Дариус Дорван. Наемник Корн Владимир
Ответная улыбка далась Дариусу легко. Снисходительная, с малой толикой презрения, которое очень сложно уловить. Долузсцу это удалось.
Лицо его мгновенно налилось злобой, он зарычал широко открытым ртом, обнажая крупные, чем-то похожие на клыки хищных зверей желтоватые зубы, и бросился в новую атаку.
От первого выпада Дариусу легко удалось уйти, второй удар он парировал своим встречным, а вот третий чуть не стал для него роковым: нога снова поехала по мокрой траве, и Дорван потерял равновесие в самый необходимый момент, тот, что может стоить жизни.
Каким-то невероятным чудом отклонившись назад так, что едва не рухнул на спину, Дариус умудрился избежать гибели. Почти избежать, потому что грудь до самой ключицы обожгло острой, режущей болью. Восстанавливая равновесие, Дорван вынужден был сделать шаг назад, нелепо взмахнув руками. Долузсец рывком приблизился, занеся саблю над головой для решающего удара. Дальше произошло то, чего не ожидал никто.
Дариус крутанулся на месте, выбрасывая руку со щитом в сторону и отводя удар долузсца. Затем атаковал выпадом сабли поверх щита противника, целясь острием в горло.
Тело врага еще не успело рухнуть — вожак стоял, хрипя и пуская перерезанным горлом крупные розовые пузыри, когда Дариус, выпустив из левой руки щит и подхватив с земли Кунтюр, прыгнул в сторону не успевших осознать факт гибели своего предводителя долузсцев.
Прыжок у него был особенным: приземлившись на вытянутые руки с зажатыми в них клинками, он перекатился через голову, чтобы, выпрямляясь, оттолкнуться ногами, впечатывая кулаки в грудь ближнего к нему долузсца.
Все обошлось: и трава не подвела, и кулаки не соскользнули, а самое главное — враг не успел прикрыться щитом. Удар-толчок оказался настолько силен, что противника отбросило на несколько шагов назад и он неловко завалился на бок.
Дариус, разорвав строй долузсцев, оказался в его середине, и теперь оставалось только продержаться до подхода Ториана и остальных, с яростным ревом бросившихся в атаку. Несколько кратких мгновений — и они вступят в бой, но эти мгновения необходимо еще пережить.
Гонорт наотмашь ударил сразу с обеих рук, удачно попав в правого от себя долузсца, и закрутился на месте бешеным волчком, окруженный коконом из сверкающей стали. Сейчас его могла спасти только скорость.
Дариус сидел на плаще, брошенном прямо на землю. Он оперся спиной о ствол поваленного бурей дерева и прижимал к груди вновь обретенную саблю, как будто боялся потерять ее снова, с трудом соображая, что творится вокруг.
Совсем рядом в низкое, хмурое, пропитанное влагой небо взлетало пламя большого костра, с треском пожирающее дрова и стреляющее ввысь многочисленными искрами, но Дариуса, несмотря на близость к огню, время от времени сотрясала крупная дрожь, от чего он вздрагивал всем телом. Еще один плащ на меховой подбивке прикрывал его плечи, но и это не помогало согреться.
Мимо гонорта то и дело проходили воины его котерии, старающиеся не шуметь и даже переговаривающиеся между собой вполголоса, бросая на него странные взгляды. Неудержимо клонило ко сну, и Дариус прикрыл глаза, чтобы на какое-то время провалиться в темное забытье. Когда он снова открыл их, то увидел перед собой напряженно всматривающегося в его лицо Ториана.
— Чего вылупился? — поинтересовался Дорван, с трудом ворочая непослушным языком.
— Как ты? — вопросом на вопрос ответил тот.
— Все нормально, Тор, нормально, уже не сдохну. Скажи, чтобы кто-нибудь принес воды попить.
Сухость во рту была такая, что язык казался шершавым. Еще Дариус опасался того, что не сможет устоять на ногах, если решит подняться.
— Ну слава Гитуру — в себя приходить начал! А то я уж было совсем испугался. — По голосу Ториана чувствовалось, что тот действительно говорит правду, не шутит как обычно.
— Ты хоть что-нибудь помнишь?
«Помню ли я? Что-то помню».
Вокруг люди, свои, чужие, и он рубит с двух рук чужих, страшась угодить по своим. Потому что их трудно различить — только смутные тени, которые едва можно разглядеть сквозь стоящую в глазах кровавую пелену. А затем все метнулись от него прочь, крича:
— Остановись! Уже все закончено!
И ему с трудом удалось удержать себя от того, чтобы не броситься на них, лишь самым краем сознания понимая: этого делать нельзя — врагов вокруг больше нет. И сразу же пришла слабость, голова закружилась, и он рухнул там, где стоял: на затоптанную мокрую траву, грязную и кровавую. Так что он все помнит.
— Помнит он, ишь ты! — Голос Ториана звучал почему-то ворчливо. — Дар! Ты убил пятерых! Ты… один… убил… пять… гмурнов! — теперь друг кричал, тыча ему чуть ли не в лицо ладонью с растопыренными пальцами. — Это ведь не простые долузсцы — гмурны! А ты один убил пятерых! Понимаешь — пять! Гмурнов! Один! Ценой всего лишь нескольких царапин! Ты хоть понимаешь, что ты смог сделать?!
«Если бы ты знал, какой именно ценой! — устало подумал Дариус, отводя руку Ториана от своего лица. — Сколько я потратил отмеренного мне срока жизни за этот короткий бой? И счастье, что я сумел выбраться оттуда, из-за грани. Стоили ли они того, пять убитых мною долузсцев, пусть даже и гмурнов?»
— С чего ты взял, что это были именно гмурны?
Ториан сокрушенно покачал головой, ненадолго отошел и, вернувшись, бросил под ноги Дорвана тело одного из долузсцев.
— Смотри!
— Куда смотреть, Тор?
Смотреть никуда не хотелось, очень хотелось спать. И еще пить. Пить даже больше.
Ториан рванул на груди гмурна меховую безрукавку, обнажив грудь. На груди убитого долузсца, во всю ее ширину, щерилась в свирепом оскале медвежья голова. Такие татуировки наносят, глубоко взрезая кожу и заливая порезы краской. Видел уже Дариус такие, правда, не на груди, не с изображением медведя, и не у гмурнов.
— Видишь?! — Тор ткнул пальцем прямо в пасть зверя. — У всех так!
Затем он легко поднял тело и отбросил его далеко в сторону.
«Вот же силища у человека! — в очередной раз восхитился Дариус. — Неимоверная!»
Друг продолжал смотреть на него.
«Ну и чего смотришь? — подумал Дариус. — Лучше воды принеси. Теперь-то какая разница, кем они были прежде? И все же, угораздило нас нарваться именно на них».
Гмурны, по рассказам людей знающих, даже среди не ведающих страха долузсцев выделялись в бою своей яростью. Еще поговаривали, что один гмурн трех обычных долузсцев стоит. А уж те воины!.. Но, как выяснилось, справиться можно и с ними. И как это ему самому в голову не пришло, что им встретились не простые долузсцы? Ведь только гмурны презирают доспехи, на обычных можно увидеть и кирасу, иной раз даже металлическую, и кольчугу. Но, может, оно и к лучшему, что он не понял, с кем именно сражается. Только не слишком ли высока цена?
Подошел Бист, оттеснил Ториана в сторону и вложил Дорвану в руку оловянную кружку.
— Пей! — потребовал он. — Пей до дна и не смотри, что на вкус гадость редкостная.
Вообще-то Дариус мечтал о кружке родниковой воды, такой холодной, чтобы зубы заломило. Он пил бы ее маленькими глотками, наслаждаясь вкусом свежести, запахом мокрой земли, травы, шумом ветра в макушках недалеких деревьев, треском и теплом костра, словом, тем, что остался жив. Он попрощался с жизнью, когда выходил на поединок с долузсцем, попрощался по-настоящему.
Ведь если бы осталось в душе хоть малейшее желание выжить, не получилось бы ничего.
Дариус сорвал василек, понюхал его. Цветок не пах ничем, только сыростью, тот же запах исходил отовсюду вокруг.
— И еще, спасибо тебе.
— Это-то еще за что? — удивился Дариус.
— Когда он занес надо мной меч, я уж думал — все, — признался Бист. — Вся жизнь в мгновение перед глазами пронеслась, с тех самых пор, как в постель еще ходил, — улыбнулся он. — И если бы не ты…
«Вот уж точно чего не помню. Да и вряд ли это специально у меня получилось».
— Ну вот, сам благодаришь, а подсовываешь какое-то разведенное дерьмо, — попытался пошутить он, понюхав из кружки. Из нее действительно несло так, что к горлу подступила тошнота. — Надеюсь, не сорочье? И почему без меда?
Он улыбнулся, вслед за ним улыбнулся сверд. Оба они помнили, как Ториан предлагал Галугу за один раз вылечить того от шепелявости как раз разведенным на меду сорочьим пометом. Затем Бист посерьезнел.
— Пей, гонорт, это чимелла так пахнет — смола, ее у нас на склонах гор собирают, — пустился он в объяснения. — До последнего ее берег, на самый крайний случай. И гляди-ка, действительно пригодилась.
Дариус отхлебнул из кружки. Его передернуло от отвращения, но он заставил себя проглотить пойло.
— Лучше бы я сдох, — пожаловался он, ища взглядом, куда бы поставить кружку.
— Пей! — Голос Биста звучал теперь требовательно. — Я ведь не отстану, Дорван, ты же знаешь, а нет — так людей позову: они держать будут, пока я буду вливать. Сейчас мы с тобой еще справимся, — с улыбкой добавил сверд.
— Мерзкое снадобье, — придя в себя, заявил Дариус Бисту, после того как залпом выпил содержимое кружки, глядя на сверда отчего-то вдруг заслезившимися глазами. Такой гадости пробовать ему еще не приходилось. Правда, очень действенной гадости, потому что он сразу же почувствовал себя значительно лучше. — Больше твою чимеллу я пить не буду, — решительно добавил он.
— А больше и нет. — Сверд остался очень доволен тем, что сумел настоять. — Но ничто лучше смолы жизненную силу не восстанавливает.
— Гонорт! — издалека окликнул Дорвана Кабир. — Уши долузсцам резать будем — барону показать?
— Тогда уж лучше сразу головы, — буркнул под нос Дариус. И, обращаясь к Бисту, спросил: — Сколько наших полегло?
— Трое, всего трое, — ответил тот. — И еще четверо раненых, — у самого сверда повыше колена, прямо поверх штанины, была наложена повязка. — Но выжить должны все.
— После твоих снадобий мертвый на ноги поднимется, — заявил Дорван.
Он действительно почувствовал себя намного лучше. По крайней мере, желание сдохнуть исчезло полностью. Разве что во рту стоял отвратительный привкус чимеллы.
«Пойду сам напьюсь, — решил он, поднимаясь на подгибающиеся ноги. — Иначе попросишь кого-нибудь, и снова какое-нибудь разведенное сорочье дерьмо притащат».
В обратную дорогу отправились на следующее утро. Когда сворачивали лагерь, Дариус сходил еще раз взглянуть на тела мертвых долузсцев. К его удивлению, все они оказались без голов. Затем он вспомнил вопрос Кабира, свой ответ ему и усмехнулся.
«Вот вы какие, гмурны, — думал он, разглядывая обезглавленные трупы. — На вид от обычных долузсцев и не отличишь. Все, можно возвращаться — теперь они в эти края несколько лет не сунутся. Уж не знаю почему, но всегда так было».
ГЛАВА 13
На обратном пути в Голинтер завернули в Визарант, чтобы забрать захваченную в бою с разбойниками добычу, а также оставленного там раненого Угнуда.
Глядя на наемника, Дариус никак не мог понять: сожалеет ли он, что его так некстати ранили, или, наоборот, тщательно скрывает радость от того, что удалось избежать встречи ни с кем-нибудь, а с самими гмурнами. Ведь вины Угнуда в ранении нет, и награду от барона он получит наравне со всеми. Но когда наемник с такой досадой стукнул кулаком по некстати подвернувшемуся седлу, что оно где-то внутри громко треснуло, все стало ясно и без слов.
Утром следующего дня, покидая селение, они повстречались с идущим им навстречу Кассеем. Ведун возвращался из плохо различимого из-за тумана леса, неся на плече чем-то набитый мешок.
Едущий впереди Дариус остановил коня, пропуская всех вперед. Когда старик поравнялся с ним, поблагодарил:
— Спасибо за все, отец, и прощай. Теперь они долго в ваших местах не появятся.
Тот лишь усмехнулся:
— За что благодаришь-то? За уху? А прощаться погоди. Сдается мне, что придется тебе здесь еще побывать, так что свидимся. Судьба у тебя такая, с долузсцами связанная. И началось все очень давно. Так ведь?
И старик пытливо взглянул на него.
Дариус кивнул, соглашаясь, и провел ладонью по рукояти Кунтюра: это точно, что давно. Затем кивнул еще раз, уже прощаясь.
Кассей глядел на него с таким выражением, как будто дожидался вопросов, но Дариус ткнул пятками Басура в бока, посылая коня вперед. К чему знать то, что еще предстоит: от таких знаний облегчения нет, одни сложности, а от судьбы не уйдешь.
Наемники ехали веселой, шумной толпой, вспоминая пережитое, смеясь над своими собственными страхами, которыми теперь не стыдно и поделиться. И лишь изредка, вспоминая об убитых товарищах, умолкали, чтобы тут же взорваться хохотом над чьей-либо незамысловатой шуткой: живым — живое.
Ну а Дариус думал сразу о многих приятных вещах.
Прежде всего об Элике, ведь осталось всего ничего до того мига, как он ее увидит. Он мечтал, как встретится с ней, поцелует, крепко прижмет к себе и долго-долго не будет отпускать. Затем наступит ночь, и они останутся наедине…
Дальше его мечты простирались до самого Табалорна. Он вернется домой вместе с Эликой, представит девушку матушке Грейсиль. Они обязательно понравятся друг другу, в этом он даже не сомневался. Не может же случиться, чтобы такая девушка, как Элика, кому-то могла не понравиться?
Заживут они втроем. Другой дом им с Эликой не понадобится, и этот просторный, места хватит на всех. Конечно, если Элика будет настаивать, чтобы жить отдельно от всех, тогда другое дело. Есть у него на примете домишко, запущенный немного, но если к нему приложить руки… И расположен недалеко.
Еще может случиться, что, возвратившись, он застанет Сторна. А почему бы и нет? Слышал он о таком, когда от человека годами ни слуху ни духу, а он возьми и объявись. Да сколько угодно подобных случаев, почему бы и со Сторном именно такому не произойти? За многое Дариусу хотелось бы его поблагодарить, очень за многое. Раньше все как-то не получалось, а потом Сторн пропал, исчез без следа, и Дариусу не удалось его отыскать.
Мысли Дорвана вновь вернулись к Элике. Едва он вспоминал о девушке, как сердце сразу переполнялось теплом и нежностью. Интересно, обрадовалась она подаркам, что он отправил для нее с торговцем? Жаль, не хватило ума передать вместе с ним хотя бы короткую записку.
С другой стороны, Лоринт не столица, а затерянная в лесах крохотная деревушка, и что если она грамоте не обучена? Но ведь не может же быть, чтобы в Лоринте все такими были? Тот же дед ее, Сол, выглядит образованным человеком, даже непонятно, как он в такой глуши оказался. Хотя кто его знает. Да и много ли напишешь в письме, которое будут читать для нее чужие люди?
И еще Дорван жалел о том, что не передал что-нибудь в подарок матери Элики, все же не чужой теперь для него человек. Конечно, думал он и о ней, да только денег не хватило, Дариус потратил на подарки любимой все вплоть до последнего медяка, хотя собирался еще много всего купить. Какое же забавное лицо было у Тора, когда друг заявил ему, что нет у него денег.
Затем улыбнулся еще раз, вспомнив, как он едва удержался от соблазна потратить на Элику и деньги Ториана. Тогда у него лицо стало бы еще забавнее. Ничего, разобрались бы, свои люди, тем более был уже похожий случай, и тоже из-за женщины. Правда, тогда все произошло ровно наоборот: Ториан потратил долю Дариуса на подарок одной из своих зазноб.
Ну ничего, теперь с деньгами проблем быть не должно, с разбойников взято немало, только одних лошадей целый табун.
«Жаль, на них натолкнулись не тогда, когда они из Халевита возвращались», — улыбнулся он уже в который раз.
У долузсцев тоже было что взять, в основном оружие, а вот монет ни одной не отыскалось. То ли не берут они с собой денег, то ли и вовсе без них обходятся, хотя в это не слишком верится. Ну и от барона Эдвайстела предстоит получить обещанную награду.
Саблю себе вернул. Дариус погладил рукоять Кунтюра. Да и лошадью обзавелся отличной. После этой мысли рука сама собой потянулась, чтобы ласково потрепать гриву гарцующего под ним Басура.
«Как он тогда вбок скакнул лихо! А ведь помедли конь, застынь от боли и недоумения — все, закончилась бы жизнь для его седока».
Басур всхрапнул, и непонятно, чего в его храпе было больше — согласия с мыслями хозяина или благодарности за мимолетную ласку. Ну как тут не улыбаться?
В Голинтер добрались под вечер, еще по дороге решив весь следующий день посвятить отдыху, а уж послезавтра вернуться в Аннейд, чтобы предстать перед Эдвайстелом.
По приезде Дариус первым делом навестил коневода Жанира с просьбой отправить к барону гонца с вестью об их возвращении. Не то чтобы Дариус торопился обрадовать своего нанимателя, нет. Ему хотелось, чтобы барон или кто там вместо него, если тот убыл к королю Фрамону, приготовил плату заранее, очень уж не терпелось Дорвану покинуть Аннейд как можно быстрее.
