные с человеком звуки, вдруг испугался. Рослый и смелый парень, он был ничем в новом мире, вернее мир вокруг мог оказаться каким угодно! Один в незнакомом лесу, в нелепом викинговском костюме, шокированный происходящими вокруг необъяснимыми явлениями, молодой человек вдруг почувствовал, что сердце готово выпрыгнуть из груди.

Она несколько замешкался, не зная, как лучше поступить – прятаться или дождаться появления источника звуков, но пока колебался, из-за деревьев, скрывающих очередной поворот, показались всадники. В первые же секунды «викинг» насчитал трех верховых, ехавших по тесной дороге вряд – на всю ширину. За ними следовал ещё одна троица, затем ещё – всего человек двадцать.

Заметив Игоря, тройка «передовых» дружно гикнула, будто ожидала появления незнакомца, и пришпорила лошадей. Они понеслись на него, стремительно набирая скорость.

Во рту стало кисло. Проглотив возникший в горле комок, Игорь подавил желание бежать, вспыхнувшее в пятках, и остался на месте. В конце концов, это люди. Прежде чем сделать что-то, они должны поговорить… Рекон неспешно сошел на обочину, как бы пропуская всадников, зачем-то вытащил свой бесполезный меч, и прислонил полированное лезвие к выставленной вперед правой ноге. В голове почему-то поплыли обрывки из голливудских фильмов про хронокорректоров, и страницы читанных по случаю фэнтезийных романов. Параллельные миры, темные рыцари, магия, кавалерийские кони, и он – в шлеме с мечом. Не сказка ли?

Кони, впрочем, выглядели не сказочно – они неслись прямо на него. От животных несло грязью и потом, а неуклюже громоздящиеся наездники не походили на рыцарей. Головы их украшали странные уборы, более всего напоминавшие бейсболки, – их очертания четко вырисовывались на фоне более ярких небес. Доспехов на конниках также не было, – то, что он видел, скорее, следовало назвать широкими рубахами, рукава которых хлопали на ветру.

Чудовища стремительно приближались. Последним, что видел Игорь, стали силуэты карабинов, в руках атаковавшей его троицы. Он попытался увернуться, но передовое животное, громко заржав, не дало ему уйти. В следующее мгновение огромная туша закрыла собой небосвод. Тело коня ударило реконструктора в ребра, и он взлетел в воздух, как кегля, снесенная тяжёлым чугунным молотом.

Глава 4

Семён хотел попросить еды, но решил не торопить события. Они вышли из машины. К винтолёту подбежал паренёк в длинной серой рубахе, кативший громоздкую тележку с баком – вероятно, заправщик.

Направились к двухэтажному бревенчатому зданию с высокой башенкой. Над полукруглыми воротами висел странный герб – синий трехглавый лебедь с шеями в виде креста, а ниже виднелась табличка – «Поморьско Лётно Воиньство». Семён обратил внимание, что буквы «и» и «эн» пишутся не так, как на Земле: «и» – с горизонтальной чертой, а «н» – с наклонной, как в латинице.

Внутри отделка здания была вполне сносной – стены побелены, на полу пуховый ковёр, длинные скамьи по бокам. Землянин обратил внимание на лампы на стенах – похоже, электричество в городе есть. В сенях разулись, Егорий перекрестился на деревянные точёные иконы в углу – двумя перстами, по-староверски, Семён последовал его примеру, хотя получилось это неумело.

– Нонче представлю тебя Олегу Трифоновичу, – тихо сказал Егорий. – Ён начальник гарнизону, во чине полководца. Ты помолчи, да порато лишнега не сказывай.

Землянин до сих пор не мог понять точного значения слова «порато». Они проследовали по ряду комнат, Егорий приветствовал встречавшихся летчиков легким кивком и словом «Доброхотствую». Семён заметил, что большинство из них примерно такого же, как и Егорий, роста – не больше метра семидесяти. Видимо, здесь весь народ был невысоким.

Олег Трифонович оказался коренастым помором лет сорока, с приличной покладистой бородой. Коричневый сюртук с множеством пуговиц, по-видимому, заменял военный китель, а на плечах был красно-белый орнамент, отличавшийся от того, что носил Егорий.

– Доброхотствую, полководец, – сказал Егорий и коротко поклонился. Видимо, честь здесь при разговоре со старшим по званию не отдавали. – Облёт-то во квадрате шестнадцать произвёл, машина во исправности. В раоне Сосновой Дороги неизвестной обнаружон. Семёном назвалси, говорит странно, утверждат, что со Земли.

– Ха, брехня кака?! – воскликнул басом Олег Трифонович, подозрительно оглядывая землянина. – Никак ходок ферьярьской. Ле саранпальской, кто из переехавших.

Егорий с Семёном коротко переглянулись, и землянин понял, что лучше помолчать.

– Порато не находит на ходока-то[6], Олег Трифонович, – осторожно сказал пилот. – Ко тому ж со крестом серебряным, ковки сложной. При себё-то имёт машинку пишшашшуу, коих, разумею, нет инде[7] и у мастеров крестолесовских. Говорит, как во книжках старых. Инде про войну не знат! Мне кажет-то, чужеземец из-за северов заплутавший. Читал жь, Олег Трифонович, во «Соловье-Вестнике» истории про иномирцов, истовённо оттуда. Кто ведат, можа у них мир по-давношному Землёю кличут.

– Басни читать-то всяк горазд, – нахмурился Олег Трифонович. – А ты попробь-ка страну да научны издумки от ходоков зашшитить! Хотя… помню годов-то шесть назад сверьху приказ приходил про иномирцев, говорили-де не трогать да осторожно быть. Не ведаю, чего и делат.

– Стали бы ферьярцы засылаць во Серафимьё ходоков, оружие не имящих? – спросил Егорий, пытаясь ещё больше убедить полководца. – По мне, так начальству доложить надобно.

– Начальству? – задумался Олег Трифонович и ещё раз внимательно посмотрел на Семёна. – Можат, и надобно, да только дел невпроворот… Семён тебя звать? Поди сюды, Семён, крест выкажь-ка.

Землянин подошел к столу и достал из-под рубахи свой крестик. Начальник осмотрел изображение на передней стороне, затем перевернул на тыльную сторону и прочитал надпись «спаси и сохрани».

– Дивно как-то буквы написаны, – проговорил он. – Не по-нашенски. Да и крест не деревянной. А что за машинка-то у тебя?

– Вот, посмотрите, – сказал Семён и достал из кармана коммуникатор. – Только она сейчас работать не может, ей нужно зарядиться, да и сети у вас нет.

Олег Трифонович неумело взял в руки сотовый телефон, взвесил на руке, перевернул и потрогал выступающую камеру.

– И здесь буквы дивные. Нашто ёна?

– В смысле, зачем? – переспросил землянин. – Мы с помощью таких аппаратов связываемся между собой, можем переговариваться на дальних расстояниях, как…

– Как по телеслову? – удивился военный. – А мы – это хто?

– Люди моей цивилизации, – сказал Семён, решив больше не упоминать про Землю, и поправился, чтобы его поняли, – страны, откуда я родом. А кроме функции связи тут есть и фотокамера, и… программа для чтения, набора текста, музыкальный плеер. Он много чего может, только батарея садится быстро.

– Как чудно да не скрасна говоришь! – проговорил Олег Трифонович, впервые улыбнулся и вернул сотовый. – Ну и куды девать тебя такога?

– Ну, для начала, мне хотелось бы поесть, – признался Семён. – Я с утра не кушал.

– Иссь, что-ли, хотишь? Егорий, веди его ко себе во дом, накорми, да пусть там и спит пока. А завтрема веди прямо к Сергию Михайловичу, ён городской наместник, пускай-от и разбирается, куды и что. Не до того мне.

Полководец отвернулся, показывая, что разговор закончен.

– Погодите, Олег Трифонович, – рискнул спросить Семён. Егорий нахмурился и кивнул головой, намекая на то, что пора уходить. – У меня есть к вам одна просьба. Со мной был друг, тоже иномирец, он пошёл по дороге на запад. Как мне сказали, там идёт война, и…

– Сыщем и друга твово, как[8] дале военных рубежов не зашел, – проворчал начальник гарнизона и зарылся в свои бумаги.

От Лётного Двора землянин и поморец направились вниз по склону холма, мимо стройного ряда деревянных фасадов. Люди были одеты в простые монотонные наряды, однако «деревенщиной», в плохом смысле этого слова, тут и не пахло – горожане выглядели опрятными и образованными. Поморские девушки – все как одна красавицы – скромно опускали глаза, когда проходили мимо мужчин. Семён обратил внимание на большое число детворы на улице – похоже, с рождаемостью тут проблем не было. Ни одного пьяного землянин не заметил и потому сделал вывод, что порядки здесь разительно отличаются от порядков нынешнего вымирающего российского села.

Дом у Егория Ивановича, как и у большинства горожан, был большой, обильно украшенный резьбой. К дому примыкало несколько хозяйственных построек, назначения которых Семён не уяснил. Забора не было – видимо, горожане настолько доверяли друг другу, что оставляли земельные участки открытыми. У порога их встретил большой кот, похожий на дикого лесного.

Семья Егория приняла землянина тепло и радушно. Молодая миловидная жена принесла на ужин мясной бульон с бараниной, почему-то названный «ухой», каравай ароматного ржаного хлеба и кваса. Похоже, что традиции гостеприимства остались у поморов с давних, ещё Земных времён. Семён был готов сразу наброситься на еду, но Егорий остановил его.

– Негоже грязнорукому за стол садицце. Иди-ка к рукомойнику.

«С чужими традициями лучше не спорить», – решил Семён, хотя живот уже крутило так, что не было мочи.

К вечеру облака рассеялись. Семён вышел во двор и снова поразился строению этого мира. Вместо яркой, отчётливо различимой звезды, на небе светилось гигантское пятно с размытыми, завихряющимися краями, постепенно гаснувшее на востоке.

– А где ваше светило? – удивленно спросил Семён вышедшего вслед за ним на крыльцо Егория.

– Чудной ты. Как где-ка, если вон ёно, шолнцё-то наше! – ответил помор и посмотрел, прищурясь, на пятно. – У вас тама-ка, небось, всё по-иному?

– Да, у нас солнце имеет вид маленького диска, а тут…

Этот мир был гораздо сложнее, чем мог подумать Семён. Землянину ещё предстояло открыть все его тайны.

Когда стемнело, Егорий принёс откуда-то чистую льняную одежду и отвёл гостя в маленькую отдельную комнатушку. Спал Семён на двух составленных вместе лавках, на пуховой перине. Убранство комнаты для гостей казалось бедным – маленький столик, сундук в углу, полочка с маленькими резными иконами. Семён заметил, что вместо традиционного в трехчастной иконе Николая Угодника изображён некто с диагональным крестом – видимо, апостол Андрей. Похоже, здесь он был самым почитаемым святым.

С потолка свисала лампа накаливания в простеньком торшере, было заметно, что электропроводку подвели относительно недавно. За окном было намного тише, чем у шумного автовокзала в Екатеринбурге, воздух и в городе оставался свежайшим, и землянин мгновенно заснул.

Проснулся он утром оттого, что кто-то щекотал по носу гусиным пером. Землянин открыл глаза, чихнул, и увидел убегающего озорного мальчишку – сынишку пилота, Егория.

– Ах ты, хулиган маленький! – сказал Семён, вскочил с постели и хотел, было, погнаться за проказником, но внезапно увидел в окно странную процессию и остановился.

По узкой улочке, на которую выходило окно, шли люди – и старики, и дети, шли медленно, в одну сторону. Женщины, одетые в черные платки, что-то надрывно пели, а в середине процессии трое мужиков несли на длинных жердях выдолбленную половинку соснового ствола. Семён спросонья не сразу сообразил, что этот ствол – гроб, а процессия – не что иное, как обряд погребения.

– Дядьку Василя хоронють, – сказал мальчишка, незаметно подошедший к окну. – Мне остатьси веляно, от мертвеца дом сторожиць, а я хотел поглядець, как через речку переносить будут.

– А… зачем через речку?

– Обвыцьё такоё, – просто ответил мальчик. – Надо так.

Процессия прошла мимо дома и скрылась за поворотом улицы. Землянин спросил:

– А дядька твой родной?

– Не-а, пошто родной. Так, сосед наш.

– Тебя как звать? – спросил Семён.

– Филиппкой. Дядя Семён, родители-то до погосту ушли, велели мне вас накормиць. Походите на кухню-то.

Ребёнку было от силы лет шесть – семь, а выглядел он на удивление серьёзным и хозяйственным. Прогнал из кухни кота, которого, как оказалось, зовут заморским именем Эдьмунд, и достал из печи ухватом горшочек с тарелкой. На завтрак хозяева оставили кашу и пару ржаных плюшек – не сильно питательно, но всё же. Семён вымыл руки перед рукомойником – пора привыкать к местным традициям – неумело перекрестился на иконы в углу, изображая благодарственную молитву, и принялся за трапезу. Филиппка сидел рядом и внимательно наблюдал за землянином, сначала это немного раздражало, но в конце Семён привык, набрался смелости и спросил:

– Филипп, а нет чего-нибудь мясного? Просто я привык утром есть… питательную пищу.

Мальчик весело засмеялся и проговорил:

– Чудной вы, дядька Семён, кака-ж мясна-то пища, когда у нас сёдне пятница – день постный?

– Я… просто не знал, что пятница, – нашёл отговорку Семён и нахмурился. Перспектива соблюдать пост не сильно вдохновляла, но, похоже, другого выхода не было. – Со счёту дней сбился.

– Быват, – откликнулся сын пилота.

Неожиданно Семён вспомнил о вопросе, который собирался задать ещё вчера, но как-то забыл.

– А какое сегодня число?

– А, почитай, уже восемьнацато июню, Петров пост идёт.

– Какой год?

Мальчишка рассмеялся и спросил:

– Да откудова свалилси такой чудной? Четыреста третёй уж, почитай, от сотвореня миру.

За прошедший день Семён научился не удивляться подобным новостям, вот и сейчас эту информацию он просто принял к сведению.

Хозяева пришли через час. Семёна одели в старый, но неплохо сохранившийся сюртук, некогда принадлежавший дяде Егория, и они пошли с пилотом к городскому наместнику, чьи каменные двухэтажные апартаменты виднелись на холме. Егорий всю дорогу молчал – вероятно, привычная болтливость пропала после похорон соседа.

Вход в здание не охранялся – видимо, наместник был готов принять любого из пятнадцати тысяч жителей Троеугорска. Сергий Михайлович оказался ростом примерно с Семёна – чуть больше метра семидесяти. В отличие от большинства замеченных на улице горожан, бороды и усов он не носил, лицо было гладко выбрито, волосы коротко подстрижены. Если бы землянин встретил наместника на улице Екатеринбурга, то ни за что бы не выделил его из толпы. Единственное, что немного отличало Сергия Михайловича от россиян двадцать первого века – это строгий темный сюртук странного покроя с тонкой меховой оторочкой на воротнике. На столе у городского начальника лежал деревянный аппарат непонятного назначения с красивой резьбой, вдоль стены стояли два старинных высоких шкафа с множеством книг. Над столом висел портрет какой-то пары, судя по одежде – высокого ранга.

– Садись, Семён, – городничий пожал руку землянину и указал на стул. – И ты, Егорий Иванович, садись, коль пришёл. Мне про случай ваш уже рассказал Олег Трифонович. Признаюсь, я представлял тебя, Семён, совсем другим. С Земли ты, иль с Чужеземья Северного – для меня без разницы. Одно я знаю, что таковые, как ты, люди в Поморье появлялись и век, и два назад. Один из них, по слухам, жив до сих пор.

«Это интересно, – подумал Семён. – Если есть землянин, значит, мы с Игорем не одни в этом мире». Наместник замолчал, видимо, задумался.

– Сергий Михайлович, разрешите спросить? – решился Семён. – Вы говорите практически на том же языке, на котором говорят и у нас…

– Не стоит на «вы», Семён, – покачал головой городничий. – Ты уж не ребёнок, чтобы мне «выкать». И как, прости, тебя по отчеству, иль не носите у себя отчества?

– Вячеславович. Семён Вячеславович Григорьев. Откуда ты знаешь язык?

– Так вот, Семён Вячеславович. Я учился в Новуградской академии, что находится на границе Серафимья и Крестолесья, в устье Мокшени. Там нас учили старой речи, что называлась российским языком. Как сказал мне Олег Трифонович, ты говоришь на ней?

– Да, это русский язык, если быть точным. Но почему на нем не говорят другие?

Поморец покачал головой.

– Разговаривать на нем не приветствуется, потому как это язык научных трудов. Ровно так же, как и не говорим в миру мы на старославянском, языке молитв. Ко тому же, сейчас большинство книг издаются на поморской говори. Однако, в Новуграде немало тех, кто отходит от устоев и спокойно общается в быту на сим древнем языке. Новуград вообще город странный…

Землянин кивнул. Наместник внезапно спохватился, вытащил из деревянного устройства на столе цилиндр с проводом, повернул какие-то рычажки и громко сказал:

– Мосей, будь доброй, снеси нам чайник и три стакану.

Телефон, понял Семён. У поморцев есть устройства связи, и это хорошо. Наместник упомянул много непонятных географических названий, и Семён спросил у него:

– Сергий Михайлович, у тебя есть карта?

Наместник кивнул, нисколько не удивившись подобной просьбе, поднялся и достал из глубин шкафа свернутую трубкой карту.

Стр:

– Чудной ты, Семён, – вполголоса проговорил Егорий. – У нас же во доме така истовённо карта-то и лежит. Поконал бы, и я бы дал, пошто наместника-то тревожиць.

– Ничего, пусть. Вот она, земля Поморска, – проговорил тем временем городской глава и развернул на столе большой лист. – Карта несколько устарела, ко примеру, граница Мансийского Хаканата теперь восточнее идёт, вот тут… Очень близко к нашему городу, как видишь. Сейчас там вялотекущий конфликт. Серафьмье наше – самое западное княуство… то есть княжество, восточнее по северам идет Крестолесье, и самое восточное – Синелесье. В ём много мансийцев живёт. А южнее Крестолесья и Синелесья – Приошерье, они к морю не выходят, зато снабжают половину материка зерном. Всего четыре княжества у нас. И вот здесь, в устье Мокшени – Новуград, новый город.

– А он кому принадлежит? К Серафимью, или к Крестолесью?

– А ни к кому ён не принадлежит, – встрял Егорий. – Ён вольной град, его все княуства вдруг строили, с вогулами в придачу.

– В смысле, «вдруг»?

– «Вдруг» – означает «вместе», «совместно», – пояснил наместник. – Вероятно, ты ещё каких-то слов не понимаешь?

– Никак не могу понять значения слова «порато», – признался Семён. – При чём здесь порка?

Поморцы рассмеялись. В этот момент вошел Мосей с подносом, молча пожал всем руки и так же молча удалился. Являлся ли он слугой, либо просто кем-то из сотрудников, Семён не понял.

– Это слово переводится как «много», «чересчур», – пояснил Сергий Михайлович и разлил зелёный чай по стаканам. – Ты давай, вопросы-то задавай, мне понравилось быть учителем и переводчиком!

Они просидели у наместника около часа, выпив по три стакана чая. Лишь пару раз во время разговора их прерывал звон (не звонок, а именно мелодичный звон) телеслова, и городской начальник отвлекался на свои дела. Семёна интересовало всё – начиная от истории Новомирья и заканчивая причинами войны.

– Причины войны просты и понятны, – сказал Сергий Михайлович. – Ферьярцы, они же сами называют себя мидгардцами, лишь пятнадцать годов назад стали производить дизели и машины на бензиновой тяге. Развитию их активному мешает, во-первых, малое количество нефтяных месторождений на своей земле. Наилегчайший способ перестать их закупать из-за рубежа – присоединить земли Саранпала и Мансипала к себе.

– Что это за земли?

Наместник описал рукой большой полукруг над картой.

– Это две половины Мансийского Хаканата, западная и восточная части огромной вогульской империи. Империи, что занимает больше половины Материка и, по сути, нами созданной, поморцами. Без технологий наших они так бы и остались такими, каковыми были в начале.

– Остались бы дикими? – предположил землянин, вспомнив о земных мансийцах, которых иногда показывали по областным каналам.

– Нет, ну почему ж дикими. Их древняя культура своеобразна, а религия сложна. Но без нас бы они остались таким же закрытым лесным народом, разбитым на сотню родов. Мы не стали нести им свою веру, как это, если не путаю я, делали когда-то на Земле. Мы принесли им… государственность, вроде бы, так это зовётся?

Семён кивнул.

– А сколько всего поморцев, ферьярцев и манси?

– Ферьярцев, почитай, около восьмидесяти пяти мильонов, не считая рабов. В Хаканате народу – мильонов сто пятнадцать, но из них двадцать тувы и примерно десять – переехавших с южного архипелага маорийцев.

«Маори? Они-то здесь каким боком затесались?» – подумал Семён, но решил ничего не говорить.

– А нас – тридцать шесть, коли не путаю? – спросил Егорий.

Наместник кивнул и убрал карту.

– Да, не считая колонистов по всему свету.

– Это в Серафимье? – не понял Семён.

– Нет, это всё Поморье. В Серафимье живет одиннадцать мильонов. Мы – малый народ, зажатый между двумя империями.

– Зато – самый развитый, как я понял?

Сергий Михайлович кивнул, допил стакан чая и громко поставил его на стол, перевернув.

– Именно так. Но мы заговорились. Сёдня же я отправлю с телеграфной станции быстрое письмо дьяку Василю Аристарховичу Солодову, главе Особого Приказа при Совете Миров… то есть Общин. Не сомневаюсь, назавтра же будет приказ доставить тебя в Пятилахтинск, потому готов будь к переезду.

– А как быть с документами? – спросил Семён. – Меня пропустят в столицу без документов?

– Да, Сергий Михайлович, у его и копейки нема, – добавил Егорий Иванович. – Мы уж думали-то всем миром ему деньгу собраць, но, быват, ты споможешь? Как-никак, иномирец Семён, дело важно.

– Да, разумеется, временную метрику мы тебе составим, и денег на неделю воперёд дадим, – наместник кивнул и поднялся. – Билеты, ежели всё получится, на переезд купим. Ну что, господа, меня дела ждут, надобно перестройку стены городской осмотреть будет.

– Ещё один вопрос, Сергий Михайлович. В самом начале вы… то есть ты упомянул о чужеземце, который жив до сих пор. Кто он такой?

Городской наместник покачал головой.

– Мне мало о том ведомо, но ещё когда учился я в Новуграде, десять годов назад, поговаривали у нас о некоем старце учёном, что трудится в Доме Науки. Дескать, прибыл он неизвестно откуда, ровно как и ты. Звали его Александр, но было ему уже за восьмой десяток. Не ведаю, жив он, иль нет. Вроде как сын у него оставался…