Ночь перед Рождеством 2020 Фокин Сергей

7

Они вышли из избы, и двинулись по узкой тропке, пересекающей огромный пустырь. Впереди – размашистыми шагами – Никола, которому, казалось, и снег не мешал, сзади – Лариса. Она семенила и отчаянно пыталась не отстать. Пару раз теряла равновесие, но удерживалась на ногах, а однажды всё-таки споткнулась и повалилась в самый сугроб. Чертыхаясь, кузнец вытащил её оттуда, отряхнул и направился дальше, бормоча себе под нос, что «с девками на работе одни проблемы».

Однокупольная церквушка высилась на самом высоком месте села – там, где летом сходились дороги, ведущие в соседние деревни. Нынче, конечно, выбраться в мир можно было только на санях, и желающих сделать это не находилось. А зачем? Продукты свои, а что до товаров разных – дожидались лета, когда просохнут дороги и приедут в село редкие автомагазины. Поэтому на санях в основном отправлялись за сеном, оставляемым в зиму стожками на ближайших покосах: сеновалы-то были уже полны.

Рядом с церковью пристроился клуб. Это было одноэтажное здание с парой окон, с другой стороны подпираемое сараем, который как раз и использовался под сеновал. Дальше следовал двор и изба отца Савелия. Так что на службу тому никуда идти не приходилось, всё располагалось рядом.

Клуб разделялся на два помещения – танцевальный зал и подсобку, где находились печь и дизельный генератор.

Подсобка была построена широко и удобно. Тут, помимо печи и машины, имелся ещё огромный верстак, на котором стояли три керосиновые лампы, тиски, точильный станок, а рядом в беспорядке валялось огромное количество разных инструментов, начиная с гаечных ключей, отвёрток и заканчивая зубилами, зенкерами и стамесками. Высокий потолок поддерживали три березовых столба. Они служили для того, чтобы на полати – место между потолком и крышей – можно было сложить множество временно не нужных вещей, не боясь проломить доски потолка.

В подсобке и нашли кузнец с Ларисой Савелия. Тот был одет в шапку-ушанку с торчащими в разные стороны ушами, промасленную телогрейку и, матерясь вполголоса, пытался нарезать резьбу в только что просверленном ручной дрелью отверстии. Сил не хватало, поэтому неожиданная помощь его обрадовала. Но ещё больше он оживился, увидев девушку.

– Знаете, молодёжь, что я удумал? – передав инструмент кузнецу, сказал хозяин. Он, несмотря на прохладный воздух в помещении, утирал пот с лица. – Нужно нам шире привлекать к культуре таких вот, как вы. Вычитал я вчера в дореволюционном журнале, как прежде проводились дискотеки. Ведущий звался ди-джеем, его все знали и уважали.

– А у нас? – пыхтя, отозвался Никола. Задача с резьбой была как раз по нему: даже жилы на шее вздулись.

– У нас вот что получается. Наши парни с девками приходят сюда, а из соседних деревень что-то менжуются. Вот ты, Лариса Александровна, что по этому поводу думаешь?

– Дорог нет, потому и не идут, – отмахнулась та.

– Ясно дело, что нет! – хитровато прищурившись, согласился Савелий. – Но ещё в рекламе дело. Помните: «Не дай себе засохнуть!» и прочее?

– Не-а! – прохрипел кузнец, завершая очередной круг воротка.

– Это про что? – спросила Лариса, посматривая на Николу как-то странно. Она даже губы стала облизывать, будто те пересохли.

– Про гадость всякую! – Савелий рубанул воздух ребром ладони. – Уточнять не будем. А вот перенять опыт в главном можно. Есть у меня мыслишка растрезвонить по окрестным деревням, что появился у нас замечательный ди-джей, который зажигает… Понимаете, о чем я говорю? Словечко это я тоже вычитал, поэтому могу ошибиться в употреблении.

– А кто же будет этим… как его…ди-джеем? – спросил, переводя дыхание, Никола и добавил: – Помню я их. В городе, случалось, ходил по клубам. Это называлось тусоваться.

– Точно! – обрадовался Савелий и, как бы между прочим, обнял Ларису. – А ди-джеем я буду. Всё уже просчитано, даже имя себе придумал такое, чтобы далеко от канонов не отходить. Ди-джей Моисей! Неплохо звучит?

– Дядя Савелий, что-то нехорошо мне! – вдруг сказала девушка, взглянув на обоих мужчин мутноватыми глазами.

Тот, с некоторым сожалением отпуская её талию, ответил:

– Пойди отдохни на сеновале, пока мы тут с Николой дело завершим.

– На сеновале? – зачем-то переспросила Лариса и жеманно закатила глаза.

– Да, там тепло и… места довольно, – подтвердил Савелий, внезапно сбившись, и вдруг удивился сам на себя: зачем он так сказал. Ведь ясное дело, что пришла девка не к нему в гости. А раз так, отбивать её нет у него никакого права. Да и на что ей старый козел? Молодых вон пруд пруди… где-нибудь в других районах. Поблизости-то как раз наоборот, имелся явный дефицит парней…

Может быть, поэтому внутренний голос тут же обиженно ответил: «Таких козлов ещё поискать надо! Интеллигентный, жизнь знает, как свои пять пальцев. С местом, опять же, определился тёплым да прибыльным. Без всяких трудозатрат и усилий имеет достаток, которого не то, что на жену, а на двух хватит!» Тут Савелий поперхнулся собственными мыслями, представив себя в окружении парочки симпатичных женщин, в одной из которых сразу признал Ларису, а в другой, к своему смущению, мать кузнеца. Одна шаловливыми пальцами поглаживала плешь на его затылке, а другая, улыбаясь, доверчиво и многообещающе положила голову на грудь.

«Тьфу, навел на грех нечистый!» – мысленно выругал чёрта хозяин сарая, быстро входя в роль священника, и за печкой тотчас послышался какой-то шорох. Впрочем, на него никто не обратил внимания.

– Пойду я… – произнесла Лариса изменившимся голосом – видно, устала! – и отправилась к двери, ведущей на сеновал.

Едва только она скрылась, мысли в голове Савелия завертелись каруселью. «А что! – воскликнул он про себя. – Кто не рискует, тот не пьёт. Попытаюсь, по крайней мере…»

Хмыкнув и наклонившись ближе к кузнецу, он доверительно произнёс.

– У меня к тебе, Никола, разговор есть… Только не для чужих ушей. Понимаешь?

Тот, закончив, наконец, с резьбой, присел на чурбак, обтёр руки ветошью и ответил:

– Не очень.

– Это ты привел сюда девку-то?

– Какой чёрт я, сама привязалась! – отмахнулся Никола. – Прогнать неудобно.

– Вот и я говорю, негоже сразу с двумя-то… не по-христиански получается.

Кузнец сделал большие глаза и спросил удивлённо:

– Как это с двумя, дядя Савелий?

– Так ты разве ничего не знаешь? Или притворяешься, чтобы одурачить пожилого человека?

– Ни сном, ни духом! – поклялся Никола.

– Поговаривают в селе, что женишься ты на Оксане…

Парень даже голову склонил набок – так его покоробила новость.

– Это кто же так болтает? – В его словах явно сквозила угроза.

– Кто, как не сама Оксана! – усмехнулся Савелий. – Или тебе ещё вернее источник нужен?

– Оксана?!

Тут у Николы даже слов не нашлось. Он несколько раз сжал и разжал огромные кулачищи, привыкшие держать молот, и подумалось вдруг Савелию, что не ко времени затеял он свою игру. Если что не сложится, может кузнец и прибить под горячую руку. Но взглянул Савелий ещё раз на дверь, за которой, небось, уже почивала душа-девица, и её метафизическое очарование подтолкнуло его сделать следующий шаг.

– А что ты расстроился? Такую девку в капусте не находят. По нраву ты ей. Сам слышал. Имеет она намерение охмурить тебя любовью.

– Да что они все, с ума посходили, что ли?! – воскликнул тогда Никола, в сердцах бросив ветошь на верстак.

– Что, и эта тоже? – искренне удивился Савелий. Вот так петрушка! Выходит, кузнец-то не так прост! И к тому же нынче нарасхват.

– Вот именно! – Никола в растерянности принялся усиленно мять свою шапку. – Дядя Савелий, подскажи, как поступить?

Его собеседник на секунду задумался. Кажется, случай был подходящий. Тем более, что инициатива вопроса исходила от самого кузнеца. А что мнение у человека вполне определённое сложилось – так это дело неподсудное: каждый имеет своё. Поэтому, мысленно собравшись духом, Савелий скроил соответствующее случаю выражение глубокой задумчивости, трижды потёр подбородок, потрепал не очень густую бороду, и только потом размеренно ответил:

– Ну, как мужик мужику я бы тебе посоветовал словами Оксаны не бросаться. Она баба боевая. Что решила, так тому и быть. Конечно, если на то есть воля Божья, – оговорился он для приличия.

Крепко задумался кузнец. Лицо его потемнело, а Савелий похлопал парня по плечу и пошёл за гаечным ключом, чтобы приладить выкованную деталь.

Он закончил с этой работой, потом проверил топливо в баке и, благословясь, рывком стартёра запустил генератор. Тот, несколько раз громко фыркнув, затарахтел ровно и ритмично. Под потолком тотчас зажглись несколько лампочек, осветив подсобное помещение, как днём.

Только после этого хозяин обратился к Николе.

– Хорошо сработано… Ну, что решил, хлопец?

– А будь, что будет! – вскричал кузнец и ударил шапкой об пол. – Не знаю я, что делать, дядя Савелий. Пусть женой моей будет та, которая первой принесёт новые валенки с резиновыми калошами!

Заявление, хоть и сделанное сгоряча, с точки зрения Савелия было более чем неглупым. Новые валенки с резиновыми калошами стоили больше, чем удойная корова с телёнком. Хотя овец в каждой деревне имелось множество, мастеров по изготовлению валенок нужно было ещё сыскать. Ближайший жил в городишке за сорок километров от села. Добраться до него зимой по засыпанным снегом дорогам невозможно, поэтому такой ход можно было расценить как отсрочку, которую кузнец взял для принятия окончательного решения.

– Пусть будет по-твоему! – кивнул Савелий. Он немного раздосадовался, хотя и понимал, что ревность в его положении – грех. Но, как говорят, охота пуще неволи.

В тот самый момент раздался сильный хлопок, сверкнула вспышка, генератор, натужно гудя, прекратил вращение, и лампочки под потолком погасли как одна.

– Вот чертовщина! Опять поломался. А ведь сегодня должны быть танцы! – выругался Савелий.

Кузнец ещё толком не пришедший в себя, развел руками. В электричестве он был не силён.

Нескольких минут Савелию хватило, чтобы понять: сгорели выпрямительные диоды, подающие постоянный ток на обмотки возбуждения.

– Вот незадача! У меня никогда их и в запасе не было. Сколько себя помню – однажды только такое случалось, чтобы выходили из строя, да и то лет двадцать назад. Не догадался тогда у председателя денег выпросить ещё на один комплект. Вот дурень! – сокрушённо сказал Савелий.

– Значит, нам его сегодня не починить, – согласился кузнец, рассматривая протянутый собеседником погоревший блок.

И тут случилось неожиданное. Объяснить это позже не смогли ни сам хозяин, ни, тем более его гости. Даже девушка, принимавшая в произошедшем самое непосредственное участие, молчала, как рыба.

А вышло вот как. Дверь, ведущая в сеновал, рывком распахнулась, и оттуда вырвались клубы дыма. Они стали стелиться по полу, и всполохи света от керосиновых ламп заиграли в них, будто огни на сцене. В этих клубах и появилась Лариса.

Она была без тулупа, но в валенках, белой рубашке и лёгком сарафане. Её распущенные волосы спадали по спине и плечам. Две верхние пуговицы на рубашке оказались расстегнуты, и зрителям предстала прелестная и завораживающая ямка, продолжение которой можно было домыслить, глядя на округлые формы девушки.

Глаза её сияли безумным огнем, который освещал подсобное помещение лучше всякого электричества, а в руках она держала точно такой же блок, что и кузнец, только без следов копоти. Лариса бросила этот блок Савелию, который прошептал только: «Боже мой, новый! Откуда?», а сама напряглась, как кошка пред броском, и метнулась к берёзовому столбу.

Поражённые мужики даже сели от неожиданности, когда девушка утробно заурчала и обвилась вокруг подпорки подобно змее. Из-под подола сарафана высунулась её голая выше колен нога и принялась выделывать такие па, что у зрителей глаза на лоб полезли.

Но это было только начало. Изгибаясь в завораживающем танце и выставляя напоказ то одну, то другую часть тела, Лариса немыслимым образом выскользнула из сарафана и осталась в одной рубашке.

Кузнец закрыл левый глаз, но проделать то же самое с правым не смог – что называется, рука не поднялась.

Девушка, продолжая непрерывно двигаться, рванула ворот своей рубашки, и пуговицы, будто осколки от гранаты, разлетелись по полу. И тогда она бесстыже оголила грудь, тряся ею, как цыганка плечами.

Трудно описать ужас, в котором пребывал Никола. Он застыл, прикованный к месту, и не мог подняться, даже если бы захотел. Что же касается Савелия, тот смачно сплюнул и произнес фразу на непонятном простому обывателю языке:

– Натуральный стриптиз, мать его за ногу! Как по журналу…

И тут на пол упала и с громким звоном разбилась небольшая бутылочка, выпавшая у Ларисы из-за голенища валенка. Девушка тотчас замерла, взгляд её стал постепенно проясняться, и стеклянное выражение с него спало.

– Ох! – сказала она негромко, потом посмотрела на себя и неожиданно взвизгнула.

Кузнец уже не видел, как она в испуге пыталась прикрыться руками, как её сотрясали рыдания, и как на помощь ей поспешил отец Савелий. Никола, подхватив шапку, бросился вон из клуба. Он выскочил на свежий воздух и не мог остановиться, пока не пронёсся по тропе вокруг всего села. А это без малого два километра! Только задохнувшись от бега, остановился перевести дыхание и поднял разгорячённое лицо к небу.

Звёзды хитровато подмигивали и явно потешались над ним. Произошедшее походило на сцену из старых дореволюционных фильмов, в которых всё было перемешано в кучу: и любовь, и блуд. Эти фильмы уже порядком забылись, а новых снимать было некому. Только, возвращаясь к Ларисе, добро бы, если всё было задумано, чтобы развлечь их с Савелием. Такое не возбраняется, народ любит посмотреть на ряженых. Но то, что им представилось, выглядело совершенно по-другому… И он сам взял с собой девку, не проверив, трезва ли она! Будто морок глаза затмил. Оказалось, что пьяна, и изрядно. Комедию закатила, дурья башка! Это… это варьете какое-то, а не танцы!

Кузнец сплюнул в сердцах. Куда только родители глядят? У них спиртное из запасов сливают, а им невдомек. Хватило-то ей, кажется, всего четверка, чтобы потянуло на пляску. Организм, значит, неокрепший… Никола даже зубами скрипнул. Не доводилось ему ещё видеть такое в живую. Может, только по молодости, в дореволюционное время, и то уже не вспомнить. Сподобил же чёрт ляпнуть при отце Савелии, что он готов выбирать между двух девок! Сейчас сделается посмешищем для всего села. Вот уж не думал, что жизнь поставит такой выбор: первая, никого не стыдясь, в одном исподнем вокруг столба вьётся, а вторая…

Тут он задумался. Конечно, мысли и дальше пытались скакать без порядку, но откуда-то из глубины души появилось чувство, что он вершит несправедливость. Про Оксану ничего плохого на селе не говорили. Слышал кузнец, что она норовиста, такие мужиками вертят, как им вздумается. Только это нынче не в диковину. Бабы уже давно как с цепи сорвались: одним подавай сразу всех без разбора, но то гулящие; другие же такое о себе мнят, что старыми девами остаются, пары найти не могут. По сути, несчастны и те, и другие. А где золотая середина, знает, похоже, один Бог.