Вечер прошел на удивление тихо, и спать все легли задолго до того, как наступила полная темнота.
Конечно, в Аннейде все они соберутся в корчме, чтобы отпраздновать возвращение по-настоящему, и станут для жителей городка предметом разговоров сразу на несколько дней — как же, такое сотворили! Ну а потом… Потом все разъедутся кто куда.
Возможно, когда-нибудь им предстоит встретиться, и, если повезет, они окажутся на одной стороне. Тогда наемникам будет о чем вспомнить. Но может случиться и так, что придется обнажить мечи против тех, с кем они стояли спина к спине: судьба у наемника такая: кто заплатил — тот и хозяин.
Кабир еще по дороге в Голинтер обратился к Дариусу с предложением:
— Гонорт, может быть, все вместе отправимся в Малхорд, король Фрамон войну еще не начал. Представляешь, сколько можно заработать!
Но тот решительно отказался:
— Нет, Кабир, не поеду. В другую сторону мой путь лежит, и все войны мне сейчас побоку.
— Ну, как знаешь, — в голосе Кабира слышалось явное сожаление.
Угомонились все быстро, и вскоре в лагере воцарилась тишина. И только Ториан долго плескался у колодца, отчего у Биста, наблюдавшего за тем, как Галуг раз за разом выливает на него ведра ледяной воды, всякий раз передергивались от озноба плечи. Затем, чуть ли не мурлыча, Ториан заявил, что пошел охранять дочек Жанира.
На просьбу Галуга взять его с собой — мол, служба трудная, одному Тору будет тяжко ее потянуть, вон он в каком виде с предыдущего дежурства вернулся — последовал решительный отказ:
— Я уж как-нибудь сам справлюсь, не обессудь.
С рассветом Ториан вернулся не менее измученным, чем в прошлый раз, но на все колкости Галуга лишь загадочно улыбался и сразу же рухнул спать. Выспаться ему не удалось.
Время шло к обеду, и все с нетерпением поглядывали на колдовавшего над котлами Айчеля, когда нагрянули гости.
Первым приближающихся всадников увидел Галуг, чему Дариус совсем не удивился. Это при разговоре лучник шепелявит, хотя и зубы у него все на месте, зато глаза — орел степной позавидует.
Наемники, все как один, высыпали на поросший кустарником земляной вал, пытаясь рассмотреть: кого же к ним несет, вроде никого не ждали. Причем народу-то много, явно не меньше полусотни.
— Сверды! — чуть ли не в голос воскликнули Галуг с бросившим котлы Айчелем, когда тот услышал о приближении множества всадников, и все на валу невольно посмотрели на Биста. Историю, случившуюся с Дариусом и его людьми по дороге в Голинтер, знали все, и теперь несложно предположить, для чего сюда заявилось так много свердов.
Понятно и то, что они не тайком сюда пробирались: какой король потерпит, чтобы по его землям разъезжали чужестранцы-воины, да еще в таких количествах. А значит, разрешение есть.
Всадники приближались медленно, но неотвратимо. Они спускались с пригорка, и хорошо было видно, что выстроились они по трое в ряд. Впереди тоже ехала троица, но держались они не вместе, сначала — двое всадников, а за ними, чуть отстав, еще один.
Оценив расстояние и скорость движения свердов, Дариус, обращаясь к Бисту, негромко сказал:
— Время еще есть.
Время на то, чтобы уйти из Голинтера, — лошади наемников паслись в отдельном загоне, и, для того чтобы изловить и оседлать их, людям, привыкшим делать все быстро, понадобятся считаные мгновения.
— Нет, гонорт, от судьбы не уйдешь, — так же негромко ответил Бист. — Видимо, так угодно Индогару. — И он посмотрел вверх, туда, где по верованиям свердов обитал их единственный бог. — Так что нет у меня выбора. А вот вам на всякий случай лучше уйти.
Сейчас он не выглядел испуганным или растерянным, как при прежних встречах с земляками, произошедших на глазах Дорвана, скорее отрешенным. Как человек, приготовившийся принять свою судьбу.
«Зато выбор есть у всех остальных», — подумал Дариус, глядя на встревоженных наемников.
— Парни, — обратился он к ним, — Бист — один из нас и вместе с нами прошел то, что прошли мы все. Кто-то обязан ему жизнью, кому-то жизнью обязан он. И теперь у нас есть выбор, — повысил он голос, — отдать Бистеаля этим людям, возможно, еще и золотишка отвалят, — усмехнулся он. — Или они заберут его голову только после того, как мы расстанемся со своими.
Дав несколько мгновений на то, чтобы все в полной мере осознали его слова, Дорван добавил:
— Все желающие могут отсюда убраться, времени хватит.
И, не оглядываясь, пошел в дом, туда, где лежали его шлем и кираса, а с Кунтюром он теперь не расставался ни на миг.
Шагая к дому, он затянул тягучий мотив песни, настраиваясь на то, что неизбежно должно в скором времени произойти: слишком уж их много.
Сзади он слышал хохоток Ториана, шепеляво ответившего ему Галуга и тяжелую поступь Сегура. На них он надеялся, ну а остальным судья — бог воинов Марох, потому что своих бросать в беде нельзя.
Когда, облачившись в доспех, Дариус вышел из дома, ему, чтобы не обидеть людей, пришлось срочно принять невозмутимый вид — остались почти все. Все, кроме двух: Криссара и еще Рушта. Эти двое всегда держались вместе, причем голова у них Криссар, Рушт же просто его тень.
Наверное, они тоже не были трусами и всего лишь посчитали, что сверд не достоин того, чтобы принять за него смерть. Криссар попытался убедить в этом и всех остальных, указав подбородком на в одиночестве стоявшего на валу Биста:
— Ведь он… — начал Криссар, и Дариус подумал, что назови он Биста «грязным», как иногда презрительно называют свердов за темный цвет кожи, то, возможно, Криссару не нужно будет оставаться, чтобы встретить смерть.
«Или, по крайней мере, всю оставшуюся жизнь ему придется шепелявить как Галугу или Айчелю», — непроизвольно сжал он пальцы в кулак.
— Кто он мне? — продолжил Криссар, и сам же себе ответил: — Да никто! И почему я должен сдохнуть, когда все так хорошо закончилось? Спрашивается: почему? И за что?
Криссар почти кричал.
Дариус посмотрел на него, ничего не сказал, повернулся и пошел к Бисту.
За него ответил Ториан:
— Потому что все мы когда-нибудь сдохнем. Вопрос только в одном: как именно мы это сделаем?
Он на мгновение умолк, после чего продолжил почти шепотом, но от его слов Криссар пятился назад все дальше и дальше, настолько шепот Ториана был страшен:
— Знаешь, почему остаюсь я сам? Сейчас я тебе все объясню! Бист мне тоже не сват, не брат, никто он мне. Но я остаюсь. Потому что вот он, — и Ториан указал в спину уходящего Дорвана, — останется, если бы на месте сверда был я, ты, он или он, или он!
Ториан по очереди тыкал пальцем в окружавших их наемников.
— А кто они ему, если разобраться? И как я после этого могу уйти? Ответь мне: как?!
Криссар, что-то бормоча себе под нос, прилаживал к уже оседланному коню переметную суму.
Ториан плюнул ему под ноги и отвернулся, полный презрения.
— Ну что, наорались? — поинтересовался Галуг. — Пойдемте, они должны быть уже близко, — и зашагал вслед за своим гонортом.
Сверды, свернув с дороги, ехали прямо по скошенному полю. Наконец, повинуясь жесту одного из тех троих, что держались впереди, остановились, и только троица продолжила движение. Вскоре остановились и они. Спешились, двое из них передали поводья третьему и пошли в сторону вала.
Бист, безмолвно стоявший все это время, спустился с вала и направился им навстречу.
«Ну что ж, и это твой выбор», — подумал Дариус.
— Галуг, Айчель, — обратился он к лучникам, лучшим лучникам из тех, что у него имелись, — разберите этих двоих между собой. Когда стрелять — поймете сами.
«По крайней мере, мы дадим ему шанс вернуться к нам, если он этого захочет».
Они сближались — Бист и два приехавших по его душу сверда, и Дариус увидел, как напряглись Айчель с Галугом.
Когда между ними оставалось несколько шагов, сверды внезапно рухнули перед Бистом на колени, уткнув головы в остроконечных шапках с меховой опушкой в мокрую и грязную стерню. Дариус от изумления выпучил глаза, Ториан издал пронзительный свист, затем длинно и забористо выругался. Увиденное впечатлило всех без исключения, и Дорван услышал гул голосов опешивших наемников.
Один из стоявших на коленях свердов, тот, что являлся целью Галуга, поднял голову, что-то сказал Бисту и снова склонился до самой земли.
После того, как наемник им ответил, оба они поднялись на ноги, продолжая держать головы склоненными. Бист повернулся к стоявшим на валу, махнул рукой: мол, все в порядке, за меня можно не беспокоиться — и первым зашагал к остальным свердам. И только сейчас все почувствовали сильный запах подгоревшего варева из котлов, брошенных без присмотра Айчелем.
— Пойдемте, — непонятным голосом обратился Дариус сразу ко всем, все еще под впечатлением после увиденного зрелища. — Похоже, все не так, как мы думали. И даже не так, как думал сам Бист. — И, обращаясь уже к Галугу, добавил: — Останешься здесь, на валу. Присмотришь на всякий случай, мало ли что.
Похлебка успела выкипеть, застыв на стенках черной вонючей коркой. Хуже того, в другом котле от жаркого пламени прогорело дно.
Айчель, вполголоса ругая на чем свет стоит так не вовремя заявившихся свердов, поковырялся деревянной лопаткой в том, что осталось от похлебки, развел руками и заявил:
— Солонину будем жрать, больше нечего. И еще вон сухари остались.
Ториан, посмотрев на нарезанную крупными ломтями солонину, горку сухарей, разве что не заплесневелых, скептически хмыкнул и направился под навес, туда, где в мешках хранились добытые ими за все время похода трофеи.
Открыл один, другой, порылся в них, извлек на свет конскую сбрую, присовокупил к ней довольно зловещего вида кинжал, обвел всех взглядом: мол, никто против не будет? — и пошел к дому, где жила семья коневода Жанира.
— Тора теперь утром ждать, не раньше, — прокомментировал его действия наблюдающий с вала за свердами Галуг.
Но нет, Ториан вернулся быстро, с двумя мешками. Один, побольше, он нес на плече, и из мешка даже сквозь плотную рогожную ткань пробивался одуряющий аромат свежеиспеченного хлеба.
В другом мешке оказалась копченая конская колбаса, твердая, как дерево, но удивительно вкусная, вяленая рыба, лук, зелень, головка молодого овечьего сыра и мех с вином. Небольшой такой мех, скромный, и всем досталось всего по несколько глотков. Но как приятно хлебнуть кисловатого винца после того, как попрощался с жизнью, и вдруг ее подарили тебе снова.
— Ториан! Ты мне как брат! — заявил вдруг расчувствовавшийся Галуг, сумевший захмелеть с неполной кружки вина. — Дай я тебя поцелую!
— Кобылу свою целуй, — уклонился тот от полезшего к нему с объятиями лучника.
Вернулись Криссар с Руштом, хмурые, ни на кого не глядя и ожидая язвительных замечаний. Напрасно, их как будто бы никто не видел в упор.
— Бист возвращается! — донесся с вала голос Кабира, сменившего на посту Галуга.
И действительно, в скором времени пришел Бист в сопровождении двух хмурых могучих воинов, зорко поглядывающих по сторонам в поисках опасности для человека, за чью жизнь они отвечали головой.
Лучник преобразился, и не только потому, что теперь его плечи покрывал богатый, чуть ли не весь покрытый золотой вышивкой плащ. В нем изменилось все: взгляд, походка, жесты, манера себя держать. Ничего не осталось от повадок наемника, в любой миг ждущего подвох отовсюду.
Встретили его стоя. Бист обвел всех взглядом, подбросил на ладони солидный, даже на взгляд тяжелый кошель, отчего его содержимое весело звякнуло, и протянул его Ториану: держи!
— Это вам, парни. Спасибо за все.
Затем нашел взглядом Дариуса, державшегося чуть в стороне от остальных. Подошел к нему, не глядя протянул руку назад, чтобы получить от одного из воинов тул с луком, прежде принадлежавший ему самому.
— А это тебе, гонорт, — на добрую память.
Галуг с Айчелем, как будто сговорившись заранее, одновременно присвистнули от зависти. Кому как не им, лучникам, была понятна ценность такого подарка.
И пусть лук Биста очень скромен с виду — зато в засаде блеском не выдаст, да и во всем остальном!.. Такому луку впору и бронь пробить, а если расстояние подходящее, то и с двух сторон, насквозь, вместе с телом.
Дариус, склонив голову, принял подарок, поблагодарив:
— Спасибо!
От такого отказываться нельзя, ведь дар этот от всей души.
— Отойдем, мне нужно тебе кое-что сказать, — продолжил Бист.
Идя рядом со свердом, Дариус услышал, как поперхнулся на полуслове Ториан, судя по звукам, заглянувший в кошель. И еще донеслось его бормотание:
— Пусть только Криссар со вторым недоноском сунутся за своей долей!
Отойдя в сторону, некоторое время оба молчали.
Наконец Бист сказал:
— Я уезжаю, гонорт. Не с самыми хорошими вестями прибыли эти люди: на моей родине смута, все против всех, и повсюду льется кровь.
«Ну а ты-то здесь при чем? — подумал Дариус, взглянув на сверда. — Ты сможешь ее остановить?»
Тот ответил на его взгляд твердым словом:
— Знаешь, Дариус, в Далумате, на моей родине, род Бистеалей — один из самых древних и знатных. Когда-то именно мои предки правили страной. Но прошли времена, и от некогда могущественного и многочисленного рода остался лишь один я. Многие сейчас грызутся за власть, но ни у кого из них нет на нее столько прав, сколько у меня.
— Эти люди, — Бист движением головы указал на свердов, оставшихся где-то там, за валом, — приехали ко мне с предложением, и я его принял. Они утверждают, что вокруг меня объединятся. Что только я могу остановить льющуюся повсюду кровь. Но если бы дело было только в этом… Наш южный сосед, пользуясь тем, что у нас сейчас происходит, уже успел прибрать к рукам часть Далумата, и, боюсь, это только начало.
Дариус смотрел на него и видел, что Бист уже не здесь, он где-то там, на своей далекой родине, где мало лесов, много песков и всегда очень жарко. Нет, не хотел бы он там жить.
— Ты уж осторожней… — Дорван прервался, замявшись: как теперь величать сверда — Бист, Бистеаль? Или еще как? Должен же быть у него какой-нибудь титул?
Тот понимающе улыбнулся:
— Для тебя, Дариус, я навсегда останусь Бистом, — затем добавил: — Но только когда мы наедине. Это не для меня, для них, так уж положено, — мотнул он головой, указывая на стоящих в нескольких шагах телохранителей, и голос у него прозвучал несколько извиняюще.
Немного помолчав, сверд заговорил снова. Горячо, заметно волнуясь, что сразу стало понятно, потому что обычно Бист говорил почти без акцента, а сейчас смысл иных его слов уловить было сложно.
— Дариус! Я понимаю, что ты откажешься, но не предложить не могу. Давай со мной, а? Не говорю, что все будет легко, не обещаю тебе золотых гор, но все-таки…
Дорван его понимал. Сам он, Ториан, тот же Галуг значительно ближе Бисту, чем те, что за ним сюда приехали. Именно им он доверяет, доверяет настолько, насколько вообще можно довериться другому человеку. В отличие от прибывших за ним людей, с которыми Биста не связывает ничего, кроме общей родины. Он понимает, но…
— Нет, — Дариус покачал головой. — Я не могу. Здесь моя родина, здесь мое все.
«И Элика тоже здесь», — мысленно добавил он.
Бист не сказал больше ничего, слишком уж хорошо он знал своего гонорта, чтобы попытаться соблазнить его любыми посулами. Лишь огорченно вздохнул.
— Как тебя нашли? Встретили Эмбателя? — поинтересовался Дорван, чтобы перевести разговор на другую тему.
— Нет, — теперь покачал головой Бист. — Просто очень хотели найти, вот и нашли. След привел их к Эдвайстелу, тот отправил сюда. По дороге им повстречался гонец, так что они знали, что я уже здесь. А Эмбателя я и сам хотел бы сейчас встретить, — и его глаза на миг полыхнули яростью. — Очень бы хотел. Все, мне пора, надеюсь, мы еще встретимся. Может быть, у тебя есть какая-нибудь просьба ко мне?
— Есть, Бистеаль, и, надеюсь, ты в ней мне не откажешь, — легко согласился Дорван.
— Говори, какая именно? — Казалось, сверд даже обрадовался. — Все что смогу, Дариус. Для тебя все, что смогу.
— Если судьбе будет угодно, чтобы мы встретились снова, позволь мне не падать перед тобой лицом в грязь. — И Дорван посмотрел туда, где не так давно два высокородных свердских господина рухнули перед Бистом на колени. — Позволишь?
Бист захохотал, приобнял его за плечи, хлопнул по спине, отодвинулся на шаг:
— Обещаю, Дариус. Даже клянусь!
Затем с каким-то сожалением взглянул на Дорвана и зашагал прочь. Оба телохранителя заняли место за его спиной.
Отойдя на несколько шагов, Бист неожиданно повернулся к смотревшему ему вслед Дариусу и громко — для всех — сказал:
— Я счастлив, что судьба подарила мне встречу с тобой, гонорт. Знаешь, я многому у тебя научился. И еще ты помог мне понять главное: не нужно бояться того, что рано или поздно должно случиться с каждым.
Читать бесплатно другие книги:
