Мужчины на моей кушетке Энглер Брэнди

Сказанное Полом противоречило расхожему представлению о том, что мужчины всегда хотят секса, когда угодно и с кем угодно, и обнаруживало, что в действительности мужчинам тоже требуются подходящие условия.

— И это вам помогло?

— Мне пришлось перевернуть Клэр на живот, чтобы я мог не смотреть ей в глаза и поддерживать эту фантазию. Во всяком случае, ей нравится такая поза, и я могу просто обвить рукой ее тело и трогать ее. Слава богу, она легко кончает.

Пол просто хотел «отработать» этот сексуальный эпизод, не дав осечки, и, чтобы этого не случилось, ему пришлось полностью контролировать себя. Однако, несмотря на то что он говорил мне о своей большой любви к Клэр, я не заметила ни следа этой любви во время секса.

— Я не думал об этом с такой точки зрения, — сказал он, когда я поделилась с ним своей оценкой. — Я просто хотел добиться эрекции и доставить ей удовольствие. Я пытаюсь доводить ее до оргазма.

— Вы ставите свою эрекцию и удовлетворение Клэр на первое место, делая их более важными, чем истинный контакт с ней.

— Ну, ведь моя эрекция важна , без нее мы не сможем заниматься сексом.

Хотела бы я пригласить Клэр к себе в кабинет и попросить ее описать свои впечатления от их сексуальной жизни! Я предполагала, что они сильно отличались бы от тех, какими представлял их себе Пол. Однако Пол, как и многие мужчины, которые приходили ко мне, не хотел, чтобы его жена знала о его обращении к терапевту.

— Вы много говорите о том, что доставляете ей удовольствие, но звучит это так, словно вы сосредоточены только на себе, — заметила я. — Секс, который вы описываете, кажется скорее отягощенным тревогой, чем эротичным. Я понимаю, почему вы это делаете, но вы занимаете все свои мысли, вы — зритель, фантазер. Вы не можете расслабиться и позволить Клэр угождать вам, как делают девушки в массажном салоне, потому что вы не думаете о ней как о «ничто». Поэтому, чтобы компенсировать, вы фокусируетесь на своем пенисе и ее оргазме.

— А иначе она сердится.

— И что вы чувствуете, когда она злится?

Он хохотнул в ответ на этот банальный терапевтический вопрос.

— Я действительно хочу, чтобы вы ответили, — настаивала я. — Словом, обозначающим чувство .

— Я чувствую себя униженным. Не соответствующим требованиям. — Пол уставился в одну точку на ковре. — Разумеется, мне хочется избежать этих чувств.

— Почему?

— Меня приводит в ужас мысль о том, что я окажусь недостаточно хорош для Клэр — и тогда она меня отвергнет.

Я не очень понимала, что заставило Пола вдруг обнажить такой примитивный страх, но была рада, что он это сделал, вместо того чтобы позволить страху и дальше прятаться под прикрытием его обычной бравады. Пол неуютно заерзал на диване.

Сердце мое на мгновение смягчилось по отношению к Полу, даже глаза защипало, потому что я почувствовала в нем настоящую боль. Я обратила внимание на то, что он смотрит в пол и у него подрагивает колено. Было видно, что он нервничает и начинает закрываться.

Это был трудный для понимания момент. Я была настроена к нему максимально сострадательно, однако мое сострадание заставило Пола почувствовать себя уязвимым, и от этого у него возникло ощущение угрозы. Я подождала мгновение, потом решила развить тему его тревожности.

— Что вы чувствуете в эту минуту, Пол?

— Неловкость.

— Вы позволили мне узнать вас на более глубоком уровне. Это заставляет вас тревожиться?

— Я не сказал — тревожность, я сказал — неловкость ! — рявкнул он.

— Ладно, неловкость — так неловкость. Я хочу понять точно , что вы чувствуете.

— Черт с вами! Да, я встревожен, у меня возникает то же чувство, которое я ощущаю рядом с женой. Я не хочу, чтобы вы видели мою слабость!

— Тем не менее я ее вижу, и вам хочется нападать — и одновременно спрятаться.

— Ненавижу психоанализ! Он ощущается как критика.

— Вы проявляете большое мужество, разговаривая об этом со мной. Я чувствую себя гораздо ближе к вам, и у меня ни в коем случае не возникло бы желание отвергнуть вас из-за того, что вы раскрылись!

Пол по-прежнему не отрывал взгляд от пола, и наш сеанс подошел к концу. Он добился некоторого прогресса, но мое отражение выводило его из себя, мои наблюдения были для него всего лишь зеркалом его недостатков. Мои попытки познать Пола были для него невыносимы. Его эго просто рассыпалось на куски в присутствии важного для него человека.

Я отбила его попытки принизить меня, и теперь он видел меня в такой позиции, с которой я могла судить его, — и это вызвало привычную тревожную реакцию, заставляя его быть импотентом в общении со мной. У меня случилось прозрение! Я была настолько занята своим возмущением по поводу внебрачных похождений Пола, что утратила фокус и едва не упустила из виду основополагающую проблему — его уязвимость . Страх возможной неудачи был всего лишь ее симптомом.

Чем больше я об этом думала, тем яснее становилось, что больше всего меня беспокоило в Поле то, что он был готов удовлетвориться простейшим выходом из ситуации. Он избегал страха неудачи путем избыточной сосредоточенности на удовольствии жены. Он предпочитал давать , чтобы избежать тревожности принятия .

Ощущение собственного права на получение удовольствия — это отражение сущностной самоценности человека . С проститутками Пол пытался востребовать назад свое чувство «я», а заодно с ним и уверенность в своем праве получать наслаждение.

Дома же Пол был слишком занят тем, что пытался замаскировать свою тревожность, и это блокировало его способность наслаждаться женой.

Результатом всех этих компенсаций было тотальное отчуждение между Полом и Клэр.

Секс-услуги, такие как массажный салон в моем доме, были общеупотребительным способом разрешить это отчуждение. Я даже знала мужчин, которые из-за этого одиночества, возникающего при отчужденности, проводили все вечера в Hooter’s[12] или в стрип-клубах и пытались знакомиться с работавшими там женщинами.

Я хотела, чтобы Пол рассмотрел возможность поделиться своей озабоченностью по поводу ситуации на работе с Клэр. Это могло заложить фундамент для более интимного общения впоследствии.

— Я не хочу разговаривать о работе с женой, — отрезал он.

— А что в этом такого трудного?

— Я вырос в семье среднего класса и сам проложил себе путь к положению, которое занимаю сейчас, — пояснил Пол. — Клэр происходит из рода старой денежной аристократии, и ее семья так по-настоящему и не приняла меня. Они по-прежнему заставляют меня чувствовать себя аутсайдером. Они даже заставляют ее держать свои трастовые деньги на отдельном счету, чтобы я не имел доступа к ним. Я усердно трудился, чтобы доказать Клэр и ее семье, что я ее достоин. Но при угрозе, что мой бизнес может потерпеть крах, я не хочу давать ей понять, что это меня тревожит.

— А что именно вы пытаетесь доказать?

— У ее родителей был на примете другой жених для нее, но она выбрала меня. Я, пожалуй, никогда не был уверен, что мы с ней ровня. Я хочу доказать, что они могут меня принять. Что она может меня принять. Что со мной все в порядке. Я не хочу, чтобы она пожалела, что выбрала меня.

— Значит, вы никогда не чувствовали себя равным Клэр или ее родственникам?

— Нет. Она так хорошо воспитана, элегантна. У нее вся семейка такая. Хотите — верьте, хотите — нет, при том, какой я обычно шумный, на их семейных сборищах я веду себя тише воды ниже травы. Я затыкаюсь. Я словно участвую в соревнованиях — и не могу победить. Это самое отвратительное чувство на свете!

Пол с трудом пробивался через эти слова, словно каждое из них было больно произносить, даже перед самим собой.

— И поэтому вы чувствуете себя обязанным проецировать образ успеха как на работе, так и в постели. — Я видела по лицу Пола, что он тоже осознал эту связь.

— Я добился очень большого успеха, — ответил он агрессивно.

— Да, вы успешны, но у этого есть своя цена. Когда вы испытываете стресс, вот как сейчас, и решаете отстраниться от Клэр, успех вам не больно-то помогает.

— Потому-то я и использую девушек по вызову. — Он казался «сдувшимся», изможденным.

— Да, и именно поэтому вы не можете сохранять эрекцию с Клэр. Вы создали фальшивую идеальную личину, чтобы прятать за ней часть своей личности от Клэр и ее семьи, и подозреваете, что они все равно видят вас насквозь. Но, вместо того чтобы попытаться все исправить, вы отчуждаетесь и в результате оказываетесь в еще большей изоляции — и чувствуете себя скверно. Результат — еще больший стресс, когда вы рядом с Клэр или ее родными. Я понимаю, что стать частью семьи для вас важно, но вы так отчаянно пытаетесь преодолеть свою кажущуюся неадекватность и быть принятым за своего, что истощаете себя.

Пол повесил голову.

— Вы не хотите, чтобы вам постоянно приходилось что-то доказывать, — добавила я почти нежно. — Вы хотите безусловной любви. Вы так горды тем, что Клэр — ваша жена, вы любите ее и боитесь, что каким-то образом окажетесь разоблачены как мужчина, который «недостаточно хорош», и что она перестанет вас любить.

Он кивнул.

— Вы любите Клэр, Пол?

Он снова кивнул.

— Скажите это вслух.

— Я люблю свою жену.

Слезы.

— Довольно, Пол, — сказала я. — Сейчас вами движет страх, а не любовь. Нам нужно это исправить. Любите свою жену. Если вы хотите быть хорошим мужем, между вами должна быть близость. Позвольте ей увидеть себя, Пол. Позвольте ей узнать вас.

Наконец-то он сидел молча и слушал меня. Я чувствовала, что хочу подбодрить его, чувствовала, что сердце мое по-настоящему потеплело к этому человеку.

Я также поняла, что терялась в своей первоначальной реакции страха, выслушивая истории пациентов. Расстроенная потребностью некоторых мужчин изменять или ставить женщин в унизительное положение, я формулировала негативные выводы и делала обобщения. А нужно было просто немного отстраниться и вспомнить, что очень легко осуждать и навешивать на мужчин уничижительные ярлыки.

Раскрывшись, Пол помог мне выйти из этого тумана, и я смогла понять, что его сексуальные взаимодействия с женой и проститутками обнаружили очень важную истину: женщины обладают невероятной властью над мужчинами .

В сущности, могущество женщин прямо-таки ошеломительно. Женщины необходимы мужчинам для эмоционального выживания: наше одобрение, наша поддержка — все это дает им возможность процветать в мире, чувствовать себя уверенно.

Женское одобрение и утешение помогают мужчинам чувствовать себя в жизни защищенными и твердо стоящими на ногах.

Все женщины в жизни Пола были властными фигурами. Он идеализировал свою жену до такой степени, что чувствовал себя маленьким. Он обесценивал секс-работниц до такой степени, что чувствовал себя огромным. И в результате терял всякую меру себя самого.

Его проблемы были мало связаны с сексом. Дело было не просто в сексуальном вкусе или в естественной потребности мужчины в «сексуальной добавке». Наоборот, это было всецело связано с его чувством «я» и способностью сохранять самоценность в присутствии женщины, которую он любил. Это важно, поскольку именно в этом таилась надежда на благополучный исход всей истории. Именно здесь крылись ответы на мой вопрос: «Что хотят мужчины?»

Пол хотел любить свою жену и себя одновременно и отчаянно нуждался в любви. Я хотела помочь Полу обрести эту любовь, чтобы он мог быть собой настоящим с Клэр.

Я заметила общий лейтмотив у Пола и других пациентов, которых лечила, — уязвимость. Казалось, все эти мужчины разрывались между своей потребностью в любви и страхом любви. Они реагировали на это, создавая странные отношения и сексуальные аппроксимации[13], затем искажали и уродовали их, превращая в подмены любви — тягу к наслаждениям, удовлетворение эго или фантазийную любовь, — чтобы утолить свои потребности и все же оставаться в безопасности.

Они приходили ко мне, утверждая, что влюблены или хотят любить, но то, что у них было, и близко не походило на любовь. Эти мужчины бежали от настоящего чувства. Им необходимо было пересмотреть свое определение любви.

Все мы любим чувство любви, это жаркое эйфорическое состояние, но любовь — не одно-единственное чувство. И к тому же чувство не простое. Наряду с радостью приходят трудные эмоции, такие как гнев, скука, обида. А еще чудовищная и неизбежная лавина страха — страха быть отвергнутым, разочароваться, потерять себя, оказаться брошенным, быть разоблаченным как человек, которого нельзя любить. Эти страхи могут быть иррациональными, но они вполне могут и сбыться.

Процесс любви — это далеко не только чувства. Это — навык. Похоже, эти мужчины выбирали самый простой выход. Дэвид (из первой главы) хотел быть желанным. Пол хотел власти. Другие хотели безопасности. Я не могла поверить, что все мужчины, сидящие передо мной, фокусируются только на том, что они получают или не получают, и не думают о том, что они отдают.

Никто не желал рисковать.

Я хотела, чтобы Пол перестал отстраняться от Клэр, перестал искать решений за пределами их брака, а вместо этого шагнул к ней. Пол наконец изъявил желание попробовать то, что я предлагала.

— У меня есть для вас домашнее задание, — сказала я, бросая взгляд на часы, чтобы убедиться, что у меня хватит времени на объяснение.

Домашнее задание — краеугольный камень секс-терапии. Пациентам часто назначают разнообразные упражнения, имеющие целью перепрограммирование их сексуальных реакций. Большая часть сексуального функционирования мужчины — это просто рефлексы, которые можно «переучить». Эрекция Пола ассоциировалась с его самосознанием, а мне нужно было связать ее с расслабленной чувственностью.

— Ваше задание — избегать эрекции, — сказала я.

Он яно удивился, но мне меньше всего была нужна его озабоченность страхом возможной неудачи.

— Если у вас случайно возникнет эрекция, вам нельзя стремиться получить оргазм. Вам также запрещается пытаться доводить до оргазма Клэр. Вообще, держитесь подальше от ее гениталий. Вместо этого, — продолжала я, — я хочу, чтобы вы фокусировались только на прикосновениях к остальным частям ее тела. Не торопитесь и как следует старайтесь почувствовать ее своим прикосновением. Сосредоточивайтесь на своей любви к ней каждым из своих органов чувств. Я хочу, чтобы вы нюхали ее, пробовали на вкус, по-настоящему смотрели на эту женщину, которую любите, и ценили то, что видите. Смотрите ей в глаза, медленно целуйте ее. С душой. Когда она прикасается к вам, не думайте о своей эрекции, просто обращайте внимание на любое ощущение удовольствия и наслаждайтесь им — но не переходите к действию. Фокусируйтесь на своем праве ощущать удовольствие, на том самом чувстве собственного права, которое появляется у вас в массажном салоне. И еще: я хочу, чтобы вы начали делать это сегодня же вечером , когда придете домой.

Пол, слушая все это, выглядел неуверенным, но одновременно полным решимости успешно выполнить задание — как это вообще было свойственно его натуре.

— Мы с вами увидимся на следующей неделе, и вы расскажете мне, как все прошло.

Я вышла из офиса, волоча за собой чемодан на колесиках, и стала искать такси. Я направлялась в аэропорт, чтобы сесть в самолет до Флориды и полететь к Рами. В иные дни мне очень хотелось, чтобы Рами развелся, в другие — я находила обоснования обратному, думая, что не хочу ни замуж, ни детей, что довольна этими необычными отношениями. Конечно, в основе всего этого лежали проблемы доверия , и я все еще пыталась с ними разобраться, пыталась не бояться, что решение уйти — или остаться — будет ошибкой.

К несчастью, вечер пятницы — такое время, когда в Мидтауне[14] невозможно найти машину. В отчаянии я заприметила такси с выключенным огоньком, стоящее на светофоре. Я постучала в пассажирскую дверцу, шофер-индиец бесстрастно посмотрел на меня и чуть приоткрыл окошко.

— Я уже закончил работу! — крикнул он.

— Я понимаю, — кивнула я. — Но если вы едете домой и живете в Квинсе или Бруклине, не могли бы вы подбросить меня до Ла-Гуардии?

Он на мгновение задумался.

— Пожалуйста! Я пытаюсь улететь к своему любимому!

Еще пара секунд на размышление, светофор вот-вот загорится зеленым.

— Сделайте это ради любви! — произнесла я с улыбкой. Судя по выражению его лица, такого слова не было в его словаре — по крайней мере в тот момент.

— Ладно, — выкрикнула я, — я заплачу вам 60 долларов!

— Вы меня убиваете, — вздохнул он, но дверцу открыл. Выключил счетчик и дал по газам.

У меня вошло в привычку разговаривать с водителями такси о моих романтических делах, об экзистенциальных кризисах — обо всем. И к моему удивлению, часто они выслушивали меня с вуайеристским удовольствием и со всей серьезностью давали советы. Один даже гадал мне по руке.

Я с нетерпением ждала встречи с Рами, но Пол меня взбудоражил, и мне нужно было переработать свои мысли. Я испытывала неловкость, делясь своими персональными неврозами даже с подругами. Полагаю, я боялась, что они будут думать: «Ну вот, а еще психолог!» — как будто психолог или психотерапевт по определению обязан легко справляться с собственными проблемами. А анонимность пассажирки такси позволяла мне раскрываться и рассказывать свои истории.

Однако ирония положения не ускользала от меня. Как и Пол, вместо того чтобы быть искренней и уязвимой в собственных близких отношениях, я использовала анонимные суррогаты , чтобы удовлетворить эмоциональные потребности. Даже я не могла избежать мгновенного удовлетворения, которое давали эти искусственные контакты.

Я сидела в уголке заднего сиденья наискосок от таксиста с каменным лицом и смотрела в окно, за которым летела — а временами ползла — линия горизонта. Но уже очень скоро мне стало неуютно в этом безличном молчании. Я передвинулась на середину сиденья, наклонилась прямо к стеклу водительской кабинки и прочла имя на его лицензии.

— Как дела сегодня вечером, Мохиндер? — поинтересовалась я.

— Устал.

— Каково это — быть водителем такси? Должно быть, у вас случаются очень интересные разговоры?

— Да. Одна женщина даже родила у меня на заднем сиденье.

— Ничего себе!

— А куда вы так спешите? — задал он свой вопрос.

— Во Флориду, повидаться с бойфрендом. Мы навещаем друг друга по выходным.

— Нелегко вам приходится!

Настала моя очередь задуматься.

— На самом деле мне это нравится. Но он хочет, чтобы я вернулась во Флориду и жила с ним.

— И вы согласитесь?

— Он все еще женат. Так почему я должна это делать?

— Бессмыслица какая-то. Он все еще женат — и он хочет, чтобы вы переехали к нему и его жене?

Я хихикнула.

— Нет, они уже много лет не живут вместе. Даже не живут в одном штате.

— А, так это ему очень удобно, да? Наверное, он боится обязательств.

— Нет, я так не думаю, — проговорила я, хотя понимала, что мой самообман, вероятно, очень легко читается.

— Да ну? Что ж, я знаю, как вы можете его проверить.

— Как? — Я не была уверена, что действительно хочу знать ответ.

— Просто. Скажите ему, что готовы переехать немедленно, и посмотрите, что он сделает.

Мохиндер был прав. Но я боялась так сделать. Не хотела этого делать. Может быть, позже. Может быть…

Когда мы наконец приблизились к аэропорту, я задумалась о Поле и о том, как все мы играем в игры с близостью. Мы сближаемся, потом отдаляемся, ритмично раскрываемся и закрываемся, как раздувается и сокращается медуза, скользя через океанскую толщу. У людей этот танец исполняют оба партнера, и, если повезет, они иногда достигают некой гармонии. Пол был чрезвычайно озабочен стараниями быть идеальным мужем, идеальным добытчиком, идеальным пенисом, но никогда не был особенно искренним с Клэр. Интересно, чем это оборачивалось для нее?

Пол не стал дожидаться нашего следующего сеанса, чтобы доложиться. Он назначил срочную консультацию в тот же день, когда я вернулась из Флориды, ворвался в мой кабинет и обрушился на меня с упреками.

— За что, черт побери, я вам плачу?! — рявкнул он. Рухнул на диван и наклонился ко мне. — От массажного салона и то больше толку!

Пол пожаловался, что мое домашнее задание провалилось.

— Я пришел домой после сеанса, — стал объяснять он. — Клэр уже лежала в постели, читала книгу. Я вынул книгу из ее рук и положил на тумбочку. Обнял ее за талию и притянул ближе к своему телу. Помня, что вы мне говорили, я начал с того, что стал пристально на нее смотреть. Ее тело, ее лицо — я хотел по-настоящему увидеть их. Я касался ее щек и говорил ей, как сильно я ее люблю. Я сказал, что люблю каждый дюйм ее тела, ее груди, ее длинные ноги, ее плоский животик, ее влагалище, ее пальцы, ее глаза. Ее рот. Я всю ее ощупал руками — и, делая это, я не чувствовал ничего . У меня не было никакой эрекции. Я был совершенно бесчувствен.

— Пол, смысл всего этого был в том, чтобы вы забыли о необходимости достичь эрекции. Если бы ее не случилось — это не плохой результат. Если бы случилась — прекрасно. Что так, что сяк — вам и не полагалось ничего с этим делать.

— Я знаю, — сердито сказал он, — но проблема не в этом. Я сделал так, как вы сказали, но Клэр показалась мне раздраженной, а тело ее — неподатливым. У всего этого был какой-то механистический привкус. Когда я заглядывал ей в глаза, она отводила взгляд. Потом она сказала мне, что устала и хочет, чтобы я просто обнимал ее, пока она засыпает.

— Значит, она не увлеклась.

— Я чувствовал нечто вроде облегчения. Но, док, ваше домашнее задание ни хрена мне не помогло!

Я не готовила Пола к неудаче намеренно, но неожиданный результат открыл важную информацию. Иногда «ошибки» ведут к ответам.

— Наоборот, я думаю, что оно отлично сработало, — возразила я. — Я все объясню, но вначале давайте подробно пройдемся по вашему описанию. Расскажите мне, что вы почувствовали, когда начали по-настоящему смотреть на Клэр.

Пол отважно решился играть дальше.

— Я ничего не чувствовал, мне даже было немного скучно.

— А что насчет того момента, когда вы впервые начали исследовать ее тело и сосредоточиваться на том, что вы в ней цените?

— Я сосредоточился на своей любви к ней, как вы сказали, — и я действительно ощущал любовь.

— А когда вы смотрели ей в глаза?

— Именно тогда я ощутил неловкость. Я действительно пытался увидеть ее… а она отвернулась. Она отвернулась! Я почувствовал себя отвергнутым — и беззащитным.

Домашнее задание Пола обнаружило реакцию Клэр — и ответ на многие вопросы. Взгляд в глаза — прекрасная мера того, насколько человеку комфортно в близости, и часто он выявляет неожиданную неловкость. Я просила Пола раскрыться, стать эмоционально обнаженным, видеть и быть видимым, ощущать любовь во время секса и поделиться своим эротизмом с женой. Клэр отвернулась, отказалась видеть его. Он обиделся.

Теперь я знала, что дело не только в Поле. Клэр тоже была частью проблемы.

Пол этого не сознавал, но он выбрал себе партнершу, чей уровень комфорта в отношении к близости был почти таким же, что и у него. Между ними существовало устойчивое равновесие: когда он тянулся к ней, она отстранялась, возможно, чтобы поддержать их обычную безопасную дистанцию.

Пол и Клэр обладали высоким либидо, но низкой терпимостью к эмоциональной близости. При попытке Пола, сколь угодно внезапной, создать контакт, ощутить любовь и терпеть уязвимость Клэр напряглась и отстранилась.

И Пол, и сама Клэр страдали тем, что я называю «тревожностью любви». Пол хотел верить, что он контролирует свой мир — на работе, в постели и т. д. Влюбленность подкосила его чувство контроля.

У всех нас есть страхи, связанные с любовью. Они дремлют — часто мы их даже не осознаем, пока не влюбимся. И тогда на поверхность всплывает вопрос о нашей собственной пригодности к любви. Заслуживаем ли мы той любви, которую принимаем и ощущаем?

Поскольку Пол ощущал тревожность (что привело к эректильной дисфункции), он скрылся бегством в среде, которая восстанавливала его чувство важности, власти и контроля — в массажном салоне. Однако этот контроль был иллюзией, которую Пол покупал за деньги. «Секс-работницы», населяющие «кварталы красных фонарей», продают контрафактную любовь — рядом с лавками, торгующими контрафактными кошельками, поддельными духами и пиратскими DVD.

Я хотела, чтобы Пол был способен ощущать настоящее и мириться с ним.

— Истинная ценность вашего похода к проститутке состоит в том, что вы лишаетесь возможности переживать страсть.

— Но я испытываю страсть к Клэр за пределами спальни, — возразил он смущенно. — Просто не чувствую ничего, когда мы на самом деле занимаемся сексом.

— Разум находит способ сделать человека бесчувственным, чтобы защитить его от страхов, которые он все испытывает.

— Так что же мне делать? — спросил Пол.

Хороший вопрос! Я полагала, что он должен найти общий язык с силой любви. Ему нужно научиться раскрываться, несмотря на страх быть отвергнутым, и проявлять настойчивость перед его лицом.

— Как насчет того, чтобы посмотреть на чувство страха как на праздник в честь того, что вы нашли человека, к которому можете быть по-настоящему неравнодушны? Вместо того чтобы заглушать, примите его. Конвертируйте его в страсть.

— А что, если она не ответит взаимностью?

— Ну, это не травмоопасно, — сказала я ровным тоном, заранее опровергая распространенное убеждение в том, что неполучение мгновенного одобрения причиняет травму.

— Так как же, черт возьми, мне снова обрести твердость? — рассмеялся Пол.

— Было бы неплохо, если бы Клэр понимала, чего вы здесь стараетесь добиться. Вы должны сказать Клэр, чего хотите. Отправляйтесь домой и повторите то же домашнее задание. Может быть, на этот раз она будет более восприимчива, поскольку вы не так сильно застигнете ее врасплох.

Я так и не узнала, добились ли Пол и Клэр успеха во второй раз. Он ушел из кабинета, говоря, что мы увидимся на следующей неделе, но больше не объявлялся. Прождав 10 минут после начала нашей следующей назначенной встречи, я позвонила ему, чтобы узнать, что случилось, но мне пришлось оставить сообщение на автоответчике. Это ужасное и фрустрирующее чувство для терапевта — когда приходится просто сидеть в кабинете, ничего не понимая, если клиент пропускает сеанс без предупреждения.

В тот вечер я села в метро, чтобы ехать домой, гадая, не было ли ошибкой повторное назначение того же домашнего задания. Может быть, я сама подтолкнула Пола к неудаче. Может быть, мое вмешательство было преждевременным, поспешным. Я боялась, что могла раскрыть его к такой уязвимости, с которой ни Пол, ни Клэр не были готовы иметь дело.

Я просила об очень простой вещи — чтобы они увидели друг в друге человечность, но не сумела принять в расчет, насколько это трудно. Однако, думаю, что, если бы Пол был сердит на меня, с него бы сталось снова прийти в офис и дать мне в ухо.

Я снова попыталась позвонить Полу перед уходом из офиса. Он не снял трубку. Я думала, что нам стоит по крайней мере провести заключительный сеанс, чтобы подвести итог всему, над чем мы работали. В нормальном ходе терапии есть первая, беспокойная стадия знакомства друг с другом, со временем формируются узы, а затем следует завершение — признание всего, что успело произойти. Но Пол не был клиентом того типа, которому требуется переработать окончание наших отношений или даже хотя бы сказать «спасибо» или «прощайте». Думаю, он просто ушел, сделав свое дело.

В душе у меня немного саднило — он был мне небезразличен, — но я не получила никакого подтверждения тому, что наши отношения что-то для него значили.

Тем вечером в подземке я разглядывала пассажиров, плотно набившихся в вагон, соприкасающихся телами, однако старательно и активно не обращающих внимания на присутствие друг друга. Они читали книги и газеты, слушали плееры, смотрели в пол или разглядывали рекламные объявления на стенах — и все тщательно избегали зрительного контакта.

Все стремятся к близости, думала я. Люди хотят, чтобы их по-настоящему видели и познавали, однако возводят такое количество преград, не давая друг другу проникать внутрь! Эмоциональная реакция Пола на пустой взгляд и безответное тело Клэр показала, что он по-настоящему желает близости.

Я надеялась, что наши сеансы подарили Полу несколько мгновений истинного контакта, которого он так жаждал. Но, когда поезд остановился и поток пассажиров разлился волнами по станционной платформе, меня затопило печальное осознание того, что под конец именно Пол стал «ничем».

Чарлз

Чарлз. Скажи, что ты хочешь трахаться с моим лучшим другом!

Келли (прохладным тоном). Я хочу трахаться с твоим лучшим другом.

Чарлз. Скажи мне, как ты будешь это делать!

Келли. В ванной — пока ты в соседней комнате.

По моей просьбе Чарлз и Келли — молодая пара, рассчитывавшая вскоре пожениться, — разыгрывали в лицах диалог из своего последнего сексуального опыта. Точнее, Келли исполняла обе роли, взгромоздившись на подлокотник дивана рядом со мной и устремив взгляд в камин. Чарлз, напротив, молча съежился в дальнем углу дивана, прижимая к коленям две подушки-«думки» и почти не глядя на Келли или на меня.

Вдруг Келли остановилась и издала сердитый стон.

— Мне это так надоело! Тошнотворно! Это все, что он хочет: разыгрывать в лицах, как я ему изменяю. Каждый раз! Никаких вариаций, если не считать замены лучшего друга его боссом, его братом… или даже его папочкой! Если ничего не изменится, я разорву помолвку!

Это заставило Чарлза встрепенуться.

— Ты же знаешь, у меня низкое либидо, милая, а именно такой сюжет меня заводит. Это ведь только игра. Не понимаю, почему она тебя оскорбляет. Я ведь не хочу притворяться, что изменяю тебе . Тебе это ничем не грозит. Это просто фантазия.

Утверждение о том, что мир фантазий и ролевая игра всегда безвредны и им следует предаваться без пристального рассмотрения, — идея, которую я часто слышу из уст пациентов и секс-терапевтов. Я согласна, что ролевая игра может быть важным творческим компонентом сексуального взаимодействия. Этакий акт интимности, допуск в привилегированный клуб. Чарлз защищал свою ролевую игру, утверждая, что она безобидна, но я задумалась, уж не уходят ли ее корни в злокачественную почву.

Хотя я уже провела несколько часов наедине с Чарлзом, на этом сеансе доминировала Келли. Она была переменчивой и реактивной, легко разражалась слезами или гневом. Она безжалостно ныряла в то, что хотела сказать, и оставляла мало места для моих вставок. Для нее эмоции были фактами : если она что-то чувствует, значит, так и есть. Никакого пространства для опроса свидетелей или поиска рациональных альтернатив.

Чарлз был социально неприспособленным «ботаником». Во время второго сеанса он сдал мой тест на сексуальный статус, и обнаружилось, что у него не такой уж большой опыт близости. Большую часть своего времени он посвящал одиночным хобби, например сборке сложных моделей самолетов. При всем том у Чарлза была собственная успешная инженерная фирма, и, хотя деньги позволяли ему привлекать красивых женщин, он признался, что чувствует себя некомфортно в их обществе: «В основном они выбирают меня, а не наоборот». Те отношения, которые у Чарлза были, начинались с того, что женщины демонстрировали к нему агрессивный интерес.

По контрасту с Чарлзом все в Келли было броским и театральным. Выкипающим через край. Взволнованным. Она была горда — своим собственным бизнесом, своими итальянскими предками, своими нью-джерсийскими корнями. Она точно соответствовала типажу из отроческих фантазий Чарльза.

У Келли были длинные густые черные волосы и маленькие по-кошачьи раскосые черные глаза, подведенные темной арабской подводкой. Не классическая красавица, но провокационно шикарная. Плотно облегающая одежда, полная «боевая раскраска», дизайнерская сумка — она воплощала тип девушки, которая одевается сексуально всегда . Даже когда идет в продуктовый магазин.

Келли сама сделала первый шаг в отношениях с Чарлзом, но для этого потребовался почти целый год. Они начинали как друзья, но общались легко, могли провести весь вечер дома, смотря телевизор в старых уютных пижамах. Однажды ночью он поцеловал ее, и с этого все началось. Келли нравилось спать с Чарлзом, поскольку его интровертность позволяла ей чувствовать себя в безопасности. И в отличие от донжуанов, которые обычно на нее западали, Чарлз, не скрываясь, обожал Келли.

Но теперь Чарлзу, чтобы обрести потенцию, нужна была фантазия о том, как Келли ради него занимается сексом с другими мужчинами. Их некогда благополучные отношения оказались под вопросом, несмотря на то что Чарлз всячески старался укротить гнев девушки: мол, это ведь только фантазия. Они не делают ничего такого на самом деле. Они — не свингеры. Они не ходят по секс-клубам. Так что же тут плохого?

Келли присоединилась к нашим сеансам спустя примерно два месяца после того, как я начала встречаться с Чарлзом. Со свойственным ей смаком она сообщила, что, в то время как Чарлз эмоционально сдержан, тревожен и временами избегает секса, она сама очень сексуальна.

— Поначалу мне это казалось забавным. Я сексуально открыта и готова пробовать что угодно. Но теперь это единственный сценарий, который ему нужен. Я не чувствую себя женщиной, которую он любит, — выпалила она, на глазах ее вскипали слезы. — Я чувствую себя надувной куклой. Он так мил вне спальни! У нас полный синхронизм. Но во время секса он прячется от меня — буквально, — избегая зрительного контакта. Если я поворачиваюсь к нему лицом, он теряет эрекцию.

Пока Келли говорила, я одним глазом следила за Чарлзом, но он с непроницаемым выражением лица хранил безмолвие. Девушка только что сказала — и многословно, — что она сильно обижена. Похоже, она устала от повторения его весьма специфического требования; его потребности теперь заставляли ее чувствовать себя так, будто она пересекла границу между эротической игрой и объектом , на котором Чарлз отрабатывал свои психологические проблемы. Но он оставался неподвижен, не пытался утешить ее и не давал ни намеком понять, что чувствует сам.

* * *

Поскольку я занимаюсь секс-терапией, мои подруги часто просят у меня совета. Некоторые расспрашивают и о ролевой игре. Обычно мужчина, с которым встречается женщина, хочет попробовать что-то «странное» в постели, и она желает убедиться в том, что это нормально. Я не могу делать никаких широких обобщений, потому что критерий «нормальности» у всех разный. Думаю, вопрос, который должен задавать себе каждый, таков: «Что я в связи с этим чувствую?»

Одна моя подруга, столкнувшись с этим вопросом, решила пуститься во все тяжкие вместе с бойфрендом и побыть целеустремленной экспериментаторшей просто для того, чтобы определить собственные границы. Оказалось, что ее «граница» — это избегание контактов, которые оставляли скверное чувство и вредили самооценке.

Разумеется, это очень личное решение, которое для каждого человека будет уникальным, но это еще и хороший способ определить, подойдет ли тебе данная роль или поза. Исследуй свою последующую эмоциональную реакцию , а не просто прислушивайся к своему телу, потому что возбудиться можно даже в негативных обстоятельствах (или твое тело отреагирует самостоятельно; например, выработка у женщины влагалищной смазки в ситуации изнасилования — это защитная реакция тела, а не признак того, что ей втайне нравится быть изнасилованной).

Грань между фантазией и реальностью размыта. Одна моя подруга рассказывала, что ее любовник хотел «просто попробовать» плевать на нее и душить, но впоследствии она не могла отделаться от ощущения, что его желания выползли из какого-то очень реального и очень темного закоулка.

У другого парня был фетиш на мастурбацию, причем ему непременно нужно было пугать незнакомых женщин. Когда он точно знал, что его соседка дома, он открывал окно и учинял невообразимый шум — хотел, чтобы она его услышала.

* * *

Я полагаю, что сексуальное поведение — носитель определенных смыслов. Секс — это чистый холст, на котором люди пишут красками свои внутренние психологические миры. Этот холст может быть покрыт выражениями любви, радости и праздника. А может стать и гигантской свалкой бессознательного мусора, состоящего из глубоко захороненных старых травм, неврозов и фиксаций. Последнее случается в результате процесса сублимации : неотработанные эмоции получают иное — сексуальное — русло и проявляются как сексуальные желания. Это часто происходит с мужчинами, поскольку их социальные «отдушины» лимитированы, как и возможности непосредственно разобраться со своими эмоциями.

Показательным признаком наличия такой сексуальной химеры является то, что человек застревает в повторном цикле, как, например, Чарлз: идея измены была для него единственным способом достичь разрядки. Он был фиксирован на этом узком спектре активности.

Хотя Чарлзу его «пунктик» казался безобидным, у Келли эти ролевые игры оставляли неприятное ощущение . Иными словами, утечки из бессознательной свалки Чарлза загрязнили цельность их сексуальных взаимодействий, пропитав их общим ощущением тошнотворности. С чем же Чарлз пытался справиться — или чего избежать? Может быть, это был его крик о помощи? Я попросила его снова прийти одного.

— Кто вам изменял? — спросила я в лоб, еще до того как он успел поудобнее усесться.

Он метнул в меня убийственный взгляд, с трудом маскируя свое удивление. Я попала в точку.

— Какой смысл разговаривать о том, что заставляет чувствовать себя дерьмом?

— Значит, что-то подобное действительно случилось…

— Да, но что это за психотерапия — ворошить прошлое? Это было сто лет назад.

— Дело в том, что это не прошлое, — объяснила я. — Что бы там ни произошло, вы по-прежнему этим живете. — Несмотря на сопротивление Чарлза, я не собиралась так просто отпускать это и чувствовала себя вправе расспрашивать его: — Да, это будет неприятно, — добавила я сочувственно, — но давайте разберемся с этим вопросом.

Поначалу неохотно, потом все более и более энергично Чарлз поведал мне историю о том, как в 20 лет был помолвлен с одной девушкой. Она была любовью его жизни, и он считал ее «ангелом».

— Мои чувства к ней были так сильны! — говорил Чарлз хрипло. — Не могу сказать, что я чувствую хоть что-то подобное к Келли. Меня приводило в неописуемый восторг то, что я женюсь на ней. Я всегда был моногамным парнем. Всегда — даже когда был подростком. Я просто хотел завести семью… — Чарлз начал ерзать на диване, и глаза его заметались по комнате.

— Но накануне нашей свадьбы я выяснил, что она спала с моим лучшим другом. С моим шафером! Мой брат застукал их вместе. Больше всего мне запомнился момент, когда он сказал мне об этом — это было утро нашей свадьбы, и я как раз вставал с постели, полный самого чистого счастья, какое только выпадало на мою долю. А потом пришел брат, сел на кровать и рассказал мне… Я был уничтожен. Я буквально заледенел. Так и лежал. Руки и ноги мои сделались точно каменные, я едва мог дышать. Я слышал, как внизу ходят и переговариваются родственники, ощущал тепло солнечного света сквозь окно, но было такое ощущение, что моя душа вылетела из тела в тот момент. Мой брат извинился за меня перед всеми — и никто даже не зашел проверить, как я там. Все ушли, и в доме воцарилась тишина. Я продолжал лежать в кровати, как парализованный. Это случилось восемь лет назад.

— Да уж, вот это травма так травма…

Казалось, эти мучения буквально осязаемы, и все время рассказа Чарлза мое тело воспринимало токи его страданий. Моим легким не хватало воздуха, глаза невольно налились слезами, и на какое-то мгновение я лишилась дара речи.

Словно мощная волна нахлынула и сбила нас обоих с ног, протащив по самому дну, и мы пару мгновений сидели, тяжело дыша и пытаясь взять себя в руки. Нам обоим хотелось снять эту напряженность переживаний, продолжить разговор. Я-то еще могла ускользнуть в интеллектуальный анализ, но Чарлз так долго пробыл в ловушке этой травмы, что, как бы нам ни хотелось избежать встречи с его болью, нарыв уже прорвался, и ему необходимо было выдержать и излить свою муку.

— Вы так любили ее…

— Я ее просто обожал. Я был совершенно открыт.

— А она просто взяла и унизила вас.

— Она предала меня! — воскликнул он гневно. — Все, во что я верил, было ложью . Она не любила меня. Я почувствовал себя дураком. — Чарлз всхлипнул.

Страницы: «« « 12345678 » »»