Прибыль от одного снопа Игонина Елена

Ситцевое платье [1]

Госпожа д’Астроль, вдова офицера, жила в прекрасном загородном доме. Ее усадьба располагалась в окрестностях Амбуаза – старинного замка с изысканными башнями, владения королевских особ. С высоты этих башен открывался взору вид на чудесные сады Франции, орошаемые водами реки Луары, за течением которой можно было следовать взглядом на протяжении двадцати пяти миль [2] . Этот вид – один из самых обширных и замечательных, какие только известны,– обыкновенно привлекал иностранцев, путешествующих поблизости. Не однажды любопытство и красоты местности заманивали их до самого дома госпожи д’Астроль, отстоящего от замка не более чем на полмили. Эта почтенная дама проживала в имении с двумя дочерьми – Дельфиной и Эжени. Одна из них любила пышность и наряды, так что желала иметь у себя все выдумки моды; другая же была бесхитростна и мало заботилась об убранстве. Платье из простой ткани, две маленькие золотые сережки, зеленый сафьянный [3] пояс, черепаховые гребни – таков был наряд Эжени. Дельфина же, напротив, всегда носила платье из дорогой шелковой материи, с оборками и прозрачными широкими рукавами. Она имела вышитую шемизетку [4] , убранную кружевами; шляпку с широкими полями, закрывавшими ей половину лица, так что с трудом можно было различить возникавшие впереди предметы; пояса же менялись каждый день – то шотландский, то греческий, то какой-нибудь еще. Модные башмаки так сжимали прекрасные ножки, что она с трудом могла ходить, но чем не жертвуют ради моды! Легко понять, что такое различие вкусов и склонностей между двумя сестрами имело большое влияние на свойства их характера. Дельфина более всего уважала людей, в наружности которых угадывалось знатное происхождение. Эжени же была привязана только к достоинствам сердца и судила обо всем по поступкам, отмечая все, что открывало в них чистую и возвышенную душу собеседника. У нее гораздо меньше, чем у сестры, было подруг, но они любили ее с особенной нежностью.

Это случилось во второй половине сентября, когда в тех краях часто бывают слякоть и ненастье. Дельфина и Эжени, возвратясь с прогулки, едва успели укрыться от проливного дождя. Из окон залы они заметили двух незнакомок, которые шли пешком через их обширный двор и пытались найти какое-нибудь место, чтобы спастись от непогоды. Одной из них было на вид около пятидесяти лет; она была в простом платье и соломенной шляпке. За ней следовала девочка, двенадцати или тринадцати лет, одетая еще проще. Коротенькое платье из ситца, без всяких оборок, шляпка из несколько полинявшей зеленой тафты [5] , косынка на шее, черные кожаные башмаки – вот все, что составляло убранство юной незнакомки.

Буря усиливалась, и ливень продолжал идти. Госпожа д’Астроль, обладавшая добродушием, не могла забыть о гостеприимстве и пригласила заплутавших путников войти в залу. В то время, как хозяйка вышла навстречу посетительницам, ее дочери рассматривали их, в особенности девочку, которая была их ровесницей. Дельфина, едва взглянув на ситцевое платье и полинявшую шляпку, заключила, что в таком наряде невозможно быть ни знатной, ни богатой. А потому решила обойтись с гостьей весьма прохладно. Эжени же, напротив, с первого взгляда на юную незнакомку сочла ее достойной живого участия и интереса.

– Нас с Изабеллой увлекла приятная прогулка,– сказала пожилая дама, смотря на свою воспитанницу и подавая ей молчаливый знак.– Мы, хотя и шли пешком, удалились от нашего жилища более, чем я думала. Если госпожам будет угодно, мы отдохнем здесь несколько минут.

– Смею просить вас о большем,– прервала хозяйка.– Дождь не перестает, а уже половина пятого. Не угодно ли вам разделить с нами семейный обед? А чтобы домашние не беспокоились о вашем отсутствии, я могу послать к ним одного из своих людей.

– Не беспокойтесь, сударыня,– отвечала девочка.– Мы обычно обедаем в два часа. А после обеда моя наставница всегда со мною прогуливается. Нам приятно смотреть на сельские занятия и разговаривать с земледельцами.

Такое объяснение двух незнакомок – особенно обед в два часа, непривычный для знатных людей,– заставило Дельфину думать, что они принадлежат, скорее всего, к семейству какого-нибудь художника или трудолюбивого ремесленника. Добрая и проницательная Эжени, тем временем, лишь усиливала свое внимание.

– Если ненастье продолжится,– сказала пожилая дама,– то мы с большим удовольствием останемся с вами, но с условием, чтобы мы нисколько не расстроили ваш обед.

Так и было исполнено. Госпожа д’Астроль, ободрясь простотой обращения своих посетительниц, нисколько уже не стеснялась их присутствия и села со своими дочерьми за стол. Дельфина не переставала говорить с Изабеллой с видом покровительницы. Та охотно уступала юной хозяйке преимущество в разговоре, но старалась больше обращаться к Эжени и приобрести ее привязанность. Дельфина, посмеиваясь над сестрой, думала про себя, что довольно глупо оказывать такое внимание полинялой шляпке и людям, которые обедают в два часа.

Когда обед закончился, уже сгустились сумерки, а проливной осенний дождь еще продолжал идти.

– Далеко ли отсюда до вашего жилища? – спросила госпожа д’Астроль.

– Почти три четверти мили, мы живем в замке Амбуаз,– ответила девочка, но спутница подала ей знак не увлекаться разговором.

– В таком случае я велю приготовить мою крытую коляску [6] ,– сказала хозяйка дома.– Иначе вы не сможете добраться домой, не подвергнув опасности свое здоровье.

При этих словах Дельфина не смогла сдержать усмешки и сказала сестре довольно громко, чтобы могли расслышать окружающие:

– Уверена, что «ситцевое платье» в первый раз в жизни поедет в коляске.

– Они очень любезны,– сказала мать после того, как коляска скрылась за воротами.

– Да, насколько это возможно для простых людей,– с неохотой добавила Дельфина.

– Из какого бы сословия ни была эта девочка, я бы гордилась дружбой с ней,– сказала, в свою очередь, Эжени.– В ее обращении с людьми есть особенное благородство, которым она привлекает людей и заставляет себя уважать.

– Однако же это не помешало ей,– прервала насмешливо старшая сестра,– скушать на десерт два больших персика, дюжину [7] слив и половину тарелки желе.

– Да отчего же,– отвечала с запальчивостью Эжени,– не отведать с удовольствием того, что предлагали ей от доброго сердца? Ведь когда мы прогуливаемся по окрестностям и, устав от ходьбы, заходим в дом кого-нибудь из крестьян, мы так же охотно едим их кушанья!

Рассуждая так, они услышали стук вернувшейся коляски. Затем вошел кучер [8] , который поспешил сообщить хозяевам о встрече, произошедшей в пути. Невдалеке от дома его остановили всадники, в которых можно было узнать королевских слуг. Увидев в коляске госпожу с девочкой, они почтительно сняли с себя шляпы и донесли, что Ее Королевское Высочество очень беспокоится по причине их долгого отсутствия в непогоду. Тут же подъехала карета, запряженная четверкой лошадей, в которую и пересела, как оказалось, юная принцесса со своей воспитательницей.

Вскоре от окрестных жителей стало известно, что королевские особы остановились в замке накануне и проведут там не более двух дней. – Какая жалость! – воскликнула Эжени. – Значит, я уже не увижу более мою милую принцессу!

Утром следующего дня, во время завтрака, на крыльцо госпожи д’Астроль вошел один из придворных слуг. Он поставил перед хозяевами корзинку, покрытую зеленой материей. К сверткам, лежащим в ней, прилагались две записки. Одна из них –на имя Эжени: принцесса поблагодарила ее и послала на память драгоценный браслет со своим портретом. Другая записка была адресована Дельфине, и та прочла в ней следующие слова:

«Мне очень совестно, сударыня, что я взяла на себя смелость явиться к Вам в наряде, который ввел Вас в заблуждение. И я сочла, что лучше всего смогу загладить свою вину, уничтожив то, что лишило меня счастья Вам понравиться».

Дельфина открыла сверток. В нем лежало ситцевое платье, изрезанное в лоскутки.

Вязанка дров, букет и жаворонок [9]

Во Франции, в предместье города Нанси, в давние времена жило много весьма бедных, но добрых людей. Они очень много работали и вынуждены были посылать в лес своих детей – собирать валежник [10] , чтобы хоть как-то протопить очаг.

Братья Жак и Адриан, хоть и были малы, усердно исполняли повеление своих родителей. «Бедный мальчик, тебе еще рано носить такие тяжести»,– нередко говорили Жаку прохожие.

– Но ведь наш отец работает еще больше,– отвечал он.

Однажды в ненастную погоду братья, нагруженные хворостом, возвращались домой. Чтобы сократить путь, они пошли по лесной дороге, которая от проливного дождя сделалась грязной и скользкой. Жак оступился и, падая, задел вязанкой о камень. Веревка была старой и истертой и потому лопнула – так что сучья рассыпались вокруг. Мальчик сложил их снова, но уже не смог поднять вязанку на плечи. Младший брат Адриан помогал ему, как мог, но здесь нужны были более сильные и ловкие руки. Шел холодный осенний дождь, все сидели по домам, и по размытой сельской дороге никто не шел.

Но вот на горизонте показалось двое мальчиков, которые шли, несмотря на грязь, уверенно и проворно. Судя по сумкам, полным книг, это были воспитанники ближайшего пансиона [11] .

– Что произошло? – воскликнул один из них, увидев братьев, стоящих возле рассыпанного валежника.

– Однако же, мы спешим в пансион,– грубо одернул его товарищ.– Не теряй времени с ними, иначе другие начнут играть в мяч без нас.

Дети снова остались одни. Маленький Адриан плакал, сидя на обочине дороги.

– Как можно отказать в помощи другому ради возможности поиграть в мячик! – смутился Жак.– Что же теперь будет с нами!

Он вспомнил, что всегда, когда было тяжело и плохо, мать вставала с ними перед иконой и долго молилась Богу. И, обрадовавшись этому воспоминанию, произнес, глядя на небо, молитву, которую придумал сам:

– Господи, пошли нам какого-нибудь человека, и я отблагодарю Тебя!

Братья принялись раскладывать на обочине собранные сучья, чтобы попытаться унести хотя бы часть их. Увлеченные делом, они не заметили молодого человека, который проходил мимо и остановился рядом с ними. Он так же, как и предыдущие прохожие, был воспитанником пансиона.

– Добрый господин, помогите нам! – с надеждой в голосе воскликнул Жак.– Эта вязанка очень велика, и брат не в силах поднять ее мне на спину. Если вы потрудитесь сделать это, мы будем очень благодарны.

– Конечно, я ведь старше тебя и потому сильнее,– ответил незнакомец.– Дай-ка я прилажу ее у тебя на спине. Эх, так веревка ведь совсем плоха, вся в узлах. Она в любую минуту может порваться, и сучья снова разлетятся.

Он достал из кармана веревочную скакалку, обыкновенно используемую для гимнастики, и крепко перевязал ею вязанку дров.

– Вот, теперь идите да будьте осторожней,– дружески напутствовал он Жака.– Подожди, а отчего ты таскаешь на себе такую непосильную ношу?

– Мы делаем это, чтобы облегчить труд своих родителей,– уверенно сказал маленький Адриан.

– Стало быть, вы очень бедны?

– Нет-нет,– вступился Жак,– слава Богу, у нас есть хлеб. Только он недешево нам достается.

– Чем занимается ваш отец? – спросил добрый незнакомец, которого, как выяснилось, звали Александр.

– Он поденщик [12] , и берется за любой труд,– отвечал старший из братьев.– А наша матушка – швея. Отец и мать работают, не зная усталости, чтобы мы ни в чем не нуждались. И говорят, что за то немногое, что у нас есть, мы должны всегда благодарить Бога.

Вернувшись в хижину, братья тотчас рассказали матери обо всем, что случилось. Излагая происшедшие события, Жак вспомнил, что пообещал отблагодарить Господа за любого посланного ему человека. Эта мысль неожиданно привела его в печальное состояние.

– Что доброго я могу сделать, если даже вязанку дров до дома донести не в силах!

– Ты можешь благодарить Бога в своей молитве,– сказала мать.– И еще: нужно обязательно в знак благодарности подарить что-нибудь юноше, который так помог вам.

– Но у меня даже веревки своей нет, чем я могу заинтересовать его!

– Зря ты говоришь так, милый мой,– сказала матушка.– Господь дает человеку все, что ему действительно нужно для спасения и добрых дел. Я подскажу тебе такой подарок, какой не способен сделать на заказ и самый искусный мастер.

– Какой же? – изумленно спросили братья.

– Посмотрите: у нас в палисаднике выросли замечательные цветы – гладиолусы. Завтра поутру срежьте их, сделайте большой красивый букет и отнесите тому молодому господину, которого и я благодарю от всего сердца.

Мальчики исполнили повеление матери и составили прекрасный букет из распустившихся цветов. Выйдя из дома, они пошли на то самое место, где накануне встретили Александра. Сидя на небольшом камне, Адриан и Жак вспоминали о вчерашнем происшествии – и вдруг увидели тех самых товарищей, что накануне бросили их в беде ради игры в мяч.

– Что это у тебя? – спросил один из них, приблизившись к братьям.– Недурно. Продай-ка мне эти цветы.

– Мы не продаем их,– ответил Жак. А бедняжка Адриан, испугавшись, спрятал букет за спину и стал твердить:

– Мы не продадим их, ни за что не продадим!

– Нет, продадите, я требую,– упорствовал прохожий.– Я заплачу вам деньги.

– Мы принесли эти цветы в знак благодарности, поэтому не можем отдать их вам,– попытался объяснить Жак. Но тут вмешался второй товарищ, молча стоявший все это время рядом.

– Если они не хотят продать нам цветы, мы заберем их силой,– выкрикнул он, вырвал у Адриана букет и бросил его в грязь.

Александр появился на дороге спустя несколько минут. Но вновь застал лишь несчастных, плачущих братьев.

– Не печальтесь,– улыбнулся он.– Лучше приходите ко мне домой. Я поговорю о вас со своей матерью, и она непременно захочет сделать для вас что-нибудь доброе.

Сказав это, Александр ушел так быстро, что мальчики даже не успели поблагодарить его. В задумчивости они вновь возвратились в хижину.

Дома, рассудив о происшедшем, братья повеселели. Ведь им предстояло вновь увидеть Александра и познакомиться с его матерью. Они могли рассказать ей, как успели полюбить ее сына за доброту и чуткость. Вот только где его дом? И как идти в гости… без подарка?

– Перестаньте тужить, завтра поутру расспросите прохожих и, Бог даст, отыщете эту усадьбу,– утешила сыновей мать. Тем не менее, Жак продолжал пребывать в глубокой задумчивости.

– Помнишь ли ты, как поет в нашем лесу жаворонок,– сказал он под вечер Адриану.– Как маменька любит его слушать! Это тот самый подарок, который мы можем принести Александру.

Спустя некоторое время братьям удалось поймать птицу. Они посадили ее в небольшую железную клетку, найденную на чердаке. Им очень хотелось скорее преподнести дар своему благодетелю.

На другой день Жак и Адриан долго блуждали по окрестностям, отыскивая усадьбу своего нового друга. Наконец, они остановились перед большим каменным домом.

– Кажется, здесь они и живут, если мы правильно шли. Однако я боюсь войти туда,– сказал старший брат младшему.– Давай подождем, пока кто-нибудь выйдет.

Они присели на скамейку, поставив перед собой клетку с жаворонком. Спустя некоторое время в доме открылсь окно, и оттуда выглянуло любопытствующее лицо мальчика.

– Мы несем эту клетку одному доброму господину,– сказал Жак.– И думаем, что находимся возле его дома. Этого господина зовут Александр.

– Вы не ошиблись, его дом рядом,– помедлив немного, ответил мальчик.– И я только недавно пришел от него. Осмелюсь огорчить вас: он нездоров.

– Что же нам делать! – воскликнули братья.– Неужели возвращаться домой? Ведь мы шли так долго и так хотели преподнести ему эту птичку…

– Вы можете оставить жаворонка у меня, я отнесу ему позже,– предложил мальчик.– Это доставит ему большое удовольствие.

Простодушный Жак согласился на это без возражений. Но не успел он пройти и двухсот шагов, как вдруг увидел Александра, выходящего из ворот соседнего дома.

– Вы здесь, друзья мои! – обрадованно воскликнул он.– А я уже собрался было пойти вам навстречу.

– Так разве ты… здоров? – с изумлением прервал его старший из братьев. Заподозрив неладное, он обернулся в сторону дома, где они только что были. Соседский мальчик, поняв, что его разоблачили, бросился бежать – клетка открылась, и жаворонок упорхнул в заросли кустарника.

– Что же вы стоите! – позвала братьев с порога дома миловидная дама. Это была мать Александра, выглянувшая из кухни, с которой доносился вкусный запах пирога. Судя по всему, мальчиков ожидал радушный прием.

Маленький Адриан не выдержал и разрыдался так, как не плакал даже с вязанкой дров под проливным дождем:

– Но ведь нам совсем нечего… нечего, нечего подарить! У нас совсем ничего не получилось! – всхлипывал он.

– Ну что ты! Не печалься, ведь вы уже принесли нам самое главное,– сказала мудрая женщина.– Не ценность приносимых даров имеет значение для Господа. И не значительность оказанной услуги важна для любящей души. Главное, что мы можем принести в ответ Богу и людям,– это наше благодарное сердце. Вот уж поистине подарок, который никуда не упорхнет и который никто не втопчет в грязь!

Прибыль от одного снопа [14]

Барон де Бреванн, просвещенный натуралист [15] и член многих ученых обществ, посвящал все свое время наукам и воспитанию дочери Леонтины. К сожалению, все его труды в воспитательном направлении оставались бесполезными по причине легкомыслия жены, госпожи де Бреванн, которая не понимала, как можно держать книгу в руках без скуки. Она была из числа тех людей, которые думают лишь о том, как проводить время без заботы о настоящем и без расчета на будущее. Госпожа де Бреванн владела большим имением и ни в чем не хотела быть стесняемой – со своей же стороны давала супругу свободу заниматься физическими, химическими и агрономическими [16] опытами. При всем этом она любила его со всей привязанностью доброй жены.

Для занятий барона супруги приобрели прекрасное поместье в Туррене [17] , на плодоносном берегу реки. Хозяин проводил там весну и лето, производил полевые опыты и размышлял о счастье. Леонтина, подражая своей матери, часто посмеивалась над экспериментами отца, иногда неудачными, и вообще относилась с пренебрежением ко всему, что касается земледелия.

– Очень странно заботиться и хлопотать о том, что природа дает сама,– говорила девушка своим подругам. Она была уверена, что сельское хозяйство необходимо только для того, чтобы пристроить к чему-нибудь несчастных бедняков.

Однажды в замке Граммонт, расположенном недалеко от поместья де Бреваннов, собиралось на праздник много знатных людей, и барон был приглашен туда вместе с дочерью. Леонтина надела модное и изящное платье, думая, что поедет в коляске, но барон пожелал прогуляться пешком. Они шли через поле, покрытое созревшей рожью, и он не находил ничего приятней, чем смотреть на поселян, собирающих плоды своих трудов. Отец предложил Леонтине дойти так до самого замка, чтобы насладиться свежестью вечера и принести пользу своему здоровью. Она согласилась на это с условием, что следом за ней пойдет слуга с запасными башмаками, а в замок приедет коляска для того, чтобы потом отвезти ее домой.

Когда отец и дочь почти дошли до замка, барон остановился отдохнуть под раскидистым деревом, находящимся у дороги. Леонтина села на пень и набросила на себя кашемировую [18] шаль, которую дала ей мать, чтобы укрыться от вечерней росы. Через некоторое время они увидели проходящую мимо молодую крестьянку: напевая песню, она несла на своих плечах большой сноп. Подойдя к межевому столбику, чтобы поправить свою ношу, поселянка оказалась прямо перед путниками. Она едва заметно улыбнулась им и отерла концом передника пот, стекавший по загорелым полным щекам. Весь облик этой девушки был наполнен искренностью и добродушием.

– Кажется,– негромко сказал де Бреванн,– что эта жница умеет пользоваться временем и оттого так довольна своим днем.

– Как будто она может чувствовать от своей работы тягость или удовольствие…– скептически усмехнулась Леонтина.

– Ты хочешь сказать, дочь моя, что крестьяне менее чувствительны к труду, нежели мы? – ответил на это барон.– Это верно, потому что они к нему привыкли. Но вместе с тем они лучше ощущают удовольствия жизни, потому что пользуются ими менее, чем мы. Посмотри на эту крестьянку, заметь улыбку на ее лице: она, может быть, более гордится снопом, который несет на себе, чем ты – покрывающей тебя кашемировой шалью.

– Я не согласен с тобой, Леонтина. Все, что производит природа, каким бы малым оно ни было, представляется мне лучше изобретений роскоши, теряющих со временем свою цену. И я могу доказать, что сокровище этой крестьянки ценнее твоего. Но с условием, что ты сама поможешь мне в этом.

– Я сделаю все, что смогу,– пообещала девушка.

– Ну так увидим, что выйдет,– ответил отец.

Сказав это, он встал, подошел к поселянке и спросил ее:

– Скажи мне, милая, много ли ржи в этом большом снопе?

– Меры [19] две наберется,– отвечала крестьянка,– плечам-то тяжело! Но слава Богу, что Он дал мне рабочие руки, ведь я должна обеспечивать себя и больную матушку.

– А как зовут тебя? – спросил барон.

– Маргарита ле Франк, из деревни Кудрье. О, да я вас знаю! Вы господин барон.

– Можешь ли ты продать мне твой сноп? Я дам тебе двадцать франков.

– Вы смеетесь надо мной, господин!

– Совсем нет. Возьми эту золотую монету, отдай сноп моему приказчику [20] и передай от меня, чтобы он положил его в земледельческой кладовой. А когда работа в поле окончится, приходи в мое имение, и тебе найдется занятие.

Девушка удалилась, обращая на отца и дочь взгляды, исполненные благодарности. Впоследствии она пришла в имение господина де Бреванна и с усердием стала работать там.

На протяжении остального пути Леонтина продолжала посмеиваться над сделанной покупкой. В замке Граммонт, среди блистательных дам, она тут же забыла о встрече с поселянкой, а вечером, возвратившись домой, уснула крепким сном.

На следующее утро девушка поспешила рассказать матери историю с приобретением снопа. Посмеявшись над забавным для них случаем, дамы отправились в земледельческую кладовую, где застали барона. Он сам обмолачивал сноп, купленный накануне, чтобы не потерять ни одного зерна. Два полученных четверика ржи хозяин высыпал в мешок, связал его и приложил к нему печать.

Вскоре пришло время посева. Прогуливаясь вечером с Леонтиной, барон встретил одного из поселян, нанимавшего у него поле.

На протяжении зимы барону часто приходили мысли о посеянной ржи, и он находил в этих думах большое удовольствие. Леонтина же среди непрестанных городских развлечений совсем забыла и о поле, и о снопах, и о бедной поселянке Маргарите.

Наступила весна, и тепло вновь возвратило барона с семейством в селение. Любопытствуя, Леонтина увлекла отца в поле, чтобы узнать, каков успех посева. Они застали на делянке Маргариту: она выпалывала сорняки.

– Бог милостив, я нигде не видала колосьев лучше и полнее,– сказала она.– Между тем, не проходило ни одного дня, чтобы я не пропалывала посевы, так что вы не найдете здесь ни крапивы, ни лебеды.

– Здорова ли твоя матушка? – спросил де Бреванн.

– Еще сильнее хворает,– печально сказала Маргарита.– Слава Богу, что у меня рука крепка, и я могу работать за нас обеих.

При этих словах Леонтина впервые с участием посмотрела на девушку, и барон с радостью это приметил.

Настало время жатвы, и поле, засеянное от снопа, было тщательно убрано. Обмолотив снопы, в мешки ссыпали двадцать пять четвериков отборной ржи. Через некоторое время этим зерном засеяли две с половиной десятины [21] земли, и барон приказал огородить получившуюся ниву.

– Еще один год, Леонтина,– сказал он,– и ты узнаешь мое намерение.

Следующей зимой, в Париже, девушка много размышляла о том, какая прибыль получается от одного снопа. Она больше не смеялась над земледелием и с особым интересом осведомлялась о событиях в имении. В мае отец и дочь без сожаления оставили город, чтобы провести лето в деревне.

Приехав в Туррен, Леонтина уже не сидела по нескольку часов за туалетным столиком матери, предпочитая сопровождать отца во всех его прогулках. Она пожелала навестить Маргариту. В момент прихода гостей бедная девушка передвигала свою больную мать в кресле, чтобы та могла согреться под лучами солнца. Эта картина очень тронула душу молодой госпожи и показала ей, что и в хижинах могут обитать добро и ласка.

Но самым большим удовольствием для Леонтины было смотреть на зеленеющее покрывало колосьев. Она с нетерпением ожидала жатвы. Когда желанное время настало, отец и дочь два дня подряд были свидетелями уборки снопов со своего поля. Они обедали на траве, под сенью старого дуба, окруженные жнецами и прочими поселянами. Окрестные жители беспрестанно выражали почтение барону де Бреванну, приветствуя его радостными возгласами. Леонтина призналась впоследствии, что этот праздник жатвы был одним из самых замечательных дней в ее жизни.

Наконец, многочисленные снопы были сложены на телеги, свезены в специально построенную житницу [22] и за несколько дней обмолочены. Всего получилось более трехсот мер пшеницы. Ее засыпали в тридцать мешков и, по обыкновению, наложили на них печать.

– Подумать только,– говорила себе Леонтина,– все эти тридцать мешков были получены от одного снопа, которым я так пренебрегала!

– Еще один год,– сказал ей барон,– и эти триста четвериков дадут нам три тысячи мер ржи. Посмотрим, сколько будет стоить тогда кашемировая шаль, в которой ты встретила Маргариту около замка Граммонт. Кашемир уже износился, и через год твоя мать без сожаления подарит эту шаль горничной, а та продаст ее на базаре за два или три червонца. А я, с прибылью от одного снопа, засею все мои нивы, жатвы с которых довольно будет, чтобы прокормить всех бедных жителей нашей округи. Теперь подумай, дочь моя, как неисчерпаема выгода земледелия, и какие щедроты изливает Творец в нашу жизнь.

– Да, батюшка,– отвечала Леонтина, обнимая отца.– Как же я должна благодарить вас за полученный урок!

Когда нивы барона были снова засеяны, он сказал Леонтине, что желает пойти с ней в дом одного из крестьян. Они застали его с семейством за обеденным столом. Тут же были и другие поселяне, работавшие вместе с ними на ниве, в том числе и Маргарита.

– Ришар,– сказал де Бреванн, обращаясь к хозяину дома,– я слышал, что ты хочешь передать нанимаемую тобой землю своему сыну Жану, и охотно соглашаюсь на это. Но прежде, как мне известно, он хотел бы жениться, и я пришел посватать за него богатую невесту. Она девушка умная, трудолюбивая, исполненная почтения к родным – а значит, будет любить и семью своего мужа.

– О, господин барон, невеста, которую вы предложите, будет принята нами с большой радостью,– сказал крестьянин.

– Эту невесту зовут Маргарита ле Франк,– сказал де Бреванн, указывая на сидевшую неподалеку девушку.

– Господин барон, наверное, шутит,– сказала Маргарита, покраснев.– Ведь я не имею никакого приданого, разве возможно при таком состоянии стать невестой зажиточного земледельца!

– Ее приданое – жатва с тридцати десятин, засеянных хлебом,– с живостью прервал барон.– Кроме того, я подарю ей шестьсот франков.

– Боже мой! – перебила Маргарита голосом, дрожащим от душевного волнения и удивления. В радостном смущении она склонилась на плечо Ришара, который соединил ее руку с рукой своего сына. Все поздравляли Жана и Маргариту, а Леонтина даже заплакала от радости. Отец прижал ее к сердцу и, обведя рукой вокруг, сказал:

Примечания

1

Оригинал повести («Выбойчатое платье») опубликован в издании: Новая детская библиотека. 1829. № 11.

2

Миля – мера длины. Французская сухопутная миля – около 4,5 км.

3

Сафьян – мягкая кожа тонкой выделки, получаемая из шкур овец или коз.

4

Шемизетка – нарядная легкая блузка из полупрозрачной ткани.

5

Тафта – плотная шелковая ткань.

6

Коляска – легкая конная повозка с откидным верхом.

7

Дюжина – двенадцать.

8

Кучер – слуга, управляющий лошадьми, повозкой.

9

Оригинал повести («Вязанка, букеты и жаворонок») опубликован в издании: Новая детская библиотека. 1829. № 9.

10

Валежник – сухие сучья упавших деревьев.

11

Пансион – закрытое учебное заведение, преимущественно для высшего сословия.

12

Поденщик – человек, нанимаемый на временную, зачастую тяжелую работу.

13

Кисейный – сделанный из кисеи, легкой полупрозрачной ткани.

14

Оригинал повести опубликован в издании: Новая детская библиотека. 1829. № 12.

15

Натуралист – биолог, исследователь природы.

16

Агрономический – касающийся агрономии, науки о земледелии.

17

Туррен – поселение в Центральной Франции, к западу от Парижа.

18

Кашемировый – сотканный из кашемира, легкого и теплого пуха горных коз.

19

Мера – емкость для измерения жидких и сыпучих веществ (около 26 л). Другое название – четверик.

20

Приказчик – управляющий имением, помощник хозяина.

21

Десятина – единица площади, приблизительно равная гектару.

22

Житница – хозяйственная постройка для хранения обмолоченного зерна.