Тайна богов Вербер Бернард
Не спасаться бегством. Идти навстречу дракону.
Я вижу, что отсюда только один выход. Я показываю девушке полтысячи.
– За такие деньги я выполню любой твой каприз, даже с риском для жизни, – говорит она.
– Я попрошу тебя сделать одну странную вещь. Поймай того типа в бежевом пальто, когда он попытается выйти в дверь.
– Ты хочешь развлечься втроем?
– В каком-то смысле да. Но он довольно упрям, и нам придется его уговаривать. Я очень на тебя рассчитываю.
Эсмеральда пробирается к выходу. Я оплачиваю счет. В зеркало я наблюдаю за всем, что делает мой преследователь.
Внезапно я бросаюсь к выходу и прячусь за первой дверью. Через стекло мне видно, как он встает и пытается выйти на улицу. Эсмеральда подставляет ему ножку, и он летит через порог, вытянувшись во весь рост. Находчивая малышка! Я тут же прыгаю ему на спину, чтобы не дать ему подняться. Но Эсмеральда прекрасно обходится без моей помощи. Из кобуры на бедре она выхватывает крошечный револьвер и приставляет к голове, с которой уже слетела черная шляпа.
Вокруг начинают собираться зеваки, но я рывком поднимаю своего преследователя на ноги, объясняю зрителям, что все в порядке, и мы втроем выходим на улицу.
– Зачем вы преследуете меня? – спрашиваю я.
Вдруг я узнаю его. Это мой сосед.
– Господин Одуэн, какая неожиданная встреча!
– Я все вам объясню.
– Что такое, опять нужно подписать жалобу?
– Я не могу говорить в присутствии этой женщины.
Я расплачиваюсь с Эсмеральдой и благодарю ее. Она недовольна.
– Ты так и не помог мне написать книгу…
– Я только что подарил тебе первую главу. Писатель приходит в пивную, напивается, встречает потрясающую худую проститутку и отправляется с ней в клуб свингеров. Они не занимаются сексом и уходят. Писатель решает накормить девушку потому, что она кажется ему слишком тощей. Он говорит с ней о Боге. Она остроумно отвечает ему, и в конце истории они ловят загадочного типа, который преследует их. Для того чтобы написать классный роман, нет ничего лучше правды.
– Мне не нравится конец. Я бы предпочла, чтобы они занялись любовью.
– Ну, эту историю сочиняешь ты, и можешь придумать любой конец.
– В моей истории писатель говорит: «Давай оставим этот сумасшедший мир, я покажу тебе другой».
Так девушка становится писательницей, они вместе путешествуют, переживают удивительные приключения, о которых и пишут в своих романах.
Сосед, воспользовавшись тем, что мы отвлеклись, пытается удрать, но Эсмеральда невозмутимо бьет его в пах, и он, скорчившись, падает на колени.
– …И девушка победит всех негодяев, – говорит она, словно комментируя свои действия.
Мой сосед, похоже, в нокауте. Она подходит ко мне и прижимает к стене. Я замечаю, что, несмотря на худобу, она довольно сильная.
– А потом героиня целует героя, который теряет сознание от наслаждения.
– Но герой, видя, как решительно настроена эта великолепная женщина, признается, что любит другую.
Эсмеральда делает кислую мину. Мой сосед, хватая воздух ртом, пытается подняться на ноги.
– Что такого есть у этой другой? Уж не богиня ли она любви? – спрашивает девушка.
– Нет. Роман героя с богиней любви уже позади. Это просто женщина из народа дельфинов, у которой есть свой мир.
– Но наша героиня тоже дельфин, и, возможно, у нее тоже есть мир, который стоит того, чтобы его узнали получше.
Увидев, что сосед встал на ноги, Эсмеральда наносит ему новый удар, и он опять падает на колени.
– В конце концов проститутка, которую бесит поведение героя, докажет ему, что может писать лучше, чем он. Вот такой хеппи-энд.
– Извините, что прерываю вас в разгар семейной сцены, – вмешивается мой сосед, морщась от боли. – Если вы собираетесь беседовать о литературе, я, пожалуй, пойду. Мне нужно кое-что сделать.
Эсмеральда странно смотрит на деньги, которые я ей протягиваю. Потом разрывает купюру на мелкие кусочки.
– Ваших советов о том, как писать роман, мне вполне достаточно, – говорит она. – Если захотите увидеться, я в «Аду» каждый вечер.
Проститутка с рыбкой на шее посылает мне воздушный поцелуй и уходит.
– Итак, вот мы и одни, – говорю я соседу. – Так зачем же вы за мной следили?
Вместо ответа сосед достает мобильник и просит разрешения сделать звонок.
– Алло! Он вычислил меня и поймал, – сообщает он в трубку.
Собеседник что-то долго отвечает ему, сосед кивает.
– ОН готов встретиться с вами. Сейчас пришлет за нами машину, – говорит мне сосед.
– ОН? Кто это ОН?
– ОН говорит, что вы уже знаете все, что нужно. Я смотрю на моего соседа с щеточкой усов под носом. Я ни слова не понял из того, что он сказал.
– Скажите хотя бы, как ЕГО зовут!
– Мы зовем его просто Пророк.
За нами приезжает шикарный позолоченный лимузин с шофером в ливрее. Мишель Одуэн приглашает меня внутрь.
– Кто такой этот ваш Пророк?
– Я сам никогда его не видел, – признается он.
Мы долго едем, наконец сворачиваем на маленькую дорожку, ведущую к кованой железной решетке, облепленной видеокамерами.
У входа два охранника с трудом удерживают рвущихся с поводков лающих собак. Ворота открываются, мы въезжаем внутрь. Едем через парк, за которым, видимо, ухаживает целая армия садовников. Лимузин проезжает сквозь рощу, и я наконец вижу роскошный замок, уменьшенную копию Версаля с Земли-1.
Я видел заключенных, солдат, проституток, священников. Настала пора познакомиться с богачами.
Здесь снова охранники с собаками и рациями. Дворец. Армия. Кто же король?
– Это какой-нибудь миллиардер? – спрашиваю я соседа.
– Пророк занимается экономической деятельностью, если вы об этом спрашиваете. Ему принадлежат «Горячие новости».
– «Горячие новости»? Но ведь это совершенно скандальная пресса!
– Этот издательский дом известен своими изданиями, ориентированными на широкие читательские массы, но ему также принадлежат несколько телевизионных и музыкальных передач.
– Какая связь может быть между пророком, жизнь которого целиком должна быть посвящена духовности, и издательским домом, который публикует в своих изданиях фотографии из частной жизни знаменитостей?
Ответ приходит мне в голову сам собой, раньше, чем я успеваю закончить вопрос.
Влияние. Власть.
Машина останавливается, и человек в ливрее открывает дверцу.
Мы проходим в шикарную гостиную. Здесь щебечет целая толпа женщин в роскошных вечерних платьях. Они безупречны, как манекены в магазине. Все они накрашены и обвешаны драгоценностями. Они ждут, томясь от скуки, как наложницы в гареме.
Слуга подает мне печенье на подносе. Я отказываюсь. Ко мне подходит мужчина в смокинге.
– Подождите здесь. Хозяин примет вас.
Мишель Одуэн ободряюще машет мне рукой.
Я жду.
Я думаю о Дельфине. Мне ее не хватает. Благодаря ей мне не понадобились другие учителя. Меня научила всему и спасла женщина.
В моей душе Дельфина затмевает остальных. Как только выберусь отсюда, нужно будет ей позвонить и попросить прощения.
– Он ждет вас.
Вслед за дворецким в темно-зеленой ливрее я иду по длинной анфиладе комнат. Мраморный пол, стены обшиты панелями, увешаны картинами в тяжелых позолоченных рамах. На них изображен свет, пробивающийся сквозь облака.
Наконец, постучав, дворецкий распахивает передо мной массивную дверь, украшенную фигурками ангелочков. Я оказываюсь в кабинете, набитом безделушками и драпировками. За широким столом спиной ко мне в кресле сидит человек. Он смотрит фильм. На экране я и Дельфина. Я понимаю, что Мишель Одуэн не только крался за мной по улицам. Он еще и снимал меня тайком. Теперь на экране одна Дельфина. Ее снимали из окна.
Кто этот богач? Зачем он следил за нами? Я вижу только его спину и ухо. Он бородат и в очках.
Я прерываю молчание.
– Вам нравится следить за другими?
Он не реагирует и продолжает смотреть на экран. Мелькают кадры. Вот я в яслях, в приюте для душевнобольных, в тюрьме, в разных храмах. В «Аду».
– Для того, кто построил свою карьеру на подсматривании, вполне естественно вмешиваться в чужую жизнь.
Он поворачивается, и я не могу опомниться от изумления.
46. Энциклопедия: «Китайский дракон»
«Китайский дракон» – это стратегия, направленная на то, чтобы убедить присутствующих в непроверенной гипотезе. Иногда ее применяют в науке, чтоб продвинуть какую-нибудь сомнительную идею.
Вот как выглядят действия ученого, который использует «китайского дракона». Он выдвигает теорию и тут оке выдумывает собеседника, который якобы отстаивает противоположную идею. Разоблачая вымышленного оппонента (это тем проще сделать, что наш ученый сам выдумал его аргументы), он тем самым убеждает всех в том, что его собственная теория верна.
Эдмонд Уэллс,Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI
47. Пророк
Он приходит в восторг, видя, как я изумлен.
– Как там говорили на Земле-1? А, вот, вспомнил: мир тесен!
– Но я думал, что ты…
– Умер? Да, вы же меня приговорили. Отправили на Землю-18, как в сточную канаву. К крысам.
Я пытаюсь взять себя в руки.
– Люди-крысы пережили свой звездный час, достигли апогея, а потом для их цивилизации, как и для любой другой, пришло время упадка. Это происходит со всеми живыми организмами. Они рождаются, растут, умирают.
Он сложил ладони.
– По правде говоря, империя крыс, как и Вавилонское царство на Земле-1, была уже совершенно нежизнеспособна, когда я приземлился в своей бывшей столице, которую в то время уже оккупировали иноземцы. Тогда я начал путешествовать. Отсюда, снизу, я следил за историей, которую вы сочиняли там, наверху.
Он сплетает и расплетает пальцы с идеально ровными и гладкими ногтями.
– При каждом ударе молнии, землетрясении, сне я спрашивал себя: зачем они это делают? Каждый день я смотрел новости и знал, что все, что происходит в нашем мире, – результат вашего противостояния, в котором вы манипулируете смертными.
Он смотрит на меня тяжелым взглядом, полным упреков. Закуривает сигару. Предлагает и мне, но я отказываюсь.
– Я воевал в Мировой войне на Земле-18, – говорит он, усмехаясь. – Как странно быть бессмертным в мире, где все только и делают, что умирают. Меня окружали груды мертвых тел, я был в полной растерянности. Если бы ты знал… Я видел столько смертей. Столько раз должен был умереть сам. Вокруг меня все взрывалось, бушевали эпидемии, голод, но я каждый раз оставался в живых. Один среди трупов тех, кто был мне дорог. Это и было моим наказанием. Таким же, как у Сизифа, который все время катит камень на гору, или у Прометея, печень которого вырастает снова и снова. Я молился «другому воображаемому богу», чтобы он положил конец вашей игре. Какое страшное несчастье – зависеть от богов-неумех.
– От богов-учеников. Ученики должны набираться опыта. Когда я учился, мы вырезали аппендицит тем больным, которым это и не было нужно, просто для тренировки. Но именно благодаря этому опыту мы научились делать другие, гораздо более сложные операции.
Он не обращает никакого внимания на мои слова.
– Ну что ж, как видишь, я все еще здесь и все еще жив. И все это из-за тебя… Мишель, бог дельфинов, народа, который выжил, несмотря на все гонения.
Теперь я слышу в его голосе неприкрытую злобу.
– Я не хотел, чтобы тебя осудили, – говорю я.
– Ты был главным свидетелем обвинения. Твой пресловутый выстрел в мое плечо на суде стал решающим аргументом.
– Хочу напомнить, что я до последнего пытался убедить судей, что твоя вина не доказана. Ты был ранен не в то плечо.
Он не отвечает. Я понимаю, что меня-то сам он осудил уже давно. Я смотрю на Жозефа Прудона,[15] бывшего бога крыс, великого теоретика анархии, идеолога общественных движений XIX века на Земле-1. Он ничуть не изменился: те же блестящие глаза, очки, густая борода, длинные волосы.
– Я больше не сержусь на тебя, Мишель. Вначале, когда я только попал сюда, я был страшно зол, и на тебя в первую очередь. И по мере своих слабых сил способствовал уничтожению твоего народа. Так сказать, на свой манер…
– Я не понимаю, что ты хочешь сказать.
Он выпускает табачный дым и, довольно улыбаясь, говорит:
– Здесь, на Земле-18, я сумел вдохновить одного смертного. Моего друга. Он был нищим, бродягой. Я накормил его, дал ему кров, я с ним разговаривал. Я сказал ему, что даже один человек может изменить ход истории. Я внушил ему идеи, которые он потом стал считать своими. Я убеждал его не сдаваться. Сначала он был нерешительным, готовым идти на компромиссы. Боялся грядущих трудностей. Он не понимал, что можно зайти как угодно далеко и никто тебя не остановит. Тогда я объяснил ему принцип коллективной слепоты.
– Коллективной слепоты?
– Да. Нужно прямо идти к цели. Чем чудовищней ложь, тем скорее люди поверят в нее. Так, кролик сидит как вкопанный, когда его внезапно освещают фары летящей на него машины.
Я вздрагиваю.
– Чистильщик!
– Точно. Именно так стали называть моего друга. Сначала я сделал себе капитал на газетах. Люди любят даже мелкое вранье, а я за ту же цену продавал им крупное. В то время я жил в стране акул. Там уже само собой зрело народное недовольство. Смертные всегда считают себя жертвами несправедливости и ищут виноватых. Лучше всего на эту роль подходят слабые. Я думаю, что там, наверху, бог акул Ксавье делал все возможное, чтобы создать захватническую армию. Я же трудился здесь, внизу, прямо на месте событий, внося свой вклад: я дал им повод. Направил созревшую ненависть в нужное русло: на уничтожение дельфинов. Это я создал движение «Антидельфин».
Я бросаюсь на него, но он успевает нажать кнопку под столом. Я бросаю его на пол, мы катаемся по ковру.
Врываются охранники и хватают меня. Прудон приказывает им:
– Отпустите его!
Охранникам кажется, что они не поняли приказа.
– Это один мой приятель. Мы отдыхали на соседних виллах на одном острове, и он до сих пор сердится на меня за одну партию в… в шахматы. Он несколько злопамятен. Весь сыр-бор из-за того, что я слопал несколько его пешек. Сколько именно? Ну, что-то около нескольких миллионов. Это произошло по инерции. Стоит начать, и уже не можешь остановиться.
Я пытаюсь вырваться из рук охранников.
– Ты заплатишь за это! – рычу я.
– Разумеется. Опять эта неистребимая уверенность, что за добрые дела мы получаем награду, а за злые – наказание. Но мы уже здесь, мы получили высшую меру. Так что хуже этого может случиться со мной?
Жозеф Прудон приказывает охранникам уйти и произносит, словно закрывая неприятную тему:
– Ох уж эти смертные! Они так… преданны.
– Я ненавижу тебя.
– Знаю, знаю, сначала я тоже чувствовал то же самое. Но, насколько мне известно из достоверных источников, ты несколько раз пытался переиграть эти последние пятьдесят лет. И понял, что мой Чистильщик появляется каждый раз, почти без изменений. Он был всего лишь катализатором ненависти, которая уже существовала до того, как он вышел на сцену.
– Я презираю тебя.
– Ты забываешь одну вещь. Не я его выдумал. Вспомни о другом «Антидельфине», который существовал на Земле-1. О Гитлере. Он существовал до того, как мы начали Большую игру на Земле-18.
– Но ты создал такого же Гитлера для этой планеты.
– Я сам был полон гнева. Признаюсь, я мечтал, что ненависть станет новым мировым законом. А почему бы и нет? Смертных так легко подтолкнуть ко злу, они просто следуют своим природным склонностям.
Жозеф Прудон раскурил свою потухшую сигару и начал выпускать колечки дыма.
– Знаешь, Мишель, я один здесь понимал, что история останавливается, а потом начинается сначала. И каждый раз я извлекал уроки из прошлых ошибок и совершенствовал свой жизненный путь. Как артиллерист, который целится все лучше, глядя, куда упал предыдущий снаряд.
– И наконец создал финансовую империю?
– Едва явившись на Землю -18, я открыл салон ясновидения. Можешь себе представить? «Маг Прудон»! Все виды гадания. Я знал всю изнанку Эдема и никогда не ошибался. Это принесло мне небольшой капитал. Но это еще не все. Я стал политиком. Это было гораздо лучше. Потом я переквалифицировался в журналисты. Я думал: что принесет максимум выгоды при минимальных затратах? И я основал… религию. На самом деле даже несколько. Я искал свой стиль. И наконец нашел лучший вариант из возможных.
– Какой же?
– Наполовину журналистика, наполовину религия.
– Для анархиста это как-то чересчур…
– Ну да, я был анархистом на Земле-1. Проповедовал анархию, когда был богом-учеником на Эдеме, но здесь, на Земле-18, мне нечего ни терять, ни выигрывать.
– Прудон, зачем ты хотел меня видеть?
– Называй меня Жозеф. Я же называю тебя Мишель… Зачем я хотел тебя видеть? Потому что я слишком долго один храню все эти тайны. Мне нужно с кем-то поделиться. Я так давно мечтал, что кто-нибудь сможет меня понять и разделить со мной мою боль. Я так одинок здесь, на этой жалкой планетке. Мне нужно немного сострадания. Как всем.
– Я думал, ты зол на меня…
– Между возможностью убить тебя и преимуществами, которые даст наш союз, я выбираю второе. Помнишь главу из «Энциклопедии»: «Сотрудничество. Взаимный обмен. Прощение»? Я прощаю тебя. И заранее предупреждаю, что, если ты что-нибудь задумаешь против меня, я также стану вредить тебе. Итак, я предлагаю тебе сотрудничество. Видишь, я стал гораздо разумнее.
– Почему мне?
– Потому что ты единственный бессмертный на этой планете, кроме меня.
– Ты в этом уверен? Если ты бессмертен, это не значит, что и я тоже.
– Лучший способ узнать это – проверить.
Он достает из ящика стола большой револьвер девятого калибра и хладнокровно прицеливается в меня.
– Я считаю до пяти. Если до тех пор ты не примешь мое предложение, я выстрелю.
– Я не понял, чего ты хочешь.
– Один… Два… Три… Четыре… Пять…
Он нажимает на курок. Я вытягиваю руку вперед. Все происходит как в замедленной съемке. Пуля вылетает из ствола револьвера вместе с огненной вспышкой и медленно летит ко мне. Я знаю, что не успею пошевелиться. Пуля проходит сквозь мою рубашку, обжигает кожу, разрывает мускулы, разбивает ребро, словно сухую ветку, проникает сквозь плотную, влажную мякоть моего сердца и разрывает его, разрывает спинные мускулы, ломает позвоночник и застревает в стене позади меня.
Я падаю на спину, раскинув руки, с открытыми глазами.
На этот раз все кончено.
Гаснущим взором я вижу потолок и Жозефа Прудона, склоняющегося над моим трупом.
– Хр-р-р… Я умираю…
– Тс-с-с… Молчи, маловерный.
Я слышу, как он кладет револьвер на стол, снова берет сигару, щелкает зажигалкой. Он снова наклоняется надо мной, выпуская клубы дыма. Я с трудом пытаюсь произнести:
– Скажите Дельфине Камерер, что, умирая, я думал о ней.
Я закрываю глаза и чувствую, что истекаю кровью.
Проходит много времени.
Я все еще не умер?
Открываю глаза. Сначала один, потом другой.
Я все еще жив!
Поднимаюсь, опираясь на локоть.
Ошеломленно смотрю на дыру в своем пиджаке, на кровь, текущую ручьем. Пытаюсь зажать рану рукой. Прудон сидит, развалившись в своем кресле.
– Ты что, действительно ничего не помнишь? Не помнишь, что меня приговорили «оставаться бессмертным и понимающим все среди смертных и ничего не понимающих»? Тебя ведь приговорили к тому же самому.
Я вижу, как моя рана начинает зарастать. Чувствую, как проходит боль.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – говорит Прудон. – Я тоже сначала думал о том, что быть бессмертным неплохо. Я нырял в вулканы, прыгал с самолета без парашюта, играл на деньги в русскую рулетку, на войне всегда шел в атаку в первых рядах, иногда даже говорил другим: «Идите за мной! Это не страшно». Каким азартным становишься, когда понимаешь, что не можешь умереть… А потом я понял, что по большому счету это ничего не меняет. Мы приговорены к вечной скуке.
Он вставляет диск в видеоплеер. На экране снова появляется лицо Дельфины. Она оборачивается, ее черные волосы медленно летят вокруг лица.
– Ты любишь ее? Тогда готовься страдать, потому что она состарится, а ты всегда будешь таким, как сегодня.
Я встаю и сажусь напротив Прудона. Я начинаю его понимать.
– Это часть нашего наказания. Я и сам любил здесь многих женщин и пережил ужасные страдания, видя, как они превращаются в дряхлых, беззубых старух с трясущимися руками. И я принял единственно возможное решение: пользоваться, а не страдать. Как ты заметил, я постоянно обновляю ассортимент, чтобы у меня под рукой всегда было «свежее мясо». Я больше не трачу на это свою душу. Только любовницы, и ни одной любимой. Симпатичные девушки у меня в гостиной, правда? Можешь выбрать себе любую. Я люблю делиться.
Моя рана затянулась. Только пятна крови на рубашке и моих руках напоминают о том, что только что произошло.
– Мы боги. Осознаешь ли ты наконец, какой властью обладаешь? Ну, и что ты теперь скажешь о союзе, который два ссыльных бога могут заключить на этой планете?
– Сожалею, но меня это не интересует.
Он раздраженно сминает сигару в пепельнице.
– Ах да, я и забыл… Дельфина! Твоя «великая земная любовь»! Это достойно уважения.
Я рассматриваю стол Прудона. Вижу знакомые изображения. Фигурки крыс.
– Они называют тебя Пророком. Значит, ты действительно создал религию, хотя раньше, в царстве богов, говорил «ни бога, ни господина»?
– Сначала власть, потом разберемся. Все, кто меня знает, поклоняются мне. Новая религия, которую я создал, хороша тем, что дает разумные, обоснованные объяснения того, о чем остальные только бессвязно мямлят. Великий парадокс: лучший способ доказать, что религия ведет в тупик, – создать собственную. Единственную, которая точно знает о том, что творится там, наверху. Ты же не станешь этого отрицать. Мы-то точно знаем, как там все устроено.
– Ты создал не религию, а секту!
– Пожалуйста, без оскорблений, Мишель. А потом, разве секта – это не та же религия, просто у нее пока не так много последователей, которые могли бы заставить остальных признать ее. Используя ненависть к дельфинам, я сумел объединить немало политических движений во многих странах. Даже черные, красные и зеленые флаги иногда выступали вместе во имя уничтожения дельфинов. Мало кому нравится твой народ. Самое забавное, что все их не любят по разным причинам. В бедных странах их считают слишком богатыми, в богатых – революционерами, которые хотят все поделить. Весь мир завидует им. Антидельфинье движение есть даже в странах, где нет дельфинов!
– Я думал, что анархия стремится освободить человека!
– Чтобы освободить его, сначала нужно обуздать его. Ты что-нибудь слышал о «народной диктатуре»? Красивый парадокс, не правда ли?
– Эдмонд Уэллс говорил: «Большинство людей по своей природе великодушны, только мерзавцы устроены по-другому».
– А, старина Уэллс… Он был прав. Но я думаю, что последнее слово остается как раз за мерзавцами. Просто потому, что они более решительно настроены. Нужно быть реалистом. Ложь интереснее правды. Диктатура эффективнее демократии. Мир скучнее насилия. Все они кричат: свобода! Мы хотим свободу! Но на самом деле они не хотят ее. Если дать им эту свободу, они постараются как можно скорее отдать ее тирану. Вспомни русскую революцию на Земле-1: во имя освобождения народа они убили царя и на его место посадили супергероя Сталина, который заставил их голодать, ссылал в Сибирь, запрещал свободу слова.
– Это просто стечение обстоятельств.
– Мишель, смотри на вещи трезво. Это было предопределено. Народу нужен сильный лидер. Это вселяет в них уверенность, а свобода – тревогу.
Я вспоминаю, что Прудон и его люди-крысы нашли способ успокоить любое волнение в племени: нужно, во-первых, найти козла отпущения, а во-вторых, постоянно поддерживать страх перед вождем. Этот страх отвлекает от любых других.
– Поверь словам того, кто видел, как история бесконечно повторяется. Смертные выбирают пути мрака и насилия, хотя и не любят в этом признаваться. Это дикари. И с ними нужно говорить на их языке. Тех, кто ненавидит, больше. Ими проще управлять. И кроме того, они самые активные. Чем разрушительнее цель, тем с большим энтузиазмом пойдут они к ней. Именно их руками я устрою всемирную революцию.
– Революцию?
– Я создал политическую партию, которая постепенно получает все больше власти и вскоре открыто выйдет на сцену. Вот так я развлекаюсь.
С этими словами Прудон взял пульт и промотал пленку вперед. Теперь на экране были я и сотрудники студии «Синяя бабочка».
– Тебе тоже мало быть просто писателем. Ты хочешь чего-то большего, правда? Это нормально. Тяжело быть богом в ссылке на Земле-18. Я знаю, что ты затеял мощный проект. Игру. «Царство богов». Итак, ты тоже используешь свои знания об Истине, чтобы возвыситься над другими.
– Я предлагаю смертным разделить со мной мой опыт. Я делаю это не для того, чтобы подавить их. Эдмонд Уэллс говорил: «Хорош не тот учитель, чьи ученики становятся его последователями. Хорош тот, чьи ученики становятся учителями». Это относится и к нам: хорош тот бог, который делает других богами.
Прудон аплодирует.
– Неплохо! Сильно сказано!
Он достает папку, в которой собраны газетные вырезки.
– Тип, в которого ты воплотился, этот Габриель Асколейн… Не очень-то он сейчас популярен.
– Мое благословение – изобретать невероятные миры, которые открывают новые возможности. Мое проклятие – оставаться непонятым.
– Ты говоришь о нем так, будто это ты сам.
– Я Габриель Асколейн. Его тело и мозг словно знали, что я появлюсь. Когда я свалился сюда, он был таким, как я!
– Естественно, а ты чего хотел?
– Мне нравится то, чем я занимаюсь. Мне кажется, что в этом есть смысл, что я приношу пользу. Я открываю другим новые горизонты.
Читать бесплатно другие книги:
