Мой приезд в Тульчу Леонтьев Константин

А также новые территории, на которых можно было производить пользующийся спросом товар, затрачивая несоизмеримо меньше средств, чем в Германии, Франции или самой Америке. Заводы концерна были разбросаны теперь по всему миру: несколько в бывших коммунистических странах, еще больше – в Китае, Индии, Южной Америке.

Магнус Хаммерштейн экономил таким образом расходы на производство, рабочая сила была в этих странах копеечной по сравнению с затратами в Западной Европе и Северной Америке. И это увеличивало прибыль концерна и личное состояние его президента.

Его никогда не волновали человеческие судьбы. То, что при закрытии заводов в Европе и США потеряли работу в общей сложности больше ста тысяч человек, было подано менеджерами концерна как взвешенный и стратегически верный ход руководства.

Новгородская область выиграла конкурс на право строительства на своей территории завода концерна. И за считанные месяцы в десяти километрах от областного центра была возведена суперсовременная фабрика, которая выпускала всемирно известную продукцию и на которой трудились почти шесть тысяч человек.

Если в Америке и Европе Хаммерштейна считали лицемерным и хладнокровным делягой, который ради прибыли готов пойти на сделку с сатаной, то в развивающихся странах он был другом президентов и благородным рыцарем, который давал рабочие места множеству людей и стимулировал местную экономику.

Рекламный отдел русского филиала занимался тем, что разрабатывал наилучшую концепцию по продвижению на рынок ряда новых продуктов концерна. Дмитрий Львович, глава отдела, внимательно выслушивал концепции рекламной кампании, которые предлагали ему сотрудники.

– Спасибо за вашу высокую оценку моих предложений, – сказала Регина Станкевич с холодной улыбкой. Она была довольна: в который раз она оказалась первой и лучшей. Еще бы, что могут противопоставить ей другие? Регина знала, что рано или поздно она займет место Дмитрия Львовича, а затем… Затем она бы не отказалась от перевода в один из зарубежных филиалов «Хаммерштейна». Среди топ-менеджмента корпорации было немало иностранцев, и все эти топ-менеджеры заседали по-прежнему в Чикаго. Попасть туда было самой сокровенной мечтой Регины.

Она тряхнула головой и посмотрела на свою конкурентку, Лену Монастырскую. Они отличались не только предлагаемыми концепциями, они разнились и внешне. Регина всегда уделяла много времени собственному антуражу и считала себя весьма стильной молодой дамой. Невысокая брюнетка, она всегда говорила с апломбом и предпочитала черный цвет, перламутровые оттенки помады и платину.

Елена Монастырская улыбнулась в ответ на взгляд Регины, за которым на самом деле скрывался вызов. Она поправила непослушные каштановые пряди. Регина выглядит сегодня, как всегда, потрясающе, она долго работала не только над своими предложениями по рекламной кампании, но уделила пару часов и собственному внешнему виду. Настоящая принцесса…

Хотя Регина называла именно ее, Лену, принцессой и как-то желчно заметила, что своим телосложением Лена напоминает покойную принцессу Диану – такая же нескладная и слишком высокая.

– Будь ты еще блондинкой, дорогая, была бы ее точная копия. Жаль, что Диана погибла так нелепо. Но твои синие глаза…

Регина завидовала удивительному природному цвету Лениных глаз, даже появлялась иногда в темно-синих линзах. Лена относилась к этой женской конкуренции по-философски спокойно. И чем спокойнее она была, тем больше бесилась Регина. Но Станкевич никогда не подавала и виду, что не любит Лену. Более того, она говорила, что Леночка – ее лучшая подруга.

– Ага, тогда я – Коко Шанель, – возражала на это Тамара Павловна Воеводина, еще одна сотрудница рекламного отдела. Тамара Павловна, носившая короткие стрижки, клетчатые пиджаки и вечно дымившая дешевыми сигаретами, и взяла под свою опеку Лену. Воеводина открыто конфликтовала с Региной.

– Эта чистоплюйка ставит себя выше всех, – говорила безапелляционно Тамара Павловна. – И твердит, что папа у нее контр-адмирал, а мама – поэтесса, член Союза писателей и получила когда-то похвальные отзывы от Анны Ахматовой. Так я этому и поверила! Ты читала стихи мамаши Регины? Типичная советская конъюнктурщина, бездарное воспевание очередей за колбасой, нудных субботников и отпуска дикарем в Сочи. Наверняка ее мамаша такая же, как дочка. А легенду об Ахматовой сами придумали!

Тамара Павловна, самый заслуженный сотрудник отдела, не скрывала своего возраста и относилась к Лене с материнской нежностью.

– Цени, что такая бабка, как я, дружу с тобой, – говорила она не раз в «курилке». – А Региночке мы зададим жару, она еще получит по своему курносому носику сковородкой!

Курносый нос, который, как считала Регина, портил ее идеальную нордическую внешность, был незаживающей раной дочери поэтессы. Поэтому, когда однажды после отпуска Регина появилась на работе, презентовав коллегам свой новый носик, совершенно прямой и ничуть не вздернутый, Тамара Павловна ахнула, а затем громогласно поинтересовалась, у какого Буратины Регина стырила «этот шнобель». Регина, которая летала на пластическую операцию в Швейцарию, вспыхнула и с того момента возненавидела Воеводину.

– Я старалась разработать наилучший план, – продолжала Регина, уже не скрывая торжества. – И, судя по вашим словам, Дмитрий Львович, это мне удалось. Сожалею, что коллеги были не так удачливы…

Дмитрий Львович, зашуршав бумагами, кашлянул и сказал:

– Однако не торопитесь, Регина Владимировна. Я повторяю, ваш план блестящ и превосходен, однако… Однако он совершенно не годится для внутреннего рынка. Вы, наверное, забыли, что мы разрабатываем рекламную концепцию новой продукции не для Западной Европы и тем более не для Соединенных Штатов, а для России. То, что вы предложили, будет иметь колоссальный успех и несомненный резонанс в Париже, Мюнхене или Сан-Франциско, но у нас… Хочу вам напомнить, что жизнь в нашей стране несколько отличается от условий жизни за рубежом. И это данность, которую нужно обязательно учитывать при проведении рекламной кампании.

Тамара Павловна, облаченная, как всегда, в брюки и клетчатый, ядовито-горчичного цвета пиджак, крякнула и пробасила:

– Регинушка, что же ты так оплошала? Или перепутала страны? Такое бывает, если постоянно мечтать о месте в чикагской штаб-квартире.

Регина даже не удостоила Воеводину и кивком головы. Она окаменела, улыбка приросла к ее холеному лицу. Больше всего Станкевич ненавидела критику, в особенности публичную, когда свидетелями ее краха становились коллеги. Суровые родители воспитывали Регину в твердом убеждении, что критика в свой адрес – синоним собственной слабости и несостоятельности и поэтому совершенно недопустима.

Другие сотрудники отдела, красавец Михаил, одиночка Сергей и конформист Виктор, начали вносить свои предложения. Активизировалась и Тамара Павловна, которая на правах старшего товарища тыкала всем, даже шефу, перебивала каждого и отпускала едкие замечания.

– Ну, Витенька, это же курам на смех, с такими предложениями тебе дальше собачьей конуры соваться не надо…

– Миша, ты что, обалдел? У нас же главными потребителями продукции являются женщины, а ты зачем-то впариваешь сюда Шварценеггера. И вообще, он ведь к бабам приставал, плохо себя вел…

– А это уже лучше, Сережа, но придется еще немного посидеть и подумать. Годика этак четыре, не больше…

Лена улыбнулась. Тамара Павловна была в своем обычном репертуаре. На ее зачастую бестактные замечания никто не обижался (за исключением Регины), все привыкли, что она говорит правду или то, что считает таковой.

– Прекрасно, дамы и господа, – прервал дебаты Дмитрий Львович. Он поправил тонкую стальную оправу очков и, посмотрев на Лену, сказал:

– Елена Николаевна, почему же вы молчите? Я получил от вас весьма занимательный проект рекламной кампании. Может, изложите его всем присутствующим?

Лена, которая пришла в отдел позже всех и работала в нем всего лишь год, так и не смогла избавиться за прошедшие двенадцать месяцев от ощущения, что она здесь новичок и другие имеют гораздо больше прав что-то утверждать и предлагать.

– Конечно, – сказала она, чувствуя, как сердце в груди начинает бешено стучать. Самое важное – сохранять полное спокойствие. Она же уверена, что ее концепция наиболее оптимальная. И даже если коллеги раскритикуют ее в пух и прах, то для того она и работает в отделе, чтобы на основе критических замечаний выбрать наилучший вариант. Именно этого требует от них руководство «Хаммерштейна». Лена вспомнила о том, что через несколько дней на фабрику ожидается визит высоких гостей: к ним пожалует супруга самого господина Магнуса Хаммерштейна Грегуара в сопровождении сына и наследника Эдуарда. Сам Хаммерштейн почти никогда не удостаивал свои предприятия чести принимать себя лично. Говорят, он много времени проводит на личном острове в океане, где занимается подводным плаванием и разработкой новых запахов.

Лена прошествовала к доске, на которой закрепила первый плакат со схематичным изображением центральных фаз рекламной кампании. Через три месяца на российский рынок предстояло выбросить ряд новых продуктов – духи, дезодоранты, помады, крем. И чтобы иметь успех и потеснить конкурентов, требовалось детально разработать каждый шаг презентации новинок.

Она начала излагать план. Тамара Павловна, наклонив голову с неизменной короткой прической, слушала ее очень внимательно. Воеводина только играла, изображая громогласную особу, которая не стесняется в выражениях, на самом деле она была одним из лучших специалистов в своей области в стране. Иначе бы она и не работала в «Хаммерштейне».

Михаил, с которым в последнее время у Лены сложились романтические отношения, что-то быстро писал в блокноте, то и дело бросая взгляд то на Лену, то на доску с плакатом. Меланхоличный Сергей Фишер, который за день мог не проронить ни слова, хмурил лоб, Виктор Медведев, всегда становящийся на сторону победителя, выжидал. Глава отдела, Дмитрий Львович, внимательно следил за объяснениями Лены Монастырской, и по его лицу она не могла понять, какое именно впечатление производит на него ее доклад.

Зато Регина! Лена, взглянув на Станкевич, сразу поняла, что победила. Регина, которая и так была всегда бледна, в основном при помощи большого количества тонального крема и пудры производства концерна «Хаммерштейн», теперь сравнялась по цвету с белыми стенами. Улыбка давно исчезла, а тонкие пальцы с покрытыми серебристым лаком длинными ногтями нервно рвали на клочки лист бумаги. На столе перед Региной уже громоздилась приличная кучка обрывков.

– Вот и все, – просто закончила Лена и смахнула длинную каштановую прядь, которая упала ей на лоб.

– Ваше мнение. – Дмитрий Львович повернулся к сотрудникам. Он никогда первым не выносил вердикт, предоставляя своим подчиненным решать судьбу проекта. И только потом говорил то, что думает по тому или иному вопросу.

– Великолепно, я чуть не описалась от радости, когда услышала, – резюмировала Тамара Павловна. – Пара корректур, и это попрет, как танк в пустыне.

– Почти идеально, – сказал Михаил и сверкнул белозубой улыбкой. Лена почувствовала, что любит его. Сергей Фишер промямлил нечто невразумительное, однако это означало его полное одобрение. Виктор Медведев, увидев, куда дует ветер, мгновенно примкнул к мнению большинства и начал сыпать цветистыми комплиментами.

– Регина? – Дмитрий Львович ждал мнения Станкевич. Та, разорвав последнюю полоску бумаги, сказала поразительно ровным и лишенным эмоций голосом:

– Мне кажется, что Лена проделала удивительную работу. Ее предложения – самые подходящие.

– Я тоже такого же мнения, – завершил Дмитрий Львович. – Регина Владимировна, ваши идеи, без сомнения, ценны, поэтому приберегите их для европейского семинара. На него поедете именно вы. Но об этом мы поговорим лично с вами…

Регина, деморализованная успехом Лены, снова расцвела, а в ее глазах (на этот раз зеленых с золотыми искорками благодаря контактным линзам) сверкнуло торжество.

Совещание было завершено. Сотрудники вернулись в свои кабинеты, чтобы продолжить работу. Тамара Павловна задержала на выходе Лену и прогрохотала:

– Молодец, Ленка! Утерла нос нашей мадам Баттерфляй. Зато она едет на семинар в Европу. Ну что же, мы, так сказать, для внутреннего пользования, а она – для внешнего. Ладно, давай пить кофе!

Лена видела, что Михаил тоже хочет поговорить с ней. Тамара Павловна, заметив его высокую фигуру, сказала шепотом, который разносился по всему коридору:

– Хорошо, детка, я пошла кофеманить, ты присоединишься ко мне позже. Тебя ждет кавалер. И мы обсудим с тобой кое-какие исправления, которые, как я думаю, надо внести в твои предложения, прежде чем отправлять их на самый верх.

Она гренадерским шагом вышла из конференц-зала, затем повернулась и погрозила Лене и Михаилу длинным пальцем с обгрызенным ногтем:

– Только без глупостей, голубки. И не долго, а то я одна без тебя выдую весь кофе, и, если потом меня хватит Кондратий, Ленка, будешь в этом виновата!

Михаил прошел в конференц-зал, закрыл за собой дверь и сказал:

– Леночка, это было грандиозно. Я тобой горжусь…

Он оказался около нее, Лена вздохнула. Она и впрямь влюбилась в Михаила. Он обнял ее и нежно поцеловал. Затем провел рукой по ее длинным каштановым волосам:

– Мы сегодня встретимся, не так ли? Я приду к тебе, Лена?

Глядя в открытое лицо Михаила, в его карие глаза, она не смогла ответить «нет». Слава богу, что никого особо не занимал их служебный роман. Только Регина иногда намекала на то, что «шашни на коврике для мышки – моветон». Однако, как успокоила Лену Воеводина, на самом деле Регина бесится из-за того, что темноволосый красавец Михаил положил глаз не на нее, а на Лену.

– Регинка со своим характером кого угодно от себя отпугнет. Да она и не способна к долгим отношениям, к тому же все время твердит, что ей не нужен русский муж, намеревается выйти замуж за влиятельного иностранца. Это за сына Хаммерштейна, что ли?

Скорый визит на фабрику супруги Магнуса Хаммерштейна и его сына-наследника, которые хотели самолично убедиться, что дела в русском филиале идут превосходно, был темой кулуарных бесед и сплетен. Грегуара Хаммерштейн считалась одной из самых элегантных дам высшего света Америки и Европы. А ее сын Эдуард, которому было чуть за тридцать, являлся мечтой многих молоденьких (и не только) сотрудниц концерна.

Когда Лена заглянула в кабинет к Тамаре Павловне, та что-то печатала на компьютере, одновременно поглощая очередную чашку кофе.

– Проходи, – сказала Воеводина. – Ну что, намиловалась с Мишкой? Он – парень неплохой, смазливый, только немного безалаберный. Так что роман с тобой ему только на пользу пойдет. Кстати, как думаешь, когда приедет Эдик, он на меня внимание обратит? Я – баба в самом соку, жару могу задать ой-ой-ой!

Эдиком Тамара Павловна именовала Эдуарда Хаммерштейна. Его фото, вырванное откуда-то из глянцевого иностранного журнала, лежало поверх бумаг на столе Воеводиной. Светловолосый атлетического вида красавец в смокинге, с сексуальной улыбкой и неотразимым шармом, Эдуард был не женат, и стать его супругой хотели многие из благородных девиц пяти континентов. Там же на фото была изображена и его мать Грегуара – блондинка с идеальным бледным лицом и точеной фигурой. На вид ей нельзя дать больше тридцати пяти, хотя этого не могло быть, так как ее сыну было немногим меньше. На самом деле возраст Грегуары приближался к шестидесяти.

– А Ягуара-то похожа на Регинку, такой наша Станкевич и станет лет через двадцать, – сказала Воеводина, наливая Лене в чашку жутко крепкий кофе. Тамара Павловна обожала такой кофе, от которого аж дух захватывало. Она где-то вычитала, что Екатерина Великая тоже была кофеманкой, и неподготовленные гости, хлебнув из кофейника императрицы, падали в обморок от густоты напитка. Екатерина Тамаре Павловне импонировала: «и страну вперед толкала, и о себе, грешной, не забывала».

Тамара Павловна не скрывала, что ей не нравится Регина. Та, впрочем, питала к Воеводиной такие же чувства.

– Ну что, дорогая, – заявила Тамара Павловна, – а теперь примемся за работу. Твои предложения почти идеальны, и сейчас мы попытаемся сделать их идеальными на сто процентов. Ты, Ленка, самая светлая голова в нашем отделе. После меня, конечно!

Вечером того же дня, возвращаясь пешком домой, Лена Монастырская подумала, что счастлива. Еще бы, ей двадцать семь лет, она окончила Московский государственный университет и работает на одном из самых прибыльных и динамично развивающихся предприятий страны. Когда на ее резюме пришел положительный ответ от концерна «Хаммерштейн», Лена почти не удивилась. Она, недолго думая, приняла решение переехать из столицы в Новгородскую область. «Хаммерштейн» был отличным плацдармом для карьеры.

И вот теперь она живет в пригороде Великого Новгорода, уютного, древнего и компактного города. Концерн, заботясь о сотрудниках (не обо всех, конечно, а в первую очередь о тех, кто занимается разработкой стратегически важных решений), выстроил недалеко от заводских корпусов коттеджи, в которых, ничего не платя, могли жить те, кто работал на «Хаммерштейн». В число этих счастливчиков попала и Лена Монастырская. Ей предоставили половину добротного коттеджа, в котором было все, что требовалось для беззаботной жизни. Она знала: стоит ей разорвать контракт с концерном, как придется покинуть жилище, которое она обставила по собственному вкусу. Впрочем, Лена не намеревалась разрывать контракт и отказываться от продолжения карьеры в концерне.

Коттеджи располагались в нескольких километрах от фабрики, обычно живущие там добирались до дома на автобусе, ходившем каждые полчаса, или на собственных автомобилях. В тот день Лена решила прогуляться.

Рабочий день закончился, однако июньское солнце светило по-прежнему ярко. Она шла вдоль трассы, думая о том, что сегодня предложила Воеводина. У Тамары Павловны, без сомнения, есть голова на плечах.

В двадцать семь лет Лена получила так много: перспективная и высокооплачиваемая работа, карьерные шансы, даже жилище, которое оплачивает не она сама, а работодатель. Концерну «Хаммерштейн» пророчили великолепное будущее. Лена регулярно просматривала новости с биржи: «Хаммерштейн» был концерном, который получал прибыль, несмотря на экономический спад и всеобщее отсутствие инвестиций. Попасть в число его работников желали многие тысячи, а удостаивались этой чести только избранные единицы. Лена в который раз подумала, что ей повезло. Впрочем, она, конечно, нашла бы иную работу, но «Хаммерштейн»… Пожалуй, он был мечтой любого смертного!

Ну, вот показались и крыши поселка. Лена очутилась перед коттеджем. Она знала, что за секретами концерна идет настоящая охота, несколько раз ловили промышленных шпионов, а некоторое время назад весьма крупный работник был молниеносно уволен, после того как стало известно, что он якшается с конкурентами. Сотрудники концерна дорожили своей работой: со временем они могли получить в собственность квартиру в Великом Новгороде или коттедж в поселке, помимо этого имелась возможность по чрезвычайно льготным ценам отдыхать на нескольких иностранных курортах, жить в отелях, принадлежащих господину Магнусу Хаммерштейну, который позволял своим сотрудникам нежиться под солнцем, почти ничего не тратя из собственного кошелька. А еще: забота о пенсионном страховании, медицинские услуги высочайшего класса, фитнес-центры, сауны, бассейн и великолепные фабричные столовые. Хаммерштейн не раз заявлял, что пришел в Россию надолго, и все его действия подтверждали эти слова.

Лена открыла дверь и в этот момент услышала шаги. Обернувшись, она увидела Михаила. Тот произнес:

– У тебя найдется для меня свободная минутка?

– Ну конечно, – ответила Лена. Они поднялись по лестнице на второй этаж, Михаил чувствовал себя здесь как дома. Он обнял Лену и сказал:

– Как я горжусь тобой, малышка! Сегодня ты была, как всегда, очаровательна.

Вечером, когда Михаил, сославшись на то, что ему необходимо подготовить кое-какие документы для предстоящего визита Грегуары и Эдуарда Хаммерштейнов, ушел, Лена осталась одна. Они великолепно провели время: Михаил был ласковым и нежным любовником, кроме того, он замечательно готовил. Она сидела перед компьютером и пыталась изменить шаги рекламной кампании в соответствии с теми предложениями, которые внесла Тамара Павловна. Лена не чувствовала усталости. Ей нравилось работать, и она знала, что руководство концерна одобряет такой энтузиазм.

На следующий день она предоставила Дмитрию Львовичу исправленный вариант проекта. Тот, внимательно изучив его, заметил:

– Елена Николаевна, вы потрудились на славу. Впрочем, как и Тамара Павловна. Высокое начальство это наверняка одобрит, хотя, как вы знаете, внесет свои изменения. И вот что я подумал…

Они находились в просторном и скромно обставленном кабинете руководителя рекламного отдела Дмитрия Львовича: светлые стены, копии абстракционистских шедевров, самый современный и быстродумающий компьютер с плоским монитором и прочая техника, необходимая боссу.

– Хотите кофе? – задал вопрос Дмитрий Львович. Лена поняла, что он хочет побеседовать с ней. Но о чем именно? Вроде бы все вопросы, связанные с рекламным проектом, они уже уладили.

Дмитрий Львович получил согласие Лены, взял трубку интеркома и попросил секретаршу принести им два кофе. Затем заявил:

– Елена Николаевна, я рад, что вы работаете под моим началом. Я никогда не сомневался в том, что наше руководство сделало правильно, выбрав именно вас из возможных претендентов. Я раньше не говорил, но у вас было сто семьдесят четыре конкурента. Сто семьдесят четыре! И мы остановили наш выбор на вас.

Лена улыбнулась. Что ж, этот разговор тешит ее самолюбие, но для чего Дима (так сотрудники отдела называли начальника за глаза) вспомнил дела давно минувших дней?

Принесли кофе, когда секретарша вышла, Дмитрий Львович продолжил:

– За год работы в нашем коллективе вы полностью раскрыли свои способности, Елена Николаевна. Повторюсь, я очень вами доволен. Поэтому сделаю вам предложение…

Он замолчал, размешивая в чашке сахар. Затем, вперив в Лену взгляд сквозь тонкую оправу очков, сказал:

– Конечно, вам известно, что всего через несколько дней нас почтят монаршим визитом Грегуара Хаммерштейн, супруга президента концерна, и ее сын Эдуард, который в свое время станет преемником отца. Они совершают инспекционные поездки по ряду иностранных филиалов. От оценки нашей деятельности этими двумя людьми будет зависеть очень многое. Скажу честно, нам важнее всего мнение молодого Хаммерштейна. Его матушка Грегуара – только красивая декорация, она не очень-то смыслит в делах, а отношение к косметике имеет исключительно как активный ее потребитель.

– А почему сам господин Хаммерштейн-старший не навестит нас? – спросила Лена. О Хаммерштейне ходили разнообразные и противоречивые слухи. Начать с того, что в прессе почти не было его фотографий, а те, что имелись, были давно устаревшими и размытыми. Миллиардер, который регулярно входил в сотню самых богатых людей мира, сторонился СМИ.

– О, это не его стиль, – сказал Дмитрий Львович. – Но не думайте, что я знаю про него больше вас. Я ведь в конце концов такой же наемный сотрудник, как и вы, Елена Николаевна. Однако он неусыпно держит руку на пульсе, высшее руководство ежедневно отправляет ему отчеты о том, что происходит на предприятии, он вникает во все мелочи. Ему за шестьдесят, однако Хаммерштейн по праву считается одним из самых блестящих финансовых умов на этой планете. Он обитает то на своем острове где-то в океане, то в многочисленных поместьях, разбросанных по всему миру.

Дмитрий Львович сделал паузу. Все это Лена и так знала. Магнус Хаммерштейн, скорее всего, намеренно нагнетал таинственность вокруг собственного имени, это помогало ему создавать ореол легендарности и секретности.

– Так вот, – продолжал начальник. – Господин Эдуард Хаммерштейн в отличие от своего отца не сторонится массмедиа. И помимо этого вникает в каждую мелочь. Этот молодой человек станет когда-нибудь владельцем всех фабрик концерна и личного состояния Магнуса, которое перевалило за несколько миллиардов. Он окончил лучший вуз Америки, стажировался в Англии и возглавлял в течение года один из филиалов в Восточной Европе. Как вы прекрасно понимаете, мы хотим произвести на него налучшее впечатление.

Лена начала догадываться, какую именно миссию ей намеревались поручить.

– Беда многих сотрудников и сотрудниц нашего концерна в том, что они владеют иностранными языками не в той мере, Елена Николаевна, в какой это требуется для ведения бизнеса. Знание как минимум одного языка, английского, является обязательным условием для приема на работу в концерн «Хаммерштейн», однако это все теория… А вот вы, и мне это точно известно, прекрасно владеете английским и французским и также бегло говорите на итальянском и испанском. Ведь это так?

– Да, – подтвердила Лена. Еще в школе она заметила, что языки даются ей необычайно легко. Затем в течение многих лет ее хобби было самостоятельное изучение все новых языков. – Кстати, вы забыли упомянуть, Дмитрий Львович, что я также разговариваю и пишу на эсперанто.

Начальник рассмеялся и заметил:

– Чувство юмора – тоже обязательный атрибут при общении с высокими гостями. Так вот, Елена Николаевна, мы думаем, что вы – наиболее подходящая кандидатура для того, чтобы презентовать господину Эдуарду Хаммерштейну на английском языке, разумеется, детальный план наших рекламных задумок, а также чтобы сопровождать молодого хозяина во время его экскурсии по фабрике. Конечно, нам не составило бы труда использовать переводчика из международного отдела концерна, однако одно дело – наемная сила, не имеющая прямого отношения к процессу производства, и совсем другое – вы. Вы же сможете сделать это, Елена Николаевна? На вас возлагаются очень большие надежды! Вы – прелестная молодая дама, свободно говорящая на иностранных языках, которая детально знакома с рекламной кампанией и разбирается в жизни нашего предприятия.

Лена поняла, что решение принято уже давно. Она не может ответить отказом. Да и почему она должна отказаться? Затем она подумала о Регине Станкевич. Та ведь тоже говорит по-английски и наверняка не скажет «нет», если ей предложат подобное. И вообще, посмотреть на Эдика и Ягуару, как окрестила сынка и мамашу Хаммерштейнов Тамара Павловна, было редкостным шансом.

– Спасибо за лестную оценку моих скромных способностей, Дмитрий Львович, – произнесла Лена. – Как я понимаю, ответ вам требуется прямо сейчас?

– Не отказался бы, – сказал начальник. Тогда Монастырская легко ответила:

– Я согласна, вы можете на меня рассчитывать.

– Отлично. – Дмитрий Львович перевел дух. – Я и не сомневался, Елена Николаевна, что вы не бросите нас на произвол судьбы. Забыл сказать, что на время визита Хаммерштейнов вам предоставляется мини-отпуск за счет концерна, конечно, при полном сохранении зарплаты. Кроме того, вам будет выплачена премия. И о вас не забудут…

– О тебе не забудут! – то же самое сказала Лене и Воеводина, когда Монастырская рассказала о том, что ей предстоит всего через пару дней. Тамара Павловна, облаченная в яркий розово-черный пиджак и слишком узкие брюки, пила кофе и стучала по клавиатуре компьютера. – Ты войдешь в анналы истории, моя крошка! Давай, соблазняй этого сынка миллиардера. Он, насколько я слышала, плейбой. И, что самое важное, холостой. Тебе ведь знакомо имя Ольги Маккинзи?

Лена попыталась вспомнить, где слышала это имя.

– Она была скромной переводчицей, а потом вышла замуж за американского миллиардера-компьютерщика, – отчеканила всезнающая Тамара Павловна. Увлечением Воеводиной был сбор сплетен из иллюстрированных журналов о сильных мира сего. – Потом муженек умер от отравления, жену судили и признали виновной. А потом выяснилось, что на самом деле она – невиновная, а миллиардера, который завещал ей все бабки, траванули другие. Теперь Ольга – глава концерна «Центурион», одного из мировых лидеров по производству персональных компьютеров. Как тебе такие перспективы, моя дорогая? Возьмешь меня к себе мажордомом, когда переедешь в питсбургский особняк Эдика на правах его законной половины?

Зато Регина была в ярости из-за выбора Лены. Когда Монастырская зашла в «курилку», небольшое помещение, где сотрудники могли предаться дурной привычке (курить на рабочем месте было категорически запрещено под страхом немедленного увольнения), она услышала обрывок разговора Регины, дымившей длинной сигарой, с сотрудницей соседнего отдела. Курить можно было также на крыше главного корпуса, превращенной в садик, однако уже несколько недель там что-то упорно чинили. Поэтому все поклонники никотина стягивались в «курилку».

– …И кто в итоге становится девушкой, которая будет сопровождать Эдуарда денно и нощно во время его визита? Нет, не я, хотя я говорю по-английски, и даже с американским акцентом, даром, что ли, я училась два года в колледже на Западном побережье. Она, наша Леночка! И почему? Неужели из-за каких-то особых качеств? Позволю себе предположить, что если особые качества у нее и есть, то не в голове, а пониже. Ты же знаешь, она спит с Мишей Косовым. А теперь я уверена, что и с Дмитрием Львовичем, иначе бы почему он выбрал не меня, а ее…

Беседа мгновенно прекратилась, как только Лена вошла в курилку. Регина намеренно отвернулась, делая вид, что не видит ее, сотрудница другого отдела, которая секунду назад с открытым ртом внимала сплетням, закашлялась и отвела глаза. Лена почувствовала гнев и, что самое ужасное, неловкость. Да плевать ей, что будет рассказывать другим Регина. Пусть думают, что она спит и с Мишей, и с Дмитрием Львовичем!

Тамара Павловна, которая сопровождала Лену и тоже слышала едкие и лживые слова Регины, хмыкнула, подошла к Станкевич, развернула ее к себе лицом и, положив ей на плечо руку, произнесла грудным и томным голосом:

– Регинушка, моя золотая, я все никак не могу прийти в себя после нашего вчерашнего совместного вечера. И после нашей ночи. Ты ведь обещала, что сегодня опять останешься у меня ночевать? Так что непременно жду, мой бледнолицый пупсик!

И, чмокнув остолбеневшую Регину в мраморную щеку, вышла вон. Лена видела, как зашептались сотрудники, находившиеся в курилке. Наверняка о том, что Тамара Павловна Воеводина проявила на людях нежность по отношению к королеве Регине, станет известно через два часа всем и каждому.

Тамара Павловна потом долго хохотала над собственной выходкой в своем кабинете.

– Моя репутация так безупречна, что, как говаривала рязановская Мымра, пора бы ее немного испортить. Каково? И поделом Регинке, пусть не сочиняет того, о чем не имеет ни малейшего понятия!

Регина ворвалась в кабинет к Воеводиной и, не обращая внимания на присутствие Лены, закатила форменную истерику.

– Старая извращенка… Идиотка! Мерзкая старуха! Что ты себе позволяешь, да я… Да я…

– И что ты? – спросила Тамара Павловна, поднимаясь, подобно горе, из вертящегося кресла. – Забыла, детка, что мозги от постоянных сплетен увядают? А теперь будь добра покинуть мой кабинет через то же отверстие, через которое ты в него проникла без приглашения! Или твой папа-адмирал не учил тебя стучать, прежде чем вваливаться к чужим людям?

– Ненавижу! Ты у меня еще за это поплатишься! – выкрикнула Регина. – Это ты ее подговорила. – Станкевич ткнула пальцем в растерявшуюся Лену. – Вы с ней заодно. Ну ладно, я этого так не оставлю!

Последующие дни прошли в сутолоке и подготовке к визиту Хаммерштейнов. Наконец, настал день их долгожданного приезда. Сначала они приземлились на личном лайнере в Санкт-Петербурге, затем на вертолете направились в сторону Великого Новгорода.

Лена несколько нервничала. Все же ей придется сопровождать Эдуарда и его мамочку. Официальная программа начнется только на следующий день, а сегодня предстоит принять участие в торжественной встрече матери и сына Хаммерштейнов.

Меры предосторожности и охрана территории фабрики были многократно усилены. И все из-за того, что около высоченного забора, который ограждал русский филиал «Хаммерштейна» от всего остального мира, проходил несанкционированный митинг. К заводу подтянулись немногочисленные местные активисты коммунистической партии, представители анархистов, а также пикет «зеленых». Некоторые из защитников окружающей среды приехали из-за рубежа, дабы протестовать против агрессивной, по их мнению, политики концерна. Лена знала, что где-то в лабораториях проводятся опыты на животных, но это происходит во многих косметических гигантах, даже если те и отрицают факты вивисекции.

– Вот, посмотрите. – Лена в числе еще нескольких встречающих высоких гостей находилась в пункте охраны фабрики, где на экранах высвечивалась территория, прилегающая к «Хаммерштейну». Флаги, бодрые песни, плакаты с надписями «Убирайся домой, буржуй!», «Нет – убийству животных ради красоты» и «Сам сядь в клетку вместо подопытной крысы».

– Все под контролем, – уверил их шеф службы безопасности. – Они не проникнут на территорию завода, это полностью исключено.

– Надеюсь, – проронил глава филиала. – Учтите, будете отвечать головой за любой эксцесс. В Чехии в Эдуарда пытались метнуть торт чертовы антиглобалисты. У нас такого быть не должно. Вы же понимаете, Эдуард потом может сказать своему отцу, что у нас охрана никуда не годится. И мы все потеряем работу. Однако вы – в первую очередь, я позабочусь об этом лично!

Начальство снова получило заверения в том, что политические маргиналы, протестующие против политики концерна, останутся за забором фабрики и не причинят гостям никакого вреда.

– Эдуард и Грегуара даже и знать не будут о протестах, – сказал шеф безопасности. – Их вертолет сядет с противоположной стороны, они и не увидят пикета у ворот. Эти придурки думают, что их привезут на машинах, я специально запустил такой слух.

– Отличная работа, – похвалил кто-то из боссов. – Ага, кажется, они уже подлетают!

И в самом деле, вдали показался вертолет, который быстро шел на снижение. На заводских территориях имелась вертолетная площадка, так как местное начальство тоже любило перемещаться по воздуху – в этом был особый шик.

Пикетчики, сообразив, что никаких лимузинов с гостями, которые можно закидать тухлыми яйцами и баллончиками с краской, не будет, попытались рвануть к тому месту, где вертолет спускался вниз. Но у них не хватило времени, и летательный аппарат приземлился раньше, чем митингующие добрались до другого края забора, оцепившего по периметру всю фабрику.

Лена, облаченная в белый деловой костюм, внимательно следила за тем, как лопасти вертолета замирают. Вот кто-то подбежал к люку, тот открылся изнутри, появилась складная лестница…

Из окон некоторых цехов и лабораторий выглядывали любопытные сотрудники, несмотря на то что им было категорически запрещено делать это. Монастырская не совсем понимала, к чему подобные драконовские меры. Ведь это всего лишь визит человека, на которого работают шесть тысяч сотрудников фабрики, так почему простой люд не имеет права хотя бы бросить взгляд на Эдуарда и его мамочку?

Мгновенно расстелили красную ковровую дорожку, начальство приготовилось к встрече: генеральный директор, его замы, начальники отделов, в том числе и Дмитрий Львович. Лена отметила, что она была единственной женщиной среди собравшихся.

Первой на лестничку ступила Грегуара, Лена сразу узнала ее. Накануне поздно ночью она долго копалась в Интернете и раздобыла отличные фото супруги Магнуса Хаммерштейна. Пятьдесят семь лет, родилась в Бельгии, в аристократической семье, близкой к королевскому двору. Познакомилась с Магнусом Хаммерштейном во время зимних Олимпийских игр в Австрии, где Грегуара Деладье выступала за сборную Бельгии в составе лыжной сборной. Кстати, в тот год она получила бронзовую медаль. Затем последовал быстротечный роман, и Магнус, в то время еще только миллионер, заложивший свой собственный косметический концерн, пять месяцев спустя сочетался браком с Грегуарой в Антверпене.

И вот она, госпожа Хаммерштейн. Несмотря на июнь, погода была все еще по-весеннему прохладной. Грегуара появилась в темном коротком платье, к отвороту которого была приколота большая сверкающая брошь-букет – бриллианты, рубины, сапфиры и изумруды стоимостью в несколько сот тысяч долларов. Поверх платья на ней была короткая меховая пелерина. Грегуара выглядела на редкость моложаво: платиновая блондинка с точеной фигурой и грацией потомственной аристократки.

Она подала руку, затянутую в перчатку, генеральному директору, который лично встречал гостью. Он помог Грегуаре спуститься на ковровую дорожку. Она милостиво улыбнулась, и Лена испытала к ней симпатию. Хотя что-то в этой женщине настораживало. Скорее всего, взгляд ее глаз. Надменный и разочарованный. Но, может быть, все дело в долгом перелете?

За мамочкой последовал и молодой Эдуард. Он сбежал по лестнице на одном дыхании. Молодой человек тридцати одного года, единственный сын и наследник старого Магнуса. Появился на свет в Вашингтоне, округ Колумбия. Светлые волосы, которые он небрежно отбрасывает со лба. Ну прямо как я, подумала Лена и в который раз сдула прядку, упавшую ей на глаза. Одет в костюм и темную водолазку. Обменялся энергичным рукопожатием с генеральным директором и с подоспевшими замами. Произнес несколько фраз…

Эдуард пленил Лену своим шармом и белозубой улыбкой. Он излучал уверенность и спокойствие. Она поймала себя на мысли, что наследник Хаммерштейна очень даже ничего…

Но о чем это она думает?! Лена в составе прочих встречающих поспешила к Грегуаре и Эдуарду. Каждого из сотрудников представлял сам генеральный директор. Он неплохо говорил по-английски, правда, с неисправимым русским прононсом.

– А это, господин Хаммерштейн, одна из наиболее перспективных сотрудниц отдела рекламы – госпожа Елена…

Генеральный на секунду замялся. Он явно запамятовал ее фамилию. Еще бы, Лена встречалась с ним всего несколько раз за прошедший год, да и то будучи в составе большой делегации во время представления разных проектов.

На выручку ему подоспел Дмитрий Львович. На великолепном английском он ненавязчиво подсказал:

– Елена Монастырская…

– Да, да, госпожа Елена Монастырская, – вздохнул с явным облегчением генеральный. – Господин Талызин, – обратился он к Дмитрию Львовичу, – значит, это именно она разработала новую рекламную кампанию для линии «Фаберже»?

– Совершенно верно, – рокотал Дмитрий Львович. – У госпожи Монастырской – великолепный ум, она предложила ряд новаций, которые наверняка будут иметь успех на рынке…

Лена от волнения не слышала всех комплиментов, которые сказал в ее адрес Дмитрий Львович. Первой ей протянула руку Грегуара. Пальцы ее были унизаны драгоценными перстнями, причем все они были явно старинными и сделанными лучшими ювелирами.

Грегуара улыбнулась, но в узких темных глазах ее сквозило безразличие. Затем Лена встретилась глазами с Эдуардом. Его взгляд в отличие от взгляда матери был открытым и чистым. Он неподдельно интересовался всем происходящим и слушал объяснения генерального директора и его подчиненных.

– Я очень рад, – произнес Эдуард.

– Госпожа Монастырская посвятит нас завтра во все подробности предстоящей рекламной кампании, – заверил Эдуарда Дмитрий Львович. – Она – квалифицированный специалист в области рекламы…

Рукопожатие Эдуарда было твердым, рука – приятно теплой. Лене не хотелось выпускать его пальцы из ладони, однако прошла секунда, показавшаяся ей целой вечностью, и Эдуард подал руку следующему представителю встречающей стороны.

Генеральный директор осторожно намекнул Эдуарду, что их ждет роскошный стол, накрытый в директорской столовой. Туда имели доступ не все сотрудники, а только менеджеры высшего звена.

– Благодарю, однако мы повременим с этим, – сказал Эдуард. – Для меня важнее начать осмотр филиала прямо сейчас. Хотя мама… Если госпожа Грегуара желает, то она может не сопровождать нас.

– О нет, я не рискну оставить тебя одного, – произнесла Грегуара. – В особенности в компании такой прелестной дамы. – И она кивнула головой в сторону Лены. Та залилась краской смущения, а генеральный и его свита благодушно рассмеялись шутке жены хозяина концерна.

Лену вытолкнули вперед, она вспомнила, что в ее обязанности входит сопровождать экскурсию. Однако она ошибалась, думая, что останется с Эдуардом тет-а-тет. Ей даже не пришлось ничего говорить самой, инициативу перенял генеральный директор. Он повел сына хозяина в первый цех, где круглые сутки шел процесс по изготовлению таинственных компонентов для тысяч наименований продукции концерна «Хаммерштейн». Вскоре английский генерального директора иссяк, поэтому, повернувшись к Лене, которая шла вслед за ним и Эдуардом, он сказал:

– Прошу вас, переводите.

Он продолжал рассыпать свои знания на русском, а Лене пришлось собраться и переводить все это на английский. Как хорошо, что она принимала участие в месячном семинаре, на котором в том числе отрабатывалась лексика косметического концерна на английском и французском. Когда Лена не могла выразить то или иное понятие по-английски, она прибегала к французскому, и Эдуард, для матери которого французский был родным, кивал головой в знак того, что он понимает.

Несмотря на то, что экскурсия длилась всего около часа, она показалась Лене вечностью. С одной стороны, конечно, почетно и приятно сопровождать такого гостя, как Эдуард Хаммерштейн, но если бы еще не требовалось переводить!

Зато Лена увидела лица сотрудников своего отдела, когда по предложению Хаммерштейна-младшего они отправились из цехов в офисы. Тамара Павловна улыбалась, словно гордясь Леной, зато Регина метала грозные взгляды и кусала губы.

– Благодарю вас, – произнес наконец генеральный директор. Затем он обратился к Эдуарду: – И все же, мистер Хаммерштейн, боюсь вам надоесть, однако нас ждет великолепный ужин, повара специально потрудились к вашему приезду…

– Я доволен, – ответил Эдуард. – Честно, я не ожидал, что все будет на таком высоком уровне. Думаю, вы правы, пора утолить голод.

– Молодец, – сказал Лене один из заместителей генерального, когда Эдуард, заслоненный плотными спинами начальников, отправился ужинать. – Хорошо говоришь, молодец! На сегодня можешь быть свободна, но завтра придется опять уделить внимание гостю и представить свой проект…

Лена перевела дух. С нее достаточно! Эдуард, конечно, красавец и наследник миллиардов, но это вовсе не означает, что она должна сходить из-за него с ума. У нее и так в связи с введением новой линии продукции дел невпроворот. И что ей до желания шефов пустить сынку иностранного хозяина пыль в глаза. Дескать, смотрите, какие у нас сотрудники, у вас за границей таких нет.

Едва она подошла к лифту, чтобы спуститься на свой этаж, как до ее слуха донесся голос Эдуарда. Лена обернулась. Свита почтительно расступилась, Эдуард словно кого-то искал. Заметив Монастырскую, он просиял и, бросив заводское начальство, подошел к ней.

– Мисс Монастырская? Почему же вы бросаете меня? Только не говорите, что вы не голодны. Прошу вас, отужинайте с нами…

Лена посмотрела на генерального. Тот кивнул, она произнесла:

– Мистер Хаммерштейн, я польщена…

– К чему эти церемонии, – ответил Эдуард. – Вы замечательно потрудились, поэтому вполне логично, что вы должны подкрепиться. Не так ли, господин генеральный директор?

Начальство хотело остаться с Эдуардом наедине, чтобы никто не мешал их переговорам, не слышал их шуток. Но делать нечего, если Хаммерштейн-младший желает…

Чувствуя, что голова гудит, а спина болит, Лена отправилась вместе со всеми в директорскую столовую. Главное – улыбаться, твердила она самой себе. Иначе что подумает Эдуард? Впрочем, какое ей дело до того, что подумает этот заморский гость. Он послезавтра улетит, и, возможно, она больше никогда его не увидит.

За столом она оказалась по левую руку от Эдуарда, по правую сидел генеральный директор. Эдуард несколько раз обращался к ней, однако Лена ощущала чудовищную усталость. Как же ей хочется очутиться далеко отсюда, в мягкой постели, около бормочущего телевизора.

Наконец, все завершилось. Эдуарда с матушкой, которая не ела ничего, кроме салата и свежих соков, разместили в доме для гостей, что располагался в «генеральном поселке». Назвали это поселение так из-за того, что там обитали только птицы высокого полета, охранялась эта территория с автоматами и собаками, а о коттеджах и их обстановке ходили разнообразные слухи. Еще больше слухов ходило о «домике для гостей» – небольшом дворце, который был специально выстроен на тот случай, если пожалует сам господин Хаммерштейн или кто-то из его доверенных лиц. На строительство не жалели денег, но и результат был впечатляющим.

Лену довезли до ее коттеджа. Вот она и дома, но вместо желанного покоя – работа. Завтра ей предстоит представить Эдуарду и прибывшим с ним менеджерам новую рекламную кампанию. И все это на английском. Но она справится!

Раздался звонок в дверь, появился Михаил. Он поцеловал Лену и произнес:

– Все только о том и говорят, что ты полдня провела с Хаммерштейном. И что он от тебя без ума!

Лена уловила нотки ревности. Она догадывалась, кто именно распустил подобный слух. Наверняка не обошлось без Регины Станкевич. Та ведь никогда не простит Лене того, что именно ее начальство выбрало для общения с сыном хозяина предприятия.

– Миша, – взмолилась Лена, – ты должен мне помочь! У меня завтра такой ответственный день, выступление… Прошу тебя, останься.

Михаил усмехнулся и заметил:

– В любой другой день я счел бы это предложение лестным, но сегодня не могу, Ленчик. Ты же знаешь, ко мне приехали родственники, так что одних я их не оставлю.

Вздохнув, Лена отправилась в душ. Затем, завернувшись в халат, присела около компьютера. Голова уже не так гудит. Что ж, до утра ей надо все отрепетировать, чтобы завтрашняя презентация прошла как можно лучше.

Около часа ночи Лену от работы оторвал телефонный звонок. Тамара Павловна, которая предпочитала трудиться в темное время суток, прогудела:

– Как дела? Я же знаю, ты все равно не дрыхнешь, а готовишься к выступлению. Не бойся, все будет в порядке! А что, правда, Эдуард сам попросил тебя поужинать вместе с ним? Расскажи, расскажи, потешь старуху!

Тамара Павловна наверняка и звонила, чтобы узнать последние сплетни и сопоставить их с реальными событиями. Отделавшись от Воеводиной, Лена снова уставилась в компьютер. Итак, презентация начнется с того, что…

– Таким образом, дамы и господа, в итоге мы будем иметь на рынке новую серию продуктов концерна «Хаммерштейн».

Этими словами Лена завершила свое выступление. Неужели все прошло гладко? Она не верила в это. Бессонная ночь принесла ей вдохновение. Впрочем, выглядела Елена на редкость бодро, светлый костюм удивительно ей шел, а в глазах сверкала отвага. Главное – не бояться, внушала она самой себе.

В животе у нее заурчало, и Лена испуганно подумала, что присутствующие услышали этот звук. Еще бы, она выпила две чашки кофе натощак, и было это в шесть утра. А теперь – половина двенадцатого.

Опасения оказались напрасны. Последние ее слова потонули в аплодисментах, и Лена вдруг поняла, что они предназначаются именно ей. Презентация рекламного проекта проходила в большом помещении, созданном специально для подобных целей. Лене было уготовано место в самом центре, около доски, на которой сменялись цветные слайды, а те, кто собрался послушать ее, разместились на рядах, уходящих амфитеатром ввысь.

Кажется, ее английский был не самым плохим. Все же вчера ее слушал в основном только Эдуард и несколько менеджеров, а теперь – не меньше пяти десятков человек. Лена заметила Тамару Павловну, одетую в желтый пиджак с малиновыми разводами. Воеводина аплодировала громче всех и даже подняла вверх большой палец.

Прямо как на арене в Колизее: или разорвут свирепые хищники, или цезарь подарит жизнь, мелькнула у Лены мысль. В качестве августейших особ выступали Эдуард и его мать Грегуара.

Мадам Хаммерштейн, которая облачилась во что-то воздушно-сиреневое и сверкала драгоценностями, милостиво улыбнулась Лене, и ее ладони, затянутые в перчатки, несколько раз ударились друг о друга.

Эдуард, на этот раз в темном костюме, светлой рубашке с галстуком, с одобрением посмотрел на Лену. Надо же, ее выступление и на него произвело впечатление!

Аплодисменты смолкли, инициативу перехватил генеральный директор. Затем несколько слов сказал Эдуард.

– Мне очень приятно, что в нашем русском филиале работают такие толковые головы. Это позволяет надеяться на то, что в ближайшие годы концерн «Хаммерштейн» сможет подняться на ступеньку выше в мировой иерархии…

– У тебя блестел нос, – сказала ей Регина, которая, вся в черном, подошла к Лене среди прочих.

Лена в ответ только улыбнулась. Что поделаешь, ей придется работать с Региной еще долго. Как специалист та великолепна, а вот как человек…

– Леночка, ты всех пленила, – сказал Михаил, беря ее за руку. – Дмитрий Львович правильно поступил, что предложил именно тебя. Как я тобой горжусь!

Однако у славы оказалась и другая сторона – она очень быстро улетучивается. На этот раз Лену не пригласили на банкет, и Эдуард не обернулся, чтобы позвать ее. Как она могла вообразить, что этот лощеный плейбой, который, если верить журналам и бульварным газетам, развлекается с самыми именитыми топ-моделями на своей яхте в океане, обратит на нее внимание? Это все пустое…

Поэтому Лена очень удивилась, когда Дмитрий Львович сказал ей, что Эдуард желает видеть ее на закрытой вечеринке по поводу его отъезда.

– Будет шанс заграбастать мужика, – сказала Тамара Павловна. – У меня имелись три официальных мужа и столько же неофициальных, и я знаю, что говорю, Ленуся! Он на тебя запал. Так что не теряйся!

– Вот еще! – фыркнула Регина, которая стала свидетельницей этой беседы. Она всегда умудрялась быть в курсе практически любого разговора. Она положила на стол перед Леной газету.

– Ты не нужна ему, Леночка, а если что-то и вообразила на его счет, то мне тебя жаль, – сказала с победоносной улыбкой Станкевич. – Эдуард тайно обручился и скоро наверняка женится.

Лена бросила взгляд на газету, заголовок в которой кричал, что один из самых богатых и завидных холостяков Эдуард Хаммерштейн наконец-то тайно сделал выбор и даже подарил своей избраннице кольцо с жемчужиной.

Впрочем, Лена Монастырская никогда всерьез не думала, что Эдуард может обратить на нее внимание. Кто она – и кто он? И, кроме того, у нее есть Михаил. А принц, как ему и положено, удалится в сказку уже через сутки.

Ночью накануне отъезда Эдуарда Хаммерштейна Лена просыпалась несколько раз. Ей снилось, что она танцует с Михаилом, потом они начинают целоваться, и в тот момент, когда губы их соприкасаются, она обнаруживает, что целуется с Эдуардом.

Причем сон возобновлялся снова, едва она засыпала, как будто кто-то включал видеомагнитофон. Проснулась Лена совершенно разбитой. И что это значит, она влюбилась в Эдуарда? Да нет, не может быть! Пусть он быстрее уедет прочь, и все забудется.

На вечеринке кроме местного начальства присутствовали губернатор области, несколько московских политиков. Грегуара была ослепительна в красном одеянии, а рубины, которые обвивали ее алебастровую шею, сверкали и переливались.