Книга Тьмы (сборник) Олди Генри
Нина огляделась — в холле не было никого; сквозь стеклянные двери виднелась улица, и неизменный пожилой таксист курил возле своей «копейки». Нина положила на край стойки оранжевый жесткий прямоугольник.
Администраторша прерывисто вздохнула.
— А если я пойду с этим в милицию? — тихо спросила Нина.
— Они вам скажут оплатить, — отозвалась девушка, не глядя Нине в глаза.
— Вымогатели, — пробормотала Нина. — Но пятьдесят два рубля? Из-за этого сыр-бор? Из-за пятидесяти двух рублей?!
— Ему все равно, — очень тихо сказала девушка. — Если рубль недоплатить или десять копеек — ему все равно.
— «Ему»? Кто он такой?
Девушкина улыбка превратилась в гримасу.
— Вы бы не задавали… вопросов. Вы бы прямо сейчас пошли и отдали эти деньги… кому захотите. Тем, кто нуждается.
— Вам, например?
Девушка содрогнулась от ужаса.
— Только не мне. Я на работе!
— Поганое у вас местечко, — с чувством сказала Нина. — Но я следователю все рассказала. И еще расскажу кому надо, только уже не здесь. Я сегодня уезжаю.
— Если он вас отпустит.
— Что?!
Администраторша подняла глаза.
— Вы уже вчера пытались уехать? Тут у нас быстро ходят слухи…
Нина оглянулась. Таксист у входа протирал на машине зеркало; ну конечно.
Одно смущает: можно представить себе злодея, ломающего ноутбук, устраивающего скачок напряжения. Но злодей, обрывающий провода высоковольтной линии?
Гроза. Ураган. Случайность.
— Ремонтники всю ночь корячились, — сказала администраторша. — Эта ветка, она же фабрику питает… Еле починили к утру.
Не отвечая, Нина вышла на улицу. Холодно кивнула таксисту, тот ответил суровым настороженным взглядом.
Нина спустилась по улице на угол, к аптеке. Вчерашнего одноногого старика не было у входа в парк; Нина вошла в аптеку, купила еще баралгина, рассеянно осмотрела выставку белых и цветных коробочек на витрине. Уперлась взглядом в ящик из оргстекла. «Помогите ребенку…» Диагноз, фотография. Груда серых купюр. Как обычно.
Нина вытащила из сумки шестьдесят рублей десятками и опустила в щель.
Ей почти сделалось стыдно. Этот ребенок, скорее всего, реален, и диагноз его реален; что изменят в его судьбе шесть мелких бумажек? Зато Нина оплатила неведомый счет, и, вот позор, у нее стало легче на душе.
Стоило выйти на улицу, как позвонил шеф. Он уже взял себя в руки и был деловит, как всегда; в пятницу за Леной придет машина от фирмы, гроб уже есть, бывший муж дал денег, родственники появились, ну и сотрудники скинулись. Похороны в понедельник. Ты приедешь, я надеюсь, к этому времени? Ах, ну да, понимаю. Приезжай, мы тебя ждем.
Рутина — лучшее средство от печали. Шеф распоряжался похоронами, как обычно распоряжался заказами и поставками, гроб превратился в ресурс, получаемый по накладной. Нина глубоко вздохнула, но в этот момент телефон затрезвонил снова.
— Как ты, Ниночка? Я все утро ждал, что ты позвонишь…
В голосе Егора Денисовича слышались неподдельная тревога и искреннее участие. У Нины потеплело на сердце.
— Я не смогла вчера уехать. Провод упал прямо на трассу…
— Ужас! Я знаю… У нас был аврал ночью, в мэрии не спали, на фабрике не спали… Починили, слава богу. Если ты не уехала — может, все-таки приедешь на дачу?
Нина закусила губу.
— Не знаю, — призналась честно. — После того, как Лена…
— Я все понимаю! Но не сидеть же тебе одной? Елена Викторовна была сложная женщина, ты с ней не дружила, как я понимаю, но в одиночку после такой истории… нельзя! А мы просто посидим, поговорим, чаю выпьем… Приезжай, а? Я машину пришлю.
— У меня гостиница только до вечера.
— Переночуешь на даче. А завтра тебя отвезут к поезду. Я же слышу, какой у тебя голос, ты не должна оставаться одна!
— Спасибо, — наконец согласилась Нина.
Вероятно, ее запас горя по Лене иссяк: высохли слезы, вернулись аппетит и чувство юмора. Она плотно пообедала в кафе, купила огурец в магазине напротив, вернулась в номер и задумчиво наложила маску. Да, она осунулась от тревог и переживаний, но, если убрать припухлость век, в целом встряска пошла ее лицу на пользу: добавился блеск в глазах, немного лихорадочный, но очень интересный. Тоньше и выразительнее сделался овал лица; Нина с удовольствием приняла душ, уложила волосы и поняла, что счастлива.
Бывает же чудо? Может, вся ее жизнь стоит теперь на пороге праздника, счастливого переворота, волшебства; Лена мертва, но она, Нина, жива, и жив Егор. Ей было стыдно и непонятно, как можно радоваться сегодня после всего, что случилось вчера. Но бывает и чудо.
Молодая администраторша удивленно воззрилась на нее, когда Нина, подтянутая, благоухающая, с рассеянной улыбкой на лице, спустилась с вещами в холл. Положила карточку на край стойки:
— Все, до свидания. Надеюсь больше не вернуться.
— До свидания, — отозвалась администраторша еле слышно.
И что-то добавила, но Нина не расслышала что.
У Егора был старинный проигрыватель и коллекция виниловых пластинок. Нина никогда бы не подумала, что черные блестящие диски, такие дорогие в детстве, до сих пор могут приводить ее в восторг.
— Акустически — совсем другое! Вот послушай…
И Егор поставил Вертинского, пластинку столь древнюю, что и в Нинином детстве ее сочли бы антиквариатом.
— «Над розовым морем вставала луна, во льду зеленела бутылка вина…»
Они немного танцевали. Очень много пили. Уговорили вдвоем пузатую бутылку «Хеннеси».
— «Послушай, о как это было давно, такое же море и то же вино…»
Дача, двухэтажный особняк с блестящим паркетом в холле, с колоннами у входа, с бесконечно уютной, хоть и огромной гостиной, казалась Нине декорациями к мексиканской драме. На ее глазах сквозь натуральную кожу проступал дерматин, которого не было, не могло быть в этом доме. На ее глазах проникновенная песня из трогательной делалась пошлой.
— «Нет, вы ошибаетесь, друг дорогой, мы жили тогда на планете другой…»
— Я устала, — сказала Нина, осторожно высвобождая руку из горячей ладони Егора.
— Я понимаю… Ты так много пережила…
От этой реплики ее чуть не вырвало. Дело во мне, а не в нем, призналась она себе, превозмогая алкогольную слабость. Дело во мне. Это я виновата.
— Там готова для тебя комната, — ласково сказал Егор.
В этот момент она готова была расцеловать его в приступе благодарности.
Поспешно покинув гостиную, где горели свечи, она поднялась по мраморной лестнице в гостевую комнату, где могли разместиться пять человек без малейшего неудобства. Едва умывшись, едва стерев с лица так тщательно наведенный макияж, она упала на широченную постель; перед глазами у нее прыгали электрические искры.
Она получила оранжевый счет утром, в половине десятого.
Сейчас время перевалило за полночь, начались новые сутки. Она оплатила счет вовремя. Как положено дисциплинированному плательщику. Почему же ей так страшно и муторно?
Но ведь она сейчас не в гостинице с ее истеричными администраторами, с ее разболтанными розетками.
И завтра она поедет домой. Прощай, Загоровск.
И еще…
Без стука открылась дверь. На пороге стоял Егор в распахнутом халате на голое тело, с большим апельсином в руке.
И это мне тоже снится, в ужасе подумала Нина. Трясущейся рукой она нащупала выключатель прикроватной лампы.
— Ниночка… — Объятый мягким светом, Егор шагнул вперед, пьяно улыбаясь от уха до уха.
— Я ведь заперлась, — пролепетала Нина. — Кажется… Егор, я ведь сплю!
Плотная волна коньячного духа подтвердила, что она бодрствует.
— Выйдите вон, — пролепетала она, с перепугу заговорив чужими словами. — Уйди отсюда!
— А это называется «динамо», — с ласковой укоризной проворковал Егор. — Нехорошо накручивать динамо, Нина, ты ведь не девочка уже…
И, уронив халат на ковер, он пошел к ней, раскинув руки.
Нина тоскливо ждала; она почему-то никогда не думала, что может стать жертвой изнасилования. Теперь, глядя на идущего через комнату голого мужчину, она прекрасно понимала, что протестовать, конечно, можно, но бесполезно. Женщина, явившаяся на чужую дачу с ночевкой и пившая с хозяином коньяк при свечах, в глазах общественности — и отчасти в собственных — уже должница, который выписали счет, и предстоит его оплатить. Она не понимала, как ей мог нравиться Егор: сейчас, когда с директора слетел лоск и блеск, он сделался не более привлекательным, чем туша кабана на бойне. Подчиниться было унизительно, сопротивляться глупо; она ждала, лихорадочно перебирая варианты, когда Егор вдруг выронил апельсин.
Бледное его тело вытянулось и изогнулось дугой.
Из-под босой ступни веером полетели искры. Апельсин еще падал.
Егор затрещал и захрипел. Его глаза вылезли из орбит, а волосы встали дыбом. Прикроватная лампа замигала, будто пытаясь передать кому-то сигнал азбукой Морзе.
И погасла. В темноте, пропахшей паленым, Нина услышала, как тело рухнуло на ковер.
Свет в особняке отключился полностью.
Нине хватило мужества найти свой мобильник и воспользоваться им, как фонариком, кое-как одеться и прикрыть Егора его халатом.
Только потом она вышла на лестницу и закричала, призывая охрану, беспокойно бродившую с фонариками по первому этажу.
Через полчаса перезапустили генератор, и гостиная озарилась электрическим светом. Нина сидела в кресле с ногами и вертела в пальцах пустую коньячную рюмку.
Приехала «скорая». Врач и медсестра были незнакомые. Они констатировали смерть и уехали, не задерживаясь.
Еще через час явилась милиция — и среди прочих давешний следователь, умевший говорить пластмассовым голосом. Он поднялся в гостевую комнату и вышел оттуда спустя пятнадцать минут.
— Все ясно. — Он опустился в кресло рядом с Ниной. — Там провод лежал прямо на ковре. Изоляция повреждена. Провод от лампы, понимаете?
— Нет, — сказала Нина.
Следователь пытливо посмотрел на нее:
— Егор Денисович…
— Не было на ковре никакого провода, я его не помню!
— Пойдите и посмотрите, будьте любезны. Он весь обуглился, провод в смысле. Хорошо, что пожара не случилось…
— Очень хорошо, — желчно подтвердила Нина.
— Дело будет громкое, — будто извиняясь, сказал следователь. — Для города это… Егор Денисович — фигура номер один… Даже мэр не настолько популярен.
— Я собираюсь уехать домой.
— Извините, в ближайшие дни не получится. — Голос следователя обрел твердость. — Несчастный случай с директором фабрики — это не случай с вашей, простите, коллегой. Вам придется остаться. Будет заведено дело.
— Какое дело?!
— О неосторожном обращении с… электропроводкой, например. Привлекут, может быть, монтажников… или кто там отвечал за этот кабель.
— Я должна вернуться домой! Срок моей командировки истек!
— Он ведь не получал счет? — вдруг пробормотал следователь, глядя мимо Нины, будто делая вид, что болтает сам с собой.
— Нет, — отозвалась она медленно.
— Странно… Что он делал, когда наступил на провод?
Нина молчала.
— Вы замужем?
— Нет.
— Тогда в чем проблема? Вы взрослый человек, свободный, с кем хотите, с тем и…
— А с кем не хочу?!
Следователь наконец-то на нее взглянул.
— То есть вы не хотели?
— Идите к лешему.
— Егор Денисович, — подумав, сказал следователь, — несколько раз попадал в щекотливую, м-м… ситуацию… и откупался. Ничего такого, никаких малолеток… Просто… любит он это дело. Любил.
Асы против турсов. Здравствуй, Фрея, я твой Тор; Нина скорчилась в кресле, обхватив колени руками.
— Так что он делал, когда его… убило?
— Шел, — нехотя отозвалась Нина.
— К вам?
— Нет, пописать!
Следователь долго смотрел на Нину — и вдруг побледнел. Позеленел, будто увидев перед собой в кресле смерть с косой.
— Я сделаю все, чтобы вы уехали из города как можно скорее, — сказал, еле разлепляя губы.
Ночью по узкой, но отлично отремонтированной дороге Нина возвращалась в Загоровск все на том же такси — «копейке», и за рулем сидел все тот же пожилой водитель. Фары выхватывали из темноты асфальтовую полосу на сотню метров вперед.
«И слишком устали, и слишком мы стары для этого вальса и этой гитары…» — назойливо повторялось в голове у Нины.
— Вот оно, гляньте, — сказал вдруг водитель сквозь зубы.
В стороне от дороги угадывалась темная груда развалин.
— Здесь жили отец Филипп со своей матушкой. Строгий. Бывало, в пост пройдется по базару, увидит прилавок, где мясо этак выложено, да и плюнет на него… Не постесняется…
— Ого, — пробормотала Нина.
— Починял церковь чуть ли не сам, во все вникал. Электрика выгнал за маты. Сам монтировал проводку. И ударило его током, уж не знаю как. Занялся пожар… Все сгорело: церковь, дом. Тело вытащить рабочие не успели. Поставили крест на кладбище над пустой могилой… А матушка его уехала.
Машина разогналась на трассе, и развалины остались позади.
— И что? — тихо спросила Нина.
— А и то! — веско сказал водитель. — В позапрошлом октябре это было. С тех пор стали счета приходить, иной раз грешникам, а иной раз вроде и не поймешь, за что. А бывает, что и без счета кого-то… того. Вот как Егора Денисовича, земля ему пухом.
— Он наступил на провод, — сказала Нина. — Это короткое замыкание!
— И всегда так, — шепотом согласился водитель. — Короткое. Короче некуда.
— Почему же никто не говорит об этом? Почему все молчат?!
— А и ты молчи, — посоветовал водитель, пожевав губами. — Целее будешь, вот что.
В полной тишине они снова, как и вчера вечером, проехали мимо большого щита «Добро пожаловать в Загоровск!».
Молодая администраторша не спала. Появлению Нины не удивилась; взяла ее паспорт, повертела в руках:
— Значит, будем вас заново селить.
— Селите, — меланхолично согласилась Нина.
Большие круглые часы над администраторской показывали половину пятого утра.
— Мне скоро сменяться, — сказала девушка.
— Сменяйтесь.
— Я вообще сутки через двое, просто попросили выйти подменить…
— Сколько угодно.
— Это правда, что Чукотского… что он умер?
Нина не сразу сообразила, что Чукотский — фамилия Егора.
— Да. Наступил на провод.
Девушка вытащила учетную карточку:
— Я тут за вас сама заполню… Вы потом просто подпишитесь, ладно?
— Ладно.
— Он был неплохой человек. — Девушка, кажется, просто не могла заставить себя замолчать. — Много делал для города… Только когда он пришел на эту должность, уже было ясно… Два года назад, в октябре.
— Да? — Нина насторожилась. — И что было ясно?
Девушка сообразила, что сказала слишком много.
— Мне потом счет придет, — проговорила жалобно.
— За что?
— За язык. — Она писала, не поднимая глаз, выписывала печатными буквами паспортные данные из паспорта Нины.
— Кто присылает счета?
Девушка вздохнула:
— Прежний начальник фабрики был вообще золотой человек. И у него была дочка, мы в одном классе учились. Светка. На медаль шла. Такая девчонка, ну — чудо…
— И что случилась? — Нина сглотнула, чувствуя, как подступает холодок под горло.
— Банда каких-то приезжих гопников ее убила. — Администраторша снова и снова наводила цифру «8» в учетной карточке. — У нас вообще спокойно, никогда не было, чтобы… А он, прежний директор, Степан Ильич, пошел на фабрику, открыл трансформаторную будку и… Говорят, кучка пепла от него осталась. И в тот же день, минута в минуту, на машину этих ублюдков рухнула опора с проводами, и машина всмятку, а в машине горелые кости… Это правда. — Она наконец-то подняла глаза. — Я была на похоронах Светки, тогда все и случилось. А потом стали приходить счета.
— А как же священник? — в замешательстве спросила Нина. — Этот… отец Филипп?
— А это сказки, — твердо сказала администраторша. — Тот пожар был раньше. И, говорят, просто рабочие напились и подожгли случайно.
— Это ты написала записку Лене? — спросила Нина. — «Елена Викторовна, можете не верить»…
Девушка чуть заметно кивнула:
— Мне вчера тоже счет пришел. Я на фотоаппарат хороший откладывала… Все пришлось выгрести из заначки и оплатить.
— За что? — медленно спросила Нина. — Что вовремя не растолковала правила?
— Да.
— Но ты же не могла!
— Все равно.
— Ничего себе, — пробормотала Нина, — ни хрена себе понятие о справедливости…
— Зато, — девушка вдруг вскинула подбородок, — у нас больницы лучшие в районе. И детская, и взрослая. Все есть: лекарства, аппаратура, все. Не осталось нищих. Пенсионеры хорошо живут.
— За счет… оплаты счетов?
— А что?
— Ленка-то не знала, — пробормотала Нина.
Девушка снова сникла. Нина взяла из ее рук свой паспорт, карточку-ключ и хотела уже уйти, но вернулась от лестницы:
— Городское управление электрических сетей — это настоящая организация? Кто у вас тут занимается столбами, проводами, трансформаторами — ну, всем?
— Горэнерго.
— То есть обыкновенные счета тоже приходят? За свет?
— Как везде.
— А «городское управление сетей»…
— Это справедливо, — тихо проговорила девушка.
Нина удержалась от грубости и молча поднялась по знакомой лестнице.
За окнами едва светало. Нина автоматически потянулась к выключателю — но рука ее остановилась на полпути.
Раздувая ноздри, она встала посреди полутемной комнаты. Прислушалась.
Свиными рылами глядели из углов розетки.
Маленький телевизор примостился на тумбе у окна. От него тянулся провод и терялся в стене.
Калачом свернулся шнур от торшера, змеей — от настенной лампы-бра.
Нина сжала зубы. Аккуратно выдернула из розетки шнуры торшера и бра. Отключила телевизор: погас кроваво-красный глазок на передней панели. Для спокойствия она вывернула бы пробки, но здесь, в гостиничном номере, не было отдельного распределительного пульта; стоя посреди комнаты, она улыбнулась теперь уже с облегчением.
Дальше что?
Нина повалилась на кровать; в последние дни ей приходилось спать совсем немного, и сон не шел на пользу. Голова ныла, внутри сидел незаданный вопрос, который она зацепила мимоходом — и оставила на потом с пометкой «очень важно».
Что за вопрос?
Шнур на ковре в гостевой комнате. Удлинитель. Кто-то впопыхах переключил лампу у кровати, выдернув шнур из ближней розетки и подключив к дальней. Горничная? Или кто там убирает у Егора на даче, кто следит за исправностью электрики? Вместо того чтобы немедленно починить розетку, некто переключил лампу и, возможно, постарался спрятать шнур. Но гостья, полупьяная и измученная, случайно потянула его — дверью, каблуком или ножкой стула… И нарушила изоляцию.
Логично. Но не этот вопрос и не этот ответ, откровенно притянутый за уши, заставлял пульсировать затылок; а вот почему испугался следователь? Чего он так сильно испугался, что побледнел и пообещал выпустить Нину из города как можно скорее?
Лежа, она притянула к себе сумку, брошенную рядом с кроватью. Открыла в поисках зеркала. Под руку попался сложенный вдвое оранжевый листок. Нина мигом вспотела — и почти сразу поняла, что листок вчерашний. Оплаченный счет: «Тормасова Нина Вадимовна. Городское управление электрических сетей… Вы должны выплатить… Оплата должна быть произведена в течение двадцати четырех часов».
И ниже мелким шрифтом: «По всем вопросам обращайтесь…» и номер мобильного телефона. Она вспоминала — и не могла вспомнить: на первом счете, на том, что получила Лена, — этот номер был или нет?
Нина вытащила из сумки свой телефон. Подумала и спрятала обратно. Сняла трубку пластикового гостиничного аппарата на прикроватной тумбочке.
Набрала номер, с ужасом прислушиваясь и не зная, чего ожидать.
Послышался музыкальный проигрыш, и женский голос, каким обычно говорят автоответчики, сообщил мелодично и мягко:
— Вы позвонили в справочную службу городского управления электрических сетей. Вы можете оставить сообщение после сигнала либо отправить короткое сообщение на телефонный номер, указанный на бланке счета. Спасибо за звонок.
Послышался писк, и Нина положила трубку.
Будь под рукой у нее компьютер, она обязательно попыталась бы навести справки о «городском управлении сетей», но Ленкин ноутбук лежал запертый где-то в милиции и годился только на вещественное доказательство: клавиши его спеклись, и внутри все сгорело. Прикрыв глаза, уже засыпая, Нина увидела перед собой пляшущего в искрах голого Егора и резко села на кровати.
Вытащила телефон. Путаясь и промахиваясь по клавишам, настучала письмо: «Егор Дени… не полу…с… чил счета». Отправила на номер, указанный на оранжевом листке, и подумала обреченно: ну, сейчас за это с меня снимут все, что есть на телефонном счете.
Через несколько секунд телефон курлыкнул, оповещая о получении сообщения, и Нина покрылась мурашками. Наверняка ответ от робота: ваше сообщение принято, оплата такая-то…
«Ему не посылали счета».
Нина отодвинула телефон. Выдернула из-под себя покрывало и одеяло, укуталась, сунула голову под подушку.
«Ему не посылали счета». Потому и не получил. Логично. Интересно только, какой дурак сидит на этом номере и в шестом часу утра отвечает на сообщения со скоростью молнии…
Тихий треск заставил ее содрогнуться и сесть. Так трещит неисправная электропроводка; но Нина отключила от сети все, что могла, в этом номере.