Криминальный пасьянс Овчаренко Александр
Со временем Саид привык к отсутствующим взглядам и застывшим улыбкам на лицах монахов.
Как-то в один из дней он забрёл в пещеру, где собрались все махатмы и их ученики. Божественные ламы, покачиваясь в такт заунывной мелодии, читали мантры. Среди присутствующих Саид увидел монаха в набедренной повязке, с которым разговаривал несколько дней назад. Монах подошёл к нему, поприветствовал поклоном и уважительно осведомился, какие мысли посещают голову достопочтимого юноши, когда он внимает божественному песнопению.
— Я думаю о бренности бытия! — с важным видом произнёс Саид, хотя минуту назад его, как молодого мужчину, очень занимала проблема отсутствие в монастыре женщин. Монах, выслушав ответ, молча поклонился и скрылся в толпе единоверцев, а Саид с унылым видом продолжил бродить по подземным залам и переходам, пытаясь составить хотя бы обобщённый план монастыря.
— Если у них и есть какие-либо особые знания, то они, вероятней всего, в виде рукописей или старинных манускриптов должны храниться где-то в монастыре, в какой-нибудь потаённой комнате, — рассуждал Саид, переходя из зала в зал, из пещеры в пещеру, но нигде этой потаённой комнаты не находил.
Ещё через три дня странный монах в набедренной повязке сам отыскал Саида и принёс в подарок связку спелых бананов. Последние дни Саид испытывал постоянное чувство голода, поэтому очень обрадовался подарку и тут же стал обдирать банановую кожуру и поглощать спелую мякоть плода.
Монах вновь учтиво спросил Саида, какие мысли посещают его юную и незамутнённую пороками душу.
— Последнее время мне всё чаще стал сниться бифштекс! — честно признался Саид. — Представьте, огромный хорошо прожаренный бифштекс с луком и картошкой фри! И ещё пиво! Огромная кружка светлого пенного пива!
Саид причмокнул от удовольствия, а монах огорчённо вздохнул.
— Ты раб своих желаний! — с горечью произнёс он напоследок. — А раб не может воспринять божественные откровения великого Будды. Я вернусь, когда ты перестанешь быть рабом.
С этими словами монах легко поднял невесомое тело и быстрым шагом вышел из кельи. Саид непонимающим взглядом посмотрел ему вслед и, доев банан, впервые за дни, проведённые в монастыре, уснул, не испытывая сосущего чувства голода.
После этого странного визита порции еды, которую Саиду по-прежнему приносили монахи, стали ежедневно уменьшаться. И настал день, когда Саид обнаружил в келье только кувшин с родниковой водой. Самостоятельные поиски пищи ни к чему не привели: Саид потратил весь световой день, обследуя ближайшие к монастырю окрестности, но, кроме ягод, которые имели сильный терпкий вкус и окрашивали язык и губы в голубовато-фиолетовый цвет, ничего не нашёл.
На четвёртый день голодания он обратил внимание на то, что стал реже мочиться, к тому же моча потеряла цвет и стала прозрачной. К этому времени юноша научился растягивать порцию воды на весь день. Чувство голода притупилось, и ему достаточно было выпить небольшую глиняную чашку воды, как наступало обманчивое чувство сытости.
На седьмой день голодания Саид проснулся рано утром, и понял, что у него полностью отсутствуют какие-либо желания. Воспоминание о куске хорошо прожаренного мяса теперь не вызывали былой эйфории. Есть не хотелось, да и потребность в любовных утехах полностью отпала. В душе поселилась апатия. Теперь Саид большую часть суток спал и, к его удивлению, сон был глубокий, спокойный, а сновидения стали цветными.
Утром десятого дня вынужденной голодовки юноша проснулся от того, что почувствовал прикосновение: чья-то прохладная ладонь осторожно коснулась его лба. Саид открыл глаза и увидел, что возле его постели на корточках сидит старый знакомый — странный полуголый монах.
Монах учтиво пожелал ему долголетия и мудрости, после чего вежливо осведомился, какие желания посетили его в это прекрасное солнечное утро.
— У меня нет никаких желаний. Моя душа пуста, как пересохший колодец, — тихо произнёс юноша. — Мне кажется, что я умер!
— Благородный юноша, сегодня Вы, как никогда, далеки от смертного ложа, — улыбнулся монах.
— Внутри меня пустота и нет никаких желаний. Разве можно жить, ни к чему, не стремясь и ничего не желая? — возразил Саид.
— Ваше тело очистилось от скверны, а в вашей душе умер раб, отсюда обманчивое ощущение пустоты, но это скоро пройдёт. Теперь плотские желания не будут помыкать Вами, и Вы готовы стать на путь познания. Через несколько дней силы восстановятся, и в Вашей душе, как и прежде, поселятся мечты и желания, но это будут совсем другие желания.
После этих слов монах стал на колени, склонил голову и, сложив ладони перед собой, торжественно произнёс:
— Да будет внешний мир мал внутри тебя! Да вступишь ты на путь духовности!
— Аминь! — хотел пошутить Саид, но почувствовал приступ головокружения.
Это не ускользнуло от внимательного взгляда монаха, и он поднёс к губам подопечного искусно сделанную из тыквы фляжку.
Саид сделал несколько глотков приятного кисло-сладкого напитка и почувствовал себя бодрее.
— Теперь ты мой ученик, а я твой учитель, — буднично произнёс наставник.
— Назови мне своё имя, о учитель! — взволновано произнёс измождённый голодом юноша.
— У меня было много имён, — усмехнулся монах. Каждый раз, когда я рождаюсь на свет, я получаю новое имя, так что моё нынешнее имя не имеет никакого значения. Зови меня махатма гуру, или просто гуру.
— Я полон нетерпения приступить к учению! Когда же мы начнём, о почтенный гуру?
— Ты уже начал обучаться, мой нетерпеливый ученик. С этого момента ты каждый день, каждый час будешь приближаться к вершине знаний. Сначала ты будешь плутать в дебрях собственного невежества, срываться в пропасть неверия, вязнуть в болоте сомнений, но я всегда буду рядом! Я выведу тебя на твёрдый путь познания, и ты отправишься в самое интересное в твоей жизни путешествие — это будет поиск Абсолютной Истины. Возможно, в своём благородном стремлении ты достигнешь наивысшей степени просветления, которая даёт право на обладания особыми знаниями! И тогда ты обретёшь священное право называться Посвящённым! Твоей воле будут покорны не только все племена и народы, ты сможешь влиять на время и расстояние, по твоему желанию будут вспыхивать, и затухать войны, зарождаться новые государства и распадаться в прах вековые империи. Ты будешь повелевать ходом самой Истории! А пока выполни моё первое поручение: съешь до восхода солнца эту лепёшку.
И махатма гуру положил перед юношей завёрнутую в банановый лист небольшую рисовую лепёшку.
— А также ты должен выпить за ночь содержимое этого сосуда, — и, не обращая внимание на удивление ученика, протянул ему изготовленную из тыквы фляжку. — Учти! Последний глоток ты должен сделать за час до встречи со мной. Найдёшь меня на заре возле входа в монастырь, — сказал напоследок гуру и, отвесив прощальный поклон, скрылся в лабиринтах пещеры.
После ухода наставника юноша отщипнул от лепёшки маленький кусочек рисового теста и попытался проглотить, но кусок царапал горло и не хотел проникать внутрь. Тогда Саид сделал из глиняной чашки глоток холодной родниковой воды, и почувствовал, как кусок лепёшки, царапая пищевод, проник в желудок. Таким образом Саид съел треть лепёшки, но больше не смог проглотить ни кусочка. Ему казалось, что еда внутри него разбухла, и с минуты на минуту разорвёт его плоть. Неожиданно нахлынул приступ тошноты, и его вырвало. Организм отказывался принимать пишу.
Теперь Саид понял, что поручение гуру съесть лепёшку до утра никакая не шутка. К исходу ночи он кое-как доел злополучную лепёшку и за час до восхода допил содержимое фляжки.
Несмотря на то, что он практически всю ночь не спал, чувствовал себя Саид довольно бодро. С первыми лучами солнца он вышел из монастыря и недалеко от входа в укромном местечке, отгороженном от остального пространства валунами, обнаружил сидящим в позе «лотоса» учителя.
— Твоя кожа должна дышать, — после приветствия сказал гугу. — Сними всю одежду и садись рядом.
Саид повиновался: он снял с себя всю одежду, кроме плавок, и примостился рядом с учителем, пытаясь скопировать его положение тела.
— Руки должны покоиться ладонями вверх, — назидательно произнёс махатма. — Своё лицо подставь солнечным лучам и мысленно пошли солнцу слова благодарности.
Саид принял правильную позу и, задрав подбородок, стал впитывать кожей солнечные лучи.
— Что ты сейчас чувствуешь, о мой новый ученик?
— Ничего, учитель! Честно говоря, у меня в голове нет ни одной мысли, я просто тупо сижу и греюсь в солнечных лучах.
— Это хорошо! — улыбнулся монах. — В такие минуты в твоём сердце не должно быть ни злобы, ни зависти, ни суетных желаний, иначе все твои усилия не стоят даже шелеста тростника.
— У русских есть такое выражение — «мартышкин труд», — рассмеялся юноша и, видя на лице учителя удивление, добавил: — так говорят, когда хотят подчеркнуть бесполезность затраченных усилий. В Европе предпочитают выражение — «Сизифов труд».
— Ты русский?
— Я родился в России и прожил там пятнадцать лет, после чего перебрался в Англию.
— Забудь об этом! Ты теперь стоишь над социальными сословиями и национальными предрассудками. Ты можешь мыслить и общаться на любом языке, но при этом должен помнить, что ты готовишься стать Посвящённым, а Посвящённый не имеет ни родины, ни национальности, ни душевных привязанностей. Управлять ходом Истории можно имея трезвый рассудок и холодное сердце — эмоции в таком деле недопустимы! Что ты сейчас чувствуешь?
— Сквозит тут у вас! — честно признался Саид и зябко поёжился.
— Твоя первая ошибка, ученик, что ты не избавился от суетных мыслей. Тебя не должны отвлекать от процесса самосозерцания ни жара, ни холод, ни обжигающий ветер пустыни. Твоё тело должно быть готово к любым испытаниям. Со временем ты научишься отключать ненужные в данный момент чувства и ощущения, и даже замедлять работу сердца, а пока постарайся сосредоточиться на первичных ощущениях: закрой глаза, предоставь тело и душу солнечным лучам. Запомни, мой ученик! Утро — самое благодатное время суток, когда можно впитывать в себя чистую энергию! Где бы ты ни был, не пропускай ни одного восхода. Помни! После ночного мрака всегда наступает рассвет. Солнце есть всегда, даже когда ты его не видишь.
После этих слов махатма гуру надолго умолк.
Саид, подражая учителю, подставил лицо солнечным лучам и стал прислушиваться к внутренним ощущениям. То ли сказалось длительное голодание, то ли солнце напекло ему голову, но через несколько минут он испытал странное ощущение. Ему стало казаться, что он видит себя как бы изнутри. Позже гуру с неизменной улыбкой пояснил ему, что у него просто включилось «внутреннее зрение», но в тот момент было не до улыбок. Саид видел свои органы, но не такими, какими они есть на самом деле, а схематично, в виде эллипсов и окружностей разных размеров. Причём он отлично знал, что обозначает каждый элемент этой схемы под названием «Организм человека». Вот в самом центре пульсирует голубоватым светом продолговатый эллипс — это мозг. С левой стороны маленький участок мозга пульсирует тревожным красным бликом.
— Это последствие контузии, — услышал он внутренний голос и, подчиняясь каким-то неведомым силам, мысленно касается повреждённого участка и стирает красноватый блик. Через мгновение весь эллипс пульсирует здоровым голубым светом. Чуть ниже мозга расположен вертикальный эллипс. Саид знает, что это пищевод и желудок, и что желтовато-красный свет, которым он пульсирует, означает нарушение функций вследствие длительного голодания. Он мысленно начинает разминать желудок и вот уже весь эллипс светится бодрым янтарным светом.
— Больше не будет приступов тошноты, и ты сможешь нормально питаться, — говорит внутренний голос, и Саид явственно чувствует, как в области желудка исчезло доставляющее дискомфорт чувство тяжести.
Сколько времени он бродил по своему организму, Саид не знал: он раздробил в печени маленький камень, по-новому срастил разорванное под коленкой в детстве сухожилие, убрал кариес, и хотел заглянуть в маленький зелёный кружок — аппендицит, но путешествие неожиданно прервалось.
Очнулся Саид оттого, что его тряс за плечи его обеспокоенный наставник.
— Ты слишком глубоко погрузился для первого раза, — взволнованно произнёс монах. — Как правило, новичкам это не под силу. Твоя задача была всего лишь ускорить восстановление сил после процедуры очищения, но, судя по твоему бессвязному бормотанию, ты с первого раза смог достичь уровня, который по силам только тренированным послушникам, которые прошли начальный курс обучения.
— И что из этого следует? — уточнил Саид, который находился в своём внутреннем мире и мало что понял из монолога своего наставника.
— Это означает, что в тебе есть божья искра, а значит, я не ошибся, когда выбирал тебя в ученики! Ответь мне, мой ученик, что делал ты после того, как смог переключить свои силы на «внутреннее зрение»?
— Я лечил себя. Бродил по всему организму, слушал внутренний голос и лечил себя.
— Ты слышал голос?
— Да учитель. Я слышал голос так же хорошо и отчётливо, как слышу тебя!
Гуру осторожно коснулся пальцами лба послушника.
— Такие люди, как ты, редко приходят в этот мир. Судя по всему, в тебе дремлет могучая сила, но ты пока ещё не вправе пользоваться ею. С этого момента повинуйся мне беспрекословно, иначе навредишь самому себе и близким тебе людям! Кто твой отец?
— Я не знал его, о учитель?
— А кто отец твоего отца?
Этот вопрос остался без ответа.
— Значит, ты не знаешь, от кого к тебе перешёл этот божественный дар! — грустно произнёс гуру и с сожалением покачал головой.
— Не знаю, учитель! — с не меньшим сожалением произнёс Саид.
— Порой проклятье принимают за божественный дар, — вздохнул монах.
— Иногда бывает и наоборот, но в любом случае за всё приходится платить. Я не знаю, какую цену назначит Высший Разум за твои способности, но думаю, что высокую. Не надо быть прорицателем, чтобы понять, что твоё появление в монастыре угодно всемогущему Будде.
«Вот уж никогда бы не подумал, что всемогущий Будда работает на Швейка!» — подумал Саид, но вслух ничего не произнёс. В монастыре, как и в разведке, многословие не приветствовалось.
Глава 7
— Чалый накрылся! — повторил Жбан, и его взгляд растеряно перескакивал с Клеща на Клима и обратно.
— Где? — сквозь зубы процедил Клим.
— Кажется, в заливе. Точно не знаю, сейчас в новостях по «ящику» брехали!
Чалый был неисправимым жизнелюбом. Возможно, это было прямым следствием его криминальной деятельности, которая, как известно, пользы здоровью не приносит, да и саму жизнь часто укорачивает.
В тот день Чалый собрался порыбачить на новой яхте в заливе. Повод для этого был самый что ни на есть подходящий — неожиданно, без предупреждений, из Владика к Чалому прилетел Грош. Грош был доверенным человеком Пасты, можно сказать, преемником, поэтому был вхож к самому Макару — «положенцу» по всему Дальневосточному краю. По неписаным правилам Грош должен был в первую очередь побывать у Клима и все вопросы «перетереть» [9]сначала с ним, но Грош почему-то напрямую явился к Чалому. Чалый расценил это, как знак недоверия «смотрящему» на острове, и как аванс в вопросе повышения своего статуса, поэтому принял гостя очень радушно.
Вечером Чалый закатил в ресторане такой роскошный банкет, что Грош, который вёл очень скрытный образ жизни и не позволял себе никаких излишеств (он даже одевался, как бухгалтер «Заготпотребсоюза»), только диву давался.
Утром Чалый лично выгнал из обставленной в стиле ампир спальни подложенную в постель накануне вечером гостю шлюху, которая была знаменита тем, что могла «раскочегарить» даже стопроцентного импотента, и потащил не до конца протрезвевшего гостя снова за стол.
После плотного завтрака, который сопровождался обильным возлиянием спиртного, Чалый усадил пьяного Гроша в «Лендровер» и повёз в порт, где «под парами» ждала красавица-яхта.
— Ты эту рыбалку не забудешь никогда! Отвечаю! — по-свойски похлопывал гостя по костлявому плечу радушный хозяин.
Гость болезненно морщился и на всё происходящее таращился непонимающим окосевшим взглядом.
После того, как на камбуз загрузили дюжину картонных ящиков с пивом и несколько ящиков с деликатесами на закуску, яхта, издав пронзительный прощальный гудок, величественно отчалила от заплёванного пирса и через минуту скрылась в утреннем тумане.
Не успел Чалый вместе с гостем выпить по бутылочке холодного пива «Хольстен», как из утреннего тумана наперерез его белоснежной яхте выплыла замызганная фелюга, на борту которой красовалась надпись «Трапезунд». На носу «Трапезунда» стояли два рыбака, которые, несмотря на угрозу столкновения, никакой тревоги не проявляли.
— Они что, охренели? — возмущённо зарычал Чалый и пальнул в сторону «Трапезунда» из ракетницы. Красная ракета, роняя искры и оставляя за собой дымный след, перелетела через рубку фелюги и упала в море. На рыбаков «Трапезунда» этот выстрел не произвёл никакого впечатления.
— Сворачивай! — почуяв недоброе, заорал Чалый в переговорное устройство.
Рулевой старательно заложил левый поворот, но было поздно. Когда до яхты осталось не более сорока метров, рыбаки на фелюге подняли с палубы две короткие трубы и, водрузив себе на плечи, направили раструбы в сторону мечущегося по верхней палубе Чалого. Два выстрела прозвучало с интервалом в пять секунд. Первая граната ударила точно в рубку, что лишило яхту управления. Вторая граната разорвала борт точно по ватерлинии. Голубая океанская вода хлынула в пробоину, и яхта стремительно стала уходить под воду. Вскоре на её месте плавали только обломки надстройки да парочка оглушённых взрывом членов экипажа.
«Трапезунд» сделал круг возле терпящих кораблекрушение людей, но спасать никого не стал. Рыбаки, побросав за борт бесполезные трубы гранатомёта «Муха», вооружились «АК-74» и стали из двух стволов активно «поливать» всё и всех, кто был на плаву. Через пять минут всё было кончено, и только обгорелые обломки рубки и мелкий мусор напоминали о происшедшей трагедии.
Не сбавляя хода, фелюга развернулась носом в сторону берега и ушла в белёсую пелену утреннего тумана.
К вечеру люди Клима опросили всех, кто был или мог быть в порту в то памятное утро, и выяснили, что примерно в то же время от причала отчалили три посудины: яхта местного бизнесмена «Мария», сейнер «РС-132» и старая рыболовная шхуна «Трапезунд».
На яхте сынок бизнесмена катал даму сердца. Честно говоря, недолго катал: после того, как юный любовник вдоволь насытился молодым женским телом, яхта вернулась в порт.
Сейнер в то утро взял курс в нейтральные воды, где промышлял краба и в порт вернулся только через день. Опрошенные члены команды подтвердили, что до вечера они браконьерили в нейтральных водах, а потом в условном месте перебросили улов «японцу» и за всё время ни Чалого, ни его яхты не видели.
А вот куда подевалась шхуна, выяснить не удалось. После того, как её арендовали для рыбалки два заезжих бизнесмена, она словно в воду канула.
— Ну и чёрт с ней! — горячился Клещ. — И так ясно, как божий день, что это дело рук питерских, а «Трапезунд» они использовали, как транспортное средство. «Мочить» их надо, Клим, «мочить»!
Масла в огонь подлил звонок Пасты, который в учтивых выражениях, но очень твёрдо потребовал объяснить, что на острове происходит, и куда подевался Грош. О том, что Грош был на его территории, Клима неприятно удивило.
Клим коротко, но ёмко обрисовал сложившуюся ситуацию.
— Дай мне сутки, и я всё улажу! — попросил он Пасту.
— Хорошо! Сутки у тебя есть, но не больше. Иначе уважаемые люди могут подумать, что ты не справляешься! — ответил «положенец» и отключил телефон.
— Объявляй «Большой сбор»! — приказал Клим Клещу. — Всех! Всех до единого сюда! Вечером будем наводить порядок! Сейчас пошли в «Горный воздух» парочку толковых пацанов, пусть разнюхают все ли питерские на месте. Я на связи! Позвонишься мне через час, а я пока к чаловским пацанам смотаюсь.
Клим, как старый и опытный вор, сразу почувствовал недоверие со стороны Пасты, поэтому решил выяснить лично, с какой целью приезжал Грош. Оставшиеся в живых члены чаловской группировки в один голос твердили, что понятия не имеют, о чём «перетирал» Чалый с гостем. По приказу Клима нашли и быстро доставили проститутку, которая ублажала Гроша. Жрица продажной любви наморщила лобик и после короткого раздумья сообщила, что мужик в постели обмолвился о том, что прибыл на остров по кадровому вопросу. После этого она с ним ни о чём не говорила, так как большую часть времени рот у неё был занят.
В это время позвонил Клещ, и сообщил, что пацаны проследили возвращение в санаторий последних трёх питерских гостей и в настоящее время в номерах отдыхают восемнадцать человек.
— Значит так, Клещ! Берём всех и везём ко мне на дачу для задушевной беседы. В один номер селят по два постояльца, поэтому на каждый номер выдели не менее четырёх человек. Брать надо быстро, жёстко, желательно одновременно и без шума. Людей у тебя хватит?
— Хватит! — ответил довольный Клещ, у которого давно чесались руки посчитаться с питерскими «беспредельщиками».
Через час на территорию санатория «Горный воздух» прибыла кавалькада машин, и один японский микроавтобус. В чистом и пустом фойе Клеща встретили два молодых человека, которые передали ему список номеров, где после трудов далеко не праведных отдыхали члены питерской команды. По указанию Клеща, бледный от страха администратор выдал каждому старшему группы захвата запасные ключи от номеров.
— У тебя пожарная сирена работает? — невинным тоном поинтересовался у администратора Клещ. Тот утвердительно мотнул головой, опасливо косясь на торчавшую из-под куртки рукоятку пистолета.
— Вот и хорошо! — улыбнулся Клещ. — Сигнал к началу действий — пожарная сирена! Всем понятно?
Бойцы молча закивали головами и быстро разошлись по этажам.
Клещ выждал около пяти минут, потом хлопнул администратора по спине и весело скомандовал:
— Жми на кнопку, моль гостиничная!
Администратор, как и было велено, утопил в панели кнопку, и по всему корпусу громко и пронзительно зазвучал пожарный зуммер. Захлопали двери, послышались короткие выкрики, какая-то возня и через пару-тройку минут всё стихло. Через фойе проследовали в сопровождении местной братвы восемнадцать питерских «спортсменов». Последним из корпуса вывели тренера. По лицу Феликса Сергеевича Казарина текла кровь.
— Ну, кажется, и всё! — подытожил Клещ. — Постояльцы за проживание заплатили? — весело поинтересовался бандит. Администратор, находясь в полуобморочном состоянии, утвердительно закивал головой.
— Ты проверь номера! — серьёзным тоном посоветовал Клещ. — Вдруг полотенце спёрли!
К полуночи всю пленённую питерскую «братву» доставили в загородный дом Клима, где развели по разным углам и каморкам и приступили к допросу. Через час особняк напоминал застенки деникинской контрразведки в разгар рабочего дня, когда заплечных дел мастера выбивали из красных лазутчиков сведенья о дислокации отряда Котовского.
Допрашивали пленных с обязательным мордобоем, угрозами, отборным матом и прочими атрибутами следственных действий. Никто из подследственных не отпирался, и показания давали более чем охотно, понимая, что попали в серьёзный переплёт. Ближе к рассвету пленных связали попарно и погрузили в автомобильный фургон, который кратчайшей дорогой привёз их на заброшенный причал.
Город ещё не проснулся, когда семнадцать связанных мужчин перегрузили на старенькую баржу, и юркий катерок на буксире вытянул её за акваторию порта. После чего на катере обрубили концы и стали ждать развязки. Баржа была не только старой, но и щелястой, и океанскую водичку начала черпать ещё у причала.
Клим, стоя на палубе катера, молча наблюдал, как баржа медленно, но верно идёт ко дну. Климу было холодно, но не страшно. Всё происходящее его не впечатляло. Он просто делал свою работу.
Страшно было в тёмном заполняющимся холодной водой трюме. Два человека сошли с ума и наполняли трюм страшным хохотом. Большая часть приговорённых к смерти находилась в ступоре, со страхом наблюдая, как трюм заполняется водой. Когда вода дошла до подбородков, люди словно очнулись от страшного сна и как по команде заголосили. До катера стали долетать отдельные обрывки фраз и бессвязные выкрики.
— Веди его сюда! — дал команду Клим, и из трюма на палубу катера подняли Казарина. В отличие от рядовых бойцов, его руки были скованы за спиной блестящими новенькими наручниками.
— Смотри! — прокричал ему в лицо Клим. — Смотри! Это дело твоих рук! Это ты повинен в смерти каждого из них. До встречи с тобой они гуляли по Невскому, пили водку, любили девчонок и по-своему были счастливы. Но потом пришёл ты и позвал за собой. Ты обещал им лёгкие деньги и красивую жизнь. Теперь смотри, как они тонут — это цена твоим обещаньям! Смотри, гнида!
В это время баржа задрала нос, и корма полностью ушла под воду. Сумасшедшие захохотали ещё громче, и из полузатопленного трюма донёсся нечеловеческий вой. Казарин закрыл глаза и попытался отвернуться, но Клим грубо схватил его за подбородок и с силой развернул лицом к тонущей барже.
— Чего отворачиваешься? Страшно? Я тебя, сука, спрашиваю! Отвечай!
Дальше произошло то, чего никто не ожидал: Казарин с силой боднул головой в грудь стоявшего рядом Клима и перевалился через борт. Послышался тихий всплеск, и самоубийца камнем пошёл на дно.
— Дурак! — сквозь зубы процедил Клим, потирая ушибленную грудь. — Не захотел лёгкой смерти! А я ведь для него пулю приготовил. Дурак!
В этот момент нос баржи полностью скрылся под водой, и крики стихли. Клим достал из кармана плаща сотовый телефон и позвонил во Владивосток.
— Это я! — коротко бросил он в телефонную трубку. — Как и обещал, порядок я навёл и за гостями всё подчистил…. Да, разузнал! Ниточка тянется в Питер! Вероятней всего это Кох. Грош тоже на их совести! …Нет! С твоей «предъявой» я не согласен! …Нет! Ему надо было, как положено, сначала ко мне заехать, а не плести за моей спиной интриги! Если не согласен, собирай «сходняк» [10], там и поговорим! Всё! — и решительно отключил телефон.
— Пошли в порт, — дал он команду рулевому и зябко поёжился. На берегу его ждал Клещ и вся участвовавшая в операции «братва». Они ждали, что скажет «положенец», но он только кутался в плащ и всё время повторял: «Водки мне! Водки»!
Глава 8
Последние два дня до Владивостока Линза добиралась поездом. Что поделаешь — конспирация! При пристальном изучении её личности мог возникнуть вопрос: откуда у дочери погибшего офицера деньги на авиабилет до Владивостока. Купе пришлось делить с моложавым полковником милиции, который возвращался из инспекционной поездки. Так получилось, что «легенда» Линзы о бедной сиротке, папа которой сгорел в танке во время новогоднего штурма Грозного, пришлась как нельзя кстати.
Биография была списана с реальной девушки, которая, как и Линза, выехала поездом во Владивосток, но не доехала. По пути она встретила лейтенанта-подводника, который находился в очередном отпуске и горел желанием поскорей добраться до Владивостока. Внезапно возникшее взаимное чувство не позволило молодым людям расстаться, и из Владивостока они вдвоём улетели на комфортабельном лайнере на северный берег южного моря. Наверное, излишне упоминать, уважаемый читатель, что бравый лейтенант-подводник был сотрудником ЗГС, которому предстояло удерживать в объятьях влюблённую девушку до окончания проведения операции «Горностай», тем самым исключив её внезапное появление во Владивостоке.
По паспорту Линза теперь была Ксенией Сергеевной Горячевой, двадцати четырёх лет от роду, а по жизни сирота с высшим юридическим образованием, мало приспособленная к жизни без родительской поддержки. Полковник скупо представился Александром Ивановичем, но Линза знала о нём больше, чем он мог предположить. Ночью она, как самая настоящая воровка, незаметно вытащила из кармана кителя бравого полковника его портмоне и, закрывшись в туалете, тщательно изучила все находившиеся в нём документы и фотографии его двоих детей. Делала она это не из простого любопытства, а по необходимости.
Изучив документы, Линза незаметно вернула портмоне в нагрудный карман кителя, после чего с облегчением вздохнула: полковник был человеком без двойного дна. В свои сорок пять лет он дослужился до заместителя начальника УВД г. Владивостока, был женат, имел двоих детей и, кажется, доволен жизнью. Если бы обнаружилось хоть малейшее подозрение в его поведении, или документы вызывали сомнение, Линза сразу бы поняла, что её взяли под наблюдение, и дальнейшее поведение она бы планировала, исходя из конкретных обстоятельств.
Александр Иванович оказался мужчиной компанейским: после знакомства он сделал щедрый заказ, и в их купе из ресторана официанты в мгновение ока натаскали множество тарелок с закусками и несколько бутылок с различными сортами виноградных вин. Сам полковник пил исключительно финскую водку и с большим аппетитом закусывал бутербродами с красной икрой, к которой, как сам признался, после стольких лет службы на Дальнем востоке имел явную слабость.
Время коротали в пустопорожних разговорах — Линза не собиралась открывать нежную девичью душу первому встречному. Роль недалёкой девушки-сиротки давалась ей с трудом. Иногда она забывалась, и делала в ходе беседы какое-нибудь глубокомысленное замечание, от которого у Александра Ивановича от удивления вытягивалось породистое лицо, а рука с бутербродом застывала в воздухе. После такого промаха Линза, кусая от досады губы, замолкала надолго. Полковник для себя объяснял её странное поведение небогатым жизненным опытом и девичьей стеснительностью.
Для того, чтобы соответствовать образу молодой девушки и выглядеть на несколько лет моложе, Линзе приходилось носить короткую юбку, накладывать яркий макияж, и, широко раскрыв зелёные, как молодая трава, глаза, наивно хлопать накладными ресницами.
Она старалась во всю силу своих артистических данных, и под конец путешествия Александр Иванович твёрдо верил, что, оставшись сиротой, Ксюша Горячева сознательно покинула родной дом в посёлке Атамановка Читинской области, чтобы попытать счастья в большом современном городе.
Прощаясь на перроне вокзала, Александр Иванович по отечески поцеловал её в висок и сунул в ладошку визитку.
— Если очень будет трудно с трудоустройством или жильём — приходи, и мы вместе что-нибудь придумаем! — сказал бравый полковник и растворился в толпе пассажиров.
Первое, что сделала Линза после заселения в маленький уютный домик, который сняла в частном секторе на месяц — постелила на полуторную деревянную кровать чистое бельё и легла спать. Ещё с курсантских времён она помнила рекомендации своего наставника — опытного оперативника, половину жизни прожившего за границей под чужим именем.
— По прибытию на место не суетитесь! — советовал бывший резидент КГБ. — Как бы успешно ни прошла переброска, и какое бы сверхнадёжное прикрытие у Вас ни было, не вздумайте приступать к активным действиям. Первые пару-тройку суток Вы в этом городе чужая: Вы живёте по инерции в своей стране, в своём городе, по своему часовому поясу, у Вас иной менталитет, и с первых дней Вы начинаете ощущать, как давит груз ответственности. Поэтому, как бы Вы ни старались вести себя естественно, любой полицейский, не говоря об офицере спецслужбы, по вашим суетным движениям, напряжённому лицу и широко распахнутым глазам опознает в Вас чужестранку. Вы должны пропитаться духом своей новой родины, поймать жизненный ритм, Вы реальнодолжны стать одной из граждан этой страны. Поэтому первые сутки советую отоспаться. Второй день лучше посвятить просмотру программ местного телевиденья и изучению прессы. После этого можете сделать короткую ознакомительную прогулку по городу, посидеть за чашечкой кофе в маленьком уличном кафе, зайти в магазин и сделать необходимые покупки. Постарайтесь сменить всю верхнюю одежду, а если понадобиться, то и причёску. Лучше, если Вы ничем не будете отличаться от местных представительниц прекрасного пола.
Заснула Линза, едва коснулась головой подушки — сказалось нервное напряжение последних дней и смена часовых полюсов.
Утро следующего дня принесло новые житейские заботы. Нужно было срочно трудоустраиваться, причём найти работу, которая позволяла иметь хоть какой-нибудь доступ к информации о жизни большого портового города и давала хотя бы небольшую возможность манёвра. В Центре занятости населения ей предложили работу продавщицы в овощном магазине, рабочей по разделке рыбы на рыбокомбинате и место технички в средней школе № 7. Ни одно из предложенных мест не удовлетворяло требованиям Линзы, поэтому, немного подумав, она решила воспользоваться предложением милицейского полковника.
Здание УВД располагалось в центре города, поэтому найти его было нетрудно. Из фойе на первом этаже, где располагалась дежурная часть, она позвонила по одному из телефонов, указанных на визитке, и через минуту помощник дежурного лично проводил её до кабинета полковника Увальцева, который располагался на третьем этаже. Александр Иванович встретил её радушно: усадил в мягкое кресло, напоил чаем и, несмотря на беспрерывно звонивший телефон, внимательно выслушал.
— При всём моём желании тебе помочь, офицерской должности я тебе предложить не смогу — нет свободных вакансий. На днях освобождается место делопроизводителя в секретариате. Оклад небольшой, да и должность вольнонаёмная — ни тебе званий, ни пайка, ни прочих льгот, но это реальная возможность зацепиться в нашем ведомстве, а со временем подберём что-нибудь в соответствии с твоим высшим юридическим образованием. Так что мой тебе совет — соглашайся!
Линза, точнее, Ксюша Горячева, согласилась.
Новая работа не была обременительной, и при этом давала доступ ко всем документам, поступающим в секретариат. Кроме Ксении, в секретариате работали ещё две женщины: начальник секретариата капитан милиции Копылова — строгая сухопарая брюнетка, постоянно носившая милицейскую форму и секретарь-референт Машенька Цветкова — воздушная блондинка в легкомысленных полупрозрачных одеждах. В первый день работы Ксения столкнулась с беременной женщиной, которая неторопливо собирала в картонную коробку свои личные вещи. Это была Светлана Коротаева — делопроизводитель, которую Ксения должна была замещать на время декретного отпуска.
— Зря ты, подруга, это затеяла. Не одобряю я этого! — скупо сказала на прощание Копылова, явно намекая на беременность Коротаевой.
— Ты ведь знала, что он женат и от своей благоверной никогда не уйдёт! — вмешалась в разговор Цветкова. — На что ты надеялась? На чудо?
— И на чудо, и на чувства его отцовские! — вздохнула Светлана. — Да что теперь об этом говорить! Не получилось у меня, бабоньки, сказки со счастливым концом. Конец-то был, — горько усмехнулась женщина, — а вот счастье заплутало где-то.
— Надеюсь, Ксения Сергеевна, Вы сделали для себя соответствующие выводы, — строго произнесла Копылова после того, как за Коротаевой закрылась дверь.
В ответ Горячева подобострастно закивала головой.
— Ой, не зарекайся, подруга! — по-свойски хлопнула её по плечу Машенька. — И оглянуться не успеешь, как огуляют тебя наши милицейские соколы. Они в этом деле большие мастера! По себе знаю, — шмыгнула носом секретарь-референт, и, что-то вспомнив из своей милицейской биографии, печально вздохнула.
Начальник секретариата откровенно поморщилась, но ничего не сказала.
Не прошло и недели, как Ксения завоевала симпатии новых коллег. Она с удовольствием помогала составлять и перепечатывать на компьютере деловые бумаги, получала и отправляла почту, готовила пакет документов для начальника УВД на следующий рабочий день. А по вечерам, когда подруги отправлялись по домам для приготовления ужина и исполнения супружеского долга, Ксения, оставшись одна, под предлогом закончить начатую днём работу, тщательно просматривала поступившие за день в секретариат документы.
Примерно через неделю в её прелестной головке сложилась цельная картина реального положения дел в городе. Город жил ожиданием приезда Президента РФ и сопровождающей его высокой свиты. В связи с этим был разработан план мероприятий, направленный на смягчение криминальной обстановки в городе.
Из огромного количества намеченных мероприятий Горячева для себя отметила пункт по борьбе с организованной преступностью, где была ссылка на секретный документ. Допуска к работе с секретными и совершенно секретными документам она не имела, поэтому на следующий день как бы невзначай обратилась к Копыловой с невинным вопросом:
— Я слышала, что местные курорты не уступают черноморским здравницам?
Машенька и Копылова тут же горячо принялись обсуждать эту тему.
— Если хочешь приятно провести время, езжай на побережье, — промурлыкала Машенька. — А если реально хочешь здоровье поправить, плыви на Сахалин. Там санаторий есть, «Горный воздух», сама я там не была, но девчонки говорят, что просто класс!
— Скажешь тоже, класс! — возмутилась Копылова. — Полечиться неплохо и у нас можно, а на Сахалин лучше не соваться.
— Почему? — наивно хлопая ресницами, спросила Ксюша.
— Потому что глупо за семь вёрст ходить киселя хлебать. Я же говорю, что грязевые ванны в наших санаториях не хуже, да и сервис у нас лучше, — глухо произнесла Копылова, задумчиво помешивая ложечкой в стакане чай.
— На Сахалине в прошлом месяце такие криминальные разборки были, просто ужас! Говорят, целую группу отдыхающих не то утопили, не то застрелили, а перед этим троих «авторитетов» порешили! И не просто убили, а для каждого свою казнь придумали. Прямо как в кино! Я такие вещи жуть как обожаю! — шёпотом поведала Машенька, после того, как начальник секретариата вышла из приёмной. — К нам тогда комиссий из Москвы понаехало, но на Сахалин они не совались, всё больше здесь бумаги ворошили, — захлёбываясь от избытка чувств, продолжала секретарь-референт. — В результате сахалинского начальника УВД сняли и на пенсию отправили, а наш шеф выговором отделался! Я вчера у шефа в комнате отдыха была… отдыхала, значит, и сама слышала, как Пешня — наш начальник «криминалки», говорил шефу, что Президента на Сахалин собираются вести, а на острове непонятно что творится — то ли война «авторитетов», то ли временное перемирие. Шеф на него тогда дурным голосом накричал, дескать, это твоя работа, вот ты и разбирайся, а не ходи по инстанциям и не жалуйся. Пешня тогда пулей из кабинета вылетел, а сегодня я командировку на четверых оперативников оформляла. Я эту группу хорошо знаю! Её Пешня в особо важных случаях задействует: не «опера», а натуральные волки, один к одному! Во главе группы майор Цикунов, но все его называют Грач. Он и правду, как грач весенний, худой, носатый и чёрный весь, только чуб седой. Это у него на память об одной неудачной операции осталось, когда его бандиты захватили и пытали долго. Он тогда чудом спасся, но поговаривают, что все, кто его пытал, скоро сами внезапно умерли: кого в кабаке по пьяному делу зарезали, кто в автокатастрофе погиб, а кто и сам в камере СИЗО повесился. Тёмная история! С тех самых пор и повелось, что если надо срочно серьёзное преступление раскрыть, то Пешня группу Грача направляет. Мне сами «опера» говорили, что Цикунов ни своих, ни чужих не жалеет: территорию «зачищает» так, что даже мелких хулиганов не остаётся.
— Неужто убивает? — притворно ахнула Ксюша.
— Зачем убивать! Они сами разбегаются, как только слух пройдёт, что «грачи прилетели»! При этом Цикунов никаких негласных договорённостей между «ментами» и «авторитетами» не признаёт. Воры его «беспредельщиком» величают, но трогать опасаются. Так вот эта самая группа сегодня на Сахалин вылетела, а командировка у них «открытая» — это значит, пока все дела не переделают, назад не вернутся!
— А ты, подруга, часто у начальника в кабинете отдыхаешь?
— Да как позовёт, так и «отдыхаю»! Привыкла уже, да и для женского здоровья полезно.
В это самое время на другом конце страны, в Петербурге, на территорию порта зашёл неприметный человек среднего роста и незапоминающейся наружности. Одет он был так же неброско: как и большинство мужчин его возраста, он предпочитал джинсы практичной тёмной расцветки, тонкий с высокой горловиной серый свитер и чёрную кожаную куртку.
Мужчина подошёл к зданию, над входом которого висела золотистого цвета табличка «ЗАО Петропорт». Потоптавшись нерешительно возле входа, незнакомец покрутил головой, задумчиво почесал левую бровь и, вздохнув, завернул за угол. Охранник возле входной двери проводил его внимательным взглядом, и что-то коротко сказал в чёрный прямоугольник наплечной рации. Рация в ответ прошипела и успокоенно затихла.
Незнакомец неторопливо зашёл за угол, где располагался чёрный ход и грузовой лифт, и терпеливо стал ждать.
Ждать пришлось недолго: вскоре приехал голубой фургон с весёленькой рекламной надписью на борту «Мы успеваем везде! Вам надо только позвонить! Круглосуточная доставка грузов». Из кабины вышло трое мужчин в таких же синих комбинезонах и, открыв заднюю дверь фургона, осторожно начали сгружать тяжёлый дубовый буфет.
Пару месяцев назад председатель совета директоров ЗАО «Петропорт» господин Кох, выкупая полуразрушенный памятник архитектуры первой половины восемнадцатого века, расположенный в глубине запущенного Гатчинского парка, обнаружил в одной из комнат засыпанный мусором старинный резной буфет. Генрих Вольфович не пожалел ни времени, ни денег, и лично проследил, чтобы буфет отправили на реставрацию мастерам, имеющим опыт работы по восстановлению дворцовых интерьеров в Пушкино.
По счастливому для незнакомца стечению обстоятельств, буфет привезли с реставрации именно в этот день. Грузчики, опасаясь повредить дорогую вещь, обливаясь потом, осторожно, на руках, тащили тяжёлый буфет к краю фургона. Буфет был не только тяжёлый, но ещё и громоздкий, поэтому мужчина из чувства сострадания стал направлять грузчиков, которые никак не могли справиться с мебельным монстром.
Мужчина стоял к камере наблюдения спиной и горячо размахивал руками, показывая, как лучше опустить на землю ценный груз, поэтому у охранника, который внимательно следил по монитору за происходящим на заднем дворе, создалось впечатление, что старший руководит работой грузчиков. По внутренней связи он доложил начальнику смены о прибытии груза и получил указание пропустить грузчиков в помещение грузового лифта для доставки груза на шестой этаж, в кабинет председателя совета директоров.
В это время грузчикам надоели бестолковые указания постороннего наблюдателя, и один из них деловито изрёк:
— Ты бы мужик, чем языком без толку чесать, лучше бы взял да и помог! А командовать, мы все горазды.
Незнакомец досадливо махнул рукой, поплевал на ладони и решительно подставил плечо. Вчетвером они с большим трудом дотащили буфет до дверей грузового лифта. Здесь их остановил молоденький охранник с толстой амбарной книгой в руках.
— Минуточку! — решительно сказал охранник. — Всем надо расписаться в журнале посещений.
Трое грузчиков обтёрли ладони о синие штаны и, записав в журнал свои анкетные данные, поставили размашистые подписи.
— А где четвёртый? — уточнил охранник. — Вас же было четверо!
Грузчики недоумённо переглянулись: добровольного помощника нигде не было.
Пока охранник выяснял, куда делся четвёртый грузчик, и докладывал о случившемся начальнику смены, в приёмную Коха вошёл обычный на первый взгляд посетитель. Секретарша Лариса «мазнула» взглядом по его скромной одежде и оставила посетителя без внимания, углубившись в лежащие на столе бумаги. Незнакомец, нисколько не смутившись холодным приёмом, сам подошёл к её столу и без долгих предисловий и реверансов, к которым так привыкла секретарь, тихо, но твёрдо произнёс:
— Передайте Генриху Вольфовичу, что прибыл представитель для ведения переговоров по решению неотложных проблем.
С красавицы мгновенно слетела спесь: Лариса торопливо схватила ежедневник.
«Неужели на сегодня были назначены переговоры, а я это дело упустила и шефу не доложила?» — промелькнула испуганная мысль в её хорошенькой головке. Однако в ежедневнике запись о переговорах отсутствовала.
— Вам было назначено? — уверенным голосом поинтересовалась секретарь, заранее уверенная в отрицательном ответе.
— Вы же знаете, что нет, — улыбнулся посетитель. — Но я думаю, что Генрих Вольфович меня примет.
— Вы так уверены? — саркастически усмехнулась секретарь. — Через десять минут должна прибыть делегация бизнесменов из Токио.
— Кстати о Стране восходящего солнца! Передайте шефу, что я намерен вести переговоры по Дальневосточной проблеме. Надеюсь, он поймёт, что я имел в виду, а пока мы с Генрихом Вольфовичем будем обсуждать дела наши насущные, порекомендуйте японским бизнесменам ближайший суши-бар!
Лариса не привыкла, чтобы посетители так уверенно и нагло добивались аудиенции, поэтому без лишних слов метнулась в начальственный кабинет, где подробно изложила суть дела.
— Пригласи его, — неожиданно согласился Кох.
— А как же японцы? — удивилась секретарь.
— Займи их чем-нибудь.
— Чем же я их займу? — растерялась красавица.
— Чем хочешь! — огрызнулся Кох. — Хоть стриптиз показывай, но задержи их.
«Наверное, придётся посылать курьера в ближайший бар за суши», — обречённо подумала секретарь и выскользнула из кабинета.
Первые двадцать секунд Кох молча изучал личность посетителя. После того, как дальше держать паузу стало неприлично, Кох предложил гостю кресло и, откинувшись назад, попытался перехватить инициативу и навязать свою манеру ведения переговоров.
— Мне сказали, что Вы прибыли для ведения переговоров по проблеме, которая касается только меня. Согласитесь, но это странно! Раньше я успешно сам решал свои проблемы и ни к чьим услугам не прибегал.
— Включая Сахалин? — вежливо осведомился гость. Возникла затяжная пауза. Кох не ожидал такого ответного хода и сбился с темпа.
— А при чём здесь Сахалин? — невозмутимо произнёс хозяин кабинета, закуривая длинную коричневую сигарету.
— Ну, как же ни при чём? Я слышал, вся ваша команда ликвидаторов пошла на дно и в прямом и в переносном смысле. Ну да бог с ними! Плохо то, что дело они до конца не довели: гнездо осиное растревожили, и только. Теперь, чтобы за ними подчистить, да всё Вами задуманное до конца довести, очень даже потрудиться придётся!
— Вы пришли сюда, чтобы рассказать, как мои люди лопухнулись? Так это я и без Вас хорошо знаю.
— Нет, Генрих Вольфович, я пришёл к Вам, чтобы от имени инициативной группы бизнесменов предложить Вам помощь.
Читать бесплатно другие книги:
