Не герой Потапенко Игнатий
– Так ты меня обманул, милейший! – громыхнул Виктор Николаевич. – Ты, выползок свинячий, собирался поселить порядочных благородных вендов рядом с узкоглазой сволочью! Я только что видел, как из твоего гадюшника вывели целый табун кайсаков!
– Но наша гостиница славится именно среди гостей с востока, – начал было приказчик.
– Ты меня оскорбил, ты оскорбил моих друзей, предложив ночлег в стае степных шакалов. А если бы твой сброд напугал девушек? Ты понимаешь, что бы с тобой стало?
Дядя Витя играл. Любой нормальный венд в ответ на такие оскорбления вызвал бы хама на честный бой с холодным оружием. За любого венда в такой ситуации вступился бы весь его род. Но уважающий себя и свой род венд никогда в жизни не заведет гостиницу для постояльцев из ханства. Приказчик и его хозяин – парии, по собственной нерадивости или гневу богов вынужденные добывать себе пропитание таким способом. За ними нет силы крепкого клана, только дружки из швали подзаборной, безродной, таковых, особенно после начала войны и репрессий против кайсаков, провальцы не боялись. Такие люди не рискнут принять вызов настоящего венда, они предпочтут ударить исподтишка или откупиться.
Так и получилось. Приказчик долго униженно извинялся перед гостями и согласился снизить цену на треть. Этого было достаточно, Виктор Николаевич посчитал себя удовлетворенным. Приказчику все равно делать нечего – старых постоянных гостей увезли в лагерь для военнопленных, приезжих мало, знакомые со Святославлем люди предпочитают останавливаться в чистых гостиницах. Пока война идет, «Черная степь» останется без постояльцев.
Номера были приличные, подлец приказчик явно не рискнул еще раз оскорбить обидчивых гостей. Принять душ, распаковаться, и можно включать дальновизор. В отличие от привычных провальцам телепрограмм, вендская система дальновещания обеспечивала настоящий интерактив. Перебирая кнопки управления, можно было выбрать нужные тебе сюжеты и новостные блоки. Этим Владмир и занялся.
Военно-политическая ситуация на сегодняшний день, если верить ведущим новостных каналов, внушала уверенность в будущем. Противник зажат на плацдармах. Кайсаки несут большие потери, пытаясь перебросить войска через Волгу. Воздушные силы вендов непрерывно бомбят и обстреливают вражеские войсковые колонны. Завершается битва за Пустоши. Противник откатился за Ежаву. Казачьи сотни преследуют разрозненные, отрезанные от своих группы кайсаков.
Прогноз на войну благоприятный. Все говорят, что вендская армия не та, что была двадцать лет назад. У нее много новых бронеползов, пушек, самолетов, все воины обученные, воеводы мудры и опытны. Один из ведущих позволил себе усомниться в умственном здравии хана Ильгиза и его приближенных. Другие обозреватели говорили о неурожае и засолении почвы вдоль Амударьи, вспоминали загубленное из-за неумного расширения площади поливных земель Аральское озеро. По всему, дела ханства плохи, война – это жест отчаяния, попытка поправить свои дела за счет соседей и заставить подданных потуже затянуть пояса. Хитрости политики – война все спишет, в том числе голодающих в плодороднейших долинах декхан, работающих сутками напролет заводских рабов, недавнее жестокое подавление восстания гордого пуштунского народа. Несомненно, враг скоро будет разбит, наше дело правое, победа не за горами.
Ближе к вечеру подача новостей изменилась. Сначала один, а потом другие ведущие высказали пожелание как можно скорее освободить стонущие под кайсацким игом вендские роды на берегах Яика и Миасса.
Вечером Димон вспомнил, что еще в Изяславле профессор Сташенко советовал, если будет возможность, найти Гельмута Брянского. Загоревшиеся идеей ребята отыскали ближайшую кабинку посадской справки и выяснили, что профессор Святославльской академии естественных наук Гельмут Брянский живет в собственном доме на Ракетной улице на Заболотном конце. Саня предлагал не мешкать и прямо всей компанией завалиться в гости к ученому. Насилу паренька отговорили не делать глупостей, визит без предупреждения и без особой нужды всегда и везде считался бестактностью.
Единственное, Владмир позвонил профессору с уличного телефунка и передал привет от Граника Буривоевича.
– Старый разбойник! – обрадовался ученый. – И что за нужда возникла у этого имперского приспешника?
– Уважаемый Гельмут, меня называют Владмиром Вороновым. До недавнего времени я и мои друзья вообще понятия не имели о существовании Вендии, Империи, Кайсацкого ханства. Мы провальцы, Граник Сташенко немало помог нам, поддержал и посоветовал, ежели пути Велеса заведут нас в Святославль, найти профессора Брянского и передать ему привет, – когда нужно, Володя умел говорить красиво.
– Та самая орава утопленников с Ежавы? Что ж ты сразу не сказал?
– Тебе уже известно о нашем существовании?
– А ты, Владмир, думал, что старый барсук утаил свою находку от ученого люда? Нет, Граник всем все растрезвонил, хвалился и трещал как сорока.
Левая бровь Володи поползла вверх. Он почувствовал себя лишним, случайным человеком, встрявшим в спор двух научных светил.
– Так ты в городе? Заболотный конец найдешь? Бери извозчика и говори, что едешь к Брянскому, меня здесь каждый волк, каждая кошка знает.
– Удобно ли тебе принять нас завтра до обеда?
– Так ты не один? Со всей оравой? Гостиницу нашли?
– Да.
– Хватай всех и живо ко мне, – безапелляционно заявил ученый. – Вещи не забудьте, поживете у меня. Дом все равно пустует.
– Я посоветуюсь с товарищами.
– Давай, советуйся, и ноги в руки, жду сегодня же.
– Надо ехать, – сказал Димон.
Телефунк был включен на громкую связь, разговор слышали все.
– Где этот Заболотный конец?
– Западная часть. Рядом с Коршуновым каналом, – Женя успела раскрыть план города.
Дом профессора Брянского нашли с первой попытки. Точнее говоря, извозчики доставили друзей к парадному. Владмир остановился перед роскошным трехъярусным особняком и, засунув руки в карманы и наклонив голову набок, любовался домом, пока его друзья выгружались из самоходов.
Профессор неплохо устроился, далеко не каждый именитый боярин или заводчик мог себе позволить содержать такой дом. Красивое старинное здание с облицовкой из природного камня, с высокой, крытой серебристым металлом крышей. По углам возвышались башенки, парадный вход был обрамлен колоннами, ступени облицованы гранитом. Величественная – иначе и не скажешь – дверь поражала благородством отделки. Вроде бы ничего необычного, широкая, массивная дубовая дверь, окованная металлом, с почерневшими от времени бронзовыми ручками и накладками, но выглядела она как ворота королевского замка.
Вдруг она открылась, на крыльцо вышел молодой худощавый рыжеволосый мужчина и приветственно замахал руками. Профессор Брянский собственной персоной.
– Здрав будь, Гельмут, – сказал Владмир.
– И тебе поздорову. Заходите, в навь вежливость! – профессор сбежал с крыльца и, протянув Жене руку, повел ее в дом. Остальные потянулись следом.
Внутреннее убранство дома соответствовало его внешнему виду. Дубовые полы, гобелены и картины на стенах, старинные бронзовые люстры с громоразрядными светильниками, везде дорогое старинное оружие, массивная мебель, серебро и железо. Старинный вендский боярский стиль – дуб, натуральный камень, кованое железо, бронза и серебро. Золото у вендов считалось женским металлом, золочение почиталось за безвкусицу, мужчинам полагалось украшать себя боевым железом и серебром. Это касалось и устройства жилища.
Гельмут провел гостей в деловую комнату на третьем ярусе, предложил располагаться и достал из шкафа две бутылки вина.
– Прошу извинить, но жена и дети уехали, живу один, как медведь в берлоге, в доме беспорядок.
– Ничего страшного, – сказал Виктор Николаевич. – А чей это портрет? – речник кивнул на картину с изображением сурового вида воина в полном доспехе, попирающего ногой мертвое тело типичного монголоида в азиатском халате.
– Мой предок, Пересвет Брянский. Один из героев Бузулукской битвы. Вы можете этого не знать, но происшедшее в две тысячи сто тридцать восьмом году сражение считается одной из самых значимых побед вендских полков. Мы тогда наголову разгромили объединенные рати Мамая и Тохтамыша, уничтожили Золотую Орду и надолго обезопасили наши восточные рубежи.
– В нашем мире в это же время тоже произошло великое сражение с татарами, – сказал Виктор Николаевич. – Только было оно на Куликовом поле, у Дона. В этом бою тоже отличился Пересвет.
– Мой род во всех мирах славен, – в голосе профессора звучали нотки довольства. – Вы вышли из мира Народной Империи?
– Нет, – ответил Владмир, – Российская империя, Советский Союз, Российская Федерация.
– Да, именно так! – махнул рукой Гельмут. – Ветка, в которой простонародье само выбирает себе ярмо.
– Неужели таких миров больше нет?
– Мы знаем только три таких. Прошу, угощайтесь! – Гельмут сорвал пробку с бутылки и ловко разлил вино по чаркам.
Дегустация прошла на ура, доброе красное виноградное вино из Кахетии помогло развязать языки и успокоить мысли. Нервозность прошла сама собой. Профессор Брянский всеми силами старался показать себя гостеприимным примерным хозяином, хотя при ближайшем рассмотрении выяснилось, что на кухне запустение, погребок давно не пополнялся, в холодильнике одни сплошные консервы и мороженое мясо. Профессорская супруга с детьми укатила на Готский берег, а сам Гельмут не утруждал себя готовкой и уборкой в доме.
Ученый поинтересовался, надолго ли провальцы приехали в Святославль? Услышав, что они собираются скоро уезжать, Гельмут задумался, уставившись в потолок.
– Я полагаю, вам сильно не повезло с чугункой.
– Почему? – спросил Володя.
– Если бы заранее взяли билеты на сегодня или на завтра, то спокойно бы уехали, а через два дня я не знаю.
– В городе спокойно, паники нет. На вокзале тишина, поезда ходят по расписанию. Как я понял, венды войны не боятся.
– Бояться войны – это одно, а готовиться к ней – это другое, – изрек Брянский. – Не дай Перуне, кайсаки в ближайшие дни прорвут фронт и пойдут в обход наших укреплений.
– Думаешь, они не зря начали войну?
– А как иначе? Говорящие головы в дальновизоре брешут, как им скажут в Тайном приказе. Они обязаны успокоить простолюдинов и не допустить паники, они и не допускают, они успокаивают. Как скомандуют поднимать людей на смертный бой, так они и поднимут. Неужели в твоем мире иначе?
– Хуже, – ответил Владмир. – Недаром наше дальновещание именуют «зомбильником».
– Что такое «зомбильник»?
– Устройство, превращающее человека в зомби. – Видя непонимание в глазах собеседника, Владмир поспешил расшифровать: – Зомби – это, по негритянским поверьям, оживший мертвец, послушный воле хозяина.
– Хорошо живете! Нашим до этого далеко, если только из твоего мира к нам дальноведущий не провалится.
– А это интересный вопрос, – подключилась к разговору Женя. – Граник Сташенко говорил, что ваш мир находится на самой низшей точке Древа, к вам постоянно сваливаются провальцы. Значит, ваши ученые получают богатые научные данные из соседних веток.
– Получают. Девушка, ты точно выявила суть явления, но сделала неверные выводы.
– Почему? Я до сих пор не могу понять, как ваш мир оказался более развитым, чем наш, – поддержал Женю Владмир.
– Я не могу сказать, что наш мир более развит, – улыбнулся Гельмут. – Как я понимаю, у вас поздно началось освоение космоса, позднее начался технический рост, но при этом ваши ученые смогли обогнать нас по нескольким направлениям.
– Вычислители?
– Да, раухеры, способы непрямого управления простолюдинами, передача данных, военное дело.
– Я всегда считал, что основой являются энергетика, транспорт и индустрия.
– Индустрия – это производство? Ты не находишь, что ваш язык сильно заражен чужеродной шелухой?
Гельмут легко переходил от одного вопроса к другому и ни разу не сбился, не забыл, о чем говорил пять минут назад. Редкий у человека талант. Несмотря на эксцентричность, нарочитую грубость и любовь к острому словцу, легко слетавшим с его языка колкостям, собеседником он был приятным. Профессор быстро развеял подозрения Жени в том, что этот мир паразитирует на соседних мирах. Большинство провальцев, пояснил Гельмут, не обладают фундаментальными знаниями, это все обычные люди, обыватели, знающие, что можно, к примеру, построить маленький и мощный вычислитель-раухер, но понятия не имеющие, как это сделать.
И в оборонной промышленности этот мир отставал от соседних. Гельмут с помощью гостей определил уровень развития военной техники своей страны как семидесятые годы прошлого века мира провальцев. Здесь нет компактных, сверхдальнобойных и сверхточных ракет, нет компьютерных систем связи и управления войсками, нет активных систем самообороны танков. Много чего нет. И этот мир давно отказался от межконтинентальных баллистических ракет, таковые если и были, то давно сняты с вооружения.
Но зато вендские и кайсацкие военные не стесняются в применении ядерного оружия. Из-за чего бурно развивается ПВО. В свою очередь, непроницаемые комплексы ПВО заставляют не слишком полагаться на воздушные силы и ракеты, больше уделять внимания обычным бронечастям и пушкам.
– Почему ты говоришь только о Вендии? – спросил Владмир. – Империя гораздо сильнее всех своих соседей.
– Империя – это отдельный разговор, – грустно ответствовал ученый. – Я уже не считаю ее частью нашего мира.
– Настолько серьезно?
– Очень. Империя давно обогнала всех соседей. Считается, что она не лезет в наши дела, но это спорно.
Владмир согласился с профессором. Спорный вопросец, очень спорный. Хорошее вино способствовало установлению дружеской, доверительной атмосферы, Гельмут был рад благодарным слушателям, не сразу воспринимавшим его слова в штыки. Владмир и его друзья искренне хотели разобраться в ситуации, понять скрытые пружины этого мира. Постепенно разговор перешел к обсуждению особенностей ветвей Священного Дуба, да он и не отходил далеко от этой темы.
Гельмут Брянский недаром считался одним из самых одиозных ученых Вендии. В свою очередь он отвечал своим консервативным противникам презрением и насмешкой. Богатый наследник древнего боярского рода мог себе это позволить: для него наука была не средством заработка, а любимым увлечением. К слову сказать, относился он к этому увлечению крайне серьезно, выкладывался на все сто; если уж выдвигал версию, то на гранитном основании, старался учесть все известные факты.
В свое время именно изучение истории соседних миров привело Гельмута к выводу, что у соседей не все так просто, как кажется, не все ветки Древа развиваются, живут по естественным законам. Холодный ум ученого отмечал факты, которые не могли быть объяснены иначе, как тонким, неявным воздействием на соседей. Чувствовалась рука управляющего, хорошо замаскировавшегося паука в середке паутины. Если бы дело касалось только одного мира или близких друг к другу миров, недалеко отошедших от точки ветвления, то все можно было бы списать на некое тайное правительство, некое общество, сумевшее взять в свои руки рычаги управления своим миром.
– У нас ходят легенды о тайных обществах, всемирных заговорах и правительствах, – сказал Дмитрий.
– Такие легенды есть во всех ветвях, – произнес профессор наставительным тоном, – особенно популярны эти басни в пучке ветвей, где был Сын Божий. И не только родившееся от семитских богов христианство, но и одна интересная, необычная ветвь, в которой Сын Божий Спаситель произошел от самого Митры. А пророк Митры у них – Заратустра. У вас он был пророком, получившим откровение Ахура Мазды, а у соседей Заратустра вырастил и воспитал Ишвана, сына Митры и земной женщины-персиянки. Я считаю, что люди, заявляющие об исключительности, непогрешимости и истинности только своих богов, верящие, что именно им Единый и Сущий Род дал право быть непогрешимыми, внутренне готовы поверить в управляющее миром тайное общество, скрытую от людей движущую силу, невидимое всемогущее правительство.
– О как! – удивленно крякнул Виктор Николаевич. – Я бы и не подумал.
– Один Бог, одна Земля, один народ, одно правительство! – с пафосом продекламировал Гельмут.
– Ты только что говорил, что ваша Империя не такая уж миролюбивая, – сказал Владмир. – Она хоть и заявляет о невмешательстве в дела соседей, но на деле за всеми войнами и грязными делами торчат ее уши.
– Кажется, у меня еще остался бочонок меда, – встрепенулся Гельмут Брянский. – Только до него еще добраться надо. Поможешь?
Профессор вскочил с кресла и двинулся к дверям. Владмир недоуменно пожал плечами, но поднялся и зашагал следом. Он успел заметить, что в шкафу стоит около двух дюжин бутылок, и все полные. С чего это хозяина потянуло на мед?
Разгадка не заставила себя ждать. Они спустились в цокольный ярус, прошли мимо гаража, свернули по коридору к кладовой. Там Гельмут пододвинул Володе табурет, сам сел на другой.
– Я не хотел все говорить при людях, – начал ученый. – Есть вещи, знать которые и даже догадываться об их существовании опасно для здоровья.
– Ты сегодня увидел меня в первый раз в жизни, – заметил провалец.
– Бабушка говорила, что я умею выбирать товарищей, и ты мне понравился.
– Сейчас ты расскажешь страшную тайну, а потом за мной будут гоняться наемные убийцы из местного тайного общества, дабы вырвать мне язык и принести его на блюдечке с голубой каемкой тайному императору, настоящему хозяину этого мира, – вино давало о себе знать, развязывало язык.
– Если не будешь молоть языком, его не отрежут, – хохотнул Гельмут, нехорошо прищурившись. В этот момент ученый стал похож на одного из своих предков, знаменитого боярина, командира верной дружины прирожденных головорезов, не знающего над собой никакой власти, кроме князя, да и то видевшего его не каждый месяц.
– Империя… – протянул Владмир, пробуя на вкус каждый звук. – Самая развитая и загадочная страна, космическая держава, небольшая, но непобедимая…
– Империя. Я недаром говорил о странностях в развитии некоторых веток, в том числе и твоей родной. Есть мифы о тайной управляющей силе, а есть вещи, которые нельзя объяснить ничем, кроме как легендами.
– Ты хочешь сказать, что Империя может пробивать каналы между ветвями?
– Я называю это наведением мостов, – на лице Гельмута сияла улыбка. – Все странности твоего родного и еще трех миров можно объяснить опытами третьей силы. Невинными шалостями ученых, дорвавшихся до новой яркой игрушки.
– Головы за такие игры поотрывать!
– Не горячись. Это для тебя твой мир родной, а для моих собратьев из Империи – это опытное поле, игра. Это безумно интересно – изучать целый мир, наблюдать за ним, видеть, как он отвечает на твои действия, разгадывать внутренние механизмы и учиться ими управлять. Я порой завидую имперцам.
– А если бы тебе довелось родиться в Империи?
– Тогда я бы завидовал вендам.
– Почему?
– У нас все проще, честнее и более открыто, чем в Империи. У нас можно заниматься наукой только ради удовлетворения своего интереса, в Империи у меня не было бы такой возможности. Утвержденный план исследований, график, заявки, вечная борьба за снабжение, нормирование, споры за изыскательские комнаты, подбор помощников – те вещи, которые отравляют ученому жизнь. И обойтись без них нельзя, и работать мешают.
– Я сейчас пытаюсь вспомнить и не могу: что же такого подозрительного в нашем прошлом?
– Не в прошлом, а в настоящем.
Гельмут скрестил руки на груди, прислонился спиной к полкам и повел рассказ, словно лекцию читал. Владмиру оставалось только слушать и изредка вставлять реплики.
Лесные засады
Ополченцы успели за оставшиеся до заката часы доехать до леса, пройти версты четыре по звериным тропам и встать лагерем. Костры разводили в низинах так, чтоб отблески пламени не выдавали стоянку. Часовых расставили в две линии и на удалении до полуверсты от лагеря. Лушик хотел было отодвинуть передовую линию еще дальше, но Василий резонно заметил, что это слишком опасно – если вражеские разведчики скрадут часового, то никто и не заметит.
На заре ополченцев нашли гонцы из двух других разведывательных отрядов. Выяснилось, что кайсаки встали лагерем в четырех верстах от ополченцев Паничи. Всего их две полные сотни. Половина конные, остальные, похоже, потерявшие своих лошадей кавалеристы. Бронеходов нет. Припасов мало. Обоз, все, что смогли разглядеть охотники, – дюжина воловьих упряжек.
– Отступающая кавалерийская часть, – изрек Василий и обвел пристальным взглядом собравшихся вокруг него младших командиров.
– Как действовать будем, Хабулай? – этот вопрос читался в глазах всех бойцов, но осмелился его задать только Кумай.
– Две сотни опытных головорезов… – задумчиво проговорил Василий. – Две сотни, а нас восемь десятков. Подмога идет, но когда она придет – неизвестно. До поля восемь верст. Еще пять верст по грунтовке – и село как на ладони. Хочешь – бери. Мы можем послать гонца предупредить Журава, чтоб уводил женщин и детей на дальнее урочище, но урожай не спасем. Женщинам и детям голодать придется, зима близко.
– Они могут не успеть уйти, – поддержал Лушик. – Конные кайсаки мастера следы выхаживать. Могут догнать.
– Что тут рассуждать?! Драться надо!
– Один раз ударим, заставим остановиться.
– Хабулай, веди нас в бой!
– Тогда сворачиваем стан, – решил Василий. – Пайко, беги в село, предупреди людей, что кайсаки близко. От тебя сейчас все зависит. Ты один можешь мать, сестер и братика спасти. Дуй во весь опор.
Василий сам не знал, как находил нужные слова. Приходило на ум, и все тут. И оказывается, именно то, что нужно, на язык наворачивалось. Пока люди воодушевлены, пока рвутся в бой, надо выступать. И кайсаки спят, будем надеяться.
На стороне чуди были хорошая разведка и внезапность, на стороне кайсаков – численное превосходство и опыт. Как ни прискорбно это осознавать, но ополченцы были обречены. Если говорить серьезно, их задачей было не победить, а замедлить продвижение противника, заставить его засесть в обороне.
Сразу по выходе из лагеря Василий разделил своих людей на два орднунга. Половину отряда повел сам, второй половине под командованием Лушика приказал постараться зайти врагу в тыл, дождаться, пока не начнется стрельба, и самим атаковать, но не усердствовать, быстро откатываться назад. Укусил – и отскочил. И так до тех пор, пока противник не уйдет в глухую оборону. Весь мешающий в бою груз, мешки и сумки оставили во временном лагере.
Люди Лушика сразу отвернули вправо. Василий прошел около версты и скомандовал рассыпаться цепью, залечь и не шуметь. Вперед пошли разведчики. Командир еще раз проверил своих бойцов, выбрал троих шустрых подростков и приказал им держаться рядом. Это будут его адъютанты, быстроногая связь. Конечно, лучше бы иметь дюжину раций, но где ж их взять?
Через полчаса вернулись двое разведчиков. По их словам, кайсаки только встали, завтракают, потом, вероятно, будут сворачивать лагерь. Пора наступать. Лушика не слышно, связь с ним не предусмотрена, только если гонца пришлет.
Чудь двинулась цепью. Вперед выслали полдюжины охотников. На всякий случай. Если что пойдет не так. Враги не идиоты, они должны были выставить охранение.
Василий шел медленно, стараясь ступать осторожно, чтоб не наступить на сухой сучок, не задеть ветку, не зацепиться за колючки. Оружие давно взято на изготовку, патрон дослан, переводчик на автоматическом огне. Еще полверсты…
Из кустов выныривает молодой паренек и бросается к Василию:
– Хабулай, дядька Вахлак велел передать, что степняки выступают.
– Куда они направляются?
– Неведомо.
Скверно. Принимать встречный бой это не одно и то же, что атаковать противника на отдыхе. Прикинув шансы, Василий приказывает своим людям залечь у лесной тропы. Два десятка он расположил на правом крыле. Один десяток поставил прямо на пути противника, и последний десяток отвел на две сотни шагов назад. Это его резерв.
Долгие, тягучие, свинцовые минуты ожидания. Наконец ветерок доносит топот копыт, позвякивание железа, приглушенный говор на незнакомом языке. Идут.
Перед кайсаками прибежал еще один разведчик и доложил, что вражеский отряд вытянулся колонной, впереди по тропе идет конный разъезд. Боковое охранение держится на расстоянии триста шагов от тропы. Противники движутся медленно, им приходится расчищать путь для обозных телег.
Ждем. Василий опустился на одно колено и уткнул автомат прикладом в землю. Он выбрал неплохое место для засады. Справа от тропы – два холмика аршина три высотой. За возвышенностями и расположилась половина орднунга. Лес старый, деревья высокие, но стоят редко. Видимость около двухсот шагов. Подлесок жиденький, не выживают кустарники в вековечной тени лесных великанов. То тут, то там лежат поваленные бурей деревья. Природные баррикады. Из-за завалов удобно стрелять, но если противник зайдет за спину, отходить придется под огнем.
Шум приближается. На тропу из-за деревьев выезжают четыре всадника. Кони идут медленным шагом. Всадники зыркают по сторонам, автоматы держат поперек седел. Залегшие у тропы чудины беспрепятственно пропускают дозор мимо себя. Несколько охотников бесшумными тенями бегут за деревьями и кустами вслед за кайсаками. Снять дозорных, не поднимая паники, не получается, приходится постоянно держать их на прицеле.
Разъезд минует засаду и едет дальше. Сейчас не до них. Впереди появляется голова колонны. Кайсаки едут стремя к стремени. Тропа узкая, не позволяет держаться свободно, люди, сами того не желая, жмутся друг к другу. Самый лучший момент!
До кайсаков две сотни шагов. Василий поднимает автомат, наводит оружие на грудь коренастого всадника в мохнатой кофте и высоком зеленом кепи, этакий нукер Чингиз-хана, но только с автоматом. Время пошло!
– Огонь!!! – срывается с губ команда.
Палец жмет на спусковой крючок. Приклад чувствительно толкает в плечо. Лес оживает, со всех сторон слышится треск выстрелов: злобный лай автоматов и хлопки винтовок. Стальной ветер сдувает голову вражеской колонны. Пронзительно визжат раненые. Кони истошно ржут, сбрасывают с себя седоков, ломятся прямо через кусты.
После первых выстрелов Василий падает на землю, перекатывается и дает в сторону противника длинную очередь. Степняки быстро приходят в себя. Выжившие кайсаки спешиваются, залегают и открывают ответный огонь. Над головами чуди свистят пули.
Слишком хорошо они стреляют. Василий замечает краем глаза уткнувшегося лицом в землю селянина. Власий вытаскивает из-под огня своего раненого соседа.
Квакшин подозвал к себе паренька:
– Лайво, беги к тропе, скажи, чтоб отходили.
Сам Хабулай вместе с резервным десятком занимает отсечную позицию в двух сотнях шагов от фронта. Парнишка успевает передать приказ. Ополченцы откатываются назад по одному. Резерв сразу же открывает огонь по рванувшим вперед кайсакам. Проклятие! Бой затягивается. Все пошло не так. Чудь уже изнемогает, пусть они меткие стрелки, но кайсаков больше, вражеский огонь плотнее. Голову поднять не дают.
Фланговый отряд уже сбит с возвышенности и откатывается назад. Раненых и убитых чудины несут на себе. Никого не бросают. Пора бы и Лушику заявить о себе. Еще минут десять перестрелки, и противник собьет заслон, потом в атаку ринется кавалерия, и все. Можно заказывать заупокойную. Подлесок редкий, грунт твердый, конной атаке лес не помешает.
Василий посылает двух адъютантов к стрелковым цепям с приказом отступать. Рискованно. Вчерашние крестьяне могут не выдержать и побежать. Рискованно, но делать больше нечего. Остается надеяться только на выдержку людей и крестьянскую привычку делать все основательно, не особо задумываясь о дальних перспективах.
Наконец-то вдалеке, в тылу кайсаков, раздается треск выстрелов. Натиск врага немного ослабевает, этого достаточно. Василий успевает вывести свои поредевшие десятки из боя. Потери большие. Шесть раненых, их приходится тащить в тыл, и пятеро погибших. Хабулай скрепя сердце выделяет десяток для транспортировки раненых и мертвецов к лесному стану. Это еще больше ослабляет его отряд, но иначе нельзя.
Не расслабляться. Лушик пока щиплет хвост вражеской колонны, минут пять есть. Потом придется думать, как выдергивать из боя самого Лушика. Василий занимает оборону в полуверсте от кайсаков. Надо готовить очередную засаду. Времени еще много, день только начинается. Кайсакам надо вперед прорываться, а не на месте топтаться, пытаясь стряхнуть с хвоста лесных стрелков.
Перестрелка стихает. Слышны только редкие одиночные выстрелы. Значит, товарищ сумел вывести своих людей. Молодец Лушик! Как бы то ни было, но кайсаки вынуждены стоять на месте, пока их тыловое охранение отражало лихой удар лесных охотников. Драгоценные минуты, позволившие людям Василия отдохнуть и занять новую позицию.
Немного подумав, Хабулай посылает к Лушику еще одного гонца, на этот раз с требованием держаться на хвосте у противника и повторить удар, когда враг наткнется на заслон. Плохо, когда нет радиосвязи. Эх, будь у чуди несколько раций, можно было бы и поиграть с врагом, бить его короткими болезненными ударами с разных направлений. А так не получается – не будучи уверенным в своих командирских способностях, Василий не рисковал разбивать ополченцев на мелкие отряды. Заплутают в лесу, не смогут скоординировать свои действия, не сумеют оторваться от противника, погибнут зря.
– Они идут, – шепчет Пурко.
Боец лежит в яме под корнями вывороченного бурей дерева. Василий пока сидит, прислонившись спиной к старому клену.
Кайсаки приближаются. Ветер доносит звон конской сбруи, треск сучьев, поскрипывание седел. Конными идут? Василий выглядывает из-за дерева. Ага, противник уже в пределах видимости. Сквозь лес пробирается пехотная цепь. Следом, в сотне шагов, движется конный отряд. Решили попытать счастья в лихой кавалерийской атаке.
– Приготовиться к бою! – командует Хабулай.
Сам опускается на землю, любовно поглаживает ложе автомата, ставит прицел на триста шагов. Еще немного, и можно начинать игру.
– Огонь!
Из кустов бьют короткие злобные очереди. Несколько кайсаков падают, сраженные пулями. Василий с удовлетворением отмечает, что на этот раз точно попал. В кого целился, того и хлопнул. Степняк качнулся назад, выронил автомат и мешком повалился на землю. Остальные кайсаки залегли и открыли огонь.
– Бейте по конным! – кричит Василий.
Жаль, немногие его слышат. Догадаются или нет? Парень выпускает короткую очередь по мелькающим за деревьями кавалеристам. Не попал. Затем переводит огонь на пехоту. Паника. Нервишки-то не железные. И не знаешь, кто для тебя опаснее.
Кайсаки, где ползком, а где короткими перебежками, движутся вперед. Прикрывают друг друга плотным огнем. Натиск не ослабляют. Кажется, у чудинов опять потери. Огонь на правом крыле стихает. Паршиво! Отступать надо.
– Пайко, бегом вдоль цепи. Передавай десятским, чтоб отводили людей.
– Куда отводить, батька?
– Назад пусть отходят. Быстрее!
Паренек выскакивает из ямы и ужом скользит по земле. Над головой свистят пули, сыплются срезанные ими ветки и листья. Василий задумчиво глядит вслед посыльному. Еще минут пять – и надо вытаскивать ребят из-под огня. Проигрываем. Да, враги несут потери, но их больше, они опытнее и лучше вооружены.
Из состояния задумчивости Васю выводит вошедшая в землю перед его носом автоматная очередь. Парень вскидывает автомат, стреляет наобум, перекатывается и тщательно выцеливает залегшего под кустом рябины кайсака. Степняк лежит боком к стрелку. Плавно навести оружие, задержать дыхание и нажать на спуск. Попал. Теперь отползти назад и занять новую огневую позицию.
Справа и слева звучат короткие прицельные очереди товарищей. Чудь бережет патроны. Держимся пока, не отступаем. Вдруг впереди вырастает фонтан разрыва. По ушам бьет грохот. Кто-то из чудинов бросил гранату. Проклятие! Метнувшийся в укрытие ополченец кувырком летит на землю. Срезали на бегу.
– Отходим! – Василий приподнимается на локте, крутит головой из стороны в сторону.
Огонь чуди ослабевает. Вдруг за спиной и чуть левее врубается волшебная музыка двух десятков автоматных стволов.
– Отходим! – орет Василий.
Сам бежит назад, шагов через двадцать падает рядом с молодым безусым пареньком. Подросток сосредоточенно целится в противника из винтовки. Выстрел, еще один. Паренек удовлетворенно цокает языком. Василий пихает его кулаком в бок и машет рукой – давай, сваливай! Сам отпрыгивает в сторону и стреляет по рванувшим было вперед кайсакам. Давай!!! Огонь!!! Секунда, другая, третья, время медленно наматывается на стрелки часов, автомат в руках живет своей жизнью, выплевывая в кайсаков короткие очереди. Товарищи поддерживают огнем. Из-за спины бьют заградительным.
Кажется, отбили. Степняки залегли в сотне шагов от чудских позиций. Еще один рывок, и врага не удержать. На такой дистанции атаку пехоты можно остановить только пулеметами, а если еще кавалерия ударит… Нет, лучше об этом не думать. Впрочем, кайсаки не спешат выводить вперед свою кавалерию, видимо, держат в резерве – бегущих преследовать или засады опасаются.
Василий меняет магазин и отползает в сторону. Вскочить на ноги, бегом, десять, двадцать шагов, упасть на землю. Проползти два шага и обернуться. Противник остается на месте. Кайсаки лениво постреливают по откатывающимся чудинам. Хорошо.
«Хорошо, что мы пока живы, мы живы, и это хорошо», – долбит черепную коробку тупой речитатив.
Похоже, славный, мудрый, неустрашимый Хабулай, спаситель лесных жителей банально потерял управление своими войсками. Лопух обыкновенный, студент-недоучка, возомнивший себя боевым офицером. Бывает. Мы пока живы. Вон, автоматы слышны, а значит, разберемся.
Так получилось, что Василий отходил одним из последних, поэтому он практически не видел своих, зато ему казалось, что кайсаки хватают его за пятки. Сложно сказать, какого напряжения нервов, концентрации силы воли стоило парню не рвануть напрямик через лес, а спокойно, грамотно отступать короткими перебежками, постоянно огрызаясь огнем. Кажется, он даже зацепил одного слишком борзого узкоглазого.
В один прекрасный момент Василий понял, что голоса автоматов и винтовок ополченцев звучат не только впереди, но и справа, и слева, и даже позади. Молодой человек поднялся на ноги, прислонился к дереву и вытер пот со лба. Погодка сегодня прохладная, небо затянуто облаками, но Василий чувствовал себя так, как будто пробежал верст двадцать по Сахаре.
По ноге что-то мокрое течет. Василий механически сунул руку за спину и нащупал подсумок с пластиковой бутылкой. Вытащил емкость, глубокомысленно хмыкнул, глядя на нее. Пока он ползал по лесу, бутылку за его спиной пробило пулей. Большая часть травяного настоя вытекла, но того, что еще осталось, хватило на пару добрых глотков. Похорошело. А ведь в брошенной на поляне сумке должна быть вода.
– Хабулай! Жив! – заорал Лушик.
– Жив. Где твои?
– Все здесь.
– Тащи своих раненых к стану. Дальше, к селу, пусть сами добираются.
– У меня треть полегла, – сокрушенно сказал селянин.
– У меня половина. Давай, собирай всех живых. Будем заслон ставить.
Люди устали. Бой вымотал селян хуже покоса. Поредевший отряд ополченцев оттягивался к своему лагерю. Решили: если не смогут задержать кайсаков в лесу, так хоть дадут время уйти своим раненым товарищам. Положение тяжелое. Противник замедлил продвижение, остановился в выжидании новых атак лесных стрелков, но стоит врагу захватить хоть одного пленного, разговорить его – это несложно, – и кайсаки поймут, что им противостоит горстка ополченцев. Впереди у кайсаков богатые села, где можно разжиться припасами, пополнить переметные сумы, да и отдохнуть на полную катушку, благо остались в селе одни женщины, дети и старики.
Задержка вражеского продвижения дала ополченцам возможность немного отдохнуть. Василий и Лушик навели среди своих людей порядок, определились с обстановкой, начали эвакуацию раненых. Пятерых охотников отправили в передовой дозор. Задача одна: следить за противником, в случае любых телодвижений со стороны кайсаков – бегом к основным силам.
– Может, мы с товарищами постреляем немного? – предложил Вахлак.
– А если они за вами побегут?
– Пусть бегают, – хмыкнул лесовик, почесывая бороду.
Старый охотник сегодня стрелял, как в тире – спокойно, тщательно прицелившись, и почти все пули в цель. Да, его винтовка била без промаха. Снайпер.
– Если зашевелятся, голову поднимут, стреляй, только осторожно, чтоб тебя в ответ не подстрелили, – разрешил Василий.
– Не подстрелят, меня медведи не задрали, и эти недоноски не догонят.
– Ты, Вахлак, молодых зря под пули не подставляй, – предупредил Лушик.
– Пойду я, – сказал лесовик, – жена просила шкуру из леса принести, ей в сени на пол бросить нечего.
– За шкурой пошел, – тихонько проворчал Лушик. – Подстрелить подстрелит, а успеет ли ободрать? Я тебя спрашиваю, – селянин пихнул Василия в бок.
– Не успеет. Только если дозорного скрадет и в лес унесет.
– Хорошая мысль. Если до вечера доживем, надо попытаться часовых утащить.
– До вечера еще дожить надо, – протянул Василий.
Впрочем, кайсаки не спешили двигаться дальше, стояли на месте. Прошло больше часа. Раненые чудины успели уйти к полю. Если все пойдет как надо, они, пожалуй, спасутся. На полевой дороге у леса стоят самоходы. До деревни раненые доберутся – это точно, а дальше как получится.
Время шло. Кое-кто из сельских удальцов порывался сбегать на нейтральную полосу, поиграть с кайсаками в стрелялки. Пришлось умерять пыл бойцов.
– Наша задача – остановить врага, не дать ему дойти до села, а не погибнуть в бою! Кто собрался судьбу испытывать? А если тебя подстрелят, как в глаза своим домашним глядеть будешь? – ругался Василий.
Наконец кайсаки решили, что чудские стрелки ушли, и двинулись по тропе. До заслона донеслись редкие винтовочные выстрелы. Это Вахлак со своими друзьями затеял старую, как мир, игру. Заодно дал своим сигнал.
– На позиции! Цепью рассыпаемся, – со вздохом произнес Лушик.
Василий молча поднялся и зашагал к намеченному рубежу обороны. Пора обагрить землю красненьким. Он был уверен, что следующего рубежа, следующего заслона не будет. Некому будет оборонять. Они с Лушиком решили, что если удастся вывести из боя хоть пару десятков бойцов, то отойдут в лес и будут кусать противника. Короткие удары в хвост и фланги вражеской колонны. Подкрасться, дать несколько прицельных очередей и драпать, пока кайсаки не спохватились. Авось хоть так, да удастся сбить степнякам темп.
Выскочивший из-за кустов гонец, запинаясь, доложил, что враги поперли вперед. Целая полусотня развернулась в две цепи и прочесывает лес. Следом идут остальные. Да, противник у нас не дурак, умеет в лесу воевать. Жаль, солнце еще высоко, только-только время полудня наступает. А до края леса близко. Слишком близко.
Неожиданно впереди заговорили автоматы и винтовки, громыхнули гранаты. Нет, это не чудины, кто-то ударил в хвост вражеской колонны. Удачно зашли. Вовремя вышли на противника. Ситуация изменилась, лесные боги решили помочь своим почитателям, а ведь селяне уже готовились умирать.
Вражеский авангард прошел еще пару сотен метров и остановился под огнем ополченцев. Василий решил, что отступать пока рановато будет. Можно пощекотать кайсакам нервы, заставить их почувствовать себя между молотом и наковальней. А бой за лесом разгорался. Кто-то явно сильно невзлюбил степняков.
Примерно через четверть часа к Василию подбежал незнакомый паренек. Плюхнувшись рядом, юноша спросил:
Читать бесплатно другие книги:
