Цесаревич. Корона для «попаданца» Ланцов Михаил

— А в чем заключается служба Отечеству?

— Ну что вы, Дмитрий Петрович, зачем же нам забегать вперед? Давайте решать вопросы по порядку. Тем более если вы выберете первый вариант, то я просто впустую потрачу свое время. А я, знаете ли, спать хочу. Итак, каков ваш выбор?

— Я с радостью принимаю это крайне благородное и щедрое предложение. У вас, ваше императорское высочество, поразительный талант убеждать людей.

— Ну что вы, Дмитрий Петрович, я просто пользуюсь советом одного очень умного человека, который говорил, что доброе слово и револьвер убеждают намного лучше, чем просто доброе слово.

— Какой мудрый человек!

— Без сомнения. Впрочем, слова словами, но я должен получить гарантии вашей лояльности. У меня, знаете ли, большие виды на Аляску и прочие русские владения Тихоокеанского региона. Поэтому, как говорят банкиры, я хочу защитить свои инвестиции. Что вы можете мне предложить?

— Честно говоря, даже не представляю. У вас и так моя жизнь, ничего более ценного у меня нет.

— А ваша семья? Вы любите их? — Максутов вновь побледнел.

— Вы хотите взять их в заложники?

— Пожалуй. Но не пугайтесь так. Если вы, Дмитрий Петрович, будете честно и исправно служить империи, то с ними все будет хорошо. Мало того, хочу вам открыть небольшой секрет — я намерен купить в Южной Африке некоторые земли, и мне там понадобятся офицеры. Например, ваши братья.

— И что с ними будет, если меня вновь случайно бес попутает?

— С ними? Почему только с ними? — Александр вновь посмотрел на Максутова ласковым взглядом бульдога.

— Хорошо, я вас понял, ваше императорское высочество. Что мне нужно будет делать?

Беседовать всю ночь о предстоящих делах с «подопытным» Александр не стал, дав ему сутки на написание подробного и обстоятельного отчета по делам компании, после чего отпустил его домой. Само собой с соблюдением всех предосторожностей. Когда же Дмитрия Петровича увели, фон Валь спросил Сашу:

— Ваше императорское высочество, и как далеко мы зайдем в этой игре?

— Вопрос не в том, Виктор Вильгельмович, как далеко мы зайдем, а в том, насколько крепка ваша вера, чтобы зайти так далеко, как понадобится. Вы ведь знаете мой девиз: «Империя превыше всего!».

— А как же Бог?

— Я говорю только про мир людей. К тому же, по меньшей мере, трижды Он, — Саша поднял указательный палец вверх, — довольно явно выражал свое отношение к моему делу.

— Да, со знамениями не поспоришь. Тот же Леша Путятин воспринимает вас не иначе, как человеком, коего коснулась божественная благодать. Особенно после практически воскрешения в Парагвае. Но все равно меня тревожат подобные тяжелые мысли. Людей, подобных этому «красавцу», по России великое множество и, боюсь, что, узнав, какая судьба их ждет, они станут сопротивляться. А их сила и число колоссальны! Нет ничего страшнее и деятельнее перепуганного вора.

— Вы боитесь?

— Ни в коем разе. Но я не хочу, чтобы победили они.

— Я тоже, Виктор Вильгельмович. Именно поэтому нам остается только одно — надеяться на успех и решительно, без колебаний, делать то, что должно для его приближения.

— Вы правы, Александр Александрович, нам, в сущности, ничего другого и не остается, ибо связаны мы по рукам и ногам не токмо долгом, но и временем.

— Злоба, грустная злоба кипит в груди… Черная злоба, святая злоба… Товарищ! Гляди в оба!

— Что?

— Так, легкое наваждение, — Саша вздохнул. — Знали бы вы, Виктор Вильгельмович, чего мне стоило с этим «красавцем» вежливо беседовать. Мне его избить до полусмерти хочется, а потом выбросить в придорожную канаву — медленно умирать. Ведь каков «талант» — ему дело важное доверили, а он ворует. Да и не это важно. Бог бы с ним, если к его рукам немного прилипало в ходе плодотворной работы. Но ведь он же, гад, дело губит своей непомерной жадностью и глупостью. Да и не он один. Мне все руководство Российско-американской компании хочется под нож пустить. Такое дело губят! У меня от этих мыслей все аж закипает внутри.

— Не у вас одного, ваше императорское высочество. Я вас отлично понимаю, да и не только я. В России еще остались трезвые люди, — фон Валь покивал головой, задумчиво смотря куда-то в пустоту. Только теперь Виктор понял, что все происходящее не развлечение и не случайность, а системная борьба, которую Александр начал еще в Москве.

Дела в Российско-американской компании обстояли в действительности очень плохо. Дмитрий Петрович, видимо, прочувствовал всем своим седалищным нервом тяжесть своего положения, поэтому выкатил великому князю обстоятельный и детальный отчет. Первоначально экономика РАК базировалась на добыче меха калана, но к 1863 году этот зверек был практически выбит, и пришло время вертеться, да головой думать, от чего руководство компании за последние полвека отвыкло. «Товарищи» просто не представляли, каким образом можно было иначе зарабатывать деньги, так как преимущественно были либо военными, либо обычными чиновниками. Поэтому, поручив Дмитрию Петровичу привести в порядок практически неуправляемый бюрократический аппарат компании, великий князь вместе с тем пообещал прислать ему помощников, в первую очередь различных специалистов. А для того, чтобы местные «таланты» не решили поднять Максутова «на вилы», ему придавался сводный взвод под командованием Алексея Петровича Путятина, отлично показавшего себя как во время Вашингтонской контрразведывательной операции, так и при расследовании провокации на Парагвайской батарее. Помимо всего прочего он был лично предан не только Александру, но и Империи. Этакий Сильвестр Петрович из кинофильма «Россия Молодая». Ему оставили трех бойцов из медвзвода, десять разведчиков, служивших под его началом, а остальных добрали из обычных бойцов Зарубаева, набранных добровольцами. Из оружия, помимо запаса винтовок и револьверов, им оставили два механических пулемета и большое количество боеприпасов. С такими орлами Максутов теперь мог действовать намного решительнее, да и за ним самим было кому присмотреть.

В общем, дела на Гавайях завершились быстро, так что уже третьего марта русская эскадра из двух фрегатов («Корсар» и «Капер») и шлюпа («Аврора» — очередное переименование) отправилась к берегам Японии. Александр никогда там не был в прошлой жизни, а потому горел желанием взглянуть хотя бы одним глазком.

Две недели пути, и перед глазами великого князя открылся город Нагасаки — одно из немногих мест, открытых для иностранцев в Японии.

Тут стоит сделать небольшое отступление и рассказать о команде этого во многом уже прославившегося шлюпа. Дело в том, что все моряки, идущие от самого Чарльстона и добровольно принявшие участие в том демарше, что устроил кораблик в индийских водах, оказались ирландцы. Они все как один в свое время бежали от тяжелой жизни в Ирландии еще во времена страшного голода сороковых годов. В САСШ они не смогли раздобыть себе земли, и поэтому подались во флот. Но позитивность их положения длилась недолго. С началом войны их уволили на берег из-за блокады Балтимора английскими кораблями, где они вновь голодали. И опять по вине Англии. Поэтому озлобленности на туманный Альбион им было не занимать. Ведь именно там приняли законы, из-за которых начался массовый голод в Ирландии. И именно оттуда пришли корабли, которые привели к тому, что ребята снова оказались не у дел, да еще и без гроша в кармане.

Поэтому Коннор Кейси, будучи капитаном шлюпа, не стал особенно ломаться и после коротких переговоров решил последовать за Александром, вместе со всеми своими людьми. Так как великий князь давал ребятам шанс отомстить тем, кто причинил столько боли и страдания им и их близким. В сущности ничего особенного Саша ирландцам не посулил, разве что курс обучения в императорском военно-инженерном училище, само собой, анонимно, с последующей помощью через поставки оружия. То есть фактически Александр решил формировать из этих ребят ядро ИРА, более чем за полвека до ее естественного появления. Неизвестно, конечно, выгорит это дело или нет, но попробовать стоило. Тем более что ребята загорелись. Да и в крайнем случае всегда можно было организовать массовую иммиграцию выходцев из Ирландии в Российскую империю, благо, что земли пока хватало.

Но вернемся к Японии. Эта экзотическая страна очень быстро Саше наскучила, в особенности практически несъедобной кухней и странными нравами. И если от первой проблемы Саше просто регулярно становилось плохо физически, то вторая совершенно изматывала психологически. Обстановка была очень неприятной — Александр буквально кожей чувствовал, как его ненавидят аборигены. А учитывая, что он никогда не был поклонником японской культуры, уже через неделю ему очень сильно хотелось «сделать ноги» из этого «гостеприимного» местечка. Но обстоятельства требовали задержаться, так как сегун пожелал лично пообщаться с русским принцем. Черт бы с ним и его желанием, но Саша решил, что будет некрасиво все бросить и уехать. Русским купцам тут как-никак торговать еще.

Время ожидания не могли скрасить даже лучшие в Нагасаки гейши, которые не знали русского языка точно так же, как Александр не знал японского. Поэтому дамам приходилось молчаливо пытаться снять с Саши раздражение немногими подручными средствами вроде массажей или зубодробительных чайных церемоний. Не та была натура у великого князя, чтобы млеть от столь мелочной формальности в любом, даже самом малозначительном деле. Ситуацию усугубляли местные «шишки», «прыщики» и прочие «пупырышки», которые, поняв, что русскому принцу скучно, пытались его развлечь на свой лад. То есть пытаясь оказать честь, приглашая в гости. Но получалось только хуже. Поэтому, когда 25 марта прибыл сегун Иемочи, Александр был настроен только на одно — быстрее прекратить эту пытку и продолжить путешествие.

Впрочем, поговорить им толком не удалось. В самом начале беседы, пока еще все раскланивались и расшаркивались, прибежал вестовой, сообщивший, что в городе произошло нападение на людей великого князя. Два ирландца и один русский были зарублены. Александр и Иемочи немедленно выдвинулись на место инцидента, дабы разобраться в происшедшем.

Как выяснилось из опросов свидетелей, ситуация была традиционна для той эпохи. Погибшие ребята просто рассматривали колонну самураев княжества Сацума, так как их заинтересовали забавная стрижка и укладка волос с палочкой над выбритым лбом. Смешно очень выглядело. Само собой шумно обсуждая это дело. Самураи решили, что над ними насмехаются, и попробовали выяснить отношения. А учитывая, что погибшие не знали о том, что прямо в глаза смотреть собеседнику нельзя, как и улыбаться на смешную и непривычную речь, все закончилось очень печально. На них набросились и порубили.

На великого князя этот прецедент произвел очень большое впечатление. Учитывая, что он и без того был в состоянии редкостного раздражения от местной фауны, да и в прошлом не сильно любил японцев, это убийство стало последней каплей терпения. Ему вдруг захотелось превентивно отомстить за все их прегрешения века на полтора вперед. Да с процентами.

Иемочи, оценив эмоциональное состояние русского принца, начал искать компромиссное решение для сглаживания инцидента, однако Окубо Тосимити, официальный представитель княжества Сацума, заявил решительное нежелание выдавать виновников произошедшего. Из-за чего переговоры зашли в тупик, так и не начавшись. Но решать проблему нужно было как-то. Поэтому, дабы не смущать сегуна в столь сложной ситуации, Александр лично, на двух фрегатах, отправился к городу Кагосима, дабы побеседовать «по-свойски» с этими гурманами этикета. Дело в том, что сам Иемочи не обладал реальной возможностью заставить княжество выдать виновников, так как по законам Японии они были в своем праве. То есть его бы не поняли. Но препятствовать русскому принцу «привести в чувство» строптивого князя не желал, ибо ему это было на руку.

Поэтому тридцатого марта 1863 года парусно-винтовые фрегаты «Корсар» и «Капер» вошли в бухту Кагосимы и встали на якорь, ожидая гостей для беседы. Впрочем, вместо делегации с горы Тэмпо уже через час раздались раскаты пушечных выстрелов, а рядом с кораблями стали подниматься фонтаны воды. К счастью, дистанция стрельбы для гладкоствольных пушек указанной выше батареи была предельной, поэтому в корабли за четыре залпа попало только одно ядро. Да и то не нанесло серьезных повреждений, ранив двух человек. Из чего Александр понял, что беседа не получится, а потому сразу после первого залпа отдал команду на открытие огня.

Как не сложно догадаться, дульнозарядные, нарезные восьмидюймовые орудия Паррота очень быстро решили исход дуэли с батареей в свою пользу. Как ни крути, а гранаты массой в шестьдесят восемь килограммов, отправлялись намного точнее, чем чугунные ядра стопятидесятифунтовых пушек, что использовались японцами для обороны бухты. А учитывая полное более чем трехкратное доминирование в дальности нарезных орудий, Александр смог после уничтожения батареи на горе Тэмпо расстреливать позиции противника с безопасного расстояния. Причем не спеша, тщательно прицеливаясь, одиночными выстрелами.

К исходу вторых суток, когда на каждый «ствол» осталось не больше десяти снарядов, великий князь прекратил обстрел. Все батареи противника были разбиты. Все промышленные объекты в городе были либо уничтожены, либо сильно повреждены. У японцев имелись обширные потери как в солдатах, так и в гражданском населении — на улицах местами беспорядочно валялись трупы. Иными словами, город был решительным образом разгромлен и деморализован.

Впрочем, уйти просто так не получалось. Экипажи обоих кораблей были раздражены аборигенами не меньше великого князя, но, в отличие от Саши, были менее сдержанны, а потому жаждали крови. Тот факт, что за гибель трех человек уже было убито несколько сотен, а то и более того, никого не волновал. Будь их воля, они бы вообще весь городок вырезали. К счастью, был вечер, и Александр смог без проблем отложить десантную операцию на утро, по крайней мере формально. И подумать, что делать. Однако к полуночи стало ясно — избежать ее не получится. Дело было в том, что команды всех кораблей, а не только удачливого шлюпа, состояли исключительно из ирландцев. И они не желали успокаиваться. Горячая кровь зеленого острова буквально кипела. Даже более того — моряки умудрились напиться в хлам и отправить к великому князю делегацию с прошением отпустить их на несколько часов «порезвиться». То есть перед Сашей встал вопрос — либо плыть дальше на кораблях, готовых в любой момент поднять бунт, либо проводить десантную операцию с последующей резней на берегу.

Старая и очень мудрая пословица гласит: «Если не можешь предотвратить — возглавь!», поэтому всю ночь Александр провозился, готовя план десанта и занимаясь организационными вопросами. Собственно, Саша был не против десанта, но, во-первых, не понимал смысла в «продолжении банкета», а во-вторых, ему было жалко своих людей, которых наверняка хоть сколько-нибудь, но убьют да ранят. И это совсем не радовало.

В ходе напряженной ночной работы где-то на краю сознания у Александра проскочило воспоминание о каком-то конфликте англичан именно с этим княжеством, в ходе которого был уничтожен Монетный двор в Кагосиме. «Монетный двор!» — мысленно воскликнул Саша. Вот и нарисовалась нормальная, разумная цель для десанта.

С первыми лучами солнца, в еще густом тумане 2 апреля 1863 года, сводный отряд, состоящий из четырех сотен человек в форме роты сопровождения Его Императорского Высочества и корабельных экипажей, вооруженных винтовками и револьверами, на шлюпках переправились на берег. Кроме того, великий князь перебросил на берег еще и три механических пулемета, дабы занять специально обученный взвод привычным делом. Да и усилить десант совсем не мешало.

По непонятной причине высадке никто не мешал, поэтому спустя полчаса, когда сводный батальон занял оборонительные позиции на берегу, к ним присоединился и сам великий князь. Конечно, это было очень рискованно, но необходимо, так как управлять солдатами с корабля являлось в те времена совершенно невозможным занятием.

Первое сопротивление десант, которого, как позже выяснилось, никто не ожидал, встретил только через час после высадки, когда стал продвигаться по улицам разгромленного города. Встреченный отряд из десятка человек с саблями положили раньше, чем те поняли, что произошло. Многие даже оружие выхватить не успели.

После нескольких десятков мелких стычек сводный батальон был атакован силами довольно крупного отряда, числом до двухсот человек. Многие из них были вооружены древними гладкоствольными ружьями и луками с мечами. Как вы понимаете, никакой серьезной угрозы для десанта эти противники не несли, однако потери все же были. К исходу третьего часа, разбив и рассеяв до тысячи солдат, батальон подошел к сильно потрепанному артиллерией зданию Монетного двора, где его ждали практически все силы княжества, находящиеся в окрестности и собранные в единый кулак. Вот тут-то и пригодились пулеметы. Особенно учитывая ту деталь, что абсолютное большинство японцев шли в атаку с холодным оружием. Нет, они, конечно, старались, но оперативно организовать засаду у них не получилось, а фронтальную атаку с «белым» оружием на людей с винтовками и пулеметами, да еще пешком, иначе как изощренной формой самоубийства назвать было нельзя. Фактически в той атаке у Монетного двора погиб почти весь цвет княжества Сацума.

В плен никого особенно брать не получилось, так как раненые пытались оказывать сопротивление, поэтому, после нескольких инцидентов решили их всех добивать. К сожалению, почти все руководство княжества, которое было в городе на момент нападения, во время этой битвы при Монетном дворе погибло. Лишь несколько человек успели сообразить, что «дело пахнет керосином», и спастись бегством. Сводный батальон, впрочем, тоже понес потери. Семнадцать человек было убито, в том числе и пять солдат роты сопровождения, и сорок восемь человек — ранено, из них восемь — тяжело. Среди раненых соотношение матросов к солдатам было примерно такое же, как и среди убитых. То есть эта битва получилась своего рода очередным экзаменом, который показал, что подготовка, полученная бойцами Александра, оказалась на уровне — его люди сражались существенно лучше и берегли свои жизни, нежели неподготовленные морячки.

Впрочем, в самом Монетном дворе их ждало разочарование — никаких серьезных запасов золота или серебра там не наблюдалось. Суммарно различного добра там было тысяч на десять фунтов стерлингов, причем преимущественно банкнотами, не имевшими внутреннего хождения по Японии. Так что пришлось уходить практически несолоно хлебавши. Даже окупить затраты на эту операцию не получалось, не говоря уже о человеческих потерях. Впрочем, солдаты и матросы были очень довольны. Авторитет великого князя продолжал расти. Особенно это было заметно по ирландцам, которые изначально к Александру относились настороженно, как к обычному нанимателю, а теперь уже ценили и уважали как того, кто их не дает в обиду. По большому счету в этом был очень большой плюс, так как вместо одного маленького экипажа шлюпа появилось больше трехсот человек в качестве будущего ядра ИРА, причем лояльного лично Александру.

Вроде бы и дел никаких не имелось в этом городке, но возни по мелочам оказалось очень много. Поэтому только лишь седьмого апреля корабли смогли вернуться в Нагасаки, дабы экипаж отдохнул перед большим переходом. Уставшие, измотанные, но довольные матросы и солдаты буквально светились от собственной важности и гордости. Вовсю шло братание и прочие процессы взаимной интеграции, тем более что темпераменты у русских и ирландцев довольно близкие. По большому счету только Александр кис, воспринимая данную экспедицию исключительно как впустую потраченные время и деньги. Да еще и людей у него поубивало, что всегда вгоняло великого князя в отвратительное положение духа.

Зато Окубо Тосимити, еще неделю назад ведущий себя заносчиво и крайне высокомерно, сильно поубавил обороты. Настолько, что даже не пискнул, когда Александр выставил ему счета на оплату всей сметы военной операции. Само собой в дополнение к пятидесяти тысячам фунтов стерлингов, которые княжеству надлежало заплатить за убийство подданных Российской империи. Не обошел вниманием великий князь и сегуна. За ту неделю, что Павел Петрович вел с ним переговоры, они не сдвинулись ни на йоту, поэтому Саша поступил по-простому и «выкатил» сегуну ультиматум: либо он выплачивает триста тысяч фунтов стерлингов серебром или золотом, либо Александр возвращается с большим флотом и сносит к чертям все прибрежные города Японии. Само собой, сегун проверить реальность угрозы не мог, поэтому, находясь под впечатлением от разгрома Кагосимы, пошел на уступки. Иными словами, его удалось взять «на понт».

Увы, но даже уступки были тщетны. В казне правительства не было денег, запрашиваемых великим князем. Поэтому стали искать другие способы для компенсации. И вновь переговоры стали заходить в тупик, так как косноязычная манера японцев общаться была непонятная и чужда Александру. Что приводило к нарастанию раздражения. Решение проблемы нашел Иемочи Токугава, когда понял, что великий князь на грани нового взрыва. Оно оказалось простым — заключить дополнительное соглашение к Симодскому договору, расширив полномочия подданных Российской империи в Японии.

У Александра, конечно, не было полномочий на подобные дипломатические ходы, но, исходя из предыдущей практики общения с Востоком, когда большую часть договоров подписывали купцы, а потом подносили императору на одобрение, он решил, что стесняться не стоит.

Новый Апрельский договор от 9 апреля 1863 года состоял из четырех статей. Вот они:

Статья 1. Преступления, совершенные против подданных Российской империи на территории Японии, преследуются по российским законам.

Статья 2. Отныне острова большой и малой Курильских гряд, а также Карафуто (Сахалин) и Цусима становятся полной собственностью Российской империи без каких-либо ограничений и оговорок.

Статья 3. Японское правительство открывает для русских судов города Симода, Хакодате, Нагасаки, Канагава, Нииагата, Хёго, Эдо и Осака. Помимо торговли, подданным Российской империи разрешает приобретать землю на территории указанных городов и рядом с ними, где организовывать фактории, консульства, поселения и любое, необходимое производство.

Статья 4. Для защиты интересов подданных Российской империи при каждом консульстве разрешается содержать отряд охранения числом до двухсот солдат и офицеров.

Впрочем, помимо договора было сделано и два других шага. Во-первых, сегун все-таки выплатил пятьдесят тысяч фунтов стерлингов серебром в качестве компенсации за военные издержки. Он был очень обязан великому князю. Как-никак, а беспокойное княжество оказалось совершенно разгромлено буквально за несколько дней. Что вывело его из политической игры по меньшей мере на несколько лет. Во-вторых, княжество Сацума под давлением сегуна в качестве погашения своего долга перед Сашей отказалось в пользу великого князя от сюзеренитета над Рюкю. То есть его императорское высочество великий князь Александр Александрович Романов становился сюзереном для королевства Рюкю, которое занимало весь Окинавский архипелаг. Оставалось только обрадовать об этом прекрасном событии Сё Тая, нынешнего правителя островов. Чем Александр и решил незамедлительно заняться, так как в Японии он явно засиделся. Поэтому 12 апреля эскадра из трех парусно-винтовых кораблей вышла из гавани Нагасаки и взяла свой курс на юг — юго-восток, к городу Сюри.

Остановившись вместе со свитой на террасе перед дворцом, Иемочи Токугава посмотрел на русские корабли, покидающие гавань, и слегка покачав головой, негромко произнес, не обращаясь ни к кому конкретно:

— Этот молодой варвар мог бы стать неплохим союзником. — Он был впечатлен Александром. Искренне. Какая-то природная естественность прорывалась из Саши и завораживала. Его решительность и прямолинейная простота казались каким-то немыслимым варварством, граничащим с безрассудством. Но это и вызывало «трепетные чувства». Никогда еще Иемочи не сталкивался с такими людьми, ибо природная, дикая естественность пугала сегуна в той же степени, в которой манила к себе своей грацией, мощью и красотой. Его ощущения напоминали переплетенный клубок противоречивых эмоций, которые возникают, например, при наблюдении за извержением вулкана или многометровой волны цунами. Восторг и ужас — вот что оставил в сердце престарелого японца этот молодой русский принц.

Впрочем, Александру после Страны восходящего солнца было не до патетики. Его охватило какое-то странное чувство тревоги — ощущение того, что слишком долго отсутствовал на Родине. А также навязчивые мысли о том, что все его дела порушены: училище распущено, все с таким трудом найденные люди отправлены в отставку, а на заводе хозяйничают англичане. Страх был практически панический. Саша даже стал плохо спать, а нервное напряжение создавало эффект какой-то повышенной, еле сдерживаемой раздражительности. Подобные обстоятельства буквально погнали великого князя домой на максимально возможной скорости.

Остановившись на Рюкю поздороваться со своим неожиданным вассалом, Саша преподнес ему в подарок две тысячи винтовок Энфилда, пообщался с часик через переводчика, взял десяток его представителей с собой и «поскакал» дальше, отплыв в тот же день.

Ветер в целом благоприятствовал, поэтому кораблям получалось идти с очень хорошими скоростями (около тринадцати узлов) практически круглосуточно, лишь изредка подключая паровую тягу, когда ход падал до десяти узлов и ниже. Чтобы кильватер и необходимость соблюдать дистанцию не стесняли капитанов и не приводили к падению скорости, Александр обозначил места встречи эскадры и отправил «Капера» и «Аврору» в относительно свободное плавание.

Первоначальное желание «заскочить» в Китай, Эфиопию и прочие не менее интересные места решительно подавлялось, так как грозило вылиться в двух-трехлетнюю задержку. А времени, как ему казалось, у него оставалось все меньше и меньше. Что только усиливало чувство тревоги. Поэтому все дальнейшее путешествие великий князь превратил в какое-то сумасшедшее бегство, практически парусную кругосветную регату. Впрочем, совсем убрать важные для него места Александр не мог, сохранив в первоначальной программе турне три ключевых пункта: Бангкок, Кейптаун и Лондон. Однако все расстояние между этими местами интереса шло по кратчайшему маршруту с минимальным количеством технологических стоянок.

В итоге подобного упорства великий князь смог достигнуть Бангкока уже на десятый день пути, то есть 22 апреля. Там экипажи получили возможность немного передохнуть от напряженной гонки, произвести бункеровку и пообщаться с симпатичными тайскими девушками.

Для Александра же эта страна «вечнозеленых бананов» была интересна двумя его давними идеями-фикс: массажем и муай тай. Даже скорее первым, чем вторым, так как последние несколько лет своей прошлой жизни, будучи уже вполне состоятельным человеком, Саша регулярно посещал процедуры тайского массажа. И, как не сложно догадаться, пристрастился к ним. А учитывая, что в Европе массажа как такового нет вообще, да еще век как не будет, то завезти из Сиама специалистов хотя бы для собственных нужд, как говорится, сам Бог повелел.

Что же касается боевого искусства, то оно ему просто нравилось и являлось его личным, так сказать, персональным «тараканом». Да, в России и без него были свои неплохие военные школы рукопашного боя, вроде казачьей. Однако это ничуть не уменьшало теплых чувств Александра к тайскому боксу.

Впрочем, после того, как Рама IV, местный правитель, узнал о целях визита, то очень оживился и сделал ему встречное предложение. А именно — взамен предоставления великому князю двух десятков специалистов экстра-класса по боевому искусству и трех десятков массажисток того же уровня, Александр принимал на себя обязательства их обучить чему-то полезному для Сиамского королевства. После недолгих переговоров сошлись на том, что Саша пристраивает специалистов по тайскому боксу в Московское императорское военно-инженерное училище для прохождения курса обучения, а для девушек-массажисток организует отдельный курс русского языка и медицины. По срокам определились еще быстрее — через семь лет великий князь обязался обеспечить возвращение сиамских специалистов на Родину. Причем не просто сговорились на словах, а оформили в качестве двустороннего договора.

Выгода в этом решении была двусторонняя, так как Александр получал для России передовых специалистов по очень интересной и полезной области знаний (массаж), а Сиам обретал шанс получить современных специалистов. В первую очередь военных, конечно. Помимо этого получалось также установить первичный дружеский контакт между этими странами, который в дальнейшем можно было использовать как фундамент развития двусторонних отношений. Для Сиама Россия становилась в этом случае не просто одной из европейских держав, которая позволяла повысить политический рейтинг королевства на мировой арене, но и открывала куда более широкие перспективы. А для России Сиам становился при правильном подходе огромной миной замедленного действия, которую Саша закладывал под колониальную политику как Великобритании, так и Франции в регионе.

Все те три дня, что Александр провел в Бангкоке, давая возможность своим людям отдохнуть и снять напряжение по массажным салонам и борделям, он занимался не только переговорами с Рамой IV, но и другим, не менее любопытным делом. А именно наводил справки о ценах на опиум.

Дело в том, что в XIX веке опиум, равно как и его спиртовая настойка лауданум, широко применялся в качестве болеутоляющего и расслабляющего средства и при этом отнюдь не считался наркотиком. Мало того, опиум был очень популярен в среде европейской «золотой молодежи», выступая в роли модной привычки. Вот Александр, понимая, острую необходимость помочь своим европейским соседям в их благородной цели, не погнушался наполнить трюмы своих кораблей, чтобы не отягощать казну расходами на кругосветное путешествие.

Считалось, что в Индии выращивают самый некачественный опий, имеющий очень большое количество примесей, поэтому цены на него были самыми низкими в мире. Однако заходить ради качественного товара в воды Османской империи великий князь посчитал не разумным. В конце концов в убыток он опий все равно не продаст, так как ситуация по ценам безмерно радовала. В Индии фунт этого замечательного товара стоил в среднем около трех шиллингов, а если покупать не в портовых городах, а углубляться в полуостров, то и вообще — до шиллинга. А вот в Лондоне индийский опий шел по цене от трех до четырех гиней за фунт.

Так что, сделав всего две остановки на бункеровку, Александр смог закупить восемьдесят тонн этого прекрасного товара. Благо, что все трюмы, первоначально наполненные оружием и боеприпасами, были давно опустошены. Неплохое вложение средств, так как, даже с учетом сильного падения цены, вызванного избытком товара на рынке, великий князь планировал получить в Лондоне порядка четырехсот тысяч фунтов стерлингов чистой прибыли. То есть с лихвой окупить все затраты на кругосветное путешествие с большим запасом.

В отличие от перехода по Тихому океану, плаванье от Бангкока до Кейптауна было на порядки приятнее. Да, оно получалось существенно дольше из-за сложных морских течений, однако дни на борту кораблей оказались насыщенней и оживленней. Дело в том, что великому князю не терпелось посмотреть поближе на знаменитый тайский бокс. Поэтому он и начал тренировки прямо на палубах кораблей. Сначала самостоятельно, а потом стали втягиваться офицеры, солдаты и свободные матросы. Так что, когда 3 июня 1863 года корабли достигли Кейптауна, на палубах уже шли практически постоянные разминки и тренировки.

Но не стоит обольщаться такой вовлеченностью, так как знакомство оказалось не таким однозначно положительным, как ожидал великий князь. В сущности, все эти действия на палубах перешли, с благословления Саши, в системное русло не из-за эффективности Муай тая, а из-за того, что солдат и матросов нужно было чем-то занять. Это он еще в армии хорошо усвоил, что безделье — худший враг дисциплины.

Так вот, Александр служил всего четыре года в воздушно-десантных войсках, но и этого хватило, чтобы стать очень неприятным сюрпризом для сиамских мастеров рукопашного боя. Ситуация оказалась традиционной. Дело в том, что восточные боевые искусства, даже такие сугубо прикладные, как Муай тай, были рассчитаны для совершенно других весовых категорий. Ну что может сделать мужик массой тела в 45 кг с гармонично прокачанным кабаном с тушей порядка 70–80 кг? Синяков наставит? А если у кабана удар поставленный? Это как бокс в разных весовых категориях. Вот и тут получилось так же. Русская боевая традиция, которая отразилась в рукопашном бою, которому учили Александра в армии, оказалась совершенным сюрпризом для жителей Сиама. Особенно после парочки нокаутов с четко прилетевшего кулака. Само собой — не касаясь элементов борьбы, к которым жители южных стран оказались совершенно не готовы. При этом следует учитывать, что Саша был трезвый, добродушный и без монтировки.

Подобное обстоятельство очень сильно огорчило великого князя и заставило его пересмотреть свои планы на использование сиамцев, завернув губы по поводу попытки переложить на чужие плечи создание школы рукопашного боя. Что безмерно печалило Сашу.

Когда-то давно, еще до армии, Александр не понимал, какой смысл уделять так много сил рукопашному бою при наличии совершенного стрелкового оружия. Однако потом, когда послужил и повоевал, его осенила природная простота и очевидность сакрального смысла этого действа. Ни прикладная польза в реальных боях, ни внутренняя целостность и некое мистическое самосовершенствование не есть то, что приносят боевые искусства. Все это обычные глупости и мистификации рекламных уловок, призванных либо разрекламировать свой товар, либо свою национальную культуру. Главное в рукопашном бою — это развитие боевого духа, которое и оправдывает те силы и время, которые уходят на, казалось бы, бесполезное занятие. Эта дисциплина, по большому счету, нужна только для одной и очень простой цели — развить решительность в бойце, способность его к борьбе и сопротивлению. То есть подготовить человека психологически в любой момент «пересесть с трактора на танк и так ударить по врагу…»

Кейптаун не радовал. Довольно унылый приморский городок. Впрочем, Александра интересовал не он.

Известия о том, что в Капскую колонию Великобритании заедет жених дочери королевы Виктории, достигли берегов Южной Африки задолго до прибытия Александра. Поэтому сэр Филипп Эдмонд Вудхаус явился в порт сразу же, как только заметили на горизонте русский флаг. Пропустить такое событие в этом захолустье было бы верхом безрассудства, особенно для такого опытного колониального «администратора».

Короткая беседа, прогулка по довольно убогому городу, приятный ужин и уже на следующий день — участие в запланированной по случаю приезда будущего зятя королевы Виктории охоты в северных землях Капской колонии. Весело покатались на лошадях, постреляли и вообще — очень приятно провели время. Филипп Вудхаус оказался очень компанейским человеком, особенно после некоторых преференций, которые легли ему персонально в карман. Нужно же подружиться с хорошим человеком. В общей сложности великий князь покутил в Капской колонии на пять тысяч фунтов стерлингов, что было по местным меркам очень прилично. Еще «десятка» ушла в карман сэра Вудхауса. Но подобная бессмыслица делалась не просто так. Это была своего рода «разведка боем». Александр прощупывал почву и политическую конъюнктуру, присматриваясь к делам под видом изучения перспектив инвестиций в местную экономику. Собственно из-за этих обещаний сэр Филипп Вудхаус просто наизнанку выворачивался, демонстрируя свою дружбу и искреннее расположение Саше. У них случилась практически любовь, так сказать, с первой взятки.

Ситуация была довольно благоприятной для перспектив развертывания русского присутствия — Капская колония являла собой эпическую дыру, настолько глубокую и гнилую, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Местное население было белым в очень незначительном числе, остальными являлись негры разных мастей и народностей. Причем белые презирали негров, а негры ненавидели белых.

Экономики как таковой не было вообще, как и инфраструктуры за пределами ряда важных портовых городов. Иными словами — страх и ужас. Дела в Трансваале и Оранжевой республике, со слов губернатора, обстояли еще хуже. Хотя куда уж больше… Русская глубинка того времени по сравнению с этой клоакой казалась Александру процветающим Эдемом. Не удивительно, что прирост населения в этих землях за счет иммигрантов шел крайне медленно. А ведь достаточно всего лишь найти золото с алмазами, чтобы все это изменилось, и подобный медвежий уголок превратился в кипящий котел из разного рода авантюристов.

Однако Саша не просто занимался разведкой местности. За те три недели, что экипажам кораблей пришлось вынужденно стоять в порту Кейптауна, получилось провернуть еще одно дельце.

Выше уже говорилось, что опиум, собираемый в Индии, считался худшим, так как содержал массу растительных примесей и мусора, поэтому продавался в Лондоне по три, максимум четыре гинеи за фунт. Турецкий же опий, имевший незначительное количество мусора, шел за семь-восемь. Поэтому великий князь арендовал в порту несколько пустующих бараков и организовал простейшую переработку низкокачественного опия. Схема была простейшая и очевиднейшая, однако по какому-то странному стечению обстоятельств ею не пользовались. Так вот. В закипевшую пресную воду опускали опий-сырец и помешивали до того момента, пока он весь не растворится, а разнообразный мусор всплывет на поверхности или осядет кусками на дно. После чего раствор сцеживали через ткань и выпаривали до получения вязкой консистенции. Ну и упаковывали обратно в бочки.

Работа очень монотонная и не самая приятная по жаре, однако ни солдаты, ни матросы не роптали, так как перед ее началом Александр выступил перед ними и объяснил, что к чему. Дескать, опий очень вреден для здоровья, так что чем больше его сожрут англичане, тем для русских и ирландцев лучше. Но продать много низкокачественного опиума будет сложно. Поэтому нужно немного потрудиться, чтобы эти британские дурачки смели эту гадость «влет». Так что за три недели восемьдесят тонн низкокачественного индийского опиума превратилось в шестьдесят пять тонн продукта высочайшего класса, который может легко дать фору любому конкуренту на рынке. Само собой, это позволяло выставлять на него совсем другие цены.

В общем, удовлетворив все свое коммерческое любопытство и переработав опий-сырец в рафинированный вариант, великий князь Александр Александрович Романов 25 июня 1863 года отплыл из Кейптауна в сторону Европы. Гонка продолжалась, и впереди Сашу ждало без малого восемь тысяч миль морского пути.

— Ваше императорское высочество, — Элизабет юродствовала, пытаясь выговаривать эти слова самым подобострастным тоном, — вы не похожи сами на себя.

— В самом деле?

— Вы три недели бездельничали и кутили. Что с вами произошло? Я раньше не замечала за вами подобной страсти к развлечениям.

— Ну что ты, Лизонька, конечно же, ты не замечала. И хочу заметить — не могла заметить.

— То есть?

— Давай-ка, расскажи мне, что ты видела в течение этих трех недель?

— Ты просто пил, гулял, заигрывал с местными дамами, раздавая авансы, и вел ни к чему не обязывающие разговоры о делах, куражась перед местной элитой.

— Ха! Наивная чукотская девочка! — Саша подошел к столу, взял яблоко, смачно его откусил и с наглым выражением лица развалился в кресле.

— А что не так?

— Все! Ты увидела то, что и должны были увидеть люди. Но не увидела главного.

— Допустим. Так расскажи дурочке, о, великий, что же ты делал на самом деле.

— Элементарно, Ватсон!

— Что?

— То! Начнем с Филипа Вудхауса. Что это за человек? Обычный колониальный администратор, который всю свою жизнь провел на задворках империи, не имея никаких шансов на место при дворе. Простой человек, лишенный амбиций, но имеющий финансовые интересы, так как ему хочется обеспечить себе безбедную жизнь. Что я с ним сделал? Ничего особенного. Просто расположил к себе, сформировал приятные ассоциации и закрепил добрые отношения взяткой. Причем бесцельной. Фактически я ему эти деньги просто подарил в знак своих добрых намерений. Уверен, он никогда в жизни не получал разово десять тысяч фунтов стерлингов.

— И что это дает тебе?

— Он тут главный. И если все будет нормально, то таковым в ближайшие лет пять-семь и останется. У меня в этом медвежьем углу есть кое-какие интересы, поэтому наличие хороших отношений с главой местной администрации очень полезный ресурс. Мы же не хотим непредвиденных проблем?

— А что за интересы? Судя по тому, как ты их подготавливаешь, они должны исчисляться не одной сотней тысяч фунтов стерлингов.

— Лиза, тебе пока рано знать такую информацию, так как ты и того, что на виду, еще не можешь распознать.

— Я просто не знала про то, что у тебя есть какие-то интересы в этом медвежьем углу.

— Об этом и не нужно знать. Подобные детали просчитываются, исходя из поведения персон. Лиза, ты вступила на сложную, но очень интересную стезю разведчика и должна потихоньку начинать такого рода политические диспозиции определять с ходу, «на глазок».

— А почему ты заставил матросов и солдат втихаря очищать опиум? Ведь тут полно негров, которых можно было за гроши задействовать на этой нудной работе.

— Если ты заметила, то ребята не только работали втихаря, но и в закрытых бараках все это дело проворачивали. Я наводил справки, оказывается, этот простейший способ очистки опиума почему-то не используют. Зачем помогать нашим конкурентам? Неужели для тебя подобные простые детали не очевидны?

— Черт бы тебя побрал! Князь!

— Великий князь!

— Великий, черт бы тебя побрал, князь! Когда ты мне их объясняешь, они становятся очевидными. А до того я голову ломаю, пытаясь понять, какая муха тебя укусила. Как у тебя так получается?

— Мудрая муха. Ладно, раз вопросов больше нет…

— Но…

— Вопросов больше нет! Поэтому мы переходим к новой стадии твоей подготовки. Недели через три мы достигнем Лондона, где тебе предстоит пройти первичную стажировку. Посмотрим, как ты сможешь действовать самостоятельно. Ты готова?

— Да. Более чем.

— Отлично. Твоей первой задачей станет своего рода промышленный шпионаж. Тебе предстоит собирать сведения о крупных предприятиях и о том, какие подводные камни есть в их работе. Если даже один раз председатель правления того или иного банка изменил жене, то я хочу это знать. Все собранные материалы ты будешь высылать мне вот по этому адресу, — Александр протянул ей визитку некоего Исаева Максима Максимовича. — Сами письма должны быть обычного, не привлекающего к себе внимания вида, а вот их тексты, дабы исключить прочтение сторонними лицами, придется шифровать.

— Какая прелесть! — У Элизабет глазки так и загорелись. — Наконец-то я смогу действовать. А то я уже стала думать, что ты надо мной так и будешь издеваться до конца жизни.

— Ну что же, интуиция у тебя отменная. Это хорошо.

— Да?

— Ты просто не знаешь, какого рода будет шифр писем, — сказал Александр и очень хитро улыбнулся.

Все оставшееся время до прибытия в Лондон Елизавета Максимовна Исаева, дочь Максима Максимовича, параллельно с изучением своей легенды занималась удивительным делом. Лиза уже неплохо разговаривала по-русски. Поэтому Александр решил сделать ход конем и задействовать в качестве шифровального ключа песню (песни и стихи из-за рифм легче запоминать) Игоря Растеряева «Комбайнеры». Как и ожидалось, бедная девушка после прочтения текста выпала в осадок от тяжелого когнитивного диссонанса. Она понимала почти все слова, всю грамматическую структуру текста, но смысл от нее ускользал решительно и бесповоротно. Кто такие комбайнеры и гламурные куры? Что такое «Нива Ростсельмаш» и «Дон пятьсот»? Она не понимала, о чем песня, воспринимая ее как какой-то каламбур и игру слов.

Само шифрование было очень простым — каждая буква указывалось двузначным числом, в котором первая цифра отвечала за номер строки, а вторая — за номер буквы. Каждая связка разделялась пробелом и более никаких знаков не предусматривалось. Правда, памятуя о том, что подобный метод легко дешифруется методом частотного криптоанализа, Александр решил немного усложнить его.

Каждый раз, когда Лиза должна была писать зашифрованное письмо или читать его, ей предстояло составить одноразовую таблицу в количестве десяти строк и десяти колонок. В таблицу вписывалась песня, подряд, без пробелов и знаков препинания, сколько влезало, то есть все 100 букв. Следующим усложнением стало то, что текст песни вписывался не с самого начала, а со смещением, которое определялось очень забавным способом. В начале письма писалась обычная шапка, вроде «Дорогой папа», а в конце «Твоя Лиза» и дата. Так вот, общая сумма даты и давала число, на которое нужно было сместить код. Например, 12 июня 1863 года требовало смещения начальной точки на 27 символов. Но мало этого, если число получалось четным, то отсчет шел с начала к концу, а если нечетным, то от конца к началу. Само собой, если текст песни заканчивался, то переходили в самое начало. Третьим усложнением стало то, что все знаки препинания писались русскими телеграфными сокращениями (тчк, зпт и так далее), а буквы, которые не попадали в текст таблицы, заменялись близкими по звучанию. И в самом конце великий князь ввел четвертое усложнение — простейшее гаммирование Фальконера, что окончательно отправило девушку в осадок. У бедняжки просто мозг закипал от необычайно сложной для него нагрузки. Впрочем, ей это шло только на пользу.

Подготовка Элизабет оказалась не самым простым делом, поэтому во время морского перехода от Кейптауна до Лондона Александр заставил девушку общаться только по-русски и мучил ее постоянными практическими занятиями по вопросам шифровки-дешифровки. Само собой, параллельно шло активное прорабатываете легенды. Дошло до того, что Саша ее всю последнюю неделю будил посреди ночи и заставлял спросонья представиться, рассказать о себе и записать или дешифровать небольшой кусочек текста. Садизм, конечно. Но иных вариантов не было.

Глава 3

ЦЕСАРЕВИЧ

(25 июня 1863 года — 27 сентября 1863 года)

Лондон встречал великого князя промозглой погодой и шквальными порывами ветра, из-за чего пришлось долго идти против течения на слабенькой паровой тяге. Останавливаться в Англии не хотелось, но необходимость продать опиум и совершить визит вежливости к своей невесте и ее родственникам заставляла Сашу задержаться в этом месте с весьма негостеприимным климатом. Однако местных обитателей подобная мерзопакостная погода, казалось бы, совершенно не беспокоила. Это неприятное обстоятельство привело к тому, что Александр смог освободиться из заботливых рук местной аристократии только лишь через три дня. Да и то с большой неохотой последней. Как ни крути, а русские принцы не часто бывают в Лондоне. Впрочем, симуляция простуды сделала свое дело и от Александра на время отстали.

Эта сплошная череда приемов, которая началась с аудиенции у королевы Виктории и закончилась ужином в гостях у сэра Рассела — хозяина Форин-офиса, пропустила великого князя практически через всю верхушку британского общества. Однако, как это ни странно, никаких попыток устроить даже малую гадость никто не предпринимал. Все было намного хуже — королева лично выразила свое сочувствие по причине дурных действий австрийских агентов, которые подкупили английских журналистов, уже понесших достойное наказание. Так что бесстыдные методы дипломатии Франца-Иосифа не смогли поколебать добрых отношений мудрой королевы Виктории к своему будущему зятю.

Этакие милые улыбки, вежливые и взвешенные слова, а в глазах озорная хитринка. Причем у обоих. По итогам той первой аудиенции Саша сделал вывод о том, что королева в курсе истинного виновника индийского рейда. Мало того, она даже в некотором восторге от того, как Александр провернул эту операцию. Это безмерно печалило и заставляло пересмотреть всю дальнейшую программу по махинациям, посредством которых он хотел получить средства для осуществления своих проектов.

Впрочем, даже вырвавшись из «дружеских» объятий британской аристократии, великий князь не смог найти покоя, чтобы просто погулять по столице туманного Альбиона и насладиться классическими викторианскими видами. Дела захватили его вновь с еще большей круговертью. Джон Пирпонт Морган терпеливо ожидал окончания всей этой великосветской карусели с ничего не значащим расшаркиванием и промышленными объемами лицемерия, чтобы поговорить о делах. Месяц назад управляющий American Investment Bank закончил проворачивать удачную игру на бирже, сбросив последние акции после завершения неожиданной биржевой паники, устроенной Сашей. А потому горел желанием отчитаться и получить дальнейшие инструкции.

Настроение у Моргана было превосходное — даже если Александр заплатит ему причитающиеся проценты по минимальной ставке, он все равно войдет в десятку самых богатых жителей Северной Америки. Один год и такой рост!

Само собой, великий князь решил воспользоваться услугами Джона, который имел уже неплохие связи на британском биржевом рынке, чтобы быстро и выгодно продать опиум. Этот пройдоха умудрился пристроить всю партию, выручив за нее для великого князя восемьсот тысяч фунтов стерлингов. Сколько он оставил себе, благоразумно осталось за кадром.

Таким образом, после подведения общего итога трудовой деятельности Александра и его людей за полтора года выходило, что ему удалось сколотить состояние, которое в переводе на рубли составляло около ста миллионов. Это были огромные деньги! Чтобы понять масштаб, проще всего сравнивать с годовым бюджетом Российской империи, доходная часть которого, по прогнозам, должна была составить в 1863 году без малого триста пятьдесят миллионов.

При этом самым интересным являлось то, что американская компания «МММ» до сих пор вполне успешно действовала, продолжая выкачивать деньги из народившегося в САСШ среднего класса. Там, конечно, уже были некоторые сложности, но решаемые. И по оценкам Джона, аннулировать контору придется не раньше, чем через пару лет, так как никакого серьезного правительственного давления не наблюдалось. Да ему было и не до таких шалостей предприимчивых личностей.

Дело в том, что продолжающаяся вакханалия бурлящего либерального разгула на территории САСШ и отчасти КША собирала свой обильный урожай в виде серьезных финансовых затруднений у многих производств. Что, в свою очередь, вело к росту безработицы, в том числе и среди квалифицированного персонала. А на носу отчетливо замаячило банкротство разного рода предприятий, производящих огромный перечень товаров — от булавок до паровых машин.

Это обстоятельство повлекло за собой очевидное распоряжение великого князя — Моргану предстояло заняться подготовкой кадровых агентств и языковых школ при них. Так как во время грядущего дефолта, который, без сомнения, ждет САСШ, можно будет массово нанимать грамотных специалистов для трудоустройства их на территории Российской империи.

Конечно, это не являлось профильным видом деятельности для Джона, но тот не возражал. Дело должно было стать ненапряженным, а он как раз нуждался в хорошем отдыхе после этой совершенно дикой биржевой гонки, когда приходилось частенько не спать по несколько суток, решая срочные вопросы.

8 августа 1863 года во время ужина в кругу родственников своей будущей невесты прибыл вестовой с очень неприятным известием — произошла трагедия, из-за которой старший брат Саши Николай Александрович оказался при смерти. В донесении, которое принесли королеве, не говорилось ни о каких деталях, однако в общих чертах ситуация была крайне поганой. Брат Александра прибыл с великим князем Константином Николаевичем в Варшаву для противодействия волнениям, которые были подняты польскими студентами и городским люмпеном при теснейшем содействии французской агентуры.

За весну произошло несколько покушений как на великого князя, так и на самого цесаревича. И вроде бы все заканчивалось удачно — каждый раз оба они выходили целыми и невредимыми. Однако во время последнего покушения пуля попала в лошадь. Та встала на дыбы и сбросила цесаревича на каменную мостовую, куда он и приземлился спиной. Состояние его здоровья оказалось настолько плачевным, что везти его в Санкт-Петербург было крайне рискованно, поэтому он оставался в Варшаве.

Да, Никса не был его родным братом, но за последние восемь лет Александр уже привык к нему. И дело было не только в Коле. Саша вообще уже очень прикипел к этой семье, начав даже отчасти воспринимать ее как свою собственную. Как ни крути, а детство в детском доме сказывалось самым превратным образом. А потому великий князь, и в прошлой жизни органически не… недолюбливавший поляков за их специфическую натуру, теперь и вовсе их возненавидел, буквально посерев на глазах королевы за считаные секунды. Правда, длилось это недолго, так как уже через несколько минут он снова стал вежливым и тактичным молодым человеком. Только огонек в глазах стал пугающим.

— Александр, вы в порядке?

— Да, Ваше величество, спасибо.

— Вы так посерели, будто вам стало плохо.

— Отчасти, но я уже справился. Я люблю своего брата и сильно переживаю за него, — задумчиво произнес Саша.

— Вы так говорите, будто уже что-то задумали.

— Ваша проницательность поразительна, — Саша вежливо склонил голову, — да, я уже знаю, что я должен делать. Мне нужно незамедлительно выезжать в Варшаву.

— Но Варшава охвачена волнениями!

— Тем хуже для волнений, — сказал Александр и так улыбнулся, смотря куда-то вдаль, что королева вздрогнула.

Ситуация была очень специфической. Даже более того — наступило что-то вроде момента истины. Ибо от того, как Саша себя поведет, зависела его дальнейшая судьба. По большому счету, он в одно мгновение оказался в фокусе внимания всей Европы. Так как монархи наиболее влиятельных стран уже были проинформированы касательно печальных событий в Варшаве. Николай Александрович умирал. Шанс его выживания был столь мал, что его никто всерьез не рассматривал. Поэтому де-факто Александр превратился в цесаревича — наследника престола Российской империи.

Это обстоятельство требовало немедленного отбытия великого князя на Родину. Впрочем, срываться на ночь глядя не было никакого смысла, поэтому Саша аккуратно доужинал, попрощался со своей невестой, ее родственниками и с невозмутимым видом отбыл собирать вещи. Само собой, отправив вестового экстренно собирать людей из увольнений на корабли.

Возвращаться в Санкт-Петербург стало теперь неразумно. Новым пунктом назначения стала Рига, откуда великий князь планировал подняться по Западной Двине на коммерческом пароходе. А в Двинске сесть на поезд и максимально быстро прибыть в столицу царства Польского.

В то же время два фрегата и шлюп после выгрузки Александра и его шайки-лейки в порту Риги должны были отправиться дальше, в Санкт-Петербург. И стать там на ремонт. Как-никак, а путешествие изрядно потрепало корабли, и их стоило бы привести в порядок.

Расстояние в тысячу двести морских миль эскадра преодолела очень быстро. Благо, что в ходе бункеровки Александр догадался задействовать для взятия дополнительного запаса угля в специально не предназначенные для этой цели трюмы. Из-за этой детали корабли шли постоянно и под парусами, и под максимальными парами, что давало весьма неплохие скоростные показатели. Поэтому уже утром одиннадцатого августа «Корсар», «Капер» и «Аврора» бросили свои якоря в порту Риги.

Местное руководство, конечно, засуетилось, желая оказать всяческие почести великому князю Александру Александровичу, но ему было не до этого. Уже вечером он сел на колесный пароходик и отплыл вверх по Западной Двине. Две неполные сотни вместе со всем своим имуществом еле вместились на это небольшое суденышко. Ребятам даже приходилось отдыхать по очереди. Зато к утру тринадцатого августа отряд прибыл к промежуточной цели своего назначения — городу Двинску.

Тут пришлось задержаться. Александр, когда отправлял большую часть учебного полка домой в 1862 году, придержал все механические пулеметы. На всякий случай. Один остался на Аляске, но остальные восемь штук были при великом князе. «Пятая точка» не подвела его — и эти, совершенно бессмысленно прихваченные с собой тяжеловесные игрушки, в этой сложной ситуации оказались в самый раз.

Саша очень хорошо помнил характер восстания, в ходе которого на обширных территориях польских земель то тут, то там возникали банды. Причем пешие и крайне плохо вооруженные. Но самое важное заключалось в том, что эти шайки состояли либо из опустившихся люмпенов, либо из студентов, либо из французских агентов польского происхождения. Соответственно основным их оружием была коса, насаженная на древко. Ружья, преимущественно времен Наполеоновских войн, были лишь у единиц. Говорить о чем-либо современном не приходилось. Что серьезно облегчало задачу. Имей Наполеон III голову хоть немного умнее, то заранее мог озаботиться переброской восставшим нужного количества оружия. Хотя бы и совершенно старого, списанного из регулярной армии.

Как вы понимаете, в задачу Саши входило не только добраться до умирающего брата, но и решительными действиями устроить кровавую баню восставшим. Чем сильно сбавить энтузиазм у остальных. Для этих целей необходимо было создать что-то вроде летучего отряда, обладавшего максимальной огневой мощью. Порывшись в памяти, Саша остановил свой выбор на тактико-техническом решении батьки Махно, который использовал тачанки и брички для решительного повышения мобильности своих войск. Например, идя на рысях, его отряд мог проходить до ста километров в сутки по несколько дней кряду. Само собой, в повозки садились не все бойцы. Та часть, которая умела нормально ездить, была определена в верховое сопровождение. После небольшой возни получилось 96 верховых и 58 человек на 24 подрессоренных повозках, восемь из которых были превращены в тачанки путем установки механического пулемета. На остальных же везли боеприпасы, медикаменты и небольшой запас продовольствия. Как несложно посчитать, всего отряд, вместе с Александром, составил 155 человек при 8 пулеметах. А учитывая, что каждый боец был вооружен револьвером и винтовкой, получалось очень впечатляюще.

Впрочем, для задержки была и официальная причина — диверсия на путях. За день до прибытия великого князя стало известно, что смутьяны разобрали железнодорожное полотно в нескольких местах. Так что теперь нужно было ждать ремонтные бригады и сами рельсы, которые исчезли в неизвестном направлении.

Приготовления шли очень быстро, при полном содействии перепуганной неожиданным визитом столь высокопоставленной особы местной администрации. Поэтому уже двенадцатого июля отряд смог выступить в поход на Варшаву. Не простая дорога — верст шестьсот по изъезженным грунтовым дорогам. Хорошо хоть погода стояла теплая и ясная, что позволяло не увязнуть в распутице.

Единственное, что смущало Сашу, было то, что его ждали. Дело заключалось в одной неприятной детали. Явившись в Ригу, великий князь телеграфировал отцу в Санкт-Петербург, что отправляется в Варшаву, к брату. А в Двинске его уже ждала ответная телеграмма, смысл которой сводился к тому, что в столице царства Польского ему готовят торжественную встречу. Это обстоятельство было очень печально из-за огромного количества сгнивших на корню чиновников. То есть повстанцы знали о продвижении с востока небольшого отряда во главе с великим князем, который вот-вот станет цесаревичем. Даже самой глупой курице было очевидно, что кто-то либо сильно не подумал, либо очень хотел от Саши избавиться. Ведь ясно же, что, получив такую информацию, польские повстанцы попытаются организовать засаду на дороге и убить Александра. Оставался только вопрос, кто именно так великому князю удружил.

Первые дни, впрочем, переход шел довольно спокойно. Вильно, Гродно, Белосток — и везде отряд привлекал к себе внимание. Форма черного цвета с белой окантовкой не была обычной для русской армии того времени, поэтому ее рассматривали с любопытством. Да и сам фасон отличался, не говоря уже о несколько экстравагантном виде наспех сделанных тачанок. Хотя больше всего взгляд зевак цеплялся за знаменную группу, которая состояла из двух флагов: государственного Российской империи от 1858 года, того самого черно-желто-белого триколора и личного штандарта великого князя Александра Александровича Романова.

Тут стоит сделать небольшое отступление. Штандарт, который поднесли Саше индейцы чероки, был выполнен качественно, но довольно безвкусно. По крайней мере, на взгляд великого князя. Но сама мысль оказалась очень интересной. Дело в том, что к 1863 году символом России стал де-факто медведь, причем не бурый, а белый — самый большой и опасный хищник в Евразии. При этом двуглавый орел практически не котировался. Да и много их было, орлов этих. Куда ни плюнь — или с одной головой, или с двумя. Поэтому Александр решил сделать ход конем и перестать оправдываться, хотя бы от своего имени. «Да, мы медведи и гордимся этим!» Тем более что великий князь на полном основании мог использовать медведя после битвы за Вашингтон, когда он получил это имя из рук сослуживцев чероки.

Но обойтись классическим геральдическим медведем, который по своему виду, как правило, очень ужасно нарисован и мало чем отличается от того же льва, Саша не желал. Именно по этой причине, еще в Парагвае, когда лечился после ранения, он озаботился разработкой правильного изображения символа. Повозиться пришлось основательно, даже при том, что Лопес выделил лучшего художника, который был в его распоряжении. Возня шла целую неделю. Причем большая часть времени ушла на объяснение того, что такое это за зверь — медведь. Ведь в Южной Америке водится только очковый медведь, который живет в горных лесах Анд и на территории Парагвая не водится. Однако получилось впечатляюще — коренастый белый медведь, прорисованный черными контурами переменной толщины, стоял на задних лапах в атакующей позе. Пасть у него была закрыта и довольно улыбалась, такой специфической предвкушающей хитроватой улыбкой. А между ног красовался эрегированный пенис. И не нужно смущаться — эта деталь была обычным делом в геральдике. Конечно, в совокупности подобная композиция выглядела несколько провокационной, но Саша решил пойти на подобный шаг вполне осознанно. Это стало своего рода издевательством над всей европейской пропагандой, которая пыталась заставить русских стыдиться своего природного тотема.

Аналогичная ситуация имела место быть и с, так сказать, национальными цветами. Для читателя дальнейшее повествование может показаться несколько непривычным, так как сейчас (в XXI веке) существует довольно популярное мнение о том, что цветами России являются белый, синий и красный. На самом деле это не совсем так.

Когда в 1667 году на воду спустили первый русский корабль западноевропейского типа «Орел», царь Алексей Михайлович по рекомендации мастера Бутлера вывесил на нем нидерландский флаг, посчитав его просто универсальным торговым флагом. Этот флаг прижился, так как хорошо коррелировался с одной из самых могущественных торговых империй того времени. Позже, уже при Петре I, этот флаг был поднят на торговом флоте сначала Российского царства, а позже и империи. Однако нужно помнить, что в подобном типе знамени есть одна беда — очень часто возникают путаницы из-за порядка полос и положения на флагштоке. Поэтому Петр Великий просто утвердил тот вариант, который к нему попался. В русской традиции эти цвета были символом торговли, а не государственности. В России вообще традиционно очень сильно были развиты ведомственная геральдика и очень плохо государственная. К примеру, герб правящего дома был впервые составлен лишь в середине XIX века. То есть спустя почти два с половиной века после его воцарения! С государственным знаменем было не лучше — его впервые ввели только в 1858 году. А до тех пор использовали ведомственные знамена, например военно-морского или торгового флота.

Само собой, учитывая, что львиная доля внешних политических контрактов Российская империя осуществляла посредством торговых предприятий, в Европе, как следствие, стали воспринимать белый, синий и красный цвета как национальные русские.

В этом деле стоит помнить одну деталь — трио из белого, синего и красного цветов характерно традиционно для Западной Европы. Взгляните на флаги Великобритании, Франции, Голландии, Нидерландов. Ничего не смущает? А флаг бывших английских колоний США и Австралии? Вот-вот. Те самые цвета, которые традиционно считаются в Европе национальными цветами России. Франция, по доброте душевной, даже помогла нам в 1896 году их принять в качестве государственных, так как мы, по какому-то странному стечению обстоятельств, не желали сами этого делать. Так и получается, что знаменитый флаг — «бесик», ассоциируемый с национальным русским духом, выполнен в цветах, которые нам навязан западноевропейской традицией.

Еще веселее обстояли дела с той самой «жженой яичницей», которую придумал барон Кёне. Там вообще решили поиграть на сочетании цветов Гогенцоллернов и Габсбургов, выведя из них некий новый симбиоз. То есть черно-белый цвет Пруссии соединили с черно-желтым цветом Австрии. Иными словами, Кёне пытался показать родство России с этими странами. Причем не просто родство, а происхождение от них. Оно и неудивительно, ведь сам он был прусаком, как он еще мог думать? Особенно в свете только что подтвержденной Нормандской теории происхождения Российского государства. В общем, тоже не наш выбор, ибо отражало принадлежность к германскому миру, а не самобытность. Поэтому Александр решил пойти своим путем и ввести новую цветовую гамму, которая еще никем не использовалась.

Первоначальное желание использовать в качестве основы красное полотнище быстро пришлось отмести в сторону по той причине, что его уже очень давно использовали в Османской империи — традиционном противнике России. Да, конечно, красный цвет использовался в качестве основного фона на хоругвях славянских князей, но с тех пор прошло столько времени, что народная память об этом угасла. Мало того, изучение истории имело совершенно бессистемный характер, а потому эту деталь знали единицы как в России, так и за ее пределами. То есть почти все в Европе воспримут введение красного флага как подражание Великой Порте.

Так что, как бы Саше ни хотелось прокатиться на тачанках с развевающимися красными штандартами, но в текущих условиях это оказалось практически невозможно. Меньше десятилетия прошло со времени последней войны с Турцией, которая привлекла на свою сторону Францию, Англию и ряд других стран, что в итоге вылилось в грандиозное политическое поражение Российской империи. Обида и разочарование уже начинали меняться на жажду реванша. В подобных условиях поднять красный флаг великим князем будет означать что-то сродни политического самоубийства. Поэтому пришлось импровизировать дальше.

Очень быстро выяснилось, что однотонное полотнище использовать нельзя — все было занято. Красный цвет использовали турки, зеленый — мусульмане, черный — пираты и анархисты, белый — трусы и так далее. Да и, если честно, кроме красного не смотрелось там ничего толком. Поэтому Александр стал возиться с многоцветными основами флага. Конечно, в геральдике бытует мнение, что чем проще герб или флаг, тем он древнее и родовитее, но, увы, вариантов не оставалось. В конце концов, если Александр станет императором, он сможет составить новую региональную геральдику и утвердить там то, что считает нужным. Да и вообще, чего это постоянно оглядываться на эту Европу? Там считается? Значит, это их проблемы и их предрассудки, а в России мы вправе наслаждаться собственными «тараканами».

Как уже говорилось выше, Александр не желал использовать сочетания белого, синего и красного цветов в любых компоновках. Также Саша имел предубеждение перед творчеством барона Кёне в целом и желтым цветом в частности. Многие скажут, что желтый цвет хорош, это, дескать, символ власти, богатства и процветания. И будут правы, так как в традиционной европейской геральдике была именно эта трактовка. Причем пришло это понимание цвета с Востока, то есть широкие массы народа в Европе совсем по-другому понимали этот цвет. А Александр хотел сделать флаг, который бы воспринимался людьми позитивно без какой-либо геральдики. Поэтому решил напирать на психологическое значение цветов, в которых желтый цвет у большинства индоевропейцев ассоциируется с ложью, обманом, предательством, болезнью и прочими гадостями. И именно так его воспринимали обычные люди. И не только тогда. Посмотрите на обычную, обыденную ситуацию. Молодой человек идет на свидание с девушкой. Какого цвета он выбирает ей розу? Желтого? Нет. Даже если парень и не понимает осознанно, что это нежелательно, то подсознательно, «пятой точкой» он отлично чувствует, что в этом деле что-то не то. Да и девушка не поймет.

Впрочем, после двухдневной возни с перебором всей гаммы цветов европейских знамен Александру и Петру Павловичу удалось прийти к общему знаменателю. Им стало сочетание бордового, белого и черного цветов. Подобная подборка цветов, конечно, напоминала хорошо известные в XX и XXI веках пангерманские цвета, но они, к счастью, были еще свободными. То есть их таковыми пока не утвердили. Иными словами, в 1863 году Александр имел полный карт-бланш на использование этой цветовой гаммы.

Компоновать, впрочем, Петр Павлович предложил не традиционными европейскими полосками, а в стиле русских боевых знамен конца XVIII — первой половины XIX века. Помудрили немного и получили весьма забавное сочетание. На квадратном полотнище размещался косой Андреевский крест, выполненный в мальтийском стиле, где толщина полос от центра полотнища к его краям увеличивалась. Так вот, подобный крест укладывали в белой окантовке на бордовое поле, образуя, таким образом, еще один крест, вертикальный, также в мальтийском стиле. В центре пересечения этих двух крестов лежало значительных размеров круглое поле черного цвета в белом ободке для эмблемы.

Почесав немного «репку», господа-разработчики решили на этом варианте и остановиться. То есть двинуться дальше. Однако попытка наложить медведя на подобное сочетание цветов привела Александра к ощущению чего-то неправильного. «Что-то не так, — думал колобок, доедая лису». Слишком не сочетались наглая и вальяжная фигура мощного медведя со строгой и элегантной гаммой полотна. Так что, как это ни прискорбно, пришлось великому князю возвращаться к орлу. Само собой, сделав себе зарубку не забыть про «мишку» и пристроить его куда-нибудь на государственной символике.

Использовать ту взлохмаченную курицу, что изобразил барон Кёне, Александр не хотел. Даже несмотря на то, что его картинка была выполнена в лучших традициях европейской геральдики. Этот орел смотрелся на новой цветовой гамме столь плохо, что даже медведь в исполнении индейца-самоучки из Парагвая выглядел лучше. Поэтому пришлось теребить историю, дабы вспомнить варианты различных исполнений этой популярной птички. Две недели ушли на то, чтобы подобрать подходящий вариант. То есть результат, удовлетворявший и Александра, и Петра Павловича, был достигнут только лишь на переходе от Парагвая к Японии. Им стал двуглавый орел, выполненный в римско-египетском стиле. Эта птичка держала в своих когтях круглый венок из дубовых листьев, внутри которого размещался глобус мира, на котором отображался контур Российской империи. А на груди пернатого создания красовалась красная пятилучевая звезда.

На этом и успокоились, решив изготовить первый экземпляр максимально качественно, для чего очень пригодилась Луиза, умевшая неплохо вышивать, впрочем, как и многие домовитые девушки того времени. К сожалению, к моменту десанта в Кагосиме штандарт еще не был готов, поэтому Саша пользовался старым — с медведем. Однако в Бангкоке, Кейптауне и Лондоне Александр уже красовался под своим новым, личным штандартом, привлекая немало внимания к своей персоне. И именно под ним, вкупе с государственным знаменем Российской империи, Саша и выступил в поход на Варшаву.

Как и предполагал великий князь, восставшие поляки готовили ему засаду. Недалеко от местечка Лапы, в котором располагалась железнодорожная станция, в лесу затаились около тысячи человек. Но хоронились они таким образом, чтобы быть незаметными только со стороны железнодорожных путей, на которых соорудили завал. Поэтому передовая застава, в числе трех верховых, идущая сильно южнее по грунтовой дороге, смогла заметить их заранее и предупредить остальной отряд.

По всей видимости, поляки не знали, что Александр идет «своим ходом», а не едет в железнодорожном составе. Это было так непривычно для откровенно зажравшихся представителей императорского дома, что Людвиг Мерославский, диктатор восстания и по совместительству командир отряда, просто не мог этого предположить. По его мнению, для великого князя, который вот-вот станет цесаревичем, этот шаг был неуместен. Что-то вроде урона чести и достоинства. Поэтому, когда поляки заметили странных солдат в черной форме, которых становилось все больше и больше на опушке ближайшего перелеска, то сильно удивились.

Лишь увидев знамя Российской империи, и соотнеся его со странной формой солдат, Людвиг решил, что это и есть его императорское высочество. А потому спешно поднял всю засаду и густой толпой атаковал позиции великого князя. К слову сказать, Александр умудрился вновь совместить прекрасно зарекомендовавшую себя практику совмещения стратегии наступления с тактикой обороны. Поэтому тачанки были аккуратно развернуты, солдаты спешены и подготовлены к ведению огня, а лошади отведены в овраг.

Великий князь поначалу подумал, что восставшие захотят поговорить. Однако видя, что «товарищи» с истошными криками, размахивая косами, быстрым шагом идут к его людям, приказал открыть огонь на поражение. Метров с пятисот. Восемь механических пулеметов и около сотни винтовок ударили смертельным шквалом по наступающим полякам. Плотность обстрела, конечно, была не как при ферме Милз, но ее вполне хватило для того, чтобы эти удальцы уже через минуту стрельбы, потеряв около трех сотен убитыми и ранеными, дрогнули и обратились в бегство. Да и как могли они иначе поступить? Вчерашнее дно общества и потерявшие голову студенты — романтические мечты, которые вытравливали пули, несущие дикий ужас, боль и смерть. Результат оказался вполне предсказуем. Революция ведь красива и желанна только тогда, когда ты на пьяной вечеринке скандируешь глупые лозунги, а не когда по тебе ведут огонь на поражение серьезные ребята.

Видя, что товарищи могут уйти в значительном числе, Александр решил остановить отступление, для чего выдвинул две тачанки и взвод верховых бойцов в обход. Этот отряд по большой дуге обошел восставших, ведя обстрел толпы на ходу, и отрезал их от перелеска и железной дороги. После чего стал закручивать в карусель, удерживая дистанцию не менее ста метров. Видя, что ничего кроме смерти им не грозит, восставшие стали бросать оружие и поднимать руки. В общей сложности через двадцать минут, потеряв до половины своих людей ранеными и убитыми, отряд Людвига сбился в кучу посреди поля, сдавшись на милость победителя.

Справиться с толпой из пятисот человек столь малыми силами было очень сложно, поэтому Александр, отделив люмпенов от общей массы и пообещав во время следующей встречи повесить, отправил их по домам. Тем самым решительно сократив толпу числом. Да и боевым задором, так как это люмпенам было нечего терять, поэтому их и использовали в качестве пушечного мяса.

С остальными же предстоял долгий и основательный разговор. Больше всего, конечно, хотелось их просто расстрелять и поехать дальше. Но такой шаг мог навредить, сделав из этих отпрысков, преимущественно состоятельных семей, мучеников. Само собой, за деньги их родителей. Поэтому Александр стал вытаскивать студентов по одному из толпы и, отводя в сторонку, «вежливо прессовать» вместе с Петром Павловичем. Ребята, к счастью, оказались нестойкие, а потому уже второй студент был готов активнейшим образом сотрудничать с великим князем. Ну а что вы хотели? Как говорят умные люди, любовь к митингам обратно пропорциональна количеству ударов резиновой дубинкой, прилетевших в голову борца за «народное счастье».

Смысл доведения до рабочей кондиции студентов сводился к очень простому шагу — Александр решил составить общее письмо к его императорскому величеству, в котором изложить то, как их подкупами да угрозами и прочими нелицеприятными действиями склоняли к участию в беспорядках агенты французов. Там же они просили простить их за все, что они сделали, и божились в искреннем раскаянии. После завершения составления этой знаменательной бумаги, Петр Павлович зачитал ее перед студентами и предложил каждому, своей рукой, вписать в нее, кто он, где учится, и поставить подпись. Согласились не все. Пятнадцать «товарищей» стали выступать, поливая Александра бранными словами. Саша кивнул Зарубаеву, тот с ребятами вытащил этих, туго соображающих товарищей из группы, отвел чуть в сторону и расстрелял. Так как это все было на глазах у остальных, то степень рвения и покладистости сотрудничать стала просто зашкаливающей. Так что уже через полчаса письмо оказалось очень аккуратно подписано. Поэтому этих студентов Саша тоже отпустил, пообещав «глаз на жопу натянуть», если они еще хоть раз подобными глупостями надумают заниматься.

А вот настоящих французских агентов, которых было десять человек, включая самого Людвига, бойцы Александра просто связали, заткнули рты кляпами, погрузили на подрессоренные коляски и повезли в Варшаву. На все про все ушло около двух часов.

Больше, до самой Варшавы, засад не встречалось. Видимо, Людвиг не надеялся на ударную мощь своих людей, а потому желал сосредоточить их как можно большое количество, дабы скомпенсировать недостаток качества.

Недалеко от Варшавы перестроились в колонну, приведя заодно в порядок свою черную форму с белой оторочкой. Авангардом шла знаменная группа, потом пять пар верховых, а далее коляски, между которыми по одному-два ряда располагались бойцы верхом на лошадях. Ну и арьергард из оставшихся бойцов.

Рота практически влетела в город быстрой рысью со стороны железнодорожного вокзала, распугивая обывателей. Эффект был достаточно шокирующий. Тут не было принято так гонять. А как вышли на мост через Вислу, Александр приказал еще и петь. Да, Николай умирал, но нельзя было вот так, молча ехать. Никто во всей округе не должен был даже и мысли допустить, что Россия оставит этот город. К тому же необходимо было дать выхлоп тем мукам во время морских переходов, когда бойцы великого князя заучивали разнообразные песни. Ведь Александру было скучно в дороге, а потому он, дабы хоть как-то себя занять, занимался вспоминанием песен, стихов и прочих полезных в будущем поделок.

В конкретно этом случае солдаты запели знаменитую «Марусю» из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию». Полторы сотни глоток грянули одновременно: «Зеленою весной, под старою сосной, с любимою Ванюша прощается, кольчугою звенит и нежно говорит: Не плачь, не плачь — Маруся-красавица!»

До Варшавского замка, в котором находился Николай и по совместительству все местное руководство, оставалось немного. По существу рота его объезжала, поэтому получилось совместить завершение песни с окончательным въездом на Замковую площадь. Так сказать — подъехали с музыкой.

Хоть и стоял полдень, однако никто не бежал их встречать. Лишь несколько лакеев испуганно выглядывало из-за ворот. Это Саше очень не понравилось.

— Николай, занимай круговую оборону. Тачанки в круг. Этих, — Александр кивнул на пленников, — в центре положите на землю. Виктор, бери своих ребят и пошли за мной.

Лакеи попробовали оказать какое-то сопротивление, дескать, пускать не велено, но четкий удар кулаком прямо в смотровое окошко ворот решил эту проблему. Фон Валь уже набрался от великого князя правильных методов работы. Поэтому уже минуту спустя все четыре десятка солдат бежали по коридорам в сторону покоев цесаревича. Интенсивный «массаж» челюсти одного лакея сделал остальных разговорчивыми и покладистыми. Настолько, что парочка даже бежала впереди солдат, показывая дорогу. На ходу объясняя ситуацию.

Оказывается, великий князь Константин Николаевич отбыл с практически всем местным бомондом на вокзал, так как пришла телеграмма из Вильно, будто Александр прибывает по железной дороге сегодня. Само собой, большая часть охраны Старого замка убыла вместе с встречающими. Этим и воспользовались революционеры, которые, по всей видимости, телеграмму и прислали.

Вдоль коридоров местами были видны трупы одиночных охранников и следы борьбы. Несколько выломанных дверей. В общем — классические следы решительного штурма.

Страницы: «« « 12345678 » »»