Мятежная Рот Вероника
— Гек, придется тебе найти другую постель, — произносит она.
— Что? Ни за что, — отвечает он, даже не поднимая взгляда. — Я не буду снова носиться взад и вперед только из-за того, что тебе на ночь глядя захотелось потрепаться с одной из твоих дур-подружек.
— Она мне не подружка! — рявкает Линн. И она права. — Гек, это Трис. Трис, познакомься с Гектором, моим младшим братом.
Услышав мое имя, мальчик вздергивает голову и открывает рот.
— Привет, — здороваюсь я.
— Ты дивергент, — отмечает он. — Мама говорила держаться от вас подальше, вы опасны.
— Ага, большой страшный дивергент, и силой мысли она заставит твою голову лопнуть, — говорит Линн, тыкая ему промеж глаз указательным пальцем. — Только не говори, что на самом деле веришь во всю эту детскую чушь про дивергентов.
Его лицо становится пунцовым, и он хватает часть своих вещей, лежащих кучей рядом с постелью. Мне неудобно, но он быстро перекидывает все через пару матрасов. Гектор не собирается уходить далеко.
— Я сама, — говорю я. — В смысле лягу спать.
— Ага, конечно, — ухмыляется Линн. — Но он заслужил такое отношение. Назвал Зика предателем, прямо в лицо Юрайе. Не то чтобы это неправда, но не надо стебаться. Думаю, это в нем от правдолюба. Считает, может говорить все, что вздумается. Эй, Мар!
Марлен приподнимает голову с матраса и улыбается мне во все зубы.
— Эй, Трис! — говорит она. — Добро пожаловать. Что такое, Линн?
— Не пошлешь девчонок за одеждой? — говорит Линн. — Только не рубашки. Джинсы, белье, ботинки?
— Конечно, — кивает Марлен.
Я кладу нож рядом с матрасом.
— О какой «детской чуши» ты упоминала? — спрашиваю я.
— Про дивергентов. Люди с особыми способностями мозга? Ладно, а?
Она пожимает плечами.
— Знаю, что ты в нее веришь, но я — нет.
— Тогда как ты объяснишь мне способность сохранять осознание во время симуляций? — спрашиваю я. — Или вообще не поддаваться им?
— Думаю, лидеры фракций выбирают людей случайным образом и испытывают на них другие симуляции.
— Зачем им это?
Она машет рукой.
— Отвлекающий маневр. Все озабочены дивергентами, как моя мама, и перестают обращать внимание на остальное. Другой способ контроля сознания.
Она оглядывает меня и топает носком по мраморному полу. Интересно, помнит ли она, как сама была под контролем сознания. Во время симуляции.
Я так сосредоточилась на том, что случилось с альтруистами, и совсем забыла о лихачах. Сотни людей очнулись и узнали, что на них легло черное клеймо убийц. Но они совершали преступления не по своей воле.
Я решаю не спорить с ней. Если она хочет верить в заговор властей, не уверена, что я смогу ее переубедить.
— Я принесла одежду, — говорит Марлен, подходя к нашим матрасам. У нее стопка черной одежды размером с ее грудную клетку, и она с гордостью отдает ее мне.
— Я даже твою сестру на чувство вины пробила, Линн. Она три платья отдала.
— У тебя сестра есть? — спрашиваю я Линн.
— Ага. Ей восемнадцать. Была на инициации вместе с Четыре.
— Как ее зовут?
— Шона, — отвечает она и смотрит на Марлен. — Я сказала ей, что платья нам теперь не скоро понадобятся, но она, как обычно, не слушала.
Я вспоминаю Шону. Она была среди тех, кто ловил меня на спуске с небоскреба.
— Драться в платье было бы легче, — говорит Марлен, постукивая пальцами по подбородку. — Ногами махать проще. Кому какая разница, если ты посверкаешь перед врагами нижним бельем, если ты им заодно наваляешь?
Линн умолкает, видимо, понимая, что это умно, но не желая признаваться.
— А насчет посверкать нижним бельем? — спрашивает Юрайя, обходя матрас. — Я всегда «за».
Марлен тыкает его кулаком в руку.
— Мы ночью собираемся залезть на «Хэнкок Билдинг», — говорит Юрайя. — Вам надо идти. В десять.
— Спуск по тросу? — спрашивает Линн.
— Нет. Наблюдение. Мы слышали, что у эрудитов свет целую ночь горит, так будет проще заглядывать в окна. Посмотреть, что они там делают.
— Я иду, — говорю я.
— Я тоже, — откликается Линн.
— Что? Ой, я тоже, — произносит Марлен, улыбаясь Юрайе. — Надо еды взять. Пошли?
— Конечно, — подытоживает он.
Марлен машет рукой, и они уходят. Обычно она слегка подпрыгивает, будто все время спотыкается. Но сейчас ее шаги более плавные, красивые, но лишенные той детской радости, которую я всегда в ней замечала. Что с ней случилось, когда она была под действием симуляции?
Линн сжимает губы.
— Что? — спрашиваю я.
— Ничего, — отрезает она. Качает головой. — Просто они куда-то идут, одни, на ночь глядя.
— Похоже, ему понадобится помощь всех его друзей, — говорю я. — Вся эта штука с Зиком, и все такое.
— Ага. Что за кошмар. Вот он был с нами, и тут…
Она вздыхает.
— Без разницы, как долго ты учишь человека быть храбрым… Ты никогда не узнаешь, чему он научился, пока не произойдет что-то серьезное.
Она внимательно смотрит на меня. Я никогда не замечала, какие у нее странные глаза. Карие, с золотом. Сейчас у нее уже немного отросли волосы, и еще я подмечаю изящный нос, полные губы… Она потрясающая, хотя и не старается такой выглядеть. Я ей завидую, но потом понимаю. Линн, должно быть, терпеть этого не может. Именно потому и побрила голову.
— Ты храбрая, — говорит она. — Но ты сама в курсе. Но я хочу, чтобы ты знала — я так считаю.
Она делает мне комплимент, но у меня все равно складывается ощущение, что она сказала какую-то гадость.
— И не профукай, — добавляет Линн.
Спустя пару часов после того, как я перекусила и вздремнула, я сижу на краю матраса и меняю повязку на плече. Снимаю футболку, оставаясь с голым торсом. Вокруг куча лихачей, которые переговариваются и смеются. Я едва заканчиваю мазать рану, когда слышу взрыв смеха. Юрайя бежит по проходу между матрасами, закинув на плечи Марлен. Ее лицо раскраснелось, и она машет рукой, когда он проносит ее мимо.
Линн, сидящая на соседнем матрасе, хмыкает.
— И как он только может флиртовать?
— А что ему, ходить, волоча ноги и хмурясь? — усмехаюсь я, прижимая повязку к ране. — Может, тебе стоило у него поучиться.
— Еще чего, — фыркает она. — Ты все время хнычешь. Пора называть тебя Беатрис Прайор, королевой трагедий.
Я встаю и тычу ей в руку кулаком, сильнее, чем в шутку, но слабее, чем в настоящей драке.
— Заткнись, — говорю я.
Даже не глядя на меня, она сводит мой удар на нет.
— Я не собираюсь слушаться Сухарей.
Но я вижу, что она слегка улыбнулась.
— Готова? — спрашивает Линн.
— Куда собрались? — произносит Тобиас, проходя между матрасами и становясь в проходе. Я весь день с ним не разговаривала и не знаю, чего ожидать. Будет ли наше общение таким же стесненным или вернется к нормальному?
— На верхушку «Хэнкок Билдинг», за эрудитами следить, — отвечает Линн. — Хочешь с нами?
Тобиас кидает на меня многозначительный взгляд.
— Нет, у меня еще здесь дела есть. Будьте поосторожнее.
Я киваю. Я знаю, почему он не хочет идти. Тобиас любой ценой избегает высоты. Он касается моей руки, на мгновение меня придерживая. Я напрягаюсь. Он не прикасался ко мне со времени нашей ссоры. Он отпускает мою руку.
— Еще увидимся, — невнятно бормочет он. — Не наделай глупостей.
— Спасибо за доверие, — хмурюсь я.
— Я не это имел в виду, — говорит он. — В смысле не давай другим наделать глупостей. Они тебя послушаются.
Он наклоняется ко мне, будто хочет поцеловать, но в последний момент решает этого не делать и прикусывает губу. Мелочь, но все равно выглядит, как отчуждение. Стараясь не смотреть ему в глаза, я бросаюсь следом за Линн.
Мы идем по коридору к лифтам. Лихачи уже разрисовали стены цветными квадратами. Для них жилище правдолюбов — лабиринт, и они хотят нормально ориентироваться в нем. Я пока знаю дорогу только к самым основным местам — спальням, кафетериям, вестибюлю и месту допросов.
— Почему люди ушли из района Лихачества? — спрашиваю я. — Ведь там нет предателей, так?
— Нет, они у эрудитов. А в нашем районе больше всего камер наблюдения, — отвечает Линн. — Скорее всего у эрудитов есть к ним доступ, а искать камеры можно до бесконечности. Поэтому мы решили лучше просто исчезнуть.
— Умно.
— С нами бывает.
Линн тыкает пальцем в кнопку первого этажа. Я гляжу на наши отражения в зеркалах на дверях. Она выше меня ростом на пару дюймов, но, несмотря на свободные штаны армейского покроя и рубашку, видно, что у ее тела все изгибы и выпуклости в полном порядке.
— Что? — осведомляется она.
— Зачем ты побрила голову?
— На инициации, — отзывается она сразу. — Я без ума от Лихачества, но парни из нашей фракции не рассматривают девушку в качестве серьезного соперника. Мне это надоело, и я решила, что надо выглядеть не совсем, как обычная девушка. Возможно, тогда они станут воспринимать меня по-другому.
— Тебе можно было бы использовать, что тебя недооценивают, в свою пользу.
— Ага, тогда потом? Прикидываться, что падаешь в обморок каждый раз, когда происходит нечто пугающее?
Линн закатывает глаза.
— Ты не думаешь, что я напрочь лишена достоинства или что-то вроде?
— Я думаю, что лихачи постоянно ошибаются, отказываясь хитрить, — произношу я. — Не всегда надо бить людям по мордам со всей силы.
— Может, тебе пора в синее переодеться, — отвечает она. — Если ты собираешься вести себя, как эрудит. Кроме того, ты поступила точно так же, только голову не брила.
Я выскакиваю из лифта прежде, чем ляпнуть что-нибудь, о чем буду жалеть. Линн отходчива, но и вспыльчива, как большинство лихачей. Как и я, за исключением того, что лишена первого качества.
Перед дверьми расхаживают несколько лихачей с большими ружьями, высматривая, не собирается ли кто вломиться. Рядом с ними стоят несколько человек помоложе. Юрайя, Марлен, Шона, сестра Линн и Лорен, которая готовила к инициации неофитов, выросших в Лихачестве, точно так же, как Четыре готовил перешедших из других фракций. Когда она поворачивается, ее проколотое сережками сверху донизу ухо сверкает в свете ламп.
Линн останавливается рядом с ними, и я наступаю ей на пятки. Она ругается.
— Какая очаровашка, — замечает Шона. Они не слишком похожи, за исключением цвета волос, каштанового, но у Шоны они до подбородка, как у меня.
— Да, это моя цель, быть очаровашкой, — отвечает Линн.
Шона обнимает ее за плечи. Странно видеть Линн вместе с ее сестрой. Видеть, что у Линн есть кто-то, с кем она держит связь. Шона бросает взгляд на меня, и ее улыбка пропадает. Она смотрит с тревогой.
— Привет, — говорю я, поскольку сказать больше нечего.
— Здравствуй, — приветствует она.
— О боже, мама тебе уже наговорила, так ведь, — говорит Линн, прикрывая лицо рукой. — Шона…
— Линн, заткнись немедленно, — рявкает Шона, напряженно глядя на меня. Так, будто я в любой момент могу на нее броситься. Или напасть, используя особые силы моего мозга.
— О, Трис, ты с Лорен знакома? — оглядев меня, спрашивает Юрайя.
