Йоха Щеглова Ирина
– Мне кажется, я сидела вон там, – указала она на противоположную сторону, – за фонтаном Тоже была осень, правда самое ее начало. Я сидела и думала о том же, что и сейчас.
– А о чем ты думаешь? – откликнулся он.
– О том, как все странно вышло. Как много непонятных и совершенно невозможных тайн хранит в себе жизнь…
– Тебе холодно?
– Немного.
– Садись ко мне на колени.
– Она засмущалась, но он настойчиво усадил ее, и она уткнулась лицом ему в шею.
– Согрелась? – ласково спросил он.
– Да, – покивала она, обняв его за шею и прижалась холодным носом к его воротнику.
– Мне пора на автобус, – с трудом оторвавшись от Йохи, сказала Влада.
– Пошли, – они поднялись и пошли, по совсем уже темной аллее к выходу из парка. Вокруг не было ни души. Влада, резко остановившись, повернула к себе Йоху и, уронив сумку на асфальтовую дорожку, стала жадно целовать его. Йоха ответил, почти не удивившись. В этот момент он с отчетливой ясностью понял, что разбудил эту женщину. Но что теперь с этим делать, не знал. Победа немного смущала его. «Как себя вести? Нужно ли продолжать, или скрыться, сделать вид, что ничего не было?» – лихорадочно соображал Йоха.
«Что я делаю? Господи! Что я делаю?! – Влада плохо владела собой. – А! Пусть! Пусть, если это – единственный кусочек счастья за много лет прозябания. Будь что будет!» – решила она.
«Будь что будет!» – вторил ей Йоха.
– Хорошо, что мы с тобой не любовники, – говорила Влада, шагая рядом с Йохой к своему автобусу, после очередного сидения на любимой скамейке. Йоха даже запнулся от возмущения: «Как! Все зря?!» – только и смог подумать он, а в слух сказал:
– Я так и думал, ты не захочешь!
Влада засмеялась, наблюдая за его реакцией:
– Представляешь, в какую пытку превращаются отношения людей после того, как они становятся тайными любовниками!? А мне так хорошо с тобой! Так не хочется терять это ощущение легкости. Я ничего не боюсь! Я не хожу, а летаю!
– Все это, конечно, очень хорошо, но.., – слабо запротестовал Йоха.
Они много раз говорили о сексе. Йоха рекламировал себя со всех сторон:
– В любви я придерживаюсь китайских традиций. Я бы показался тебе не совсем обычным любовником…
Влада очень веселилась, выслушивая все это.
– Я люблю тебя! – шептала она.
– Тебе кажется, – наставительно поучал ее Йоха, – я очень тяжелый человек. Но чтобы понять это, ты должна пожить со мной.
Йоха уже безумно хотел ее. Долгое возбуждение и отсутствие сексуальных отношений давало о себе знать.
– Но ты ведь не согласишься? – он сам удивлялся своей наглости. Так долго добиваться женщины! С ним это впервые. Опять же: куда бы ее отвести? Йоха ждал, что Влада сама найдет выход, рано или поздно. Не железная же! Он чувствовал это. Она хочет его! Хочет, но умеет держать себя в руках. Странная…
На 7 Б над ним подшучивали, когда он замерзший приходил отпиваться чаем, после длительных прогулок с Владой. Его тормошили, расспрашивали, он многозначительно молчал. Денис не жалея красок, расписывал их страстные свидания.
Момент настал.
После очередной презентации Йоха отвез Владу к ее тетке. И там, во дворе многоэтажки, на детских качелях они совсем обезумели… Утром, едва дождавшись ухода тетки, Влада сама позвала его, позвонив по телефону:
– Не хочешь зайти за мной на работу?
– Через 40 минут! – выдохнул он.
Глава 34. Рейс 511
Это только кажется, что все так просто. На самом деле стоял ноябрь, причем погода заявила об этом недвусмысленно. Земля и небо смешались в сплошном потоке мокрого снега. А надо было ехать, причем, не просто ехать…
Дурацкая привычка: все делать бегом и нараспашку. Несколько раз сбегать до остановки и обратно вообще-то несложно: если не брать во внимание погоду, природу, сумку надцати килограммов и ребенка мужеского полу, пяти лет от роду.
Машины не было! В течение ближайшего получаса любимое занятие: залезание на стену, кусание локтей и прочее. А время идет!
Ненавижу городской транспорт! По этому поводу, плюнув на все, совершаем выпад на дорогу, где и тонем вместе с сумкой в одной из выбоин, составляющих асфальтовое покрытие. Визг тормозов! Все, мы уже едем. Стекло непроницаемо залеплено мокрой дрянью под названием снег. Мужик ошарашено гонит, вцепившись в рулевое колесо. Он из Феодосии, а я в командировку. Ничего не понимая, он везет меня туда, куда мне надо. Все будет хорошо!
Мы успели! От души выматерившись, побросав вещи и поставив всех на уши, я успокаиваюсь. Я так живу.
В поезд мы все-таки сели. И купе было пустым. Правда через стенку представители братского народа обрели общество женщин, так им необходимое…
Бессонная ночь под стук колес и пьяные вопли. Но это ничего, это нормально.
Очень холодное и очень раннее утро. Застывший вокзал с примерзшими пассажирами, закрытое метро, умирающее расписание движения. Как всегда.
В метро было пусто, и на улицах пусто. Зато в трамвай неожиданно вошел контролер! Лучше бы пешком прошли, одна остановка. Я пожелала ему никогда никуда не доехать… Плохо? А по-моему – весело!
Весь мир собрался лететь! Ну, многие, это точно. Я люблю самолеты, правда, люблю самолеты! Я даже умею их ждать. До определенного момента… Но все же имеет предел! Когда тебе говорят, что все, всех уже посадили, мест больше нет, твои билеты превращаются в эфемерные бумажки, а изнутри, медленно вскипая, поднимается волна глухого гнева… Следующий рейс через неделю! Ты, как идиотка, с сумкой, заляпанной клейкой лентой (потому, что так модно сейчас летать, все так делают, и все киоски продают это! Как можно устоять, когда вокруг стоит хруст от усердного оклеивания?! ), итак: ты, как идиотка стоишь, сжимая в руке клочки бумаги, бывшие некогда билетами, и грозно осматриваешь оставшихся. На уши встали все, все 27 человек злополучного рейса! Во главе компании – он, мой отпрыск. Пацан хотел лететь, а лететь было не на чем! Сильное желание что-нибудь взорвать! Вместо этого принимаю более конструктивное решение: нахожу представителя посольства и ставлю на уши их лавочку.
Самолет находится: выработавший все ресурсы ЯК – 40. Решено загнать до последнего издоха. Вы знаете, что такое ЯК-40? Это такой автобус с крыльями. В нем нет буфета, ну просто нет! Он там не смог бы поместиться. Мужик с фотоаппаратом, когда узнал об этом, чуть не помер. А мы решили в следующий раз лететь в Испанию, на побережье «Коста дель сои», так дешевле и теплее. Это после того, как нас часок продержали в галерее перехода… Пацан заснул, он устал отстаивать свое право на вылет.
Мы сели. Челноки из Турции загрузили свои баулы и радостно стали пить водку. Трезвых было трое: я, мой сын и Йоха. Насчет пилота и стюардессы сомневаюсь и врать не буду.
На полпути у них кончился рабочий день, правда это случилось ночью. Все просто: сажают вас в степи и сообщают: «У меня кончился рабочий день, вылет в 8 утра». Ха! Круто! Я собралась подавать в международный суд…
Гостиницу на абордаж брали? А пацан продолжал спать на чьем-то чемодане…
Меня испугались, нас поселили, даже бесплатно! Мы все стали родными и близкими. Народ продолжил пить водку, теперь во главе с экипажем.
А утром мы полетели! Ей Богу, полетели! Несуществующий рейс 511 прибыл в аэропорт назначения – город Зеро – через двое суток от начала существования нового мира…
Все будет хорошо! Вот увидишь. Все будет хорошо!
Глава 35. Милостыня
Дверь купе с шумом отъехала в сторону, и развеселая пьяненькая бабулька шагнула к ним из вагонного коридора. Глаза ее блестели, рот до ушей. Она остановилась, притопнула, взмахнула руками, как бы собираясь пойти в пляс, и задорно пропела:
– Эх! Милок! А подай, чего не жалко!
Йоха улыбнулся в ответ на это заявление-просьбу и полез в карман плаща. Бабка, видя, что ее не выгоняют, не стала суетиться, а продолжила с не меньшим азартом:
– Эх! Лей, не жалей! Загуляла баба, загуляла! В люди баба вышла, люди ей подали… Веселись, честной народ! Баба русская идет!
– Ну, ты молодец! – восхитился Йоха, протягивая ей десятку.
– Ух, ух, ух, ух! Касатик! Люблю парней молодых, холостых, не жанатых! Красивых, да ладных, а главное – не жадных! Стану за тебя Бога молить, счастлив будешь! – и взмахнув многочисленными тряпками, навернутыми на нее, веселая нищенка двинулась дальше по коридору, сыпя шутками – прибаутками.
– Классная бабка! – заметил Йоха.
– Зарабатывают они.., – откликнулась соседка по купе.
– Да и Бог с ней! Не клянчит, а умеет попросить! С удовольствием дал!
«Еще одна, надо же» – подумала Влада, шевельнулась под одеялом. Йоха заметил это и повернулся к ней.
– Ну, как ты?
– Нормально. Мужика вчерашнего вспомнила…
– Правильный был мужик!
Они ждали свой поезд. Вышли покурить. Тогда он и подошел, попросил сигарету. Влада засуетилась, хотела дать денег. Отказался. Странный, черные с проседью волосы покрыли лицо и голову. Старое драповое пальто, на ногах стоптаные валенки, какие-то штаны ватные. Все для тепла. Глаза живые, любопытные…
– Я – каменщик, эти руки привыкли строить, а не разрушать… Что делаем, разве можно так? Откуда столько ненависти? Теперь я – бомж, разве это правильно, чтобы человек жил как собака?
Йоха и Влада молча курили, слушая неожиданную исповедь. Они не знали, что ответить.
– Возьмите, – Влада опять протянула деньги.
– Не-ет, я не нищий! – помотал головой каменщик, – просто поговорить хотел… Понравились вы мне.
Докурили. Йоха, прощаясь, пожал ему руку. Влада улыбнулась. Повернулись, чтобы идти в теплый вокзал.
– Я желаю вам любви, ребята! Я желаю вам любви! – крикнул им вослед человек.
Шел последний, двадцать седьмой час, удивительного дня, подаренного Владе на день рождения… Тысячи километров, три часовых пояса, лица, слова, люди… Замерзшие Патриаршьи пруды… Так бывает, когда рождается новая реальность.
Глава 36. Пирожки
Маленькая кухня, забитая до отказа людьми, утопала в клубах сигаретного дыма и газа, пылающего в духовом шкафу.
Народ сидел на полу, на стульях, на каких-то подушках и еще на чем ни попадя. Влада, орудовавшая горячими противнями, старалась осторожно ступать через чьи-то ноги и головы. Наконец испеченные пироги появились на столе в двух огромных мисках. Присутствующие одобрительно загудели. Миски быстро опустошались. Влада, помня о главном, ухватила пирожок и прорвалась сквозь тела в узкий коридорчик, отделяющий кухню от ванной. Там, как обычно, гремела вода. По причине полной неисправности сантехники, горячую воду во время принятия ванны выключать было нельзя. И сейчас звуки ревущего водопада смешивались с разноголосьем тусовки, треньканьем гитары и позвякиванием чашек. Йоха принимал ванну. Он всегда совершал довольно экстравагантные поступки в присутствии своих сотоварищей.
Сейчас, стоя голый в воде, Йоха пытался разглядеть себя в запотевшем зеркале, размышляя о тщете бритья вообще и своем, в частности.
– Ты с ума сошла! – в гневе обрушился он на вошедшую, в такой ответственный момент Владу. Влада почувствовала себя ужасно глупо с пирожком в руках. Она попыталась оправдаться:
– Вот, – Влада протянула пирожок, – возьми, а то все сожрут.
– Выйду и возьму! – Йоха был крайне недоволен, – позволяешь себе…
Влада вышла, тихо прикрыв за собой дверь… Опять миновала завал из чьих-то ног и тихо села на пол, спиной к газовой плите.
– Йоха там не утонул? – весело крикнул кто-то.
– Не утонул, – угрюмо ответствовал мокрый Йоха, появившийся из ванной в длинном махровом полотенце.
Звучала гитара, Ярослава что-то напевала. Йоха вернулся на кухню, уже одетый, встал в дверях, посмотрел на пустые миски и с упреком на Владу, та пожала плечами.
– Ну, Митьк, давай!
– Какую? – откликнулся Митька, беря гитару.
– Давай, сначала и по возрастающей! – Йоха пошире расставил ноги, при первых аккордах потер ладони о бедра, поднял голову и запел. Он пел громко, с надрывом, то и дело срываясь с мелодии. Митька ушел с головой в гитару, песни чередовались одна за другой. Йоха исступленно орал. Яра тихонько подсмеивалась. Народ возился и тоже стал улыбаться. Что поделаешь, в гостях. Пока Йоха не напоется, не отстанет…
Влада сидела поджав колени и с болью смотрела снизу вверх на такое любимое и такое далекое лицо. Ей хотелось сказать всем:
Зачем вы так? Смотрите, как он старается! Ведь он это делает как для себя, так и для вас! – Но она молчала, не считая себя в праве вмешиваться в творческий процесс. Она лишь сопереживала… Для всех: давно понятный и смешной Йоха, для нее: единственный и необыкновенный. Так уж сложилось…
Позже, когда окончилось и это дикое пение, и пирожки, и чай, и сигареты, Йоха с Митькой решили сбегать в ночной киоск. Влада увязалась за ними, ей хотелось на воздух, продышаться. Когда они втроем вышли на морозную, заснеженную улицу, Йоха, подхватив Митьку, принялся объяснять ему, как надо работать и что петь, чтобы поехать на фестиваль. Они шли быстро, Влада едва поспевала за ними. Чтобы не чувствовать себя лишней, она позволила себе посоветовать:
– Ребят, вы собирайтесь вдвоем, без никого и пишите, репетируйте. Вам нужно что-то новое сделать. На одном и том же вы долго не продержитесь.
Йоха грубо оборвал ее:
– Ну тебе-то это зачем? Это касается только нас! Поняла?
– Поняла, – кивнула Влада.
Митька запнулся. Его покоробила Йохина грубость. Йоха злился на желание любовницы проникнуть в его жизнь. А Влада шла и думала о том, что ничего их наверное не связывает, кроме этой дурацкой аферы под названием «собственное дело», в которое никто не верил, да еще общая квартира, снятая на занятые деньги…
Разговор развалился. Морозное небо склонилось над городом, фонари тускло светили в холодном воздухе. На обратном пути троица больше молчала, каждый был погружен в свои мысли.
Возвращение их восприняли радостно, сигареты выкурили очень быстро…
Глава 37. Дикая жизнь
Вот значит: лежит Йоха в ванне, горячая вода бьет струей, давая пышную пену; пар поднимается к потолку и оседает там тяжелыми каплями. Лицо Йохи лоснится от пота, и он периодически стирает его ладонью. При этом он ухитряется курить сигарету и читать книгу. На краю ванны чашка с остывшим чаем и долькой лимона. Полотенце свисает с перекладины над Йохиной головой так, чтобы Йоха мог дотянуться рукой до него и вытереть пальцы. Он старается не замочить книгу и сигарету.
В таком положении он может находится до нескольких часов. Йоха отрезает себя от мира закрытой дверью и шумом льющейся воды. Он всегда включает максимальный напор, чтобы ни один звук не проникал извне.
Нельзя прерывать этот процесс! Ни в коем случае! Ни-ни! Это вам не какое-нибудь пошлое омовение тела, нет, тут другое! Йоха в ванной – это нечто! Это действо, неподдающееся объяснению. Рискну предположить, что это некий внутренний, самосозерцательный процесс… Йоха впадает в такие длительные заплывы периодически, и причина им всегда одна – депрессия. Или по русски – хандра.
Близкие друзья хорошо осведомлены об этой Йохиной странности и часто посмеиваются над ним. Особенно тогда, когда Йоха начинает рассуждать о своем уходе в леса. Места ухода разные: Алтай, например, или Тибет… Йоха периодически порывается куда-нибудь уйти. Даже уходит: раз в год примерно, на несколько дней. Он очень любит всякие туристические принадлежности: рюкзаки, палатки, спальники, коврики… У него даже есть своя палатка, причем такая, о которой он мечтал с детства: шатровая. Йоха очень гармоничен на лоне природы. Он с удовольствием посидит у костерка, для которого сам же нарубит дров, потравит байки с народом. Он очень любит купаться в реке, но особенная его страсть – море. Он прямо-таки бредит морем. Может говорить о нем бесконечно, но… увы, бывает там крайне редко.
Малознакомые с Йохой люди обычно открыв рот слушают его трассовые рассказы. О! А рассказывать Йоха мастер! Он был везде! Он жил на Урале, проехал весь Казахстан с дальнобойщиками, ходил по горным районам Таджикистана, жарился в пустынях Средней Азии, стоял на границе с Китаем, жил в Абхазии, в горных аулах, питался мамалыгой и сыром из козьего молока. Таскал на своем горбу контрабандные серебро и редкоземелы в Прибалтику. Работал в археологических партиях в Крыму, копал Херсонес. Тусовался с хиппи в Киеве и Питере… Да разве все упомнишь?! Вы его сами послушайте, это стоит того. Главное, не попадите к нему в период, когда Йоха принимает ванну, замучаетесь ждать.
Да, я еще не упомянула о многочисленных фестивалях самодеятельной песни, в коих Йоха принимал самое деятельное участие. Разложите перед собой карту бывшего Союза и добавьте к вышеупомянутым местам пребывание нашего героя в Белгородской и Воронежской областях, а так же Пензу и Саратов и еще много-много городов и деревень нашей некогда необъятной Родины.
И не слушайте вы его друзей, которые обещают Йохе построить специально для него огромный бассейн с непрерывной циркуляцией воды, с непрерывной подачей сигарет и чая, ну и конечно же – библиотекой. (Боюсь, что книги будут отсыревать, но ведь можно придумать хороший кондиционер…) Так вот, не слушайте вы их, они завидуют! Завидуют мечтательному Йохе, лишенному практического взгляда на жизнь. Да, он не любит спать в палатке (на коврике очень жестко). Да, он ценит хорошую кухню. Да, он чаще плавает в ванне, чем где либо еще. Но никто, никто не может запретить ему мечтать! Поэтому слушайте Йоху! Может быть, вам тоже захочется уйти пешком в Крым, к теплому морю, подержать в руках черепки, бывшие когда-то вазой (или ночным горшком, что не так уж и важно! ). Главное – ты сам их раскопал! Коснуться рукой шершавого мрамора, осыпающегося под временем, послушать песни старцев высоко в горах на закате… Провести несколько безумных, бессонных ночей где-то на краю земли, среди костров и палаток, с обожженными солнцем людьми, опьяненными музыкой и водкой. И самому написать какие-то совершенно гениальные строки и прокричать их на весь мир, пусть услышат! Верьте Йохе! Так и есть, так будет, и не с кем-нибудь, а с вами! Когда вас достанет сытое, безрадостное существование у ваших телевизоров, в ваших коробках, вспомните, что есть люди, которые могут по-другому. И не судите их, они для того пришли в этот мир, чтобы вы поняли его красоту.
Глава 38. Куда уходят поэты
– Я уже решил, – отрешенно сообщил Сенька, глядя куда-то огромными библейскими глазами.
Тусовка замерла, столпившись в коридоре. Несколько пар глаз уставились на пришедшего. А он стоял: тоненький, как струны на его гитаре, в длинном черном пальто, с откинутыми черными локонами и улыбался. Йоха не выдержал первым:
– На кой черт тебе армия, Сенька?! – взвился он. – Ты подумай, какой из тебя солдат?!
Сенька перевел на него взгляд своих удивительных– глаз и ответил:
– Все ходят…
– Кто все?
– Ну, вообще…
Влада отделилась от стены и заметила:
– Ребят, может мы в кухню пройдем, а? – Присутствующие зашевелились. Сенька стал раздеваться, ему помогли стащить пальто и повели на кухню. Он сел как всегда на корточки, спиной к батарее, откинул волосы за спину…
– Сень, волосы не жалко? – спросила Влада.
– А чего их жалеть, опять отрастут.
– Сенька, ты с ума сошел! – Йоха громыхнул табуреткой, выдвинул ее в центр кухни и уселся напротив Сеньки, уперев ладони в колени:
– Ты о матери подумал?
– Думал…
– Ты хоть знаешь, что загремишь сразу на Кавказ?
– Не, сначала в учебку.
– Ага, на месяц! А потом под пули! Кого от кого защищать будешь? На кого воевать? Сенька, ты ведь поэт!
– Поэты тоже воюют. Лермонтов…
– Ага! Байрона еще вспомни!
Тусовка молча курила и прихлебывала остывающий чай. Влада засуетилась:
– Сень, на бутерброд, съешь, – она стянула с тарелки на столе самую большую сосиску и, зажав ее между кусками булки, протянула будущему солдату.
– Спасибо, – благодарный взгляд в ответ. Сенька совсем расслабился и стал жевать бутерброд. Денис взял гитару и стал что-то бренчать.
– Дис! – обратилась к нему Ярка, – сходи, купи шампанского. Денис выдержал паузу, потом медленно поднялся:
– Кто со мной? – обратился он к окружающим.
– Я! – откликнулся Йоха. – А ты все-таки подумай! – опять приступил он к Сеньке.
– Угу, – невнятно произнес жующий поэт.
– Бабули давай, – Денис топтался возле Яры. Девушка томно протянула руку с сигаретой, указав на сумочку. Сумка была передана. Яра повозилась в ней, доставая деньги:
– Вот, – протянула несколько крупных купюр Денису, – купи еще соку и сигарет, и… – Она подкатила глаза, задумавшись. Тусовка напряженно ожидала: деньги водились только у Ярославы, и она почти всегда была «царицей бала», так сказать.
– И еще печеников к чаю! – прервал ее размышления Йоха.
Яра вздохнула. Денис с Йохой ушли в коридор одеваться. Влада опять поставила чайник на плиту. Лера с Митькой о чем-то шептались в углу. Сенька доел свой бутерброд, вытер руки о штаны и потянул к себе гитару. Он запел тихонько про хромую собачку, у которой к тому же не было никакой клички и что-то случилось с глазом. Она долго бежала где-то за кем-то, и финал у всего этого был страшно грустным…
Дубов спал в комнате на полу. Уж он-то от армии отмазался, все через тот же психодиспансер. Митька давно благополучно отслужил. Остальных эта проблема волновала мало. Лишь один Сенька, доморощенный поэт с глазами библейского пророка, зачем-то упорно рвался в солдаты, при том бедламе, что творился в стране. Мужчина вырос и уходил из-под опеки матери. Он хотел стать самостоятельным.
Через месяц тусовка гуляла на свадьбе Леры с Митькой. А еще через два задумчивый Сенька наступил на мину, ему повезло: разворотило ступню. На этом его служба окончилась. Мать устроила скандал во всех инстанциях, и Сеньку отпустили на альтернативную службу. После госпиталя Сенька стал разносить военкоматовские повестки, надо сказать: очень недолго, ибо Сенька не любил военкома, а военком не любил Сеньку… Зато, как ликовала тусовка!
Глава 39. Утро Нового года
– А куда он уехал?
– Не знаю, он не сообщил, – развел руками Йоха. Борька подумал и спросил снова:
– А почему?
Йоха засмеялся:
– Ага! Сейчас, мудрец будет тебе объяснять свои поступки.
– Почему мудрец?
– Потому…
Борька заерзал на месте, он явно не соглашался с Йохой.
– С чего ты взял, что он мудрец? Ну дошел мужик до чего-то… Может, он сам ученик еще. Чего он бегает с места на место? И вообще, чему он тебя научил? – Йоха вздохнул:
– Борьк! Ты не понимаешь! Научить нельзя, можно научиться. Когда ученик созрел, у него появляется учитель. Я не созрел. Но учитель все равно пришел, чтобы указать мне направление. Видимо я слишком долго плутал в темных коридорах…
– Ага! И поэтому ты баб собираешь, всех подряд, якобы по велению учителя. Тоже мне – искатель мудрости! В каком месте?
– И в этом тоже… Если мы ничего не знаем друг о друге, как можно претендовать на большее?
– Не знаю, – подвел черту Борис, – надо что-то делать! Надо учиться, надо искать, общаться с новыми людьми, испытывать новые ощущения… А вы тут все тусуетесь и тусуетесь. Смотреть противно! Ты понимаешь, что все это исчерпало себя?
Йоха сидел, понуро опустив голову. Раннее утро Нового Года смотрело в окно серым, тусклым глазом. В кухне было холодно. На столе остатки ночного пиршества. Через стол, напротив сидит Борька: уверенный в себе, вальяжный, студент театрального ВУЗа… Йоха почувствовал себя неуютно. Как будто нечем было крыть, нечего ответить. Ненужный какой-то разговор получился… Но Борька вдруг сжалился:
– А помнишь? – мечтательно спросил он. И Йоха мгновенно встрепенулся, зажглись глаза, хмурая физиономия осветилась улыбкой:
– Помню! А как мы ездили с тобой в Абхазию?
– Ну ты был нуден!
– Ха-ха-ха!
А на плите уже закипал чайник, и много вкусного осталось на столе и в холодильнике, и не кончались сигареты. В тучах за окном мелькнуло солнце, обещая морозный, свежий день. Начинался Новый Год, который изменил все…
Глава 40. Псалом
Отец умирал.
Сначала ему сделали операцию, потом пошли метастазы… Он слабел на глазах. Из красивого, не старого еще мужчины, отец стремительно превращался в полуживое существо, с трудом передвигающееся по квартире.
Последние полгода он потерял интерес ко всему; мозг его, ослабленный борьбой за жизнь, болью и страхом, отказывался воспринимать действительность. От прежнего отца осталась только бородка клинышком…
Он умер неожиданно. Все знали, что он умирает и видели, как он мучается; но к его мучениям привыкли. Ведь он рядом, не важно, в каком он состоянии. Его присутствие сохраняло видимость полноценной семьи. Здоровые в своем эгоизме, близкие не хотели его освобождения.
Он умер на страстной неделе, в пятницу. Около пяти часов утра позвонила мать и сказала Йохе, что отца больше нет.
Двое суток Йоха выполнял какие-то обязанности, которые, по его мнению, ничего общего не имели с его скорбью. Отца он любил.
Стоя у гроба и читая Псалтырь, некрещеный Йоха, выросший в семье, где не было верующих, не понимал…
«Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его…»
Глава 41. Гениальная цепочка
Мирон Лукич Бедношея – один из тех «бизнесменов», что таскают с голодной Украины «не кондицию» в относительно благополучные города России. Денег у него нет, но очень хочется ему денег…
В прошлом инженер-строитель, теперь средней руки шмандралер, Мирон Лукич лелеет мечту: как он, взяв бракованную посуду в Харькове, привезет ее в Воронеж, там обменяет все это на рыбу, нет, извините, на муку. Муку отвезет в Архангельск, обменяет на рыбу, продаст рыбу и купит велосипеды, которые и отвезет в Харьков, чтобы обменять на посуду… Формула такова: товар – деньги – товар, и так без конца, видимо важен сам процесс.
Вот на него-то тусовка и вышла. В гениальной цепочке появился еще и Казахстан, девственно-чистый, сулящий огромные прибыли… И загорелся наш господин Бедношея! И захотелось ему превратиться из мелкого спекулянта в крупного воротилу. Замаячили пред светлыми очами бывшего Харьковского инженера горы «зеленых» хрустящих бумажек… Развели пацаны взрослого дяденьку. Закрутилось, завертелось колесо. Кто кого обует?
– Вы, ребята, тренируйтесь! Торгуйте посудой… Денег? Денег я вам не дам!
– Нет! Лукич! Ты нам телефон оплати и в командировку ехать, срочно! Факс пришел, с вызовом…
– Так может они оплатят?
– Может и оплатят, но ты деньги сейчас давай!
Так и пошло. Тянули ребятки с Лукича деньги, загоняли его посуду по дешевке и брали из этих сумм. А денег требовалось много… Лукич приуныл, глядя на расходы. Денег нет и товара нет, а ребятки разводят руками и улыбаются. Кормили Бедношею авансами, состоящими из рассказов Влады о несметных богатствах, которые вот-вот посыплются на него, как из рога изобилия…
Но богатства не сыпались. Лукич был патологически жаден, а это сильно тормозило процесс развития фирмы с диким названием «ФБГ». Обе высокие стороны: тусовка и Мирон Лукич, все дальше и дальше отходили друг от друга. Началось с элементарного недоверия, кончилось откровенной ненавистью.
Влада, к тому моменту пробившая-таки большой заказ с предоплатой, быстренько позвонила куда надо и отменила договор, здраво рассудив, что один злобствующий Лукич лучше Интерпола… Попадать на огромные суммы, не поимев с этого ничего, Влада не хотела. Остальные члены команды только моргали глазами да кивали. Год, положенный на то, чтобы создать крупнейший в своем роде концерн, явно не удался.
Лукич вдруг взъерепенился и стал наезжать на своих бывших партнеров. Требовал возвращения сумм, возобновления контрактов. Дошел до того, что стал угрожать. Влада перестала подходить к телефону. Появились какие-то люди… Кому-то били морду… Митьку совсем запугали. Влада металась меж нескольких огней. Ей надоело бояться, она пошла на стрелку к Лукичу.
Просидев у своего патрона с полчаса в обществе четырех мужиков и послушав не очень изысканный мат, она поняла, что дальнейшие отношения потеряли всякий смысл. А уж когда ей пообещали, что за долги продадут в Турцию, откровенно развеселилась Крыша Лукича, высокий молодой кавказец, не выдержал и спросил:
– Куда ты полезла, женщина? А?!
Влада посмотрела на него, прищурив глаза, и спросила:
– У тебя есть жена?
– Есть.
– И дети есть, наверно?
– Да.
– А твоя жена думает о том, чем она накормит своего ребенка?
– Но я же – мужчина! – возмутился кавказец.
– А в моей семье мужчина – я! – твердо отчеканила Влада. Кавказец посмотрел на нее задумчиво, потом перевел взгляд на Лукича, тот сидел, вжавшись в кресло.
– Слушай, ты им зарплату платил?
– Нет, но…
– А чего ты хотел, чтоб они не воровали? Кушать все хотят. На что им жить! – он пожал плечами.
– Одну ее, – Лукич указал на Владу, – я бы содержал, а всю эту компанию… В общем, пусть пишет расписку: сколько она мне должна и когда отдаст.
– Расписку? – усмехнулась Влада, – ладно, я напишу расписку. Бумага все стерпит…
Ей выдали клочок бумаги, где она написала, что требуемую сумму вернет в течение месяца, а дальше начинает работать счетчик. Расписалась, довольный Лукич взял бумажку, прочитал, покивал головой и, сложив, спрятал в портмоне. Влада поднялась, чтобы уйти. Мужчины также поднялись со своих мест. Ее больше не удерживали. Кавказец пошел с ней к выходу, чтобы открыть дверь. Они простились, кивнув друг другу.
На лестничной площадке маялся пьяный Гришка – родственник господина Бедношеи.
– Владочка! – размазывая пьяные слезы, возопил он и полез обниматься. Влада заставила себя улыбнуться и постаралась отстраниться от мокрых Гришкиных губ.
– Эх! Жизнь! Ты прости их…
– Я не в обиде.
– Я-то, я-то ведь без дома остался! Дом-то продали, а денег нет, все на долги забрал он, – Гришка махнул рукой в сторону двери.
– Как же так? – Влада уставилась на него, не понимая.
– Раздел меня родственничек! Племянничек… Говорит, что ты виновата, – Гришка искательно заглянул ей в глаза.
– Я?