Преданья старины глубокой Рудазов Александр
– А нынче где ж тот перун? – заинтересовался Иван.
– Пожалуй, одни только рожаницы знают… Воды с тех пор много утекло. Курган Гороха за Двиной, в Кащеевом Царстве – а перун Перуна, видно, с ним и похоронили… Да только тебе от него проку не будет – чтоб им владеть, нужно и самому хоть вполовину богом быть… Ладно, не о перуне у нас тут речь. Значит, жил много времени спустя в Гороховом Царстве великий хоробр – Еруслан Лазаревич, сын Лазаря и Епистимии. Он же Уруслан Залазарович. Или попросту Руслан – давно было, никто не помнит, всяк по-своему произносит. Хотя не так уж и давно, если по чести – всего пять веков минуло, как помер. При нем правил царь Картаус… или Киркоус – бес уж его знает, меня там не было… И вот однова напали на его царство кащеевы татаровья во главе с ханом своим – Даниилом Белым. Царство все разорили, многих людей убили, а самого Картауса и Лазаря, отца Еруслана, ослепили и бросили в темницу. Отправился тогда Еруслан искать средство вернуть им зрение…
– Воду живую? – догадался Иван.
– Точно, воду, – кивнул Яромир. – Долго Еруслан странствовал, много всякого повидал, даже добыл себе крылатого коня-раши по прозванию Орощ… Встретил старого ведуна – тот ему рассказал, что родник с живой водой есть в городе Щетин, у вольного лесного царя-колдуна, прозываемого Огненный Щит, Пламенное Копье. На восьминогом коне тот царь разъезжал, в огне не горел, в воде не тонул. Указал старик и путь до его земель. Отправился Еруслан туда – ехал-ехал, выехал на поле боя. Великое побоище на том месте случилось, немало народу полегло. И лежала там среди костей громадная человеческая голова – живая и говорящая. При жизни того великана-богатыря звали Росланей, сын болгарского царя Прохора. Ростом он был десяти сажен с гаком – человека мог двумя пальцами поднять, точно крысу какую. Зато его брат Черномор родился горбатым карликом-уродцем с длиннющей бородой и занимался всякими чародействами. Иные говорят, что он и вовсе человеком не был – горные карлы Каменного Пояса злую шутку сыграли, еще в колыбели царевича своим младенцем подменили. Вместе эти двое добыли на острове Буяне меч-кладенец Самосек, а потом воевали с царем Огненным Щитом – он ихнего отца убил, царя Прохора. На том самом месте, куда Еруслан приехал, их рати и бились – многие тысячи там полегли, с обеих сторон. Но победил все же царь Огненный Щит, убил Росланея, голову ему отсек. А после битвы Черномор голову побратима оживил, и под ней Самосек спрятал – знать, самому не по руке был. Известно, чародеи с таким оружием не в ладах… да и горные карлы тоже. Ну, Росланей Еруслану-то меч и отдал – с уговором, что тот за него отомстит, Огненного Щита убьет.
– О! – оживился Иван. – Наконец-то до самого важного дошел! И хороший меч?
– Хороший, хороший. Надежный. Еруслан тем мечом с Кащеем бился – и жив остался, своими ногами ушел!
– А Кащей?
– И Кащей тоже, конечно. То ли не слышал, что он доселева в своем дворце сидит, над златой горой чахнет? Но знаешь, схватиться с Кащеем Бессмертным вничью… Это немалого стоит – таких хоробров на Руси пальцами считано… Ну и Огненного Щита Еруслан тоже потом победил – Росланей ему рассказал, в чем у этого колдуна секрет. Правда, к тому времени поздно уже было, царь Картаус помереть успел. Еруслан Лазаревич тогда на его дочери-царевне женился, да и стал сам царствовать. Вот такая история.
– А Самосек?..
– А Самосек он незадолго до смерти схоронил в месте заветном – ждать нового хозяина. Мне-то он ни к чему, я этой ржавчиной особо не пользуюсь – а вот тебе, думаю, как раз по руке будет… О, а вот как раз и это место! Слезай, дальше ногами пойдем.
Иван торопливо соскочил на землю. У Яромира явственно заскрипели кости – волк кувыркнулся через голову и поднялся на задние лапы, становясь человеком. Шерсть вновь обернулась одеждой, вместо колючего репья на поясе закачался тяжелый кошель.
Нетрудно было догадаться, почему оборотень предпочел принять двуногое обличье – в этом месте чаща стала такой густой, что ветви превратились в сплошную колючую стену. Попытавшись продраться в образе волка, он непременно растерял бы добрую толику того роскошного меха, коим так гордился.
– Дай-ка топорик, – протянул руку он.
– Какой?..
– Там, в котоме.
Прорубиться сквозь этот лесной заслон оказалось не так-то легко. Вековые ели словно сопротивлялись непрошеным гостям, явившимся похитить хранимое сокровище.
– Я ноговицы порвал… – виновато сообщил Иван, с трудом отцепляясь от колючей ветки.
– Бывает… – не проявил интереса Яромир.
– И рукав порвал…
– Ну а я тебе что сделаю? Среди волколаков портных нема.
– И плечо оцарапал…
– Мне тебе что – подуть, чтоб не болело? – хмыкнул Яромир, даже не оборачиваясь. – Терпи, уже почти пришли… а вот и он, родимый!
Иван сразу позабыл о всех невзгодах. Посреди чащи открылась крохотная полянка, заросшая изумрудной травой. Перед деревьями словно провели невидимую черту – по такому ровнехонькому кругу они росли.
А в самом центре покоился огромный серый камень – и из него торчала рукоять меча. Легендарный Самосек, оружие одного из величайших хоробров старых времен…
Княжич восхищенно обошел вокруг чудесного клинка. Рукоять выглядела совсем простой – ни единого украшения, только набалдашник в форме петушиного гребня, да тоненькая медная полоска вдоль черена. Перекрестье чуть удлинено, слегка изогнуто на концах.
Сам же клинок… Большую часть скрывал камень, но и то, что оставалось на виду, ясно показывало, насколько это знатный металл. Лучший из лучших, способный рубить железо и даже сталь, нисколько не тупясь. Можно согнуть в кольцо – не сломается. Судя по золотисто-бурому фону и прядям в виде поперечных поясков на характерном волнистом узоре – «коленчатый» булат, самый драгоценный из всех.
Когда же Иван обнаружил на доле узор, напоминающий человеческую фигуру, то едва не вскрикнул от восторга – ему досталось настоящее сокровище. Подобные мечи ценятся даже не на вес золота – намного дороже.
– Ну, помогай, святой Егорий! – расплылся в улыбке княжич, благоговейно берясь за черен.
Он потянул меч на себя. Еще раз. Еще. Уперся ногами в камень и принялся тащить изо всех сил, стиснув зубы от напряжения… но все тщетно. Клинок сидел в своих «ножнах», словно врос в них корнями.
– Это что?.. почему?.. – обиженно повернулся к Яромиру Иван.
– Там все написано, – пожал плечами тот.
Княжич только теперь обратил внимание, что на камне вырезаны некие буквы. Он присел на корточки и зашевелил губами, складывая полустертые черты в слоги, а те – в слова.
Точнее, пытаясь складывать.
Читать и писать на Руси умеет едва ли не каждый. С тех пор, как солунские братья, Константин с Мефодием, принесли на эти земли глагольную грамоту, березам приходится несладко – всяк, кому не лень, бересту с них обдирает на свои записки. Да добро бы дельное что писали, так нет – любую глупость, что в голову взбредет.
Иван и сам в иные часы отсылал подружкам грамотки вроде: «Поклон от Ивана ко Ульянке. Пойди вечором на сеновал, бо яз тобе хочю, а ты меня. Да коли завязка на бересте порвана буде, выдери послуху Михальке ухи, штоб не читал княжески рукописания впусту».
Однако эти буквицы Ивану оказались незнакомы. И то сказать – братья солунские всего три с половиной века назад свои резы придумали, а надписи на камне, почитай, все пять исполнилось. Где ж тут разобрать?
– «Я, Еруслан, сын Лазаря, вонзил сей меч», – взялся толмачить Яромир. – «Слово мое твердо и безотворотно – только истинный герой сможет его отсель вытащить».
Иван еще раз взялся за рукоять и потянул – уже робко, нерешительно. Самосек по-прежнему даже не шелохнулся.
– Ладно, пошли… – обиженно шмыгнул носом он.
– Куда собрался? – приподнял брови оборотень.
– Ну как же… Раз только истинный герой может вытащить…
– Ага, только истинный герой, – ехидно ухмыльнулся Яромир. – Или…
– Или?.. – наморщил лоб княжич.
– Или тот, у кого есть зубило.
Оборотень с лукавым видом выудил из котомы тяжелое каменщицкое зубило с молотком и протянул их Ивану.
– Работай, – продемонстрировал волчью улыбку он. – Попотеешь как следует – будет тебе волшебный меч.
Иван обрадованно хлопнул себя по лбу и свирепо вгрызся в проклятый булыжник. Молоток застучал по зубилу с неистовой силой, во все стороны полетела каменная крошка, глаза княжича с каждым ударом восторженно разгорались.
Яромир же отошел в сторону и прилег на свежей травке, подложив под голову котому. Помогать сын Волха не собирался – в конце концов, он свою задачу выполнил, дальше пусть княжич действует сам. Как следует поработать руками – для этого тоже немалый героизм требуется.
Кто его знает – может, Еруслан как раз это и имел в виду?
– Уф-ф… – смахнул пот со лба Иван. Он раздолбал примерно половину камня, но Самосек по-прежнему сидел, как влитой. – Притомился я что-то…
– А ты передохни, – лениво посоветовал Яромир, даже не открывая глаз. – Я же вот отдыхаю…
– Может, тоже немножко поработаешь, а? – укоризненно посмотрел на него Иван. – Княжичам, вообще-то, молотком стучать невместно!
– Оборотням тоже. Ты не забывай – я тебя полста поприщ на горбятнике вез, а ты, Иван, знаешь, весом не карла горный… И потом – этот длинный ножик нужен мне или тебе, я что-то позабыл? – все-таки чуть приоткрыл один глаз Яромир.
– Да ладно, ладно, уже и не скажи тебе ничего… – вытер нос рукавом Иван. – Эх, а таким мечом, наверное, и змея огненного зарубить можно!
– Еруслан парочку пришиб, да, – подтвердил Яромир. – Хотя на змея с мечом не очень ловко – супротив него копье лучше. Да и вообще змеев на Руси теперь уже не сыщешь… Перевелись.
– Что так? – огорчился Иван.
– А вот то, – хмыкнул оборотень. – Уж не знаю, чего у вас это всегда так свербит – но как кто из богатырей надумает подвиг совершить, так первым делом завсегда змея ищет, хоть самого маленького. Они, врать не буду, и сами не без греха – и скот хитят, и людей, бывает, жрут… Ну так от разбойников вреда даже поболе – а их, как ни старались, перевести не перевели… Да и не переведут, наверное, никогда…
– Что, совсем-совсем змеев не осталось? – насупился княжич, ужасно напоминая ребенка, которого лишают любимой цацки.
– Осталась парочка кой-где… – лениво пожал плечами Яромир. – Раньше-то их много водилось, но очень уж хоробры за ними рьяно охотились. Вот и извели со временем под корень – вода камень точит. Последнюю змеиху-мать уж два века с четвертью, как убили – Добрыня Никитич поработал, ага. С тех пор маток у змеев нету, новым детенышам родиться неоткуда. Все, какие остались – это еще со старых времен. Они живут дюже долго – тыщу лет и больше. Вон, самый громадный в Кащеевом Царстве век коротает – Змеем Горынычем кличут. Необычная зверюга – трехголовая. Даже не знаю, как он такой на свет народился…
– А что такого?
– У обычных змеев голова одна, как положено, – терпеливо объяснил Яромир. – Всегда так было – и у нас, и в чужих землях… Вон, латиняне их «драконами» прозывают… только у них они еще раньше нашего перевелись. Говорят, самого последнего полста лет назад прикончили – да и то какого-то мелкого, дохлого… Но голова тоже всегда одна была…
Иван слушал байки оборотня с интересом, но зубилом работать не переставал. День постепенно шел на убыль, и с каждым часом каменная глыба становилась все меньше и меньше, медленно, но верно превращаясь в осколки.
И вот наконец!..
– Держи его!!! – дико заорал Иван, бросаясь к мечу.
Как только Самосек освободился от каменных тисков, то мгновенно ожил и метнулся по траве, словно булатный уж. Лезвие еле заметно колыхалось из стороны в сторону – меч спешил удрать от соискателя, добывшего драгоценный кладенец обманным способом.
Однако наперерез метнулась серая тень. Мирно лежащий и жующий травинку Яромир взметнулся в воздух, словно оттолкнувшись от земли спиной, уже в прыжке совершил кувырок, переметываясь в волка, и за считаные мгновения нагнал Самосек. Тяжелые лапы обрушились на дол клинка, пригвождая его к земле, и волк с хрустом выпрямился, оборачиваясь волколаком. Широченные плечи вздулись буграми, когтистые пальцы удерживали бешено извивающийся меч, из-под шерсти заструился дымок.
– Хватай! – прорычала жуткая морда – не совсем волчья, не совсем человеческая. – Не упусти, дурак!
Иван уже летел к рукояти. Он уцепился за черен обеими ладонями, сжимая так, что разодрал ногтями кожу. По набалдашнику заструилась кровь.
– Врешь, не уйдешь!.. – пропыхтел княжич, удерживая бьющийся кладенец за рукоять.
– Охолони, ржавчина! – прорычал Яромир, прижимающий лезвие. – Кузнецу отдам, он тебя на подковы переплавит!
– Что?! – взвизгнул Иван. – Волшебный меч на подковы?!
– Замолкни, дурак!.. – краем губ прошипел оборотень.
– Чего замолкни, чего замолкни?! Ты сам дурак, такой меч нельзя плавить!
Обрадованный кладенец начал вырываться еще яростнее.
– Не слушай дурака, он не понимает ни бельмеса! – рыкнул Яромир. – Обязательно переплавим, если не утихомиришься! Кому ты такой нужен?!
Теперь даже до Ивана начало доходить – обычно гладкий лоб пошел напряженными морщинами. Княжич занимался сложным и непривычным делом – думал.
Самосек еще некоторое время слабо подергивался, но потом устало затих, как постепенно затихает буйный жеребец, спеленатый веревками. Однако Иван и Яромир не ослабляли хватки – чувствовалось, что гнев, кипящий в мече Еруслана, все еще силен, дай малейшую возможность – удерет.
– Хорошо хоть, нападать не стал! – простодушно поделился Иван.
– Это не такой кладенец, – сурово объяснил Яромир. – Ему рука нужна богатырская – сам по себе не сражается. Ну что, охолонул?!
Кладенец под когтистыми лапищами чуть-чуть дрогнул, словно говоря «да». Яромир очень-очень медленно разжал хватку, готовый в любой миг снова прижать пленника всем весом. Но тот не шевелился, полностью покорясь судьбе.
Иван встал с корточек, поднимая отвоеванное сокровище. Рукоять Самосека покоилась в его ладонях, как ребенок на руках матери. На лице княжича начала расплываться счастливая улыбка.
Теперь, когда меч освободился из каменной темницы, обнаружилось, что его кончик закруглен – для колющих ударов практически непригоден. В те далекие времена, когда этот клинок покинул кузницу, мечи были чисто рубящим оружием – заострять наконечники на Руси начали сравнительно недавно.
– Проверь-ка его, – предложил Яромир, незаметно успевший оборотиться человеком.
Ивану не нужно было рассказывать, как положено проверять мечи. В чем-чем, а уж в оружии-то он разбирался – чай, сызмальства обучали железками размахивать.
Первым делом он щелкнул по клинку – Самосек издал чистый и долгий звон. Вторым делом Иван положил меч себе на голову и пригнул за оба конца к ушам. Тонкая полоса булата согнулась очень легко… но как только ее отпустили, мгновенно выпрямилась, ничуть не пострадав.
Ну и в последнюю очередь кладенец прошел проверку на самое главное. Иван бросил на лезвие собственный волос и довольно осклабился, глядя, как тот распадается на две половинки – острота превыше всяких похвал. Потом он от души рубанул по гвоздю, положенному на каменную плиту – все, что осталось от огромного валуна. И Самосек превзошел ожидания – он разрубил не только гвоздь, но и саму плиту!
Воистину чудо-оружие, достойное истинного героя.
– Он принял хозяина, – хмуро подытожил Яромир, глядя на княжича, скачущего по поляне, словно мальчишка с деревянным мечом. – Теперь будет верно служить до самой смерти.
– Чьей смерти? – остановился Иван.
– Твоей, наверное. Или его. Мечи тоже порой умирают, и кладенцы в том числе. Ладно, хватит баловаться – заверни лучше в тряпицу, что ли…
– А ножен к нему нету?.. – нахмурился Иван.
– А ты что – их видишь? – усмехнулся Яромир. – Может, по-твоему, тут второй камень стоять должен – с ножнами? Ничего, доедем до города, закажем этой ржавчине чехольчик…
Клинок в руках Ивана замерцал, по нему поплыли яркие разводы.
– Чего это он? – не понял новый владелец.
– Требует не абы какие ножны, а самые дорогие и нарядные, – фыркнул Яромир. – Да еще и грозится сбежать, коли не по его выйдет…
– Ишь, какой! – возмутился Иван.
– А ты думал?.. У него, сам видишь, характерец имеется, не хуже человечьего…
– Ладно, добудем ему ножны… – задумчиво поглядел на меч княжич. – Слушай, а я вот чего-то понять не могу…
– М-м-м?..
– Говоришь, Росланей-великан десяти сажен росту был?
– Ну. И что?
– Да как-то оно не того… – почесал в затылке Иван. – Во мне даже одной-единственной сажени нет, а мне этот меч как раз по руке, будто под меня и делали… Как же им этакая орясина сражалась? Он же у Росланея в руке не больше щепки должен был быть…
Яромир озадаченно нахмурился. Посмотрел на переливающийся радугой Самосек. Перевел взгляд на глупо моргающего Ивана. Снова на Самосек. Снова на Ивана. Действительно, как-то странно – чтоб такой великанище, да вдруг обычным человеческим мечом рукопашничал… Такому впору сосну вместо копья ладить, столетний дуб вместо булавы пользовать…
– Да, не то что-то… – признал он. – Тут, поди, сам Родомысл не додумается – как такое могло быть… Выходит, врет где-то сказание… Только вот поди угадай, где именно, и как у них по правде дело было…
– А ты не знаешь?
– Я – не знаю. Да ладно, бес с ним! Встретим кого-нибудь, кто сам там был – да вот хоть того же Кащея! – так у него и спросим. А пока – чего зря голову ломать?
Солнце уже коснулось небозема краешком, когда огромный серый волк с всадником на спине вновь выбежал на лесную тропу. Трава едва заметно приминалась могучими лапами – он словно бы не бежал, а летел над землей. Всадник бережно баюкал в ладонях булатный клинок, еле заметно мерцающий в вечернем сумраке.
– Слушай, а мы туда едем? – забеспокоился Иван, не узнающий окрестностей. – Ратич отсюда на полуночь лежит!
– А ты зачем к брату? – ответил вопросом на вопрос Яромир. – Просто в гости?
– Не-а! – гордо вытянул подбородок Иван. – Самобрат мой старший, Глебушка, повторно жениться надумал! На носу-то у нас что, а?..
– Грязь у тебя на носу, – рассеянно ответил волколак, повертывая голову к седоку. – В земле измазался, что ли?
– Да я не про то! – обиделся Иван, утираясь рукавом. – Осенний мясоед у нас на носу – самое время невесту под венец вести. Хочет, чтоб мы с Игорем ему сватами были – батька-то наш уж помер, дядья с крестными тоже все… Я сначала до брата, потом обратно в Тиборск, а оттуда со свадебным поездом, со свахами да дружками – во Владимир…
– У князя Всеволода дочку сосватать решили? – сразу догадался Яромир. – Думаешь, отдаст?
– А чего б ему не отдать-то?! – возмутился Иван. – Все уж давно обговорено! Чай, не золотарь деревенский сватается – великий князь тиборский! Наш Тиборск, может, и победнее их Владимира будет, да только у Всеволода этих дочек четыре штуки! Да сынов аж восемь!
– И еще двое в младенчестве померли, – лениво добавил Яромир.
– Во-во! Куда ему столько – с кашей съесть? Чем наш Глеб его дочке не жених?
– До Покрова дня свадьбы не играют, – задумчиво заметил оборотень. – Еще почти три седмицы.
– Ну так куда торопиться-то? Игорь вот тоже недавно женился – в летний мясоед, аккурат после Петрова дня… Погощу у них с Василисой седмицу-полторы, а там уж двинемся, благословясь…
– Понятно… Ну, раз уж ты никуда не торопишься – сослужи-ка мне, Иван, еще одну службишку… Из принады подлой ты меня вызволил – ну так доведи дело до конца, а я уж тебе век благодарен буду, сполна за помощь отплачу, не сомневайся. Надо же меч твой новый в деле опробовать, а?
– Конечно, надо! – согласился княжич, поглаживая рукоять. – Что за службишка?
– Да пустячок… – усмехнулся Яромир. – Ножичек один возвернуть… украденный… Как раз для Самосека работенка…
Деревья впереди расступились, открывая еще одну поляну. С одного конца примыкает травяное болото, с другой – сплошной угрюмый ельник.
А в самой середке – почерневшая ветхая изба на огромных куриных лапах.
Глава 5
Ночь выдалась прохладная и ветреная. Весь Ратич сладко спал. Над кремлем разлилось дремлющее умиротворение, в княжеском тереме царила тишина и спокойствие.
Два пожилых гридня, сторожившие княжеские хоромы, сонно клевали носами. Тяжелые остроконечные шеломы лежали на полу – и так уже плеши из-за них, окаянных! Конечно, окажись здесь князь или воевода – достанется стражам на орехи; да только воевода сейчас третьи сны видит, а князь вовсе незнамо где.
Может, и помер уже…
Дружина у князя Игоря не самая большая – двести гридней всего. Ну так он князь младший, подколенный – вот у брата его, Глеба Берендеича, сила так сила! В великокняжеской дружине Тиборска одних только гридней тысяча двести, да еще отроки, да мечники, да детские, да тиуны! А еще ведь малые дружины боярские, да ополчение земское и городское, да наемники чужеземные…
Силища!
И ничего не попишешь – Кащеево Царство под боком, в любой день вороги напасть могут. Ну и другие соседи тоже не лаптем щи хлебают – и от владимирцев набеги бывали не раз, и от новгородцев, и чудь заволочская вечно нос не в свое дело сует… Да и свои же тиборчане тоже порой могут ежа подложить – вон, три года назад Кладень с чего-то взбунтовался, пришлось им по шапке дать…
– А что это владыко все домой не едет? – от скуки спросил один из гридней.
– Да пес его знает… – пожал плечами другой. – Видать, в храме дела какие…
– А какие?..
– Пойди к нему, да спроси… Может, ответит.
Гридень только гыгыкнул.
Отца Онуфрия, архиерея Тиборской епархии без нужды старались не беспокоить. Несмотря на высокий сан, он не любил официального обращения «Ваше Преосвященство», предпочитая короткое «владыко». Однако общение с ним было делом трудным – святой старец отличался тяжелым характером, а в качестве аргументов в споре любил использовать березовый посох.
– Вот кабы вместо отца Онуфрия боярин Бречислав приехал – может, тады князь бы дома остался, не попер бы сломя голову куда глаза глядят… – задумчиво предположил один из гридней.
– Может… – согласился второй. – Да только не приехал же он?
– Не приехал.
– Ну так и нечего жалеть попусту – молоко пролито, крынка разбита. Все.
– А все ж жалко…
Да, боярин Бречислав, муж многомудрый, прославился умением всегда подать нужный совет, принять правильное решение. Князь Берендей его в оба уха слушал, так ни разу не прогадал. И сын его, Глеб, тоже слушает – сам-то великий князь молод еще, горяч без меры, вспыльчив, даже буен иногда. А Бречислав-боярин всегда умеет его охладить, убедить не бежать вперед лошади. Умный он мужик, степенный, рассудительный.
Неожиданно в дверь постучали. После возвращения княгини воевода распорядился запирать ее хоромы на ночь не только изнутри, но и снаружи. Пожилой гридень взялся за тяжелый брус, но перед тем как отодвинуть, все же спросил для порядку:
– Это кто там? Ты, Маланья?..
– Нет. Я Кащей Бессмертный, – приглушенно раздалось из хором.
– Шутница… – усмехнулся кустодий, отворяя дверь.
Створки распахнулись, словно в них ударили тараном. Две тощие костлявые руки вылетели брошенными копьями, большие пальцы ударили точно в глаза гридням, вдавливая их до самого затылка, ладони круто повернулись, ломая черепные кости, и к ногам старика в короне упали два трупа.
Стражники даже не вскрикнули.
Кащей Бессмертный переступил через мертвецов и огляделся по сторонам. Тьму, царящую в коридоре, рассеивали лишь свечи на хоросах, висящих под потолком. Старик с мертвыми глазами коснулся стены, прислушался к чему-то и медленно зашагал вперед.
Стража терема – четверо гридней, гревшихся в сенях, – тоже не успела ничего сообразить. Из полутемного коридора вылетела расплывчатая фигура, и в воздухе замелькали тонкие пальцы, расшвыривая несчастных кустодиев. Первым же ударом Кащей убил сразу двоих – одному свернул шею, второму отломил нижнюю челюсть. В следующий миг он схватил за грудки третьего, ударяя о стену так, что оставил огромное кровавое пятно, и саданул ладонью по лицу второму, попросту снося голову с плеч.
Выйдя на мощеный двор, бессмертный царь сразу выделил главный очаг сопротивления – гридницу. Княжеский терем, людские избы, погреба, медуши, беретьяницы, скотницы – все это не представляло угрозы. А вот из гридницы отчетливо доносился смех и выкрики – по меньшей мере полсотни человек.
Кащей накинул капюшон и бесшумно растворился в ночи – к гриднице скользнула еле различимая тень. Приблизившись к скупо освещенному строению, он присел, согнул колени, сгруппировался и резко оттолкнулся от земли, прыгая прямо на стену. Пальцы цеплялись за еле заметные выемки и неровности в старом дереве, и темная фигура огромным пауком в единый миг вскарабкалась на крышу.
Оказавшись там, Кащей сдвинул пальцы и резко саданул самыми кончиками в толстую доску, проламывая ее, словно берестяной листок. Костлявые ладони рванули в стороны, ломая крышу, и в пролом устремилась тощая фигура…
Появление незваного гостя прозвучало громом средь ясного неба. Гридни, полуночничающие за хмельным медом, первое мгновение смотрели на Кащея выпученными глазами, не понимая, кто это такой и чего ему надо. Но уже в следующий миг явившийся через крышу откинул капюшон… и помещение мгновенно наполнилось гулом и криками, воины похватали мечи, топоры, палицы, клевцы, кистени…
Кащея всегда узнают с первого взгляда.
Однако пришлеца ничуть не смутило такое явное превосходство противника в численности и вооружении. Кащей совершил головокружительный прыжок, сигая сразу на десяток сажен, и приземлился у дверей, перекрывая гридням выход. Одной рукой он схватил тяжеленную дубовую скамью и швырнул ее с той легкостью, с какой мальчишка бросает камешек. Сразу двух пирующих пригвоздило к стене, раздробив ребра.
Гридни устремились в атаку. Но их встретил бушующий самум, расшвыривающий вооруженных дружинников, точно сухие листья. Причем безо всякого оружия. Каждый раз Кащей убивал с одного удара – сворачивал шеи, разбивал кадыки, сносил головы… Одному гридню вырвал срамный уд, другому проткнул ладонью живот, переломив хребет, третьего разорвал надвое голыми руками…
Нечеловеческая сила, ловкость и скорость делали его воистину страшным противником.
Княжеская дружина тоже не зря ела свой хлеб. Будь перед ними смертный человек, вся его чудо-мощь не устояла бы перед таким количеством отточенного железа. Кащею уже нанесли десяток смертельных ударов, ему несколько раз отрубали руки и ноги, дважды сносили голову… но бессмертное чудовище всякий раз возрождалось в мгновение ока и вновь убивало, убивало, убивало, с каждым ударом уменьшая число противников. Жуткий старик словно даже не замечал этих жалких потуг – на лице-черепе по-прежнему царило лишь беспощадное равнодушие.
В сердца оставшихся все настойчивее вползал холодный липкий страх. Как можно биться с тем, кого невозможно убить?! Все чаще раздавались крики, мольбы о пощаде, звериный вой ужаса… Кое-кто уже бросил оружие и попрятался под столами и лавками, некоторые пытались спастись бегством через окна, иные кинулись искать спасения в молитве. Все тщетно – Кащей убивал с безжалостностью мясника, режущего скот.
– Хек. Хек. Хек.
Ледяной бездушный смех прозвучал одновременно с гибелью последнего из княжьих дружинников. Кащей резко распахнул двери и вышел наружу – к зарождающейся суматохе. Подворье, перебуженное криками и звоном оружия, повыскакивало из постелей, кто-то уже бил в набат.
Часть оставшейся дружины спешила в гридницу, на помощь соратникам, но остальные торопились к городским вратам – там творилось что-то несусветное, даже отсюда слышны были вопли и грохот.
Кащей равнодушно двинулся туда же.
Ворота княжеского двора были распахнуты настежь. Правда, подле них стояли на страже несколько отроков. Один из них, узрев Кащея, бросился с мечом, дико вопя и бешено вращая глазами. Но старик с легкостью увернулся от удара, швырнул парня через плечо, вырвал у него меч, безучастно хватаясь прямо за лезвие, и воткнул отобранное оружие в живот владельцу.
Так же играючи он разобрался и с остальными. Последний бросился бежать, но Кащей швырнул в него шлем убитого соратника. Этот необычный снаряд просвистел в воздухе и саданул в спину удирающему с силой разъяренного тура – паренек упал как подкошенный, обливаясь кровью.
Глаза Кащея по-прежнему оставались холодными и безразличными.
Жуткий старик с нечеловеческой скоростью пронесся от княжьего подворья до главных ворот детинца. Ратич – не самый крупный город на Руси, едва десять тысяч жителей наберется. Остановить его не пытались – по пути Кащей между делом убил нескольких человек, одним-единственным движением ломая кости, вырывая из тел огромные куски мяса, швыряя несчастных с такой силой, что трескались стены.
Вот на пути попалась женщина с младенцем на руках. Кащей приостановился, выбросил руку и между делом схватил ребенка, подняв его за лодыжку. Мать зашлась криками, бросилась на похитителя с кулаками – старик в ответ легонько хлопнул ее раскрытой ладонью, и бедная женщина отлетела назад, упав бесформенной грудой. Один-единственный удар Кащея Бессмертного переломал несчастной ребра и хребет.
Младенец захныкал – ему не понравилось висеть вниз головой. Он потянулся к железной короне, висящей перед глазами, даже уцепился за один из зубцов. Кащей еще раз посмотрел на дитя в руке, а потом равнодушно саданул им о каменный столб, отшвырнул прочь и устремился дальше, даже не оглядываясь на крохотный трупик.
– Забавно, – безучастно сказал он самому себе, воззрившись на столпотворение у городских ворот. – Хек. Хек. Хек.
Куча воев еле-еле сдерживала страшный напор с другой стороны. Казалось, будто за воротами собрался десяток великанов, молотящих таранами. Воевода хрипло выкрикивал приказы, но его никто не слышал – на лицах гридней выступил красноватый пот, с каждым ударом они осыпались со стен, словно яблоки с дерева.
Кащей пошарил глазами и подхватил оброненный кем-то щит. Старик подобрал его, ухватил подобно метательному диску и закрутился вокруг своей оси. Воевода обернулся на шум, открыл рот, в ужасе узнавая дискобола, но в следующий миг его просто снесло бешено крутящимся снарядом. Край щита ударил военачальнику в челюсть, вышибая зубы и ломая хребет, тот упал наземь, и княжья дружина осталась без предводителя.
– Уймитесь, – холодно и ровно приказал Кащей. – Бросьте оружие и склонитесь перед истинным царем сих земель. Ваша смерть неизбежна.
Однако гридни с ним не согласились. Сначала костлявую фигуру накрыло ливнем стрел из луков и самострелов, кто-то бросился схватиться врукопашную… но с другой стороны ворот вновь раздался таранный удар, и воины с криками ужаса вернулись к прежним постам.
Кащей равнодушно пожал плечами, подобрал меч воеводы и закрутился диким смерчем, сметая все на своем пути. Клинок почти сразу сломался, не выдержав ударов такой силы, и главный кошмар Руси вновь принялся крушить противников голыми руками. Снова летели наземь изуродованные трупы, снова Кащея рубили, резали, рассекали и лишали конечностей – но он каждый раз возрождался в мгновение ока, продолжая истреблять все и вся.
Лучший гридень Ратича, молодой боярин Судислав Ольгердович врезался в Кащея снарядом камнемета. Тощий старик отлетел назад с переломанными ребрами и ногой, но тут же вновь взметнулся в воздух – целый и невредимый. Судислав ошалело открыл рот, но немедленно опомнился, перехватил поудобнее сулицу и с силой метнул ее во врага. Легонькое копьецо просвистело в воздухе и прошло сквозь Кащея, будто раскаленный нож – сквозь масло. Во все стороны брызнули черные капли – ядовитая кровь царя нежити.
Однако бессмертный царь, казалось, даже не заметил такой мелочи, как дыра в груди – скелетоподобная фигура лишь на миг замерла и вихрем понеслась к противнику. Судислав невольно вздрогнул, но удержался, не попятился, не побежал.
Нет, вместо этого он нанес еще один страшный удар. Тяжеленная булава молодого хоробра шарахнула Кащея по щеке, снося голову, словно пустую тыкву – но из плеч тут же выскочила новая, точно такая же, что прежняя.
Кошмарный старик подпрыгнул на три сажени, приземляясь позади Судислава, нанес резкий удар в плечо, выбивая булаву, и с силой саданул в спину ладонью, скрюченной подобно птичьей лапе. Тонкие пальцы-костяшки прошили насквозь кольчугу, кожу и ребра, выметаясь обратно с окровавленным куском мяса и оставляя за собой дыру с рваными краями.
– Хочешь посмотреть, как бьется твое сердце? – равнодушно спросил Кащей, поднимая добычу над головой.
Судислав медленно обернулся, растерянно взглянул на то, что еще миг назад покоилось в его груди, и начал медленно падать. Молодой великан обрушился, точно подрубленный дуб, хлеща во все стороны кровью. В рядах защитников Ратича раздались панические вопли – погиб лучший из лучших…
Когда число противников поубавилось, Кащей с силой ударил кулаком, прошибая толстенные ворота насквозь. Руку мгновенно обдало горячим паром – старик отпрыгнул назад, и громадные створы наконец-то обрушились. А из-за них появились три жуткие клыкастые хари на длинных чешуйчатых шеях…
– ЦАРЬ НАШ, МЫ ПРИШЛИ!!! – оглушительно проревел на три голоса Змей Горыныч, поджаривая оставшихся гридней прицельными огненными струями. – КОГО НАМ УБИТЬ?!!
– Ты неразумно действовал, – вынес ему порицание Кащей. – Тебе следовало спалить защиту города с воздуха, а затем уж ломиться в ворота. Так было бы эффективнее.
– Прости, мы не подумали!.. – ответил правой головой чудовищный ящер, покаянно опуская две другие. – Позволь нам исправиться!
– Ступай, – сухо кивнул Кащей, бросая ему все еще слабо подрагивающий ком мяса. – На вот, угостись.
– Благодарствую!.. – проревела средняя пасть Горыныча, ловя и проглатывая сердце Судислава. – Сладко мясо богатырское… Хорош ли был его хозяин в битве?
– Для смертного воя – довольно хорош. А теперь ступай и убей всех людей в городе.
За воротами словно поднялся буран – такой ветер вздули огромные перепончатые крылья. Змей Горыныч, последний дракон Руси, сделал несколько кругов, беря первоначальный разбег, и медленно поднялся в воздух. Его брюхо раздулось от горячего газа, лапы плотно прижались к животу, хвост работал из стороны в сторону, помогая рулить, а в груди что-то трубно бухтело, исходя жарким холодом…
Три шеи вытянулись по направлению к княжескому двору, где еще виднелись остатки дружины, три пасти раскрылись на всю ширь, три ревущих пламенных столба исторглись в город, испепеляя все на своем пути. Хоромы бояр и избы смердов – Змей Горыныч жег их с одинаковым неистовством. Глаза исполинского ящера горели злобой и гневом – он люто ненавидел весь человеческий род, и охотно истреблял любых его представителей.
А к Кащею подбежал запыхавшийся хан татаровьев – Калин. Высокая шапка сбилась набок, обнажая бритую голову и то, что отличало хана от обычных людей.
– Светлый царь, мои батуры стоят пред твоими очами! – торопливо поправил шапку он. – Взять ли нам этот город?
– Возьмите, – подтвердил Кащей. – Отдаю вам Ратич на поток и разграбление.
– Ай-я-я-а-а-асс-а-а-а!!! – завизжал хан, взмахивая саблей.
В ворота хлынул поток косоглазых плосколицых воинов – на спине Змея Горыныча прилетела целая полусотня татаровьев. Лучшие из лучших, сильнейшие батуры Калина. Они мгновенно рассыпались по улицам, зачищая городские концы от тех, кто еще мог оказать сопротивление, и загодя намечая места, где можно будет взять добычу.
Грабить и убивать татаровьины умеют превосходно.
– Привез? – окликнул Калина Кащей.
– А как же, конечно! – продемонстрировал щербатую улыбку хан, протягивая царю нечто продолговатое, завернутое в материю. – То, что велено, доставил.
Кащей принял подарочек. Тонкие пальцы коснулись ткани, ощупывая предмет, и полупрозрачные веки чуть опустились – Калин ничего не перепутал. Кащей чуть шевельнул дланью, опуская татаровьина, подобрал железную корону, валявшуюся там, куда упала голова, снесенная Судиславом, и широким шагом двинулся к воротам – в самом городе ему больше делать было нечего.
Читать бесплатно другие книги:
