Песчаная война Волков Алексей
Ему бы очень хотелось, чтобы Татьяна нашла себе какого-нибудь кавалера, и появился бы шанс остаться с Викой наедине, но увы!.. И поневоле, приглашая понравившуюся девушку, приходилось мириться с ее подругой.
– Ну уж нет! – решительно отрезала Татьяна, тоже вставая со стула и поднимая под руку безвольную Вику. – Мы на ресепшен. В конце концов, они обязаны нам предоставить какой-нибудь номер. Тем более заезда сегодня так и не было. А уехали… – она несколько смутилась, потому что было понятно, куда «уехали» многие освободившие номера. – В общем, свободные номера есть.
– Думаете?
– Не дадут так – суну им полста баксов, – девушка оказалась опытной в таких делах. – За полсотни на халяву египтяне нам пирамиду построят, не то что номер на двоих на сутки сдадут!
Она потащила прочь вялую, поминутно оглядывающуюся подругу, а Игорь остался в одиночестве.
– Финиш? – возник рядом, как чертик из табакерки, смуглый парнишка в розовой рубашке и отутюженных брючках, складывая руки крестом.
– Нет, – помотал головой парень. – Хрен – не финиш! Еще виски. Дабл виски, витаус айс…
«Напьюсь… – тоскливо подумал он, залпом допивая остаток степлившегося, отдающего самогонкой пойла из своего стакана в ожидании «перемены блюд». – Да и хрен с ним – привыкать, что ли?..»
– Завтра еще ничего не случится. По крайней мере до вечера. – Александр, осторожно поставив ношу на каменный бордюр, привычно потянулся за сигаретами. – А вот потом может стать жарко… Так что сейчас последняя возможность расслабиться, как людям.
Друзья наконец выбрались из бара и теперь направлялись в свой корпус, решив закончить посиделки в номере. Их даже не покачивало, сказывалась практика, однако мир воспринимался совсем иначе, чем хмурым утром и не менее хмурым днем. Да и как покачиваться, когда у обоих в руках – до краев полные стаканы: бармен даже не шумел против обыкновения, запрещая «вынос», лишь тоскливо проводил русских больными, словно у Франклина на стодолларовой купюре, глазами.
– Думаешь, что-нибудь все-таки будет?
– Будет… Уже есть. Это точно. А вот что…
У входа они невольно задержались. Проветриться перед очередным туром вечернего марафона не помешает, да и Саня вновь закурил, и уж лучше дымить на улице, чем в номере.
Целая компания молодежи вынырнула откуда-то из темноты и направилась к дверям.
– А ты говорил, не было темненькой, – тихо вымолвил Александр, всматриваясь в лица приближающихся людей.
Тон у мужчины был севший, будто в горле вдруг пересохло.
Володя понимающе хмыкнул и попытался определить, кого именно имеет в виду его подчиненный: в компании было сразу три брюнетки. Или так только казалось в полумраке?
Кажется, вон ту, высокую с неплохой фигурой и характерным для некой нации носом. Или нет?
– Девушка, разрешите вас на минуту? – Володя глыбой встал на пути компании, и несколько сопровождавших дам молоденьких, лет по двадцать пять, парней замялись, не зная, как реагировать на подобную вольность.
Очень уж солидно выглядел невесть чего хотевший мужик. Толпой с таким расправиться можно, а вот один на один – страшновато. В другом настроении кое-кто из парней был бы готов и не на такие безумства, но в данный момент куража-то как раз не имелось, и потому компания застыла в нерешительности.
– Тебе чего? – все-таки спросил с некоторым апломбом высокий и неплохо сложенный парень.
Ему явно не хотелось падать в грязь лицом при остальных. Судя по взглядам, которые бросали на него спутники, парень этот претендовал на роль лидера.
– Только немного поговорить. А что, нельзя? – спокойно поинтересовался Володя.
– А в чем дело? – выступила вперед черноволосая.
Тишина позади нее становилась неловкой, и девушка бросила приятелям и приятельницам:
– Вы идите, я вас сейчас догоню. Слава, и ты тоже иди.
Последнее адресовалось качку-лидеру.
Действительно: чего бояться? Криминала здесь, на хорошо охраняемой территории пятизвездочного отеля, не было в помине – это вам не Москва, да и действие происходило практически в дверях корпуса. Потому компания втянулась внутрь с неизбежным: «Не задерживайся!» Лишь высокий Слава неприязненно покосился на двух мужиков, но только взглядом дело и ограничилось. Промелькнуло и имя девушки – Дина.
– Понимаете, Диночка, мы просто хотели бы узнать, что происходит в мире, – обаятельно, как он умел, улыбнулся Володя, и улыбка неожиданно сделала грубоватое лицо сорокалетнего, повидавшего жизнь мужика, мальчишеским.
«Ну, – обреченно подумал Александр, докуривая сигарету до фильтра. – Приступил Володька к высшему кобеляжу…»
– Обязательно у меня? А вчера, – повернулась Дина к Саше, – вам было интересно, в какой стороне лежит Святая земля. И опять указать должна была я.
– В самом деле? – невольно вырвалось у Александра, мало что помнившего из вчерашнего.
– В самом-самом, – совершенно серьезно кивнула девушка, хотя в темных глазах под низко, по моде, состриженной челкой плясали веселые чертенята.
– Извините, пожалуйста, старого дурака, – тяжко вздохнул Саша. – Не силен в географии…
– Но любопытны. Ладно, извиню уж.
Кто в состоянии понять женскую душу? У девушки не было причины задерживаться здесь дальше и разговаривать с мужчинами, но путь ей никто не преграждал, а она все стояла.
– Не подскажете случаем, зачем мне нужна была Святая земля? В каком, так сказать, контексте?
– А новости вам зачем?
– Учитывая сегодняшние события, новости как раз могут пригодиться больше Святой земли. Хотя вы-то за подобным явно не следите. – Настроение Александра внезапно качнулось в другую сторону.
– Вы об этом… – протянула девушка. – Так пили бы меньше и знали бы больше.
– Одно другому не мешает. Работа в офисе тяжелая, это не мешки с цементом таскать. Потому в редкие минуты отдохновения хочется отвлечься от непосильного труда. Провести, так сказать, время с некоторой пользой для изрядно расшатавшихся нервов.
– И где это вы так тяжело трудитесь? – с наигранным сочувствием поинтересовалась Дина.
– Как говаривал о себе кто-то из наших президентов, этим, как его, дефективным менеджером.
– Может быть эффективным?
– Можно и таким. Масштаб, разумеется, иной.
Девушка не удержалась, прыснула смехом. Голос у нее относился к числу тех, которые всегда волнуют и будут волновать мужчин.
– Понимаю. Выпивки вам показалось мало, и вы решили снять девушку. Для полноты ощущений.
– Просто поговорить.
– Поговорили? Тогда я пойду.
– Не смею задерживать, – Александр щелкнул каблуками легких туфель и резко наклонил голову.
В дверях Дина оглянулась и посмотрела в глаза мужчины. Но все это длилось мгновение…
– И зачем ты ей ненавязчиво хамил? – спросил Володя, разочарованный тем, что командир перехватил у него инициативу, не дав применить арсенал испытанных далеко не на лабораторных свинках неотразимых средств. Но мешать друг другу у мужчин было не принято.
– Да ты посмотри внимательнее. Ей сколько-то за двадцать, а мне? Смешно? Не смешно? Вот то-то. Так что пусть встреча так и останется случайной.
– Ох, романтик ты, Саша!
– Реалист. Который трезво оценивает степень собственной привлекательности для молоденьких женщин. Пойдем лучше примем по пятьдесят. Пока обстановка позволяет. Бери тару.
Он взял с парапета свои стаканы.
– Не возражаю, – улыбнулся Владимир. – Тем более что это – не та темненькая…
Утро не принесло существенных изменений. Лишь небо, разрисованное инверсионными следами самолетов, походило на лист из школьной тетради в давно позабытую косую линейку, да, кажется, стало еще меньше обслуживающего персонала. Но с последним можно было и ошибиться. Кто из отдыхающих вообще считал аборигенов, снующих, как муравьи?
Связь по-прежнему отсутствовала. Даже в радиоэфире звучали сплошные помехи, и сквозь треск и гул лишь изредка прорывались какие-то слова на самых разных языках или крохотный фрагментик мелодии.
Стала меняться не обстановка – общее настроение. Если вчера внезапная оторванность от мира вызывала досаду, легкую ругань, а у некоторых даже смешки – все-таки небольшое, но приключение, то сегодня тот же самый факт стал порождать в сердцах тревогу. Непривычно было – существовать и не знать, что творится вокруг. Вдруг война перестанет быть далекой и нагрянет и в эти благословенные спокойные места?
А ведь помимо этого многим пора было улетать. Кому – сегодня, кому – завтра, а кто-то уже должен был находиться на родине со вчерашнего дня, да так и остался здесь на неопределенный срок.
Царящее вчера возбуждение улеглось, и большинство людей бродили опустошенными, неприкаянными, а то и просто валялись по номерам. Считаные единицы, то ли откровенных пофигистов, то ли тугодумов, по привычке выползли на пляж и старательно делали вид, будто отдых продолжается, демонстративно не обращая внимания на изредка проносящиеся – сегодня в безопасной высоте – истребители.
Ко всему прочему огромный гостиничный комплекс с многочисленными корпусами под утро остался без света. Когда исчезло электричество, точно сказать никто не мог. Ночью было, но при пробуждении не загорались лампочки, не работали розетки, текли размораживающиеся на жаре мини-бары в номерах…
Персонал только руками разводил да лепетал, что тоже не в курсе и скорее всего где-то произошла авария. Такого до сих пор не было, но мало ли? Наверняка в данный момент последствия устраняются, и надо лишь немного потерпеть. Приносим, как говорится, извинения за временные неудобства.
Кое-кто из туристов попытался выбраться в аэропорт и довольно быстро вернулся. Сразу за второй линией отелей были выставлены армейские пикеты, никого не пускали и вновь говорили, мол, ситуация восстановится в самом ближайшем будущем.
Разговоры смолкли сами собой. У людей пропало даже само желание общаться. Редкие фразы, редкие вопросы, неопределенные ответы…
Возникший где-то вдалеке смутный гул вклинился в картину невольным тревожным резонансом, заставил многих повернуть головы в попытке обнаружить его источник.
Ничего не было видно. Лишь гул усиливался, звучал все ближе, накатывался на отель, превращался в нечто грозное…
Дальнейшее произошло внезапно.
Вертолеты вынырнули со стороны берега. Было их неожиданно много, десятка два самое меньшее. Полноватых, окрашенных в защитный песчаный камуфляж. Среди этого сонмища выделялось несколько более вытянутых, худых, вообще уже хищного вида. «Хищники» чуть набрали высоту, двинулись по кругу, и любой внизу мог без труда различить подвески под их пилонами, утыканные предметами совсем уже немирных очертаний.
Остальные аппараты с ходу пошли на посадку, вздымая винтами тучи вездесущей пыли – вечного подарка близкой пустыни.
– Пиндосы пожаловали, – индифферентно прокомментировал Александр, прикуривая сигарету.
Друзья похмелились в самую меру, только чтобы не болеть, упаковали вещи и теперь спокойно ждали дальнейшего развития событий, готовые ко всему.
– Территорию захватывать или своих вывозить? – риторически спросил Владимир.
– Наверно, вывозить. И хрен с ними. Я сегодня что-то совсем уж миролюбивый, да и «стингера» с собой нет, – отмахнулся его приятель.
Из геликоптеров, пригибаясь, стремительно посыпались экипированные в мешковатые комбинезоны солдаты, рассыпались, оцепляя некоторую площадь, а затем винты прекратили вращение, и в относительной тишине прогремел многократно усиленный аппаратурой голос.
– Что они там ревут? – вяло поинтересовался Александр, весьма посредственно знакомый с «аглицкой мовой», тем паче – в ее заокеанском эквиваленте.
– Предлагает всем гражданам Пиндостана покинуть место отдыха на поданном транспорте, – отозвался Володя.
– Шик! Давненько я на вертушке не летал! Даже жаль, что к великой Пиндосии не имею никакого отношения. А наши, разумеется, простым людям ничего такого не дадут. Скажут, керосина не было.
– Или просто руками разведут, – дополнил Володя.
– Могет быть и так. Но говорить в любом случае будут долго и упорно, пока эфир не кончится или мозоли на языках не натрут.
– Натрут они, как же! – с вполне понятной каждому россиянину любовью к политикам любых мастей дополнил приятель. – У них языки не только без костей, но и с нестираемыми напайками.
– Твердосплавными, – хмыкнул собеседник.
– Победитовыми…
Все пространство между корпусами быстро заполнялось разнообразным людом. Кое-кто уже катил в сторону импровизированного посадочного поля неподъемные чемоданы, однако таковых пока было мало. Наверное, остальные счастливцы в данное время лишь торопливо паковали багаж.
Стал ясен смысл оцепления. В нескольких местах образовались некоторые подобия проходов, и в них люди в форме бдительно проверяли желающих улететь на наличие соответствующих документов. Кто-то из наиболее хитрых и предприимчивых, однако не имеющих нужного гражданства, немедленно получил от ворот поворот и теперь понуро брел прочь. Кто-то пытался упрашивать солдат, только результата уговоры не давали. Некий мужчина попытался пройти просто так, был остановлен, долго что-то доказывал, но в результате удостоился только ленивого тычка прикладом в плечо.
Пример подействовал. Остальные потенциальные беглецы сразу стали намного осторожнее и в перепалки не вступали. Солдаты вообще сильно нервничали, постоянно поглядывая на небо, а кто знает, как может повести себя вооруженный человек в подобном состоянии, если к нему приставать?
Умный никогда не станет спорить с тем, у кого в руках оружие. Зачем злить хороших людей?
– Первый тур марлезонского балета, – прокомментировал Александр. – А ведь еще будет второй. Для каких-нибудь немцев, французов и прочих шведов. Но, судя по массовке, дела явно серьезные. Куда-то мы нехило влипли. Надо будет хоть карту поискать.
– На предмет как выбраться?
– Нет, Святую землю найти. Выбираться, конечно. Давненько мы с тобой не совершали марш-бросков. Сколько отсюда до России?
– Напрямую? – оценивающе взглянул в сторону лениво плавящегося под солнцем моря из-под ладони Владимир.
– Накривую. Хотя какая разница? Все равно далеко.
– Нам бы до какого-нибудь аэродрома добраться. В некой нейтральной стране. Узнать, с кем и кто воюет, а так – деньги на карточке имеются, – вздохнул Владимир. – Примерно на половину кругосветки должно хватить. Если не шиковать особенно.
От вчерашнего легкого наплевательства не осталось следа.
– Эх, знать бы, где та нейтральная страна…
Шедшая вначале неторопливо погрузка между тем набирала темп. Солдаты нервничали все больше и больше. Голос их командира звучал теперь каждые пять минут, и тон был таким, что поневоле заставлял поторапливаться самых медлительных.
Концовка вообще выглядела так, словно не успевшие на геликоптер обречены на немедленную и лютую гибель. Кто не мог подняться сам, того буквально забрасывали в чрева летающих машин, за ними туда же направлялись вещи, а огороженное мешковатыми песчано-серыми силуэтами пространство стремительно пустело…
Наверняка убравшихся восвояси граждан самого могущественного в мире государства было не так уж и много в этой не слишком уютной для них стране, только с их отлетом стало еще тоскливее и тревожнее. Персонал теперь стал испаряться еще быстрее, будто напрямую зависел от американцев. Да, местным работникам в любом случае было намного легче. Уж они-то находились у себя дома, и перед ними не маячила проблема маршрутов, транспорта и всего, имеющего отношения к дорогам. До своих деревень и затерянных в пустыне городков они могли в крайнем случае добраться и пешком или на попутках. А вот куда деваться чужакам?
Небо оставалось ясным, однако где-то вдалеке то и дело лениво и нестрашно, словно летняя гроза, погромыхивало. Лишь привычных туч не было видно на горизонте.
Затем откуда-то появилась колонна разномастных автобусов – от полных развалюх до сравнительно приличных машин. Спереди и сзади шли бронетранспортеры, четырехколесные, с пулеметами наверху, лишь пара штук имела тонкоствольные автоматические пушки, и Александр прокомментировал:
– Похоже, французские VAB. Вот уж не думал когда-нибудь увидеть их наяву. Впрочем, ничего особо впечатляющего. Скоростные, тут не отнять, но наши вооружены помощнее. Единственное, что действительно интересно – откуда они прибыли?
Зачем – спрашивать не имело смысла.
Снова оцепление, снова гремящие голоса. Только на этот раз солдаты были гораздо злее, а выкрикивали французов, немцев, итальянцев и почему-то голландцев.
Олег с семейством присоединился к компании каких-то не то литовцев, не то латышей.
– Господа, если что, скажите, пожалуйста, что я с вами, – суетливо теребил он за рукав меднолицего блондинистого крепыша в легкомысленной красно-зеленой «распашонке». – А я в долгу не останусь. Поверьте – не останусь.
– Ка юс сакоте? – надменно вопросил молодой парень лет двадцати пяти, лениво сбрасывая руку «этого русского».
Глава семейства несколько опешил. Подобно большинству россиян, он искренне считал, что русский язык в Прибалтике до сих пор знают все, старательно упуская из виду, что там успело вырасти целое поколение, которое не изучало речи былых «оккупантов».
– У вас есть документы Евросоюза? – с легким акцентом дополнил прибалт несколько постарше. Он глядел на бывшего соотечественника даже с некоторым сочувствием: мол, чего же ты, дядя?
– Вы просто скажите, мол, мы были в вашей группе. Вот, – и Олег протянул знатоку наречий небольшую пачку черно-зеленых купюр.
Деньги немедленно исчезли, словно и не появлялись на свет.
– Мяс ирги иш Евросаюнга, – произнес первый парень проверяющим документы солдатам, а затем повторил то же самое на сравнительно неплохом английском.
– В сторону! – по-английски же рявкнул один из солдат.
– Кайп? – попытался возмутиться гражданин Объединенной Европы.
– Прочь! – солдат передернул затвор и, видя, как толпа из разных стран пытается вступить в пререкания, прекратил их самым простым способом. Короткая очередь прозвучала неожиданно грозно, а прошедшие поверх голов пули дали понять, что следующие кусочки свинца вполне могут пройтись по телам.
Какой-то поляк попытался возмущенно запшекать, и на него немедленно был наставлен ствол. Бронетранспортеры завертели пулеметами, кто-то из офицеров рявкнул, мол, имеет приказание открывать огонь на поражение, и толпа схлынула, оставив лишь тех людей, которые имели право на автобусную поездку. Двое-трое, пытавшихся прокатиться под шумок, были сразу отсеяны, а дальше лицам без нужного паспорта осталось только глядеть, как разворачивается и уезжает вдаль обманувшая их надежду на спасение колонна.
– Позвольте! – поджав губы, выдернул из нагрудного кармана сникшего литовца свои деньги Олег.
Что ждало отбывших – корабль в каком-нибудь порту, самолеты на уцелевших где-то взлетных полосах, было не столь важно.
– И что же мы, это, делать будем? – спросил Сергей куда-то в пространство.
Увы, но существуют вопросы, на которые трудно найти ответ…
Глава четвертая
Наступавшая ночь была гораздо хуже уходящего дня. Днем хотя бы светило солнце, а как жить без света? То есть, разумеется, можно. При свечах, при лучине, при помощи фонариков… Только где взять эти свечи? А фонарики если и были у кого-нибудь, погоды не делали.
И пришла тьма. Где-то далеко на севере она вдруг раскололась вспышкой. Затем – еще одной. И еще. Спустя какое-то время долетел сглаженный расстоянием грохот, похожий на ворчание сытого зверя. Небо в той стороне еще долго подсвечивали красным невидимые сполохи, отнюдь не добавлявшие людям, запертым во вчерашнем раю, спокойствия.
В разных номерах, в коридорах, просто на свежем воздухе обсуждалось в принципе одно и то же: что делать теперь? И никто не находил четкого однозначного ответа. Правда, жила надежда на приход помощи, все равно в каком виде. Ведь не бывает так, чтобы навязшее в зубах в мирное время «международное сообщество», многочисленные организации и прочее в том же духе совсем уж забыли о людях, оказавшихся оторванными от родных земель в этот момент!
Наверняка сейчас со всего света спешат разнообразные спасатели, летят самолеты, плывут корабли… По телевизору всегда так – стоит где-то случиться беде, стихийному бедствию, теракту, еще чему-нибудь, и сразу следуют резолюции, призывы, а там и конкретные дела. Все-таки двадцать первый век на дворе. Расстояния не играют прежней роли, и весь земной шар стал намного меньше благодаря оперативности транспорта.
Но в целом было тревожно. Как-то не вязались нынешние события с вечным солнцем, ласковым морем и безоблачным небом. Кто там на кого напал, почему напасть свалилась так не вовремя, и вообще, что будет дальше?
Свет – ладно. Многие люди постарше родились в исчезнувшем ныне государстве, где различные неудобства воспринимались в порядке вещей. Более того, практически все пережили перестройку и последующий развал, который был намного хуже любой войны. Если сутки-двое – ничего особо страшного нет. Можно перетерпеть и не такое. Тем более один день уже прошел, ночью можно спать, а уж еще денек как-нибудь переживем.
В дискомфорте и мыслях о себе как-то почти забылся налет на аэропорт. Когда не видишь, тогда и не переживаешь. Лишь невольные свидетели пытались утопить в алкоголе память о разорванных на куски телах, льющейся, как вода, крови, криках сгоравших заживо людей…
Только немного их было, если посчитать, свидетелей…
Может показаться дикостью, но Юра Семецкий в этом темном аду, вернее – чистилище, сменившем благословенный субтропический рай, был счастлив.
Он творил.
Его не волновало, что дорогой этюдник и прочие недешевые рисовальные принадлежности сгинули без следа вместе со всем его нехитрым багажом. Настоящему художнику достаточно любой бумаги, даже если это оборотная сторона аляповатой репродукции, украшающей стену номера, и любого стила – карандаша, шариковой ручки, маркера, забытого кем-то из предыдущих жильцов в ящике прикроватной тумбочки. Ему в своей жизни доводилось набрасывать захвативший его образ обгоревшей спичкой на полях книги, губной помадой на оконном стекле, а то и просто пальцем на песке. Будь это необходимо – он и собственной кровью на чистой стене вывел бы нужные линии. Неважно, если эскиз окажется недолговечным, главное – перенести его из зыбкого марева воображения в реальность, зафиксировать любым возможным способом, а уж после этого он впечатается в сознание навсегда и в нужное время будет извлечен из памяти, чтобы оказаться запечатленным на более подходящем носителе. На плотных листах александрийского картона или на мониторе компьютера.
Юрий Михайлович Семецкий к своим без малого пятидесяти годам так и не добился именования по отчеству. Да и не особенно стремился к церемониям этот щуплый, невысокий человечек, похожий на подростка. Лысоватого такого подростка, с большой лобастой головой. Художник от Бога, он вот уже второй десяток лет подвизался в одном из книжных издательств, специализирующихся на беллетристике. Книги с яркими обложками, украшенными рыцарями, инопланетными монстрами и томными красавицами, имелись если не в каждом доме огромной страны, некогда занимавшей одну шестую часть суши, то уж в каждом книжном магазине и ларьке былой империи – непременно. И за «валом по плану», когда, особо не заморачиваясь вопросами авторства, он, подобно десяткам коллег, «передирал» мужественных мачо из глянцевых журналов, облачая вместо костюмов от кутюр в латы, скафандры или камуфляж – по надобности – как-то позабылись юношеские мечты о персональных выставках и приобщении к сонму великих живописцев. Идеалы уступили место здоровому цинизму, а пословица о синице в руках и журавле в небе, видимо, придуманная кротами, уже не вызывала отторжения…
Но иногда случались рецидивы.
Примерно как сегодня, когда, обставившись горящими свечами – пришлось совершить налет на бар-ресторан с «парижским» колоритом, все равно пустующий, пока никто не вспомнил об этом альтернативном источнике освещения, – Юра, позабыв о времени, водил уже источенным наполовину карандашом по бумаге. И из-под грифеля струились боль и страдание, растерянность и ужас, поселившиеся в его сердце с того самого момента, когда он увидел ползущего к нему по бетону взлетной полосы человека. Вернее – половину человека…
Он старался и никак не мог передать выражение сосредоточенности на лице обреченного. Казалось, человек поставил перед собой какую-то задачу и старался исполнить ее любой ценой. И упрямо полз, опираясь на руки и оставляя за собой черный на сером бетоне мокрый след, тут же высыхающий под палящим солнцем…
Рядом с человеком рождался абрис разорванного пополам взрывом автобуса, смазанные от скорости силуэты истребителей, причудливые облака дыма… И люди, люди, люди, похожие на изломанных капризным малышом кукол, или куклы, похожие на мертвых людей…
– Я позаимствую у вас парочку? – раздался над плечом художника незнакомый голос, и Юра наконец очнулся, выходя из транса.
Неужели, как бывало обычно, когда погружался в «творческий запой» – так именовала подобные состояния одна из его многочисленных «рыженьких» – он позабыл запереть дверь номера? Когда накатывало вдохновение, с ним случались штучки и похуже – например забытый на газовой плите чайник или срочный заказ издательства, за невыполнение которого сулили «снять голову».
– Что? – непонимающе уставился он на худощавого мужчину средних лет, смутно кого-то напоминавшего: не то сталкивались когда-то в жизни, не то видел по телевизору.
– Я возьму пару ваших светильников? – терпеливо повторил незнакомец, указывая на составленные на угол стола незажженные, ждущие своей очереди свечи. – Ночь на исходе, возможно, они вам не понадобятся.
– Да-да, конечно! – Юра сейчас хотел только одного: чтобы досадная помеха была устранена, и он снова мог погрузиться с головой в знакомое далеко не каждому – может быть, только конченому наркоману или творческому человеку – состояние. – Берите сколько угодно.
– А чем это вы заняты? Разрешите? – не дожидаясь ответа, ночной гость взял со стола один из изрисованных «холстов», мимолетно глянул на изнанку, хмыкнув при этом (какой-то натюрморт, стилизованный под «малых голландцев», беспощадно вырванный из рамы), и принялся неторопливо изучать покрывающую сероватый картон карандашную вязь.
– Извините, – начал терять терпение художник. – Я должен работать, и вы… Ну, в общем…
– Мешаю? – кивнул сам себе мужчина. – Прошу прощения.
Он вернул на место рисунок и взял свечи.
– У вас не получается вот это выражение? – спросил он, и на его лице на мгновение проступило именно то выражение отрешенности пополам с предельной сосредоточенностью, что ускользало от рисовальщика так долго.
– Постойте! – встрепенулся художник. – Я должен зарисовать!
Но человек уже был у двери.
– Вы тоже там были? – спросил Юра ему вслед.
– Там – нет, – остановился на пороге гость. – Но таких лиц я навидался достаточно…
Компания сидела и лежала на сдвинутых под один из зонтиков шезлонгах в тягостном молчании.
Загорать, не говоря уже о купании, не хотелось, но еще меньше хотелось сидеть по номерам, пялясь в мертвые экраны телевизоров один на один со своими мыслями. Еще вчера совершенно незнакомые люди тянулись друг к другу, словно вместе тягостная безвестность была легче. Да, должно быть, так оно и было: недаром говорят, что человек – животное стадное.
– Искупаться, что ли? – Сергей сел и почесал волосатую грудь под распахнутой рубахой.
– С ума сошел? – тут же дернула его за руку Анна, будто благоверный предложил что-то из ряда вон выходящее. – И не думай!
– Да и не очень-то и хотелось… – Здоровяк снова завалился на лежак и закинул руки за голову.
– Подумать только. – Вика тоскливо смотрела на мелкую волну, лижущую кромку берега. – Я уже дома была бы сейчас…
– Ну да, дома, – фыркнула Татьяна. – В поезде бы тряслись еще.
– Лучше уж в поезде…
– Слушайте! – вдруг вспомнил Игорь. – А куда это Олег наш всезнающий подевался? Со вчерашнего дня его не видел!
– И я… И я… И мы тоже…
– Это… В Землю обетованную свою по бережку утопал, – буркнул Сергей, переворачиваясь на живот. – Ему тут недалече.
– Ну что ты на человека взъелся! – напустилась на мужа Анна. – Приличный человек…
– Ну да, приличный. Приличнее некуда. Только я, это, таких не любил, не люблю и любить не буду.
– Действительно, – подал голос Игорь. – Как-то вы, Сергей, не того…
– Да что б ты понимал? – привстал на локтях здоровяк. – Ты, это, соплив больно судить-то!
– Ребята, ребята, не ссорьтесь! – замахала на них руками Вика. – И так все плохо, а тут вы еще!
Хорошего действительно было мало.
Вдобавок к отсутствию света на отель свалились и другие напасти.
Привыкших к ресторанному изобилию людей ждало жестокое разочарование: ассортимент блюд шведского стола, еще вчера казавшегося неисчерпаемым, как сказочная скатерть-самобранка, стремительно скудел. Нет, немногочисленные повара выворачивались наизнанку, чтобы обеспечить поредевший контингент гостей питанием: на открытом воздухе, близ ресторана, с утра дымили мангалы, на которых исходили ароматным соком шашлыки и кебабы, цыплята табака и прочие деликатесы… Вот только попробовать все эти яства, памятуя о том, что холодильники не работают вторые сутки, а на дворе отнюдь не русская январская стужа, отваживались не все.
Сергей, правда, уплетал все подряд, запивая мясо лошадиными дозами виски и уверяя всех, что в армии ему доводилось есть и не такое, а под водку можно и гвозди переваривать, но остальные больше налегали на овощи, рис и макароны.
Глядя на других отдыхающих, уже открыто утаскивающих в номера с завтрака сыр, фрукты, хлеб и прочие продукты, которые можно хранить при комнатной температуре, товарищи по несчастью тоже принялись создавать свои неприкосновенные запасы, по вековечной русской привычке полагаясь только на себя.
– Ерунда! – гудел Сергей. – Рыбалкой прокормимся! Тут, это, рыбы – хоть руками черпай!
– А чем ловить? – уныло чесал в затылке коренной горожанин Игорь. – Ни сетей, ни спиннинга…
– Ха! Спиннинг ему подавай! А трал, это, не нужно? Кошельковый. Удочку соорудить – раз плюнуть. Насадка пока есть…
– А крючки, лески?
– Все есть! – Здоровяк заговорщически наклонился к собеседнику. – Тут на ресепшене магазинчиков – пропасть… Ну, золотишко да что поценнее арабы, надо понимать, попрятали, а барахло всякое так на витринах и осталось… Маски там с трубками, крючки…
– Ты мне это брось! – Анна обладала тонким слухом. – В тюрьму египетскую захотел? Мало тебе того штрафа в Турции? Чуть без штанов не остались из-за твоих затей! Вот – везде таблички понатыканы: рыбалка запрещена…
Но беда, как водится, не приходит одна: вдобавок к электричеству в один прекрасный момент в кранах иссякла вода. Воды, конечно, совсем рядом хоть залейся – целое Красное море, но та вода была соленой, и пить ее, как тут ни крути, невозможно. Даже ополоснуться после морского купания нечем. С водой в бутылках пока перебоев не наблюдалось, но кто может поручиться за завтрашний день?
– Сходи лучше в поилку свою, – попыталась разрядить обстановку Анна, отлично знающая пристрастия мужа. – И нам заодно принеси чего-нибудь.
– Это дело! – Мужчина быстро поднялся на ноги и нахлобучил на голову видавшую виды выцветшую до белизны панаму. – Девчата! Вам чего принести? Игорь, ты со мной?
– Я, пожалуй, воздержусь, – вяло пробормотал Корнеев, которому действительно ничего не хотелось.
– Ну, как знаешь…
Возвратился Сергей неожиданно быстро и с пустыми руками.
– Видали?! – возбужденно закричал он издали, указывая пальцем куда-то в море. – Нет, вы видали?!
Друзья повскакивали и увидели катер, пришвартовавшийся к надувному понтону, с которого приходилось нырять, чтобы не пораниться о кораллы, облепившие берег на несколько метров. На таких катерах обычно возили желающих на острова и прочие «морские» экскурсии – небольшое двухпалубное суденышко метров десяти в длину. Вероятно, капитан этого «дредноута», чтобы не повредить хрупкий причал, подошел к понтону на малых оборотах двигателя, потому на него и не обратили внимания.
– Класс! – Вика даже приплясывала от возбуждения на месте. – Надо его уговорить, чтобы нас отсюда вывез куда-нибудь!
– Деньги у кого есть? – деловито поинтересовался Сергей. – Бакинские, наликом. Идея такая: скидываемся и нанимаем этого араба до ближайшего порта…
Но развить тему он не успел: несколько официантов тащили к понтону ящики с кока-колой и прочими напитками, какие-то коробки, а руководил ими…
– Олег! Едрить твою налево! Олежка! Так вот он куда пропал!
– Вот, а вы говорили!
– Беру свои слова обратно! Деловой, сразу видать. Мы тут судачим, воду в ступе толчем, а он смотри что провернул! Хвалю!
Вика, от избытка чувств, обняла Игоря за шею и чмокнула в щеку. Это, конечно, было не совсем то, на что он в душе продолжал надеяться, но тоже неплохо. Девичье сердечко колотилось совсем рядом, и за одно это он мог простить все на свете.
Олег тем временем деловито прошагал куда-то мимо, не обращая внимания на товарищей по несчастью.
– Эй, Олежка! – окликнул его Сергей. – Где лайбой разжился?
– Во-первых… – Финансист остановился и взглянул на приятелей так, словно видел их впервые. – Не Олежка и даже не Олег, а Олег Григорьевич. Именно так.
– Да ладно! – Сергей направился к нему, улыбаясь до ушей. – Не загоняйся. Когда отчаливаем? Собраться успеем?
– Отчаливаем? – холодно удивился тот. – Отчаливаю я. Со своей семьей. А вы, уважаемые, остаетесь.
– Шутишь? Брось прикалываться…
– Я совершенно серьезен, – Олег поджал пухлые губы. – Я нанял эту яхту исключительно для себя и своей семьи и делить ее с кем-либо еще не намерен.