Великолепные руины Уолтер Джесс

16. После грехопадения

Сентябрь 1967

Сиэтл, штат Вашингтон

На сцене темно. Слышен шум волн. Появляется Мэгги в измятом плаще. В руках у нее бутылка, на лицо свисают слипшиеся, мокрые пряди волос. Она начинает подниматься на пирс, из дома выбегает Квентин и обнимает ее. Она медленно поворачивается к нему. Из окон дома доносится тихая джазовая музыка.

МЭГГИ. Я любила тебя, Квентин. Никто так не любил на этом свете, как любила тебя я!

КВЕНТИН (отпуская ее). Мой рейс постоянно откладывали…

МЭГГИ (она пьяна, но осознает происходящее). Я собиралась убить себя этой ночью. Или ты и этому не веришь?

– Стоп, стоп, стоп! – Режиссер вскочил со своего места, потрясая сценарием, и Дебра устало нахмурилась. – Ди, золото мое, что с тобой?

Она посмотрела в зал:

– Ну что опять не так, Рон?

– Мы ведь, кажется, договорились, что ты сыграешь это трагичнее, величественнее?

Она быстро переглянулась со своим партнером, Аароном. Тот вздохнул, откашлялся и сказал:

– А мне нравится, как она играет, Рон. – И протянул Дебре руку, как бы говоря: ну вот, все, что мог, я сделал.

Рон эти слова проигнорировал. Он вскарабкался на сцену, встал между актерами и положил руку Ди на талию так, словно вел ее в танце.

– Ди, до премьеры десять дней. Если дело так пойдет, твоей утонченной игры никто не оценит.

– А по-моему, проблема совсем не в утонченности. – Она осторожно выскользнула из-под его руки. – Если у нас Мэгги с самого начала сумасшедшая, то в сцене не может быть никакого развития.

– Она пытается наложить на себя руки! Конечно, она сумасшедшая!

– Да я просто…

– Она алкоголичка, наркоманка, она меняет мужиков как перчатки.

– Да я знаю, знаю! Просто…

Рука Рона легла Дебре на спину и поползла вниз. Упорство, достойное уважения.

– Эта сцена – воспоминание. Благодаря ей зритель понимает: Квентин сделал все, чтобы ее остановить, не дать ей совершить самоубийство.

Дебра еще раз оглянулась на Аарона. Тот исполнял пантомиму «мастурбация». Рон подошел ближе. Плотное облако его одеколона накрыло их обоих.

– Мэгги высосала из Квентина всю жизнь до последней капли. Она убивает их обоих…

За спиной режиссера Аарон, надув щеки, трахал воздух.

– Ну да, – ответила Ди. – Рон, можно тебя на минуточку?

Рука Рона опустилась еще ниже.

– Ну конечно! Я весь твой.

Они спустились со сцены, и Ди села в заднем ряду. Рон встал, прислонившись к спинке кресла перед Ди так, чтобы их колени соприкасались. У режиссера на носу блестели очки в черной оправе, а за ухом торчал карандаш. Господи боже, он что, потеет одеколоном?

– Что случилось, золотко?

Что случилось? Она чуть не рассмеялась. С чего бы начать? С того, что она согласилась играть в пьесе об Артуре Миллере и Мэрилин Монро? Или с того, что она имела глупость переспать с режиссером шесть лет назад? Они случайно столкнулись на театральном фестивале в Сиэтле. Пожалуй, начать нужно именно с этого. И зачем она потащилась на этот фестиваль? Поначалу Дебра избегала старых театральных друзей. Ей не хотелось объяснять, откуда у нее ребенок или почему не сложилась карьера в кино. А потом ей на глаза попалась заметка о фестивале, и Ди вдруг поняла, как ей не хватает театра. Она пришла и сразу почувствовала себя дома. Ощущение было такое, словно бродишь по коридорам своей старой школы. На этом фестивале Ди и встретила Рона. С вилкой в руке он был похож на чертенка. Рон расцвел на местных театральных подмостках за те годы, что Ди не появлялась. Она была искренне рада его видеть. Рон посмотрел на немолодого мужчину за ее спиной, и Ди их представила:

– Рон, это Алвис, мой муж.

Рон тут же побледнел и ушел с фуршета.

– По-моему, ты как-то очень уж… лично воспринимаешь пьесу, – сказала Ди.

– Конечно, – серьезно ответил Рон и снял очки. – Все пьесы должны восприниматься лично. Искусство – вообще дело очень личное. Я поставил много пьес, но эта для меня самая важная.

Рон позвонил через две недели после фестиваля и извинился за свое внезапное исчезновение. Просто он не ожидал ее увидеть. Спросил, чем она сейчас занимается. Ди ответила, что сидит дома с ребенком. У ее мужа автосалон по продаже «шевроле» в Сиэтле, а она воспитывает сына. Рон спросил, не скучает ли она по театру. Ди пробормотала нечто невразумительное, мол, она рада возможности немного отдышаться и пожить для себя, а сама подумала: «Скучаю, еще как скучаю! Так же, как и по настоящей любви. Без театра от прежней Ди осталась только половинка».

Еще через пару недель Рон снова позвонил и сказал, что будет ставить пьесу Артура Миллера. Предложил ей почитать сценарий. Он готов отдать ей главную роль. У Ди внезапно перехватило дыхание, она снова почувствовала себя двадцатилетней девчонкой. И все равно она бы отказалась, если бы на экраны только что не вышел новый фильм Лиз и Дика, и какой! «Укрощение строптивой». Они снялись вместе уже в пяти картинах. Четыре предыдущие Дебра так и не смогла заставить себя посмотреть. В прошлом году Лиз и Дика номинировали на «Оскара» за роли в фильме «Кто боится Вирджинии Вульф?», и Дебра всерьез засомневалась, что Дик и вправду растрачивает свой талант на бездарные картины, как она говорила ему в Риме. Ди увидела в газете рекламу «Укрощения строптивой»: «Самая знаменитая голливудская пара… в фильме, ради которого они родились на свет». Позвала няню, уехала как будто к врачу и пошла в кинотеатр, ни слова не сказав об этом Алвису. Фильм оказался блестящим, хоть Ди и не очень приятно было это признать. Дик играл тонко и честно. Казалось, он и вправду рожден для роли Петруччо. Нет, не казалось, так оно и было. Особенно ему удалась сцена на свадьбе. И на Ди вдруг опять тяжелым грузом навалились воспоминания. Лиз, Дик, Италия, Шекспир. Она оплакивала смерть молодой актрисы, женщины, которой уже не существовало на свете, оплакивала свои мечты. Ди сидела в кинотеатре и плакала. «Ты сама от всего отказалась», – шептал ей внутренний голос. «Нет, – отвечала Ди, – это они отняли у меня кино». Но вот окончились титры, в зале включили свет. Зрители начали расходиться, а она так и сидела, не в силах двинуться с места.

А через две недели Рон предложил ей роль. Ди повесила трубку и заплакала. Пат отложил игрушку и серьезно спросил:

– Мам, ты чего?

Вечером, когда Алвис вернулся с работы, они выпили мартини перед ужином и Дебра рассказала ему о звонке. Он был страшно за нее рад. Алвис знал, как ей не хватает театра. Она еще посопротивлялась для виду. А как же Пат? Алвис только плечами пожал. Наймем няню. Но он ведь еще совсем маленький! Алвис фыркнул. И еще одно, сказала ему Дебра. Режиссером будет Рон Фрай. До Голливуда и Италии у нее с ним был короткий дурацкий роман. Ничего серьезного, она увлеклась им со скуки, а может, потому, что он в нее влюбился. Кстати, Рон в то время был женат. Ну да, сказал Алвис. Между нами ничего нет, объяснила Дебра. Просто молоденькой девушке казалось, что правила не для нее. Она уже давно не та глупенькая девчонка.

Алвис всегда был сильным и уверенным в себе человеком. Он велел ей плюнуть на историю с Роном и сыграть эту роль. Так она и сделала. Начались репетиции, Дебра поняла, что Рон отождествляет себя с героем пьесы Миллера, Квентином. И даже не с Квентином, а с самим Миллером, гениальным писателем, которого бездушная и жестокая актриса мучает ради собственного удовольствия. Актрисой этой он, разумеется, считал Ди.

Дебра отодвинулась от Рона подальше:

– Рон, то, что между нами случилось…

– Случилось?! Слушай, это же не авария. – Он положил руку ей на коленку.

Некоторые воспоминания живут совсем близко – только закрой глаза, и сразу окажешься там. Это воспоминания нашего «я». Но есть и другие, воспоминания о себе самом, о том человеке, которого больше не существует, и до них добраться нелегко. А если и доберешься, то глазам не веришь. Так Дебра вспоминала о вечеринке после премьеры «Сна в летнюю ночь». Шестьдесят первый год. Она тогда соблазнила Рона. Дебра теперь как будто фильм про себя смотрела. Женщина на экране бог знает что вытворяла, а Дебра только удивлялась. Той Дебре льстило внимание молодого актера с трубкой в зубах. Рон учился и играл в Нью-Йорке. На экране та, другая Дебра, зажимает молодого человека в углу, рассказывает о своих глупых мечтах («Хочу играть и в театре, и в кино»), кокетничает, прикидывается то роковой красоткой, то скромницей, превосходно играет роль («Это же только на одну ночь, Рон»), проверяет, нащупывает границы своей власти над ним…

Дебра убрала руку Рона с колена:

– Я замужем.

– Значит, если я женат, это ничего. А твой брак – священная корова?

– Нет. Просто мы повзрослели с тех пор. Пора бы и поумнеть.

Рон прикусил губу и посмотрел куда-то в глубину зала.

– Ди, я не хочу тебя обидеть. Но… сорокалетний пьяница… Торговец подержанными машинами. И что, это и есть любовь всей твоей жизни?

Ди поморщилась. Алвис дважды забирал ее после репетиций и оба раза был нетрезв. Но Ди не сдавалась:

– Рон, если ты меня пригласил, потому что мы не попрощались как следует, то постарайся меня услышать. Все кончено. Мы переспали пару раз. Нужно жить дальше, иначе нам пьесу не поставить.

– Жить дальше? Как думаешь, Ди, о чем эта пьеса?

– Дебра. Меня теперь зовут Дебра. И пьеса не о нас с тобой, а об Артуре Миллере и Мэрилин Монро.

Рон снял очки, снова надел их, взъерошил волосы. Вздохнул со значением. Актерская привычка – в каждый момент не просто жить, а играть, причем так, будто это кульминация пьесы.

– Вот потому-то из тебя и не вышло актрисы. Великие актеры на сцене живут, и спектакль всегда о них, Ди… Дебра.

Самое смешное, что он был прав. Она видела работу титанов. Те и вправду были Клеопатрой и Антонием, Катериной и Петруччо. Они жили так, как будто сцена заканчивалась с их уходом и мир исчезал, как только они закрывали глаза.

– Ты даже не осознаешь, что делаешь, – продолжал Рон. – Ты используешь людей. Играешь с ними, как кошка с мышкой, игнорируешь их, как будто кроме тебя на свете никого не существует. Презираешь их.

Знакомые слова. И обидные. Дебре нечего было ответить. Рон повернулся и сердито зашагал назад к сцене, оставив Дебру одну в темноте зала.

– На сегодня все! – заорал он.

Дебра позвонила домой. Няня, соседская девчонка по имени Эмма, сказала, что Пат опять сломал ручку переключения программ в телевизоре. Было слышно, как мальчик на кухне стучит ложкой по кастрюле.

– Пат, я разговариваю с твоей мамой по телефону!

Звон стал громче.

– А где его отец? – спросила Дебра.

Эмма сказала, что Алвис звонил с работы и просил посидеть с ребенком до десяти вечера. Он заказал столик и велел передать Ди, когда она позвонит, что он ждет ее в ресторане «У Гарри».

Дебра посмотрела на часы. Было почти семь.

– А во сколько он звонил?

– Около четырех.

Три часа. За три часа он уже коктейлей шесть успел выпить. Четыре, если не сразу ринулся в бар. Многовато, даже для Алвиса.

– Спасибо, Эмма. Мы скоро приедем.

– Миссис Бендер, вы только пораньше возвращайтесь. В прошлый раз вы пришли после полуночи, а мне на следующий день надо было в школу вставать.

– Я знаю, Эмма, прости, пожалуйста. Мы скоро, не переживай.

Дебра повесила трубку, надела пальто и вышла на улицу. Там было прохладно, шел дождь. Машина Рона все еще стояла на парковке, и Дебра торопливо села в свою. Повернула ключ зажигания. Тишина. Попробовала еще раз. Опять тишина.

Первые два года после свадьбы Алвис дарил ей по новому «шевроле» каждые шесть месяцев. Но в этом году она убедила его, что новая машина ей ни к чему, старая ее вполне устраивает. И конечно, теперь вот зажигание барахлит. Дебра прикинула, стоит ли звонить в ресторан, но решила, что и пешком прекрасно доберется, тут идти-то всего километра два-три по прямой, вниз по Пятой авеню. Или можно на трамвае доехать. И все же Дебра решила прогуляться, хоть Алвис и рассердится. Он терпеть не мог, когда она ходила одна по центру города, считал, что в этом районе небезопасно. Но Дебре нужно было время, чтобы выкинуть из головы мерзкий разговор с Роном, и она пошла пешком.

Дебра быстро шагала по улице, прикрываясь зонтиком от ветра и дождя. В голове крутились слова, которые она могла бы сказать Рону («Да, Алвис и впрямь любовь всей моей жизни»). Она снова слышала его голос («Ты используешь людей… Презираешь их…»). Точно так же Ди описала Алвису нравы киноиндустрии на их первом свидании.

Сиэтл очень изменился. Он был полон предвкушения счастья. Раньше город казался ей маленьким, усохшим. Наверное, это у нее самой душа усохла после Италии. Дебра вернулась домой, как побитая собака. В Сиэтле гремела Всемирная торговая ярмарка, деньги лились в город рекой. Даже театр получил новое здание. Ди старалась держаться подальше и от ярмарки, и от театра. И «Клеопатру» она смотреть не пошла. Она читала рецензии, радовалась плохим отзывам и стыдилась своего злорадства. Дебра поселилась у сестры и принялась «зализывать раны», как выразилась бестактная Дарлин. Ди собиралась отдать ребенка на усыновление, но Дарлин ее отговорила. Своей семье Ди сказала, что отец ребенка – итальянец, владелец гостиницы. Вот потому-то она и назвала сына Паскалем. Когда Пату исполнилось три месяца, Дебра устроилась официанткой в тот самый ресторан при торговом центре, в котором когда-то работала. Однажды вечером она наливала клиенту лимонад и вдруг увидела знакомое лицо. Высокий, худой, симпатичный мужчина, слегка сутулый, с сединой на висках. Еще через минуту она сообразила, кто это. Алвис Бендер, друг Паскаля.

– Ди Морей, – произнес он.

– А где же ваши усы? Меня теперь зовут Дебра. Дебра Морган.

– Простите, пожалуйста, Дебра, я не знал. – Он устроился на барном стуле у стойки. Выяснилось, что его отец собирается купить в Сиэтле автосалон и Алвиса послали на разведку.

Странно было видеть его в Сиэтле. Италия теперь казалась внезапно оборвавшимся сном. Встретить человека из этого сна было все равно что заметить на улице персонаж из известного романа. Дежавю. Но Алвис покорил ее своим обаянием, и разговаривать с ним было легко. Как же это здорово, встретить того, кто знает о ее прошлом! Она вдруг поняла, как трудно ей было постоянно врать о том, что случилось в Италии. Ди вдохнула полной грудью, словно целый год непроизвольно задерживала дыхание.

Они поужинали вместе. Выпили. Рядом с Алвисом Дебра могла позволить себе расслабиться. Он много и удачно шутил. Бизнес его отца процветал, и это тоже было приятно. Хорошо, когда мужчина уверенно стоит на ногах. Алвис проводил ее до дома и поцеловал в щеку.

На следующий день во время обеда Алвис снова уселся за барную стойку. Он сказал, что хочет признаться ей кое в чем. Их встреча не была случайной. Они много разговаривали в те последние дни в Италии. Он отвез ее в Ла-Специю, а потом и в аэропорт в Риме. Ди рассказывала ему о себе. Говорила, что, наверное, вернется в Сиэтл. И чем вы займетесь, спросил он тогда. Ди ответила, что когда-то работала в ресторане при большом универсаме, вот, может, там ее обратно примут. Когда отец Бендера упомянул, что присматривает автосалон в Сиэтле, Алвис с радостью согласился съездить на Западное побережье.

Он обошел все универсамы, пока в последнем продавщица в отделе парфюмерии не вспомнила, что в их ресторане работает высокая блондинка по имени Дебра. И вроде бы она раньше была актрисой.

– То есть, вы проделали такой путь только для того, чтобы меня найти?

– Ну, мы и в самом деле ищем тут автосалон. Но, да, я очень надеялся вас увидеть. – Он оглянулся по сторонам. – Помните, в Италии вы сказали, будто вам понравился мой роман, а я ответил, что никак не придумаю, чем закончить? А вы вдруг сказали: «А может, он уже закончен. Может, это и есть вся история».

– Боже мой, я не хотела вас…

– Нет, нет, – перебил он. – Я совсем не обиделся. Все в порядке. Так или иначе, ничего нового я за последние пять лет к роману не добавил. Только переписывал снова и снова первую главу. Просто вы тогда это сказали, и я смог наконец признаться себе, что это все, что больше мне сказать нечего и надо продолжать жить. – Он улыбнулся. – Одна глава. Я больше не ездил в Италию. Эта глава моей жизни окончена. Пора заняться чем-нибудь другим.

Дебра вдруг поняла, что он повторил ее собственные слова. Именно так она себе и говорила, когда уезжала из Италии.

– И что вы будете теперь делать?

– Об этом я и собирался с вами поговорить. Вот прямо сейчас больше всего мне хотелось бы… послушать джаз.

– Джаз? – Она улыбнулась.

Да, ответил Алвис. Портье в отеле очень рекомендовал ему один клуб на Черри-стрит.

– «Пентхаус», – подсказала она.

Он картинно хлопнул себя ладонью по лбу:

– Точно, «Пентхаус».

Дебра засмеялась:

– Вы что же, мистер Бендер, на свидание меня приглашаете?

Он ухмыльнулся:

– Не знаю, не знаю, мисс Морган. Все зависит от вашего ответа.

Она внимательно оглядела его. Узкие плечи, тонкие черты лица, каштановые с проседью волосы. Почему бы и нет, подумала Ди.

Вот она какая, Рон, история любви всей ее жизни.

В квартале от ресторана Дебра заметила машину Алвиса. Припарковался он, заехав колесом на тротуар. Неужели начал уже на работе? Она заглянула внутрь, но кроме недокуренной сигареты в пепельнице никаких признаков начинающегося запоя не обнаружила.

Дебра вошла в ресторан и вдохнула теплый воздух. В горшках рос бамбук, стены украшали маски и тотемы, с потолка свисало каноэ. Пол был застелен плетеными ковриками. Дебра оглядела зал. За столами весело щебетали юные парочки. Алвиса нигде не было видно. Через минуту к ней подошел хозяин, Гарри Вонг, и протянул бокал с коктейлем «Май Тай».

– Придется вам догонять. – Он указал Дебре на столик в самом дальнем углу.

Круглая спинка огромного кресла возвышалась над головой Алвиса, точно нимб. Он занимался тем, что умел делать лучше всего: пил и читал лекцию одуревшему официанту, тщетно пытавшемуся потихоньку смыться. Алвис держал его за руку огромной лапой, и бедный мальчик уже потерял всякую надежду.

Она взяла бокал из рук Гарри Вонга.

– Спасибо, что сохранили его в вертикальном положении.

Дебра отпила немного, и сладкая смесь ликера с ромом обожгла ей гортань. К своему удивлению, Дебра залпом выпила половину коктейля. На глазах выступили слезы. Как-то раз ей в школе подсунули в шкафчик записку: «Ты шлюха». Дебра злилась целый день, а потом вернулась домой, увидела маму и тут же разрыдалась. Вот так же она почувствовала себя и сейчас при одном взгляде на Алвиса. Пусть даже и пьяного. Выпив, он становился другим, читал окружающим лекции, философствовал. И все же Дебре сразу захотелось расплакаться. Она вытерла глаза и допила коктейль. Вернула Гарри пустую тару.

– Принеси нам, пожалуйста, воды и чего-нибудь пожевать для мистера Бендера, – попросила она Вонга. Тот кивнул.

Дебра шла через зал, встречаясь взглядом с посетителями и прислушиваясь. Ага, он опять говорит о политике.

– Ая тебе скажу, что единственная заслуга Кеннеди, интеграция черных, на самом деле – заслуга не Джона, а Бобби, его брата. Нет, ты только глянь, что за женщина!

Алвис радостно улыбнулся. Карие глаза потеплели. Он отпустил официанта, и тот немедленно убежал, благодарно кивнув Дебре. Алвис поднялся, широко раскинул руки, отчего стал похож на пляжный зонтик, и выдвинул для Дебры кресло. Настоящий джентльмен.

– Вот сколько раз тебя вижу, столько раз у меня дыхание перехватывает, – сказал он.

Она села.

– Прости, я, наверное, забыла, что мы собирались поужинать.

– Мы с тобой всегда по пятницам куда-нибудь ходим.

– Алвис, сегодня четверг.

– Ты зануда.

Гарри принес им обоим воду и тарелку с яичным рулетом. Алвис отхлебнул из стакана.

– Гарри, поставщик мартини тебя надул. Это же вода!

– Приказ твоей дамы, Алвис.