— Ага, — отвечает Лорен прежде меня. У нее резкий и отчетливый голос, будто она хочет одернуть Юрайю, хотя, судя по всему, это естественная манера поведения. — Она прошла через мой пейзаж страха во время инициации. Так что знает меня лучше, чем следует.
— Правда? А я считал, что перешедшие были в пейзаже у Четыре, — отвечает Юрайя.
— Если бы он это кому-нибудь позволял, — хмыкнув, произносит она.
У меня внутри теплеет. Ведь мне он разрешил.
Вдруг я замечаю позади Лорен что-то синее и присматриваюсь.
И начинается стрельба.
Стеклянные двери разлетаются вдребезги. На тротуаре снаружи появляются лихачи с синими повязками на руках. У них в руках странные пистолеты, каких я еще никогда не видела, из стволов исходят яркие лучи.
— Предатели! — кричит кто-то.
Лихачи одновременно вскидывают оружие. Мне выхватывать нечего, и я ныряю в сторону, прикрываясь за их спинами. Осколки хрустят под подошвами. Я достаю из заднего кармана нож.
Вокруг меня люди падают на пол. Мои товарищи по фракции. Самые близкие друзья. Все — мертвые или погибающие от ран. Уши закладывает от свиста пуль.
И я замираю. Один из голубых лучей останавливается у меня на груди. Я бросаюсь в сторону, чтобы уйти с линии огня, но недостаточно быстро.
Раздается выстрел, и я проваливаюсь в темноту.
Глава 15
Постепенно я прихожу в себя. Резкая боль переходит в тупую. Я провожу рукой под курткой, чтобы нащупать рану.
Кровь не идет, но выстрел сбил меня с ног. Я провожу пальцами по плечу и чувствую твердую шишку там, где кожа должна быть гладкой.
Слышу хруст прямо у самого лица — рядом падает небольшой металлический цилиндр. Прежде чем я успеваю и глазом моргнуть, из обоих его концов начинает валить белый дым. Я кашляю и откидываю цилиндр в сторону. Но он тут не один — они валяются повсюду и заполняют вестибюль дымом, не жгучим и не едким. На самом деле, они мешает мне разглядеть происходящее, но всего лишь на пару секунд, а потом просто исчезают.
В чем же смысл?
Везде лежат лихачи с закрытыми глазами. Оглядев Юрайю, я хмурюсь. Похоже, у него нет кровотечения. Я не обнаруживаю ран в местах жизненно важных органов. Значит, не умер. Тогда почему он без сознания? Глянув через левое плечо, я вижу Линн, скорчившуюся на полу. Она тоже отключилась.
Лихачи-предатели входят в здание, держа перед собой пистолеты. Я решаю вести себя так, как обычно делаю, если не знаю, что предпринять. Быть как все. Роняю голову и закрываю глаза. Сердце бешено бьется, когда один из предателей подходит ближе. Я прикусываю язык, чтобы не закричать, когда он наступает мне на руку.
— Не знаю, почему бы не пустить пулю в лоб каждому, — говорит один из них. — Если здесь больше некому сражаться, то мы победили.
— Пока, Боб, мы не можем убить всех, — отвечает кто-то ледяным голосом.
У меня волосы встают дыбом. Я догадываюсь, что это — Эрик, глава Лихачества.
— Если никого не останется, некому будет творить процветание, — продолжает Эрик. — А задавать вопросы — не твое дело.
— Половина — в лифты, остальные — на лестницы, вправо и влево! — повысив голос, приказывает он. — Вперед!
В полуметре от меня, слева, лежит пистолет. Если я схвачу его, то смогу выстрелить в Эрика прежде, чем тот среагирует. Но нет никакой гарантии, что я не запаникую, дотронувшись до огнестрельного оружия.
Я терпеливо жду, пока не утихнут шаги лихачей, и открываю глаза. Люди, лежащие в вестибюле, еще без сознания. Наверняка, отрава связана с симуляцией, ведь на меня она не подействовала. Странно. Совсем не похоже на обычную, хорошо знакомую мне, симуляцию. Но на размышления нет времени.
Я выхватываю нож и вскакиваю, стараясь не обращать внимания на боль. Подбегаю к одному из мертвых предателей у дверей. Женщина средних лет, с проседью в темных волосах. Я стараюсь не глядеть на пулевую рану в ее голове, но слабый свет отблескивает на кости, и меня подташнивает.
Думай. Мне без разницы, кем она была, ее имя и возраст. Важно лишь то, что у нее на руке синяя повязка. Надо сосредоточиться на этом. Я пытаюсь снять повязку, но ткань не поддается. Похоже, она пришита к одежде. Значит, мне придется надеть куртку.
Я расстегиваю свою куртку и кидаю ей на лицо, чтобы не видеть раны. Затем я снимаю ее одеяние, сначала с левой руки, потом с правой, сжимая зубы, когда приходится приподнимать тяжелое тело.
— Трис! — произносит кто-то. Я оборачиваюсь, держа куртку в одной руке, а нож — в другой, затем быстро прячу его. У предателей холодного оружия не было, и я не хочу выдать себя.
Рядом со мной стоит Юрайя.
— Дивергент? — спрашиваю я. На изумление нет времени.
— Ага, — отвечает он.
— Выбери себе что-нибудь, — предлагаю я.
Он садится рядом с телом другого предателя, молодого, слишком юного, чтобы быть членом фракции. Увидев его мертвенно-бледное лицо, я вздрагиваю. Нельзя, чтобы умирали в таком возрасте. Такие вообще не должны были здесь оказаться.
Мое лицо краснеет от гнева. Я сдергиваю свою куртку с лица убитой женщины. Юрайе даю другую, он берет ее, сжав губы.
— Мертвы только они, — шепчет он. — Тебе не кажется все это очень странным?
— Они должны были знать, что мы будем стрелять, но все равно бросились в атаку, — говорю я. — Вопросы — потом. Надо идти наверх.
— Зачем? — спрашивает он. — Я думал, нам надо уматывать.
— Ты хочешь смыться, не выяснив, что произошло? — мрачно глядя на него, спрашиваю я. — Прежде чем лихачи наверху узнают, что на них напали?
— А если нас кто-нибудь узнает?
— Остается лишь надеяться, что нет, — пожав плечами, отвечаю я.
Бегу к лестнице, и он мчится следом. Когда мои ноги касаются первой ступеньки, я задумываюсь, что я собралась делать, ради всего святого? Наверняка в здании есть другие дивергенты. Знают ли они, кто они такие? Как я поступлю, смешавшись с армией предателей?
Глубоко внутри ответ есть. Я безрассудна. Возможно, я ничего не добьюсь. Я погибну.
И, на самом деле, самое страшное, мне на это плевать.
— Они будут продвигаться наверх, — говорю я, судорожно дыша. — Значит, тебе надо… подняться на третий этаж. Сказать им… пусть уходят. Тихо.
— А ты куда направишься?
— На второй, — отвечаю я, уже входя в нужную дверь на лестничном пролете. Теперь надо искать дивергентов.
Я перешагиваю через лежащих без сознания людей в черно-белых одеждах. Вспоминаю песенку, которую поют дети правдолюбов, когда думают, что их никто не слышит.
- Лихачи злейшие из пяти,
- Рвут друг друга на части…
Никогда еще это не выглядело для меня настолько жутко и правдиво, как сейчас, когда предатели-лихачи наслали на своих собратьев усыпляющую симуляцию. И она не слишком отличалась от той, под действием которой они убивали альтруистов, меньше месяца назад.
Мы — единственная фракция, которая может так расколоться. В Товариществе не позволят таких конфликтов. Правдолюбы будут спорить, пока не придут к единому мнению. Даже эрудиты никогда не совершат нелогичного поступка. В самом деле, мы — самые жестокие.
Я переступаю через руку женщины, лежащей с открытым ртом, бормоча под нос следующие строчки песенки.
- Эрудиты самые хладнокровные из пяти,
- Знания дорого обходятся…
Интересно, когда Джанин поняла, что эрудиты и лихачи — смертоносное сочетание. Безжалостность и холодная логика могут исполнить любую задачу. В том числе усыпить полторы фракции.
Я оглядываю лица и тела, выискивая неровное дыхание, дрожание век, все, что выдает людей, лишь делающих вид, что они без сознания. Пока все дышат ровно. Вдруг среди правдолюбов вообще нет дивергентов?
— Эрик! — кричит кто-то в коридоре. Я замираю. Человек шагает в мою сторону. Я стараюсь не двигаться. Если я пошевелюсь, он увидит меня и узнает, совершенно точно. Я опускаю взгляд и напрягаюсь так, что начинаю дрожать. Не смотри на меня, не смотри на меня…
Эрик проходит мимо меня, слева, и идет дальше по коридору. Мне надо продолжать поиски, но любопытство заставляет меня следить за Эриком. Дело явно срочное.
Подняв взгляд, я вижу лихача рядом со стоящей на коленях женщиной. На ней белая блузка и черная юбка, она держит руки за головой. Эрик мерзко улыбается.
— Дивергент, — говорит он. — Отлично. Веди ее к лифтам. Потом решим, кого убить, а за кем прийти попозже.
Лихач хватает женщину за убранные в хвост волосы и грубо тащит за собой. Она вскрикивает, встает на ноги, согнувшись от боли. Я пытаюсь сглотнуть ком, но такое впечатление, что у меня в горле клок ваты.
Эрик вышагивает дальше по коридору, и я стараюсь не смотреть на женщину-правдолюба, когда она, спотыкаясь, проходит рядом. Ее волосы все еще в руке у лихача. Теперь я понимаю, как воздействует на людей террор. Я позволяю страху пару секунд управлять мной, а затем заставляю себя действовать.
Раз… два… три…
Я двигаюсь вперед, с четким пониманием цели. Разглядывать людей кажется бессмысленным и слишком долгим занятием. Я наступаю одному человеку на мизинец. Никакой реакции, даже дрожи. Продолжаю в том же духе, наступаю на пальцы следующему. Ничего.
— Нашел еще одного! — слышу я крик. Начинаю суетиться. Топчусь по рукам лежащих мужчин, женщин, детей, по их ногам и животам, но никакого результата это не приносит. Я едва вижу их неподвижные лица. Я играю в прятки с дивергентами, но я не та, кто «спрятался».
Вот оно, наконец. Я наступаю на мизинец девочке-правдолюбу, и ее лицо дергается. Еле-еле. Она изо всех сил старается стерпеть боль, но этого достаточно, чтобы привлечь мое внимание.
Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что рядом никого нет. Все уже ушли из центрального коридора. Гляжу на ближайшую лестницу, справа, метрах в трех от меня. Потом сажусь рядом с девочкой.
— Эй, малышка, — говорю я очень тихо. — Все нормально. Я не одна из них.
Она слегка приоткрывает глаза.
— В трех метрах от нас лестница, — продолжаю я. — Я скажу, когда никто не будет смотреть в нашу сторону, и тогда беги. Поняла?
Она кивает.
Я встаю и медленно разворачиваюсь. Предатель-лихач слева от меня смотрит в сторону, толкая ногой другого лихача, хромого. Двое других, позади, смеются. Тот, что спереди, движется в мою сторону, но потом поднимает взгляд и смотрит мимо меня, дальше по коридору.
— Давай, — командую я.
Девочка вскакивает и бегом бросается к лестнице. Я гляжу на нее, пока не щелкает закрывшаяся за ней дверь. Вижу в дверном стекле свое отражение. И тут оказывается, что я стою не одна среди уснувших людей. Прямо позади меня возвышается Эрик.
Мы видим отражения друг друга. Можно попытаться бежать, и он не успеет сообразить, что меня надо ловить. Но слишком поздно. И я не смогу пристрелить его, ведь я безоружна.
Резко поворачиваюсь, задрав локоть, чтобы ударить Эрика в лицо. Попадаю ему в подбородок, но слишком слабо, чтобы причинить вред. Он хватает меня за левую руку, приставляет мне ко лбу пистолет и улыбается.
— Не понимаю, — издевается он. — Как ты могла оказаться такой дурой, что пошла сюда без пистолета.
— Ну, на это у меня ума хватит, — отвечаю я, изо всех сил топая ему по ноге, в то место, куда я меньше месяца назад всадила пулю. Эрик орет от боли, лицо перекашивается, и он бьет меня рукояткой в челюсть. Я сжимаю зубы, чтобы не застонать. По шее начинает стекать кровь. Кожа рассечена.
Но его захват на моей руке не становится слабее ни на грамм. Хотя то, что он меня сразу не пристрелил, заставляет задуматься. Видимо, ему пока не позволено убить меня.
— Я удивлен… Оказывается, ты до сих пор в живых, — говорит он. — Учитывая то, что именно я подсказал Джанин сделать для тебя бак с водой.
Я пытаюсь сообразить, как еще сделать ему побольнее, чтобы он меня отпустил. Уже собираюсь изо всех сил двинуть ногой в пах, но в этот момент он проскальзывает мне за спину, хватает обеими руками, и я едва могу пошевелиться. Его ногти впиваются мне в кожу, и я скриплю зубами от боли и от омерзительного ощущения его тела, прижатого ко мне сзади.
— Она думала, что изучение реакций дивергента на реальные ситуации, основанные на симуляциях, будет чрезвычайно интересным, — объясняет он, толкая меня вперед. Я вынуждена идти. Его дыхание щекочет мне волосы. — И я согласился. Сама понимаешь, изобретательность, которую больше всего ценим в эрудитах, требует творческого мышления.
Он скручивает руки, царапая мне кожу мозолями на ладонях. Продолжая идти, я пытаюсь сместиться влево, чтобы моя ступня оказалась посередине между его ног. С мстительным удовлетворением замечаю, как он хромает.
— Иногда творчество кажется бесполезным и нелогичным… если оно не подчинено великой цели. В данном случае, накоплению знаний.
Я на мгновение останавливаюсь и резко ударяю пяткой ему между ног. Из его горла вырывается короткий пронзительный вопль. На долю секунды хватка слабнет. Я тут же резко поворачиваюсь, изо всех сил стараясь вывернуться. Я не знаю, куда мне бежать, но надо успеть исчезнуть…
Эрик хватает меня за локоть и дергает назад, втыкая большой палец прямо в рану на моем плече и поворачивая его, пока от боли не начинает темнеть в глазах. Я ору во всю глотку.
— Я предположил, что видел на записи именно тот момент, когда тебя ранили в это плечо, — говорит он. — Думаю, я прав.
У меня подгибаются колени. Он небрежно хватает меня за воротник и тащит за собой. Ткань впивается в горло, душит, и я, спотыкаясь, бреду за ним. Все тело дрожит.
Когда мы доходим до лифтов, он рывком ставит меня на колени рядом с женщиной-правдолюбом, которую я уже видела. Она и еще четверо других — на прицеле у лихачей.
— Приставьте к ней пистолет, — командует Эрик. — Не нацельте, а приставьте.
Один из лихачей подчиняется. Я чувствую кожей холодный кружок ствола на затылке. Поднимаю взгляд и смотрю на Эрика. Его лицо красное, в глазах слезы.
— В чем дело, Эрик? — спрашиваю я. — Боишься маленькой девочки?
— Я не дурак, — отвечает он, проводя рукой по волосам. — Вся эта ерунда с девчонками срабатывала раньше, но теперь — нет. Ты лучший цепной пес, какой у них есть.
Он наклоняется ближе.
— Именно поэтому я уверен, что тебя скоро прибьют.
Открываются двери одного из лифтов, и лихач выталкивает оттуда Юрайю. У того на губах кровь. Он ведет его к остальным дивергентам. Юрайя бросает на меня быстрый взгляд, но я не понимаю, что он хочет передать мне. Получилось или он не успел? Судя по тому, что оказался здесь, — нет. Теперь они найдут всех дивергентов в здании, и большинство из нас умрет.
Возможно, мне следует бояться, но я начинаю истерически смеяться, хотя и про себя. Я кое-что вспомнила.
Действительно, я не могу прикоснуться к пистолету. Но в заднем кармане у меня спрятан нож.
Глава 16
Читать бесплатно другие книги:
