Элемент крови Зотов Георгий

Глава тринадцатая

Книга

(23 часа 55 минут)

Сталин скучал. После того как Мюллер, надев ботинки из кожи питона, ушел на вечернюю смену, он бесцельно бродил туда и обратно по его квартире, пытаясь себя хоть чем-то занять. Ночь прошла ужасно – лицо брата Ираклия с закатившимися белками мертвых глаз явилось ему раз пять – он просыпался, задыхаясь от страха, стирая с лица липкий пот. Успокоиться не помогла даже любимая трубка.

…Он легко нашел Книгу, достав ее из нехитрого тайника брата Ираклия. Она оказалась на том месте, о котором он и говорил, в каменной нише под кроватью – но открыть ее так и не осмелился. По страшным словам монаха он наизусть запомнил то зло, что содержится в ней, но не мог заставить себя лично прочитать зловещие строчки, ибо видел, что произошло с нашедшим ее Ираклием. Сосо не был столь впечатлительным в религии, как другие братья, изнурявшие плоть постами и молитвами, но зрелище ослепшего молодого мужчины отпечаталось в его памяти надолго.

Он помнил о Книге все эти годы – и тогда, когда грабил банки, как верный солдат партии, и когда прислуживал Володе в Политбюро, и когда наконец-то стал некоронованным императором гигантской страны, которая, как справедливо замечала Екатерина Вторая, вовсе даже и не страна – Вселенная…

Он несколько раз хотел сжечь Книгу – в конце концов, такова была последняя воля брата Ираклия. Точно так же после бессонных ночей трясся, давясь натощак табачным дымом, и думал: ну все, сожгу. А потом пугался: не будет ли еще хуже? Кто знает, какой силой обладает эта Книга и что за вред она способна причинить тому, кто захочет уничтожить ее? Брат Ираклий прочитал всего десять страниц – и то вон что с ним стало.

Нет, лучше держаться от нее подальше, как от прокаженного – только тогда ты сможешь избежать разрушительного воздействия заразы. Если коснуться Книги – все, это смерть.

Все время, пока он жил в Кремле, он перепрятывал Книгу по разным местам – боялся, что кто-нибудь однажды прочтет ее и поймет ЭТО. Люди, которые перевозили Книгу с места на место, не знали, что содержится в запертом наглухо сейфе, но «на всякий случай» после каждой перевозки он приказывал их убирать.

За месяц до его смерти Книгу переправили в маленький городок, под охрану местного отделения МГБ. Позже его разбил паралич, последних инструкций он дать не успел…

…Когда он услышал о том, что Гитлер рассыпался в пепел, то в голове сразу всплыло – палач. Что за блудница последует за ним, ему уже было все равно. Включая старенький телевизор в каморке у Мюллера, он безразлично наблюдал новости о гибели Монро и Брюса Ли.

Теперь, безусловно, все зависит от псов, насколько быстро они поймают исполнителя и заказчика. Нападения в последние дни вроде бы прекратились – есть вероятность, что записка помогла. Не факт, конечно, что тринадцатый захочет говорить о Книге, но возможно, он наведет Калашникова на правильную мысль. Во всяком случае, пусть лучше это сделает Иуда, чем он сам. Потому что до Искариота исполнителю при всем желании не добраться. А вот до Сталина – запросто.

Какая это все-таки противная вещь – страх. Не то чтобы он скучает по каменоломне – но даже там спокойнее, никто не угрожает отправить тебя в НЕБЫТИЕ в любую минуту. Мда, чертовски прав старик Мюллер – тяжело жить, прячась, словно крыса. Отвык. Он в подполье всего чуток, а Генрих скрывался десятилетиями, маскируясь, меняя внешность, печатая новые паспорта… И все равно трясся, что за ним придут. Но ведь группенфюрер дотянул до девяноста лет – и как только сердце выдержало в постоянном страхе?

Уже тут, в каменоломнях, Сталин пожалел, что так и не нашел в сердце храбрости прочитать Книгу, испугавшись судьбы брата Ираклия. Кто знает, что еще содержат пергаментные страницы? Возможно, там говорится такое, что помогло бы ему сделаться повелителем мира и жить вечно – да-да, а почему бы и нет? Но, к несчастью, он навсегда упустил свой шанс. И теперь остается только гадать – в городе этой Книги, несмотря на обилие на черном рынке любых запрещенных изданий, нет ни у кого.

…И еще один момент беспокоит его с тех пор, как он узнал о сгоревшем Гитлере. КТО ИМЕННО НАШЕЛ ЭТУ КНИГУ? Каким образом ему удалось обнаружить то, что он столько лет хранил за семью печатями, вдали от любопытных глаз? Этот человек может быть как демоном во плоти, так и банальным следопытом-любителем. Нет, скорее все-таки демоном. Сумасшедших, мечтающих пойти на ЭТО, в любое время всегда было в достатке. Иосиф давно ждал и боялся, что Книгу найдут. Но ее так долго не находили, что он успокоился, и шокирующая новость застала его врасплох.

В дверь неожиданно постучали. Стук был легкий и кокетливый – так стучит барышня, тайком сбежавшая от родителей провести вечерок с любовником: чуть касаясь дерева костяшками пальцев, как бы прикасаясь и тут же отдергивая руку.

Глава четырнадцатая

Объект номер четыре

(8 часов 40 минут)

Небритый повар в грязном колпаке лениво шлепнул на пластиковые тарелки липкую бурую массу. Обитатели столовой лет 300 гадали, что это может быть такое. Оптимисты предполагали, что масса напоминает пюре из брюквы, а пессимисты – что это действительно пюре, но один раз уже кем-то съеденное.

Получив по положенной порции, два человека в полосатой одежде налили в пластмассовые стаканы вязкую субстанцию под названием «кисель» и отошли в дальний угол. Обстановка в столовой была привычная – тараканы, засиженный мухами черный хлеб, ненавидящий посетителей персонал. Вытерев поверхность заляпанного стола рукавом, тот, что пониже, пригласил другого садиться.

Парочка являла собой потрясающий контраст: первый – здоровый, с бычьим лицом, украшенным рублеными шрамами, вытекшим глазом и квадратным подбородком. Другой – маленький, лысый, с бородкой, очень подвижный – казалось, он не в состоянии усидеть на месте даже пару секунд. Некоторое время коллеги ели молча, периодически отгоняя мух, радостно слетевшихся на серую массу в тарелках. Затем лысый не выдержал.

– И все-таки странно, почему ты здесь. Я думал, тебя вообще не существует.

– Ты мне уже в тысячный раз это говоришь, – ответил здоровяк, с явным неудовольствием оставляя в покое пюре. – Может быть, уже хватит? Вот почему граф Дракула тоже здесь, и никого это не удивляет? Меня же замучили за двести лет… Как по улице ни пройдешь – мальчишки пальцами тычут! – он возмущенно звякнул чугунной вилкой.

– Их можно понять – ты же фактически сказочный персонаж, – объяснил лысый, с неприязнью размазывая брюкву по тарелке. – Типа как Иван-царевич на сером волке или что-то вроде того. Таких в природе не бывает. А тут бац – любуйтесь на здоровье. Дракула же реальная историческая личность, кого хочешь спроси. У него свое персональное княжество было в Трансильвании, где он подданных тысячами на кол сажал.

– Ага, а теперь спокойно торгует цветочками, пока мы с утра до ночи горбатимся, – с набитым ртом мрачно проворчал толстяк. – А Иванов-царевичей тут тоже полно. Вон смотри, сын царя Ивана Грозного – тоже Иван, за новой порцией брюквы пошел.

– Я слегка не так выразился, – поправился лысый. – Просто о тебе никаких документальных упоминаний нет. Есть книга одной взбалмошной писательницы, и все. А потом попадаешь в город – и на тебе. Начинаешь оглядываться – а вдруг поблизости и дети капитана Гранта асфальт укладывают, и Квазимодо пивом торгует?

Довольный шуткой, лысый тоненько захихикал.

– Может быть, тебе это и неизвестно, но вообще-то опыты по воскрешению людей ведутся довольно давно, – здоровяк явно завелся, его шрамы побагровели. – Почему тебе не приходит в голову, что это может быть реальностью? Да, меня воскресили, а потом я опять умер и попал сюда. Раньше как человек я не существовал. Ну и что тут удивительного? Я встречал в городе людей, из-за которых появился на свет. Благодаря одному из них я умею играть на скрипке. Они не просили меня вернуть им назад руку или голову. Я до сих пор не знаю, почему я так себя вел: из-за того, что во мне был мозг другого человека, или потому, что у меня проявился ужасный характер? Давай лучше поедим.

Лысый снова углубился в размазывание бурой массы. Проборовшись некоторое время, он с отвращением передвинул тарелку коллеге.

– Ешьте, батенька. Право слово, я сыт.

Толстяк с удовольствием подтянул к себе новую порцию. Похоже, ему было абсолютно все равно что есть, лишь бы набить свой необъятный желудок.

– Однако, – продолжал лысый, ерзая по табуретке, – почему же тогда люди не исчезают отсюда, когда их воскрешают на Земле? Например, на острове Гаити воскрешение местными негритянскими колдунами вуду закопанных в свежую могилу трупов и превращение их в послушных зомби приобрело повсеместный характер.

– Я просто фигею с тебя, – засмеялся толстяк. – И откуда ты это взял? Из газеты «Экспресс-Смерть», что ли? Такое бывает, конечно, – стоит хотя бы на меня посмотреть. Но с другой-то стороны, получается полная ерунда. Мы попадаем в город в том состоянии, в каком погибли. Гитлеру даже пришлось пластическую операцию делать – он так обуглился, что его никто не узнавал. А если кого-то из нас на Земле воскрешают, получается как бы две копии, раздвоение личности. Ерунда полная, в общем. Я говорил в Аду с тем чуваком, от которого мне руку приделали: когда меня воскресили, его рука очень странно себя вела… Да не столь это важно. Главное то, что я существую. Хотя честно тебе скажу – мне это и самому непонятно. Вроде бы как я уже был мертв, а меня раз – и все равно в Ад. По второму кругу пошел, получается. И было бы за что!..

– Я вот еще о чем размышляю, – произнес неугомонный лысый, глядя, как пюре исчезает в необъятной пасти собеседника. – То, что мы уже восемьдесят два года живем в одной комнате и спим на одной постели, – это наказание для меня или все-таки для тебя?

– Для меня? Ха-ха-ха! – загремел толстяк, тряся животом. – Да видел бы ты свою рожу, когда тебя впервые привели ко мне… Неделями днем по углам жался, а ночью маму звал! Посмотри на себя – кого ты можешь напугать-то в своей жизни? И так плохо слова выговариваешь, а как меня увидел, и вовсе чуть заикой не стал. Это твоя кара. А ты че, надеялся в транзитном зале вечно отсиживаться, пока тебя захоронить соберутся?

Он захохотал на весь зал – так, что стали оборачиваться. Лысый нахмурил брови.

– Я лежу ниже уровня земли, так что мой мавзолей по праву считается захоронением, – медленно сказал он, и его глаза полыхнули яростью. – Я оказался в городе уже через три дня после попадания в транзитный зал. И прекрати ржать, говно со шрамом. Когда-то одного моего слова было достаточно, чтобы весь мир обделался. Ты не застал мое время, вот в чем твоя проблема. Тебя боятся из-за страшного вида. Меня – потому что я – это я.

– Ну да, – ухмыльнулся собеседник. – Забыл, что ли? Ты же на самом деле – попросту милейшее создание. И книжек детских сколько напечатано, где тебя тихим дедушкой изображают, у которого глаза такие добрые-добрые.

Лысый сорвался с табуретки:

– Пойду еще за киселем схожу.

– Отлично. И мне захвати, я уже свой почти допил.

Проводив красного от гнева лысого насмешливым взглядом, здоровяк взялся за белый пластиковый стакан, чудом не крошившийся в его огромной ручище. Внезапно его мягко толкнули в бок. Он обернулся и расплылся в улыбке.

– О-о-о, здравствуйте. Какими судьбами?

– Заглянул на минутку по делу, – ласково ответил гость. – Я надеюсь, у вас все в порядке? Лет десять уже не виделись. Надеюсь, в вашем состоянии ничего не изменилось?

– Да что у меня с моим телосложением может быть не так? – оскалился человек в шрамах. – Присаживайтесь. Вы сегодня как-то странно одеты – плащ с капюшоном, руки в карманах, ну прямо монах. Не подойди вы ближе – честное слово, я бы вас не узнал.

– Все так говорят, – улыбнулся гость. – Я подошел к вам чисто на минуточку поздороваться – к сожалению, уже пора бежать. Кстати, мне тут по дороге сослуживцы классный анекдот рассказали. Сейчас на прощанье вам перескажу – обхохочетесь!

Приобняв толстяка и склонившись над ним, он что-то жарко зашептал в волосатое ухо. Через полминуты оба расхохотались. Мелко трясясь, здоровяк вытирал выступившие слезы в уголке уцелевшего глаза – судороги смеха то и дело сотрясали его мощное тело.

– Вот это да… А муж, значит, летит с балкона и… ха-ха-ха! – дергался он.

Гость внимательно оглянулся вокруг.

– Всего хорошего, – пропел он вкрадчивым голосом. – Не знаю, увидимся ли снова.

Он направился к выходу быстрым шагом, обходя спешивших за новыми порциями брюквенного пюре людей в полосатых одеждах. В дверях он на долю секунды остановился, бросил на толстяка мимолетный, будто оценивающий взгляд – и вышел.

…К столику вернулся лысый, держа в каждой руке по пластиковому стакану. Он с недоумением уставился на содрогающегося в пароксизмах хохота коллегу.

– Что это с тобой приключилось?

– Да подожди, – отмахиваясь, снова захохотал здоровяк. – Тут только что такой обалденный анекдот рассказали… Я тебе сейчас объясню, в чем там фишка, ты тоже упадешь, гарантирую. Садись давай. О, кисель принес? Отлично, я свой допью…

Схватив стакан, где уже почти на дне колыхалась мутная вязкая жидкость, он залпом опрокинул его в широко распахнутый рот с гнилыми зубами.

Столовую сотряс дикий, нечеловеческий крик – практически вой: раздался дружный грохот подносов, выпавших из рук посетителей. Кричал лысый, глядя на останки своего собеседника, почти мгновенно рассыпавшегося в черный искрящийся пепел.

Глава пятнадцатая

Сдача

(чуть раньше, 3 часа 54 минуты)

– Нет, спасибо, – нетерпеливо сказал Калашников. – В данный момент мне совершенно не до кофе. Так что вы сказали? Я расслышал только – палач, блудница и…

– И дракон, – спокойно продолжил Иуда. – Вслед за ним последуют мертвец и ведьма. А когда последнее число будет достигнуто – тогда и случится то, чего я так жду.

Алексей ненавидел людей, обожающих говорить загадками и полунамеками. Он уже понимал, что тащить из тринадцатого подробности придется буквально клещами. Иуда откровенно наслаждался своей сиюминутной властью.

– Мертвец и ведьма? Это написано в той самой Книге? – перебил он. – Вы можете ответить, в конце концов, что это за Книга такая? И кто вообще ее автор?

Иуда посмотрел на него с королевской усмешкой:

– А вы до сих пор не догадались? Друг мой… да ведь это я.

Калашников замер, потрясенный сказанным.

– Знаменитое Евангелие от Иуды… – медленно произнес он, тяжело осмысливая происходящее. – То самое, полный текст которого так никогда и не был найден, ибо тщательно скрывался… Это и есть Книга, описывающая нынешние события в Аду?

– Именно, – ответил тринадцатый, изучая холеные ногти. – Видите ли, тогда каждый апостол писал свое личное Евангелие. У меня был всего один экземпляр – в ТУ НОЧЬ я спрятал его очень надежно, так, что найти практически невозможно. Я видел на днях по телевизору, что какие-то отдельные страницы якобы из моей Книги всплыли в Нью-Йорке. Ерунда, дешевая фальшивка. Их и в Египте обнаружили, а я никогда в своей жизни не был в Египте. Книга помещена в специальный раствор, который не позволяет ей сгнить. У меня одно предположение – кто-то в городе прочел ее и решил исполнить ПРОРОЧЕСТВО. Каким образом она попала в его руки – здесь я могу только догадываться. Но он ее нашел.

– А какое ПРОРОЧЕСТВО? – невинным тоном дошкольника поинтересовался Алексей.

– Неважно, – отрезал Иуда. – Просто отлично, что вы сообщили мне эту новость, теперь я надолго обеспечен хорошим настроением! Однако больше ничем помочь не могу.

Калашников почувствовал реальное бессилие – на этого человека никак нельзя воздействовать угрозами или давлением. В полицейском участке на Земле работалось не в пример легче. Он слыл виртуозом интеллектуальных допросов, вытягивая из арестованного информацию по крупицам. Но здесь собеседник превосходит его умом.

– Зря вы так. Если согласитесь сотрудничать, я попытаюсь изменить условия вашего содержания, – в отчаянии он понес откровенную чушь. – Разве вам тут не надоело?

– О, конечно! – издевательски заржал тринадцатый. – Рядовой мент из Учреждения запросто изменит режим моего содержания, который установлен по личному соглашению между Шефом и Голосом. И чем вы мне поможете… мальчик? Дадите еще одну дополнительную комнату? Может быть, устроим игру в стиле Клариссы и доктора Лектера – вы добьетесь, чтобы мне разрешили рисовать в камере или типа того? Вам НЕЧЕМ меня заинтересовать. Скажу откровенно: я имею личную заинтересованность в том, чтобы убийства в городе продолжались. Но вы успокойтесь – ждать осталось недолго.

– Чего? – отбросив приличия, взревел Калашников. – Чего ждать?

– Не волнуйтесь, – с улыбкой фокусника повторил Иуда. – Очень скоро вы это поймете. Если бы вы умели мыслить логично, то не пытались соблазнять меня «условиями содержания». После того как со мной ТАК поступили, должен ли я помогать ловить тех, кто доставляет неприятности одному из двух моих главных мучителей? Ваши проблемы меня попросту забавляют. А у меня здесь так мало забав…

Калашников окончательно понял, что ему ничего не светит. Он потерял время впустую, если не считать информацию об исчезнувшем Евангелии. Ему, пожалуй, следует сухо откланяться и уйти, но, глядя на самодовольного тринадцатого, он чувствовал, как его самообладание куда-то исчезает. Надо хоть чем-то поддеть на прощание эту сволочь.

– Ну да… Вы, как и все остальные, считаете, что вас наказали несправедливо, – прошипел Алексей. – Подумаешь, что-то продали? Право, такая мелочь…

– Да. Можете себе представить, я недоволен, – улыбка Иуды поблекла. – Почему в итоге досталось лишь мне? За что я уже две тысячи лет сижу в одиночке? Куда угодно, где угодно – но только не здесь! Вы знаете, что это такое – годами разговаривать только с самим собой? Пройдет сто тысяч, миллион лет – а я буду сидеть здесь в четырех стенах. Как будто другие меньше виновны! Но вы видели тут Пилата? Ну? И где же он?

– Пилат приговорен к вечной жизни – вам это известно не хуже меня, – вздохнул Калашников. – Как и то, что Понтий уже больше тысячи раз хотел совершить самоубийство всеми известными способами, включая последнюю попытку взорвать себя, обвязавшись динамитом. И что? Дело было в Иерусалиме – его посчитали арабским террористом. Теперь находится в тюрьме, получил пожизненное заключение. Пожизненное! Вы хотя бы чуть-чуть представляете, сколько еще ему осталось сидеть?

– Ну и что? – не сдавался Иуда. – Главное, что все эти годы он провел среди людей – дрался, спорил, любил, ненавидел. Я тут ОДИН. Никто не хочет говорить со мной. Продукты материализуются у меня в комнате из воздуха, точно так же – газеты и видеокассеты. Если охрана хочет со мной пообщаться, я слышу их инструкции через панель громкой связи. Может быть, ОН простил бы меня, если бы смог услышать лично – я все бы ему объяснил. Но меня к НЕМУ не пускают.

– А что бы вы ЕМУ сказали? – на этот раз садистская улыбка появилась уже на губах Калашникова. – Что вам просто до зарезу были нужны тридцать динариев?

– Нет, ну это просто невыносимо! – тринадцатый вскочил со стула, который мягко повалился на персидский ковер. – Какие на фиг ТРИДЦАТЬ динариев? Я сдал ЕГО за двести семьдесят, слышите? А то, что типа кошелек после подбросили в покои иудейского первосвященника Каифы, – так это я ему сдачу вернул, как честный человек. Он мне выплатил три сотни монет наличными, а у меня в тот момент сдачи не нашлось – вот я потом тридцатку серебром и занес, как обещал. Сколько можно уже опровергать эту клевету? Подумать только! Не история у нас, а сплошная желтая пресса!

Алексея весьма порадовало возмущение Иуды. Он достиг своего, выведя его из равновесия! Однако, глянув на наручный хронометр, увидел, что они говорят уже час. Результатов не будет – ему пора идти, чтобы зря не терять времени. Возможно, Шефу что-то известно об этом Евангелии. Или, по крайней мере, он знает, где его достать.

– В любом случае вы как-то мало взяли, – заметил он, поднимаясь и глядя на нервно мечущегося по комнате Иуду. – Продешевили, в общем, я бы так сказал.

– И я так считаю! – не поняв иронии, перешел на крик тринадцатый. – Ведь я хотел пятьсот! А эта сволочь Каифа стал прибедняться, как актер, картинно так полез по карманам, начал мелочь считать, жаловаться, что римляне в последнее время зарплату задерживают… Плакался, что на базаре все подорожало – сестерций-то падает, а доносчики уже давно требуют гонорары повысить. В общем, пришлось согласиться.

«К нам бы его, – мечтательно подумал Калашников. – В котел с новым режимом кипячения в туристическом квартале. Живет тут, как в „Астории“, на всем готовом, и еще недоволен – скучно ему в одиночестве, видите ли. Выкаблучивается, тварь».

– Хорошо. Вы хотите увидеться с НИМ? – внезапно сменил тактику Алексей. – Расскажите мне подробно про то, что содержится в Книге, и я поговорю с Шефом, чтобы он передал вашу просьбу Голосу. Как знать – может быть, ОН и примет вас.

– О, надо же – ставки повышаются! – злобно окрысился Иуда. – Но только вот что, мой дорогой друг… Я уже давно знаю цену подобным обещаниям. Мне придется вас разочаровать – диктовать тут условия буду я, а не вы. Мы сделаем так – сначала вы поговорите об этом с Шефом. И если Голос согласится принять меня хотя бы на двадцать минут, тогда я действительно расскажу вам все что угодно – и даже больше. Если нет – то желаю удач в вашем зашедшем в тупик расследовании. Это мое последнее слово.

Воздух за спиной Алексея начал колебаться, делаясь расплывчатым и зыбким. Стена стала исчезать – вдали проступили отчетливые контуры охранников тринадцатого, «черного» и «белого». Согласно инструкции, оба заранее надели темные очки.

– Вам пора, – тихо сказал Иуда и отвернулся. – Наша беседа закончена.

Не отрывая глаз от длинноволосой фигуры в пиджаке от «Армани», Алексей, пятясь, сделал несколько шагов назад. Неожиданно он вспомнил.

– Последний вопрос. Личного свойства, если не возражаете…

– Да? – глухо ответил тринадцатый, не оборачиваясь.

– Вы сдали ЕГО только из-за денег? Или было что-то еще?

Иуда поколебался. Калашников не видел выражения его лица, но по спине тринадцатого пробежала дрожь. Он повел плечами, как будто стряхивая что-то.

– Там была женщина, – прошептал он настолько тихо, что Алексей с трудом расслышал его слова. – Остальное, дорогой полицейский, вам знать необязательно…

Воздух прекратил колебаться – на его место плотно встала непроницаемая стена.

Глава шестнадцатая

Объект номер пять

(10 часов 15 минут)

Выжав мокрое серое белье, черноволосая прачка устало провела рукой по лбу, убирая слипшуюся челку. Напрягая разбухшие от мыльной влаги ладони, она снова скрутила бельевой жгут, с которого бежали капли дурно пахнущей воды. Осталось совсем немного до конца ночной смены, и можно будет идти домой. Ноги гудели – еще бы, опять отстояла на холодном полу прачечной двадцать часов подряд. Странно, что они вообще не отвалились.

Она тяжело вздохнула – как ломовая лошадь, с шеи которой сняли хомут. Неужели это происходит с ней? Легче думать, что это бесконечный сон – так бывает, когда тебе снится кошмар, ты понимаешь, что спишь, но при этом не можешь проснуться. Подумать только, когда-то ее стройные лодыжки, затаив дыхание от счастья, целовали двое самых могущественных мужчин мира…

И на что ее ноги стали похожи теперь? Шишки, безобразные синие вены, отложения солей на больших пальцах. Да только ли ноги? В затертом служебном халате, с пластмассовыми бигуди на голове, она уже не представляла собой того великолепия, окружавшего ее в тронном зале из сандалового дерева, где пол состоял из выложенных ребрышками золотых монет… Лет пятьсот назад она перебила у себя в комнате все зеркала и с тех пор не покупала новых.

Женщина еще раз натужно сжала белье, удовлетворенно заметив, что с его поверхности упало всего лишь несколько капель, – осталось лишь отнести его в сушильную комнату, и все будет готово. На руки она тоже старалась не глядеть, ибо они выглядели под стать ногам: шелушащиеся, с сильно огрубевшей кожей, уже много лет ей приходилось каждый день держать их в горячей мыльной воде.

Конечно, Ад запросто может позволить себе оборудовать городские прачечные современными стиральными машинами. Но зачем это делать, если с Земли регулярно поступают тысячи богачей и аристократов, которых Главный Суд традиционно приговаривает к ручной стирке белья в бедных кварталах? От рук шел отвратительный запах: мыло в прачечной выдавали ужасное – по слухам, оно сделано из жира нефтяных магнатов. После окончания смены она всегда оттирает пальцы духами, но мыльный «аромат», казалось, пристает к ее телу просто намертво.

…Женщина давно и прочно привыкла к своему нынешнему существованию – в конце концов, богатой и могущественной она была всего-то тридцать девять лет, а вот рядовой низкооплачиваемой прачкой – столько, что она уже давно бросила считать. После того как она отбудет стандартные сто тысяч лет наказания, ее переведут на уровень выше. Может быть, это будет другая работа, а может быть она останется в этой прачечной, но только уже на менеджерской должности.

В городе она не общалась ни с кем из сотен своих бывших любовников – не хотела, чтобы они видели ее ТАКОЙ… в нынешнем плачевном состоянии. Хотя, если уж честно, они и сами не очень-то не процветают – один из двух главных мужчин ее жизни, от которого она родила своего единственного ребенка, пашет в две смены в автобусном парке. Как-то раз она столкнулась с ним в переходе в метро – воняющий контрабандным портвейном, вымазанный в машинном масле с ног до головы, бывший владыка половины мира не узнал ее – даже когда она умышленно наступила ему на ногу. Лишь обматерил, дыхнув перегаром в лицо. Сыну тоже не до нее – он умер в семнадцать лет, а какие интересы у подростка, вечно находящегося в одном и том же возрасте? Девочки, пьянки да дискотеки – и так сотнями лет. Печально, что он так никогда и не повзрослеет.

Мужей, которым она во время земного бытия подсыпала яд в вино, женщина подчеркнуто игнорировала – эти сволочи раньше приходили к ней на работу, чтобы скандалить, приходилось даже вызывать полицию. Родной брат сам не хотел с ней видеться – был уверен, что попал в город исключительно из-за нее. Скажите пожалуйста, какой он стал правильный! Когда во дворце он проникал к ней в спальню и они сплетались на индийских шелковых простынях под покровом ночи, – что-то тогда дорогой братец не жаловался.

Понятное дело, все эти грехи ей скопом припомнили на Главном Суде – и секс с братьями, и отравление мужей, и регулярный отвар «колдовского зелья». Чушь какая! И что они понимают в колдовских зельях? Обычный любовный напиток, смешанный по рецепту любвеобильной прабабушки Беренис. Старый рецепт не подвел: оба властелина влюбились в нее без памяти. А вот на третьего он почему-то не подействовал, вот почему ей и пришлось отправиться в город… Какой компонент она не доложила? Пожадничала с семенами лотоса или чуть меньше сыпанула порошка из печени летучей мыши? Последняя версия, на которой она остановилась, – то, что третий был уже опоен зельем другой красавицы, более изощренным, привязавшим его к сопернице НАВСЕГДА.

Дни и ночи в пропахшей копеечным мылом прачечной слились в годы и столетия, а она все продолжала выжимать чужое белье: ничего не менялось, лишь росли варикозные вены на ногах. Неплохую цену ей пришлось заплатить за два десятка лет власти, запретных наслаждений и дворцовых интриг! Но самое интересное: даже если бы ей было известно, чем все это закончится, – она все равно бы пошла тем же путем. За потрясающую ночь любви потом не жалко и двести лет подряд носки стирать.

…Мокрое белье вязко шлепнулось в корзину. Привычно продев локоть в плетеную ручку, она с натугой подняла пятнадцатикилограммовый груз. Ну и задержалась же она в эту ночь – уже почти все коллеги разошлись, а в коридоре, ведущем в сушилку, из экономии потушили практически все факелы – утро. Ее ноги скользили по отсыревшим камням пола – прачечная располагалась в подвале, а царственная походка, из-за которой мужчины в свое время сходили с ума от страсти, теперь напоминала движения разжиревшей утки.

Женщина уже давно перестала следить за собой, хотя первые триста лет в городе еще румянила щеки и подкрашивала ресницы контрабандной антиохийской сурьмой: кожа, до сих пор носившая в себе следы змеиного яда, посерела и шелушилась. Дотащив корзину до двери с надписью «Сушилка», она уронила ее на пол, и та завалилась на бок с чмокающим звуком.

Женщина начала рыться в карманах халата, выискивая ключ. Ага, вот и он. Однако, лишь коснувшись ключом скважины, она увидела, как дверь со скрипом приотворилась. Не заперта. Сколько ни говори товаркам, танцовщицам из взорванного год назад курорта Шарм-эль-Шейх: «Девочки, уходя, запирайте дверь» – им каждый раз что в лоб, что по лбу. Когда-то все окружающие сломя голову бежали выполнять ее малейший каприз, а сейчас от них не добьешься самых элементарных вещей.

Толкнув дверь, прачка вошла в помещение, непроизвольно щурясь. Ну и где же здесь свет? Она пошарила рукой по шершавой стене, но выключатель не находился. Она шагнула вперед, всматриваясь во тьму. Впереди возле угла что-то смутно белело. «Халат девчонки забыли на вешалке» – подумала она, успокоенно нащупав тумбу и поставив на нее корзину.

Отвернувшись, женщина снова провела по стене рукой в поисках выключателя. Знала бы, так захватила с собой с хотя бы коробку спичек – тьма вокруг кромешная, сам черт ногу сломит.

Она не видела, как «халат» за ее спиной неожиданно ожил, начав тихо и медленно двигаться к ней сзади…

Глава семнадцатая

Последние

(10 часов 44 минуты)

Человек в черном удовлетворенно щелкнул пальцами. В лежащем на столе списке оставалось всего-то две фамилии – остальные были жирно зачеркнуты красным карандашом. Сделано на «пятерку». Безусловно, он был уверен, что исполнитель не подведет, но его последняя работа оказалась просто гениальной. Нечто потрясающее. Одним выстрелом парень убил двух зайцев – всего за пару часов расправился с новой порцией «заказа». Определенно талант. А кто бы мог подумать, казалось бы?

Нет-нет, все люди его профессии имеют отношение к убийству. Они привыкли к крови и смерти, как и положено тем, кто с нею ежедневно сталкивается. Но какой полет мысли, какие грандиозные фантазии во время выполнения! Артист. Аплодируем стоя.

Он вспомнил ночной разговор в подвале. Как и думалось, мальчик был очень сильно потрясен, когда он предложил ему стать курьером. Самое главное – на его лице, кроме вполне ожидаемого страха, отпечаталось и любопытство. Он долго говорил с ним. Терпеливо объяснял, что это их общее дело, что никому не будет легко. Что, в конце концов, исполнение ПРОРОЧЕСТВА все равно приведет к ЭТОМУ, посему никакого риска здесь нет. Мальчик, однако, продолжал колебаться, и тогда пришлось пойти на крайние меры – показать ему Гензеля.

Эффект превзошел все ожидания. Поговорив с вампиром, мальчик пришел в восторг и согласился стать курьером хоть сейчас. Вот и отлично – потому что иначе пришлось бы действовать против его воли. Человек в черном любил добиваться от людей чего-то посредством убеждения. Это не значит, что он хоть на миг остановился бы перед применением силы, но, если удавалось кого-то уговорить, он чувствовал себя на высоте.

Люди должны идти на жертвенный алтарь добровольно, осознавая свои страхи – нет в этом, как он уже говорил, ничего постыдного, ибо человеку свойственно бояться. Тащить их туда на аркане тоже можно, но все-таки лучше подобных вещей избежать. Легко изнасиловать женщину, но ничто не сравнится с тем наслаждением, которое способно дать ее тело, когда она сама ласкает тебя.

…Он вздрогнул. И что за мысли начинают приходить в голову! Впрочем, это неизбежно, когда слишком долго живешь в одиночестве. В ближайшие сорок восемь часов, когда мальчик отвезет связному имена последних кандидатур, можно будет вздохнуть спокойно. Вампир же на улице не появляется, рассказать секреты ему некому, валяется целыми сутками на матрасе в подвале. Он улыбнулся, вспомнив веселую песенку из популярной гайдаевской комедии: «На лицо ужасные, добрые внутри». Гензеля, конечно, добрым не назовешь, но есть в нем какая-то детская наивность и преданность. В наше циничное время подобные чувства следует ценить.

Он не посвящал вампира в свои планы полностью – чем меньше тот знает, тем лучше, но обещания о предстоящей награде раздавал, не скупясь. «Обещать – не жениться», как давным-давно говорил его отец, и это правильно. И хотя временами его одолевало желание привлечь к плану больше людей, он всегда помнил и другую любимую поговорку отца, такую же верную: «Что знают двое, знает и свинья».

…Книга, лежавшая на столе, гипнотизировала одним своим видом. Может быть, неправильно держать ее на виду? Но гостей у него не бывает, а сила Книги попросту озаряет душу: когда она с ним, он черпает из нее энергию.

Он поочередно начал загибать пальцы, считая. Палач, блудница, дракон, мертвец, ведьма… Осталось еще двое – всего ДВОЕ. Последние, кого необходимо принести в жертву. Удастся ли это ему? Псы идут по следу исполнителя, они все ближе к разгадке тайны эликсира, но у него наверняка еще есть время. С последним курьером он перешлет указание испепелить кого-нибудь из псов, чтобы ввести их в панику. Пусть слуги Шефа поймут, что его карающая рука дотянется куда угодно, и он жестоко накажет всех, кто осмеливается мешать его планам.

Человек в черном снова подумал об исполнителе. Как и в случае с Гензелем, он не стал посвящать его в конечный результат. Зачем? Кто знает – может быть, он тогда вообще отказался бы от заказа. О ПРОРОЧЕСТВЕ знает он, связной и мальчик – ну еще и тот, кто написал Книгу, но его он в расчет не берет. Спасибо любопытству мальчика, который не удержался – заглянул в случайно обнаруженную Книгу и увидел роковой рецепт. А вот ему бы и в голову… Он бы даже в руки не взял такую гадость.

Однако, услышав от мальчика о ПРОРОЧЕСТВЕ, он буквально заставил себя прикоснуться к пергаментным страницам. Из-за того, что он прочел, ему не пришлось спать целую неделю. Он ворочался на кровати, вскакивал и при скудном свете лампы в сотый раз перечитывал те самые строки… Не может быть. Неужели это так просто? То, чего он ждал и не надеялся дождаться всю свою жизнь, как и многие его коллеги задолго до него, – разве ЭТО может произойти сейчас? Чудовищно. Подумать только: если бы кто-то сразу нашел Книгу, то возможно, ПРОРОЧЕСТВО сбылось бы давным-давно. И все было бы по-другому. То, что этот секрет попал именно в его руки, – судьба, шанс, который дается раз в миллион лет. Если его планы сбудутся, то это оценят как надо. По крайней мере обязаны оценить.

Мальчика нет в комнатах наверху: он сидит в подвале, пьет чай вместе с Гензелем. Сегодня он должен написать особую записку, чтобы впоследствии не случилось проблем. Надо напомнить ему, а то увлечется беседой и забудет. Ну хорошо, пусть поболтают еще минут десять, все равно нужно заглянуть в запертую комнату, но потом поднимется сюда. Естественно, его родители не поймут желания сына стать курьером, но они с мальчиком все обговорили: вывернутся. Да так, что и комар носа не подточит.

Ему предстоит провести следующую ночь за работой. Раз курьер последний, требуется передать с ним побольше эликсира. Пусть исполнитель знает: у него есть возможность убрать любого, кого он посчитает нужным. Он умный мужик и не станет устраивать в городе тупую резню. Скажем, десять порций эликсира, из них три СПЕЦИАЛЬНЫХ? Почему нет. Как раз рано утром все и будет готово.

Человек в черном внезапно прислушался, однако понял, что обманулся. Из-за запертой комнаты не доносилось ничего, даже привычного за последнее время мяуканья. Тупая, тягучая и ничем не разбавленная тишина. Надо зайти проверить. Мало ли что. А после этого он спустится в подвал, дабы прервать доверительную болтовню мальчика и Гензеля.