Тихий остров (сборник) Леонов Николай
– Петро, не городи глупостей! – Станислав осерчал не на шутку. – Как это я брошу Леву, тебя, Москву, Россию, наших милых, несравненных дам?! Черта с два! А Кристина – чего она меня будет звать? Женщина замужем.
Гуров риторически спросил с ироничной укоризной в голосе:
– Это получается, что ты какому-то бедному немцу наставил рога?
– Какие рога! – Крячко поморщился, потом изобразил некую непонятную гримасу. – У голубых рогов не бывает. А ее муж на сто процентов такой и есть. Причем из пассива. Они когда поженились, Кристина об этом даже не догадывалась. Года через два он сам в этом признался. Сказал, что еще в школе его совратил тренер по гимнастике. Пацан года три с ним сожительствовал и стал конченым педиком. Он надеялся, что избавится от этого после свадьбы. Однако ничего не вышло. Теперь они живут врозь, каждый сам по себе. Детей нет, потому что не захотела Кристина. Она опасалась, что в присутствии гомосексуалиста ее ребенок станет таким же. Это ж там сейчас сплошь и рядом. Такие вот у них веселые дела.
– Ой, не дай бог! – Орлов махнул рукой и скрылся за дверью.
Размеренно шумели реактивные турбины пассажирского авиалайнера, унося его куда-то к черту на кулички. Разумеется, с точки зрения жителя средней полосы.
Лев Гуров сидел в кресле у самого окна по правому борту салона и с десятикилометровой высоты озирал земные просторы. Где-то внизу, под рваным одеялом облаков, медленно ползли далекие ландшафты, окутанные синеватой дымкой. Небо над головой выглядело непривычно, было фиолетовым. Здесь уже начиналась стратосфера, совсем иная среда, другой мир. Впрочем, Гурову за годы работы уже не раз доводилось видеть это.
Лев Иванович покосился в сторону Стаса, который мирно дремал в среднем кресле их секции, и чуть заметно усмехнулся. Он знал, что Крячко, будучи человеком не робкого десятка, а иной раз и вовсе сумасшедшей отваги, не любил путешествовать на самолетах. Нет, вовсе не потому, что страдал так называемой аэрофобией – подсознательной боязнью авиапутешествий. Его нелюбовь к полетам объяснялась просто. Он край как не любил ситуации, на исход которых повлиять не имел вообще никакой возможности.
Стас знал, что на трассе, даже в условиях лобового столкновения, шанс выжить есть. Он мог обеспечить его себе своим водительским искусством, хладнокровием и отменной реакцией. Неплохие возможности уцелеть имелись и в случае какого-либо форс-мажора на железной дороге. Даже при кораблекрушении в открытом море немалая доля успеха зависит от крепости мускулов, выносливости и воли, чего Станиславу было не занимать.
А вот самолет!.. Риск оказаться жертвой авиакатастрофы невелик. ДТП с самыми тяжкими последствиями случаются в сотни, если не в тысячи раз чаще. Однако у авиации, с точки зрения Стаса, имелся один главный недостаток. Если самолет падает, то выжить в этом случае можно только благодаря немыслимому чуду. Тут уже не поможет никакая воля к жизни, реакция, сила рук и выносливость. Все тупо и безразлично определяет закон всемирного тяготения, повелевающий всякому предмету, осмелившемуся оторваться от земли, немедленно вернуться на ее поверхность.
Лев знал, что, начни самолет падать прямо сейчас, Стас повел бы себя достойно. Он не стал бы метаться, не потерял бы голову от гибельного ужаса, не начал бы биться в истерике, обвинять бога или черта по поводу безвременного расставания с жизнью, причитать или молиться. Крячко просто молча смотрел бы в окно, прощаясь с этим миром, мысленно подводя итоги своей жизни.
Крайним слева в секции их кресел оказался некий гражданин желчного вида, лет под пятьдесят, с едким взглядом и пренебрежительной ухмылочкой, периодически возникающей на обрюзгшем лице. С этим, как про себя окрестил его Гуров, сухофруктом они уже успели сцепиться перед самой посадкой. Когда пассажиры уже выгружались из аэродромного автобуса и направлялись к трапу, этот тип презрительно скривился при виде «девяносто шестого» «Ила».
Потом он язвительно процедил:
– Ох, как же не хочется лететь на этом гнилом корыте!
Некоторые их попутчики с тревогой переглянулись и тут же замедлили шаг, как видно, засомневавшись в надежности этого авиалайнера.
Крячко с не меньшей язвительностью тут же парировал:
– Кому как, а по мне лучше лететь на новеньком «Иле», имея полную гарантию безопасности, чем на гнилом «Боинге», из которого все выжали, а потом продали в Россию.
Как видно, его суждение основательно задело сухофрукта, поскольку тот с надменной миной безапелляционно заявил:
– «Боинг» – это бренд мирового уровня! Пусть даже не первой новизны, но он намного надежнее ильюшинского хлама. Наши бездельники копировали «Боинг», чтобы состряпать вот этот аэроплан, но даже не потрудились хотя бы передрать все как следует.
Лев Иванович не выдержал этого наглого вранья, громко рассмеялся и спросил, не скрывая иронии:
– Вы кто по образованию? Инженер-авиастроитель? – «Боинг» семьсот восемьдесят седьмой модели американцы начали разрабатывать, когда «девяносто шестой» «Ил» уже проходил летные испытания. И не наши с «Боинга», а американцы с «Ила» скопировали очень многое. Так что не надо вешать лапшу на уши.
Это замечание стало чем-то вроде красной тряпки для разозленного быка. Сухофрукт отчего-то очень обиделся за негативную оценку изделия американской авиапромышленности.
Он, брызжа слюной, нервно выпалил с визгливой озлобленностью:
– Что вы глупости городите?! Этого не может быть просто потому, что быть не может!
Его оппоненты в ответ на это заявление громко рассмеялись.
Крячко брезгливо поморщился, аккуратно вытер платочком забрызганное плечо, обтянутое кожаной ветровкой, и с сарказмом произнес:
– Чехова читайте, его «Письмо к ученому соседу». Это про вас.
Сухофрукт, сраженный наповал, демонстративно отвернулся, давая понять, что не намерен общаться с подобными типами, никак не желающими признать превосходство американской технической мысли.
Кто бы мог подумать, что их места в салоне окажутся по соседству? Увидев недавних американофобов, уже занявших свои кресла, сухофрукт изобразил недовольный, кислый вид, тоже сел и вперился в телевизионный монитор под потолком, где шел какой-то боевик.
«Вот ведь невезуха, лететь в одном самолете с таким кретином, да еще и по соседству! – сокрушенно отметил Гуров. – Принесли ж его черти на этот рейс, остолопа безмозглого!»
Но сыщик тут же спохватился. Таких вещей говорить не стоит даже самому себе. Они ведь не где-нибудь, а в небе.
Лев вспомнил разговор со старым летчиком, с которым как-то ехал в одном купе. Попутчики употребили коньячку за здоровье и обсуждали самые разные темы, в том числе и свои профессиональные дела.
Несколько разогревшись от ароматного алкоголя, отставной авиатор, назвавшийся Михаилом Васильевичем, в какой-то момент вдруг разоткровенничался.
– Знаешь, Лев Иванович, кто бы и что ни говорил, а тот, кто всю жизнь провел в небе, поневоле становится суеверным человеком, – приглушенно заговорил он. – Можешь мне верить или нет, но небо – это не просто купол голубого цвета. Я даже не знаю, как такое назвать. Но оно разумное! Нет-нет, я не шизофреник, мистикой не увлекаюсь и из ума еще не выжил. Просто было в жизни несколько случаев, которые заставили меня принять это как реальность.
По словам летчика, самый первый случай подобного рода он пережил, когда еще только сел в кресло второго пилота «Ту-134» в далеком семидесятом году. Творение КБ Туполева на ту пору было шедевром авиастроительной мысли. Выполнив в указанном качестве несколько авиарейсов в Болгарию, Михаил почувствовал себя настоящим асом. Такое вполне свойственно всякому молодому человеку, не нажившему достаточного жизненного опыта.
Но как-то раз, на обратном пути где-то над Черным морем, авиалайнер попал в зону мощной турбулентности. Началась болтанка, которая запросто могла бы отправить в штопор любой другой самолет, в том числе и хваленый «Боинг». «Ту-134» с трудом удержался на крыле. Однако воздушные вихри словно вознамерились любой ценой сбросить крылатую машину в мятущееся море и удесятерили свои бешеные атаки.
Командир воздушного судна был асом безо всяких натяжек, но ситуация стала критической. Казалось, еще немного, и свершится непоправимое. Михаил в ту пору уже был членом партии и, соответственно, абсолютным атеистом.
Вдруг он мысленно воззвал, сам не зная к кому: «Зачем ты так делаешь? Чего ради губишь столько людей? Если я перед тобой в чем-то провинился, то пошли это мне одному!»
Можно сказать, что произошло чудо. Почти сразу же небесный шторм вдруг умерил свою ярость. Еще через несколько минут чьи-то гигантские невидимые руки раздвинули облака. Впереди засияла безупречная синева чистого неба.
В жизни летчика было и несколько других случаев подобного рода. Ему особенно запомнился рейс на Москву из Сочи, уже году в девяностом. В ту пору Михаил Васильевич был командиром экипажа на «Ту-154». Полет протекал в заданном режиме, ничто не предвещало каких-либо неприятных случайностей.
Уже на подлете к Москве чей-то голос вдруг внятно произнес у него над самым ухом: «На полосе препятствие, смотри в оба!»
Кто именно это произнес, Михаил не понял, но на всякий случай решил произвести посадку в специальном режиме, обеспечивающем максимальный сброс скорости. В тот момент, когда колеса коснулись бетона взлетно-посадочной полосы, прямо в лоб самолету выкатил заправщик, появившийся невесть откуда. Командиру экипажа с огромным трудом удалось избежать столкновения. Как оказалось, у водителя автоцистерны остановилось сердце, и машина катила по летному полю сама по себе.
Завершая свой рассказ, Михаил Васильевич отметил:
– В небо никогда не следует подниматься с какими-то черными мыслями, сквернословить и браниться. Это может плохо закончиться!
Такой совет Лев Гуров запомнил навсегда.
Когда самолет взмыл в небо и лег на курс, в салоне началось довольно заметное оживление. Первыми свои места покинула ребятня детсадовского и младшего школьного возраста. Юные путешественники успели перезнакомиться еще во время посадки. Теперь, ничуть не смущаясь тем, что в данный момент они мчались с огромной скоростью на высоте около десяти километров, дети затеяли жизнерадостную кутерьму. Они моментально оккупировали туалеты, используя их для игры в прятки. Благо таких важных объектов в салонах бизнес– и экономкласса насчитывалось не менее десятка.
Впрочем, взрослые тоже постепенно начали перемещаться по салону. Кто-то поспешил на нижнюю палубу, где располагались развлекательный центр, тренажерный зал и комнаты отдыха, кто-то – в туалетные кабины по понятным делам.
Стас задремал сразу после взлета. Он мирно то посапывал, то похрапывал, как видно, путешествуя по своим безмятежным снам. Гуров попытался принудить себя уснуть, но почему-то не смог. Хотя это было бы не лишним. Из Москвы они вылетели почти в шесть вечера. Путь до Южно-Сахалинска занимал около восьми с половиной часов. То есть в аэропорту Хомутово они окажутся примерно в половине десятого по тамошнему времени, поздним утром. Вот в Москве как раз пойдет третий час ночи – самый сон!
Гуров решил мысленно посчитать воображаемых баранов, но в этот момент увидел прямо перед собой известного столичного шулера и афериста Яшу Мопса. Тот сидел в кресле, которое отчего-то оказалось развернутым так, как это бывает в электричке, тасовал карты и хитро подмигивал.
– Лев Иванович, в буру перекинуться не желаете? – Мопс причмокнул и звонко шлепнул колодой по ладони. – Биться обещаю в лоб.
На языке каталы эта формулировка означала обещание играть без шулерских уловок.
Гуров в ответ иронично рассмеялся и заявил:
– Яша, да у тебя в каждом рукаве по пять запасных козырей! Тоже мне, нашел лоха! – Но Лев Иванович тут же что-то вспомнил, вскинул руку и едва ли не выкрикнул: – Постой! Ты же сейчас на зоне, отбываешь срок за убийство Грызуна. Тебя что, отпустили?! – Полковник недоуменно воззрился на своего нежданного собеседника.
Яша загадочно ухмыльнулся, потом досадливо поморщился и сказал:
– Гражданин начальник, ну да, Грызуна я грохнул. Но ведь за дело! Он устроил поганую подставу моему дружбану Юрцу, и его на правилке приговорили. Это ж он ему подложил часы Светки Мухлюги. А Калмык, наш смотрящий, за нее и родного брата не пощадил бы. Такие вот дела, гражданин начальник!
Лев Иванович словно получил толчок в бок. Он открыл глаза и недоуменно огляделся по сторонам. Никакого Яши Мопса рядом не было. Да и откуда бы ему тут взяться? Шулер еще на зоне строгого режима, где ему отбывать по меньшей мере года три из одиннадцати назначенных. Кто бы мог подумать в две тысячи пятом году, что представитель криминальной касты, считающейся в воровской иерархии достаточно интеллигентной и, соответственно, престижной, схватится за нож и нанесет гопнику Крысанкину по кличке Грызун восемь проникающих ранений в грудь и живот?
«Это что же, я все-таки уснул? – Гуров протер глаза и потянулся. – Надо же, кто привиделся-то!.. Так, а что он там толковал про Юрца? Постой-постой! А ведь и верно, Буцалова нашли в лесу за городом с финкой в груди. Так частенько исполняются приговоры воровского суда. А не рано ли закрыли дело об убийстве Светланы Малинец? Это вопрос».
Лев Иванович помнил, что в две тысячи пятом году были серьезные подозрения насчет того, что именно вор-домушник Юрий Буцалов в ходе пьяной ссоры ударом в висок убил, а затем ограбил мошенницу на доверии Светку Мухлюгу. Гуров не занимался этим делом. Ему хватало через край и куда более серьезных, по-настоящему масштабных проблем. Он лишь курировал работу своего коллеги, который расследовал три убийства, объединенных в одно дело.
Майор Топачев с самого начала вцепился в версию, согласно которой потерпевшая Малинец погибла в результате несчастного случая, упав виском на комод. Крысанкин, неровно дышавший к ней, заподозрил, что в этом повинен Буцалов, и умело подставил его. По приговору воровского суда кто-то убил этого субъекта ударом финки в грудь. А шулер Румяшко, он же Яша Мопс, в отместку за приятеля прикончил Грызуна.
Гуров в ту пору куда-то срочно уезжал по служебным делам, поэтому дело ушло в прокуратуру без его ознакомления. А когда он вернулся, оно было уже везде утверждено и согласовано. Прокуратура более чем охотно согласилась с доводами и выводами опера Топачева.
Почему? Да только по той причине, что его версия была проста как табуретка и не требовала какого-либо дополнительного напряжения извилин. К тому же Яша полностью признал свою вину. Льва Ивановича очень удивило то обстоятельство, что Мопсу все равно почему-то отвесили срок по полной программе.
Впрочем, какая польза от этого нечаянного озарения? Что теперь можно изменить в судьбах участников той, весьма давней истории? Яша года через три выйдет на свободу. Калмыка, который приказал убить Буцалова, уже несколько лет нет в живых. Где-то в две тысячи девятом его застрелил снайпер на пороге собственного дома.
Да и вообще, зачем попусту переживать и напрягаться? Все в этом мире происходит именно так, как и должно. Мы всего лишь актеры грандиозного спектакля под названием «Жизнь». Роли в нем расписаны заранее. Их раздают нам еще при рождении.
Гуров провел по лицу руками и взглянул на часы. По Москве было около половины двенадцатого. То есть он проспал примерно пять часов. Через иллюминатор по другую сторону салона был виден краешек ранней утренней зари. Надо же! Москва еще только засыпает, а здешние жители уже встречают утреннюю зарю. Почти все пассажиры дремали в своих креслах.
Стас громко всхрапнул, открыл глаза, удивленно посмотрел на Гурова, откашлялся и негромко спросил:
– Лев, а ты чего не спишь?
– Нет, почему же? Поспал немного. – Гуров откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. – Попробую еще уснуть. Хотя не уверен, что удастся.
– Блин! А мне сейчас такое приснилось! – сонным голосом заговорил Крячко, тоже закрывая глаза. – Как будто меня в Германии назначили каким-то большим чином в тамошней полиции. Представляешь, бегут ко мне с докладами, а я ни в зуб ногой! Хрен разберешь, чего там они шпрехают! Им надо еще и чего-то приказывать, а я только помню «гутен таг» да «ауфвидерзейн». Так неудобно стало, что аж проснулся.
Последних слов Станислава Лев Иванович не расслышал. Он вновь незаметно для себя ухнул в пучину сновидений и очнулся от яркого солнечного света, льющегося в иллюминатор. Гуров протер глаза и обнаружил, что самолет уже идет на посадку. В салоне все проснулись, задвигались, заговорили.
Глава 3
Путешествие в небесной выси продолжалось восемь с лишним часов. Колеса «Ила» наконец-то мягко коснулись бетонки сахалинского аэропорта Хомутово и немного потряслись на ее неровностях, передавая толчки и вибрацию фюзеляжу и крыльям. После безмятежного плавного полета подобный вариант возвращения на земную твердь показался нашим путешественникам несколько даже непривычным.
Самолет замер в конце взлетно-посадочной полосы. Лев Иванович и Станислав вместе с другими пассажирами потянулись к выходу. Те из них, кому достались места в хвосте машины, вышли из нее в числе первых.
– Вот мы и на краю света! Это, я так понимаю, Хомутово? – Крячко ступил на трап и жизнерадостно ухмыльнулся. – Гляди-ка, все так же, как и у нас! Вот только ощущение такое, что день не настоящий. У нас же сейчас все нормальные люди спят. Мой организм усиленно подсказывает, что неплохо бы всхрапнуть еще пару часов. Но ведь тут уже начался день. Все! Отоспались!
Сыщики прошли в старомодное трехэтажное здание аэровокзала, первым делом разыскали умывальник и привели себя в порядок. Затем они забрели в кафе, подивились здешним ценам, весьма нехилым для провинции, и основательно подкрепились. Официантка, молодая брюнетка приятной наружности с заметной примесью корейской крови, подошла за расчетом. Московские гости поинтересовались у нее, где можно купить билет на самолет до Курил.
Щедрые чаевые весьма позитивно расположили девушку к обаятельным рослым незнакомцам. Она немного подумала и сокрушенно сообщила, что на полет в ближайшие дни едва ли стоит рассчитывать. По ее словам, здешнее авиасообщение очень сильно зависит от погоды. А она в этом регионе летной бывает редко.
– Билеты на что-нибудь летающее вы можете взять только в городе. Центральная авиакасса находится на Коммунистическом проспекте. Это немного не доходя краеведческого музея, если идти от площади Ленина. Обычно самолеты добираются до Менделеева – это аэродром на Кунашире – где-то за час. Но я слушала прогноз. Авиасообщения не предвидится минимум неделю. Так что вам проще было бы добраться морем. Это намного надежнее. Теплоход от Корсакова добирается до островов всего за сутки. Раньше он ходил два раза в неделю, сейчас – три.
Стас задумчиво взглянул в потолок, почесал затылок и сокрушенно вздохнул.
– Прямо по старой поговорке. Близок локоть, да не укусишь, – резюмировал он.
– Это значит, что сейчас нам прямой курс на Корсаков? – спросил Гуров.
Девушка негромко рассмеялась и ответила:
– Нет, что вы! Сначала вам надо в город, чтобы там взять пропуск на Курилы. Все же пограничная зона. Кстати, касса, где вы сможете взять билет на теплоход, находится на верхнем этаже универмага «Новинки». Там рядом городской парк и православная церковь.
– А нам пропуск брать обязательно? Как-никак мы из Главного управления уголовного розыска, – с некоторой горделивостью сообщил Станислав.
Официантка недоуменно пожала плечами.
– Ой, ну этого я не знаю. – В голосе девушки звучало недоумение. – Кстати, раз уж вы из такого серьезного ведомства, то, может быть, вам обратиться к военной авиации? Их аэродром совсем близко, пешком дойти особого труда не составит. Наши горожане, имеющие там знакомых, при случае летают с ними без особых проблем. Правда, они тоже от погоды зависят.
Сыщики поблагодарили свою собеседницу за интересную информацию, вскинули на плечи увесистые дорожные сумки, вышли из аэровокзала и зашагали в сторону военного аэродрома.
Майор в кителе с голубыми авиационными петлицами выслушал гостей из Москвы и лишь сочувственно развел руками.
– В принципе, пойти вам навстречу мы могли бы, – резюмировал он. – Но у нас ближайший борт пойдет в ту сторону только через четыре дня. К тому же если установится погода. А она – увы! – нас не балует. Там сейчас штормит, причем очень здорово.
Сыщики вернулись к аэропорту и направились к стоянке такси. Машины выстроились в не очень длинный ряд за так называемым антитеррористическим барьером из больших железобетонных параллелепипедов, по диагонали окрашенных красными полосами. Как они уже успели заметить, практически все автомобили здесь были японскими.
Опера подошли к крайнему справа синему седану и поинтересовались у водителя, крепкого белобрысого парня, у которого из-под ворота рубахи выглядывала флотская тельняшка, сколько он запросит до города. Конкретно до проспекта Победы.
– В погранслужбу, что ли? – с ленцой в голосе поинтересовался тот.
Таксист увидел утвердительный кивок и назвал сумму, вполне подходящую даже для Москвы. Впрочем, после недолгого торга она ужалась до вполне приемлемой величины. Седан вырулил на трассу и побежал в общем, не самом скудном для Сахалина потоке машин.
– Москвичи? – небрежно руля кончиками пальцев и глядя перед собой, спросил таксист.
Уловив в его вопросе явный оттенок пренебрежения, Крячко недовольно засопел.
– Да. И что? – с вызовом уточнил он.
– Нет, ничего, – как бы нейтрально, но все с той же скрытой подначкой откликнулся водитель.
– Я не удивляюсь. – В голосе Льва звучали не менее ироничные нотки. – В этих краях очень сильна, так сказать, невероятная любовь к Москве. Если узнают, что ты из столицы, то воспринимать будут только как зажравшегося жлоба и виновника всех сахалинских проблем. Я прав? – он внимательно посмотрел на таксиста.
Парню, видимо, стало неловко за его замаскированное, но достаточно вызывающее изъявление неприязни к приезжим.
Он тут же поспешил поправиться:
– Нет, речь-то не о том, что всякий, кто из Москвы, – обязательно жлоб. Хотя, конечно, столица нас особо не балует. Московская верхушка относится к нашим местам как к своей колонии. Это же просто смешно! Знакомый недавно был в Москве и обалдел. Рыба, выловленная здесь, там стоит намного меньше. А ГСМ? В Японии нормальное топливо покупать дешевле, чем то дерьмо, которое продают наши нефтяники. Это какие же куриные мозги надо иметь, чтобы часть России, откуда уже не первый год бежит население, держали в черном теле? Для чего? Чтобы наша область совсем обезлюдела и японцы взяли ее голыми руками?
Гуров понимающе кивнул и заявил:
– Кто бы с этим спорил! Разумным, конечно, подобное положение дел назвать нельзя. Если бы у нас было что-то похожее на ренту отдаленности! Это система, при которой отдаленная территория платит минимум налогов и получает максимум дотаций. Так вот, если бы у нас это практиковалось, то Сахалин стал бы попросту землей обетованной.
– О как! – восхитился таксист. – Нормальная система. А что ж у нас-то ее не введут?
– Тогда хорошим людям будет нечего пилить, – сказал Крячко и язвительно рассмеялся.
– Да, это тоже имеет место быть, – согласился Лев Иванович.
– Вот так и живем. – Таксист снова тягостно вздохнул. – У нас только перед иностранцами принято бисер метать. Свой народ ни во что не ставят. Вон, рядом с городом есть одно место – здешний уголок райской жизни. Называется поселок Зима. Может, слышали? Нет? Это прямо кусочек Америки – домишки новенькие, настоящие игрушки. Все вылизано, кругом гламур. Там живут иностранцы, которые разрабатывают нефтегазовые месторождения. Я никак не могу понять, почему из наших недр выкачивается такое добро, государство на этом огребает миллиарды баксов, наши шишки за границей строят себе дворцы с золотыми унитазами, а мы – в заднице. Настоящие туземцы, до которых никому нет дела. Дороги – яма на яме. Спасибо, японцы успели за сорок лет понастроить. А то и этого не было бы! Все ветшает и рушится. Это нормально?!
– Если бы такое было только здесь! – Станислав саркастично рассмеялся. – Рядом с Москвой есть такие дыры, что ваши прорехи не так ярко светятся по сравнению с ними.
– Да, – согласился Гуров. – Там тоже не рай небесный. Целые регионы на грани банкротства. Так что и средней полосе России особо похвастаться нечем. Ну а в Зиму, в этот американский рай, что, вообще никому входа нет?
– Почему же? Местные жители и их гости могут туда пройти, хоть и по пропускам. Случайных туристов не пускают. Я там пару раз был. Это совсем другой мир! Сворачиваешь с этой грязной трассы на Корсаков и как будто попадаешь куда-то за границу. Я там у них как-то в бассейне искупался. Он, говорят, лучший на Сахалине, если не во всем регионе. Детишки из школы идут и все по-английски чешут. Только и слышишь: «Ю вэмп! Май дадз – босс!» Там все свое – школа, садик, медицина, охрана. Можно велик оставить, и фиг его кто тронет.
– Местные им сильно завидуют? – поинтересовался Стас, глядя на кварталы Южно-Сахалинска, пролетающие мимо.
– Вы не поверите, но никто из моих знакомых почему-то не завидует. – Таксист пожал плечами и рассмеялся. – Конечно, чтобы у нас самих жизнь стала получше, чтобы наши края не стыдно было людям показать – этого все хотят. А жить именно там – нет! Скучища смертная. Знаете, у нас московскую верхушку потому и не любят, что приедут, наобещают с три короба, а на деле – фига с маслом!.. Вот мы и приехали. Проспект Победы, – объявил таксист, притормозив у дома старой постройки.
Гуров окинул взглядом синеватые вершины сопок, высящиеся вдали над крышами домов, достал из кармана деньги и расплатился с таксистом, еще раз посмотрел на горную гряду и заметил:
– Природа-то здесь у вас красивая!
– Да, насчет этого у нас небедно, – согласился парень и добавил: – Вам сейчас надо пройти туда во двор, там дверь такая неприметная с табличкой. Только поторапливаться надо – они принимают документы с девяти тридцати до половины одиннадцатого. У вас запас времени всего пять минут. Как бы не отфутболили.
Опера без особых затруднений разыскали пограничную контору. Оттуда, о чем-то безрадостно переговариваясь, как раз выходила компания каких-то туристов-экстремалов.
От миловидной сотрудницы в униформе московские гости услышали безапелляционное:
– К сожалению, время приема документов уже вышло. Вам придется подождать до завтра.
– Нет, до завтра ждать мы никак не можем! – столь же резко уведомил ее Гуров.
Он показал барышне служебное удостоверение и командировочное предписание, повергшие ее в напряженную задумчивость. Прихватив с собой документы сыщиков, девушка ушла к своему начальству. Через минуту она вернулась, приветливо улыбнулась и сообщила, что, учитывая чрезвычайно важные цели и задачи гостей их города, документы будут приняты и пропуска оформлены в кратчайшие сроки. Более того, эта милая особа даже взялась отксерить документы оперов на своем служебном копире, избавив их от необходимости бегать по городу в поисках такого аппарата.
Приятели заполнили анкеты в трех экземплярах. При этом Стас ухитрился испортить несколько бланков подряд. Гуров справился со столь напряженной работой менее чем за десять минут. Он вышел на улицу и еще столько же ждал Крячко, которому обаятельная сотрудница этой строгой конторы взялась помочь.
Вскоре Стас, преувеличенно серьезный и озабоченный некими мировыми проблемами, тоже вышел во двор.
Лев Иванович мельком взглянул на него и лаконично, без каких-либо эмоций поинтересовался:
– Понравилась?
– Анкета, что ли? – Станислав не очень умело попытался изобразить святую простоту.
– Стас, не придуряйся, ладно? – Гуров окинул его изучающим взглядом и иронично усмехнулся. – Я же видел, как ты нарочно делал ошибки, чтобы остаться с ней наедине. Ее зовут-то хоть как?
– Даша, – сокрушенно вздохнув, неохотно сообщил Крячко.
«И как только этот Лева, черт побери, ухитрился меня раскусить?»
– Ну а тебя-то что так разобрало?
– Да ничего меня не разобрало. – Лев Иванович пожал плечами. – Тебе не кажется, что сложившиеся обстоятельства не слишком подходят для флирта?
– Да ну тебя! – Стас сердито отмахнулся. – Похоже, у вас с Петрухой уже какая-то навязчивая идея. Ладно, все, хорош трепаться о ерунде! Поехали, узнаем насчет билетов! Я думаю, все-таки сначала обратимся к авиации.
– Пошли!.. – Гуров хлопнул его по плечу и рассмеялся.
Они спросили у прохожего, как найти кассы, и услышали, что им сейчас надо идти прямо, потом направо, потом опять прямо, потом налево.
– Только, мне так думается, на авиацию вы зря рассчитываете, – сочувственно пояснил их собеседник, сокрушенно покачав головой. – Быстро и без лишней мороки улететь на острова на самолете – все равно что выиграть в лотерею. Сейчас там непогода, застрянете тут как минимум на неделю. Да это еще что! Я лично дожидался рейса на Кунашир, отложенного аж на двадцать дней! Надежнее, конечно, на теплоходе. Тем более что он отправляется уже завтра.
Приятели вопросительно переглянулись и попросили словоохотливого сахалинца подробнее рассказать им о варианте морской поездки до Курил. Тот понимающе кивнул и пояснил, что к островам ходят пассажирские теплоходы. Билеты на них достать можно, правда, тоже не без заморочек. Все-таки сезон соответствующий, да и авиация на приколе. Из-за этого у морских касс порой случается настоящий ажиотаж. Особенно в последние дни. Иногда бывает сложно купить билеты даже на палубные места.
– Это что еще такое? – Крячко недоуменно наморщился.
– Места, которые не имеют номеров. Где приткнулся, там и сел. – Мужчина рассмеялся. – У меня на Итурупе брат проживает. Я к нему, случается, езжу в гости. Приходилось и на палубе обретаться. Ничего особенного в этом нет. Тем более что плыть туда не месяц. Ночь перекантуешься, а назавтра уже будешь на месте. К тому же сейчас на Кунашире судно подходит к новому причальному комплексу и швартуется прямо у берега. Не надо пересаживаться на плашкоут и ползти на нем к суше. Раньше такая высадка пассажиров занимала до семи часов.
– А плашкоут – это что такое? – осведомился Стас.
– Самоходная баржа, – без намека на иронию пояснил их собеседник. – Но учтите, что надо быть готовым к тому, что высадка все равно может затянуться не на один день. Я как-то осенью к брату отправился, так из-за шторма мы неделю не могли сойти на берег. Так в море и обретались, пока волна не утихла.
– Да, тут у вас не соскучишься! – Лев Иванович удивленно покрутил головой. – Так, а где оно, это самое пароходство? В какой стороне?
Мужчина пояснил, что добраться до означенной конторы теоретически можно даже пешком.
– Касса вон в той стороне. – Он указал куда-то вправо. – На верхнем этаже универмага «Новинки». Найти его несложно.
Сыщики поблагодарили своего собеседника за столь подробную информацию и зашагали в указанном им направлении. По пути они пару раз уточнили маршрут продвижения и не через самое продолжительное время поднимались по лестнице. Полковникам вновь пришлось продираться через толпу туристов, идущих им навстречу. Люди были явно разочарованы. Они, как видно, остались без билетов.
Лев и Станислав поднялись в холл касс, где увидели всего несколько человек, которые, как видно, заблаговременно покупали билеты на будущие рейсы. Из какого-то кабинета с дверью без таблички вышли двое мужчин, которые что-то негромко обсуждали. Один из них был в обычном костюме, другой – в мундире гражданского морского флота.
Опера подошли к ним и поинтересовались перспективами приобретения билетов на завтра. Мужчина в штатском посмотрел на визитеров взглядом психиатра, пациент которого надумал удить рыбу в унитазе.
Потом он категорично уведомил их:
– На пятницу билетов нет. Не знаю, есть ли и на понедельник. Видите ли, сейчас самый пик перевозок. Так что не знаю, чем вам помочь.
– А нас не интересует, можете вы нам помочь или нет! – нахально уведомил его Стас. – Мы, видите ли, не туристы, а сотрудники Главного управления уголовного розыска и на Курилы направлены по вопросу государственной значимости.
Приятели показали свои удостоверения и командировочное предписание. По несколько вытянувшимся лицам представителей флота было заметно, что это произвело на них весьма неординарное впечатление. Моряк задумчиво потер подбородок и вопросительно посмотрел на своего собеседника. Мужчина в штатском еще раз пробежал взглядом по документам, тягостно вздохнул и пожал плечами.
– Найти пару мест на палубе еще можно было бы, но захотят ли господа полковники из Москвы путешествовать под открытым небом? – осведомился он.
– Захотят-захотят! – точно с таким же подтекстом категорично уведомил Гуров. – Значит, два места нам найдутся. Я правильно понял? Тогда будьте любезны распорядиться, чтобы нам продали билеты.
Он достал из кармана бумажник и выжидающе взглянул на человека в штатском. Тот, как видно, не ожидал подобной решительности от столичных сибаритов и указал на крайнее, глухо закрытое окошко кассы.
Опера проследовали за ним, а он постучал в картонку и негромко окликнул:
– Люсенька, открой!
В окошке появилась жизнерадостно улыбающаяся кассирша. Узнав, в чем суть вопроса, она оперативно оформила два билета с этими самыми нулевыми местами. Довольные хотя бы таким результатом, Лев и Станислав направились к выходу. Неожиданно их окликнул моряк.
– Если позволите, маленький совет, – сказал он, чему-то улыбнувшись. – На судне много студентов, молодежи. Они вряд ли будут всю ночь напролет сидеть в своих каютах. Так что есть возможность с кем-нибудь договориться о том, чтобы хотя бы несколько часов поспать в нормальных условиях.
Поблагодарив его за достаточно дельную подсказку, приятели вышли на улицу, узнали у прохожих, где находится какая-нибудь достаточно приличная гостиница, и вскоре нашли заведение под названием «Мечта». Не мешкая и не торгуясь, они взяли двухместный номер до завтра.
После четырех они сходили за пропусками и довольно рано завалились спать.
Часов в девять утра московские гости, успевшие позавтракать, распростились со своим временным приютом и отправились на автобусную станцию. До Корсакова отсюда было около сорока километров. Это не более часа езды, даже с учетом не самого идеального состояния дорог.
Через полчаса пути справа открылась небесная голубизна бескрайнего залива Анива. Слева высились сопки, покрытые лесом и густыми кустарниками.
– Какая красотища! – уже в который раз повторял Крячко, не выпуская из рук цифровую фотокамеру, специально захваченную в дорогу.
Приятели прибыли в Корсаков часам к десяти и разыскали пассажирский порт. Там их уведомили, что судно на Курилы отбудет в шестнадцать часов, строго по расписанию – минута в минуту. Если, конечно, не произойдет какого-нибудь форс-мажора.
Делать им было нечего, поэтому опера отправились в ближайшую харчевню, чтобы убить время за вторым завтраком. Здесь преобладали блюда корейской кухни. Опера предпочли заказать что-нибудь исключительно рыбное или овощное. Мясное ими было отвергнуто категорически. Кто знает, мычало вчера это мясо или лаяло?
Среди прочего им принесли и нечто совершенно непонятное, но очень вкусное. Оказалось, что это блюдо было приготовлено из гигантского сахалинского лопуха.
Поскольку времени у них все равно было в избытке, приятели решили немного побродить по окрестностям порта. Они осмотрели старый, полуразрушенный, не исключено, что еще японский, многогранник башни маяка. Потом сыщики поднялись на холм и окинули взглядом обширную гавань с темнеющими в товарном порту рядами своеобразных сутулых силуэтов портальных кранов. Они прогулялись по приморскому бульвару, где обратили внимание на какой-то обелиск замысловатой формы в виде вздыбившихся к небу лент матросской бескозырки. Полковники дошли до кладбища кораблей, где еще на плаву или уже на глубине залива пребывали суда, отжившие свой век.
Они решили вернуться к причалу по короткой дороге и забрели в довольно пустынный закуток, поросший многометровым бурьяном. Им пришлось возвращаться назад, чтобы не заблудиться в этих дебрях.
Лев Иванович огляделся и негромко сказал:
– Стас, у меня такое ощущение, что за нами кто-то следит.
– Да? – удивился тот. – Между прочим, мне тоже кажется, что нас пасут.
Почти сразу же, как бы подтверждая их общие подозрения, из гущи зарослей с двух сторон неожиданно вывалилась компания густо татуированных парней. Их было пятеро, слабаками они не казались и настроены были явно не очень-то миролюбиво. Демонстративно дымя сигаретами, ребята всячески показывали свою крутизну.
Ломовик в полосатой тельняшке с мощной, бочкообразной грудью и толстенными руками поигрывал длинным куском массивной стальной цепи. У двоих в руках были куски арматуры, еще у одного – финка. Тип в бандане и камуфляжном охотничьем костюме подкидывал в руке травматический пистолет.
– Все, фраера, вы свое отгуляли! – глумливо заявил тип в бандане.
Его кореша, чувствующие себя хозяевами положения, привольно загоготали. Лев и Станислав быстро переглянулись, мгновенно определили свои ответные действия и разом сбросили дорожные сумки с плеча.
Тип в бандане в этот самый момент в очередной раз подкинул пистолет, но поймать его уже не успел. Крячко незаметно поддел носком ботинка увесистый камень и без замаха, мощным броском запустил его бандиту прямо в голову. Угловатый кусок песчаника на лету задел подброшенный пистолет, и тот с лязгом отлетел куда-то в сторону. Камень ударился в скулу негодяя и до крови разрубил мякоть. Тип в бандане вскрикнул, схватился за лицо и согнулся пополам.
В этот момент Гуров ринулся на крайнего слева, долговязого худосочного брюнета с крупным носом, который вертел в руке обрезок арматуры. Тот отшатнулся назад. Лев Иванович тут же сменил направление своего броска, круто развернулся вправо и оказался лицом к лицу с ломовиком с цепью. Тот едва успел замахнуться, получил стремительную серию из трех оглушительных ударов в голову и с выпученными глазами распластался на притоптанном бурьяне.
Как видно, успев сообразить, что их шакалья стая нарвалась на серьезные приключения, все прочие бросились наутек.
Крячко подхватил из травы пистолет, выстрелил в воздух и зычно скомандовал:
– Всем стоять! Иначе стреляю на поражение!
Супермены неохотно остановились. Они испуганно таращились на грозных незнакомцев, которые в один миг обратили их из безжалостных хищников в донельзя напуганных овец.
– Что мы с ними будем делать? Как поступим? – поинтересовался Стас, продолжая держать на мушке незадачливых грабителей.
– Сдадим местным коллегам, – подобрав финку и обе арматурины, деловито рассудил Гуров. – Эй, вы, двое! Ну-ка, толстяка подняли и повели. А ты помогай вот этому, с разбитой мордой. Если кто надумает бежать – догоню в момент. Штаны распущу по шву ножом от пупка до поясницы. А в таких штанах, сами знаете, – в «хате» лучше не появляться. С такими штанами там прямая дорога в петушиный угол. Никто в петухи не хочет? Тогда вперед!
Появление кодлы отморозков, конвоируемых аж полковниками, представителями Главного управления уголовного розыска, произвело настоящий фурор в райотделе. Как оказалось, эту шайку, прибывшую сюда с материка, здесь разыскивали уже давно, но безуспешно.
Пятеро негодяев, все без исключения имевшие минимум по два срока, на Сахалин наведывались лишь время от времени, чтобы там подхарчиться. Когда на них начиналась крупномасштабная охота, они вовремя смывались на материк. Месяц-два спустя, когда все несколько затихало, отморозки снова отправлялись на промысел. Эта встреча поставила жирную точку на их приключениях.
Глава 4
В порт опера вернулись за полчаса до посадки на судно, которое уже покачивалось на волне у причальной стенки. Сыщики догадались, что рамка металлодетектора была установлена здесь в большей степени для блезира. У них не имелось никакой уверенности в том, что она вообще работала. Перед ней скопилась весьма обширная толпа, где-то под две сотни человек. Пассажиры держались вполне раскованно. Чувствовалось, что многие здесь лично знакомы друг с другом.
Толпа, разбившаяся на отдельные компании, гомонила на разные голоса. Одни обсуждали погоду на островах и предполагаемые перспективы роста цен на билеты, другие делились какими-то своими кулинарными изысками, третьи обсуждали вчерашнее происшествие в Корсакове. Некий товарищ к вечерку сверх меры употребил горячительного и вдруг прямо посреди улицы начал сбрасывать с себя одежду. «Помогите, горю!» – орал он.
У самого входа на причал какой-то завзятый хохмач, отпивая из бутылки пиво, рассказывал хохочущим слушателям, как он недавно в Стране восходящего солнца покупал себе подержанное авто и торговался с его владельцем на придуманном тут же тарабарском языке, стилизованном под японский.
– Я его спрашиваю: «Мусю сяпу бяку-бяку? Аханава кама-мама?» Он глазами хлопает и говорит мне: «Вакаримасэн!» Мол, я не понимаю. Я ему снова: «Хара мупи дэкипупу бабаляба?» У него, бедного, аж пар из ушей пошел. Просит по-своему повторить еще раз. Я так и сделал. Он трясет головой – что за чертовщина? В общем, общались мы с ним таким способом почти полчаса. Бедный самурай аж взмок от натуги. Он уж мне и на бумаге писал, сколько хочет получить, и руками показывал. Потом плюнул, зачеркнул первоначальную цену и нарисовал другую, вдвое меньше. Вот! Я его тут же понял без пояснений. Бабки отдал, документы оформили и до свидания, сае нара!
– Ну ты и артист! – Какой-то слушатель рассмеялся и восторженно хлопнул его по плечу.
– Да уж! – глядя в сторону рассказчика, резюмировал Крячко. – Правильно говорят, что талант не пропьешь. Если он у кого-то есть, то это навсегда.
Вскоре началась погрузка на борт теплохода с темно-синим корпусом и белоснежной надстройкой.
Поднимаясь по трапу, Стас восхищенно причмокнул и заявил:
– Эх, до чего ж мне нравится море! Если бы не стал опером, то пошел бы во флот! – Он мечтательно улыбнулся, тронул Гурова за локоть, ступил с трапа на палубу судна и вопросительно огляделся по сторонам. – Ну и где бы нам тут приткнуться? – риторически вопросил Крячко, оглянувшись на товарища.
– Где можно сесть, там и обоснуемся, – абсолютно безмятежно откликнулся тот.
Путешественники нашли скамейку наподобие парковой, расположились на ней и наконец-то сбросили с плеч свои дорожные сумки. Почти сразу же после этого опера по очереди сходили в судовой буфет. Идти вдвоем было никак нельзя. Вдруг в это время кто-то займет их места? Не лезть же потом в драку! Цены на блюда оказались почти ресторанными, но опера подкрепились достаточно плотно и почувствовали себя вполне довольными судьбой.
В этот момент были отданы концы. Громадное судно дрогнуло и двинулось от причала. Теплоход развернулся на просторе акватории порта, издал протяжный гудок и устремился курсом зюйд-ост, к выходу из залива.
Лев Иванович наблюдал за пассажирами. Едва ли не все они чувствовали себя на судне как дома. Гуров приметил большую шумную компанию студентов. Они, скорее всего, отправлялись за заработки, решили провести каникулы на каком-то предприятии по переработке рыбы. Эти парни и девушки тоже чувствовали себя на теплоходе завсегдатаями, без конца затевали какие-то состязания и шуточные потасовки.
Привлекая к себе всеобщее внимание, четверо парней весьма артистично исполнили пародию на «Танец маленьких лебедей» под вокальный аккомпанемент своих однокашников. Потом кто-то принес гитару, и компания очень даже душевно исполнила давний советский хит про «пароход белый-беленький, черный дым над трубой».
Приятели слушали песню, смотрели на синие с изумрудным отливом волны, бегущие по Аниве, и размышляли о чем-то своем.
– Никогда бы не подумал, что от Сахалина до Курил добираться придется дольше, чем от Москвы до Южно-Сахалинска, – философично констатировал Гуров, наблюдая за полетом немного вальяжных чаек и стремительных, проворных бакланов.
– Это еще что! – Станислав хохотнул. – Никогда бы не подумал, что эту ночь придется провести на палубе. Хорошо, если дождя не будет, а то, я гляжу, тучки гуляют нехорошие. В любую минуту начнет моросить.
– Не раскиснем, не сахарные, – флегматично парировал Гуров. – На крайний случай можно будет постоять в коридоре пассажирского отсека.