Стриптиз Жар-птицы Донцова Дарья

– Ну… попробую.

– И еще отпечатки. Если они есть, конечно.

– Ладно, – помрачнела Надя. Но тут же ее лицо расцвело улыбкой: – Хочу подшивку журнала «Вапа»[5] за прошлый год!

– Есть такое издание? – удивилась я.

– Да, – кивнула Надя, – постарайся. Кстати, твой Олег бабу себе завел, ужасную калошу, из отдела баллистики. Ты намного красивее!

– Куприн уже не мой, – спокойно отреагировала я, – надеюсь, он счастлив. Кстати, об отпечатках… Ты проверишь их по базе? Вдруг найдутся совпадения?

Надюха почесала нос.

– Потерявши голову, по волосам не плачут, – вздохнула она. – Чего еще пожелаешь?

– Пока все, – ответила я, – ты уж постарайся побыстрее.

– Ладно, – без всякого энтузиазма ответила Чемко и положила пакет в ящик.

Я вышла на улицу, села в машину Данки и набрала номер справочной.

– Наталья, слушаю, – откликнулся девичий голос.

– Мне нужен телефон магазина, в котором продают бусы, браслеты и все такое прочее.

– Уточните название.

– Я его не знаю.

– Примерный адрес.

– Рядом с торговой точкой находится аэропорт, – ответила я и тут же ощутила себя полной идиоткой.

Но сотрудница справочной, очевидно, привыкла к умственно отсталым клиентам. Она, ничуть не раздражаясь, уточнила:

– Бутик расположен в здании аэровокзала?

– Понятия не имею.

– Простите, но я никак не могу выполнить ваш заказ. В Москве слишком много точек, торгующих аксессуарами.

– Спасибо, – буркнула я, но присутствия духа не потеряла и отчаиваться не собиралась.

Помнится, Жозя сказала, что Алик, когда услышал, где Дана основала магазин, воскликнул: «Круто!» Следовательно, Альберт знает его адрес. Вот только звонить противному мужику мне неохота, да и номера его мобильного у меня нет. Мы с ним никогда не симпатизировали друг другу, я предпочитала общаться только с Даной. Интересно, в Москве есть контора, где регистрируют магазины? Если поехать туда, назвать фамилию Гарибальди…

Внезапно я обозлилась на себя. Хватит мучиться ерундой! Альберт, конечно, неприятный тип, но самое ужасное – это то, что он тоже писатель. Вернее, Алик представитель так называемой серьезной литературы – он издал за свой счет роман о смысле жизни: сто страниц текста, повествующих, как умирающий мужчина, мучаясь не только морально, но и физически, вспоминает перипетии своей судьбы и приходит к выводу, что никакого смысла земное существование не имеет, лучше вообще не рождаться на этот свет. Желая опубликовать свою «нетленку», Алик приволок опус мне и категорично приказал:

– Вели там, в издательстве, чтобы напечатали. Кстати, мне важнее донести до людей смысл, чем огрести гонорар, поэтому я согласен даже на такой мизер, как полмиллиона долларов. Причем пусть заплатят аккордно, сразу.

Я попыталась втолковать Альберту, что такие деньги не получает в России никто, а на Западе, на стадии сдачи рукописи, может, только Стивен Кинг или Джоан Роулинг, но Алик презрительно фыркнул:

– Моя книга гениальна. Она потрясет мир!

В конце концов я отнесла дискету Олесе Константиновне и умыла руки. Спустя полгода произведение появилось на свет – Алик издал его за свой счет количеством в сто экземпляров. Ни о каком гонораре, как вы понимаете, речи не было. Альберт раздал роман знакомым (госпоже Таракановой он «нетленку» не подарил). А через некоторое время до меня долетел слух: мол, Алик Колосков создал гениальное произведение, по наивности попросил подругу жены, бумагомараку Арину Виолову, послужить курьером, отвезти рукопись в издательство. Детективщица из любопытства прочитала роман, испугалась конкуренции и сделала все возможное, чтобы произведение не было опубликовано. Но правда восторжествовала, нынче шедевр Колоскова номинирован на Нобелевскую премию по литературе.

И как вам подобное? Понимаете теперь, по какой причине у меня желудок свело судорогой при одной мысли о том, что нужно позвонить Колоскову? Но делать нечего, придется переступить через себя. Алик с новой женой живут в старой квартире, той самой, которая досталась ему после развода, и телефон его у меня, естественно, имеется.

Тяжело вздохнув, я набрала номер и в ту же секунду услышала бархатное:

– Аллоу! У аппарата писатель Волконский.

Мне стало смешно. Фамилия Колосков кажется Альберту затрапезной, поэтому он взял себе псевдоним. Не удивлюсь, если наш классик выдает себя за потомка древнего рода!

– Алик? Здравствуй, – собравшись с духом, сказала я.

– Добрый день, милейшая барышня, – прогудел Альберт. – Чем могу служить? Вы представитель СМИ? Всегда рад дать интервью, но мое время расписано на двенадцать месяцев вперед. Впрочем… э… как раз сегодня, в шесть вечера, случайно образовалось окно, и я готов…

– Алик, не корчи из себя Майкла Джексона, у которого график расписан на три года вперед, – не выдержала я. – Боюсь, тебе не поверят.

– Этта кто? – изменил тон Колосков.

– Виола Тараканова.

– Какого хрена тебе надо? – потерял напускную вежливость Альберт. – За фигом трезвонишь?

– Скажи мне адрес магазина Даны, – рявкнула я, – и можешь садиться за продолжение великого романа.

– Ну и наглость! – заорал Алик. – Откуда мне знать, где работает эта сука, обобравшая меня? Захапала себе особняк, участок, выселила меня на помойку, в грязную нору…

– Насколько я помню, при ней апартаменты сверкали чистотой, что тебе не нравилось, ты вечно жаловался на «стерильный уют», – ехидно перебила я его. – Хватит идиотничать! Всего-то труда – сообщить название улицы и номер дома!

В трубке повисла тишина, затем послышался тихий щелчок, и я поняла, что некто, скорее всего новая жена Алика, решил подслушать наш разговор.

– Погоди, – уже вполне вменяемым голосом заговорил Колосков, – а почему ты обращаешься ко мне?

– Больше не к кому, – пояснила я. – У Жози склероз. Извини, что напоминаю тебе о матери, но, похоже, у нее начинается болезнь Альцгеймера. А Дана, увы, ничего сказать не может.

– Бабка притворяется! – рявкнул Алик. – Сколько себя помню, столько мамашка кривлялась. Постой-ка! Должен ли я понять тебя так, что Дана умерла?

– Слава богу, нет, она всего лишь попала в больницу, – обозлилась я. – И непременно выздоровеет!

– Что с ней? – довольным тоном уточнил Альберт. – Инсульт? Ее парализовало?

– Нет, она из окна выпала! – гаркнула я.

– Вау! Шею сломала! – возликовал бывший муж. – Жозя осталась одна?

– Я живу с ней.

– За фигом ты ей нужна, проваливай! Она моя мать, – занервничал Алик, – участок, дом и все, что в доме, принадлежит Колосковым. Рассчитываешь на наследство? Ни хренашечки тебе не обломится!

– Жозя отказалась иметь с тобой дело, а за бывшей женой ты не можешь наследовать. По завещанию, я думаю, имущество отойдет Андре. Это твой сын, если ты забыл. С моей стороны было полнейшим идиотизмом звонить тебе! – выпалила я и бросила телефон на пассажирское сиденье.

Вилка, ты дура, принялась я ругать себя. Нашла с кем разговаривать! Надо успокоиться и ехать в Евстигнеевку. Скорей всего, сотрудники бутика, удивленные отсутствием хозяйки, сами начнут звонить ей домой.

Телефон издал несколько коротких гудков, я взяла аппарат и прочитала сообщение: «Ленинградский проспект, дом напротив городского аэровокзала». Ну надо же! У Колоскова неожиданно проснулась совесть, и он прислал эсэмэску. Однако Жозя не совсем потеряла память: магазин и впрямь находится у аэродрома, хоть и бывшего, а Ленинградка является продолжением Тверской. Мне следовало вспомнить и о станции метро под названием «Аэропорт», и о приземистом стеклянном здании, расположенном напротив.

Я завела мотор и бодро покатила в сторону Третьего транспортного кольца. Снова ожил телефон.

– Привет! – закричала женщина.

– Чемко, это ты? – удивилась я.

– Ну да! Хочешь отчет по чашке?

– Конечно! Уже сделала?

– Нет, – хихикнула Надя, – звоню просто так. Поглупей чего спроси!

– Извини, пожалуйста, – покорно откликнулась я. – Так что там с посудой?

– Хорошая вещь, качественный фарфор, дорогая фирма, – похвалила Надя. – В чашку был налит кофе, с сахаром и молоком. Думается, третьего ингредиента имелось больше, чем первого. Фигурант, скорее всего, сначала побаловался арабикой, а затем влил в немытую чашку молоко.

Я вздохнула. Все правильно, любимый рецепт Даны: чайная ложка кофе на ведро сливок.

– А ишо тама наполнитель есть, – начала дурачиться Чемко, – толстый-толстый слой шоколада.

– Шоколада? – растерялась я.

– Шутка, – хмыкнула Надя, – наверное, неудачная. В остатках исследуемой жидкости обнаружены следы рецитола.[6]

– Это что за зверь? – изумилась я. – Впервые слышу такое название.

– И слава богу, – не меняя серьезного тона, заявила Надежда. – Препарат прописывают больным болезнью Паркинсона. Он улучшает координацию движений, у некоторых вообще купирует дрожание конечностей.

– Замечательное лекарство, – протянула я. – Но зачем его принимать Дане? Она ничем не болела.

– Рецитол растворили в кофе, – объяснила Надя. – Лекарство имеет характерный горький вкус, поэтому в чашку положили побольше сахара. Впрочем, если человек ощутит горечь, то не насторожится, подумает, что это от кофе.

– В чашке был сахар? – с запозданием поразилась я.

– Ну да. А что удивительного? Многие подслащивают кофе.

Я озадачилась. Дана не любит сладкие напитки!

– А что случится со здоровым человеком, если он примет рецитол? – спросила я через секунду.

– Ничего хорошего, – пояснила Надя. – Гарантированно возникает сильная головная боль. Рецитол – мощное сосудистое средство, оно резко меняет давление, может привести к потере сознания или его спутыванию, к крайней послушности человека, покорности. Все зависит от дозы. У некоторых людей возможен даже паралич, который через определенное время пройдет, но того, кто принял лекарство, напугает до паники. Было у нас дело, там, правда, использовалась другая фармакопея, но аналогичного действия. Жена мужу в грейпфрутовый сок его сыпала, супруг без движения падал, а врач микроинсульт диагностировал. Баба так мужика запугала, что тот все имущество на нее перевел: квартиру, дачу, машину, счет в банке. Решил, что ему помирать скоро, зачем женушке лишние хлопоты с наследованием. А она захапала нажитое и развелась с идиотом. Круто?

– И такое сильнодействующее лекарство можно свободно купить? – ахнула я. – Ну и порядки!

– Его отпускают лишь по рецепту, – «успокоила» меня Надя, – но, сама понимаешь, возможны варианты. Теперь об отпечатках.

– Они есть?

– Да.

– Вот здорово! Можно определить, кому они принадлежат?

– Легко.

– И в базе есть данные?

– Ага.

– Скажи, пожалуйста, чьи?

– Виолы Ленинидовны Таракановой, – отрапортовала Чемко. – Ты попадала в поле зрения милиции, у тебя брали отпечатки и внесли в комп. Помнишь?

– Да, – промямлила я, – было дело. Значит… значит…

– Я выполнила твою просьбу, – перебила меня Надя, – долг платежом красен.

– Помню про журнал.

– Забудь! – приказала Надя. – Лучше помоги моему Сережке книжку издать. Он написал рассказы, хорошие. Кому из наших ни читал, всем нравятся!

– Это непросто, – призналась я.

– Мне тоже было нелегко тратить свой законный обеденный перерыв на анализ, – напомнила Надя. – К тому же, если начальство об этом узнает, три шкуры с меня спустит! Однако я постаралась. Теперь твой черед.

– Я тоже приложу все усилия, чтобы тебе помочь.

– Надеюсь, – отчеканила Надежда. – Иначе больше на меня не рассчитывай!

Езда по Москве теперь напоминает цирковое представление. Нужно проделывать прямо-таки акробатические трюки, если желаешь передвигаться в потоке машин, порой приходится нарушать правила, выскакивать на тротуар и даже изображать слалом между злыми пешеходами. Впрочем, людей можно понять, никому не понравится шарахаться испуганным зайцем от автомобилей. Но что делать, если надо повернуть направо и у светофора горит разрешающая стрелка, а впереди стоит, загораживая проезд, джип, за рулем которого сидит тупица, решивший ехать прямо и только прямо? Ну зачем тогда становился в крайний ряд?

Произнося сквозь зубы отнюдь не парламентские выражения, я заехала на пешеходную зону и, втянув голову в плечи, поплелась за толпой прохожих. Всего-то осталось миновать несколько метров…

– Др-р-р-р, – полетел свист.

Я послушно затормозила. Вот оно, счастье госпожи Таракановой! Если бы сейчас я стояла в очереди за внедорожником, перегородившим дорогу, то никакого гаишника в радиусе километра не нашлось бы. Но стоило мне заскочить на тротуар, как владелец полосатого жезла уже тут как тут, идет по асфальту с радостным блеском в глазах.

– Сержант Самойлов, – представился патрульный, – нарушаем правила?

– Джип мешает повороту, почему вы его не штрафуете? Он не в том ряду стоит! – попыталась отбиться я.

– Ваши права! – не пошел на контакт гаишник.

– У меня спецталон, – грустно вздохнула я, протягивая кожаную визитницу.

– Где? – оживился гаишник и перелистнул прозрачные «кармашки», куда были вставлены документы.

– В страховке лежит, – пояснила я.

Сотрудник ДПС вытащил спрятанную мною сторублевку, ловко сунул ее в свой карман и нахмурился.

– Это теперь не спецталон! Штрафы увеличены.

Делать нечего, пришлось вынимать кошелек.

– Сколько?

– Тысяча!

– Обалдел? – рассердилась я. – Двести.

– Пятьсот, – сбавил сержант. – И ни копейкой меньше! Иначе права отберу, замучаешься их назад получать.

– Держи, тут четыре сотни, – мрачно сказала я. И не удержалась от упрека: – Хотела себе крем для лица купить, да, видно, не судьба, ты повстречался.

– Еще сотняшка! – нахмурился собеседник.

– Договаривались на полтысячи!

– Ты дала четыре бумажки.

– И спецталон, – напомнила я.

– Он не в счет.

– Значит, шестьсот? Ну ты и нахал!

– А это уже оскорбление при выполнении служебных обязанностей, – обрадовался гаишник, – на статью тянет.

Я живо вытащила купюру:

– Держи.

– Проезжайте и будьте внимательны, – напутствовал меня ставший вдруг вежливым сержант. Потом махнул жезлом и заорал на ни в чем не повинных пешеходов: – Эй, граждане, разойдитесь! Дайте дорогу оперативной машине, она торопится по служебной необходимости…

Я невольно усмехнулась. Парень в некотором роде честен: получил деньги и теперь отрабатывает их – освобождает мне путь. А ведь, по идее, он должен выписать штраф и вернуть нарушительницу в поток машин. По тротуару-то нельзя ездить, именно за это он и содрал с меня деньги. Только получается, что запрет срабатывает лишь до оплаты. Выходит, плати – и езди где хочешь и как хочешь.