Марш мертвецов Шен Даррен

Старик сощурился.

— Даже так? — протянул он. — Зачем?

— Надо поговорить.

— Поговорить с Паукаром Вами? — Фабио рассмеялся. — Как же, станет он разговоры разговаривать…

— Вы знаете, где его найти? — наседал я.

— И знал бы, не сказал. Чтобы я, да своими руками, навел на него врагов? Черта с два: сначала он убьет вас, а потом настанет черед наводчика. Нет уж, я пас.

— Пожалуйста! — Ама присела перед стариком на корточки. — Мы ему не враги. Мы просто хотим поговорить. — Она взяла его руки в свои и помассировала с нежной улыбой. — Прошу!

Фабио посмотрел на руки, на нее, на меня. И ухмыльнулся:

— Смешно мне с этих красоток: думают, ресничками похлопаешь, зубками блеснешь — и вей из старого сморчка веревки. Совсем за дураков нас держат. — Он снова опустил взгляд, затуманившийся воспоминаниями. — И ведь правы! — Старик поднял голову. — Вы правда только поговорить хотите?

— Правда.

— Про меня не сболтнете?

— Ни полслова.

— Хм… Ладно, не уверен, что он там надолго засел, — протянул Фабио после некоторого раздумья, — но несколько дней назад его там видели. Правда, мельком, но змей разглядеть успели. Если его там нет, я не знаю, где еще он может быть.

— Спасибо! — тихо отозвалась Ама, поглаживая запястья старика.

— Старый я трухлявый пень, — пробурчал он, а потом, ощерив зубы в улыбке, назвал адрес.

Мы остановились у многоквартирного дома и заглушили мотор. Где-то тут на шестом этаже должен быть Вами. Глубоко вдохнув, я слез со скутера и встал перед Амой.

— Я иду один, — решительным жестом оборвав возможные возражения, предупредил я. — Не спорь. Глупо рисковать сразу обоим. И потом, мы даже не знаем, вдруг он за тобой не охотится.

— По ходу дела, должен, — отрезала Ама.

— По ходу дела, да, — согласился я. — Но если нет, нечего вставать под прицел. Оставь Паукара мне, Ама. Ты же понимаешь, так логичнее.

Ама понимала, пусть и без особой радости. Она вытащила пистолет и протянула его мне, но я покачал головой, хотя соблазн был велик. Вламываться к матерому киллеру вроде Вами с оружием и надеяться на победу в схватке мог бы только полный идиот. Только вспомнить, как Вами, свалившись будто снег на голову, в пару тигриных прыжков расправился с Джонни Грейсом и его бандой. Достав нож, который таскал с собой со вчерашнего дня, я его тоже вручил Аме.

— Подожди пару часов, — попросил я. — Если не вернусь или если увидишь, как темнокожий лысый киллер выходит один, ноги в руки и мотай.

— Как думаешь, у тебя получится? — спросила Ама.

— Сомневаюсь.

Я улыбнулся и поцеловал ее. Долгим и страстным поцелуем. Когда мы оторвались друг от друга, в глазах Амы блестели слезы. В моих, возможно, тоже.

— Самое время сказать «Я тебя люблю»? — бормотнул я.

— Нет. Самое время сказать «До скорого!», — ответила Ама.

Здание было старое, постройки начала двадцатого века. Стены в трещинах, дырах, потеках, копоти и поблекших пятнах крови. Зарешеченные двери. Несколько квартир стояли выгоревшими. Дом в основном населяли сквоттеры. Попадающиеся навстречу обитатели передвигались осторожно, втянув голову в плечи, будто в ожидании удара. Без страха смотрели только самые маленькие дети, еще не познавшие жестокости мира.

Нужная мне квартира находилась на шестом этаже. Ни решеток, ни звонка, ни почтового ящика. Когда-то входная дверь была зеленой, но краска давно выцвела и облупилась. Чувствуя спиной пристальный взгляд Амы, но не решаясь обернуться и проверить, я сделал глубокий вдох и постучал.

Нет ответа. Этаж стоял почти пустой, в квартирах по этой лестничной площадке поселились темнота и безмолвие. Слева послышался какой-то шорох, и я, скосив глаза, увидел крошечную старушку, выходящую из своей норы с кошелкой. Она подозрительно взглянула на меня и, развернувшись, направилась к дальней лестнице. Я улыбнулся и снова посмотрел на дверь.

В открытом проеме стоял ухмыляющийся Паукар Вами, на щеках которого застыли в вечном оскале две змеи.

— Капак Райми, — проговорил он негромко. — Какой приятный сюрприз.

Я сглотнул пару раз, потом выпалил:

— Есть разговор.

— Утром ты разговаривать не захотел, — напомнил он. — Давно у тебя вошло в привычку принимать перед завтраком ванны в городских фонтанах?

— Вы меня видели? Но… почему же тогда?..

— Заходи, — пропуская меня внутрь, пригласил он. — Нам есть что обсудить.

Я механически шагнул вперед. Сквозь шум в ушах услышал, как он закрывает дверь. Не на засов, отметил я про себя, просчитывая на будущее пути побега.

Каморка оказалась тесной, крохотной. Вдоль одной стены вытянулась огромная морозилка, рядом высокий холодильник, по другой стене матрас со спальником, у самой дальней — шкаф, перекрывающий окно. Тусклая лампочка без абажура едва освещала крошечный пятачок непосредственно под ней. В комнате царил гнетущий полумрак. За дверью в одной из стен определенно скрывалась уборная с душем.

— Не хоромы, — раскатисто пробасил Вами, — но какой-никакой дом. Придется тебе посидеть на полу. Стульев не держу. Стул может оказаться очень некстати в случае чего.

Я уселся по-турецки на голый пол. Вами присел на край матраса, уперевшись руками в бедра. С непроницаемым лицом он пристально рассматривал меня в упор.

— С чем пожаловал? — спросил он наконец.

— Вы сегодня меня выследили. Почему же не прикончили?

— А зачем?

— Разве не этим вы занимаетесь? Убиваете.

— Некоторых я оставляю в живых. — Вами растянул губы в улыбке, и змеиные головы угрожающе приподнялись на пару сантиметров. — Если всех перебить, мир опустеет.

— Но ведь вас наняли убрать меня?

— Нет.

— Нет?

— Если бы да, твой труп уже давно бы окоченел.

— Тогда зачем вы за мной следили?

— Из интереса. Ты аюамарканец. Они у меня типа хобби. Стараюсь их проведать, когда приезжаю в город. А за тобой я слежу с той нашей встречи в переулке.

— Адриан тоже?

— Адриан? — Имя ему ничего не говорило.

— Адриан Арне. Он там был со мной.

— А… — Вами безмятежно улыбнулся. — Все по-старому.

— В каком смысле?

Он сощурился, глядя на закрывающий окно шкаф и что-то прикидывая.

— Что ты обо мне знаешь? — спросил он, поглаживая пальцами своих змей.

— Немного. Вы наемный убийца. Работали на Кардинала. Вас все кругом боятся. Говорят, что вы самый бездушный и жестокий человек на свете.

Вами скромно кивнул, удовлетворенный услышанным:

— Непросто прослыть самым страшным человеком в таком городе, как этот. Сколько я на это трудов положил… Но я работаю по найму лишь изредка. По настроению, по знакомству. Большей частью я убиваю ради собственного интереса. Я первопроходец. Я был одним из первых настоящих серийных убийц, еще задолго до того, как они вошли в моду. Более сорока лет я торю тропы, о которых другие даже мечтать не смеют. Я сменил столько личин, что полиции и не сосчитать. Я был Черным Ангелом, Самогоном, Хорьком, Глазастым Эрни — кем я только не был! Я лишал людей жизни по всему миру, что богатых, что бедных, что молодых, что старых, что мужчин, что женщин. Я убиваю, потому что я убийца. Проще некуда. Такой я есть. Когда я убиваю, я честен перед собой. Никаких скрытых мотивов, никаких извращенных страстей. Как думаешь, Капак Райми, плохо быть честным самим с собой?

— Если вы так ставите вопрос…

— По-другому его не поставишь. Я веду дневник своих убийств, — добавил он светским тоном. — Записываю каждое. У меня десятки блокнотов, куда заносятся время, место, имена, методы, результаты. Так я расслабляюсь на досуге. Веду рабочие заметки и подолгу над ними просиживаю. Люблю перечитывать записи о давних убийствах. Когда на твоей совести их столько, подробности норовят стереться из памяти. Перестаешь отличать одну смерть от другой. Они сливаются… Пить хочется, — вдруг переключился он. — Принесешь пива из холодильника? И сам возьми, если будешь.

Я опасался поворачиваться к нему спиной, однако чувствовал, что он меня не убьет — не сейчас, по крайней мере. Открыв холодильник, я принялся искать пиво. Внутри все было заставлено банками с рукописными этикетками, о содержимом которых я предпочел не задумываться, поэтому скользнул по ним невидящим взглядом. От детской головы на предпоследней полке абстрагироваться не удалось, потому что мертвые невинные глаза смотрели на меня в упор. Аккуратно отрезанная, она уже почти перестала сочиться кровью, и, пока я пялился на нее в остолбенении, одна из последних капель, набухнув, упала в подставленную на другой полке миску.

— Пиво на второй сверху, — подсказал Вами тоном радушного хозяина. — За головой.

Меня передернуло, но я подавил дрожь, инстинктивно чувствуя: от моей реакции сейчас зависит все. Одно неверное движение, и это лицо будет последним, что я увижу. Сунув руки в холодильник, я осторожно взял голову за уши и сдвинул в сторону. Это ощущение холодной шелушащейся кожи я не забуду никогда. Освободив себе достаточно пространства для маневра, я пошарил за головой и вытащил пару банок пива, которые положил на нижнюю полку, чтобы вернуть голову на прежнее место. Прежде чем закрыть холодильник, я снова взглянул в эти детские глаза — пять? шесть лет? — и только потом взял пиво.

Вами бесстрастно принял у меня банку. Но, когда я убирал руку, он вдруг перехватил ее ни с того ни с сего. Я попытался вырваться, но Вами держал крепко. Улыбнувшись, он едва заметно покачал головой, и я перестал дергаться. Не говоря ни слова, он поставил свою банку с пивом и согнул мои пальцы в кулак. Потом вытянул мне указательный палец, направив его вперед, а сам откинул голову, выпятив подбородок. Медленно и плавно он подтянул мою руку к себе, так что указательный палец почти коснулся ямочки под нижней губой, где переплетались шеями его змеи. Я смотрел в упор на распахнутые пасти с ядовитыми зубами. И тогда Вами ткнул моим пальцем в ямочку.

Палец обожгло. Вскрикнув, я отдернул руку — Вами ее на этот раз выпустил и молча взял свое пиво. Я принялся потирать саднящий палец. Следа от укуса не было, но небольшой красный волдырь там надулся. Пососав палец, я снова его осмотрел. Кожа не прокушена, краснота уже спадает потихоньку.

— Как это… — начал я, но Вами меня тут же перебил:

— Там лежит папка… — Он кивнул на шкаф. — Принеси, пожалуйста.

В шкафу пачками громоздились папки, блокноты и разрозненные листы. Я оглядел все эти кипы, недоумевая, какую именно папку просит Вами. Уже хотел уточнить, но тут увидел сам — где-то на средней полке, тонкая, с надписью «Аюамарка», накарябанной в правом верхнем углу. Я передал ее Вами, и он, вытащив оттуда два листа бумаги, заскользил взглядом по второму. Потом, хмыкнув, отыскал красную ручку и что-то отметил. Страницу он протянул мне, ткнув в нижние строки. Точка алела напротив имени Адриана.

— Адриан Арне, — произнес он, передавая мне оба листа. — Садись. Пока туда не смотри. — Я послушно сел. — Никакого Адриана Арне я не знаю. По моим понятиям, мы с ним никогда не встречались. Не помню, чтобы он тогда был в переулке, и не помню, как вписывал сюда его имя… Я еще давным-давно заметил одну вещь, — продолжал он. — Как-то раз, просматривая свои старые записи, я наткнулся на пару имен, которых напрочь не помнил. А ведь должен был, раз собственноручно зафиксировал убийство во всех подробностях, но нет, никаких ассоциаций. Озадаченный, я полез просматривать все свои дневники — та еще работенка — и обнаружил шесть фамилий, то есть полдюжины убийств, на которые память никак не откликалась. Меня это, конечно, насторожило, но и заинтриговало тоже. Я всегда благоговел перед безумием. Потеря памяти могла бы стать первым признаком того, что я скатываюсь туда, в темную пропасть, которую всегда хотел исследовать. И я счел провалы в памяти своим шансом, возможностью посмотреть на жизнь под другим углом. Увы, на этом все и застопорилось. — Кажется, его это действительно удручало. — Никаких отклонений я за собой не замечал — ни тебе промахов, ни разговоров во сне, ни очнуться в незнакомом месте. Все тот же Паукар Вами, если не считать нескольких дыр в памяти. А потом, порывшись в архивах Дворца, я обнаружил вот это. — Он кивком указал на листы в моих руках. — Раньше где я только эти шесть имен не искал, все без толку, поэтому сделал копию с архивного списка и принес домой изучать. Там было много других имен, не имевших ко мне никакого отношения. Но некоторых я знал, а на некоторых других нашел досье. Я решил сыграть сам с собой в игру. Отметил все известные мне имена и те, которые нашел в архивных досье, красной точкой с левой стороны. Потом начал периодически просматривать список, проверяя, все ли имена я помню. И если обнаруживал, что какое-то выпало из памяти, отмечал красной точкой справа. А теперь можешь взглянуть.

Я пробежался глазами по двухстраничному списку имен. Там их было штук пятьдесят или шестьдесят. У большинства красная точка стояла слева, в том числе у меня и у Адриана (наши имена были вписаны от руки в самом конце). Над нами значились еще пять-шесть человек, тоже вписанных карандашом.

— Список древний, — пояснил Вами. — Устарел уже. Я пытался отыскать обновленный, но ту папку, на которую я наткнулся, куда-то переложили, и больше я ее не находил. Поэтому я пополняю список сам, когда мне попадаются аюамарканцы.

Практически у всех имен, отмеченных точкой слева, имелась такая же справа. Большую часть тех, где второй точки не было, я знал: Леонора Шанкар, Кончита Кубекик, Паукар Вами, я сам. Ама там не значилась вообще, и спрашивать о ней я не стал — не знает о ней Вами, и замечательно.

— Что это? — спросил я. — Кто все эти люди?

— Если не считать тех, кто не отмечен точкой справа, то понятия не имею. Их имена для меня пустой звук. Там есть шестеро, которых я, согласно записям в дневниках, убил, и добавилось еще пять, но что касается остальных… — Он пожал плечами. — Когда-то, судя по точкам, я их знал. А теперь нет.

— Кто такие аюамарканцы? Вы говорите, что распознали меня еще тогда, в первую встречу. Как?

— У нас одинаковые глаза. Пустой взгляд. По-другому не объяснить. Я уже столько таких перевидал — хотя большинство не помню, — что могу отличить на раз. Не знаю, что это значит, кто они, чем отличаются от остальных, почему они постоянно исчезают из памяти и из жизни. Но когда-нибудь, если не брошу поиски, я узнаю. Поэтому я и следил за тобой. Надеялся, ты меня наведешь на отгадку.

Я снова опустил взгляд на листы:

— Вы не убивали Адриана?

— Насколько я знаю, нет.

— И у вас нет соображений, что может значить список?

Вами ответил не сразу:

— Мне известно одно — откуда взялось название. «Аюамарка» — это из языка инков.

Я вспомнил, что И Цзе и Кардинал тоже говорили о корнях города, уходящих к инкам. Ноги затекли, я поерзал, меняя позу.

— Так у инков назывался месяц ноябрь, — объяснил Вами. — В буквальном переводе означает «марш мертвецов». Наши имена, разумеется, тоже от инков. Ты — декабрь, «великий праздник». А я — март, «цветочный покров», если верить книгам по истории.

— И что, все… — начал я.

— …имена в списке из календаря инков? — закончил за меня Вами и отрицательно помотал головой. — Нет. Есть еще несколько: Инти Майми, Атун Покой… да и все, пожалуй.

Я принялся сверлить взглядом список, будто пытаясь пристальным вниманием заставить его раскрыть свои секреты. «Марш мертвецов». Хорошего мало, на каком языке ни назови.

— А Кардинала вы про список не спрашивали?

— Нет, — ответил Вами. — Ему такие вопросы не по нраву.

Я склонил голову набок. Я действительно уловил едва заметный отзвук страха — или показалось?

— Но без Кардинала тут не обошлось, так? — Я продолжал гнуть свою линию.

— Глобальную зачистку досье в дворцовых архивах никому другому устроить не под силу, разве что Форду Тассо, но это не его стиль.

— А как же наши воспоминания? Их кто подчистил?

— У тебя тоже провалы в памяти?

— Вроде того. Людей — Адриана, например, — я как раз помню, но зато напрочь забыл всю свою жизнь до приезда в город. Я думал, это просто амнезия, но теперь…

— Догадываешься, что дело куда серьезнее, — кивнул Вами. — Я пришел к тем же выводам. Сперва подозреваешь отклонения у себя самого, но потом, когда начинаешь замечать то же у других… Есть вещи, которые неподвластны пониманию. Поэтому я и проникся интересом к этой папке. Меня всегда завораживало неподвластное.

Неподвластное…

— Вы знаете что-нибудь про слепцов в хламидах?

— Которые молчат как рыбы?

— Что?

— Они ни с кем не разговаривают. — Вами кивнул с видом знатока. — Так чтоб по-английски. Даже под пытками…

Со мной разговаривали, но я решил придержать язык за зубами. Незачем давать повод для ревности.

— Они тут всегда были, сколько я помню, — продолжал Вами. — О них мало что известно — сколько их, чем занимаются, — но время от времени сталкиваемся. Думаешь, они тоже причастны?

— Не исключено.

— Занятно.

Я подровнял листы на коленях и отдал обратно, решив, что вряд ли выясню больше.

— Что ж, раз на этом все, я, наверное, пойду, — бросил я небрежно.

— Вот так сразу? — Вами не двинулся с места. — А я думал, ты останешься и мы еще поболтаем.

— А смысл? Вы ничего не знаете, я тоже. Зачем отнимать друг у друга время?

— Ты знаешь, где я живу, — произнес он без выражения.

Я сжался:

— Знаете, я не собираюсь делать вид, будто понял вас. Я в свое время успел повстречать достаточно отмороженных извращенцев, но ни один не хранил отрезанные головы в холодильнике и бог знает что еще в морозилке. Что у вас самого в голове, я даже думать боюсь. Если хотите меня убить, убивайте. Но если намерены оставить меня в живых, тогда мне еще много куда надо успеть и много чего сделать.

Вами поджал губы и задумчиво кивнул:

— Ты интересный человек. Не такой, как остальные. Странный. В тебе есть искра, которой я не видел в других. Я оставлю тебя в живых. Думаю, так будет выгоднее.

— Спасибо, — сухо поблагодарил я и на негнущихся ногах пошел к двери. Перед самым выходом оглянулся. Вами даже бровью не шевельнул. — Если что-нибудь выясню, могу дать вам знать.

— Меня не так просто будет найти снова. Отсюда я уберусь в течение часа. Засиделся я тут, в городе. Пора двигать дальше. Но как-нибудь я тебя проведаю, если еще будет кого. — Он, наверное, ничего такого в виду не имел, но у меня все равно душа ухнула в пятки.

Допив пиво, он пошел за новой банкой к холодильнику и, нагнув голову, начал вглядываться в его недра. Змеи на подсвеченных лампочкой щеках будто извивались. Я выскочил за дверь и едва сдержался, чтобы не метнуться по лестнице бегом.

Остаток вечера мы с Амой провели в бесцельных скитаниях по городу. Я рассказывал ей про Вами, про его список и провалы в памяти. Заодно припомнил, как примерно то же самое мне говорила недавно Леонора. Ама, как и я, терялась в догадках, что бы это все значило. Мы строили самые разные предположения под негромкое урчание скутера, но так ничего и не добились. Наконец заехали поужинать в тихий ресторанчик, но толком даже не поели, потому что мысли были заняты другим.

— Теперь можно никуда не лезть, — сказала Ама. — Ты же видел список Вами. Из того, который хранится в архиве Дворца, ты ничего нового не узнаешь.

— У Вами старый. А я хочу посмотреть обновленный.

— Зачем?

— Может, среди добавленных окажется кто знакомый.

— Капак, ты когда-нибудь… ты бы смог… как думаешь, ты способен убить? — Ама посмотрела мне в глаза.

— Нет, пока не доводилось, но да, если придется, то смогу, — ответил я не раздумывая.

— А так, как Вами? Женщин? Детей?

— Нет, конечно. Он маньяк. Врага, того, кто встанет мне поперек дороги, я убью — но ребенка? Никогда.

Аму этот ответ, кажется, устроил, а вот меня нет. Я не мог за себя ручаться. Я почувствовал оторопь, внутренне содрогнулся, когда заглянул в холодильник Вами, но это лишь отчасти. А другая часть меня испытала восторг. Как ни тяжело признаться, но где-то в глубине души, не так глубоко, как мне бы хотелось, шевельнулась зависть перед его необузданной жестокостью.

Сняв номер в дешевом мотеле, мы решили слегка освежиться. Мне надо было в душ. После визита к Вами я пропотел насквозь. Я уже стаскивал брюки, когда почувствовал пристальный взгляд Амы:

— Что такое?

— Тогда, на днях, я тебя как следует и не рассмотрела.

— Вот и нечего на меня пялиться, — проворчал я.

Она звонко рассмеялась:

— Стесняешься?

Я улыбнулся:

— Сниму, если ты тоже снимешь.

Она улыбнулась в ответ и, лукаво кивнув, стянула с себя все разом. Мы устроились под душем вдвоем и дали волю рукам, как тогда во Дворце. Только в этот раз все было медленно и плавно, пальцы путешествовали по обнаженной коже, а губы сливались в поцелуе. Я ласкал грудь Амы, а ее ладони в это время творили что-то невообразимое ниже моего пупка, но до секса мы доводить не стали, оставили на потом.

Отправившись сушиться в комнату, мы сдвинули кровати и продолжили исследования. Я снова поразился необычайной красоте Амы. Не знаю, как бы оценили ее другие — для мужских журналов она бы вряд ли сгодилась, — но в моих восхищенных глазах она была само совершенство.

Мы занялись любовью — медленно, но так же страстно, как и в первый раз. Несмотря на новизну, мы как будто до этого изучали друг друга не один год — точно знали, что кому нравится, не задумывались над движениями, положились целиком на интуицию. Кончили мы одновременно, взорвавшись до боли сладким блаженством.

— Если бы можно было продавать наше счастье в розлив, — сказала потом Ама, когда мы нежились в объятиях друг друга, — мы бы озолотились.

— Кому нужны деньги? — щекоча носом ее шею, возразил я. — Ни с кем не хочу делиться. Остальные пусть идут на хер.

— Грубиян! Плохой мальчик, — хихикнула Ама.

— А кто сказал, что я хороший? — улыбнулся я.

— Правда? Ты плохой? — уже серьезно спросила она.

— Сомневаешься во мне?

— Просто хочу знать. Я тебя люблю, но не понимаю за что, чем именно ты мне нравишься. В тебе столько загадочного. Я хочу знать, кому себя вверяю.

Вздохнув, я приподнялся на локте и, вычерчивая пальцем невидимые круги на животе Амы, начал рассказывать:

— Я гангстер. Граблю, запугиваю, терзаю. Убиваю, если потребуется. Без нужды никого не трогаю. Верю в семью и дружбу. Но я совершал страшные поступки, Ама, и буду совершать еще более страшные.

Она грустно кивнула:

— Я догадывалась.

— Тяжело такое принять? — тихо спросил я.

Она пожала плечами:

— По крайней мере, ты был честен.

— Ты сможешь любить человека за одну честность?

— Да, — после короткого раздумья ответила Ама. — Но вот сможешь ли ты любить женщину, которая любит такого?

— Я готов проверить. — С этими словами я закрыл ей рот поцелуем, и она откликнулась.

Вскоре мы уже снова занимались любовью, растворяя в страсти все сомнения и тревоги.

Выписавшись из мотеля, мы проехали через весь город обратно, а потом разделились за несколько кварталов до Дворца. Ама подобралась с тыла, а я прошел через вестибюль и отметился у стойки регистрации. Сказал, что пришел поработать за компьютером. Это было в порядке вещей. Сдав обувь вместе с носками, я двинулся вверх по лестнице. Неторопливо, обдумывая предстоящее дело и то, что узнал от Вами. Перед рассеянным внутренним взглядом тут же возник отчетливый образ той женщины. Я попытался, уцепившись за него, отомкнуть засовы, не пускающие меня в прошлое, но они не поддались.

Я спокойно поднимался наверх, и вдруг на шестом этаже отделившаяся от стены тень схватила меня за руку. Отпрянув, я чуть не скатился кубарем навстречу скоропостижной безвременной смерти.

— Капак, это я.

— Господи! — вырвалось у меня. — Решила облегчить Кардиналу задачу и прикончить меня сама? Что ты здесь делаешь? Мы же договорились встретиться наверху.

— Не хотела идти одна. Страшно.

Я посмотрел на ее лицо в тусклом свете лестничных ламп. Ее трясло. Она всегда казалась такой храброй, мне и в голову не приходило, каких нервов ей это стоит. Ама ведь всего-навсего дочь владельца ресторана. Конечно, она напугана и не верит в свои силы.

— Хочешь, не ходи. Я все сделаю сам.

— Нет. — Она улыбнулась дрожащими губами. — Это просто нервы. Пройдет.

— Точно?

Ама кивнула, и я успокаивающе сжал ее руку. Мы стали подниматься дальше, Ама впереди. На лестнице никого не было.

— Ты здесь кого-нибудь вообще встречала?

— Редко. Как услышу, что кто-то идет, ныряю за дверь и жду, пока стихнут шаги. Ты единственный, кто меня застал врасплох. Везунчик, да?

Я только хмыкнул. Позади остался девятый этаж, десятый, потом одиннадцатый и двенадцатый. Даже на несчастливом тринадцатом — никого. Я начал понимать, что Ама действительно вполне могла много раз подниматься тут незамеченной — это несложно, главное, не терять бдительности… И тут на четырнадцатом этаже открылась дверь.

Мы застыли на семь ступеней ниже, скрыться некуда. Сердце ухнуло в пятки. Я узнал каменный профиль Форда Тассо. Повинуясь наитию, я подскочил к Аме и, обхватив ее за талию, зарылся лицом в волосы, притворяясь, что не замечаю первого помощника Кардинала.

При виде непрошеных гостей в опасной близости к пятнадцатому этажу Форд машинально схватился за кобуру. Реакция у него будь здоров — мне бы такую отменную форму, когда доживу до его возраста, точнее, если доживу. Вероятность стремительно сокращалась. Узнав меня, он расслабился и опустил руку, но сурового выражения лица не изменил.

— Капак! — рявкнул он. Я оторвался от Амы, вздрогнув, будто от неожиданности. — Что ты здесь делаешь? Почему не на лифте, как все нормальные люди?

— А вы? Я вас то же самое мог бы спросить. — Я не остался в долгу.

— Врач велел. Двигаться больше. Времени на спортзал нет, вот и ношусь по лестнице вверх-вниз. — Он глянул на Аму: — Что у тебя за подружка?

— Это Ама, мой секретарь. Расту.

— Что она здесь делает?

— Ввожу ее в курс дела. Знакомлю с людьми, помогаю освоиться. Сами знаете.

— На это есть специальные сотрудники, им за это деньги платят.

— Это да, но… — Я интимно шлепнул Аму по заду. — Индивидуальный подход всегда эффективнее. — И подмигнул заговорщицки.

Форд сдавленно хохотнул — с таким звуком труп мог бы хрипеть в эпилептическом припадке — и пошел вниз.

— В следующий раз поднимайся на лифте, — велел он. — Чуть не пристрелил тебя в темноте.

— Да, босс!

Я растянул губы в улыбке и сохранял ее, пока Форд не скрылся из виду. Тогда мы с Амой посмотрели друг на друга и выдохнули.

— Боже! — простонала Ама. — Десятки раз пробиралась сюда одна — как по маслу. Стоит прийти с тобой, тут же напарываешься на Форда, мать его, Тассо. Тебя что, сглазили, Райми?

— Будем надеяться, что нет. Но зато как я все разрулил, а?

— Нормально.

— Нормально? Как бы ты, интересно, без меня выкрутилась?

— Скинула бы трусы и затрахала бы его до беспамятства, — рассмеялась она.

До девятнадцатого этажа мы добрались без приключений. Весь этаж занимало одно огромное помещение, такое пыльное, что меня тут же начал бить кашель. Ама выдала мне платок, и я еле успел вставить «спасибо» между приступами. Тут стоял полумрак, лампочки, вкрученные через неравные промежутки, светили тускло, и их было мало. Ама порылась в каком-то из своих многочисленных карманов и вытащила фонарик. Включив его, она двинулась от двери в темную глубину. Я бесшумно последовал за ней, с интересом оглядываясь по сторонам.

Повсюду, как молчаливые стражи, возвышались высоченные пирамиды из коробок на расстоянии трех-четырех футов друг от друга. Проходы между ними сплетались в запутанный лабиринт.

— Что в этой? — спросил я, постучав по одной из башен.

— Все что угодно. Четкого разделения нет. Карты, чертежи, газетные вырезки, личные дела. Протоколы закрытых правительственных заседаний — Кардинал, наверное, на этом разорился. Списки приютов, домов престарелых и школ. Медицинские карты. Фотографии бомжей. Все, что можно зафиксировать документально.

Протискиваясь между двумя небоскребами, я случайно задел один из них и втянул голову в плечи, представив, как меня сейчас погребет под лавиной. Но башня даже не дрогнула. Я толкнул посильнее — она стояла намертво. Наверное, даже библейский Самсон бы не справился.

— Здесь как в музее, — сказала Ама, петляя между башнями. — Эти архивы ведутся веками. И почти все из оригинальных экземпляров. Музейщиков бы удар хватил, узнай они, что где-то существует подобное собрание.

— А где же охрана?

Меня настораживала беспрепятственность доступа. Я и в открытое окно-то с трудом поверил, но то, что можно просто подняться по лестнице, и пожалуйста — заходи кто хочет, бери что хочешь… Неужели у Кардинала работают такие раздолбаи?

— Если не держать ухо востро, попадешься, — возразила Ама. — Но патрульные обычно топают громко и ходят с фонарями, так что спрятаться несложно. Говорю же, самая надежная защита Дворца — это его репутация. Никто просто не верит, что сюда можно пробраться.