Эпоха мертвых. Начало Круз Андрей
– С кем ты разговаривала? – злым голосом спросила сестра.
– А тебя это каким боком касается? – изобразила возмущение Ксения.
– А таким! Я уверена, что все произошло из-за того, что вы что-то натворили, Гринпис недоделанный. Вы что-то замышляли сегодня, я знала, у вас по рожам это было видно. Когда отец убежал из дома, у тебя был вид такой, как будто Новый год наступил и тебе сейчас подарки начнут дарить. А когда Сергей сказал, что погибли люди, тебя так перекосило, что я испугалась. Что вы сделали?
Аня говорила тихо, яростным шепотом, почти шипела. Вид у нее был такой, что Ксения заметно испугалась.
– Ничего. Запомнила? Ничего! А если начинается эпидемия, то это вина отца, который разводил свои вирусы в городе, а вовсе не… – Тут Ксения осеклась.
– Вовсе не… – зло и вкрадчиво заговорила Аня. – Ты продолжи, пожалуйста. Вовсе не чья вина? Не твоя?
– Неважно, у меня нет времени и желания с тобой это обсуждать, – прибегла Ксения к стандартному ответу, помогавшему ей избавляться от обычно охочей до споров сестры.
– Важно. А желание ты лучше найди, и время тоже, – продолжала давить Аня. – Знаешь, сестрица… Тебя всегда считали умной в семье, раз ты хорошо училась и тебя любили учителя. И только я всегда знала, что ты идиотка. Тебе можно внушить все, что угодно, ты придумываешь себе что-то и сама в это веришь. А сейчас ты придумала себе борьбу за права зверюшек. Я знаю, что ваша компания дебилов даже говорить больше ни о чем не могла. И вы каким-то образом ко всему причастны. Вы, я знаю точно.
– Что ты несешь, дура? – встала и выпрямилась во весь рост Ксения.
– Дура? – подняла светлые брови младшая. – А если я просто пойду в милицию и скажу о своих подозрениях, как думаешь, они не смогут найти доказательств? Твои модные сопляки Дима и Игорь первыми не настучат друг на друга? А Маргарита, эта корова полосатая? Ты думаешь, это игры? Кто будет дурой в таком случае?
Аня резко повернулась и пошла к двери, даже успела ее открыть, но Ксения схватила ее за плечо.
– Даже не вздумай куда-то звонить! – почти крикнула она.
– Дай мне хоть одну причину этого не делать, – резко повернулась к сестре Аня. – Если ты думаешь, что мне достаточно того, что ты моя сестра, чтобы простить тебе то, что отец черт знает где, что погиб Биллитон, который бывал в нашем доме, что погибли другие, и сколько погибнет еще, неизвестно, то ты ошибаешься.
– Это не мы разводили опасный вирус в городе! – даже взвизгнула Ксения.
– Зато вы его выпустили, сволочи! – крикнула в ответ Аня. – Если бы вы не полезли со своим кретинским терроризмом в дело, которое вас не касается, то ничего бы не случилось! Он был в безопасном месте, где не должны взрываться бомбы, сделанные идиотами.
– Ой… – сказала Ксения, глядя через плечо сестры.
Аня обернулась. В дверях стояли мать и Сергей Крамцов.
– Ксения, что ты сделала? – спросила мать.
– Ничего…
– Ответь мне, что ты сделала? – спокойным голосом повторила Алина Александровна.
Ксения зажмурилась, набрала воздуха в легкие и выпалила:
– Это мы выпустили животных из папиного института. Мы не хотели никому причинить вреда, мы специально все придумали так, чтобы не пострадала ни одна живая душа, мы же не убийцы, мы не хотели-и-и-и…
Лицо ее искривилось, и она зарыдала, упав на колени, как будто ее оставили силы…
– Ксения… как ты могла… – схватилась за сердце Алина Александровна.
– Не стоит ее винить, – пожав плечами, как-то задумчиво сказал Сергей. – Вина есть на всех. Мы не должны были вообще заниматься этим, когда узнали, что вирус опасен. Владимир Сергеевич должен был раньше сообщить властям о том, что в институте частной компании работают с вирусом, самым страшным за всю историю. Или я должен был заявить об этом. Мы должны были уничтожить эту заразу немедленно, когда узнали, что она собой представляет, но не сделали этого. Пожалели плоды трудов своих и хотели узнать о нем больше.
– Отец говорил, что он работает с безопасным вирусом… – сказала Аня. – Я же сама его об этом спрашивала.
– Он был безопасным, верно, – согласился Крамцов. – Но изменился, мутировал. Мы должны были тогда прекратить это, но не сделали того, что должны. Теперь поздно говорить. Вина на всех, а за окном начинается конец света. Если мы не покинем город до утра, неизвестно, сможем ли покинуть его вообще и что здесь начнется.
– Разве болезнь так трудно остановить? – спросила Алина Александровна. – Есть же целые государственные структуры, для этого предназначенные, МЧС, карантины и прочее.
– Да, карантины работают, если переносчики инфекции сотрудничают с властями, стремятся спастись сами и не заразить других, – кивнул Крамцов. – Здесь же… вы потом поймете, скорее всего, даже увидите, но это нечто вроде бешенства. Переносчик сходит с ума, бросается на людей и пытается распространить заразу. В таких обстоятельствах карантины и заслоны не действуют. И еще животные, те самые, которые разбежались. Они бешеные, они кусаются, и до утра они перекусают массу других жертв. С рассветом в городе начнутся проблемы, я уверен. Теперь уже неважно, что сделала ваша дочь. Просто надо спасаться, и я обещал Владимиру Сергеевичу, что буду вас защищать. Я смогу вас защитить, я был на войне, я умею стрелять, у меня мозги еще работают, но мне нужно, чтобы вы мне помогали. Ксень, встань с пола, ты тоже нужна. Сейчас мы решим, как будем действовать дальше.
Как ни странно, но его слова возымели действие. Не то чтобы Аня и Ксения бросились друг другу в объятия, но, по крайней мере, они прислушались к его словам. Сергей даже попросил Алину Александровну сварить всем кофе, чтобы отвлечь ее от размышлений о муже и старшей дочери. Девушки тоже сели на высокие стулья у бара, хоть Ксения и продолжала хлюпать носом.
– Нам ехать около тысячи километров от Москвы, может быть, чуть меньше, – начал объяснять он. – А скорее всего, получится даже больше. Самое сложное, что может встретиться нам, – это карантины и заслоны. Государство – странная штука. Если что-то происходит в стране, оно реагирует самым нелогичным образом. Если на людей начнут нападать, то они попытаются отобрать у всех оружие, например.
– Для чего? – спросила Аня.
– Для чего? – переспросил Крамцов. – Чтобы люди не напали на них, неспособных этих самых людей защитить. Если начнутся эпидемии, то, скорее всего, основные усилия правительства будут направлены на то, чтобы обезопасить самих себя, пусть даже за счет остальных граждан страны. Правительства так уж устроены, что главным их приоритетом является сохранение власти любой ценой.
Сергей взял из рук Алины Дегтяревой чашку с кофе, благодарно ей кивнул, отпил немного, затем продолжил:
– У нас есть две возможности. Первая – сразу поехать в Горький-16. Может быть, мы проскочим раньше, чем начнут перекрывать дороги. Вторая возможность – укрыться на моей даче, в деревне, на какое-то время, пока ситуация не прояснится. Она может улучшиться, и мы сможем вернуться, а может и ухудшиться. Дача у меня за шестьдесят километров от города, никто о ней не знает.
– Сережа, а что вы предлагаете? – спросила Алина Александровна.
Сергей кивнул, как бы подчеркнув серьезность заданного ему вопроса, затем сказал:
– Лучше всего будет поступить так: мы едем туда, на дачу, на моей машине. Сразу скажу – ваша туда не проедет, там просто проселок, причем сейчас – самая распутица. Там я вас оставляю – и еду в город, надо запастись кое-чем, у нас впереди тяжелые времена.
– Сережа, куда повезут Володю? – спросила Алина Александровна.
– Я не знаю, – покачал он головой. – У меня нет допуска, но знаю, что далеко, куда-то на Урал. Знаю, что в Кош-Агач, но даже не знаю толком, что это такое и где это. Но потом его доставят в Горький-16, это я знаю точно.
– А его могут привезти в Москву обратно, когда нас не будет?
– Я так не думаю. Он сказал, что сам вас найдет в «Шешнашке», если все будет хорошо, – ответил Сергей.
– А что может быть плохо?
– Плохо? – удивился вопросу Сергей. – Плохо то, что с минуты на минуту может наступить судный день. Куда уж хуже? Что можно всерьез предсказывать при таких обстоятельствах?
– Понимаю.
– Боюсь, что нет. – Сергей помолчал, затем продолжил: – На свободу вырвалось то, что не должно было вырваться. Никак не должно. Не должно даже существовать такое, а оно существует.
– Сережа, что это за болезнь?
– Я покажу вам съемки, – вздохнул он. – Иначе вы мне не поверите.
– Покажите.
Дегтярева Алина Александровна
20 марта, вторник, раннее утро
– Сережа, могу я вас кое о чем спросить?
– Да, Алина Александровна?
– Какой воспаленный ум догадался отыскать за тридевять земель этот вирус и притащить его в наш город?
– Все было не совсем так, как это выглядит сейчас.
– А как? Вы уж нас просветите.
– Казалось, что найден «идеальный вирус»…
– Лучший убийца? – спросила Ксения.
Сергей слегка поморщился, но объяснил:
– Нет. Лучшие убийцы – это бракованные и ни на что не годные вирусы, отходы эволюции. Вирусы, как все сущее, стремятся к одному – размножению, воспроизводству. Если вирус убивает своего носителя, то он совершает при этом самоубийство. Идеальный вирус должен не убивать, а, наоборот, всячески укреплять носителя, лечить его, защищать, не давать воспроизводиться в нем вирусам другого вида.
– Вы имеете в виду, что искали такой вирус, который будет защищать организм от конкурентов, не вредя ему? – уточнила Алина Александровна.
– Если в общих чертах, то да, – кивнул Крамцов. – И еще будет лечить этот организм. Такой вирус нашли. Он находился в организме потрясающе живучей глубоководной рыбы. Колдуны вуду и шаманы австралийских аборигенов прокалывали своим жертвам сердце костью этой рыбы и получали в финале процесса зомби. Введенный в организм вирус не давал умереть до конца даже трупу, начинал бороться за его жизнь, включались альтернативные механизмы поддержания жизни, то же портальное сердце.
– Что это?
– Представьте себе ситуацию, когда печень пытается заменить собой сердце и начинает качать кровь. Медленно, слабо, но качает.
– И что это даст?
– Может быть, введение такого препарата дало бы пациенту лишний десяток-другой минут до того, как его доставят в реанимацию? Без необратимых повреждений мозга? Как думаете? – ответил вопросом на вопрос Крамцов.
– Понимаю…
– Много критических для человеческой жизни ситуаций можно было бы выиграть в пользу жизни, если бы был такой препарат. Но «Шестерка», так назвали вирус, имел один недостаток – он был слишком незаразным. Он не только не вредил, он еще упорно не заражал. Колдуны вводили его прямо в сердце своим жертвам, убивая их при этом, лишь потому, что даже внутривенно он, скорее всего, не выжил бы в человеческом организме. Надо было сделать его чуть более стойким и чуть более заразным, чтобы на его базе создать такой препарат, который можно было бы ввести внутримышечно, раненому например. То, что вы видели, был «первый блин», который комом. Надо было дальше работать над первичным штаммом, а этот уничтожить. И тут этот взрыв… остальное вы знаете.
– Но восставшие мертвые… это откуда?
– Модифицированный вирус оказался слишком живучим и слишком приспосабливающимся. Он не смиряется со смертью организма и переводит его в другую форму жизни, с ограниченными функциями. Очень экономичную, надо сказать.
– Но нападать на живых…
– Белок особи своего же вида для человека-зомби – горючее для дальнейших модификаций, – объяснил Сергей. – Мертвые крысы, которые получили чуть больше крысиного же мяса, начинали изменяться. Становились быстрее, зубы меняли форму, даже некоторые мышцы начинали развиваться по-другому. Любой другой белок – просто пища, только она усваивается не так, как раньше, а прямо клетками стенок пищевода и прочим. Я думаю, что, даже если к зомби привязать кусок мяса, он его сумеет усвоить поверхностью кожи, рано или поздно. Просто питание при помощи рта и зубов более традиционно. Даже атмосферное тепло воспринимается измененными клетками и поглощается как энергия. Любая энергия усваивается и всегда идет на поддержание существования носителя.
– А если нет еды и холодно?
– Зомби впадает в кому, отключая почти все процессы в теле. Если рядом появляется потенциальная пища, он снова «включается».
– И сколько он может прожить?
– В таком экономичном режиме? – Сергей хмыкнул, пожал плечами. – Не знаю, думаю, что несколько веков. Это как компьютер в «режиме сна». Не выключен до конца, но экран темный, и лишь мигание одного светодиода показывает, что он все же не отключен. Однако стоит задеть любую клавишу, как слышится звук раскручивающегося жесткого диска, и экран вспыхивает.
– Он что, почти бессмертный? – удивилась Аня. – А разложение?
– Разложение начинается после смерти и длится до тех пор, пока выделяется от этого достаточно тепла в теле, которое усваивается самим организмом, и пока это способствует перестройке. А потом останавливается, после того как часть органов и тканей отмирает и перестает потреблять энергию. И на поддержание состояния тканей тоже не нужна энергия. Меняется химический состав тела, оно становится не подвержено разложению свыше того, что необходимо. Начинается передача жидкостей на межклеточном уровне, что заменяет кровеносную систему. Получается нечто совершенно новое в эволюции, отвратительная тварь, полуразложившийся труп, но он по-своему совершенней нас. Мозговая деятельность тоже почти отключается, за ненадобностью и энергоемкостью.
– Сережа, скажите вот что… – начала было Дегтярева, но Сергей ее перебил:
– Алина Александровна, на даче или в дороге я расскажу вам все, что угодно. Но нам надо торопиться.
– Хорошо, – согласилась она. – Мы почти собраны. Что еще нужно?
– Соберите все съестное из холодильника, консервы, макароны, если есть, и прочее, – начал раздавать он указания. – Надо, чтобы еды хватило хотя бы до завтрашнего вечера. Возможно, нам придется долго прятаться на даче, и вообще считайте, что за окном начинается война. Лишняя предосторожность всегда будет кстати. Возьмите все наличные деньги и драгоценности, но спрячьте поглубже. Если есть кредитные карты, то возьмите их тоже, и лучше будет снять сколько-то денег со счета. Лучше всего – все деньги, до копейки. Иначе их наличие будет зависеть от того, есть электричество в городе или нет. И я не думаю, что нам по дороге в Горький-16 попадется много банкоматов. У Владимира Сергеевича не было оружия?
– Откуда? – удивилась она.
– Хорошо. А жаль, – вздохнул Крамцов. – Да, напоминаю – все едем на моей машине, она достаточно большая.
– Мы можем взять одну из наших, – удивилась Алина Александровна. – У Володи большая машина.
– Она не проедет ко мне на дачу, там грязь по колено.
– Может, есть смысл остаться здесь?
– Категорически нет, – решительно ответил он.
– Почему? – нахмурилась она.
– Потому что некогда спорить. И Владимир Сергеевич имел основания послать меня сюда, чтобы я вас увез. Все, уходим!
Сергей Крамцов
20 марта, вторник, раннее утро
Все милицейские посты до самой дачи мы преодолели свободно, никто нас не останавливал, не обыскивал. И за это спасибо, потому что с нашим арсеналом обыск нам никак бы не подошел. К тому же три единицы стрелкового оружия были просто взяты мной с места преступления, никаких документов на них не было, поэтому не думаю, что это сильно понравилось бы милиции.
В пять часов утра на дорогах не было ни души, и наша машина быстро добралась до поворота сначала с трассы, а затем с двухполосной асфальтовой дороги. Дальше пошла раздолбанная грунтовка, местами посыпанная гравием, машину стало раскачивать, Алина Александровна, сидевшая справа, вцепилась в ручки на панели и стойке стекла.
Прямо за спиной у меня сидела Ксения, которая всю дорогу хлюпала носом и не проронила ни звука. Сидевшая рядом с ней Аня была на нее зла, время от времени тихо говорила ей гадости, но я не вмешивался ни во что и помалкивал. Моя задача их спасти, а не рассудить, кто из них и в чем виноват. Я время от времени поглядывал на нее в зеркало заднего вида, опасаясь, что она, мучаясь совершённым, отчудит что-то совсем неразумное, но девушка просто пребывала в состоянии ступора.
Пса загнали в багажник, где он завалился на сумки, и я постоянно слышал его тяжелое дыхание. Кот молча лежал на коленях у Алины Александровны.
Возле закрытых ворот садового товарищества «Институтское» мы остановились. Справа от ворот был домик сторожа, там же была открытая калитка, через которую можно было пройти внутрь и открыть ворота изнутри, что я и сделал. Сторож здесь был, но по ночам он спал. Днем он наверняка зайдет ко мне за бутылкой, которую я предусмотрительно изъял из бара Дегтяревых «на благотворительные цели».
Мы въехали в ворота, которые я снова запер на засов за нами, и поехали между кажущимися бесконечными рядами узеньких грязных улочек, застроенных летними домиками. Если не показать, где я живу, то найти мой участок на самом отшибе дачного поселка почти нереально. Мы миновали целых шестнадцать отходящих в сторону проулков, после чего я свернул направо, промесил грязь колесами еще минуты три, не торопясь преодолевая очередную улицу до конца, и остановился у последнего забора справа. Приехали.
– Еще минутку, – сказал я своим пассажирам, после чего вышел из машины.
Отпер ворота, загнал машину, заглушил движок. Все, теперь точно приехали.
Задняя дверь «Форанера» поднялась, и оттуда вывалилась мохнатая туша пса Мишки. Кот выбрался сам и немедленно увязался за всеми. Я достал из-под заднего сиденья все оружие, оба «Вепря», свой помповик и чехлы с карабином и мелкашкой. Теперь надо привыкать с оружием не расставаться, будем жить по законам военного времени.
Поднялся на деревянное крыльцо-веранду, отпер входную дверь, сделал приглашающий жест:
– Проходите.
Пощелкал выключателем. Свет был, слава богу, потому как здесь это совсем не правило. Аня привязала кобеля к перилам веранды, а сама с матерью и сестрой зашли внутрь. Вход в мою избушку через маленькую летнюю кухню.
– Класс! – сказала Аня. – Мне нравится!
Ксения поморщилась, оглядевшись, но сестра толкнула ее в бок:
– Ладно, барыня, не выпендривайся. Несколько лет назад у нас даже такой дачи не было. Нашлась аристократка.
– Я не из-за этого, – тихо ответила Ксения, против обыкновения не «наезжая» на младшую сестру. – Просто… видишь, что приходится теперь делать…
Аня ничего ей не ответила, просто мрачно посмотрела искоса. Я решил не давать им развивать эту тему и взял инициативу в свои руки.
– Уважаемые дамы и девицы. Попрошу минутку внимания.
Все действительно повернулись ко мне, даже вошедший с улицы кот.
– Я сейчас вас оставлю здесь одних, – сказал я. – Оставлю надолго, почти до вечера.
– Это необходимо? – спросила Алина Александровна.
– Алина Александровна, необходимо, – ответил я. – Владимир Сергеевич поручил мне спасти его семью, но у меня еще есть девушка и друзья. Они пока понятия не имеют, что происходит в городе. Мне есть о ком еще позаботиться.
При слове «девушка» по лицу Ани промелькнула легкая тень, но я сделал вид, что ничего не заметил.
– Кроме того, у нас мало оружия, мало еды, всего мало, – дополнил я список наших проблем.
– Даже оружия? – спросила Алина Александровна, эдак брезгливо кивнув на разложенные по столу стволы.
Нет, некоторые люди меня просто восхищают. Относиться к оружию так, когда есть риск, что ожившие мертвецы разорвут тебя на куски… Есть другие варианты, что ли? По телевизору к ним обратиться, может быть? Сказать, чтобы не безобразничали? Крестным ходом пройтись?
– На один день – достаточно, но… термин «конец света» мы уже обсуждали, верно? – ответил я, затем спросил: – Разрешите, я продолжу?
Терпеть не могу, когда меня перебивают после каждой фразы только для того, чтобы продемонстрировать факт наличия собственного мнения. А мое уважение к присутствующим не простирается настолько далеко, чтобы терпеть это бесконечно, могу и нагрубить.
– Извините, Сережа, – сделала неопределенный жест Алина Александровна. – Продолжайте, разумеется.
– Спасибо, – подчеркнуто вежливо поблагодарил я ее. – Я поеду в город, чтобы привезти еще людей, которые хорошо подготовлены. Которые умеют водить машины, владеют оружием и которые в общих чертах знают основы выживания. У вас я пока таких знаний не вижу, если быть до конца откровенным.
– С чего ты это взял? – с некоторой обидой спросила Ксения.
Так мы никогда не закончим. Я понимаю, что эго профессорской семьи кричит и протестует от необходимости подчиняться профессорскому аспиранту, но что поделаешь?
– Из ваших вопросов. Основа выживания – это вовсе не необходимость спорить после каждой фразы. Я продолжу, с вашего позволения. – Я откашлялся. – Итак, я привезу еще как минимум трех человек, придет еще одна машина. Будет еще оружие, и вы все научитесь им владеть. Спорить по этому поводу вы сейчас не будете, просто запомните: если ситуация начнет развиваться по худшему сценарию, то каждый, не владеющий оружием, превращается не только в обузу, но и в угрозу тому, кто вынужден его защищать. Я хочу, чтобы все подтвердили, что это поняли.
Как ни странно, но права качать никто не стал, а все согласно кивнули.
– С этим разобрались. – Для внушительности я даже слегка стукнул по столу. – Мне трудно сказать сейчас, что мы будем делать дальше. Сначала посмотрим за развитием обстановки, потом решим все вместе. Пока поживем здесь, возможно, что несколько дней. Здесь две комнаты на первом этаже и маленькая спальня в мансарде. Распределимся как-нибудь, не до жиру. Самое важное: вы никому не должны сообщать, где находитесь. Особенно если вам будут звонить с работы Владимира Сергеевича. Лучше всего вообще не отвечать ни на какие звонки, кроме моих. Но если невмоготу, то отвечайте исключительно на звонки людей действительно близких и ни в коем случае не говорите, где вы. Хорошо?
Все снова подтвердили, что до них дошло, что я сказал. Осталось только надеяться, что они и вправду так сделают. Тогда я продолжил инструктаж:
– Запомните самое главное: компания «Фармкор» оказалась виновной в организации «конца света», поэтому прошу вас быть уверенными, что эти ребята убьют любого, кто сможет их выдать. Поэтому наших работодателей опасайтесь пуще сглазу, а заодно и всех подряд. Они могут и заставить кого-нибудь позвонить.
– Сережа, вы уверены в том, что говорите? – спросила Дегтярева, насторожившись.
– Вы сами в этом уверены, Алина Александровна, просто ваша интеллигентность не дает вам признать это вслух. Когда в нашей стране крупные компании страдали избытком порядочности? – задал я вопрос.
– Понятно, – кивнула Дегтярева. – Мы не будем отвечать на звонки, я обещаю.
– Спасибо. Я на вас надеюсь. Теперь самое главное.
Я взял со стола один из «Вепрей», поставил его перед собой вертикально, опирая на приклад. Хлопнул ладонью по цевью и заговорил инструкторским тоном:
– Это самозарядный гладкоствольный карабин «Вепрь-12-Молот». Мощное и надежное оружие, идеальное для неопытного стрелка, если он выдержит отдачу. Другого нет, поэтому надо выдерживать. Оба этих ружья останутся здесь. Хочу знать, кто готов ими воспользоваться?
– Я готова, – как примерная школьница, подняла руку Аня. Остальные промолчали, но я и не рассчитывал на другой результат. Поэтому обратился к младшей сестре:
– Пользоваться автоматом Калашникова тебя не учили?
– Нет, – покачала головой она.
– Проще пареной репы.
Я показал ей, как взводить затвор, как менять магазин, как ставить на предохранитель и снимать с него. И даже как включать подствольный фонарь, который так и висел на цевье. Аня усваивала все мгновенно, легко повторяла.
– Здесь два таких карабина, поэтому было бы неплохо, чтобы кроме Ани кто-нибудь еще сейчас поучился, – более чем прозрачно намекнул я, но ни Алина Александровна, ни Ксения снова не прореагировали.
Тогда я продолжил:
– Запомните, что любой незнакомый человек может оказаться врагом. Здесь сейчас почти никого нет – дачный сезон еще не начался, дорога раскисшая, так что единственный человек, кто может появиться здесь без моего сопровождения, – это сторож. Такой рыжий-рыжий и с бородой. Отдайте ему вот эту самую бутылку… – я тряхнул бутылкой «Русского стандарта», – … и он больше никогда здесь не появится. Это его законный налог. Любой другой незнакомец с вероятностью в девяносто процентов намерен вас убить. Это понятно?
За всех ответила Алина Александровна:
– Нам понятно.
– Хорошо.
Действительно хорошо, хоть в этом не надо их убеждать. Впрочем, я успел им рассказать еще в Москве, что Оверчук перестрелял охранников. Отчасти я рассказал это для Ксении, чтобы она не принимала все трупы на счет их дурацкого теракта, отчасти для того, чтобы заставить их шевелиться быстрее.
– Никуда из дома не уходите, по поселку не гуляйте, даже до ветру ходите осторожно, храните бдительность. Считайте, что за нами гонятся, что более чем возможно. Оверчук убит, но у них в службе безопасности еще добрая сотня таких Оверчуков имеется. Вечером здесь будут еще люди с оружием, тогда все станет проще. А за пару дней из них плюс ваши дочки мы настоящий отряд сколотим.
Аня подняла сжатый кулак в жесте «Рот Фронт». Ей эта идея пришлась по душе, как я и думал.
– И последнее… – сказал я. – Я сейчас подключу телевизор и радио. Важно, чтобы вы смотрели и слушали все новости. Возможно, это подскажет нам, как поступать дальше. Я приеду, а вы мне расскажете, что видели и слышали.
Сергей Крамцов
20 марта, вторник, утро
Выехать с дачи мне удалось около семи утра. Не думаю, что сегодня женщинам может угрожать реальная опасность, но все же лучше, если они будут настороже. Как ни странно, я совершенно не беспокоился за шестнадцатилетнюю Аню. Был твердо уверен, что она сумеет воспользоваться оружием и защитить свою семью. Что-то такое в этой девочке чувствуется, настоящая внутренняя сила. Крепкий ребенок.
Да и кобель Мишка уже освоился во дворе и взял его под свою охрану, так что незаметно пробраться во двор уже не получится. А Мишка даром что смесь беспородная, но размером с хорошего сенбернара, и клыки у него такие, что голову запросто откусит. Так что за них я пока не волновался. Если они не напортачат с телефонами, то найти их за сегодня никто не сможет. Факт наличия у меня дачи я на работе особо не афишировал, и никто из института здесь не был, так что есть вариант, что о ней вообще не узнают.
Дорога давала время поразмышлять о планах на будущее. На ближайшие дни дача – лучшая оперативная база, какую можно представить. Укромно, безлюдно, любой посторонний как на ладони. Лучше выждать дальнейшего развития событий. Что будет в городе и в стране? Бардак и анархия или военное положение с перекрытыми дорогами? Когда прояснится, тогда от этого и будем плясать. В любом случае ехать в Садов по центральным дорогам нельзя. Их будут перекрывать в первую очередь, именно они и опасны заторами. А затор на огороженной трассе может быть вечным – те же барьеры на МКАД никакой «Форанер» не преодолеет, а если еще застрять где-то в средних рядах…
Поедем мы по второстепенным и проселочным, по картам. Их и перекрывать будут с меньшей вероятностью, и съехать с них на бездорожье можно в любой момент. К счастью, хороший атлас у меня имеется.
Еще о машинах. Нас сейчас четверо плюс кот и огромная собака, успешно занимающая весь багажник, хоть он в «Форанере» не маленький. Затем я привезу Татьяну, свою девушку, и нас станет пятеро – предел фактически. Дополнительных сидений у меня нет, да и толку от них… А еще груз, а еще много чего. Сверху у меня багажник во всю крышу, но у него по весу ограничения есть, и там запаски ездят. Да и вообще не годится на одну машину рассчитывать.
Если друг мой Леха, владелец еще одного старого вездехода, отправится с нами, на что я всерьез рассчитывал, то будет проще. У него старенький «крузак-восьмидесятка» с атмосферным дизелем, и машина тоже умеренно заточена под внедорожные поездки. Их двое, так что хватает места и под груз. Сразу все упрощается. Но не следует забывать и о третьем моем друге – Мишке Шмелеве, с которого вся эта эпопея с джиперством и началась – он всех заразил этим, и он работает в сервисе, где тюнингом этих самых джипов занимаются. И водила он первоклассный, и механик…
Мотор сыто рычал, серая лента шоссе плыла подо мной, увесистый «Грач» приятно оттягивал левое плечо, на соседнем сиденье лежал помповик без патронов в магазине. Вдруг проверят? Как говорил мой ротный в свое время: «Здоровая бдительность и тяжелая паранойя – суть синонимы». По этому правилу и живу. Но сейчас как-то даже успокоился. Решение принято, знаю, что мне теперь делать.
В восемь утра я уже подкатывал к улице Автопроездной. Движения еще толком на улицах не было, вот и доехал быстро. На первый взгляд на улицах было спокойно, но показалось, что раньше мне ни разу не доводилось видеть столько милицейских машин, спешащих куда-то с включенными проблесковыми маячками. Похоже, что в городе начинаются проблемы.
Леха открывает свой магазин снаряжения в десять утра, поэтому у меня осталось еще два часа на разведку. Я думал снова занять место в машине, откуда можно было бы обозревать здание нашего института в бинокль, но, подъехав ближе, понял, что этого уже не требуется. Проезд по улице Автопроездной был перекрыт, на перекрестке стояла машина с надписью ДПС на борту, и усталый гаишник с лейтенантскими погонами отправлял всех в объезд на параллельную улицу, вокруг лесопарковой зоны. Похоже, что наша ночная стрельба даром не прошла. Я подъехал к нему, высунулся в окно и спросил:
– Слушайте, а как мне попасть в четырнадцатый дом? Я там в автосервис с утра записан.
Следующим после нашего института зданием был автосервис, хоть и располагался почти в пятистах метрах дальше по улице. Как повод заехать на Автопроездную он вполне годился.
– А никак, уважаемый. Закрыт сегодня сервис и вся округа, – решительно заявил гаишник.
– А что случилось?
– Никто толком не знает, то ли убийство, то ли чуть ли не массовое убийство, – к моему удивлению, ответил милиционер. Обычно они не настолько откровенны. – Короче, по всем окрестностям ОМОН шарится, так что плюнь на свой сервис, езжай домой.
Действительно, в оцепленной зоне были видны омоновские автобусы, и возле них топтались несколько фигур в городском камуфляже и с автоматами. Очень похоже даже не на оцепление, а на начинающуюся облаву.
– Понял, спасибо.
Я вернулся к машине, сел за руль. Тронул «тойоту» с места, вывернул руль до упора и поехал на перпендикулярную улицу. И так понятно, что в институте больше делать нечего. Вообще. Едва повернул, как увидел, что стоявшие возле автобуса фигуры в камуфляже вдруг дружно бросились куда-то в лесопарковую зону, на пустыри, попутно срывая с плеча автоматы. И оттуда донеслись звуки автоматной стрельбы. Уж это я никогда в жизни не спутаю! И стреляли где-то совсем рядом, за ближайшими кустами.
Я прижался к тротуару, остановился, не глуша мотор. Снова вспышка стрельбы, донеслись чьи-то крики. А затем я увидел, как через заросли голых кустов, переваливаясь, бредет какая-то странная, похожая на бомжа фигура, в которой было что-то очень, очень неправильное. Неправильное в походке, неправильное… во всем неправильное, не могу объяснить. И понял, что воочию вижу ожившего мертвяка. Я не сомневался в этом хотя бы потому, что направлялся он в сторону раздававшейся стрельбы, в то время как любой нормальный человек двигался бы в противоположную сторону, и двигался бы очень быстро.
Что-то ударило машину в правый борт, так неожиданно, что я аж подскочил на месте, выматерившись вслух. Прямо возле окна пассажирской двери стоял человек. Бомж. В отрепье, пропитанном… кровью? Бледное до синевы лицо, блеклые бельма мертвых глаз… Очень страшные глаза. Как сама смерть на тебя уставилась. У меня мороз пошел от затылка волной до самой задницы, сменяясь жаром. Аж руки задрожали. Блин, у него же горло разорвано… Оттуда столько крови на рваном ватнике. И что делать? Я в машине, я в безопасности, но, если я уеду, он пойдет к людям. К тем людям, которые еще и попытаются оказать ему помощь. Не надо ему никуда ходить.
Я сунул руку под куртку, нащупал рукоятку пистолета. Стоп! А если кто-то прибежит на выстрелы? Тем более что мне придется выйти из машины, электроподъемников стекол у меня отродясь не водилось. И что тогда? И засадят меня за убийство бомжа. Как доказывать, что он и без того мертвый был? Нет, стрелять я не буду…
Врубив первую передачу, я вывернул руль вправо до отказа и нажал на газ. «Форанер» рывком тронулся с места, бортом сбив мертвяка с ног, что и требовалось. Теперь вперед, вперед чуть-чуть. Я через бревна на нем переезжаю, не то что через бомжей… Взгляд в правое зеркало – зомби ворочается на земле, пытаясь подняться. Теперь задний ход и снова газ. Вездеход снова дернулся, и я почувствовал, как большие колеса правого борта проскакали по ногам мертвяка. Дальше, дальше назад, пока я его не увижу. Есть! Встать он уже точно не сможет – я проехал прямо по коленям, ноги аж выгнулись в обратную сторону, только непонятно, заметил ли он это вообще? А теперь снова вперед.
Вновь машина четырежды подпрыгнула, мне даже показалось, что я слышу треск ломаемых костей. Отъехал дальше, остановился. Вроде бы никто за нами не наблюдал. Все, он уже не ходок, но пытается ползти, опираясь на одну руку. Вторую ему тоже сломало. Зато теперь есть надежда на то, что те, кто его обнаружит, поймут, что с ним что-то не так. Все же есть предел человеческой наивности, пожалуй, разберутся, что к чему.
– Вот, хорошо, так и лежи там, дай людям тебя рассмотреть, – сказал я, переведя дух.
Ну и все, больше мне здесь делать нечего. Я съехал с тротуара, покатил дальше. Дорога была совершенно пустой, машин не было. Стрельба сзади тоже затихла, и не думаю, что зомби-бомжи сожрали ОМОН. Навстречу мне попалась лишь одна милицейская машина, и тоже с включенным маячком.
Дорога пару раз вильнула среди серых бетонных заборов и пустырей с чахлыми кустами без листьев, а затем впереди показались девятиэтажные панельные «хрущобы». Возле крайнего дома стояла толпа людей, снова виднелись милицейские машины. Продолжение проблем с мертвяками?
Я остановился, заглушил машину и направился к кучке бабок, среди которых выделялась одна, невысокая и шустрая, в пуховом берете, которая явно рассказывала своим товаркам о том, что происходит. Не думаю, что она откажется все повторить заново, – не тот народ эти бабки.
– Бабань, а чего за шум-то? – спросил я ее негромко.
– Да там в девяносто восьмой жильцы то ли перепились, то ли наркоманы они теперь, хотя раньше пили, не просыхая, – охотно начала она рассказывать, обрадованная появлением нового слушателя. – Сосед мой к ним с утра зашел, Петрович, на опохмелку попросить, а они его искусали, веришь? Прям как собаки кинулись! И ну его кусать! Тот едва дверь за собой захлопнул, счас его «скорая» увезла, в крови весь был. А туда милиция ломица, грит, штоб им дверь открыли, а те ни в какую.
Я глубоко вздохнул. И что толку, что Дегтярев перед смертью звонил везде, куда мог? До сих пор милицию даже никто не предупредил, с кем они имеют дело. Искусанного увезла «скорая», а он обратится вскоре, если уже не обратился. Милиция пытается вломиться в квартиру и арестовать оживших мертвецов. Новые укусы гарантированы. Почему их никто не предупредил? Не «довел до личного состава»? Я огляделся, увидел двух милиционеров в форме у подъезда, подошел к ним. Один был совсем молодой, высокий, с погонами младшего сержанта и с «ксюхой»,[2] висящей на плече стволом вниз. Второй был чуть постарше, и погоны у него были с тремя лычками, сержантские. Я обратился к ним:
– Ребята, вы еще в квартиру не вошли?
– А вам какое дело? – мрачно спросил младший сержант.
Лицо у него было усталое, как после бессонной ночи, наверное, прошлую смену никто не поменял, всех оставили на службе.
– Не входите туда, – сказал я ему. – Я знаю, о чем говорю, просто слушайте. Если они на вас бросятся, не давайте себя укусить. Это бешенство, это сегодня ночью, во время взрыва, зараженные крысы и обезьяны по всему городу разбежались. Перекусали людей, теперь те на других бросаются.
– А откуда ты… – начал второй, с погонами старшего сержанта, но младший его остановил, причем в глазах у него засветился интерес.
– Продолжайте, пожалуйста.
Врать так врать. Не объяснять же, что я на самом деле знаю?
– Это эпидемия. Я врач, я знаю, я уже не раз столкнулся с такими за ночь. Они бросаются на людей, кусаются, не чувствуют боли. – Я врал уже вполне вдохновенно. – У нас в приемном покое за сегодняшнюю ночь трое таких взбесились. Их только пулей в голову можно убить, в тело они не чувствуют. И они смертельно опасны – укус, и ты заражен.
– Точно. Так и было! А вы меня за дурака держите! – вдруг торжествующе закричал младший сержант. – Иваныч этой твари весь магазин в башку засадил, пока тот свалился. Я четыре пули из «ксюхи» в грудь ему влепил, а тому хоть бы хны! Слышишь, что доктор говорит? Ох, елки… он же укусил Иванова-то!
– И где Иванов? – спросил осторожно я у младшего сержанта.
– Домой с дежурства пошел, – немного растерянно ответил тот.
– Давно?
– Давно, – кивнул молодой. – Он почувствовал себя плохо, отпросился. А так у нас вот… час назад смена должна была случиться, да не случилась.
– У Иванова вашего семья есть? – все так же тихо спросил я у них.
– Есть, жена, две девочки… а что? – вступил в разговор старший сержант, заметно напрягаясь.
– Пошлите туда кого-нибудь. Хотя… убил ваш Иванов уже семью свою и съел, – махнул я рукой.
– Как? – не понял сержант.
– Вот так: ням-ням… – Меня начала пробивать беспричинная злость непонятно на кого, возможно и на самого себя. – Если поедет туда от вас кто-то, пусть стреляет их всех, кто шевелится. Иначе они вас уже всей семьей сожрут. Да предупредите ваших наверху, чтобы дуром в квартиру не лезли. Один укус – и смерть. Точнее, таким же станешь, кусаться начнешь, а потом уже помрешь, не сразу. Это как собачье бешенство, думайте. Думайте башкой!
Последние слова я сказал, уже уходя, но все же услышал, как младший сержант взялся за рацию, вызвал кого-то и как говорил в нее: «Доктор здесь из «скорой» был. У них таких бешеных пруд пруди за ночь было. Не лезть туда, говорит, они заразные хуже чумных! Да!.. Просто не суйтесь без зашиты!» Я мысленно похвалил сообразительного младшего сержанта. Не стал тот объяснять все как есть, чтобы просто не послали подальше, а зацепил коллег тем, что больше всего напугает, – небывалой заразой. А потом уже можно и подробности рассказать.
Читать бесплатно другие книги:
