Обручальный кинжал Руда Александра
— Я уже приехал к броду, — отсмеявшись, крикнул он. — Предлагаю поужинать отвратительной кашей, которую нам приготовит Тиса, и завтра утром попробовать перебраться на тот берег. Что-то мне переправа не нравится, на ночь глядя туда соваться глупо.
Капитан вышел, позвал Драниша, и вскоре я услышала, как бывшие друзья принялись обсуждать ночевку холодными и деловыми голосами.
Пока я ела кашу, которую принес эльф, он обустраивал свое новое спальное место. Согласно распоряжению капитана, я теперь спала между ним и целителем.
— Как-то непродуманно Ярик объявил меня надежным типом, — хмыкнул Даезаэль, усевшись на свои одеяла. — Почему он не верит, что я не откажусь наставить ему рога?
— Ты же сам много раз говорил, что человеческие женщины тебя не прельщают, — напомнила я.
— Ясноцвета, ты меня не слушаешь, — строго сказал эльф. — Я не сказал, что ты меня возбуждаешь. Я сказал, что мечтаю наставить Ярику рога. Это будет очень интересно!
— Только без меня! — поспешила я отказаться. — Я в этом точно не участвую!
— А кто тебя спрашивать будет? — удивился Даезаэль. — Пара капель настойки в пищу — и ты сама будешь за мной бегать и кричать: «Возьми меня, я вся твоя!»
Я с подозрением понюхала кашу. Пахла она отвратно — Тиса умудрялась из крупы, соли и воды приготовить совершенно несъедобное блюдо.
— Настойка без вкуса и запаха, — проинформировал меня целитель. — Но пока можешь не бояться, я еще этими событиями не насладился. Кстати, да, я чуть не забыл спросить. Мы веселимся сегодня ночью?
Я подавленно кивнула, чувствуя облегчение, что не придется объясняться самой. Какой умничка все-таки Даезаэль, что все заметил сам!
— Это хорошо! — Эльф радостно потер руки. — У меня, видишь ли, есть замечательная идейка, которую я хочу провернуть и посмотреть, что будет.
Моя благодарность к Сыну Леса тут же бесследно испарилась. Не знаю, что он придумал, но вряд ли это будет что-то невинное и приносящее удовольствие! То есть это точно принесет удовольствие, но только Даезаэлю, а не непосредственным участникам.
Теперь я ждала грозы, которая должна была быть ночью, с удвоенным страхом.
ГЛАВА 8
Если тебе кажется, что твой родитель — идиот, то подожди еще лет десять, и ты поймешь, кто из вас двоих был идиотом. Подсказка: не родитель.
Владетель Ясноград Крюк о воспитании детей
Даезаэль ничего не сказал Волку про надвигающуюся грозу. Целитель растянулся на своей постели и улыбался, погруженный в собственные мысли.
Я лежала без сна, слушая, как Персиваль тихо бормочет что-то Тисе, а она коротко и зло огрызается. Кажется, гном пытался утешить девушку, но она не хотела ничего слушать, тем более от него. Однако Персик оказался удивительно настойчивым в своих утешениях, за что получил по физиономии. После этого Тисе явно полегчало, а гном принялся скулить, не рассчитывая, впрочем, на помощь целителя, который обращал на скулеж не больше внимания, чем на жужжащую муху. Через какое-то время эльф почесал ухо и раздраженно взмахнул рукой. От этого движения по стенам фургона, тускло освещенным лампочкой на потолке, шарахнулись причудливые тени. Персиваль намек понял и утих.
У костра царила тишина, хотя там сидели капитан и тролль. Я знала, что они еще толком не поговорили и не обсудили сложившуюся ситуацию, иначе их разговор, смакуя каждую подробность, мне в лицах передал бы Даезаэль. Неужели из-за меня их многолетняя дружба закончится? Если они не найдут в себе силы поговорить до утра, я должна буду вмешаться, даже если это вызовет приступ нездорового интереса у нашего ушастого ценителя прекрасного. Пребывать на вражеской территории в то время, как две основные боевые единицы видеть друг друга не могут, действительно слишком опасно.
Когда в фургон зашел Ярослав, я закрыла глаза и притворилась спящей. Он погасил лампу и лег рядом, тихонько позвав:
— Ясноцвета…
Я ничего не ответила, равномерно дыша. Я больная, слабая, в моей жизни одна неприятность сменяется другой. Я устала и сплю! Мне сейчас не до разговоров по душам!
Раздался шорох, и Ярослав что-то положил на мою юбку. Потом улегся, и я уж было расслабилась, надеясь, что больше он меня не потревожит, но вдруг внезапно почувствовала, как Волк взял прядь моих волос. Зачем? Удивляется тому, как я могу спокойно лежать мало того что с распущенными, так еще и с нерасчесанными волосами? Какой позор для благородной так себя вести! Но Ярослав ничего не сказал, через какое-то время отпустил прядь, и несколько минут спустя его дыхание стало ровным и спокойным.
Я полежала еще немного, прислушиваясь к тишине в фургоне, а потом приподнялась, шаря руками по подолу. Кинжал! Мой драгоценный, мой родной кинжал, Волк все-таки вернул его! Я почувствовала себя сильной и смелой и поняла, что мне нужно сейчас сделать. Я подвесила кинжал к поясу, подхватила одеяло и почти бесшумно вышла наружу. Воровато огляделась — никто не пошевелился, и спустилась на землю.
Около костра, повернувшись к нему спиной, сидел тролль. Он задумчиво крутил в пальцах прутик так, что до меня доносился свист рассекаемого воздуха. В нерешительности я замерла около фургона, однако Драниш вопросительно поднял голову, всматриваясь в темноту. Я знала, что ночью он видит очень хорошо, поэтому скрываться не было смысла.
— Можно подойти? — спросила я, чувствуя, как отчаянно заколотилось сердце.
Он несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, помедлил, а потом кивнул.
Тролль казался таким как всегда, несокрушимым и надежным, как скала. Я села рядом и только тогда увидела, как горестно опущены уголки его губ и как тяжело и мрачно глядят потухшие глаза, в которых всегда горели искра жизни и смешинка. Видеть Драниша без обычной теплой улыбки, обращенной ко мне, было необычно и страшно. Я поежилась, но тролль упорно молчал, предоставляя мне право первой начать разговор.
— Пожалуйста, прости меня, Драниш, — попросила я от всего сердца, до боли сжав кулаки, чтобы удержаться от слез.
Тролль посмотрел на меня удивленным взглядом печальных карих глаз.
— За что ты просишь прощения?
— За то, что так получилось. За то, что я — Ясноцвета, невеста твоего лучшего друга, а не Мила, купеческая дочь. Прости, что не сказала тебе об этом раньше. Прости, что причинила тебе боль.
Тролль сломал прутик и выбросил его в траву.
— Ты ни в чем не виновата, — возразил он спокойным голосом. — Мне не за что тебя прощать, ведь ты была честной со мной. Ты предупреждала, что мы не можем быть вместе, а я, дурак, не слушал… А то, что ты не сказала своего настоящего имени… Я верю, что у тебя на это была уважительная причина. Так что все в порядке, успокойся, кот… Ясноцвета. Ты сейчас выглядишь такой потерянной. Не бойся, все будет хорошо.
У меня как будто взорвалось сердце. Душевная боль и вина грозили разорвать меня на части, и никто мне не мог в этом помочь.
— Как… как тебе такое удается? — прошептала я. — Почему ты считаешь меня лучше, чем я есть на самом деле? Я причинила тебе столько боли, а ты меня оправдываешь! Ты говорил, что любишь меня, но даже не возражал, когда Ярослав объявил меня своей невестой!
На миг в глазах Драниша полыхнули такие чувства, что я отшатнулась — настолько он стал похож не на воспитанного, добродушного и благородного парня, которого я знала, а на истинного, яростного, жестокого и кровожадного тролля. Он заметил мою реакцию и закрыл глаза, скрестив руки на груди. Через какое-то время Драниш справился с собой и проговорил:
— Здесь я ничего не могу поделать. Вы оба — чистокровные благородные, поэтому вполне естественно, что должны быть вместе. Я не хочу позволять… своим чувствам… становиться между мной и Яриком, ведь это все равно что обижаться на то, что зимой идет снег. Я бы поборолся за Милу Котовенко, купеческую дочь, да, еще как бы поборолся, но я не буду пересекать дорогу Ясноцвете Крюк.
— Почему? — отчаянно спросила я, сама не понимая, зачем мне необходим ответ на этот вопрос. Кажется, я пыталась отогреться в душевном тепле тролля после общения с холодным и равнодушным Ярославом.
— Потому! — взорвался Драниш, и напускное спокойствие вмиг слетело с него, как пылинка, которую гонит ураганный ветер. — Потому что ты ни разу не дала мне понять, что я для тебя значу больше, чем друг! Если бы ты любила меня, Ясноцвета, я бы не дал никому и никогда стать между нами, наплевав на твое происхождение! Мне не нужен твой домен, мне не нужны твои деньги — ничего! С самого первого мига, как только я увидел тебя, я понял, что мне нужна только ты, ты вся без остатка!.. Но я же не слепой, Ясноцвета, я же видел, что для тебя я только добрый и заботливый Драниш, к которому ты, возможно, относишься с нежностью и привязанностью, на чьих коленях удобно спать, но… ты меня не любишь. Поэтому прошу тебя, не нужно извиняться! Ты вела себя так, как вела, и была честной со мной. Это моя вина, что я, как дурак, на что-то надеялся…
Я склонила голову, молча выслушивая горькие слова Драниша.
— Ты не зря говорила, что я очень хорошо тебя понимаю, — продолжал он. Не в силах усидеть на месте, тролль принялся ходить кругами. — Поэтому, мне кажется, ты сейчас очень расстроена, что твоя тайна открылась и Ярослав стремительно начал действовать. Да, ты чего-то ждешь от меня, но что я могу дать тебе… я тоже живой, и я тоже… чувствую. Как бы я тебе ни сочувствовал, но это твоя жизнь, Ясноцвета, поэтому разбирайся в ней без моей помощи!
— Да, — сказала я, поднимаясь. Казалось, все кости налились свинцом. — Конечно, я понимаю. Еще раз — прости меня, Драниш.
Закутавшись в одеяло, я направилась в сторону леса, подальше от реки. Хватит с меня воды, и так внутри бушуют такие эмоции, что вот-вот снесут плотину напускного спокойствия и хлынут наружу.
— Куда ты? — почти обычным заботливым тоном окликнул меня тролль.
— Мне нужно побыть одной, — еле выговорила я.
Он ничего не ответил, а я дошла до деревьев и кинулась в спасительную темноту, все быстрее и быстрее пробираясь между ветками, кустами и корнями. Несколько раз падала, кубарем катилась по земле, вся исцарапалась; наконец, совершенно обессилев, упала на колени рядом с каким-то большим деревом и зарыдала, колотя кулаками землю. Пользуясь моей душевной слабостью, все мысли и воспоминания, которые я так долго прятала от самой себя, принялись стучаться в голову, делая боль в сердце почти невыносимой…
…Сколько я себя помнила, я должна была быть подтянутой, серьезной и ответственной дочерью Сиятельного. Мать, безумно любящая отца, старалась сделать из нас с братом таких детей, которые были бы ему приятны и не посрамили род Крюков.
Никакой слабины. Никакой поблажки. Учеба. Занятия с кинжалом. Этикет. Танцы. Учеба. Навыки управления доменом…
Одни и те же учителя что для брата, что для меня. Почти идентичные программы; брат не учился готовить, а я проводила значительно меньше времени в тренировочном зале. Отец был перестраховщиком во всем и всегда. Если бы с Пребыславом что-то случилось, домен все равно должен был перейти в надежные руки.
Когда со мной впервые случилось беспамятство во время грозы — мне тогда было лет пять, — очнувшись, я увидела у своей кровати отца вместе с главным магом рода Крюков.
— Новомир, — отец кивнул на мага, своего двоюродного брата, — сообщил мне, что у тебя довольно сильный магический дар. Я рад, потому что уже начал в тебе разочаровываться. Крюки всегда были сильными магами, и мне не хотелось бы, чтобы моя дочь прервала эту славную традицию. С сегодняшнего дня ты будешь учиться магии.
Чем лучше я овладевала магическим даром, тем сильнее становились мои приступы во время грозы — все благородные за обладание мощной магией расплачивались болью в том или ином виде. Поэтому я и сбежала из дома во время ненастья, что была уверена: именно в этот момент за мной не будет слежки. Тогда я находилась в состоянии полного магического и душевного опустошения, поэтому не боялась, что неконтролируемый выброс магической энергии погодного безумства как-то повредит окружающим. В то время, когда родные думали, что я переживаю грозу, запершись в своей комнате, я кралась потайным ходом прочь из замка. Со мной была только няня, которая категорически не одобряла побега, но оставить своего «цыпленочка» в одиночестве просто не могла.
Это была самая тяжелая ночь в моей жизни. Моя душа рвалась из тела к тучам, разум постоянно мутился. Чтобы не потерять сознания, я постоянно до крови колола себя кинжалом.
Едва живые, мы добрались до маленького охотничьего домика на границе двух доменов — Крюка и Дуба. Об этом домике знали только двое — я и Чистомир, и мы там периодически устраивали тайные встречи, потому что, как только я вступила в брачный возраст, отец категорически запретил мне иметь с молодым Дубом хоть какие-то отношения. Зайдя в домик, я просто упала посреди холла. Няня, которая тащила меня на себе почти весь путь, лежала рядом со мной и плакала. Последнее, что я запомнила из этой безумной ночи, — ее полные слез и муки глаза…
…Неподалеку ударил раскат грома. Я вздрогнула, а потом расслабилась. Я далеко от всех, в одиночестве, посреди темного леса. Бояться было нечего. Ни одна нечисть и нежить не приблизится к безумному магу, для этого у них слишком сильно развито чувство самосохранения, а если случится выброс магической энергии, то он повредит разве что деревьям.
Я получше закуталась в одеяло, спасаясь от первых капель, которые уже шелестели в листве. В принципе я была согласна заболеть, лишь бы не принимать вымученную заботу Ярослава о беспамятной во время грозы невесте. Как же, ведь я могу что-то себе повредить и, уберегите Пресветлые Боги, не дожить до дня свадьбы! Запрокинув голову вверх, я подставила лицо тяжелым и холодным небесным слезам, смешивая их со своими, жгуче-горячими…
…Наверное, мы бы так и умерли в том домике, если бы не Чистомир. Не знаю, как он почувствовал, что мне плохо, но Мирик прискакал к охотничьему домику на следующий вечер нашего «славного» прибытия в убежище, бросив все свои дела и загнав по дороге несколько лошадей. Когда он ворвался внутрь, мы так и лежали посреди холла, не в силах подняться. У няни вылетел позвонок, а я все еще была без сознания.
Не знаю, сколько усилий и умений пришлось приложить другу детства, чтобы привести нас в порядок. Я очнулась только через несколько дней, уложенная на кровать и, судя по тяжести на теле, заботливо накрытая несколькими одеялами. Рядом, подложив под спину несколько подушек, сидел Чистомир и читал книжку. Я протянула к нему руку, успев удивиться, насколько она исхудала, и погладила его по бедру.
Мирик повернул голову и улыбнулся:
— Ну, как ты себя чувствуешь? Я впервые, знаешь ли, занимался исцелением, так что лучше тебе ответить, что все хорошо.
— Все хорошо, — послушно сказала я. — Мирик, какой день я тут нахожусь?
— Четвертый. — Лицо Дуба стало серьезным, он явно ожидал от меня объяснений.
— Меня ищут, — честно сказала я.
— Я догадался, — кивнул он, — поэтому не применял высшую магию, а этот домик мы с тобой вместе зачаровывали от возможности быть найденным как с помощью магии, так и с помощью собак. Против совместной магии Крюков и Дубов у них нет шансов.
— Я ушла из дому, — призналась я Чистомиру. — И хочу покинуть Дом.
Он ничего не сказал на это и только удивленно поднял брови.
— Я не могла больше находиться в замке!.. — торопливо принялась объяснять я.
— Стоп! — Молодой Дуб закрыл мне рот ладонью. — Я не хочу слушать о твоих моральных страданиях. Что сделано, то сделано. Я, как твой лучший друг, должен задать только два вопроса: ты приняла это решение, хорошо подумав? Ты взвесила и учла все возможные последствия этого поступка? Теперь твоя жизнь полностью изменится, и я хочу знать, готова ли ты к этому?
— Да, — твердо проговорила я, смело встретив его обеспокоенный взгляд.
— Что ж, — Мирик пожал плечами, — набивать свои собственные шишки я тебе никогда не мешал. Я могу только приложить к ним лед, если потребуется.
— …Ах, Чистомир, Чистомир, — застонала я. — Какой же глупой я была! Разве может бегство от судьбы спасти от самой себя? Разве может бегство от проблем решить эти проблемы? Почему я этого не понимала?
Мои стоны смешались с воем ветра в кронах деревьев.
Схватившись за голову, я мерно раскачивалась, продолжая взывать к Мирику. Наверное, где-то в глубине души я ждала и надеялась, что неунывающий друг придет ко мне на помощь…
— …Ну, чего ты ноешь? — вырвал меня из переживаний звонкий мальчишечий голос.
Я торопливо вытерла лицо рукавом и подняла глаза. Передо мной, невесть как очутившийся на заднем дворе нашей небольшой усадьбы в деревеньке на границе домена, стоял худощавый светловолосый мальчишка чуть постарше меня, одетый в какие-то жуткие лохмотья.
— Не смей таким тоном разговаривать с дочерью Сиятельного! — строго сказала я ему.
— Это почему же? — удивился мальчишка, присаживаясь передо мной на корточки. Я посмотрела на него внимательнее и наконец-то заметила высокие скулы, характерные для аристократов, и ясные серебристо-серые глаза чистокровного благородного.
— Здравствуйте, Сиятельный! — Я вскочила и присела в реверансе: — Ясноцвета Крюк, младшая дочь Владетеля Крюка. С кем имею честь знакомиться?
Мальчик махнул рукой:
— Не разводи церемоний! Я — Чистомир Дуб.
Ага, Дубы — Владетели соседнего домена, на границе с которым мы как раз и находились.
— Ты неправильно представился! — топнула я ногой. — Мой отец говорит, что это унижает достоинство благородного!
— Мой отец тоже так говорит, — вздохнул Чистомир. — Только что они понимают, эти взрослые? Подойди ближе.
Я нерешительно подошла, не зная, чего ожидать от этого странного мальчика. Он наклонился к моей разбитой в кровь коленке и подул на нее. Потом огляделся по сторонам, сорвал какой-то листочек, плюнул на него и ловко прилепил к ранке, затем погладил мою ногу и пробормотал:
— У Милки больше не боли, у злодея заболи!
Как ни странно, но саднящая коленка тут же перестала болеть, но я все равно упрямо сказала:
— Я не Милка! Я Ясноцвета!
— Не-э-э, — протянул Чистомир. — Ты Милка! Потому что ты такая милая, но милой называют девушек только взрослые парни. Вот когда вырастешь, тогда будешь милой, а сейчас ты просто милка. Давай дружить, а то мне скучно! Мама увезла меня сюда в гости, а отец сказал, что выпорет, если я не буду себя прилично вести. Ты себя хорошо ведешь?
— Конечно! — важно кивнула я.
— Вот и здорово! Если что, прикроешь! — Чистомир вскочил на ноги и схватил меня за руку. — Побежали!..
…Перед моим лицом калейдоскопом замелькали лица. Они вращались и вращались, грозя окончательно затянуть меня в омут из воспоминаний, мыслей, чувств и вины, из которого я потом уже не смогу выбраться.
— Ну, хватит! — сердито проговорил знакомый голос.
Я открыла глаза и увидела перед собой брата. Конечно, это был он, всегда и во всем копировавший поведение отца, но только у Пребыслава никогда толком терпения не хватало ни на что, и самой действенной фразой он считал «ну, хватит!».
— Что ты хочешь от меня? — в отчаянии спросила я. — Ты ведь женат, у тебя есть ребенок-наследник! Что тебе нужно? Ты ведь всегда был равнодушен ко мне, так почему сейчас… почему?!
Громовой удар развеял мое видение, а может быть, оно исчезло потому, что я зажмурилась так сильно, что стало больно глазам, сжавшись в комочек и обхватив себя руками.
Через некоторое время, сотрясаемая дрожью, я снова подняла голову. На меня пронзительно смотрели суровые глаза отца. Владетель Крюк унаследовал от своих предков, аристократов из северных удельных княжеств, пушистые волосы и невысокий рост, которые потом передал мне. Мы были очень похожи, но жаль, что только внешне!
— Отец, — пролепетала я, — простите меня, отец! Я признаю свои ошибки, но все исправлю! Я не буду больше убегать. Я докажу вам, что достойна носить фамилию Крюк и быть наследницей домена! Я больше не буду разочаровывать вас, отец!
Ледяные глаза отца чуть потеплели, и перед глазами снова завращался калейдоскоп из лиц и событий.
— Мирик, Мирик! — прошептала я, усилием воли выхватив из мелькающих образов самый яркий. — Почему все так происходит? Почему? Почему я совершаю ошибку за ошибкой? Мирик, прошу, ответь мне, ведь ты всегда, всегда все знал лучше меня!
Внезапно мое видение обрело объем и реальность. По лицу Чистомира, высоким скулам и крючковатому носу стекали капли воды, а мокрые пряди светлых волос прилипли ко лбу и щекам. Он смотрел на меня, и в серебристо-серых глазах, сияющих в отблесках молний, словно две звезды, застыла тревога. Я совершенно не удивилась такой четкости и подробности видения — во время грозы со мной чего только не происходило! Я протянула к Мирику руки.
— Значит, так нужно, — ответил он и прижал меня к себе, согревая в объятиях. — Это жизнь. Так ты набираешься опыта.
— Но это больно! — Я уткнулась ему носом в грудь и с наслаждением вдохнула запах взрослого и уверенного в себе мужчины. Как же быстро мы выросли! Сколько бы я отдала за то, чтобы вновь стать беззаботной девочкой, с хохотом спешащей за босоногим мальчишкой, в котором так трудно было узнать сына Владетеля!
— Когда ты училась ходить, тебе тоже было больно, — возразил Чистомир и нежно добавил: — Не плачь, девочка моя, все наладится.
— Мирик… — Я снова чувствовала себя четырехлетней девочкой с разбитой коленкой. Крохотной для своего возраста, в тяжелом многослойном платье, которое умудрилась порвать, споткнувшись обо что-то во дворе и покатившись кубарем. — Мирик, а заговор от боли сейчас не поможет?
— Наверное, нет, — со вздохом сказал он. — Но я рядом с тобой.
— Как всегда?
— Как всегда.
Я прижалась лбом к его груди, и это все, что было нужно для того, чтобы спокойно провалиться в беспамятство.
Высоко над головой звонко пели птицы. Солнечный луч скользнул по моему лицу, когда ветер пошевелил ветки деревьев. Я поморщилась и поежилась, только сейчас ощутив утреннюю прохладу. А потом, сообразив, что с одной стороны мне слишком тепло, резко рванулась. Обернулась, потерла в изумлении глаза, поморгала, и только после этого пришлось признать, что списать это на видения, навеянные грозой, было никак нельзя.
Рядом лежал Ярослав, до недавнего момента прижимавший меня к себе в крепком объятии. Разбуженный моими движениями, он неохотно открыл глаза и зевнул. Потом несколько раз моргнул, фокусируя взгляд и сказал:
— Доброе утро, Ясноцвета.
— Доброе утро, Ярослав, — ошеломленно проговорила я, осматриваясь.
Мы лежали под огромным дубом. Сверху на ветвях были натянуты одеяла, образуя что-то вроде крыши. Внизу Ярослав устроил нам наподобие постели, наломав веток и накрыв это еще одним одеялом. Благодаря его заботе я провела ночь в практически сухом месте, и, хотя волосы и одежда были еще сырыми, мне было зябко, но не холодно. Правда, приходилось признать, что прижиматься к горячему телу Волка было куда приятнее, чем сейчас быть полностью открытой для свежего утреннего ветерка.
Ярослав молча смотрел на меня, и взгляд у него был какой-то странный… настороженный… внимательный… готовый к любой неожиданности. Я поняла, что он предоставляет мне право первой начать беседу.
— Э-э-э… — Я прокашлялась и поежилась.
Волк молча привстал, выдернул из-под себя одеяло и укутал им меня, а сам уселся на ветки, отбросив назад длинные пряди распущенных волос.
— Спасибо за заботу. Ну, и за все это. — Я обвела рукой одеяла, лежанку… Рука, описав круг, указала на Волка, я смутилась и принялась расправлять юбку.
Ярослав молчал, и я подумала, что он подбирает слова, чтобы как можно яснее высказать свое мнение относительно моего ночного бегства в лес, да еще во время грозы. Но Волк снова меня удивил:
— Пожалуйста. Мне было приятно о вас позаботиться.
Я не сумела скрыть изумления. Волк едва заметно улыбнулся.
— Я проношу вам свои извинения, Ясноцвета. — Он встал и отвесил полный изящества и достоинства поклон, более уместный в замке Владетеля, чем посреди мокрого леса. — Находясь под воздействием эмоций, я повел себя с вами просто недопустимо. Я понимаю, что мои слова и действия вызвали у вас неприятие вплоть до того, что вы были вынуждены уйти в одиночестве в лес. Умоляю вас простить меня и готов сделать все, чтобы искупить свою вину. С этого момента и впредь я обещаю вам относиться к вам, как должно относиться к наследнице домена и моей невесте.
Я сидела на ветках, прикрытых старым, теплым и колючим армейским одеялом, в юбке из крепкого, но дешевого домотканого полотна, в теплой байковой рубашке. На голове творился форменный ужас из нечесаных и слипшихся волос. А этот аристократ, который сейчас склонил передо мной голову так низко, что длинные волосы стелились по земле, предлагает мне почувствовать себя невестой благородного!
— Ха-ха-ха-ха! — Я расхохоталась и не могла остановиться.
Волк вздрогнул, но позы не изменил.
Постепенно хохот перешел в истерические всхлипывания. Ярослав сел рядом и обнял меня за плечи, прижимая к себе, терпеливо ожидая, пока я успокоюсь.
— Ярослав, — сказала я, вытирая слезы, — зачем все эти церемонии? Тебе ведь нужен только домен. Зачем ты ломаешь себя ради этого? Я уже никуда не денусь, замок ульдона близок, и не позднее, чем сегодня вечером, мы будем женаты. А потом…
— Да, мне нужен домен, — спокойно подтвердил Ярослав. — Но это не значит, что я запру вас после свадьбы в высокой башне или отправлю в отдаленное поместье, как часто поступают с неугодными женами.
— Конечно, не значит, — серьезно кивнула я. — Я даже и не думала о таком. Прежде чем прогнать меня с глаз долой, ты обзаведешься наследником, а лучше — двумя, так надежнее. И дочкой, чтобы потом можно было устроить ей замечательный — для твоих планов — брак. А вот после рождения детей я уже буду не нужна.
Как мать Чистомира, которую Владетель Дуб вместе с лишним младшим сыном отправил так далеко, как смог. Впрочем, за это я ему благодарна. Иначе бы у нас никогда не было с Мириком счастливого совместного детства.
— Вы это говорите, основываясь на опыте своей матери? — поинтересовался Волк.
— Нет, мой отец любил и до сих пор любит мать. — Я не смогла сдержать улыбки при воспоминании о том, как комично они смотрелись вместе: высокая, стройная мать и маленький, едва ей по грудь, лысоватый, весь какой-то усохший отец. Когда мама надевала тяжелые и пышные церемониальные платья, то отец на ее фоне совершенно терялся, чем вовсю и пользовался, проворачивая на балах под прикрытием жениной юбки самые разнообразные дела, далеко не всегда соответствующие королевскому законодательству. — Он отправлял нас в южное поместье, когда в замке становилось слишком опасно. Он всю жизнь расширял и укреплял свой домен и, наверное, не думал, что его половина принесет дочери несчастья.
— Вы ошибаетесь. — Волка совершенно не тронула моя последняя фраза. — Ведь это именно ваш отец выбрал меня на роль вашего супруга. Неужели вы думаете, что он желает своему ребенку горя? Если бы не сговор Владетеля Крюка с моими родителями, я бы продолжал строить свою карьеру на поприще королевского посланника, даже не думая о создании своей семьи. Я понимаю ваше нежелание снова менять свою жизнь, возвращаясь к прежней, от которой вы убежали, однако прошу вас немного подумать и постараться понять и мои чувства. Как бы я ни относился к вам, Ясноцвета, и как бы ни желал добра и счастья Миле Котовенко, однако я не могу отказаться от возможности стать Владетелем. А вы не можете перестать быть Ясноцветой Крюк, наследницей домена.
Я прикусила язык. Все, что говорил Волк, было истинной правдой. А мне пора было уже прекращать вести себя как избалованный ребенок и становиться той Ясноцветой Крюк, которую растил отец. Давно пора было заметить, что Милка, которая с веселым смехом носилась с чумазым Мириком по полям, катаясь по крестьянским стогам и воруя яблоки из садов, давно выросла. Да и Мирика уже нет, есть Чистомир Дуб, который нашел свое призвание в тайной королевской службе, выполняя самые таинственные и щекотливые поручения.
— Волки всегда уважительно относились к своим женам, — виноватым тоном сказал Ярослав. — Я очень подвел свой род тем, что обращался с вами так… неучтиво и не соответственно вашему положению. Я понимаю, что нельзя все списывать на эмоции и на необычную ситуацию, поэтому снова прошу у вас прощения. Если нужно, я принесу клятву на крови, что с этой минуты я буду вести себя только соответственно вашему положению и ничего не требовать взамен.
Я посмотрела в его глубокие серебристо-серые глаза. Обычно Волк старался тщательно скрывать свои мысли и чувства, но сейчас позволил себе быть откровенным. Я поняла, что он был предельно серьезен, и это не могло не тронуть.
— Не нужно клятв. — Мой голос дрожал. — Я верю вам.
Он кивнул и стал на одно колено. Отцепил от пояса свой кинжал в ножнах и на ладонях протянул его мне.
— Ясноцвета Крюк, я прошу вас стать моей женой.
Я встала на ноги, как могла, поправила одежду и пригладила волосы. Если немного напрячь воображение, то можно представить, что я стою в центре главного зала родного замка. За моей спиной в кресле сидит отец, нетерпеливо и едва слышно постукивая об маленькую скамеечку ногой — отец считал, что спрыгивающий с высокого родового трона Владетель выглядит смешно, поэтому всегда строго следил, чтобы на торжественных мероприятиях скамеечка стояла под ногами. Рядом сидит мать и поглядывает то на меня, то на отца. За спинкой отцовского кресла с одной стороны стоит Пребыслав. Он рад, что непутевая сестра наконец-то пристроена. С другой стороны подремывает вполглаза начальник стражи, сложив на груди мощные руки. Он терпеть не мог всех этих церемоний, однако положение главного военного советника отца обязывало. Так как во время церемонии обручения нападений на Сиятельного вражьими силами не планировалось, Вел расслабился и позволил себе отрешиться от происходящего.
Через огромные витражные окна льются разноцветные лучи, освещая гобелены на стенах и почтительно выстроившихся у стен вассалов, магов и прочих заинтересованных лиц. Только родителей Ярослава я представляла очень смутно, поэтому в воображаемой сцене они представлялись неясными фигурами в официальных праздничных одеяниях.
— Я согласна, Ярослав Волк, — торжественно произнесла я и будто бы услышала, как по огромному залу гуляет эхо от моего звонкого голоса. — Вверяю вам себя и судьбу своего домена.
Потом взяла его кинжал — как необычны были для меня его вес и размер! — и прикрепила ножны к своему поясу. На протянутые руки Волка я медленно положила свое оружие. Большой рубин вспыхнул кровавой искрой, когда отразил луч утреннего солнца. Я почувствовала, что старинному артефакту было так же тяжело расставаться с владелицей, как и мне с ним. Теперь — и до моей смерти, когда брак будет расторжен, — кинжал со старинным гербом Крюков будет принадлежать моему мужу.
Длинный узкий кинжал в потертых кожаных ножнах и с серебряной волчьей головой на рукояти теперь был моей защитой, помощником в повседневных делах и необходимым инструментом для обрядов высшей магии.
Волк поднял голову. Его глаза потеплели, на лице было написано облегчение. Кажется, он до конца не верил тому, что я соглашусь.
— Спасибо, — от души поблагодарил он. — Вы не пожалеете о своем согласии, Ясноцвета.
Он взял мою правую руку и приник теплыми губами к ладони. Я вспомнила слова учителя. Он говорил, что должен был символизировать этот жест. Получалось, что теперь Ярослав без страха возьмет с моей руки все, что ему будет мною предложено. На самом деле в аристократических семьях частенько бывало, что из рук жены принимал не муж, а специально обученный маг, способный распознать яд. Оставалось только надеяться на то, что мы с Ярославом в своем противостоянии до такого не дойдем.
После того как Волк торжественно прикрепил к своему поясу мой — уже не мой! — кинжал, с церемониями было покончено.
Лицо капитана приобрело обыкновенное холодное и непроницаемое выражение, он сел на ложе из веток, достал из кармашка гребешок и принялся заплетать волосы. Я очередной раз подивилась тому, как ловко он разбирается со своими длинными прядями.
— Ясноцвета, можно вам задать личный вопрос? — Ярослав внезапно отвлекся от своего занятия и поднял голову, успев поймать мой заинтересованный взгляд, направленный прямо на него. (Я смутилась и залилась краской, хотя так и не поняла почему. Я что, не имею права рассматривать своего жениха?) — Вы обрезали свои волосы тогда, когда ушли из дома?
Я невольно коснулась «вороньего гнезда» у себя на голове, в которое превратилась моя прическа. Гребешка конечно же у меня с собой не было, пришлось раздирать колтуны пальцами.
Мои волосы едва доставали до лопаток, тогда как у всех аристократов, даже тех, кто посвятил себя военной карьере, они были ниже пояса — у кого длиннее, у кого короче. Даже у моего отца с затылка спускалась тоненькая косичка, которую он холил и лелеял, а у мамы волосы были до колен.
— Да, — подтвердила я. — Когда собиралась начать новую жизнь, где не было времени и возможности возиться с прической.
— А почему вы ушли из дома? — напрямик спросил Волк.
Я давно ждала этого вопроса, поэтому не смутилась:
— Я хотела пойти на войну с нечистью, а родители были против.
— Ах да, помню… Вы кому-то обещали пойти на войну. Могу я спросить кому?
— Одному очень важному для меня человеку, — неопределенно ответила я.
Ярослав то ли понял, что подробностей не услышит, то ли удовлетворился этим ответом, и молча доплел косу, перевязав ее кожаным шнурком, который, бережно свернутый, достал из кармана.
Я представила, как он вчера ночью разыскивал меня посреди темного дождливого леса, обустраивал временную стоянку, а потом расплел волосы, чтобы лучше сохли, и аккуратно спрятал шнурок в карман. Да, наверное, с таким дотошным Владетелем моему домену действительно ничего не грозит, и даже больше — Волк наверняка успешно продолжит дело моего отца и будет расширять свои владения.
Мы собрали одеяла и пошли по направлению к фургону. Я не могла не испытывать к Волку благодарности — если бы не он, мне бы пришлось долго бродить по лесу и аукать, потому что я совершенно не представляла, в какой стороне находится наш лагерь.
Мы прошли совсем немного, как вдруг из кустов серой молнией метнулась тень, и капитан, переплетясь в смертельном объятии с огромным волкодлаком, покатился по земле, ломая подлесок. Огромное животное рычало, из распахнутой пасти капала слюна. Ярослав схватил волкодлака за челюсти, не давая пасти сомкнуться. Мышцы благородного вздулись от напряжения, он лежал на земле, придавленный весом огромных лап, но сдаваться не собирался.
Волкодлак замотал головой, стараясь избавиться от помехи, Ярослав ощерился не хуже, чем нечисть. Он пока держал оборону, но мне было понятно, что долго так продолжаться не сможет. Даже троллю, который превосходил силой любого человека в несколько раз, в этой ситуации волкодлака не победить.
— Ясноцвета, — прохрипел Волк, и наши взгляды встретились.
Он просил о помощи, ведь у меня на поясе висел длинный кинжал Дома Волков. Он просил о помощи, но не умолял, давая мне возможность самой решить, хочу ли я ему помочь или предпочту убежать и тем самым избавиться от него навсегда.
Я отступила на несколько шагов, не отрывая взгляда от лица моего жениха. Сейчас он воплощал в себе все то, что я ненавидела и от чего сбежала два года назад. Если я сейчас развернусь и убегу, Волк будет сражаться до последнего, давая мне шанс спастись. И этот шанс был вполне реальным, в крайнем случае я бы могла успеть залезть на дерево и дождаться подмоги из лагеря. Волкодлак, не накачанный магией, прыгает недостаточно высоко, а лазить благодаря постоянным тренировкам я умела прекрасно. И никто и никогда не узнал бы о том, что произошло, и никто не осудил бы меня, лишившуюся жениха, отважно отдавшего свою жизнь ради моего спасения.
Жизнь холодного, равнодушного, жесткого и честолюбивого Ярослава и жизнь Милы Котовенко, королевской посланницы, возлюбленной заботливого и ласкового тролля. Жизнь без шанса на взаимную любовь в холодной постели и жизнь в тепле любящего сердца. Удушающие тиски правил приличия, этикета и обязанностей и возможность жить и вести себя так, как хочется.
Я отступила еще на несколько шагов. Ярослав на миг зажмурился, а когда открыл глаза, то смотрел уже не на меня, а на волкодлака, и в его взгляде были не сожаление, а только боевая ярость и желание победить.
Внезапно время для меня замедлилось. Я плавно, словно во сне, отставила ногу, оттолкнулась от земли, побежала, на ходу вынимая кинжал из ножен, прыгнула на спину нечисти и с силой резанула кинжалом по горлу, пробиваясь сквозь густую шерсть и мускулы и добираясь до артерий и дыхательных путей. Потом поднырнула вниз и глубоко вонзила кинжал волкодлаку в живот, разрезая от паха до грудной клетки.
Брызнуло кровью, и из разреза, который раскрылся, словно кто-то толкнул двустворчатую дверь, повалили сине-красные кишки. Я откатилась в сторону, чувствуя на своем лице и руках теплую и жгучую волкодлачью кровь.
Ярослав поднапрягся, со страшным, животным рыком сбросил с себя бьющееся в конвульсиях тело и подполз ко мне.
Он был настолько страшен, весь в крови — своей и чужой, слизи, слюне, что я не выдержала и меня стошнило.
Капитан перевернул меня на бок, чтобы я не захлебнулась, а потом помог подняться на ноги, грубо встряхнув.
— Пойдем скорее, я должен тебя вывести к фургону, пока могу стоять. Тварь… слишком сильно меня укусила. Не раскисай!
От встряски перед моими глазами перестали плавать разноцветные круги, и я взяла себя в руки. Перекинула через плечи руку Ярослава, помогая ему идти, и заставила себя выбросить из головы воспоминание о горячих волкодлачьих кишках.
Мы выбрались на заброшенную дорогу, на которой стоял фургон, совершенно обессилевшие. Ярослав, у которого сил хватало только на то, чтобы указывать путь к лагерю, уже почти полностью висел на мне, едва перебирая подгибающимися ногами.
Спина невероятно горела огнем, я закашлялась и сплюнула кровь.
— Чахи и дрыхли б вас взяли! — завопил эльф, который увидел нас первым. — Я думал, они сексом занимаются, а они в какую-то дрянь вляпались! Вы что там сдохнуть не могли? Сюда-то чего переться было? Да куда ты его тянешь, дубина, в реку давай — отмывать обоих от яда!
Тролль молча кивнул и подхватил капитана на руки, мне помогла идти Тиса. Персиваль раздувал огонь в уже потушенном костре и ставил на него котелок, чтобы закипела вода.
Воительница со всего размаху толкнула меня в мутную после грозы воду, я с головой окунулась и не успела толком показаться над водой, как девушка уже остервенело полоскала мои волосы.
— Мыло! — крикнул Персиваль и метко кинул по кусочку Дранишу и Тисе.
Когда достаточно чистая, в липнувшей к телу холодной одежде, я вышла на берег, меня там уже ждал эльф с большим полотенцем. На лице у него было написано очередное осознание трагичности бытия — как же, получить вместо душещипательной сцены воссоединения двух благородных кучу работы по исцелению, это любого выведет из себя!
— Там вода уже закипает, — кисло сказал он мне. — Я насыпал в ваши кружки травяную смесь, заваришь и выпьешь. А капитана я сам буду отпаивать.
Пока я переодевалась и возилась с котелком, уже еле держась на ногах, Даезаэль приказал положить обнаженного капитана около костра и уныло мазал глубокие рваные раны от когтей волкодлака на плечах Ярослава.
— Что ты стоишь? — рявкнул он на меня. — Ветки в огонь кидай, чтобы горел ярче. Мне еще простуды у вас двоих не хватало! Бедный я, несчастный, ни сна, ни отдыха…
Я тупо кивнула, уже почти ничего не соображая.
— Зачем ты ее гоняешь? — возмутился тролль, которому была вручена нитка с иголкой — зашивать раны. — Ей же плохо!
— Мне нужно, чтобы она продержалась на ногах до того момента, когда я смогу ею заняться, — буркнул эльф, проводя ладонями по телу капитана. — Как можно было так надорваться! Он что, мешки таскал?
— Вам встретился волкодлак? — спросил Персиваль.
— Ярослав схватил его за пасть, а я зарезала, — пояснила я. Кружка в руках задрожала, разбрызгивая на меня обжигающе горячую жидкость. — Наверное, когда волкодлак прыгнул из кустов, именно тогда поранил капитана.
— Не только поранил, — бросил целитель. — Он и ребра ему сломал, когда в агонии трепыхался. Но как же не вовремя! Ложись, я тобой займусь. И ты надорвалась! Мышцы болят? Еще нет? Будут! Если я не помогу, а мне придется… Ну что же это делается, а? Ну что, тяжело было заблудиться вчера в лесу с концами?
— Мы бы ей не позволили заблудиться, — заметил тролль.
— Ты молчи уже, страдалец! — раздраженно сказал Даезаэль Дранишу, пока я нежилась под умелыми ладонями целителя. — Какие дрыхли тебя толкнули помогать ночью Ярику в поисках невесты? Видишь, чем все это закончилось?!
— Было бы лучше, если бы ее одну волкодлак сожрал? — огрызнулся тролль.
— Конечно, лучше, возни было бы меньше.
— А как же твои любимые жизненные драмы? — спросил Драниш. Он зашивал раны Волка так же быстро и умело, как пришивал пуговицы к своей куртке. — Если бы ко… Ясноцвета погибла, их было бы меньше!
— Ничего, я бы вдоволь налюбовался унылой рожей капитана, чей домен уплыл бы в руки какого-то крюковского родственника, — сбить с толку эльфа было невозможно. — И что теперь? Нам нужно переправляться на другой берег, а у нас половина команды — увечные инвалиды!
— Почему половина? — заикнулся гном. — Треть.
— Половина! — с нажимом сказал Даезаэль. — Кое-кто здесь увечный на голову, и это я тоже посчитал!
— А нам обязательно нужно переправляться сегодня? — спросила я.