Охота на Горностая (сборник) Панов Вадим

– Верба?

– Аэрба! Капитан Уэрбо Аэрба!

Сочетание произвело на рыжего настолько сильное впечатление, что он рискнул уточнить:

– Пишется так же, как произносится?

– Смотря на каком языке.

– На суахили?

Конкретно в этот момент природная любознательность Вернона неожиданно пережила процесс удвоения.

– На суахили таких слов нет, – огорчил бывшего соперника Уэрбо. – А поскольку вы с дружками – европейцы, я буду настаивать на правильном произношении: капитан Уэрбо Аэрба, эсквайр. Туземцам позволительно обращаться ко мне Эрба-Эрба, через дефис и почти слитно, но на то они и туземцы. – Покончив с представлением, серб тщательно обдумал происходящее и решил немного рассказать о себе: – Меня тут все знают.

Дотторе сопроводил заявление коротким старческим смешком, а вежливые тайцы – ничего не значащими улыбками.

– Вернон… – Парню финал грандиозного выяснения отношений дался чуть сложнее. – Вернон Венсон.

– Инглиш?

– Русский.

– То есть надо было пить водку?

– Сейчас мне нужна газировка, – не стал скрывать рыжий.

– Для короткого перерыва лучше пить кокосовое молоко, – безапелляционно сообщил Аэрба, приобнимая нового друга за плечи. – Чтобы в животе смешалась полноценная пино-колада.

– Что я с ней буду делать?

– Через соломинку…

Да, началось всё именно так.

Окончание соревнования отметили за барной стойкой, и для начала – без алкоголя. Вернон представил Рикки и Кольдера, Уэрбо вновь представил себя, чему все жутко обрадовались и попросили повторить на бис. За знакомство попили кокосового молока, потом жизнерадостно-жёлтого сока, потом добавили в сок немного джина, но только для того, чтобы сгладить приторно-сладкий вкус, потом в джин добавили мяту и лёд, потом долго и громко смеялись над анекдотом, который никак не заканчивался и неизвестно, о чём повествовал, потом из джина исчезли мята и вредный лёд, из-за которого всё кажется холодным и безвкусным. Потом была какая-то глупая пауза, во время которой никто никому и ничего не говорил. Потом неожиданно выяснилось, что Дотторе не только прекрасный человек и остроумный собеседник, но при этом замечательно лечит резаные раны, во всяком случае, повязки накладывает на удивление профессионально. Кольдер же в это время пытался объяснить, откуда у трёх напавших на него пакистанцев появились раны, но только всех запутал. Зато все запомнили, как молоденькая девочка целовала Кольдера в губы, а её «папик», местный босс средней руки, одобрительно кивал головой. На заднем плане Дотторе негромко велел «выбросить перевязанный мусор в переулок». Сигарный дым. Капитан Аэрба пляшет на барной стойке нечто, напоминающее канкан. Посетители в основном спят, но капитану зрители без надобности, ему достаточно аплодисментов от рыжих русских. Кстати, два друга Вернона, Рикки и Кольдер, не теряли времени даром, и теперь их состояние мало чм отличается от состояния Венсона и серба. И именно в таком виде компания отправляется гулять. А гулять необходимо, потому что в кондиционированном воздухе бара случился недостаток кислорода и куда-то разъехались девушки, на которых имелись виды.

Тёплая тропическая ночь.

Бегут полицейские. Кольдер пытается объяснить случайно пойманному австралийцу, кто он и откуда. Австралийцу плохо, к тому же у него есть свой взгляд на то, кто он и откуда, да и ломаный французский, на котором изъясняется Кольдер, к взаимопониманию не располагает. В данный момент лингвистические способности австралийца близки к нулю. Остальные австралийцы бегут. Вернон и Аэрба кричат, что они ничего не делали. Рикки пытается уснуть под пальмой. Мимо него бегут таксисты. Полицейским, очевидно, надоело. Сигарный дым. Портье прячется под стойку. Друзья вваливаются в номер и замирают, судорожно пытаясь припомнить, зачем они здесь.

Пауза.

И первым приходит в себя Аэрба.

– Вы тут живёте?

Рыжие русские начинают вразнобой вертеть головами, пытаясь уложить разрозненные признаки хоть в какую-то картину, после чего Рикки не слишком уверенно соглашается:

– Да.

– Да, – подтверждает Вернон, узнавший в валяющейся под креслом сумке свой рюкзак. – Да.

– Вместе живете?

Сложные вопросы в это время суток не приветствовались.

– Э-э?

Рыжие головы потрепыхались ещё немного, после чего замерли в позиции «удивление».

– Что?

– Я, типа, ничего не имею против, когда это меня не касается, потому что толерантный, человеколюбивый и в детстве слушал «Queen», – немного непонятно произнёс Аэрба. – Но если всё так, как выглядит, то спать я пойду куда-нибудь ещё.

Что-то в номере ему явно не приглянулось. И примерно через шесть с четвертью секунд Вернон понял, что именно.

– У нас, типа, большая гостиная, а спальня у каждого своя, – сообщил он капитану. – Специально такой номер искали.

– Четыре комнаты, – добавил Кольдер. И для наглядности продемонстрировал Аэрбе пять растопыренных пальцев. – Четыре.

После чего увлечённо уставился на них, пытаясь понять, что его смутило.

– Так веселее, – пояснил Вернон.

– Только с женщинами сегодня не получилось, – вздохнул Рикки.

– Тогда я лягу на диване. – Уэрбо покосился на светлеющее за окном небо и уточнил: – Сразу после ужина.

И почесал правый бок упаковкой пива.

– После какого ужина? – не понял Кольдер, которого подмывало рухнуть прямо на пол и уснуть, не раздеваясь.

– Что за мешок? – осведомился Вернон.

– Купили по дороге.

Пауза. Очень простые ответы в это время суток тоже вызывали замешательство. Каждый из рыжих мысленно повторил фразу серба и попытался как-нибудь соотнести её с тем, что помнил из прошлой ночи. Не получилось ни у кого.

– Я не спрашиваю, откуда взялся мешок, – выкрутился Вернон. – Я спрашиваю, что в нём?

И принял гордую позу. Отчего едва не упал.

– Сначала было пиво, – вздохнул Кольдер. – Кажется.

– Кажется, он от нас убегал.

– Пиво?

– Если пиво, то убегало, – уныло уточнил Рикки. – Оно «моё», средний род.

– И ты ещё называешь себя чудом! – качнул головой Вернон. – Какая безграмотность.

– Он чудом называет себя русским, – выдохнул серб.

Рыжие вновь задумались.

– Я помню, как мы покупали мешок, но не помню, что в нём, – признался Кольдер. – Капитан торговался.

Покачивающийся Аэрба понял, что раскрыть его маленькую тайну не сможет никто, выдал хитрую улыбку и осведомился:

– Где ближайшая ванна?

– Там. – Вернон махнул рукой на общественную, то есть выходящую в гостиную, уборную. – Тошнить лучше в унитаз, а то горничные ругаются.

– Я не об этом.

Капитан уверенно двинулся в указанном направлении – сказывалась морская привычка брать правильный азимут, – пинком распахнул попавшуюся по дороге дверь, снял с плеча подозрительный мешок и на глазах у впавших в ступор рыжих высыпал в ванную кучу необычайно подвижной еды. Креветки королевские, тигровые и обычные, мелкие, которые принялись немедленно проваливаться в слив. Крабы голубые и крабы серые, скалистые. Недовольные. Кальмары. Ничего не понимающие. Осьминоги. Устрицы, гребешки, бессчётное количество ракушек, изрядное – лангустов и, как венец, – четыре здоровенных лобстера, по паре футов каждый.

Вывалившись из тёмного мешка в белую ванну, еда сначала обалдела, а затем, едва обжившись, предприняла попытки удрать.

– Наверное, надо включить воду, – медленно произнёс Кольдер, разглядывая шевелящуюся в панике закуску.

– Вот это похоже на то, что я вчера видел в салате, – промямлил Вернон. – Но там оно выглядело более варёным.

– Меня сейчас стошнит, – признался Рикки. – Они мельтешат перед глазами.

– В унитаз, – машинально повторил Вернон.

– Надо включить воду.

– У вас есть кухня? – поинтересовался Аэрба.

– Кухня? – тупо переспросил Вернон.

– Kitchen. Kche. Cuisine. Cucina. Kuzhinё.

– Где-то внизу наверняка, – предположил Кольдер. – Вчера нам приносили еду.

– Это надо выбросить, – предложил оторвавшийся от унитаза Рикки. – Меня мутит, когда оно ползает.

– Не смотри в ванну.

– А если оно выползет на свободу?

– Это надо съесть! – решительно провозгласил Уэрбо. И напомнил обалдевшим рыжим: – Мы хотели попить пива.

– С австралийцами, – пробормотал Вернон.

– Нет, австралийцы знали, где его взять.

– Предлагаю начать с лобстера, – хмыкнул освоившийся Кольдер. – У кого есть зажигалка?

– Зачем?

– Надо его поджарить.

– Нам нужна скороварка.

– У вас нет кухни? – вновь поинтересовался Аэрба. – Китчена? Kitchen. Kche. Cuisine. Cucina. Kuzhinё.

– У нас не апартаменты, а пентхаус. Мы не варим, нас кормят.

Это заявление вызвало весьма презрительное замечание капитана:

– Изнеженные дети двадцатого века.

Уэрбо уселся на пол и вскрыл первую банку пива.

– Сейчас двадцать первый, – прохрипел Рикки. Унитаз ответил ему примерным бульканьем.

– Я бы сказал – пятый, – не согласился Кольдер, взглянув на часы.

– Пойдём купаться на рассвете?

– Где ты найдёшь сковороду в два часа ночи?

– В четыре.

– Кому нужны четыре сковороды в два часа ночи?

– Вы знаете телефон портье? – спросил хлебнувший пива серб. И элегантным броском отправил сплющенную банку в ванну. Еда зашуршала активнее.

– Портье сбежал, когда ты стал на него кричать, – рассказал Вернон.

– Я кричал на портье? – изумился Аэрба. – На меня это не похоже.

– Ты не проходил в дверь.

– Ах да, чёртов мешок.

– Головой не проходил.

– Папа с мамой наградили меня хорошим ростом.

– Ты пытался пролезть под стойкой.

– Зачем?

– Возможно, ты догадывался, что нам понадобится портье, и решил прихватить его с собой.

– Вы посмотрели в мешке? – осведомился Рикки. – А то мало ли…

– Я видел, как он бежал.

– Вот и хорошо, – удовлетворённо кивнул Уэрбо. – Теперь пусть он принесёт электрогриль, электрокастрюлю, килограмм лимонов, соль, перец, специи и ещё пива.

– Сейчас четыре утра, – простонал Вернон, которому показалось, что креветки уже присосались к его голове.

Или кто там присасывается?

– Логично рассуждаешь, – одобрил серб. – Скажи ему, чтобы поторопился, потому что через пару часов ужинать будет поздно. Тебе повторить список?

– Не надо… – Кольдер снял телефонную трубку, поднёс её к уху и лишь в этот момент остановился: – Откуда портье всё это возьмет?

– В два часа ночи, – простонал Рикки.

– В четыре.

– Скажи, что капитан Аэрба просит об услуге, – безмятежно велел серб, вскрывая вторую банку пива.

– И что?

– И всё.

И всё, к огромному удивлению рыжих, нашлось. Точнее, отыскалось.

Уже через полчаса компания уютно расположилась на полу обширной, выходящей на море террасы. Слева – ведро с едой, справа – кастрюля с кипящей водой, в которую периодически влетала очередная порция закуски, чуть дальше честно трудился электрогриль, поджаривая шашлычки из креветок, кальмаров и осьминогов, впереди же устроились плошкис соусами и банки с холодным пивом. А за краем террасы и даже ещё дальше, далеко-далеко за пляжем, занимался роскошный тропический рассвет, раскрашивая океан и небо во все оттенки восходящего солнца.

И лучи солнца вырезают на лазурном небе чёрный абрис идущей из-за горизонта шхуны. И Рикки указывает на него рукой и говорит: «Красиво!», а остальные поддерживают младшего одобрительными возгласами, пьют и жмурятся.

– Красиво!

* * *

– Тебе страшно?

– Выкуп, – хрипло произнёс китаец, с надеждой глядя на Герро заплывшим глазом. Големы взяли пленника живым, но в горячке так приложили по физиономии, что след не сошёл до сих пор. – Я заплачу любой выкуп. Дам столько, сколько скажете. Не торгуясь.

– Тебе страшно?

– Выкуп…

Нападение на «Сабину» произошло пять дней назад, и вот уже два, с тех пор, как из камеры увели последнего «компаньона», несчастный миллионер говорил только об одном:

– Назовите сумму выкупа: я заплачу.

– Тебе страшно?

– Выкуп…

Герро легко ударил китайца по щеке. Даже не ударил – пальцами обозначил жест, но пленник не сдержал короткий, полный боли возглас. И вздрогнул так, словно Луминар врезал ему кастетом.

– Я спрашиваю: тебе страшно? – резко спросил Герро, наклоняясь и подаваясь вперёд. На несколько ужасных мгновений их лица сблизились, красные глаза упёрлись в чёрные, от светлой, до белизны, кожи пахнуло морозом, и перепуганный миллионер кивнул:

– Очень.

Он всё ещё не понимал, кто с ним играет.

– Очень хорошо. – Капитан «Чёрного абриса» усмехнулся, выпрямился и провёл холодной рукой по волосам пленника. – Так и должно быть, потому что сегодня твой день, парень.

– Разве вы не знаете, как меня зовут? – Фраза «Сегодня твой день» была понята неверно, несчастный решил, что у него появилась надежда на спасение.

– Нет, не знаю. – Герро отстегнул кандалы от стены, ухватился за цепь и подтолкнул пленника к дверям. – Шагай.

– Вы не знаете, как меня зовут? – Несмотря на кошмарные обстоятельства, миллионер никак не мог справиться с удивлением. – Вы не знаете, кто я?

– И мне плевать.

Когда-то давно Луминар пробовал хранить и высушивать добычу в одном помещении: вдоль стен скованные пленники, а посредине – «кухонное кресло», в котором пища лишалась крови. Процесс высушивания стабильно вызывал у пищи бурные эмоции, позволяя Герро наслаждаться не только кровью, но и пронзительным, практически осязаемым ужасом обречённой, но ещё живой и всё понимающей добычи. Однако у объединения «столовой» с «кладовой» нашёлся существенный недостаток: многие пленные челы сходили с ума. Поначалу это развлекало, однако с возрастом высушивать идиотов стало противно настолько, что пару раз Герро даже выбрасывал свихнувшуюся пищу за борт. И теперь держал добычу в другом помещении.

– Я думал, вы захватили меня ради выкупа, – тем временем лепетал китаец. – Я ведь богат! Я несметно богат. Я – миллионер! Я стою очень дорого…

– Нет.

– Не выкуп? – Поскольку самый очевидный мотив не сработал, пленник тут же перешёл ко второму варианту: – Вам меня заказали? Чанг заплатил, чтобы меня убрать? Не верьте ему! Верьте мне! Я дам вдвое! Втрое!

«Ну почему у этих жадных челов всё всегда упирается в деньги? Почему они отказываются принять, что сами по себе тоже представляют ценность? Что кому-то может понадобиться их тело… Или их кровь…»

– Никакой Чанг мне не платил. – Капитан открыл дверь и втолкнул жертву в «столовую». – Ты остался жив случайно: я велел захватить трёх любых челов, и одним из них оказался ты.

– О…

– Тебе страшно?

«Столовая» представляла собой небольшую, без иллюминаторов, каюту, обшитую потемневшими – причём не только от времени! – деревянными досками. Из освещения – одна-единственная лампочка, спрятанная за грязным толстым плафоном, защищённым проволочной сеткой. Из мебели – одно-единственное деревянное кресло в самом центре помещения. Из ароматов – только дерево и кровь. Герро обожал это смешение: дерево и кровь. И немного морской соли, куда же без неё?.. Но главное: дерево и кровь.

– Что вы собираетесь делать?

Ответа не последовало.

Вампир усадил китайца в кресло, быстро и ловко затянул металлические зажимы, надёжно зафиксировав жертве предплечья, лодыжки и туловище – Луминар терпеть не мог высушивать трепыхающуюся пищу, – вновь погладил посеревшего от ужаса миллионера по жиденьким волосам и осведомился:

– Тебе страшно?

Почему ему не давал покоя этот вопрос? Всё просто…

Всё просто и одновременно – сложно. Даже не то чтобы сложно, просто немного стыдно. Просто существуют простые вещи, в которых трудно признаваться.

Капитан Герро Луминар был масаном, а потому давно, с самого, можно сказать, рождения, привык, что в его присутствии тревожатся все, начиная от полевых мышей и заканчивая самыми сильными магами. Пища, что поделаешь! Общество ночного охотника давило на инстинкты обладателей тёплой крови, заставляло нервничать, а то и убегать, и только навы, тягучая кровь которых являлась для вампиров отравой, воспринимали его присутствие с понятным равнодушием. Все остальные тряслись от страха, если покончить с использованием дипломатичных определений вроде «тревожились» или «нервничали» и называть вещи своими именами. Всех остальных трясло, и Герро с рождения воспринимал их страх как должное. Однако присланный Яргой чуд оказался парнем с секретом: то ли отчаянным храбрецом, то ли конченым безумцем, то ли и то, и другое вместе, да к тому же в больших количествах. Присутствие Луминара Винсент воспринимал по-навски: не боялся, не тревожился, оставался спокоен, словно учитель физики во время опытов Курчатова, да ещё поглядывал так, словно сам способен высушить Герро, если тот сдуру зазевается и подставится.

Старый Шарге был аномалией, и Луминар со стыдом признавался, что впервые в жизни тревожится в присутствии пищи.

Проклятый чуд!

Его присутствие на борту настолько выводило Герро из себя, что он, обычно весьма сдержанный в еде, высушивал пищу через два дня на третий, словно пытаясь забыться в свежей крови, отгородиться её силой от неприятного соседства.

– Тебе страшно, сволочь?

– Да, – не стал скрывать китаец.

– Громче!

– Да!

Несчастный понятия не имел, как закончили свои дни другие пленники, но догадался, что выйти из этой небольшой, пахнущей кровью и страданиями комнаты ему вряд ли доведётся.

– Пожалуйста, передайте моей маме…

– Заткнись!

Герро поднялся и медленно прошёлся вдоль длинной стены, пару раз оказавшись за спиной китайца и всякий раз наблюдая за тем, как тот вздрагивает от страха.

«Нет, так не хочу».

Поиграв на эмоциях жертвы и вдоволь насладившись её ужасом, Луминар неожиданно решил сменить линию поведения и разыграть внезапную атаку. Добиться того, чтобы жертва расслабилась, и лишь тогда нанести смертельный удар… А для этого нужно дать пленнику надежду. Пусть рассчитывает на чудо! Проклятое чудо… Проклятый чуд! Убить прямо сейчас!

Иглы удлинились, и вампир с трудом подавил желание броситься на пищу.

Проклятый чуд!

Герро перестал понимать, чего хочет. Близкая кровь распаляла, требовала как можно быстрее приступить к трапезе, однако в голову непрерывно лезли мысли о Винсенте, придавая предстоящему наслаждению горький привкус.

Накинуться и убить? Потянуть время? Как же трудно принять решение…

– Что ты говорил о выкупе? – хрипло спросил вампир.

– А? – тупо отозвался пленник.

Страх парализовал его разум, и придётся крепко постараться, чтобы вывести китайца на вменяемый разговор.

– Я знаю, ты стоишь очень много денег, – мягко и неспешно продолжил Герро, следя за тем, чтобы смысл слов доходил до адресата. – Миллионов семьдесят, наверное, если состояние быстро обратить в наличные?

В действительности Луминар понятия не имел о состоянии владельца «Сабины», ляпнул наугад, а тот поддержал:

– Да! Да! Семьдесят! – Впрочем, сейчас несчастный согласился бы с любой суммой. – Я соберу деньги… Мои люди соберут их за неделю! За пять дней!

– Пять дней, – протянул Герро, вновь выходя из поля зрения добычи. – Уже лучше…

На этот раз китаец вздрогнул едва-едва. Лучше, но недостаточно.

– А если я захочу половину? Тридцать пять миллионов, но камнями и золотом. Твои люди смогут уложиться в те же пять дней?

– Камни и золото? – туповато повторил китаец.

– Я не доверяю бумаге, на которой печатают цифры.

Пленник облизнул губы и прищурился, глядя на Луминара совсем другим взглядом – деловым. Разговор о деньгах быстро привёл миллионера в чувство.

– Золото и камни… Нужно добыть достаточное количество наличных, потом купить… Договориться… Мой сын сделает! Клянусь! Но не за пять… На такую операцию нужно не менее десяти дней.

– Я так и думал.

– Но я успею! Клянусь! Я успею! Мой сын успеет!

– Я думал, твой сын был на яхте.

– Младший был на яхте. – Как ни странно, воспоминание о погибшем родственнике не омрачило чело пленника. Сейчас он мог думать только о себе. – А старший с семьёй праздновал Новый год в Лондоне. Не смог прилететь…

– Хорошо, когда детей – несколько, – заметил Герро. – Один оказался везучим и теперь может поддержать тебя в трудную минуту.

– Верно.

– Десять дней?

– Возможно, чуть больше.

Луминар вновь зашёл добыче за спину, но на этот раз китаец остался абсолютно спокоен. Он был полностью поглощён важнейшими в жизни переговорами.

– Камни сын добудет без труда, у меня есть доля в нужном бизнесе. А вот золото придётся приобретать на подпольном рынке. К тому же возникает необходимость подтвердить, что я жив, что именно я прошу…

И в этот момент вампир вонзил в его шею иглы. И насладился не только кровью, но и резким, чистым, без всяких примесей страхом смерти. Тем самым, когда ничего не понимающая и позабывшая обо всём жертва внезапно видит смерть, и страх вызван ею, а не собственно убийством.

Герро обожал эти мгновения и именно этот страх. Он тонко чувствовал его, впитывая вместе с кровью, и ради этих мгновений сдерживался, до последнего успокаивая обречённую жертву. От поглощения дистиллированного страха смерти вампир испытывал необычайный, сравнимый лишь с оргазмом взрыв эмоций, жадно глотал каждую его капельку и…

И именно в это мгновение в «столовую» вошел Шарге.

«Проклятый чуд!»

– Извини, не думал, что ты занят, – протянул остановившийся на пороге Винсент. Выдержал короткую паузу и шагнул внутрь: – Я подожду.

И тем поставил Луминара в идиотское положение. В «кухонном кресле» дёргается чел, в шее чела – иглы, капли крови пятнают одежду, а лёгкое, едва заметное рычание охотника пятнает установившуюся в «столовой» тишину. Только что он был на вершине блаженства, наслаждался заслуженным, тщательно подготовленным красным, приятственным смешением аромата дерева, крови, соли и страха, а в результате – скомканный финал.

И спокойный, чуть насмешливый взгляд карих глаз чуда. Единственной, на памяти Герро, пищи, способной спокойно смотреть на процесс насыщения вампира.

– Прошу, не отвлекайся.

«Мерзавец!»

Удовольствие едва не сменилось отвращением, и Луминар принялся торопливо допивать – не высушивать, а прямо-таки высасывать жертву, – чувствуя, что насыщение обрамляется паспарту чёрной злобы.

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

У поэта особое видение мира. Поэт находит особые слова, чтобы его выразить. Поэт облекает свои мысли...
Пытаясь всегда и во всем «…дойти до самой сути», Борис Пастернак, черпая творческие силы из раннего ...
«…С обязанностями своими Володька справлялся походя. Присмотреть за пятью-шестью лошадьми, согреть у...
«…Мне давно уже, сколько лет, хотелось найти такой уголок, где бы все было под рукой: и охота, и рыб...
У поэта особое видение мира. Поэт находит особые слова, чтобы его выразить. Поэт облекает свои мысли...
У поэта особое видение мира. Поэт находит особые слова, чтобы его выразить. Поэт облекает свои мысли...