Остров желтых васильков Брикер Мария
– Это поклеп! Ничего я не обрубала! – возмутилась Лидия Петровна. – Я четко следую даденной мне инструкции. Это, видать, рабочие ейные расстарались. Пока особь отъезжала по делам, накосячили тут с проводами, а на меня баллоны катят.
– А дырку кто в стене сверлил? – строго спросил Веня. Лидия Петровна опустила глазки в пол и засмущалась, как девочка.
– Так, дырку отставить, законопатить, лечь спать и затаиться. Ничем себя не выдавать. Идет работа не на жизнь, а на смерть! Любая ошибка грозит вымиранием всему человечеству! – вякнул Трофимов и захлопнул соседскую дверь, не дав возможности Иванько открыть рот.
Веня пригладил волосы и позвонил в дверь Марты, потом вспомнил, что звонок не работает, и постучал. А потом подумал, зачем он здесь? Марта, наверное, обалдела от его заявления, что он сейчас же приедет. Вот придурок! Она русским языком сказала, что ей просто нужен совет, как поступить с сумасшедшей соседкой. Приперся, идиот. И главное, как быстро доехал! За полчаса домчал в другой район Москвы, с забегом в магазин. Можно сказать, прилетел на крыльях любви, мудак, минуя пробки. Она – подозреваемая и свидетельница по делу об убийстве. И его тут совсем не ждут. Веня поскреб лоб и решил слинять, но дверь распахнулась, и Трофимов прирос к половику. Марта была одета просто: в джинсы и свободную полосатую рубашку мужского покроя, на руке знакомый этнический браслет, на ногах простенькие вьетнамки, испачканные желтой масляной краской, волосы заплетены в косичку, но глаза… Глаза, мерцающие в тусклом свете галогена подъезда, сказали Вене, что Марта его ждала и была рада его приходу. Трофимов выдохнул и деловито оглядел счетчик у двери.
– Электрик по вызову прибыл, – улыбнулся он. За дверью соседской квартиры что-то хлопнулось на пол, судя по звуку, это был какой-то деревянный предмет, возможно, небольшая табуретка, которую Иванько подставляла под ноги для удобства обзора лестничной клетки. Роста Лидия Петровна была низкого, а глазок располагался высоко. Осталось надеяться, что с табуреткой вместе не хлопнулась на пол бабка Иванько.
– Вы очень милый! – улыбнулась Марта, подвела его к электрическому щитку и указала на место обрыва. Провод, исходящий из щитка, был обрезан. – Вы уверены, что в электрике сечете?
– Обижаете, тут дел на пять минут, – хмыкнул Веня и деловито раскрыл свой чемоданчик.
– Тогда не буду вам мешать, – сказала Марта и ускользнула в квартиру.
Веня выключил предохранители, чтобы обесточить провода, взял два провода в руки – из глаз вдруг посыпался фейерверк искр, и Трофимова волной отшвырнуло от щитка. В полете Веня вспомнил тот урок физики и понял, где допустил ошибку: входящий провод отключить предохранителями нельзя.
Веня лежал на полу, на татами, в гостиной Марты. На лбу его лежало мокрое полотенце, в носу были ватные жгутики. Марта сидела к нему спиной, раскачивалась и ругалась.
– Господи, как вы меня напугали! Почему вы полезли туда без перчаток? Дурак несчастный! – Марта обернулась, поправила полотенце на его голове, и Веня разомлел от прикосновения ее прохладной руки.
Пахло штукатуркой и краской. На полу, в чайных блюдцах из-под китайского дешевого сервиза, горели несколько толстых белых свечей. Их отблески отражались на ободранных стенах и потолке причудливыми тенями, играли в глазах Марты огнем. Из ее косички выбилось несколько прядок, и Вене смертельно хотелось прикоснуться к этим нежным светлым завиткам.
– Может, я все-таки вызову вам «Скорую»? – спросила Марта.
– Это лишнее. Я чувствую себя нормально, – прогнусавил Трофимов.
– Но у вас кровь из носа идет!
– Уже не идет, не волнуйтесь, – Веня сел, снял со лба полотенце и вынул из носа жгутики. – Извините, что так вышло. Что не починил вам свет. Я был уверен, что вырубил в проводах ток. А они, собаки, входящие оказались.
– Двоечник. Физику надо было лучше в школе учить, – усмехнулась Марта. Встала на колени, взяла полотенце, намотала кончик на указательный палец и сосредоточенно стерла что-то с его щеки. Ее лицо, глаза, губы оказались совсем близко. Веня нервно пригладил волосы. После удара током шевелюра встала дыбом. Раньше Трофимов, когда видел в фильмах эпизод, где героя шарашит током, думал, что прическа «взрыв на макаронной фабрике» – это придумка сценаристов. Оказалось, в самом деле.
В ушах свистело, и смертельно хотелось Марту поцеловать, но во рту все пересохло. Может, от удара током, или от ее горячего дыхания, которое он ощущал на своей щеке, или от медового запаха ее волос… В расстегнутом вороте ее рубашки виднелась ее ключица, тонкая полоска изумрудного шелка и кружево на груди. Голова у Вени закружилась, и он отвел взгляд.
Марта снова села к нему спиной, покачалась вперед-назад, словно размышляя, как поступить, хлопнула себя по коленям и снова повернулась к нему.
– Я бы сейчас от бокала вина не отказалась. Вы как? Составите мне компанию? У меня есть бутылка восхитительного «Шато Леовиль» восемьдесят четвертого года.
– Я за рулем, – вздохнул Веня.
– Ну так бросите машину здесь. Я вам такси закажу, – сказала Марта, встала и вышла из комнаты, не дождавшись его ответа.
Вернулась она с двумя бокалами, бутылкой, штопором и шоколадкой. За время ее отсутствия Веня передумал столько мыслей в своей голове, что мозг вскипел, словно он получил еще один электрический разряд.
Марта поставила все на пол, сама устроилась рядом на татами в позе лотоса и торжественно провозгласила:
– Вскрывайте! Выпьем за то, что вы живы!
– Хороший тост. Эврика! Я существую! – рассмеялся Трофимов, вскрыл бутылку, разлил вино по бокалам и поднял их в вытянутых руках. – А давайте лучше выпьем за вас. Моя сегодняшняя глупость – не самый лучший повод для распития чудесного французского вина. Вы больше соответствуете этому изысканному напитку.
Марта взяла бокал и улыбнулась.
– Мне кажется, что после того, что случилось, мы вполне можем перейти на «ты». Это ведь не противоречит Уголовному кодексу?
– Нет, не противоречит, – рассмеялся Веня. – Хорошо. Давай выпьем за тебя.
– Нет, так не годится. Почему только за меня? Давай выпьем за нас. Эврика! Мы существуем! И это круто!
Звон бокалов отозвался в голове Трофимова симфонией. Вино оказалось превосходным и исчезло из бокала быстро. Засуха во рту прошла, но появилась другая жажда. Жажда обладания девушкой, которая сидела рядом. Вино будоражило кровь и желание. Марта тоже быстро запьянела. На ее скулах вспыхнул румянец, взгляд стал долгим и томным. Веня не удержался и провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Марта вздрогнула, подалась к нему, но потом вдруг все резко переменилось.
– Тебе пора идти. Пожалуйста, уходи. Ты ведь женат, да? Я не могу, прости. Не могу. Я вызову тебе такси. – Марта попыталась встать, но Веня схватил ее за руку, завалил на себя, перевернул на татами и впился в ее губы. Вкус у нее оказался не медовым, а терпким, как бургундское вино. Марта ответила на поцелуй с такой же страстью, подалась навстречу. Он запустил ладонь в ее волосы, другой рукой рванул на ней рубашку – пуговицы с легким стуком рассыпалась по полу, звякнул браслет на ее руке. Он отстранился и на мгновенье замер, любуясь в свете свечей ее восхитительным телом, с жадностью провел ладонью по груди и животу. Марта тяжело дышала, смотрела ему в глаза, взгляд ее был холодным, но ясно давал понять, чего она хочет. Трофимов рванул пуговицу на ее джинсах, потом молнию и перевернул Марту на живот.
Все свечи, кроме одной, утопили фитили в расплавленном воске и потухли. Марта сидела к нему вполоборота, меланхолично ломала шоколадку, шурша фольгой, о чем-то думала.
Трофимов лежал на спине, курил, положив руку под голову, и разглядывал ее профиль и нежную шею, на которой он бесцеремонно оставил яркий след.
Ее пальцы были в шоколадных крошках. Вене хотелось слизнуть эту хрупкую сладость с ее рук, но он не решался к ней прикоснуться.
Последняя свеча потухла.
– Уходи, – сказала Марта, ее голос в темноте глухо ударился о стены. – И больше не появляйся без крайней служебной необходимости. Я не переживу еще один неудачный роман.
Трофимов затушил сигарету, натянул водолазку и свитер, поднялся, прикоснулся губами к ее затылку, вдохнул ее запах и зажмурился, чтобы запомнить его навсегда. Он и сам понимал, что видеться им больше нельзя. Он не сможет оставить Эльзу, а Марта не та женщина, которая будет делить мужчину с другой. Случилось то, что невозможно было предотвратить, невозможно было контролировать, невозможно переждать или перетерпеть. Случилось то, что должно было случиться, но впереди висел «кирпич», надо было развернуться и двигаться обратно порознь.
– Я на машине поеду. Уже протрезвел, – сказал Трофимов. – Забыл тебе сказать: я твою соседку успокоил. Надеюсь, сумасшедшая бабка не будет больше тебя доставать. Если нет, звони, ладно? Я знаю один секрет, как на нее воздействовать. Ты в курсе, что Лидия Петровна считает тебя инопланетянкой, которая внедрилась в тело другой женщины?
Марта резко обернулась и ошеломленно на него посмотрела.
– Так что ты – инопланетная особь, которая обустраивает себе гнездо. Я принял правила игры и сказал звезданутой старушке, что являюсь агентом безопасности по вселенной, мы в курсе твоего перевоплощения и внимательно следим за тобой. Я дал ей указание, чтобы она не лезла, иначе ты поменяешь место дислокации и завладеешь еще чьим-то телом.
– А ты не боишься? Вдруг я правда инопланетянка? Вон и твоим телом уже завладела. Разве нет? – тихо спросила Марта, глаза ее мерцали в темноте, как у кошки. – Дело осталось за душой… – утробно сказала Марта. По спине Трофимова пробежал холодок. Марта повалилась на татами и захохотала, хохот перешел в истерику.
Трофимов сходил на кухню за водой, напоил ее, прижал голову к своей груди, утешил. Марта постепенно успокоилась.
– Прости… Я совсем одна и очень устала, – всхлипнула Марта. – Яну жалко. Долгова. Это он ее убил, да?
– Ведется следствие, я не могу разглашать информацию.
Марта села, вытерла ладонью слезы, провела пальчиком по его груди.
– Кажется, я тебе всю кофту слезами залила…
– Да ничего, высохнет, – усмехнулся Трофимов. – Ты точно в порядке?
Марта кивнула.
– Да, иди…
Он вышел из квартиры Марты и, не дожидаясь лифта, сбежал по лестнице вниз, чтобы не столкнуться с чокнутой старухой Иванько. Еще одного разговора на инопланетную тему его мозг бы не выдержал.
Веня сел в машину и потер виски. Смех Марты все еще звенел у него в ушах, а в голове звучала ее фраза «Дело осталось за душой»… Марта ошиблась. Она, вероятно, решила, что для него это был просто секс. Она не поняла, что с первой минуты их знакомства Веня оказался в полной ее власти. Секс открыл для него Марту с совершенно другой стороны. Ее магическая мягкость и медовость, к которой он так стремился, исчезли, и Марта превратилась в ведьму. Она пробудила в нем какую-то животную страсть, о которой Трофимов даже не подозревал. Ему захотелось насытиться ею, подчинить себе, но Марта его обошла – это она подчинила его себе и высосала до дна. Трофимов чувствовал полное опустошение. Влюбленность исчезла, но его, черт возьми, все равно тянуло к ней. Веня пожалел, что не принял душ. Кажется, он пропитался запахом Марты насквозь, и этот аромат все еще рождал в нем странные фантазии, от которых становилось стыдно.
На часах было около трех ночи. Трофимов проверил телефон и удивился: ни одного звонка или эсэмэски от Эльзы во входящих не было. Обычно жена звонила, если он задерживался на дежурстве допоздна. Веня хотел позвонить, но передумал. Он Эльзу предупредил, что задержится. Должно быть, она устала после работы и сразу легла. Трофимов завел двигатель и поехал домой.
Причину молчания Эльзы он понял, когда вошел в квартиру. Стол в гостиной был сервирован на две персоны. Эльза ждала его к ужину и не дождалась. На столе стояла пустая бутылка шампанского. Эльза выпила ее одна. За годовщину их свадьбы.
– Идиот… – прошептал Трофимов, осел на стул и схватился за голову. Ведь с утра он помнил, помнил… Хотел цветов купить и подарок. Забыл… Идиот! Завтра Эльза устроит ему такую годовщину супружеской жизни, что мало не покажется. И поделом, подумал Веня, сунул в рот кусок запеченного мяса, маслину, хотел пойти в душ, чтобы поскорее смыть с себя запах своей вины, но заметил на столе записку: «Трофимов, ты дурак! Я знаю, что ты не был на дежурстве. Я знала, что это должно было когда-нибудь случиться, ты ведь в душе так и не простил меня. Жаль, что ты разрушил наше седьмое небо. На развод подам сама. О дате сообщу. Приди, пожалуйста, вовремя, чтобы не осложнять мне жизнь. Это моя последняя к тебе просьба. Машину можешь оставить себе, ты ведь даже ее любил больше, чем меня. Эльза».
– Так тебе и надо, дурак! – простонал Веня, скомкал записку и швырнул ее в угол комнаты. Потом в отчаянии смахнул со стола посуду. Да, Эльза была права! Сегодня от Марты он вышел с чувством, что теперь они с Эльзой в расчете. Он женился на Эльзе, убедив себя, что неприятный эпизод с ее изменой, который до брака развел их в разные стороны на несколько лет, больше не имеет для него значения. Все в прошлом, главное – с ним рядом будет любимая женщина, уговаривал он себя. Выходит, он себя обманывал. Он так и не простил Эльзе ту легкомысленную измену, свидетелем которой случайно стал. Поэтому они и жили так сложносочиненно. Дело было не в лидерстве и упрямстве характеров обоих, дело было в нем. Он упорно разрушал их любовь и не давал Эльзе заштопать дырку в их седьмом небе. И сегодня их семейная жизнь закономерно пришла к логическому финалу. Он все испортил. Он, дурак.
Потом Веня долго стоял под душем, пытаясь смыть с себя чувство вины и запах Марты.
Глава 12
ЛЮБОВЬ СТРЕКОЗЫ
Елена Петровна решила больше не тянуть с допросом Долгова. К бизнесмену у нее накопилась масса вопросов, к тому же удалось получить ордер на обыск в его квартире. Прорваться к бизнесмену, однако, оказалось непросто. Дверь Долгов открыл только после сорокаминутного простоя следственно-оперативной группы на его половике, когда уже было принято решение пригласить сотрудников местного домоуправления, чтобы они вскрыли берлогу бизнесмена.
– А чего это вы тут делаете? – спросил Долгов, дыхнув на них перегаром, и удалился в глубину квартиры. Судя по опухшей физиономии Долгова, он пил, не просыхая, третий день.
– Вень, может, возьмешь пару ребят и бизнесмену душ организуете холодный? Времени нет ждать, пока он очухается.
– Слушаюсь! – встал по стойке «смирно» Трофимов и пошел отлавливать Долгова, чтобы запихнуть его в ванную. Ему страстно хотелось немного притопить этого козла.
После купания в холодной водичке бизнесмен немного пришел в себя; завернувшись в плед, он сидел на диване в своем кабинете и с безразличным видом наблюдал за обыском, на вопросы отвечал бесцветным голосом.
– Нет, Яна не перевозила ко мне вещи. То есть какие-то ее вещи у меня в квартире есть: зубная щетка, расческа, халатик, несколько шмоток каких-то, тапочки. Ну всякая разная ерунда. Косметика…
– Почему вы не жили вместе? – спросила Зотова. – Котова ведь, насколько я знаю, вернулась к вам три месяца назад.
– Странный вопрос, – нахмурился Долгов. – Не хотели до свадьбы съезжаться. Вообще-то я был не против, чтобы Яна переехала ко мне, но она не хотела.
– Почему?
– Яна очень долго мечтала о своей квартире, и ей хотелось в полной мере насладиться ее обладанием. Потом, Яна любит одиночество, она человек творческий. В смысле, любила… – поправил себя Долгов. Бизнесмена трясло, и он с вожделением косился на недопитую бутылку коньяка, которая стояла на его письменном столе. – Мы хотели после свадьбы вызвать «Газель» и все вещи Яны перевезти ко мне.
Трофимов неожиданно заметил на полу фото Марты, выпавшее из одного ящика стола во время осмотра. На фото кто-то наступил и оставил на нем след. Трофимов поднял фотографию. Марта на фото казалась счастливой и беззаботной. Веню скрутило внутри, он осторожно сунул фото в карман, покосился на бизнесмена с ненавистью и решил его еще раз утопить, морально.
– Долгов, а вы вообще в курсе, что ваша невеста не планировала к вам вещи перевозить? И с вами вступать в брак, к слову, тоже. Если бы Яна была жива, то ваша свадьба с ней все равно бы не состоялась. Она ее отменила за два дня до бракосочетания.
– Какая чушь, – рассмеялся Евгений.
– В квартире Котовой мы не нашли ее вещей. Она их перевезла незадолго до своей трагической кончины.
– Куда? – напрягся Долгов, он спал с лица и разволновался.
– Куда? Мы тоже хотели бы это знать, Евгений Валерьевич, – подключилась Зотова. – Долгов, прекратите играть! Вы прекрасно знали, что Яна в очередной раз решила вас кинуть. Вас это сильно разозлило, да?
Долгов потер переносицу, некоторое время размышлял над чем-то, поднял глаза на Зотову.
– Налейте мне коньяка, а то сдохну, – хрипло попросил Долгов. Зотова кивнула, Веня плеснул в рюмку янтарной жидкости и передал бизнесмену. Долгов жадно выпил и поставил стакан на пол. Посидел некоторое время, сложив пальцы в замок и глядя перед собой. – Ладно-ладно, я все расскажу! Мы поссорились перед свадьбой, но я до самой последней минуты надеялся, что Яна придет!
– Леночка Петровна, на минутку, – позвал ее Рыжов, размахивая какой-то папкой. Зотова подошла к криминалисту, заглянула в папку, пролистнула. В файле оказалась кредитная история Яны Котовой. Елена Петровна кивнула, вернула папку Рыжову и присела рядом с Долговым на диван.
– В чем была причина ссоры? – спросила она.
– Деньги. Яне нужны были деньги.
– С долгами расплатиться?
– Ну да. Вы же сами только что видели. В папке подробный отчет по долгам Яночки. Я знал, что у Яны долги, но не подозревал, что они настолько огромные! На ней висели ипотека, кредиты, которые она брала на развитие бизнеса, причем брала под колоссальные проценты. Знаете, есть такие банки стремные, которые раздают бабки без учета дохода, практически под честное слово. Наивные граждане берут то, что плывет в руки, а потом уже понимают, в какую кабалу попали. Кредиторы качают из заемщиков бабло, в жесткой форме требуют деньги вернуть. А если клиент не платит, прессуют не по-детски, запугивают. Обученные менеджеры знают, что делать. Клиент начинает метаться, рыть носом землю в поисках бабок, чтобы расплатиться по долгам. Яна брала еще несколько потребительских кредитов и автокредит. Она – жертва нового времени. Кредитные программы построены таким образом, что не каждый может от них отказаться, равно как и рассчитать свои потребности и доход. Пени за просроченные платежи тоже колоссальные. Один месяц не заплатил, – долг растет, как снежный ком. Яна начала просрочивать платежи по кредитам, пени росли, банки ее прессовали. Яна от отчаяния начала занимать деньги у знакомых и друзей. Кинула несколько серьезных клиентов, которые сделали предоплату под проект и закупку материалов для его реализации. Яночка была должна всем. Короче, она мне все это вывалила и поставила условие, что, если я не выплачу все ее долги до свадьбы, – свадьбы не будет.
– Вы отказались? – спросила Зотова.
– Я не отказывался! Я объяснил Яне ситуацию, что живых денег у меня в данный момент нет. Для того чтобы сразу погасить все долги Яны, мне надо вытащить из оборота фирмы все бабки. А фирма только начала раскручиваться. Это чревато тем, что бизнес мой рухнет и потом вряд ли получится его восстановить. Жить нам с ней будет не на что. Я предложил ей гасить долги постепенно, сначала выплатить ипотеку за квартиру. Потом продать ее квартиру и расплатиться с остальными долгами. Яна пришла в бешенство, заявила мне, что какой-то сраный бизнес мне важнее ее благополучия. Что ее убьют из-за долгов, и я буду в этом виноват! Яна хлопнула дверью. Но я надеялся, что здравый смысл восторжествует, что она меня поймет и потерпит. Я ведь ради нее старался, работал, как проклятый. У Кати бизнес выкупил, чтобы работать ради любимой женщины, для Яночки. Я хотел, чтобы моя девочка ни в чем не нуждалась. Я не знал, что так выйдет. Я виноват… Это я во всем виноват… Надо было соглашаться на ее условия… – Долгов закрыл лицо руками.
– Вы говорили, что подозреваете свою бывшую жену в убийстве Яны, – напомнила Елена Петровна. – Теперь вы предполагаете, что Яну убили из-за долгов?
