Семьи.net (сборник) Корнев Павел

— На мой взгляд, агрессия почти исключена, — ответила лейтенантша.

— В общем, так, — откинувшись на спинку стула, заключил майор. — Вам будет дана типовая расписка в том, что вы не причините вреда семье, будете подчиняться требованиям ее главы, не станете проявлять агрессии ни словом, ни делом. Связь с конфедератами запрещена, средства такой связи надо будет сдать, можно писать близким родственникам через наш официальный портал. За нарушение подписки — лагерь для военнопленных. За существенный вред людям, за посягательство на их жизнь — смертная казнь. Готовы подписаться?

— А какой у меня выбор? — спросило Машо.

— Кроме лагеря — никакого, — отрезал офицер.

Машо нехотя взяло протянутую бумагу и, не читая, расписалось.

— Федор, принимай работничка! — закричал с порога комендант, за спиной которого стояло Машо.

Дорога до деревни заняла часа полтора, и за это время начало смеркаться. Никогда еще Машо не проводило столько времени днем или вечером без очков. Деревянный дом, куда пленного привезли после краткой беседы в сельской управе, выглядел как расхожий образ из карикатур на дореволюционную Россию.

— А, заходите! — ответил вставший в дверях медведь с бородой в неэлектронных очках. — Привет, ефрейтор. А тебя как зовут, человек два уха?

— Машо.

— Машо. Я ж запутаюсь так. А можно по-человечески — Маша? Или, там, Саша? — улыбнулся в усы хозяин дома.

— Называйте как хотите, мне все равно.

— Давай, заходи. Машей можно тебя все-таки называть?

— Да как угодно.

— Стоп, Федор, — комендант стукнул себя по лбу. — Вот тебе кнопка. Будет что вытворять, нажимай, приедут из полиции. И самое главное — с тебя отчет о поведении пленного через две недели. Кстати, его когда-то Андреем звали. Андреем Башмаковым.

— Бумаги еще писать? Да что ты… Ладно, будет себя вести хорошо, напишем — только, ефрейтор, на пару писать будем, идет?

— На па-а-а-ару? За бутылку пива.

— Да хоть сейчас налью.

— Сейчас не буду. Через две недели. Но! — комендант поднял палец вверх. — Если хорошо вести себя будет. Ты у нас как бы воспитатель теперь.

— Самого б кто воспитал, — захохотал Федор. — Ну что, Андреем-то тебя можно называть? — вновь поглядел он на Машо.

— Я же говорю: называйте как хотите.

— Ну, лады. Пока, ефрейтор. А ты, Андрюха, давай размещайся. Комнату тебе дам не самую лучшую, но вполне себе пригодную для любых занятий. Маша — именно Маша вот — тебе белье принесет, полотенце. Через час поужинаем, если не брезгуешь, конечно. А водку вам можно?

— Водку?! Есть водка?! — На лице Машо обозначилась неподдельная радость.

— А как же, — довольно ответил Федор. — Ты ж с фронта, как тебе не налить? Но больше пол-литра не дам — кто тебя знает, побежишь еще к своим, а их уже почти до самой Москвы докатили…

— Не побегу. Обещаю.

— А все равно больше пол-литра не дам. Вот завтра — уже по итогам разбора полетов. Сегодняшних. Вас, молодежь, понять сначала надо.

Федор отвел Машо в комнату под крышей на третьем этаже. Там стояли просторная деревянная кровать, стол, стул, рядом в коридоре был туалет и душ. «У меня в боксе ненамного лучше», — подумало Машо. Через пару минут девушка лет пятнадцати принесла белье и довольно крупный девайс с большим экраном.

— Андрей, вот, прошу. Отдыхайте, умывайтесь, приводите себя в порядок, но новости папа велел вам пока отключить — сказал, чтобы не расстраивались. Пока на сказки, службы и музыку только настроено.

— Что, такие новости плохие?

— Война, сами знаете. Лучше меня знаете… — девушка отвернулась и ушла, закрыв за собой дверь.

Машо застелило белье и, боясь его испачкать своей грязной одеждой, присело на краешек стула. Да, надо бы привести себя в порядок. Но разрывавшие впечатления не давали ничем заниматься. Это — медведи? Вроде внятные существа. Но почему они с нами воюют? Почему этот их военный в лагере так паскудно кричал: «Педерасты»? Что-то здесь не так. Машо нажало кнопку «Вкл.» на принесенном юной медведицей девайсе. Во вполне приличном 5D-качестве играл огромный оркестр. Ну, это не моя музыка, — с ходу решило Машо. Что-то старое и жутко сложное. Следующий канал. У, церковная служба. Прикольно. У нас такие запретили еще лет пятнадцать назад. Но и тут не понять ничего, потом попробуем врубиться. А вот сказка: какая-то малолетка с медведем. Ну, пусть играет. Машо достало из сумки гешу. Вроде пока не разрядилась, зараза. А где ее тут заряжать… Присосав девайс ко лбу, Машо попыталось забыться в потоке позитивных эмоций. Не получалось. Как же так — оно у врага, сидит себе, сказочку смотрит… Странно это, непонятно. Это же… медведи! С девкой маленькой в сказочке играют, понимаешь…

Машо пошло умываться. В коридоре оно наткнулось на уже знакомую девицу.

— Папа просит пожаловать к столу через пять минут, — спокойно сказала она.

— На водочку? Счас умоюсь и приду, — Машо попыталось изобразить дружелюбный тон.

За столом в большой комнате на первом этаже, куда спустилось пленное существо, уже сидели пять человек: Федор, женщина его возраста, еще одна сильно помоложе, знакомая девица и мальчик лет десяти. Машо с удивлением осмотрело хавку: натуральные грибы, разные виды мяса, вполне похожего на естественное, овощи — похоже, также натуральные, непонятный коричневый напиток в стеклянном кувшине и… огромная бутылка водки! Жизнь, похоже, налаживалась.

— Вот, Андрей, присаживайся напротив меня, — дружелюбно сказал Федор, указывая на место за столом. — Наталья, моя супруга. Маша, дочь. Рита, невестка. Алексей, младший сын. Внук Петя маленький еще с нами сидеть. Два сына на войне — Семен на севере где-то, Иван без вести пропавший. Ритин муж, Петин отец. А это вот Андрей, — Федор обвел взглядом домочадцев. — Или Машо, как уж лучше, не знаю. Садись, в ногах правды нет… Дай только мы молитву совершим. Если тебе не понравится или если это тебя обидит, можешь отойти на минутку.

Машо осталось стоять. Федор прочел «Отче наш», домочадцы перекрестились.

— Ну, теперь давайте знакомиться по-настоящему. — Федор налил Машо водки и квасу, передал сосуды другим. — Давайте за конец войне!

— Давайте, — немедленно поддержало тост Машо. — Я хоть и один день на ней было, но надоело мне изрядно. А вы тут спокойно вроде живете, хоть и война…

— Совсем не спокойно. Каждый день ждем, что ваши дроны налетят, — с вызовом ответила Рита. — И уж кому война точно надоела, так это нам.

Разговор, не начавшись, зашел в тупик.

— Я, конечно, многого не понимаю, — решилось прервать неловкую паузу Машо, — но вроде не наши же атакуют сейчас?

— Не ваши, — тяжело ответил Федор. — Правда, не ваши. Но не мы начали эту войну.

— Это как? — с подчеркнутой робостью, чтобы не усугублять конфликт, спросило Машо.

— А вот так, — положив на стол нож и вилку, начал ответ Федор. — Уже три года конфедераты бомбят наши транспортные пути. Железные дороги, порты. Топят танкеры. Это чтобы не дать нам поставлять в Индию и Китай северную нефть. Уничтожили все атомные станции — вроде как ради экологии. Два раза пытались убить царя. А самое противное — все время норовят сделать извращенцами нашу молодежь. Как ты знаешь, Андрей, у нас другие, отличные от ваших, устройства для приема информации. Но дроны разбрасывают маленькие штуковины, настроенные на ваши каналы. Их подбирают ребята лет пяти, семи, десяти. И оттуда льется, по нашим понятиям, всякая гадость — вы гомо, вы лесбо, пробирайтесь в Конфедерацию, будете иметь свободный секс, химнаркотики, много денег и развлекухи всякой… И некоторые пробирались в Москву. Кто потом смог вернуться — совсем уродами стали. Стариками в двадцать пять лет. С трудом могут жить среди нормальных людей.

— Нормальных… — повторило Машо. — А кто сейчас нормальный? Я понимаю: для вас, может быть, и неприемлемы наши восемнадцать гендеров, свободная продажа химии и все такое. Ну а вот почему не развивать технику — принимающие девайсы, транспорт, производство дешевого фуда?

— А тебе что, наш не нравится? — обрадовался перемене темы Федор.

— Да мне вообще в чем-то нравится, как вы живете, — поддержало разрядку напряженности Машо. — И спокойно, и как-то… естественно, что ли. Но ведь людям свойственно развивать науку, технику… Культуру… Цивилизацию, в общем.

— Не знаю… — вступила в разговор Наталья. — Цивилизация, по-моему, должна быть для людей. Обязательно ли нужны все эти девайсы? Мы как-то без них обходимся.

— Вот, за цивилизацию для человека! — Федор быстро разлил водку и поднял стопку.

— Угу, это я готово поддержать, — с улыбкой заявило Машо.

Наталья вышла из комнаты и вскоре принесла картошку и горячее мясо.

— Видишь вот, — приступив к основному блюду, продолжил разговор отец семейства, — человеку должно быть всего достаточно. Достаточно! А ему говорят: тебе нужно больше, больше, больше! А ему действительно нужно? Мы вот старую технику не выбрасываем, а чиним. А вы год попользовались — и на помойку. Новое что-то уже предлагают, а нужно оно, это новое? Человек сам не решает — за него решают. А все за счет природы производится. А она плачет уже от всех нас.

— Не знаю, — ответило Машо. — Если все старое, если ничего нового — скучно.

— А скуки тоже должно быть достаточно, — окинул взглядом комнату Федор. — И веселья. И старого, и нового, всего. Если только веселиться, если только все новое, то это уже не скука будет, а тоска. Смертная. Ну вот, третий тост у нас всегда невеселый, ты уж прости. За тех, кто не вернулся с войны. И за наших, и за ваших.

Федор чуть приподнял стопку и залпом выпил. То же сделали и все другие, кроме Маши и Алексея. Машо поперхнулось полной стопкой водки.

— Да, много не вернулось, — прокашлявшись, сказало оно. — А у вас, значит, два сына воюют…

— Да, Семен и Иван, — глухо ответил Федор. — От Ивана полгода вестей нет. Что с ним, Бог знает. Давайте за то, чтоб вернулись.

Взрослые тихо чокнулись, Маша перекрестилась.

— Бог… — тем временем прошептало Машо. — Если он даже есть, что он знает… О нас знает… Зачем мы ему…

— Все знает, — встрепенулась Рита. — Мы говорим с Ним, а Он с нами. Иначе бы не верили. А я верю. И верю, что Иван вернется.

— Все в Божьих руках, — отрезал Федор. — Ну что, Андрей, обо многом хотел тебя спросить, но давай завтра, не клеится сейчас болтовня что-то. Давай вот… Перед чаем — по обычаю.

Новую стопку водки и чай пили молча. Но Машо все-таки сочло своим долгом прервать тишину.

— Федор, а что у вас говорят — что после войны будет? Вы наших перевоспитывать станете? Или просто эвтаназируете всех?

— Фу, слово какое — эвтаназия! — с брезгливой полуулыбкой ответил хозяин дома. — Как вы хорошо за ним спрятались. Да не перебьем мы вас, не боись! — улыбка Федора стала шире. — А что будет… Бог знает, что будет… Был у нас старец один, монах. Говорил, не будет победителей в этой войне. А народу погибнет много. И покалечится. Но потом тысячу лет, а то и две, будет спокойная жизнь. Мирная. Города большие, новые строить начнут. Господь нас потерпит. А дальше — все опять как сейчас.

— Невесело как-то, — глядя в тарелку, проговорило Машо.

— Может, и невесело, но что уж мучиться… Главная жизнь — не здесь, главная — там, — Федор поднял ладонь вверх. Эх, давай все ж таки еще по единой. Но теперь уж точно по последней.

За столом оставались только Федор, Маша и Машо. Пить пришлось на двоих.

— Отдыхай, Андрюха, — сказал на прощанье хозяин. — Маша вон тебе чистые штаны и рубаху принесла. Твое обмундирование к утру постираем.

Приняв душ и примерив обновку, Машо рухнуло на кровать. Да, сколько всего обсудить еще надо! Странные они, эти медведи… Зря живут практически. Странные. И Бог их странный. Машо попробовало включить гешу, но она все-таки разрядилась. Розетки медвежьего дома для зарядки явно не подходили. Звери… Но не лишенные человеческого. Ловко я их разговорами уговорило, подумало пленное, пока реальность перемешивалась с мерзкими снами про войну.

…Машо — или кто оно теперь? — проснулось от стука в дверь.

— Андрюха, подымайся! — сдавленно прорычал Федор. — Пошли гулять, может, в последний раз.

— Что такое? — пробормотало Машо, приподнимаясь с кровати и ища глазами подаренную одежду. — Расстрелять меня задумал, гуманист?

— Сейчас все узнаешь.

Машо, одевшись, робко приоткрыло дверь.

— Иди, умывайся. Пойдем воздухом подышим. А то твои уроды, говорят, его скоро атомными бомбами испортят.

— Нет. Это невозможно!

— Все возможно верующему — знаешь такие слова? Верующему в гуманизм и торжество толерантности.

— Неправда. Неправда! — с вызовом крикнуло Машо.

— Пойдем и посмотрим, правда или нет.

Через пару минут они с Федором шли по проселочной дороге.

— Мы получили перехват. У вас осталось штук сорок ядерных боеприпасов, еще со времен блаженнопочившего СССР. Так вот, применят их сегодня, чуть ли не прямо сейчас.

— Враки. Они не могут так поступить с людьми. Даже Ташо не может.

— С людьми? Мы же медведи. Звери, гады, враги! — Федор сжал Машо за плечи. — Они же сами готовы подохнуть, только чтобы нас не было! Это же ядерное оружие. Ядерное! Отсюда до бывшей Москвы, до вашего Содома, сто кэмэ! Вас самих накроет — не волной, так радиацией, всю Гоморру! За два дня! Всех, кроме Таши вашей любимой — она уже со змеюкой в Америку летит. Да… Самим подохнуть, чтобы только нам жить не дать! Вот он, гуманизм, вот оно, счастье народов! «Смешно, не правда ли, смешно-смешно»… Был бард такой, Высоцкий, лет семьдесят назад такими вот словами играл. Вот скоро и посмеемся. Ладно, пошли. Двум смертям не бывать. Слушай, Андрюха, а мне ведь умирать не так страшно, как тебе. Семью я уже отправил, а дом бросать не хочу. У меня хоть дети в Сибири жить будут — не долетят дотуда ваши ржавые ракеты. А ты — зачем живешь, зачем умрешь вот сегодня, этим ясным прекрасным днем?

— Я не умру.

— Ай-яй-яй! И что, значит, с тобой будет?

— Я не знаю. И знать не хочу.

— Хочешь — попробуем спрятаться. Подвал есть, пара прочных построек в округе. Но это ж дело такое — куда ракета попадет, взорвется — не взорвется. Ракеты дерьмо у вас, ребята… Старье полное.

— Не буду прятаться. Хоть расстреляй меня.

— Значит, умереть-таки хочешь? Можешь? Не боишься?

— Я не знаю.

— Не знаю… Не знаю… Не знаю, — Федор ухмыльнулся. — Слушай, вот ваша цивилизация, самая умная, самая продвинутая, самая гуманная — почему она на главные вопросы у вас все ответы отняла? Не знаю… Как же можно так жить? Ты никогда не думал, Андрюха, что тебе жить незачем? А еще умирать не хочется! Не стыкуется что-то у вас, ребята!

Федор стоял, блаженно улыбаясь на фоне голубого неба. Машо завороженно смотрело на него. Как можно так серьезно верить в глупости? И быть довольным собой? Даже… счастливым? И стоять вот так, не бежать никуда, может быть, за минуту до гибели? Глупости несусветные. Федор. Лес. Небо.

Вспышка. Где-то близко — или далеко, непонятно — зажглось второе солнце. И тут же раздался страшный гром.

— Началось, Андрюха, — спокойно сказал Федор. — Ты уж как хочешь, а я помолюсь.

— Зачем? — как-то неожиданно легко вырвалось у Машо.

— Не знаю. Или нет, знаю. Хочешь — помолись со мной, не хочешь — слушай. Просто слушай.

Федор достал из брючного кармана коммуникатор.

— Вот моя любимая, из вечерних. Хоть и утро сейчас. Может, и не успею дочитать. Господи, не лиши мене небесных твоих благ. Господи, избави мя вечных мук. Господи, умом ли или помышлением, словом или делом согреших, прости мя.

Машо не знало, молится ли оно. Но слова казались откуда-то знакомыми.

Страшный удар поглотил все живое и неживое.

Московская Конфедерация вложила в него последние силы, принеся себя в жертву гуманизму и свободе. Из 43 ядерных ракет сработало 16.

Начиналось — именно сейчас — новое тысячелетие.

Дети без детства

Яков Будницкий

Короткий поводок

По форме коттеджи напоминали подковы. Полукруглые, одноэтажные, приземистые… похожие на древние космические истребители.

Мать отправилась исследовать ресторан, а Сашка отстал, задержался у схемы поселка. Эскадрилья коттеджей выстроилась на берегу озера — на голограмме между синими волнами и деревьями, слишком редкими для настоящего леса.

В рекламке пансионата они назывались «семейными блоками», но Саше больше нравилось слово «коттедж». Будто они окунулись в чужую богатую жизнь. Кот-тед-жи… Круто! Вообще-то, его не слишком прикалывало провести выходные за городом, но мать с ее дурацкой работой совсем изнервничалась, поэтому, когда она в пятницу вытащила из сумки путевки и радостно прокричала: «Саник, едем отдыхать!», он не стал ныть и капризничать. В конце концов, всегда можно найти занятие по душе, даже в «стариковском» пансионате. Сеть и чипсы еще никто не отменял.

— Здравствуй, некрасивый мальчик!

Сашка обернулся, вздрогнув от неожиданности.

Белобрысая девчонка одного с ним роста, одетая в белые шорты и майку с птицей, смотрела почему-то сердито. И как только прокралась к нему за спину?

Сашка передразнил ее, слегка растягивая слова:

— Здравствуй, противная девочка.

— Ты забавный. Живи пока. Кстати, мы живем здесь.

Белобрысая ткнула пальцем в крайний коттедж.

— Э, — смутился Сашка, — мы тоже.

— Да знаю я, глупый, видела, как вы заезжали. Мы соседи. Предки как раз знакомятся, — девчонка махнула рукой в сторону ресторана.

К ним подбежала маленькая копия белобрысой, затормозила, ткнувшись лбом в плечо первой и чуть не сбив ее с ног. Первая девчонка устояла, больно вцепившись Сашке в плечо.

— Лелик, ты здесь!

— Женька, отвянь, я с соседом знакомлюсь.

— Лелик — мужское имя, — заметил Сашка, просто чтобы что-то сказать.

— Дурень, я — Оля, всех Оль называют Леликами. А ты?..

— Я — Саша.

— Шурочка, — хихикнула маленькая.

— Не обижай его, он прикольный, — неожиданно вступилась старшая.

— Пойдемте быстрее, там такое!..

— У нас всегда с собой фонарики, — похвасталась Лелик.

— Мы ими разговариваем, — добавила Женька.

— По ночам, чтобы предки не слышали. Моргаем — ну, включить-выключить, понимаешь. Три раза по два — иди сюда, четыре и три — шухер. Я тебя потом научу.

Они шли по темному коридору, которому, казалось, нет конца. Ни света, ни дверей.

— Жень, скоро?

— Сейчас! Пришли уже!

Сначала Сашка решил, что это шкаф. Но за ободранной дверцей оказалась комнатка. Маленькая, темная, и только напротив моргает разноцветными лампочками железный ящик.

— Как ты думаешь, что это? — Лелик дернула Сашку за рукав.

— Может быть, музыкальный автомат? Мне кажется, я видел такой в кино. Точно. В них нужно пихать жетоны, и они играют всякую стариковскую чушь. Бэмс-бэмс…

— Это не музыкальный автомат, детки, — пробасил некто сзади.

Саша медленно обернулся. Лучи фонариков высветили смешного всклокоченного дядьку в белом халате. Наверное, это маньяк. Ходит по темным коридорам, затаскивает детей в темные комнаты. Хотя, они же сами пришли.

— А что тогда? — Саша решил взять переговоры на себя, втайне рассчитывая расположить к себе маньяка.

Дядька хлопнул рукой по стене, зажегся тусклый, но все же свет.

— Мы зовем его Велемир. Смешно, да? ВЛМ — Велемир.

Маньяк хохотнул было, но закашлялся и продолжил нарочито серьезным тоном:

— Перед вами, мои любознательные друзья, ангел-хранитель, точнее робот-хранитель всей местной электроники. Но сейчас ангел болеет, так что я вынужден ему помогать.

— А что он делает? — спросила Женька.

— Делает? Да что обычно… Контроль, координация, управление… Если хочешь, можешь даже с ним поговорить.

— Да! Да! Хочу! — захлопала в ладоши Женька.

Сашка уверился в том, что лохматый — маньяк, заманивающий детей на ангела.

Дядька пошарил в ящике стола под Велемиром, вытащил бронзовый диск, сунул его в руки Женьке.

— Сюда жми, сюда говори.

— А что говорить?

— Например, скажи ему, как тебя зовут.

— Здравствуй, Велемир. Меня зовут Женя.

— А меня Лелик, — влезла старшая.

— Лелик, Женя, куда вы запропастились, несносные девчонки? — воззвал высокий женский голос.

— Саник, ты здесь? — подхватил голос матери.

— Предки, — проворчала Лелик, — как всегда не вовремя.

В комнату ворвались взрослые, Сашке показалось, что целая толпа, хотя их было всего трое.

— Мамочка, мы заблудились, — плаксиво сообщила Женька.

— Девочки! Мы так никогда до воды не доберемся. Идемте же быстрее!

— Саша, не пропадай так никогда! Я тебе уже говорила! Ты плавки надел? Тут не пляж, а чудо какое-то!

— Купаться, мы идем купаться, — подпрыгнула младшая.

— Купа-а-а-аться! — заорала Лелик.

Про Велемира и его странного «хозяина» все как-то сразу позабыли.

— Ладно. Пошли побултыхаемся! — Сашка деловито взял мать за руку, и они шагнули в темный коридор.

День на исходе окутал поселок июльским чуть душноватым маревом.

Павел, сосед, интересный по-своему мужчина с модными бакенбардами, метался между мангалом в саду и терминалом в гостиной. Угли, политые химией, послушно разгорались, а сложная техника бунтовала. И Павел ругался под нос, пытаясь ее настроить, а Света, его жена, подкалывала, обзывая компьютерным гуру.

Дети сгрудились в беседке, светили фонариками, хотя сумерки еще только начинались. Вера растянулась в шезлонге. С соседями им, можно сказать, повезло. Она волновалась, когда оплачивала поездку, с кем придется жить в одном доме, какая семья попадется. Саша не так просто сходился с людьми, но девочки его, кажется, расшевелили. И славно.

Рядышком пристроилась Света.

— Хорошо-о-о!

— Как там Паша, справился? — поинтересовалась Света.

— Да. Он вообще-то сечет в компьютерах. Просто расслабился раньше времени. Вы в первый раз здесь, в Камелии?

— Да, выбрались вот. Сашке нужен воздух. Да и мне не помешает взбодриться. Работа нервная. А вы?

— Мы тоже первый раз. Тяжелый год выдался, заслужили отдых все, и мы с Пашей, и девочки.

— Ну и как вам?

— Очень мило. И дом почти новый, и техника на уровне. Думаю, вечерком в гостиной опробуем все в действии, — Света подмигнула соседке и потянулась за банкой кислородного коктейля.

— Тук, тук, можно к вам? — донеслось вдруг от калитки.

— Кого еще несет? — изумилась Света.

Женщина средних лет — про таких говорят «без возраста» — пухленькая, крашеная, с приклеенной улыбкой, шагнула с мощеной дорожки на песок.

— Администрация, что ли?

— Не совсем. — Вера выпрямилась и потускнела взглядом. Белую, с оранжевыми лацканами рубашку она узнала еще издалека. — Опека… Ювеналочка.

— Ага. Она самая. Извините, что врываюсь, работа такая. — Женщина обратилась к Павлу, ворошащему угли: — Молодой человек, прервитесь, буквально, на пару минут. Это важно.

Опека поднялась на крыльцо.

— Добрый день! Меня зовут Зоя Павловна. Так, первый коттедж, кто у нас тут? Семья Вольских и семья Скарабеевых, все верно?

— Да, это мы, — ответила Вера обреченно.

Света просто кивнула.

Зоя Павловна сделала пометку в планшете.

— Как зовут наших детей, сколько им полных лет?

— Вон мой, Саша… то есть Александр… полных девять! — Вера махнула рукой в сторону беседки.

— Старшую зовут Оля, откликается на Лелик, ей тоже девять, младшей шесть, это наша Женечка, — подхватила Света.

— Ольга Скарабеева, девять лет, Евгения Скарабеева, шесть лет, Александр Вольский, девять лет. Все верно?

— Ну, да, — ответили взрослые в разноголосицу.

— Очень хорошо. Теперь главное. Какие у вас и детей установлены импланты?

— Какое значение… — попыталась заартачиться Вера.

— Вопрос не праздный, объясню позже. Итак, что с имплантами?

— У девочек эм-шестнадцать, кобра пятого поколения у обеих. У нас — третье, варан тэ-девять у меня и тэ-семь у Паши.

— Очень хорошо, — Зоя Павловна сверилась с планшетом и переключилась на Веру. — Что у вас?

— У Сашеньки — барракуда, эр-пять, у меня тоже тэ-девять, их тогда всем ставили.

— Всякое бывает, иногда встречается такая экзотика, — весело откликнулась Зоя Павловна. — Все в порядке, совместимость в норме. Получите, пожалуйста.

Зоя Павловна пошерудила рукой в кармане, достала и протянула взрослым три серебристых свистка.

— Что это? — спросила Вера, глупо улыбаясь.

— Пульт дистанционного управления, конечно.

Страницы: «« ... 1112131415161718 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«Купеческий клуб. Солидно обставленная гостиная, против зрителя портрет Александра Третьего во весь ...
Отношения Ф.В.Булгарина с III отделением всегда привлекали интерес литераторов и исследователей....
У поэта особое видение мира. Поэт находит особые слова, чтобы его выразить. Поэт облекает свои мысли...
Пытаясь всегда и во всем «…дойти до самой сути», Борис Пастернак, черпая творческие силы из раннего ...
«…С обязанностями своими Володька справлялся походя. Присмотреть за пятью-шестью лошадьми, согреть у...
«…Мне давно уже, сколько лет, хотелось найти такой уголок, где бы все было под рукой: и охота, и рыб...