Клуб избранных Овчаренко Александр

Глава 2

Серые осенние дни за окном моей палаты проходили сплошной чередой больничного однообразия. Как назло, медсестры в этом лечебном заведении были бесконечно далеки от своих коллег из немецких порнофильмов, поэтому ухаживать за ними у меня не было никакого желания. Телевизионная программа изобиловала многочисленными сериалами, в которых любовные похождения героев переплелись в такой клубок, что до инцеста оставался один шаг. Но больше всего меня угнетало моё бездействие. Чтобы как-то оправдать своё пребывание в больнице, я решил продолжить милую болтовню с доцентом Терентьевым и попутно раскрыть мировой заговор. Ну хоть какая-то польза от меня будет!

Но Спиридона Марковича я не нашёл.

– Скажите, а где больной Терентьев? – обратился я к заведующему отделением, который в тот день лично совершал обход больных.

– А зачем он Вам? – неласково осведомился завотделением, продолжая что-то выискивать в моей карточке.

– Да, знаете ли, занятный старикашка! Интересно с ним пообщаться.

Заведующий отделением оторвался от амбулаторной карты и строго взглянул на меня.

– Молодой человек, Спиридон Маркович хоть и шизофреник, но человек в нашем городе уважаемый, и мне не хотелось, чтобы Вы над ним смеялись.

– Он что, и правда шизофреник?

– А почему Вас это так удивляет?

– С виду человек более чем нормальный, мыслит логически.

– А Вы что хотите, чтобы он, как имбецил, слюни пускал? К вашему сведенью, при параноидальной форме шизофрении больной не деградирует, и в течение всего времени заболевания остаётся на том же интеллектуальном и социальном уровне. Раньше Терентьев в нашем университете был в числе ведущих специалистов, пока не обнародовал свою теорию про мировой заговор. Классический случай паранойи.

– Теорию про что? – не веря своим ушам, переспросил я.

– Про мировой заговор! После этого его карьера пошла под уклон. В научных кругах над ним начали смеяться. Он, естественно, пытался отстоять свою точку зрения, и чем больше он старался, тем больше над ним смеялись. Кончилось всё сердечным приступом и последующим увольнением на заслуженный отдых. В университете ему готовили торжественные проводы, но Спиридон Маркович к тому времени уже впал в глубокую депрессию и на проводы не пришёл. После этого случая коллеги по кафедре на него повесили ярлык сумасшедшего и прервали с ним всяческие отношения. Терентьев человек одинокий, это, знаете ли, усугубляет заболевание, вот мы и кладём его при первой возможности в стационар. По-хорошему его бы надо в психоневрологический диспансер, но это окончательно добьёт старика. Так что общаться Вы, молодой человек, с Терентьевым можете, но упаси Вас бог причинить ему хоть какой-то вред! Не посмотрю, что Вы больной и у Вас рёбра переломаны!

После ухода заведующего отделением и его свиты, я долго обдумывал полученную информацию.

– Надо же было нарваться на параноидального шизофреника! А ведь я ему почти поверил! Может, это у меня шизофрения? Может, это меня пора в психоневрологический диспансер изолировать? Правду говорят, что контузия – вещь коварная: сначала мучают головные боли, потом веришь в мировой заговор, а потом объявляешь себя Наполеоном или Александром Македонским – кому как нравится!

– Жалеете, что связались с сумасшедшим? – раздался знакомый голос. На соседней кровати, с газетой в руке сидел Спиридон Маркович и, как ни в чем не бывало, качал ногой. – По воле случая, я находился рядом, и всё слышал, – разъяснил доцент. – Я привык к подобным высказываниям. Меня утешает, что раньше и Циолковского считали сумасшедшим, да и не его одного. Так уж устроен наш мир: всё, что не укладывается в привычные рамки – ересь! Раньше за это жгли на кострах, теперь пытаются упечь в сумасшедший дом. Чувствуете, какой прогресс? Ну, что? Продолжаем разговор или у Вас срочные процедуры? – ехидно спросил доцент.

– Продолжаем, – с трудом выдавил я и, сделав над собой ещё одно усилие, улыбнулся.

– Вот и чудно! – обрадовался незваный гость. – Не бойтесь, юноша! Даже если я действительно сумасшедший, то не буйно помешанный, и шизофрения воздушно-капельным путём не передаётся, так что угроза заражения исключается полностью. Пошли ко мне в палату, там у меня телевизор имеется, посмотрим последние новости.

Палата у Спиридона Марковича оказалась одноместной и уютной. Терентьев включил переносной телевизор и настроил на местную программу. Новости надо были неутешительными: в республике шла криминальная война за передел собственности, и милицейские власти только и успевали фиксировать вооружённые стычки враждующих группировок, да подсчитывать труппы. Камнем преткновения был тот же Тарский нефтеперерабатывающий завод, являвшийся головным предприятием нефтяного холдинга «Чёрное золото».

Два хозяйствующих субъекта оспаривали права на владение химическим гигантом в суде, и ещё десяток группировок пытались решить вопрос силовыми методами. Даже невооружённым взглядом было видно, что власть не в состоянии контролировать создавшуюся ситуацию.

– Ещё немного, и в республике объявят чрезвычайную ситуацию, после чего введут президентское правление с комендантским часом, вооружёнными патрулями на улицах и прочими прелестями, – спокойно резюмировал хозяин палаты, не отрывая взгляда от телевизора. – Всё идёт по плану!

– По какому плану?

– По плану господ Кукловодов.

– Ах, да, совсем забыл – всемирный заговор! – усмехнулся я, внимательно наблюдая за реакцией собеседника.

– Не юродствуйте, юноша! Это действительно один из элементов большой игры, который принято называть мировым заговором. Вы находитесь во власти стереотипов. Для Вас понятие всемирный заговор – это кучка злобных капиталистов, плетущих паутину своих гнусных замыслов в старинном замке, где-то в горах Черногории или тайных подземных убежищах на одном из необитаемых островов, затерянных в голубом безбрежье Атлантики.

– Приблизительно так! – согласился я, продолжая саркастически улыбаться.

– Сопоставляя мировой масштаб с нашей не самой большой республикой, скажем честно, захолустьем государства российского, Вы говорите сами себе, что всё это бред! Зачем заговорщикам наши Палестины? Для заговорщиков мирового масштаба Тарский нефтеперерабатывающий завод – это мелочь! Даже весь холдинг «Чёрное золото» со всеми нефтяными месторождениями мелочь. Так?

– Да, именно так!

– А кто Вам сказал, что конечная цель заговора – нефть?

– А разве не так?

– Нет! Я не отрицаю, что нефть стоит очень дорого, но в нашем случае нефть только прикрытие. Кукловоды используют местную заварушку в своих целях. Каких? Этого я пока не знаю.

– Слава богу, а я-то думал, что Вы знаете всё на свете, и уже стал комплексовать!

– Скажите, мой недоверчивый друг, когда ссорятся соседи на коммунальной кухне, они бьют друг другу физиономии или поджигают кухню?

– Никогда не жил в коммуналке, но могу предположить, что имеет место классический мордобой, описанный ещё в двадцатом веке Ильфом и Петровым.

– Совершенно верно. Тогда зачем, скажите на милость, взрывать головной офис «Чёрного Золота», который рано или поздно будет твоим?

– Возможно, имела место акция устрашения.

– Значит, Вы настаиваете, образно говоря, на поджоге кухни? Не проще ли организовать пару-тройку покушений на членов Совета директоров, и тем самым добиться желаемого результата без нанесения материального ущерба. Прошу прощения за цинизм!

– Но ведь Вы не будете отрицать, что передел собственности в республике идёт полным ходом.

– Не буду. Более того, он бы давно завершился, если бы в процесс не вмешивались заинтересованные лица.

– Кукловоды?

– Они самые.

– А вы не учитываете, что офис мог взорвать кто-то из криминальных авторитетов чисто из мести: не мне – так никому!

– Учитываю! Но они не сумасшедшие бодаться с такими тяжеловесами, как Кох и будущий президент одной из закавказских республик. Именно эти лица официально оспаривают права на Тарский нефтеперерабатывающий и весь холдинг «Чёрное Золото». Да и организация террористического акта удовольствие не из дешёвых. Получается себе дороже.

– Какой же вывод?

– Кукловодам выгодна политическая и экономическая нестабильность в нашей республике. Она активно отвлекает Москву.

– Отвлекает от чего?

– Я же говорю, что пока не знаю, от чего, но от чего-то существенного. Такой приём часто использовался при ведении боевых наступательных действий во время Второй мировой войны. Наступающая сторона наносила мощный удар по обороне противника. У обороняющейся стороны создавалось впечатление, что именно это место противник выбрал для нанесения главного удара. После чего на данный участок фронта стягивались все резервы, а противник в это время наносил удар в совершенно другом месте, и, как правило, ломал даже глубоко эшелонированную оборону. У этой классической схемы только один минус: воинское подразделение, которое имитировало направление главного удара, погибало полностью, но на войне потери неизбежны, и на этот шаг Верховное руководство шло сознательно. Если операция удавалась – командиры получали ордена и внеочередные звания, если наступление захлёбывалось в собственной крови – шли под трибунал, где их действия расценивались, как военное преступление. Так вот, направление главного удара Кукловодов мне неизвестно, но то, что Тарская республика существенно оттягивает на себя силы и внимание федерального Центра, мне ясно, как божий день.

– Значит, Тарской республике уготована участь жертвенного барана?

– Я бы сказал, роль пешки в большой игре, которой жертвуют во имя достижения высших целей.

– Хорошенькая перспектива! – пробормотал я, чтобы как-то скрыть растерянность. – Хотя это всего лишь Ваши предположения, не спорю, в них есть рациональное зерно, да и логика кажется железной, но главного Вы мне так и не доказали…

Я хотел развить мысль дальше, но осёкся, так как очередной телевизионный сюжет о достижениях местных фермеров по взращиванию кукурузы, был прерван экстренным сообщением.

Дальше я ничего не говорил, а молча глядел на экран, где оператор умудрился из толпы мечущихся людей выхватить крупным планом лицо мёртвого президента. Президент Соединённых Штатов Абрам Барак был мёртв! Его тело несли на руках многочисленные охранники, многие из которых были потрясены и плакали, не стесняясь слёз. Потом тело президента погрузили в закрытый чёрный «Кадиллак», который с места рванул по встречной полосе к военному госпиталю, находящемуся на другом конце города. Хотя все понимали, что Президент уже мёртв, но по инерции продолжали действовать так, словно от быстроты действий зависела его жизнь.

В это время в толпе образовалась «воронка», которая одновременно разрасталась и всё больше сжималась к центру вращения. В центре «воронки» несколько сотрудников президентской охраны безуспешно пытались защитить от самосуда чернокожего мужчину. По иронии судьбы, покрывшие себя позором сотрудники охраны, не сумевшие уберечь Президента, самоотверженно спасали его убийцу. Десятки кулаков яростно молотили воздух в надежде достать до убийцы. Толпа неистовствовала, над площадью перед отелем, в котором должен был выступать Абрам Барак, стоял то ли вселенский стон, то ли всемирный вой. Силы были неравными и вскоре центр «воронки» сжался.

И в тот момент, когда толпа остервенело добивала убийцу, а заодно и не выполнивших своего долга охранников, неожиданно пришла помощь. Неизвестно откуда появившийся армейский «хаммер» без церемоний врезался в беснующуюся толпу. Раскидывая переполненных справедливым гневом соотечественников, водитель «хаммера» пробился к центру «воронки» и каким-то чудом втащил внутрь чернокожего убийцу президента. За мгновенье до того, как водитель армейского джипа дал полный газ, окровавленные и растерзанные сотрудники охраны теперь уже покойного президента успели гроздьями повиснуть на автомобиле и вырваться из смертельных объятий налогоплательщиков.

Я перевёл взгляд на Терентьева, который, в отличие от меня, воспринял сенсационную новость спокойно.

– Это тот редкий случай, когда мне жаль, что я оказался прав, и мои прогнозы сбылись, – произнёс он ровным голосом. – Мне действительно жаль американца: он был толковый политик и хороший дипломат. Барак пришёл на Олимп власти в трудное для Америки время – в разгар экономического кризиса, и многие видели в нём Спасителя. Но он не учёл одного: Спаситель всегда должен быть готов сменить белые одежды на терновый венец Мученика. Вспомните, что стало с сыном плотника, который въехал в Иерусалим на осле, а потом двенадцать учеников провозгласили его Спасителем – его распяли!

– Что же будет дальше? – оторопело спросил я.

– Дальше настанет наша очередь взойти на Голгофу. Теперь я знаю направление главного удара – это Россия! Беда в том, что наша многострадальная Родина так огромна и имеет так много уязвимых мест, что указать, куда именно упрётся остриё копья Кукловодов, я пока не могу. Находясь в стенах больницы, я страдаю от недостатка информации: мне нужен выход в интернет! К сожалению, моя скромная пенсия не позволяет мне приобрести даже нетбук, поэтому я, когда был здоров и хватало денег, посещал интернет-кафе. Сейчас же мне приходится довольствоваться лишь периодикой, а это сильно затрудняет мою работу: не та оперативность, да и объём требуемой информации несопоставим.

– Странное совпадение! – бодро, но с явным налётом фальши произнёс я, вспомнив о пятидесяти тысячах, оставленных мне звездой русского романса Дуней Грач, она же Варвара Звездогляд. – Совсем недавно я приобрёл ноутбук для личного пользования, но сейчас он у меня валяется в камере хранения вместе с остальными вещами, без надобности. Если Вы не против, то я предоставлю его Вам в круглосуточное, и даже в круглогодичное пользование и обеспечу подключение к «мировой паутине».

– Это было бы чудесно, молодой человек! – со смущённой улыбкой произнёс доцент Терентьев, и щёки его порозовели от удовольствия. – Только круглогодично мне компьютер не требуется: вряд ли я столько проживу!

На следующий день я с утра стал приставать к дежурной медсестре с неприличным предложением. Медсестра была страшненькая, как ночь в реанимации, и к тому же успела войти в тот «забальзамированный», простите, «бальзаковский» возраст, когда про женщину, чтобы не обидеть, говорят, что она в самом соку или … баба ягодка опять. Медсестра Гузель была ягодкой в собственном соку. Она трезво оценивала свои шансы и не верила ни одному моему комплименту.

– Кондратьев, ты сексуальный маньяк или извращенец? – спросила она напрямую, когда ей надоели мои ухаживания.

– Ни то и ни другое, просто я нормальный здоровый мужчина, но измученный длительным воздержанием.

– Понятно: оголодал! А на безрыбье и тётушка Гузель сгодится! Не получится, Казимир, и насчёт своего здоровья ты явно погорячился! Но если уж так сильно невмоготу, сходи на городскую набережную. Там сейчас с десяток массажных салонов открылось с полным набором сексуальных услуг, только плати! Как говорил офицер-чеченец, находившийся у нас на лечении после ранения: «Любой каприз за ваши «боевые»!

– Боюсь, что в этом больничном наряде меня и там не примут, подумают, что из дурдома сбежал.

– Ладно! Пойдём в кладовую, я тебе одежду выдам.

– И документы! – произнёс я, не веря в удачу.

– И документы! – согласилась Гузель

– А с чего ты вдруг добренькая стала? – проявил я запоздалое подозрение.

– Сегодня в ночную смену молоденькая стажёрка заступает. Так вот боюсь, как бы ты её в отпуск не отправил.

– В какой отпуск?

– В декретный! Одевайся быстрее, на все твои кобелиные радости даю пару часов, иначе можем оба погореть! Понятно?

Через полчаса я был в сбербанке, где снял пятьдесят тысяч, а ещё через час возвращался в ставшую для меня родной Первую республиканскую больницу. В руке у меня была коробка с новеньким ноутбуком, на который я потратил большую часть снятых со счёта денег. По пути я зашёл в парфюмерный магазин «Болгарская роза», где приобрёл для тётушки Гузель духи в красивой бархатной коробочке. Не знаю, как насчёт запаха, но название духов мне понравилось: на чёрном бархате золотом было начертано «Коварство и любовь».

– «Коварство и Любовь»? – удивилась Гузель, когда я подарил ей коробочку с духами. – Интересно, и чего же там больше: коварства или любви? – усмехнулась медсестра, пытаясь рассмотреть содержимое пузырька на свет.

– Там больше спиртосодержащей жидкости и немного цветочного парфюма, – предположил я и ошибся. Духи оказались с приятным горьковатым запахом, который будил во мне смутные желания.

Глава 3

Никто не кричал: «Курсант Бодрый, на полосу препятствия, марш»! О том, что ему предстоит бежать по «тропе больших и малых подлянок» (по-другому это упражнение и не назовёшь!), Бодрый узнал вчера вечером, когда, истерзанный морально и физически, после спецзанятий пришёл в свой «люкс». На мониторе постоянно включённого компьютера (выключать строжайше запрещено!) «висело» уведомление о расписании завтрашних занятий. В 8 часов значилось преодоление полосы препятствий на участке № 5.

Изуверы! Бежать, прыгать, падать и кувыркаться сразу после завтрака! Кормили в «учебке», как на убой! В первое время Цыганков, он же Бодрый, ел жадно и много, но вскоре понял, что «халявная жрачка» ему выходит боком, в буквальном смысле: у него появилась одышка, и при нарастающих физических нагрузках начинало колоть в правом боку. Бодрый перестал объедаться и стал вставать из-за стола с лёгким чувством голода. Так он продержался неделю. На восьмой день на мониторе пришло очередное послание. «Умеренность во всём – есть в жизни меч и щит»! – писал незримый куратор, присутствие которого он чувствовал ежеминутно. Бодрый расценил это, как похвалу. Он привык к мысли, что все его действия непрерывно контролируются и постоянно оцениваются.

С инструкторами он встречался только на занятиях, которые проводились с каждым курсантом по индивидуальной программе. Ни имён, ни званий (если таковые и были) инструкторов Бодрый не знал. Обращаться следовало ко всем одинаково – «товарищ инструктор». К нему обращались тоже безлико – «товарищ курсант», даже без упоминания оперативного псевдонима. Наименование дисциплин не отличалось разнообразием и обозначалось безлико, как и всё в «учебке» – «Д1», «Д2», … «Д9».

Преодоление полосы препятствий относилось к дисциплине «Д5». В сущности, полосы препятствий, какой её привыкли представлять те, кто служил в армии, не было. Был участок местности с огромным заброшенным заводским корпусом, территория вокруг которого заросла кустарником и изобиловала разнообразными ловушками, начиная от открытых водосточных колодцев и кончая учебными минами. Бодрый выполнял упражнение четвёртый раз и правила запомнил хорошо, но пройти полосу до конца ему ни разу не удалось.

На старте его встретил инструктор, на лице которого была чёрная маска. Инструктор молча протянул ему наушник и конверт с заданием. Бодрый вздохнул, нацепил наушник и с треском разорвал конверт. Задание было, как и в прошлый раз: преодолеть 500 метров простреливаемой территории, умудриться проникнуть в заводской корпус и освободить находившегося в одной и комнат заложника.

– Задание понял! – доложил курсант и вернул конверт инструктору

– Выбирайте оружие и снаряжение, – впервые подал голос инструктор и, посторонившись, пропустил Бодрого к веренице стеллажей с имуществом и вооружением. Никаких ограничений в экипировке не было, можно брать столько, сколько унесёшь с собой, но в этом и была первая «подлянка». Первый раз он обвесился оружием и боезапасом, как Рембо и лишь когда вышел на «тропу», понял, что совершил очередную глупость: бежать было тяжело, пулемёт бил по ногам, а многочисленные гранаты и запасные «магазины» тянули к земле. К тому же инструктор от души «поливал» поверх его головы из «Калашникова». Патроны были боевые, и Бодрый, услышав, как над ним засвистели пули, со страху плюхнулся на живот, больно ударившись грудью об один из висящих на нём «магазинов». Превозмогая боль, он пополз по пыльной траве в направлении зияющего пустыми глазницами окон заводского корпуса. Инструктор то ли утихомирился, то ли менял в автомате «магазин», но стрельба прекратилась. Однако стоило Бодрому немного приподняться, как над головой вновь засвистели пули. Одна из них, ударившись в бетонный столб, с противным визгом срикошетила в его сторону, и Бодрый со всего маху ткнулся лицом в репейник.

«Чего я дурака валяю! – подумал он тогда. – Ну, не застрелит же он меня по-настоящему».

До корпуса оставалось метров двести, и Бодрый, оттолкнувшись от земли двумя руками, резко вскочил и, согнувшись под тяжестью ненужной амуниции, рванул напрямую к серому зданию. Стрельбы не было.

Обернувшись на бегу, он увидел, что инструктор отложил автомат и внимательно наблюдает за ним в бинокль.

«Смотри-смотри! – злорадно подумал он, но мысль развить не успел: под правой ногой что-то ослепительно вспыхнуло. В первое мгновенье ему показалось, что он наступил на молнию, а потом на него обрушились раскаты грома. Это была учебная мина в действии. От неожиданности Бодрый, теряя гранаты и элементы экипировки, полетел через голову и плюхнулся на спину.

– Прекратить упражнение! – раздался в наушнике голос инструктора. – Приказываю возвратиться на исходный рубеж.

Бодрый, кряхтя и матерясь, поплёлся к инструктору, по пути собирая потерянное снаряжение.

– Вы убиты, курсант! – ледяным тоном сообщил инструктор. – Как самочувствие?

– Обосраться можно! – чистосердечно признался Бодрый.

– Незачёт, – так же холодно констатировал инструктор и добавил: – В следующий раз, курсант, постарайтесь конкретней отвечать на поставленный вопрос!

– Куда уж конкретней! – проворчал «убитый» и поплёлся в душ.

Второй раз его «снял» снайпер, когда он при помощи штык-ножа разминировал проход и прополз по нему до самого здания. Ободрённый первым успехом, Бодрый уверенно поднялся, вытер со лба пот, улыбнулся – и получил в грудь пулю. Конечно, вместо настоящей пули был шарик с красной краской, но ему было до слёз обидно, когда в наушнике прозвучала знакомая фраза: «Прекратить упражнение! Вернуться на исходный рубеж»!

В третий раз ему удалось добраться до заводского корпуса, и он собирался проникнуть внутрь через неприметную дверь, на которой висела обшарпанная табличка «Запасной выход», когда в наушнике раздался голос инструктора.

– Рекомендую проникнуть в здание через оконный проём на втором этаже, – бесстрастно подсказал спец.

– Ага! Сейчас! Буду я на стене корячиться! – процедил сквозь зубы Бодрый и потянул дверь на себя.

То, что за дверью «растяжка», он понял за секунду до взрыва, когда услышал характерный хлопок. В следующую секунду он, оглушённый взрывом, лежал на спине.

– Что же за жизнь у меня собачья! – с горечью рассуждал он, глядя в голубое бездонное небо и «наслаждаясь» всеми «прелестями» лёгкой контузии. – Лучше бы меня тогда электричка переехала, я бы меньше мучился!

После этого в расписании его занятий появились другие дисциплины, но через неделю его опять погнали на «тропу».

– Гадом буду, если не дойду! – поклялся он сам себе страшной тюремной клятвой и стал выбирать снаряжение. Когда Бодрый вышел на рубеж, у него за спиной висел арбалет с минимальным набором стрел, пояс оттягивала кобура с тяжёлым, но надёжным «Стечкиным», а правая рука сжимала кинжал с длинным тонким лезвием, который можно использовать и как щуп при разминировании, и как холодное оружие в рукопашной. От тяжёлого шлема «сфера» Бодрый отказался, ограничившись маскировочной шапочкой и специальными незапотевающими очками на резиновом ремешке.

Привычно упав на живот, он, как ящерица, быстро и уверенно пополз по пожухлой траве, нанося перед собой короткие удары в дёрн узким клинком кинжала. Мин попадалось мало, и он быстро дополз до бетонной стены серого заводского корпуса, после чего вытянул из чехла арбалет и перевернулся на спину. Первые два выстрела успеха не принесли: стальные крючья на конце капронового шнура, заброшенные в помещение арбалетной стрелой, безрезультатно скребли по бетонному полу и, не найдя зацепки, выпали из окна.

Третья стрела зацепилась за батарею. Бодрый, поплевав на ладони, ухватился за шнур и быстро, как мартышка, забрался в оконный проём. Помещение было пустым, если не считать старых поломанных стульев и парочки выцветших стендов.

Бодрый присел на корточки и замер. Откуда-то из коридора доносились непонятные звуки. Осторожно просунув кинжал в щель между дверным полотном и косяком, он по отражению на клинке убедился, что коридор пуст. Звуки явственно раздавались из кабинета напротив.

Стараясь не наступать на осколки битого стёкла, он на носочках прокрался к двери кабинета. Когда-то в двери этого помещения был замок, но сейчас вместо него зияла дыра, которая позволила рассмотреть, что в кабинете идёт самая настоящая драка. По пыльному паркету катались в обнимку молодой кавказец и белокурая девушка в легкомысленно коротком платье.

В процессе борьбы подол платья задрался вверх, и взору курсанта открылась очаровательная попка, перетянутая розовыми стрингами. Пока парень и девушка с переменным успехом пытались вырвать друг у друга пистолет, Бодрый, у которого шесть месяцев не было женщины, зачаровано глядел на восхитительную белокожую попку.

– Да, да! Я помню: надо спасти заложника! – сказал он сам себе, очнувшись от наваждения и, подкравшись, коротким натренированным ударом «вырубил» кавказца. Парень перестал сопротивляться и выронил пистолет. Девушка с облегчением вздохнула, подняла на него глаза и улыбнулась.

– Спасибо, мой герой! – произнесла она, пытаясь левой рукой прикрыть разорванное на груди платье. Бодрый, улыбнувшись в ответ, стыдливо отвёл глаза. В этот момент белокурая красавица правой рукой дотянулась до пистолета и выстрелила спасителю в лицо. Шарик с красной краской ударил в переносицу и забрызгал стёкла незапотевающих очков.

– Твою мать! – прошептал обескураженный курсант.

– Без обид! – сказала девушка-террорист и, похлопав его ладошкой по плечу, исчезла в дверном проёме.

– Курсант! Можете вернуться на исходную позицию, – прорезался в наушнике голос инструктора.

– Надо же так облажаться! – корил себя Бодрый. Горечь поражения скрашивало лишь то, что за все муки и страдания, перенесённые им в ходе четырёх безуспешных попыток спасения заложника, инструктор всё-таки поставил ему зачёт. Однако этот жизненный урок оставил в душе курсанта тяжёлый осадок. После этого случая Бодрый перестал доверять кому-либо. И ещё долго в каждой молодой женщине подсознательно искал черты белокурой девушки-террористки.

Однако процесс обучения был крайне насыщенным, и вскоре Бодрый, перестав заниматься самоедством, переключился на другие задания. Занятий было много, но, по большому счету, на каждом курсанта учили, прежде всего, думать. На первом занятии по огневой подготовке (дисциплина «Д7») инструктор легко, почти играючи, всадил три пули из обыкновенного армейского ПМ в «десятку» грудной мишени и, заметив восхищённый взгляд новенького курсанта, усмехнувшись, сказал:

– Я научу тебя стрелять на звук, на вспышку, на бегу, в падении, и из всех неудобных положений, которые может принять твоё тело. Ты будешь знать наизусть разборку и сборку всего, что стреляет, включая зарубежные образцы. Оружие станет частью твоего тела, продолжением твоей руки, ты будешь чувствовать его не только кожей, но и всеми нервными окончаниями. Но при этом хорошенько запомни: если дело дошло до огневого контакта с противником – ты на грани провала. Главное оружие разведчика не «глок» и «беретта», главное оружие разведчика – его голова. Так что советую не подставлять её под пулю. Пуля ведь, в отличие от тебя – дура!

После этой банальной проповеди инструктор с закрытыми глазами разобрал и собрал ПМ, снарядил «магазин» и, не целясь, с разворота послал в мишень ещё три пули.

– Лихо Вы это…! Как это Вы так, не прицеливались, а все пули кучненько так! – восхитился Бодрый.

– Я прицелился ещё до того, как направил на мишень оружие, – буднично пояснил инструктор. – Ты, курсант, должен взять за основу простое, но важное правило – каждый произведённый тобой выстрел должен означать стопроцентное поражение противника, потому что в жизни гораздо сложней, чем на стрельбище, и второго выстрела может не быть!

К огромному удивлению Бодрого, в числе изучаемых дисциплин были и основы актёрского мастерства (дисциплина «Д6»). Искусству перевоплощения его обучал инструктор, который, в отличие от остальных, не скрывал своего лица, носил старомодный гражданский костюм с галстуком «бабочкой» и просил называть его Мастер. Мастер был сухощавым мужчиной среднего роста, с сильно поредевшей седой шевелюрой и нервным лицом. Бодрого он называл не иначе, как «мой юный друг», а когда бывал им недоволен, то «молодой человек».

– Мой юный друг, запомните: мне не нужно, чтобы Вы обезьянничали! – пояснял слуга Мельпомены. – Когда я говорю, чтобы Вы показали мне капитана дальнего плаванья, это не значит, что Вы должны копировать только его походку. И вообще копировать ничего не надо! Ходить враскорячку может каждый! Где капитан? Я не вижу капитана! Передо мной какой-то пьяный матрос, которого бросает из стороны в сторону, а капитана, простите, как не было, так и нет! Я Вам, молодой человек, не верю! Не верю! Капитан на судне – царь и бог! Это, прежде всего, человек высоких моральных качеств, высококлассный специалист, человек железной воли! От его решений зачастую зависит жизнь всего экипажа, и этот человек знает себе цену. Человек, облечённый таким доверием, не может ходить, сгорбившись и засунув руки в карманы, как Вы мне сейчас пытались показать. Где офицерская выправка, где разворот плеч и высоко поднятый подбородок? Вы же мне пытаетесь играть, а Вы должны быть этим капитаном! Забудьте о штампах. Смотрите! – и Мастер, нервно дёрнув щекой, вышел на середину комнату.

Бодрый открыл рот: инструктор у него на глазах из тщедушного старика превращался в продублённого всеми ветрами «морского волка». Он расправил плечи, заложил левую руку за спину, и кажется, стал выше ростом. Движения его стали скупыми и неторопливыми, а на лицо легла печать благородства и непоколебимой уверенности. Упрямо сжатые губы и волевой подбородок, выдавали в нём человека решительного, способного на поступок.

«Морской волк» неторопливо развернулся всем корпусом и, умудрившись с высоты небольшого роста взглянуть на своего подопечного свысока, неожиданно хорошо поставленным командирским голосом гаркнул: «Юнга! Ко мне»! От неожиданности Бодрый резко вскочил и при этом больно ударился коленкой о крышку стола.

– Вольно! – нормальным голосом сказал вышедший из образа Мастер. – Ну что, юноша, понятно?

– Не совсем, – ответил подопечный, потирая ушибленное колено.

– Конечно, Вам, курсант, должно быть непонятно. Вы ведь, молодой человек, никогда не слышали о системе Станиславского. Это я так… машинально спросил! Простите старика!

После этого следовала полуторачасовая лекция о Станиславском, Немировиче-Данченко, и о мучительной, но сладостной каторге по имени «театр». В конце пространного монолога Бодрый понял, что к системе Станиславского он, в своей непутёвой жизни, сам того не ведая, прибегал неоднократно, когда надо было не просто соврать, а соврать убедительно.

– Был у меня на зоне кореш, который мог мгновенно «перекинуться» хоть в Кума, хоть в Хозяина, хоть в Генерального секретаря, – вклинился в диалог Бодрый, улучив момент, когда Мастер, переводя дух, утирал огромным носовым платком раскрасневшееся лицо. – Кликуха у него была занятная – Сашка-Кино. И ведь что интересно: он не обезьянничал, как Вы говорите, а как бы в их шкуру влезал! И до того, подлец, это красиво делал, что его к самодеятельности привлекли. Он потом по УДО, в смысле по условно-досрочному вышел.

– И за что же этот талантливый юноша попал в места не столь отдалённые? – спросил Мастер, несколько удивлённый резким переходом от творчества Станиславского к похождениям уголовника Сашки-Кино.

– Да он на воле лохов по-крупному «разводил», – охотно пояснил бывший заключённый, а ныне курсант Бодрый.

– Чего, чего? – переспросил потрясённый последователь Станиславского.

– Я говорю, что Сашка был «мошенник на доверии»! Ему люди деньги в руки сами совали, потому что верили ему, как родной маме. Рожа у Сашки, надо сказать, была породистая, что у твоего профессора! Образование, правда, неполное – шесть классов, да и те, что Сашка успел в «малолетке» закончить, пока его во «взрослую» зону не перевели, но словами, как циркач, жонглировал. Бывало, слушаешь его и забываешь, что перед тобой не депутат очередного созыва, а твой лагерный кореш!

Талантливый был Санек, хотя о Станиславском понятия имел смутные!

Оперативно-розыскную деятельность (ОРД, дисциплина «Д1») преподавал инструктор, который неуловимо напоминал боксёра, давно повесившего перчатки на гвоздь. Небольшого роста, с хорошо развитым торсом и лёгкой походкой, он производил впечатление человека, уверенно шагающего по жизни, и хотя его лицо было скрыто под маской, Бодрому казалось, что на губах инструктора играет лёгкая саркастическая усмешка. Так усмехаются люди, кое-что повидавшие на своём веку и относящиеся к течению жизни философски.

– Я знаю, курсант, что из Вас готовят оперативника для подразделения силовой защиты или группы зачистки. Это, конечно, не бог весть что, и до «нулевого» допуска Вам, как до Китая ра… простите, пёхом, но всё равно Вы по большому счету оперативник, а значит премудростями ОРД должны овладеть в полном объёме, – сказал при первой встрече старый оперативник и с чувством пожал ему руку.

После рукопожатия Бодрый с трудом разлепил пальцы, и понял, что с выводами насчёт того, что спортивная карьера у инструктора в прошлом, он явно поторопился.

– А что такое «нулевой» допуск? – наивно спросил Бодрый.

– Как-нибудь расскажу, – усмехнулся инструктор. – А сейчас давай учиться без скидок и без дураков!

Инструктор сдержал обещание, и в конце учебного курса, когда его подопечный твёрдо усвоил писаные и неписаные правила оперативной деятельности, поведал ему, что значит «нулевой» допуск, или, точнее, допуск по форме «ноль».

– В нашей стране во всех силовых структурах, а также в гражданских организациях, которые имеют отношение к государственным секретам, допуск сотрудника к работе с «секретными» и «совершенно секретными» документами осуществляется при наличии допуска по форме «два». Допуск по форме «один» означает допуск к документам «особой важности». На этом градация допусков в государственных структурах заканчивается. В нашей организации существует ещё и допуск по форме «ноль», который наделяет сотрудника особыми полномочиями, и даёт ему право на самостоятельную оперативно-розыскную деятельность, – вполголоса пояснял бывалый опер. – Такой допуск имеют только резиденты, а они, как тебе известно, подчиняются только Директору или его Заместителю по оперативной работе. Скажу тебе, курсант, без преувеличения: работа резидента – это «высший пилотаж»! – уважительно произнёс инструктор, и Бодрому показалось, что за всё время общения у него впервые исчезла с губ саркастическая усмешка.

Занятия по психологии (дисциплина «Д9») Бодрый ждал с особым трепетом. Да и было отчего трепетать сердцу молодого мужчины: инструктором по этой дисциплине была Линза. Так как они были знакомы, Линза не скрывала лицо под маской, и Бодрый с нескрываемым удовольствием любовался ею. Занятия с ней напоминали беседу двух старых приятелей, в ходе которой Линза делала существенный упор на умение прогнозировать поведение человека в различной обстановке, а если надо, то и манипулировать самим человеком.

Время пролетало незаметно, и Бодрый, вернувшись после занятий в свой «люкс», с надеждой всматривался в окошко дисплея, вновь выискивая в расписание занятий аббревиатуру «Д9». Встреча с Линзой была для него маленьким праздником среди бесконечной череды учебных буден, но однажды в конце занятия Линза положила ладонь поверх его руки и неожиданно произнесла:

– Это наша последняя встреча! С завтрашнего дня у тебя будет новый инструктор.

– Почему? – глупо спросил Бодрый, чувствуя в животе неприятный холодок.

– Потому что я уезжаю, – просто ответила она. – Со временем ты узнаешь, что люди нашей с тобой профессии редко засиживаются на одном месте.

– Уезжаешь…? Куда?

– Ах, Бодрый! Чему я тебя учила? Ты ведь знаешь, что…

– Что на этот вопрос ты не ответишь!