Евгений оторвал ладони от лица.
– Слушайте, я находился в невменяемом состоянии в тот момент, когда говорил про Катю. И потом, мне было стыдно признаться там, в морге, что я, по сути, сам угробил свою невесту. Надо было продать к черту все и заплатить по ее долгам! – крикнул Евгений и снова притих: – Катя… Катя могла, да. Она могла… – мстительно заметил он, и Зотова заметила, как Долгов сжал кулаки. – Черт ее знает! – стукнул он себя по коленям. – Катя в неадеквате была в последнее время.
– Что значит – в неадеквате?
– То и значит. Находилась в неадекватном состоянии. Мне Данила сказал, что Катя подсела на антидепрессанты капитально и слезть с них не может. А если таблетку не выпьет – крышу у нее сносит.
– Как это проявляется?
– Бешеная становится, как наркоши. Если дозу не примут, начинают метаться, пока дозу не найдут и не ширнутся. Вот с Катей что-то такое происходит в последнее время. Данила просит меня квартиру ему купить. Катя не соглашается.
– Почему? У вас сын, насколько я знаю, взрослый уже парень, – уточнила Зотова.
– А жена думает иначе! Она ему до старости, похоже, собирается сопли подтирать. Избаловала своей патологической заботой. Вот он и вырос обалдуем. Хочет, чтобы все ему на блюдечке с голубой каемочкой подносили. Но отрицать, что убили Яну из-за долгов, я не могу. Я не знаю! – Долгов поднял руки, дескать, сдаюсь, и попросил еще коньяка.
– Однако деньги, чтобы купить квартиру Марте Клименко, у вас были, – напомнила Зотова. Она поднялась с дивана и прошлась по комнате. Замерла напротив бизнесмена, глядя ему в глаза. Трофимов заметил, что Долгов побледнел, а в его глазах мелькнуло что-то непонятное, страх или растерянность, но бизнесмен быстро взял себя в руки. Трофимов, напротив, напрягся, он боялся, что если Долгов сейчас скажет что-то неприятное по поводу Марты, то глотку он ему перегрызет. Прямо тут, в его понтовом кабинете.
– Мне неприятно об этом говорить, – вздохнул Долгов. – То есть… Мне приятно было сделать Марте этот подарок. Она его заслужила.
У Трофимова потемнело в глазах. Заслужила! Нашел прислужницу, козел вонючий!
– А может быть, вы пытались доказать Яне, что она упустила золотую рыбку? – иронично поинтересовалась Зотова. Долгов резко поднялся, Веня тут же оказался рядом и перекрыл ему путь к Елене Петровне. Долгов растерялся.
– Да я просто коньяка хотел себе налить! – объяснил он, а потом добавил с сарказмом: – Чтобы вас в официанты не нанимать. А вы что подумали? Что я ударю женщину? Я цивилизованный человек, господин Трофимов, уважаю закон и не обижаю слабый пол.
– Прямо идеал для подражания, – не удержался от колкости Трофимов. – Сядь на место, Долгов. Не нервируй меня. Я тебя насквозь вижу и все твое трухлявое нутро. Коньяк хлебать потом будешь, когда мы с тобой закончим беседовать. У нас тут не посиделки. А нашу Леночку Петровну не так просто обидеть. Я здесь стою, чтобы она тебе в пятак не дала и не срубила с копыт, потому что на руку она тяжеловата. Возись потом с тобой, в чувство приводи, а нам работать надо.
– Вень, угомонись, – попросила Елена Петровна. – Мне тут еще петушиных боев не хватало! Долгов, сядьте на место. У нас к вам еще масса вопросов, и вы нам нужны в здравом уме и трезвой памяти. Что вы делали восемнадцатого марта с девяти до двенадцати часов вечера?
– Шнурки гладил! Не мог же я пойти на собственную свадьбу в мятых шнурках, – усмехнулся Долгов, опустился на диван, откинулся на спинку и закинул ногу на ногу. – А по поводу Марты вы угадали, Леночка, – с издевкой сказал он. – Я купил Клименко шикарную трешку в отличном районе, дал денег на ремонт и сделал так, чтобы Яна об этом пронюхала. Да я и встречаться с Мартой стал потому, что знал наверняка: когда Яна об этом узнает – она взбесится. С Мартой у Яны всегда было негласное соперничество. Они ведь похожи. Внешне похожи. Наполнение у них разное, но мужчинам наполнение до лампады во время разгона.
– Вы, я смотрю, Женечка, с Яной стоили друг друга, – пропела Елена Петровна и отошла к окну. Отчего-то ей вспомнился Варламов, и стало скверно на душе. Ее муж тоже относился к разряду игроков, манипулировал людьми, как марионетками, с той лишь разницей, что цель у него была благая, он хотел осчастливить человечество. Долгов играл, чтобы выиграть главный приз своей жизни – любовь стрекозы.
– Ну да, у кого сиськи больше, тот и пьет шампанское, – хмыкнул Трофимов. Зотова машинально посмотрела на свою грудь, все остальные мужчины метнули взгляды в том же направлении. Елена Петровна откашлялась и поправила кофточку. Насчет шампанского вряд ли, но водки бы она выпила с удовольствием. И огурцом бы закусила. Свыкнуться с мыслью о том, что она скоро станет бабушкой в квадрате, все никак не получалось.
– Вень, ты меня сегодня пугаешь своими лирическими отступлениями, – сказала она.
– А это не отступление, Леночка Петровна. Это дополнение или скорее уточнение по теме. Убитая соседка Котовой именно так охарактеризовала соперничество двух подруг, Марты Клименко и Яны Котовой. Валентина заявила, что Яна увела этого гражданина, – Трофимов кивнул на Долгова, – у Марты, потому что у Яны сиськи оказались больше, – Веня гоготнул. Долгов снова вскочил.
– Я попросил бы вас не высказываться в подобной манере в отношении моей… Погодите, вы сказали убитая? В каком смысле? – Долгов сел и ошарашенно уставился на Трофимова.
– В прямом. Что вы делали девятнадцатого марта с пятнадцати до семнадцати часов?
В комнате повисла тишина.
– Пил, – сообщил Долгов. – В смысле, я был в морге на опознании.
– Около пятнадцати часов вы оттуда уехали, – делала пометки в протоколе Зотова. – Что вы делали потом? Куда поехали?
– К матери Яны.
– Во сколько приехали к матери Котовой?
– Честно? Понятия не имею. Может, к пяти.
– Два часа добирались?
– Хорошо, что два. Мог и три добираться. Сами знаете, какие пробки. Приехал, а она того, в коридоре в отключке. «Скорую» вызвал, в больницу с ней поехал, ее в реанимацию положили, а туда не пускают. И я с чистой совестью поехал домой и надрался. И никак что-то не могу себя в руки взять, – Долгов вздохнул. – Померла она, к слову, сегодня ночью. Сегодня с утра звонили, сообщили из больницы. Я координаты свои давал. Теперь мне двойные похороны придется организовывать. Похороню Янку с матерью, она всю жизнь мечтала быть с ней рядом. Вот и воссоединятся. А почему вы про девятнадцатое марта спрашиваете? Яну же убили в ночь на восемнадцатое!
– Потому что Семеренко вам звонила перед смертью и вы были последним, кто с ней разговаривал, – пояснила Зотова. – Зачем?
– Соболезнования выразить хотела, – хмуро сказал Долгов. – Вернее, Валя мне позвонила, чтобы под предлогом соболезнований разузнать подробности смерти Яны, что и как. Я вам, кажется, уже говорил, что Валечка любит совать свой длинный нос туда, куда не просят. Я сдуру ей телефон свой оставил. Попросил перезвонить мне, если Яна на квартире объявится.
– То есть вы утверждаете, что в квартире Семеренко вы не были девятнадцатого марта после трех часов дня?
– А что мне там делать? Для чего мне к ней ехать? – огрызнулся Евгений.
– Ну, может быть, чтобы дать девушке прикурить? – сказала Зотова.
– Зачем мне ей прикурить давать? Валя дура, конечно, беспробудная, но ничего плохого мне не делала, – сказал Долгов, восприняв слова Зотовой буквально.
– А раньше вы были у нее в гостях?
– Издеваетесь? Я вообще старался с Валюшей не контактировать по возможности. Она меня бесила.
– Тогда откуда в квартире Семеренко ваши отпечатки пальцев и спички из вашей конторы?
Долгов ошарашенно уставился на Зотову.
– Какие спички?
Рыжов вынул из кармана коробок в пластиковом пакете, изъятый из квартиры Семеренко, и показал бизнесмену.
– А, вот вы почему про прикурить… – Евгений хохотнул и вновь стал серьезным. – Спички да, моей конторы. Уникальный образец непрофессионализма. Мы эти спички…
– Мы в курсе, – перебил его Трофимов.
– Ясно. Вспомнил. Я действительно заходил в квартиру Вали, но не после трех, а около десяти утра. Она меня отловила у двери Яны, когда я пришел к ней. Я звонил Яне, но не мог дозвониться, поэтому приехал. Валя затащила меня к себе. Сказала, что знает, где Яна. Начала названивать ее матери. Наверное, спички я там обронил.
– Не получается, Долгов. Спички появились у Семеренко после двух часов, незадолго до ее смерти. Вы вернулись, да? Что Семеренко от вас хотела? Зачем звонила?
– Прикурить, – гоготнул Долгов, достал сигареты и закурил. Руки его мелко дрожали, но не от пьянки, а от волнения. Почему? Потому что боялся, что вскроется правда о том, что он привез соседке Яны наркоту? Или потому, что он убил Семеренко? И почему Яна обратилась за этим делом к нему? Елена Петровна терялась в догадках. Ясно было одно: если Долгов привез наркотик Семеренко по ее просьбе, просьба была вовсе не дружеской. Семеренко его шантажировала чем-то. А если он привез наркотик по собственной инициативе, значит, прекрасно знал, что Валентина – наркоманка, и отношения их выходили за рамки случайных встреч на лестничной клетке. Был еще один вариант: наркоту соседке Котовой привез не Долгов и убил ее не он, но он там был незадолго до смерти танцовщицы и сейчас, проанализировав ситуацию, понял, что его визит к Семеренко во второй половине дня скрыть от следствия не получится, поэтому и не стал отпираться.
Глава 13
ИДЕАЛЬНАЯ ЖЕНА
Екатерина Долгова, в девичестве Шнайдер, оказалась совсем не такой, как представляла себе Зотова. Высокая и худая брюнетка с короткой стрижкой, ухоженная, аристократичная. Она вошла в кабинет с таким достоинством, что представить ее в образе истеричной бабы было невозможно. Трофимов тоже был явно ошарашен, он так неприлично удивленно пялился на Долгову, что Зотова многозначительно на него посмотрела.
Веня накорябал что-то в блокноте, вырвал листок, положил перед Зотовой и сел на подоконник. Елена Петровна взглянула на писульки Трофимова и ничего не поняла. На листе было написано: «Тропиче». Лишь когда Екатерина Долгова села и положила свои холеные руки на колени, Зотова поняла, что Веня имел в виду: на пальце у бывшей жены Долгова поблескивало золотое кольцо с редким колумбийским изумрудом «Тропиче», напоминающим колесо. Именно такое кольцо, по показаниям соседки Яны Котовой, Валентины Семеренко, убитая отдала некой скандальной женщине, которая являлась к ней незадолго до смерти. Свидетельница уверяла, что дама явилась к Котовой с требованием вернуть долг. Яна Котова не могла отдать долг деньгами, поэтому расплатилась с кредиторшей дорогим кольцом. Если к убитой являлась бывшая жена Долгова, то выходит, Яна Котова и у нее деньги занимала? А та с какой радости-то дала? Зотова была в недоумении. Екатерина Долгова могла дать Яне Котовой только в глаз, но никак не денег. Или могла?
Может быть, Долгов подарил любовнице эксклюзивные украшения своей жены? Реакция Долговой в таком случае понятна: она явилась к любовнице за своей личной вещью и потребовала ее назад.
Зотова решила не тянуть, а сразу перейти к делу.
– Мы вас вызвали по делу об убийстве Яны Котовой. Ее тело было найдено девятнадцатого марта утром в Москве-реке в районе Воробьевых гор. Смерть Котовой наступила вечером восемнадцатого марта.
Долгова чуть заметно кивнула, но понять, о чем она думает, было невозможно. Ее лицо не выражало никаких эмоций – радости, сожаления, испуга. Лишь глаза потемнели и дрогнули длинные пальцы, унизанные кольцами, которые она аккуратно положила на колени.
Одета она была скромно, но с большим вкусом и дорого – в брючный костюм бутылочного цвета, который необыкновенно шел к ее зелено-серым глазам. Косметикой Екатерина пользовалась настолько умело, что создавалось ощущение естественной красоты. Впрочем, красавицей Екатерину Долгову назвать было сложно. Она была из породы женщин, которые умеют себя преподнести. Шанель в свое время говорила, что если женщина не научилась быть привлекательной к тридцати, значит, она не женщина. Долгова была женщиной. Ее внешность была результатом кропотливого и упорного труда.
– Мне Марина звонила, секретарь Долгова. Она поделилась со мной этой новостью. – Голос у нее оказался низким и нервным. Он словно цеплялся за что-то на выходе. Ее глаза цепко ловили взгляд Елены Петровны, пытаясь найти в них ответ.
– Вы дружите?
– Дружбой это сложно назвать, – пожала плечами Екатерина. – Мы с ней просто в хороших отношениях остались после раздела фирмы. Мариночка – преданный и благодарный человечек. Я ее в свое время очень поддержала… Она у меня уборщицей сначала работала.
– Секретарь Долгова была у вас уборщицей? – удивился Трофимов.
– Не совсем уборщицей, помощницей по хозяйству. Типичная история. Марина приехала в Москву в вуз поступать и провалилась. Я ее на лестнице подобрала. Марина комнату в нашем подъезде снимала у одной тетки. Та за неуплату ее вышвырнула на улицу. Идти ей было некуда, она и рыдала на лестнице. А я смотрю – девочка хорошая, на незабудку похожа. Жалко стало. Предложила помощницей по хозяйству пойти ко мне. Три месяца она у меня жила и помогала по дому за жилье и некоторую плату. Потом я ее пристроила на курсы секретарей-референтов, на работу в нашу семейную фирму и оплатила на полгода комнату. Дальше Марина сама прекрасно справилась. Иногда человеку надо дать просто небольшой шанс, – Екатерина замолчала на некоторое время, глядя то на Трофимова, то на Елену Петровну. – Надеюсь, это не Долгов Яну убил?
– А у вас есть основания подозревать вашего бывшего мужа в смерти Котовой? – спросила Елена Петровна.
– Основания… Нет у меня оснований, это только предположение. Такие женщины, как Яна, будят в мужчинах первобытные инстинкты. Они делают мужчин животными. Как только Женя спутался с этой странной девкой, то стал неадекватным. Так что я не удивлюсь такому раскладу, если окажется, что Женя не совладал с собой в определенный момент. Яна сделала Женю больным и зависимым. Поверьте, я знаю Женю со школьной скамьи. Он был совсем другим. Я пыталась вытащить его из бездны, образумить, но не вышло. Его засосало в трясину.
– Вы любили Долгова?
Катя дернулась. Зотова явно задела больную тему.
– Какое это теперь имеет отношение, любила – не любила! – вспыхнула Екатерина. – У меня была прекрасная семья, которую я строила по кирпичикам больше двадцати лет. У нас с Женей все было хорошо, рос сын. Мой дом всегда был открыт для друзей и партнеров Жени. Я устраивала тематические вечера, изысканные ужины. К нам обожали ходить гости, все праздника по традиции справлялись у нас, меня любили его партнеры, друзья и жены друзей. Вдруг появилась эта женщина и начала рушить то, что я с такой любовью выстраивала всю свою жизнь.
– Мне очень жаль, – с сочувствием сказала Елена Петровна. Это было искреннее чувство.
– А мне как жаль… – с сарказмом заметила Долгова и сказала чуть тише: – Это так несправедливо. Понимаете… – Екатерина посмотрела на Зотову, словно ища у нее поддержки. – Понимаете, мои родители жили как кошка с собакой… Мама постоянно пыталась что-то доказать отцу, переиграть его, вечно придиралась к нему из-за мелочей. Например, отец любил залезть в кастрюлю и хлебать оттуда суп половником, зубную пасту выдавливал начиная с середины, поливал себя одеколоном сильно, шампунь никогда не закрывал. Ну знаете, мелочи такие, привычки, от которых невозможно избавиться, но они безумно почему-то раздражают партнеров. И каждый раз из-за этих мелочей вспыхивали дикие скандалы. Мама кричала, что отец над ней издевается, что нарочно так делает. Отец злился, что мама к нему придирается. Я сходила с ума от этого. Я не понимала, как можно портить жизнь друг другу из-за какого-то тюбика зубной пасты. Из-за меня родители тоже постоянно ссорились. У мамы был свой взгляд на воспитание, у отца – свой. Папа считал, что мама неправильно меня воспитывает, слишком давит. Мама кричала, что я ленивая и бестолковая, что мне нужен кнут, иначе я не стану человеком. Мама не хотела, чтобы я так же бездарно провела жизнь, как она, сидя дома с кастрюлями. Ее жизнь действительно не сложилась. Мама у меня закончила археологический, мечтала в экспедиции ходить, прикасаться к истории, наукой заниматься. Конечно, когда она вышла замуж и родила сына, ей не до экспедиций было, и все ее наполеоновские планы о карьере осталось только мечтами.
– У вас есть брат?
– Да, старший брат Арсений. Он живет в Германии много лет. Так вот, после рождения Арсюши мама сначала ушла с головой в материнство, но ей это быстро надоело. Она всю жизнь пыталась вернуться в науку, работала в каких-то архивах и музеях. Мечтала поступить в аспирантуру, даже документы подала, но снова забеременела, мной… Хотела сделать аборт – отец не позволил. Он очень хотел второго ребенка. Я родилась, но, кажется, с пеленок знала, кожей чувствовала, что была маме не нужна. И всю свою нереализованность она обрушила на меня. Она была со мной очень строга. Отец пытался маму образумить, уверял, что девочку нельзя воспитывать кнутом, ей нужны ласка и любовь, потому что главное предназначение женщины – это семья и материнство. А мама приходила от этого заявления в бешенство. Лишь спустя годы я поняла, что мама была несчастной женщиной. Она не любила папу, семья и дети ей были в тягость. Но разве это повод превращать жизнь ребенка в ад?
Катя замолчала, ушла глубоко в себя, опустила глаза и принялась сосредоточенно рассматривать свои руки.
– Мы с Женей дружили с пятого класса. Он таскал мой портфель, провожал до дома, защищал. Нас все дразнили женихом с невестой. Мы в это поверили. Мне было приятно, что у меня есть постоянный парень, и я была уверена, что влюблена в Женю. Мне было пятнадцать лет, когда я разрешила Жене к себе прикоснуться. Это даже любовью назвать было сложно. Мы просто провели эксперимент, изучили, так сказать, физиологию друг друга, в результате я сразу забеременела. Мне было так страшно. Женя тоже испугался. Мы не знали, что делать. В итоге я молчала до последнего, мама первая заметила мой округлившийся живот и неестественную бледность. Аборт делать было уже поздно. Мать меня избила сильно, а разъяренный отец навешал пендюлей Женьке, который храбро явился просить моей руки, – Екатерина грустно рассмеялась. – Потом родители отправились к матери Жени, чтобы решать проблему. У Женьки отец погиб, когда он маленький был, на машине разбился. Женя с матерью рос. Тетка она была крутая, занимала партийный пост, я ее боялась, как огня. Думала, что моих родителей даже на порог не пустит. А все вышло иначе. Она Жене сказала, что он мужик и обязан жениться на мне, раз дел наворотил. Дескать, у ребенка должен быть отец, и молодая мать не должна одна позор и воз проблем на себе нести. А дальше – как жизнь сложится. Разводом, дескать, в наше время никого не удивишь. Женькина мама все устроила, нас тихонько расписали, и мы стали законными мужем и женой. А потом я стала матерью, в шестнадцать лет. Мне было очень тяжело. Я даже представить себе не могла, что такое ребенок. Это оказалось тяжело не только физически, это морально. Арсюшка не спал по ночам, я вставала к малышу, ходила вся зеленая. А подруги по-прежнему бегали на свиданья, беззаботно ходили на дискотеки, готовились к поступлению в институт и постепенно начали меня игнорировать, даже избегать. Их бесили мои разговоры про малыша, а мне надо было с кем-то делиться своими счастьем и несчастьем. Я почувствовала себя совершенно одинокой. В то же время мне казались глупыми их разговоры про какую-то ерунду, мальчиков, свиданки, кто как на кого посмотрел, кто кого куда пригласил, кто что сказал волнительное, поцелуйчики в подворотнях. Я повзрослела. Из школы меня, конечно, выперли. Выдали только аттестат о незаконченном среднем образовании. О «вышке» пришлось забыть. Я строила наполеоновские планы, как моя мама, поступить в техникум, а потом в вуз, но возможности у меня такой не было. Моя мама не приняла внука, отказалась помогать, а отец вкалывал как проклятый и просто физически не мог. Спасибо, что деньгами помогал. Я ни в чем не нуждалась.
Жили мы у Жени, его мама продолжала активно строить коммунизм, вела общественную работу, дома появлялась поздно вечером и падала. Я одна занималась малышом.
– А Долгов? Помогал? – спросила Елена Петровна.
Екатерина усмехнулась.
– Он старался первые две недели. Жизнь у Жени после рождения сына почти не поменялась, как у многих мужчин в нашей стране, причем независимо от возраста. Его мама строго настояла на том, чтобы он продолжил обучение и полностью сосредоточился на учебе. Она говорила, что мужик должен быть образован, чтобы потом сделать карьеру и добиться в жизни больших результатов. Женя окончил школу и поступил в МГУ на химико-технологический факультет. Замечу, что поступил он сам, без помощи влиятельной матери. Ангелина Семеновна, мать Женьки, была очень принципиальным человеком. Правда, первое время Женя протестовал, хотел работать после школы пойти, чтобы семью обеспечивать. Я его сама отговорила. Боялась, что он в армию загремит, и тогда мне одной с ребенком совсем станет худо. Рядом с ним я чувствовала себя спокойно, у меня был муж, у моего ребенка был отец.
Студенческая жизнь Женю зятянула. Он приходил домой поддатый, с друзьями куда-то шастал все время, от него пахло женскими духами. У меня до сих пор аллергия на запах дешевых духов. Я помалкивала в тряпочу, надеялась, что он перебесится. Так и случилось. Женька взялся за ум, начал учиться. Данилку начал наконец воспринимать. Ему понравилось изображать из себя отца, и он чему-то там сына учил. Я радовалась.
Началась перестройка, Женькину маму сняли с должности, она вышла на пенсию и стала помогать мне с ребенком. Мой отец и брат занялись бизнесом. Арсений каким-то образом ухитрился заработать много денег, провернув какую-то темную сделку. Сами знаете, время такое было, когда деньги делались буквально из воздуха. А отец был неплохим управленцем и в экономике сек. Бизнес пошел в гору, и вскоре мы стали обеспеченными людьми. Отец купил нам с Женей двухкомнатную кооперативную квартиру. Я ее обустроила по своему вкусу, я была так счастлива! У меня была семья, собственное гнездышко, любимые сын и муж. И тогда я, наверное, впервые почувствовала себя женой. И мне захотелось счастье это сохранить. Я дала себе слово, что моя семья должна быть идеальной. В ней не будет места глупым скандалам. Разве это сложно – закрыть шампунь и убрать носки ради мира в семье, ради спокойствия. И я постаралась быть идеальной женой для Жени. Никогда не скандалила, растила ребенка, занималась домом, вела хозяйство, готовила Жене изысканные блюда, ухаживала за ним, всегда встречала его при параде, никогда не спорила и не замечала измен.
– Долгов вам часто изменял? – поинтересовался Трофимов.
– Погуливал, но не часто, – сказала Екатерина и, судя по ее тону, для нее измены мужа были естественны. – Мужчины без этого не могут. Им это необходимо для ощущения собственной значимости.
Веня скис, раньше он мог бы и поспорить, распетушился бы, заявив: представьте себе – бывают мужчины, которым для ощущения собственной значимости хватает секса с женой. Но это было раньше, до встречи с Мартой. Сейчас в его душе появились сомнения.
– Измены были, но Женя меня берег и изменял элегантно, старательно заметая следы, – продолжила Екатерина. – Связи длились недолго. Я делала вид, что не догадываюсь о его романах. Жизнь шла своим чередом. Потом Женя окончил универ и начал активно помогать отцу. Арсюша, напротив, быстро потерял интерес к бизнесу. Он у меня человек творческий, идеалист и раздолбай в одном флаконе. Он быстро понял, что в России никогда не будет демократии и свободы, и при первой возможности свалил в Европу. Путешествовал, искал себя, работал и барменом, уборщиком, уличным музыкантом. Потом занялся современным искусством, инсталляции делал какие-то немыслимые, которые оценили, и он вошел в творческую богемную среду. А где богема, там наркота и свободные нравы. Короче, Арсюша мой серьезно заболел и осел в Германии. Живет там сейчас со своим другом художником.
– С другом? – переспросил Трофимов.
– Да, Арсений – гей. Я, когда узнала, была в шоке. Потом привыкла. Родители, к счастью, так ничего и не узнали. Они бы не поняли.
– Ваш брат – наркоман? – поинтересовалась Зотова.
– Да, он очень болен, у него гепатит, он плотно сидит на игле, умирает мой брат. Но счастлив. Удивительно счастлив, потому что рядом с ним любимый человек…
Трофимов состроил брезгливую рожу: к счастью, Екатерина ушла в себя и не видела, так сказать, отпечатка сексизма на его физиономии. Екатерина очнулась.
– Они, представьте себе, собираются переехать в Австралию, купить домик у океана и там сдохнуть под шум прибоя. Не понимает Арсюша, что уже мертв, – Катя поморщилась. – И я тоже мертва…
– Екатерина Витальевна, давайте вернемся к нашему делу, – решил прекратить исповедь Трофимов. – Когда дело дошло до развода, вы попросили брата забрать свою долю, чтобы развалить бизнес мужа?
– Все было не так! – жестко сказала Екатерина. – Во-первых, это бизнес не мужа, а моего отца. Во-вторых, Арсений давно хотел свою долю выдернуть – я не позволяла. Брат бы эти деньги мгновенно прокутил и спустил на наркоту. Я ссылалась на память отца и на то, что семейный бизнес надо поддерживать. Если бизнес развалится, у Арсюши не будет денег на жизнь и удовольствия. Арсений отставал. Но когда брат узнал, что мы разводимся, предстоит дележка имущества, то мои аргументы, соответственно, действовать на него перестали. Он воспользовался моментом, забрал то, что давно хотел забрать. А я в то время пребывала в неадекватном состоянии, плохо понимала, что делаю, и позволила ему это. Потом Долгов сам предложил мне выкупить мою долю, и я согласилась. Теперь жалею…
– Почему? – спросила Зотова. – Потому что бизнес теперь полностью принадлежит мужу?
– Потому что мне сорок, я ничего не умею, кроме как быть идеальной женой, которая никому не нужна, – улыбнулась Екатерина. Елена Петровна хотела сказать, что не стоит ставить на жизни крест, женщины выходят замуж и после сорока. Как, например, она вышла за режиссера Варламова. С другой стороны, Елену Петровну обуревали сомнения: нужна ли кому-то идеальная жена? Она, к примеру, совсем не идеальная, на работе торчит все время, готовить не умеет, следить за собой ей в лом, и говорит всегда то, что думает. Если что-то не нравится, молчать не станет и спорить будет с пеной у рта, отстаивая свою правоту. А если Варламов ей изменит, то она ему рога отшибет вмиг, церемониться не станет. И терпеть измены не станет, уйдет. И Варламов об этом знает прекрасно.
Еще Елена Петровна подумала о том, что Варламов, паразит, тоже не закрывает шампуни, выдавливает из тюбика пасту совершенно кретинским образом, стрижет бороду над раковиной, рассыпая повсюду щетину, и постоянно щелкает пультом телевизора, как параноик. Все эти привычки выводят Елену Петровну из себя, и она высказывает режиссеру свои претензии. Иван, в свою очередь, высказывает претензии ей, его всегда бесило, что она нижнее белье в раковине стирает, а не в стиральной машине, и сушит на полотенцесушителе в ванной комнате, а не на сушке. По мнению Ивана Аркадьевича, стирка руками – это вообще атавизм советской действительности, а учитывая то, что у них домработница, которая за весьма щедрое вознаграждение делает все по дому, вообще непонятно, за каким лядом она этим занимается.
Елена Петровна продолжает упорно стирать трусы в раковине. Не хватало еще поручать это деликатное дело пришлой тетке! И вообще, если режиссера так раздражают ее красивые трусики, сохнущие в ванной, пусть носки свои со всего дома соберет и начнет поднимать стульчак на унитазе. Может, она не права? Надо меняться? Научиться готовить мясо по-французски, делать омлет с ветчиной на завтрак, сесть на диету, уволиться со службы и носить мужу тапки в зубах, когда он возвращается домой. Елену Петровну слегка перекосило от подобной перспективы. Лучше она вернется к себе в хрущевку, будет жить одна и любоваться на свой дизайнерский фонтан, чем станет такой вот идеальной женой. Да Варламов сам от нее сбежит при первой возможности, если она станет такой покладистой! Он ее полюбил не за борщи и котлеты, и даже не за ее прекрасную грудь, а за интеллект и вредный характер. Екатерина Долгова, создавая образ идеальной жены, похоже, слегка переиграла – она превратила себя в робота. Ведь это так прекрасно – ссориться и потом мириться, отстаивать свои убеждения и находить компромиссы. Ничего удивительного, что Долгов, встретив эмоциональную и страстную стерву Яну, увлекся ею и сбежал от идеальной Кати, решила Зотова. Ему просто захотелось живую женщину, а не ходячее воплощение добродетели. К тому же Яна подвернулась ему на пути в критический для мужчин возраст – сороковник, – сложный период, когда представители сильного пола все переосмысливают. Вот мужик и переосмыслил. Обернулся назад, понял, что жизнь его была пресной, и захотел ее поперчить, удариться во все тяжкие. Однако живая Яна теперь труп, и у следствия есть все основания подозревать, что трупом ее сделала несчастная брошенная жена Екатерина Долгова.
– Вы угрожали Котовой расправой? – влез Трофимов.
– Вы что, меня подозреваете? – искренне удивилась Екатерина.
– Отвечайте, пожалуйста, на вопрос, – попросил Веня. Зотова покосилась на Трофимова. Зря он так жестко с Долговой – она ждала от них понимания и была готова к сотрудничеству. Веня мог все испортить.
Елена Петровна послала Вене многозначительный взгляд. Какая муха его укусила? Тоже вывела из себя теория Долговой об идеальной жене? Или Екатерина была тут ни при чем, просто Веня злился, что Эльза никогда не станет такой, а очень бы хотелось?
Елена Петровна угадала. Трофимов в этот момент активно прокручивал в голове историю своей семейной жизни и размышлял на тему, как бы все сложилось, если бы Эльза была такой, как Екатерина. Злился он почему-то при этом на бывшую жену Долгова, словно именно она была виновата в его проблемах.
– Нет, я не угрожала Яне расправой, с чего вы взяли? Я похожа на женщину, которая способна на подобные глупые поступки? Это ниже моего достоинства, – неожиданно сказала Долгова. Елена Петровна и Трофимов переглянулись и притихли. Пошла в несознанку, решила Елена Петровна и мягко сказала:
– Екатерина Витальевна, ваш бывший муж и свидетельница по делу Марта Клименко утверждают обратное. С их слов мы знаем, что вы в ультимативной форме требовали у Яны Котовой, чтобы она оставила вашего мужа в покое. Угрозами дело не ограничилось, вы подкараулили Яну и плеснули Котовой в лицо водой, предупредив, что если она не оставит вашего мужа в покое, то водой дело не ограничится. Разве это не угроза?
– Чушь какая! – возмутилась Долгова. – Ничего подобного я не делала. Да мне бы в голову подобное не пришло! Да, я встречалась с Яной, несколько раз разговаривала с ней по телефону, но я просто пыталась с ней договориться.
– Договориться о чем? – спросила Елена Петровна.
– Я просила ее оставить Женю в покое, ведь ей нужны были от него только деньги. Умоляла, плакала. Весь бред с угрозами Яна придумала. Я ей не угрожала, я пыталась мирным путем вернуть то, что по праву принадлежит мне. Я пыталась спасти свою семью, выкупить у нее свое счастье.
– Вы что, ей деньги предлагали? – растерянно уточнила Зотова и поняла, что Долгова не врет. Все было именно так, как она говорит.
– Да, я предложила ей деньги. Вернее, не деньги, денег у меня на тот момент не было.
– Кольцо с колумбийским изумрудом «Тропиче»? – догадалась Елена Петровна.
– Откуда вы знаете? – удивилась Екатерина и машинально прикрыла одной рукой кольцо на пальце. Трофимов, который соображал медленнее, уставился на руку Долговой, потом растерянно на Зотову, в возбуждении спрыгнул с подоконника и заходил по комнате, как Буратино, размахивая руками. Екатерина наблюдала за ним.
– У нас есть показания свидетельницы, соседки Котовой, что вы приходили к Яне домой и требовали вернуть что-то. Котова сняла с пальца кольцо и отдала вам.
– Да… Я была у Яны и требовала, чтобы она вернула мне кольцо. И имела на это право. Я заключила с ней сделку, когда Долгов подал на развод. Я предложила ей это кольцо стоимостью сто тысяч долларов, чтобы она отказалась от Жени. Остальное Яна придумала, что я звонила ей с угрозами, что подстерегла и плеснула в лицо воду. Она все придумала, понимаете, чтобы очернить меня в глазах Жени и закрыть ему дорогу домой. Она взяла кольцо, но сделала все возможное, чтобы Женя не вернулся ко мне. Она – прирожденная сука. Я сразу это почувствовала, когда увидела Яну впервые.
– Когда Котова проект благоустройства вашего участка делала?
– Вы и это знаете, – усмехнулась Долгова. – Да, именно так. Самое смешное, что я сама себе яму вырыла. Я купила эту чертову дачу, о которой так мечтал Женя. Сама я к земле равнодушна, ничего в этом не понимаю. Я решила нанять ландшафтного дизайнера, начала мониторить Интернет и наткнулась на ее сайт. Мне очень понравилось, как Яна работает. Ее проекты были выполнены безупречно. Я так радовалась, что нашла то, что искала. Ее коньком был английский стиль, мой любимый. Это когда ландшафт выглядит естественно, словно его не касалась рука человека, и при этом сад выглядит очень гармонично. Этого очень сложно добиться искусственным путем. Я влюбилась в ее работы, позвонила, уточнила цены. Цена показалась приемлемой. Я пригласила Яну подъехать к нам на дачу, оценить фронт работ. Женя не хотел ехать, ссылался на работу, я настояла. Я все испортила! Я разрушила свою жизнь!
– Катя, вы не виноваты. Это просто стечение обстоятельств. Это просто кризис среднего возраста. Это жизнь, – попыталась утешить ее Зотова. Екатерина ее не слышала.
– Как только я увидела Яну, я кожей почувствовала опасность. Нет, Яна не вела себя вызывающе, она не пыталась соблазнить Женю, она просто источала эту безумную животную сексуальность, энергетику самки. Все ее движения, взгляд, запах – все было направлено на то, чтобы заполучить в свои сети самца. Но это было так… Как бы вам объяснить? Она не выглядела шлюхой и доступной женщиной, она просто такая, источает сок, на который слетаются самцы. Это у нее в крови. Я заметила, как Женя на нее смотрит, он так ни на кого не смотрел, никогда, и запаниковала.
– Тогда вы решили отказаться от работы с ней, сообщив мужу, что собираетесь благоустраивать участок сами, – сделала вывод Зотова.