Святая, смешная, грешная Ермаков Виктор

Прежде, чем ответить, я несколько секунд соображаю: «Что он говорил? Наверное, я что-то пропустила». Чтобы выпутаться из ситуации, отвечаю классическим: «Прости, милый, плохо слышно, связь, видимо. Я тут внизу кофе пью. А ты где?»

– Я в номере. Ждём тебя. Поднимайся, шестой этаж, номер 635.

Оставляю деньги на столе. Медленно и грациозно, так, чтобы все успели оценить, встаю. Незаметно бросаю взгляд на сиденье кресла, в котором сидела: «Ну, мало ли что…» Его голос в трубке, понимание того, для чего я здесь, вихрем пронесшиеся в голове фантазии, мысли о том, что меня ждет в номере, возбудили меня. На мне – юбка из тончайшей шерстяной нити, обхватывающая талию и обтягивающая маленькую, упругую, красивой формы попку. «Не наследила?»

Иду к лифту. Стройная, изящная, сексуальная. Рыжая! Юбка, блузка, туфли на высоком каблуке. На согнутой в локте руке – сумка, в другой руке – телефон и норковая жилетка. Походка медленная, уверенная и неторопливая. Прохожу мимо совсем рядом сидящих за столом мужчин, обсуждающих что– то, несомненно, важное и неотложное. Их человек пять-шесть. Даже не смотрю в их сторону. Не вижу их глаз, провожающих меня, но знаю их мысли. Не думаю, что в этот момент они думают о чём-то неземном и высоком. Скорее наоборот. Их мысли и глаза на уровне моей талии, а скорее всего – ниже, некоторые, думаю, даже уже под юбкой. Самые похотливые успевают мысленно поиметь меня, наверняка в не самых простых в исполнении позах. Но они же ого-го! Те ещё перцы. Ну, животы… Это не так важно. Они совершенно уверены, что их кредитки и положение в каком-нибудь Воронеже, Томске, Омске или Туле компенсируют всё, даже недостаток их деликатности или воспитания, изменят их менталитет, прикроют раздутое до неприличия чувство собственного достоинства, крутизны и неотразимости. В их снисходительных взглядах читалось: «Да знаешь, сколько у меня таких, как ты? Да их у меня там столько, что раком не переставить от Москвы до этих самых до окраин, где я не последний человек, где у меня всё схвачено…». И так далее.

Поняв, что полный облом, что меня они просто никак не интересуют, сглотнув слюну, делают вид, что я не в их вкусе. Да, собственно, нет времени и желания. Мысленно улыбаясь – блин, ну откуда у мужиков такая высокая самооценка? – нажимаю кнопку лифта. Он откликается мелодией и медленно раскрывает свои металлические, блестящие дверцы. О Боже! Всё-таки я не ошиблась. Один, видимо, самый-самый самонадеянный из тех, что глазели мне вслед, решил попытать счастья. Дыша мне в затылок, со словами: «Простите, вам какой этаж?», галантно пропустив меня, заходит в лифт. Молча нажимаю кнопку шестого этажа. Перед тем как створки лифта медленно закрылись, я вижу лица его компаньонов, они будто бы, только что поставили ставки. Лифт медленно поплыл вверх. Он смотрит на меня оценивающе. Я на него – никак. Театрально достав визитку, пытается всучить ее мне, мямля что-то вроде: «Василий Петрович» или наоборот «Петр Васильевич», что для меня собственно одно и то же.

– Катя. Дорого. Очень, – говорю я, протягивая ему руку и смотря в глаза. – У вас, наверное, сегодня день рождения или какой-то другой праздник? – улыбаясь, произношу я.

Его мечущиеся глазки пытаются понять, что значит «дорого» и тем более «очень». Видимо, запутавшись в цифрах, они перескакивают на вопрос относительно дня рождения.

– Нет, не день рождения и не праздник, а с чего вы взяли? – пытаясь выдавить из себя подобие улыбки, спрашивает он.

– Ну, вы такой нарядный… Галстук вон какой яркий, в цветочек.

Засмущавшись, он пытается поправить узел на своём клоунском галстуке, а я в это время думаю: «Интересно, он сам его завязывает или секретарша так и не научилась делать это как– то более красиво, модно что ли?» Глянув на цифры, показывающие пройденные этажи, сглотнув комок в горле, он спросил: «Екатерина, а дорого – это сколько?»

– Три тысячи, – ответила я тоном, не предполагающим торг.

– Рублей? – обрадовавшись и, как мне показалось, воспрянув духом, спросил он.

– Не смеш-но, – членораздельно произнесла я.

– Долларов?

Его голос как-то безнадежно и тихо угасал, теряя прежнюю прыть и самоуверенность.

– Естественно.

– За неделю? – видимо, имея в виду длительность своей командировки, не желая расставаться с рушившимися на глазах надеждами, спросил он, беззвучно шевеля губами. Видимо, высчитывая, сколько же я буду стоить ему в день.

– Вы смеётесь? Какая неделя? Сейчас что, месяц распродаж или сезонные скидки?

– День? – не веря своим ушам, округлил он глаза?

– Час, – решила добить его я. Добить наверняка и быстро. Собственно, подъем на шестой этаж не давал времени делать это мучительно и долго. А может, просто я была добрая.

Он стоял с чуть отвившим подбородком, слегка бледный от моего ответа, а, возможно, это неоновый свет в лифте делал его похожим на мертвеца. Двери лифта бесшумно распахнулись, выпуская меня навстречу неведомому. В голове крутились Костины слова: «Мы ждём тебя». Перед выходом из лифта я нажимаю на кнопку самого нижнего этажа, даже не первого, а минус первого. Труп стоит по-прежнему с открытым ртом, и я вижу его до тех пор, пока двери лифта не закрываются, унося его далеко вниз, ниже плинтуса.

А я иду поступью победительницы по красной ковровой дорожке, по полуосвещенному коридору отеля. На стенах – картины, освещенные слабо мерцающими, специальными лампами. Этот свет выхватывает сцены какой-то королевской охоты: люди в красивой стариной одежде верхом на великолепных скакунах, стая борзых у их ног… Несколько шагов – и новая картина: красивый молодой человек в шляпе с пером на серой в яблоках лошади. Рядом в траве – трофей: огромный олень с раскидистыми рогами. Следующий пролёт между дверьми, и следующая картина… И так до тех пор, пока в освещенном проёме дверей не возникла скульптура Аполлона. Хотя фигура Константина не дотягивает до фигуры Аполлона, но смотреть на него очень приятно.

– Привет, – как всегда тихо говорит он и даёт мне пройти.

Делаю шаг в темноту. Дверь закрывается, а с ней – и последние лучики света от подсветок ламп для картин. Почти темно и тихо. Чувствую рядом тепло его тела. Костя берёт меня за руку и немного загадочно и таинственно шепчет: «Мы ждали тебя».

Я делаю шаг назад, прижимаясь спиной к двери, пытаясь нащупать выключатель. Костя догадывается и прижимает меня к двери. Начинается гипноз. Опять эти слова, шёпот губ, слегка колючий подбородок, которым он касается уха, шеи, щеки… Я закрываю глаза. Мои ноги слабеют, рот чуть приоткрыт… Всё! Первая доза получена. Сопротивление бесполезно. А если учесть, что его и не предполагалось, то он, как всегда, может делать со мной всё, что хочет. И он это делает. Всегда. При каждой встрече. Но сейчас я чувствую, что меня ждёт нечто иное. Новое, опасное и манящее одновременно.

Я по-прежнему стою молча, глубоко дыша, не совсем уверенная, что готова к этому. «Не готова? А почему ты здесь? Ведь в последних долгих телефонных разговорах с Костей вы не раз касались этой темы. И он всё настойчивей предлагал встретиться втроём. Я, он и другой…» Кто этот другой, мы не знали. Да и вообще, зачем знать, если этого нет и быть не может? Одно дело фантазии по телефону и совсем другое – реальная встреча. Сейчас я стою, прижавшись спиной к двери, а там, в темноте номера – ОН! Кто он? Молодой? Красивый? Нежный? Грубый? Все слова, произнесённые ранее, что это не имеет значения, что это только наша прихоть, наша игрушка, которая завтра исчезнет и больше никогда не появится в нашей жизни, стали не такими уж однозначными и безобидными.

Костя чувствовал, что я колеблюсь, и добивал меня своим шёпотом: «Милая, ты увидишь, это будет выше неба. Это будет сладко и неповторимо. Я хочу видеть, как ты занимаешься любовью с ним. Хочу жуткой ревности, от которой вскипает в венах кровь. Ты же сама где-то читала статистику, что 70 % женщин хотят, мечтают, фантазируют на эту тему. Просто кто-то боится переступить эту черту, кто-то боится даже заговорить на эту тему с мужем, с другом, боится быть непонятой… То есть сто причин, чтобы всё это так и осталось в мечтах, фантазиях и мыслях. Они так и проживут свою жизнь с этим. Это их выбор. А мы хотим пройти по самому краю, испытать то, о чём многие только думают. Мы же хотим с тобой всё это почувствовать? Хотим, да? Скажи, милая: «Да». Опусти голову, и я пойму, что ты тоже этого хочешь».

– Не хочу, – прошептала я. Наверное, у меня пересохло в горле, поэтому в темноте номера было услышано только последнее слово: «Хочу».

Костя был бы не Костя, его фантазии не многого стоили, если бы на этом всё закончилось.

– Катя, Катюша, хочу до безумия обострить восприятие. Помнишь, мы ужинали с тобой в ресторане, где после подачи блюд гасят свет, и ты ешь в полной темноте? Вся фишка в том, что в полной темноте обостряются все чувства. Всё шесть наших чувств. Еда становиться вкуснее, сам процесс – необычным, и таинственным. Катя, я предлагаю тебе что-то подобное. Но кроме того, что в номере кромешная темнота, за окном – ночь, а шторы настолько плотны, что ничего не видно, я ещё повяжу тебе на глаза повязку.

«А что? – подумала я, – в этом что-то есть».

– Но и это ещё не всё. Милая, ты должна заткнуть свои ушки вот этими берушами. Это специальные ушные тампоны. Они изготавливаются из ваты и воска. После того как ты вставишь их в уши и чуть надавишь, они приобретут форму твоих ушных раковин и ты не будешь совершенно ничего слышать. Ты не будешь слышать и видеть. Ты сможешь всё чувствовать только тактильно и обонянием.

Костя взял меня за руки, вложил беруши в ладонь и открыл дверь в ванную.

– Когда будешь готова, позовёшь меня. Просто постучи в дверь…

Я стояла в ванной, не зная, что делать. В зеркало на меня смотрело удивленное, растерянное лицо. «Вот это Костя, вот это сюрприз», – мысленно говорила я себе. Открыла зажатую ладонь и улыбнулась. Впервые за пять минут до секса в ней лежал не презерватив, а тампон и шёлковый платок. Тампон, который я должна вставить себе в уши. «Зачем? Что это даст? Для чего это?» – спрашивала я себя. Между тем почти машинально открыла пакетик и достала беруши. Вот они у меня на ладони: мягкие, эластичные… Что-то новенькое. Раньше я таких не встречала. Аккуратно ввела себе в одно, затем в другое ухо. Закрыла глаза. «Вау!» – непроизвольно вырвалось у меня. Я не поняла, насколько громко я сказала это «Вау!». На секунду замерла.

В голове всплыли картинки, когда сосед по креслу в самолёте надевал наушники, врубал музыку и потом говорил своему другу, сидящему рядом, как ему казалось, почти шёпотом: «Музыка – улёт! Это нечто! Класс! Советую послушать». Рядом улыбались люди, понимающе смотрели на него, и каждый, даже сидящий через ряд, положительно кивал головой: «Да, чувак, мы понимаем и очень хорошо слышим тебя. И нельзя ли, мать твою, не орать на весь самолёт?»

Вспомнив эту картинку, я улыбнулась и подумала: «А как же я? Как я? Я же не услышу, о чём они с Костей будут говорить, не буду слышать их стоны, эмоции… Более того, я и видеть ничего не буду. Я еще сильнее нажала на тампончики, и они, словно расплавленный воск, залили мне уши, лишив слуха. Я сама завязала себе глаза легким платком, свёрнутым в несколько раз, и для уверенности выключила свет в ванной. Постояв, не видя и не слыша ничего вокруг, поняла – в этом определённо что-то есть! Наощупь нашла биде и медленно села на него. В полной темноте. Ничего не видишь и не слышишь. Даже как ты писаешь. Зато струя теплой воды и прикосновение руки к влагалищу, к клитору ощущались совершенно по-новому.

Моё тело стало настолько обнаженным, настолько чувствительным к прикосновениям, что я ещё раз вспомнила выдумщика Костю. Нет, он явно знает, что делает. В темноте, ничего не слыша, я сидела на биде. Моя ладонь зачерпывала немного тёплой воды, затем выливала её на живот, и нежные, теплые струйки, стекали вниз, прокладывая себе путь через самое-самое нежное место моего тела. Я не слышала шума воды, не слышала движения своих рук, только чувствовала ладонь у себя на животе, между ног. В таком состоянии, хотелось сидеть ещё и ещё.

Это было совершенно новое ощущение. В голове – лёгкий звон. Ты в невесомости, ты не ощущаешь местоположения своего тела. Твоя рука, пальчики, всё настойчивее касаются твой кнопочки, нажав которую, ты не можешь уже остановиться. Вторая рука трогает соски «О, нет, не нужно. Не сейчас», – говорила я себе. «Да, это очень классно, и, конечно, ты ещё не раз поэкспериментируешь с этим состоянием темноты и космической тишины, но сейчас тебя ждёт Костя и… Кто этот мистер «икс»? Как так – заниматься сексом с человеком, ни разу его не видя ни до, ни в этот момент, ни, возможно, после? Хотя, видимо, в этом и есть нечто такое, чего не получишь в обычной ситуации. Я верю Косте и понимаю, что это будет приятный молодой человек. Симпатичный. Хорошо сложен. Чёрт возьми, ну хоть бы глазком взглянуть на него… Наощупь, не включая свет, я постучала в дверь ванной. Через секунду вздрогнула от неожиданности. Чья-то рука – и я всё же надеюсь пока только Костина – легла мне на запястье. Это было прикосновение, которого я не ожидала. Просто стоишь в полной темноте, не слышишь, как открылась дверь, не видишь, кто на тебя смотрит – и тут раз! Чья-то рука на твоей руке. Он ведёт меня медленно и осторожно…

Сделав несколько шагов, мы остановились. Икрами ног я почувствовала, что за мной – кровать. А может, диван или кресло? Полная темнота и тишина. Я прислушалась, пытаясь уловить хоть намёк на движение. Тишина. Только стук моего сердца. Он наполнял меня всю. Меня и всю комнату. «Тук-тук-тук…» От напряжения, с которым пыталась уловить хоть какое-то движение, я чуть открыла рот. На мои губы нежно и чуть касаясь легли Костины пальцы. Да, это были его пальцы, его парфюм, его привычка. Чуть касаясь одними подушечками, он обвёл мои губы. Медленно, нежно. И опять это чувство невесомости. Под ногами – мягкий ковёр, с высоким ворсом, в котором моя ступня утопала как в облаках. Ощущение сладкой истомы на губах от его пальцев. И тишина. Сколько она будет длиться?

Вдруг в голову пришла мысль: «Если в номере совершенно темно, то как он увидел мои открытые губы? Значит всё же немного света есть?» Настолько мало, что я со своей повязкой совершенно ничего не вижу. Да, это я не вижу. Но они-то видят? Они сейчас смотрят на меня, возможно, даже говорят между собой. Что они говорят? О чём? Чьи-то руки легли мне на плечи, мягко и медленно опустив в кресло. Это было кресло. Глубокое, мягкое. Эти же руки помогли мне сесть более комфортно, положив мою голову на подголовник, а руки – на подлокотники. Чувствую, как мои запястья просунули в петлю и чуть затянули. «Ремни. Кожаные ремни», – пронеслось в голове. Кожаные ремни. Просто к моей слепоте и глухоте прибавили неподвижность.

– Костя, мне немного страшно.

Тишина.

– Ты здесь, Костя? Мне уже не смешно. Всё. Я хочу…

Чей-то палец лег на мои губы. Наверное, он сейчас сказал: «Тсс, молчи». Моё тело расслабилось, напряжение куда-то ушло, а взамен пришло желание. Желание его губ, рук, его сладких поцелуев. Его нежности. Его страсти! Никогда не могла уловить, когда его нежность, мягкость, понимание моего тела переходят в страсть, силу, напор. Ох, как мне нравятся эти перемены! Они чередуются – волна за волной, как прилив и отлив, как лёд и огонь, страсть и нежность. Он целовал меня, чуть касаясь уголками губ. Его щетина чуть покалывала, но одновременно возбуждала во мне страсть и желание. «Да, – шептала я, – хочу. Да…»

Он оставил меня, мои губы так же внезапно, как секунду назад прильнул к ним. Я сидела всё так же в кресле, чуть поворачивая голову из стороны в сторону, ища его. Я звала его. Просила не мучать, просила прийти ко мне. И он пришёл. Он. Чужой, неизвестный, совсем другой. От него пахло свежестью и морем. Что-то очень знакомое… Может быть, Аква Армани? По запаху и прикосновениям я поняла – Костя решил сыграть на контрастах. Костя весь брутальный, небритый, пахнущий кожей, сигарами и виски – так пах его парфюм, который он любил больше всего и пользовался ежедневно. Он действительно подходил ему. Его телу, стилю, манере одеваться, водить машину.

Незнакомец был другим. Положив голову на мои колени, тёрся своей идеально выбритой щекой, нежно касался губами. Затем развёл мои ноги и стал целовать внутреннюю поверхность бёдер… Его горячая ладонь легла на мой живот. Он то слегка приподнимал её, сводя пальцы в центр, словно беря щепоточку чего-то сыпучего, то медленно открывал, будто бросая кости на зелёное сукно стола. Затем движения стали круговыми. Круги становились всё больше и больше, пока его рука не сорвалась, словно перо птицы, влекомое стихией водопада вниз.

Я подалась вперёд. Я хотела его ласковых рук! Он коснулся моего клитора. Опять эти круговые движения подушечками пальцев. Как будто катал маленький шарик. Скорость движения то ускорялась, то замедлялась. Надавливания на клитор усиливались, и вновь становились нежными. Один, два, несколько пальцев скользнули в меня… Мелкое вибрирование. И вновь – клитор. Я поймала себя на мысли, что я говорю. Нет, наверное, даже кричу: «Даа! Я хочу!» Хочу кого? Его? Костю? Их обоих? Мои ягодицы отрывались от кресла, я вся была мокрая, соски возбуждены, рот полуоткрыт, привязанные руки сжаты в кулаки…

Губы шепчут, и слова отдаются в голове совершенно новыми ощущениями. Ничего подобного до сегодняшней ночи я не испытывала! Чьи-то ладони легли на мои ступни. Легким движением они были подняты вверх и разведены. Я оторвала голову от изголовья кресла, пытаясь понять, кто это. Я понимала, сейчас он в меня войдёт. Но он, словно издеваясь надо мной, только водил своей горячей головкой по моей щелочке. Видимо, ребята подумали, что мне на сегодня недостаточно испытаний. В меня не вошли. Не ввели. Со мной не стали заниматься любовью, меня не отымели и не трахнули. Испытание продолжались. Даже не испытание, а издевательства. Над молодой, красивой, связанной, бедной рыжей бестией. Он водил горячей головкой по моей щелочке: вниз-вверх… Затем, видимо, брал его в руку и, раздвигая мои губы, чуть входил. А затем – снова водил по влажной, горячей, жаждущей силы, напора, страсти моей нежной девочке.

Он не ложился на меня. Просто зависал надо мной на вытянутых руках и дразнил. Я чувствовала его движения. Чувствовала вибрацию его рук, упиравшихся в подлокотники кресла. Его гладкая выбритая щека, иногда касалась моей щеки. Я ждала его поцелуя, но он, как будто и в правду издеваясь, удалялся от меня. Я крутила головой, ловя ноздрями запах Кости. Он был рядом. Совсем близко. Я почувствовала, что мой тиран оставляет меня. По логике, сейчас очередь Кости. Слово «очередь», произнесённое в моём сознании, дико не понравилось мне. Мысленно представила очередь из двух голых мужиков… Руки скрещены на груди, один – другому: «Ну, давай, твоя очередь». – «Да ладно, что там? Свои – сочтёмся. Я пропускаю». Я уже готова была заорать на них: «Вы либо е…те, либо развяжите меня!»

– Аххх! – только и вскрикнула я.

Да, это Костя! Напористый, страстный, уверенный. Он вошёл сразу глубоко, сильно. «Ещё. Да, милый, ну, сильнее. Да, вот так…» – то ли кричала, то ли шептала я. Мне так хотелось обнять его, прижать, запустить руки в его волосы и целовать, целовать, отдаваясь ему… Он одной рукой стал освобождать меня от ремней, а сам не останавливался в диких движениях страсти. Один ремень отлетел в сторону. Второй. Я положила руки на его спину и двигалась, стоная и прося ещё, ещё… В голове мелькнуло: «Он развязал меня для того, чтобы увлечь на кровать. Или поставить на коленочки на диване. Конечно! Они хотят меня вдвоём». Я настолько возбуждена, что и сама хочу этого! Я хочу почувствовать их обоих, вместе. Пусть он войдёт в меня сзади, а Костя подойдёт спереди. Я хочу одновременно чувствовать их губы, руки, члены… Костину силу и страсть и нежность незнакомца. Мои освобождённые из плена руки обнимали Костю. Иногда инстинктивно я хватала ими воздух, желая найти незнакомца. Я по запаху чувствовала – он совсем рядом. Не найдя его, мои руки упали сначала на плечи Кости, затем – в его шевелюру. Я прижала в поцелуе Костину голову и резко отстранилась. Сорвав повязку, на мгновение замерев, смотрела на Костино лицо.

– О, нет, – сорвалось с моих губ.

Как я, дура, не догадалась? Как не почувствовала такую подставу? Видимо, лишённая слуха и возможности видеть, сильно возбуждённая, я попалась на эту удочку.

Одна щека Костиного лица была гладко выбрита, вторая, как обычно, небритая. Я взяла запястье его рук и поднесла к своему лицу. Конечно, он просто нанёс разный парфюм на одну и другую руку. На полу лежала рубашка, которую он с лёгкостью то надевал, то снимал с себя. Мы оба не знали, смеяться нам или заняться любовью.

– Костя, я тебе этого не забуду! Но сейчас я не пойму, будет меня хоть кто-то трахать или нет?

Глава 14

– Всё, Костя, тебе конец!

Я встала с кровати, подошла к телефону и набрала номер портье.

– Алло, – послышался приятный мужской голос. – Меня зовут Александр. Что желаете?

– Будьте добры, в 635-й бутылочку Мондоро, бананы. И, да, пожалуйста, ещё лёд.

– Я могу предложить вам микс из бананов, киви и клубники, – пропел Александр в трубку.

– О, нет, спасибо. Только бананы. И, пожалуйста, не режьте их.

Костя лежал на кровати, с интересом наблюдая за мной. Я прошла в прихожую к шкафу и взяла Костин галстук. Медленно, мягко ступая по ковру с улыбкой на лице, присела на край кровати. В одной руке у меня был галстук, в другой – шёлковая повязка, которая ещё недавно закрывала мне глаза. Костя с любопытством смотрел на меня, как бы говоря: «И что дальше?» Я нежно взяла его руку за запястье, завязав на нём галстук.

– Милая, что ты задумала, – улыбнулся Костя?

Мой указательный палец лёг на его губы: «Тссс… – тихо прошептала я. – Сюрприз».

Зная Костин интерес к всевозможным новшествам, различным экспериментам в сексе, я была уверена – он будет повиноваться беспрекословно. Поэтому, крепко привязав одну руку к спинке кровати, я взялась за вторую. Теперь Костя напоминал мне стреноженного жеребца, такого же красивого, сильного, но лишённого возможности проявить свой характер. В дверь тихо постучали. Я встала, медленно и демонстративно развязала пояс на своём халате. Скинув его на ковёр, пошла открывать дверь.

– Эээ, дорогая, ты чего очумела что ли?

Костя попытался высвободиться из своих пут. Ему явно не нравился мой замысел.

– Успокойся, дорогой, – с улыбкой сказала я, послав ему воздушный поцелуй. – Расслабься. Что ты думаешь, официант голых девушек не видел?

Очутившись в прихожей и убедившись, что Костя меня не видит, я бесшумно накинула на себя второй гостиничный халат, висевший в прихожей. Открыв дверь, приложив палец к своим губам, тихо произнесла: «Только не шумите. Муж спит. Проходите».

Александр сделал шаг в прихожую. Прижав палец к свои губам, я жестом показала, чтобы он не шумел. Официант тихо поставил поднос на тумбочку, я сунула ему в руку деньги и бесшумно закрыла за ним дверь. Затем взяла Костины брюки, висевшие здесь же в шкафу, и в полной тишине стала медленно расстёгивать замок молнии. Кровать под Костей предательски скрипнула, и я на мгновение представила себе, как он, открыв рот и навострив уши, как гончая, пытается услышать, что же происходит в прихожей. Открыв дверь в ванную, я включила воду. Видимо, это совсем не понравилось Константину. Он ещё раз сделал попытку встать, но его руки стягивал кожаный ремень и натуральный шёлк, а не те розовые пушистые наручники из секс-шопов.

– Катя, – послышался его голос, – ты чего там делаешь? Долго я буду тут торчать один, привязанный?

Я несколько раз вслух шёпотом произнесла имя «Александр», затем уже более громко: «Спасибо, Саша. Да, банан в самый раз».

Хихикнув, открыла и закрыла дверь, имитируя его проводы. Скинув с себя халат и взяв в руки поднос с шампанским, льдом и бананами, я вышла к Косте. Увидев его глаза, я поняла, что часть плана сработала.

– Я не понял, ты что, вот так ходила открывать официанту? – Костя начинал психовать.

– А что тут такого? Открыла дверь, взяла поднос и всё, – сделала я непонимающие глаза.

– Что ты мне сказки рассказываешь? Я же слышал, вы там шептались! Он что, твой знакомый? Ты знаешь его?

– Ну ладно, не заводись на ровном месте. Я пару раз была в этом отеле, он приносил заказ и запомнил меня, видимо. Вот сейчас сказал мне комплимент – думаю, это входит в их обязанности – и ушёл. Всё.

– Охренеть можно! – скривил гримасу Костя. – Это ты назло мне сделала что ли? Месть за розыгрыш? Только, извини, там то был просто розыгрыш, а не как ты устроила сейчас реальный стриптиз.

– Костюня, милый, если тебя это так напрягло, больше не буду. Обещаю!

– Меня напрягло? – не унимался Костя. – Да нет, всё нормально! Моя девушка идёт открывать дверь, шепчется там с ним, стоя голая, а я должен типа расслабиться и лежать ждать? Супер! Я рад даже!

Помолчав немного, он продолжал.

– О чём вы там говорили? Я же слышал. И вообще не очень пойму, как это всё выглядит. Ты открываешь дверь голая: «Проходите, мы ждём заказ»

– Да, именно так всё и было. И ничего мы там не шептались. Он просто смотрел на меня внимательно, думал, видимо, откуда я деньги буду доставать. Я взяла у него поднос, поставила на пол – тумбочка в прихожей узкая очень. Вот когда я нагнулась, он мне какой-то комплимент и сказал. Но мне пофиг на их комплименты. Милый, ты у меня самый, самый лучший!

– Нет, что-то тут не так. Ты меня разыгрываешь? Дверь открыла, а сама, наверное, в ванную зашла. Угадал? – улыбнулся Костя.

– Точно, всё так и было. Вот ты догадливый какой, а! Тебя просто так не проведёшь, – сказала я. – Угадал.

Я посмотрела на Костю: он сидел распятый, голый, самодовольно улыбающийся. Но с каждой секундой его улыбка как-то тускнела, в глазах метался подозрительный вопрос: «Что-то тут нечисто…»

Лёгкое и короткое «Пуххх», шампанское открыто – в воздухе приятный, сладковатый грушевый запах. Налив себе полный бокал, я с удовольствием сделала глоток. Моя наглость, с которой я одна смаковала напиток, отвлекла Костю от мыслей.

– Я не понял, ты что одна собралась пить что ли? Не хочешь мне налить?

Оставив Костин вопрос без ответа, я подняла бокал, наблюдая через стекло за тем, как пузырьки с шипением устремляются кверху. Он смотрел на меня в упор, пытаясь понять, что за игру я ему предлагаю. Сделав очередной глоток Мондоро, я легла на бок, на диван, спиной к Косте, беспечно взяв в руку пульт от ТВ, стала листать каналы. Найдя что-то музыкальное, я как будто совсем потеряла Костю из вида. Подперев одной рукой подбородок, вторую я запустила в свои непослушные волосы: тонкие чувствительные пальцы сжимались, пропуская волну волос, которые падали на плечи. Ладонь легла на грудь, лаская ее легкими нежными движениями. Пальчики теребили соски, делая их большими и упругими. Иногда я опускала пальцы в бокал с холодным шампанским, затем подносила их к своим губам, сладко и сексуально облизывая. Спиной чувствовала Костин взгляд, его дыхание, попытку освободиться от плена. Если бы ему удалось это сделать, он, наверняка, подошёл бы сзади, положил бы свои руки мне на бёдра и поцелуями покрыл бы спину. Представив это, моя рука сама потянулась к бёдрам, ягодицам, стала медленно и нежно ласкать их. Еле сдерживая желание встать в эту же минуту и броситься в постель к Косте, я продолжала всё больше сводить его с ума. Поджав ногу к груди, на секунду обнажив свою девочку, я тут же накрыла её ладонью. Послышался лёгкий стон разочарования:

– Милая, убери, пожалуйста, ручку. Ну я прошу тебя, убери, – услышала я его возбуждённый голос.

Я подняла вверх руку с указательным пальцем, жестом говоря: «Спокойно, дорогой, ещё не вечер», – при этом открыв то место, куда в данную секунду был устремлён его взгляд. Очень медленно, грациозно я вновь опустила свою руку. Но сейчас мои пальцы легли, слегка коснувшись губ. Нежно, сексуально проведя кончиками пальцев по своей уже влажной щелочке, чуть введя их, я остановилась. Сердце бешено стучало, внизу живота пульсировало дикое желание немедленного секса. Вспомнив на секунду, как томительно долго «издевался» надо мной Костя, я решила продолжить.

Села на диван, долив в бокал шампанского, делая маленькие, утоляющие жажду и слегка пьянящие и без того одурманенную от любви и желания секса голову, я взяла в руку банан. Сейчас банан в моей руке был похож на волшебную палочку в руках мага. Костя с любопытством наблюдал, куда же, наконец, она опустится… Медленно и элегантно я стала очищать банан, полоску за полоской, обнажая его плоть. Очищенный он казался еще больше похожий на большой красивый, слегка изогнутый Костин член. Обмакнув кончик банана в бокал с ароматным Мондоро, обхватив его губами, я в упор смотрела в Костины глаза. В них я видела страсть, интерес, желание продолжения этого увлекательного шоу. Мой любимый, глупый Костя… Он не знал, что ждет его впереди.

Поставив ноги на край дивана и раздвинув их, я опустила ладонь между ними. Другой рукой, продолжая манипулировать с бананом, я то опускала его в холодный Мондоро, то обхватывала его вкусный ароматный кончик губами. Костя сделал очередную попытку развязаться, показывая глазами на свой перевозбужденный орган, как бы говоря: «Милая, всё, я наказан сполна, прошу тебя, развяжи». «О, наивный, самоуверенный мальчик, как же ты плохо знаешь свою Кэт», – крутился в моей голове немой ответ. Взяв поднос с шампанским, льдом и бананом, я подошла к кровати, поставив его на тумбочку. Костя лежал всё такой же распятый, обнаженный и очень возбужденный. Его красивое, сильное, мускулистое тело напоминало породистого скакуна, готового сейчас же пуститься вскачь, аллюр, рысь… Да, черт возьми, во что угодно, лишь бы получить свободу! Свободу, которая даст ему возможность любить, обладать, подчинять.

– Прости милый, но у меня другие планы. Сегодня я буду умелой, опытной наездницей. Я возьму тебя под полный контроль, использую твой темпераментный нрав по полной. Буду наслаждаться и мягкой манежной выездкой и, натянув удила, пущусь в бешеный галоп. Вот мой план! Поэтому либо ты беспрекословно подчиняешься мне, либо я заставлю тебя это сделать. Выбор за тобой милый.

Произнеся это и глядя на очумевшего от моих слов Костю, я села на край кровати и, взяв кусочек льда, стала нежно водить по его губам, подбородку, соскам. От холода соски стали крупными, твердыми, возбужденными. Его губы и без того чувственные, сладкие, эротичные от кубика льда стали пунцовыми, горячими, страстными… Я стала целовать его губы, глаза, гладко выбритый с одной стороны и колючий с другой подбородок. Еще секунду, и я уже сидела на нем. Нет, это была не классическая поза наездницы, я села выше, гораздо выше. Каких-то десять-пятнадцать сантиметров отделяли его глаза, рот, язык от моей красавицы. Она была так возбуждена, влажна и сексуальна, что Костя, устремив на нее взгляд, шепотом произнес: «Я хочу ее».

В очередной раз мучая и возбуждая его воображение, моя ладонь опустилась вниз. Я стала ласкать себя, то смыкая, то размыкая пальцы, то открывая, то закрывая щелочку. Средний пальчик без труда нашел маленький, совсем крохотный бугорок, который от нескольких прикосновений буквально свел меня с ума. Пальчик сам скользнул внутрь, начав мелко и быстро вибрировать. Я вводила его то глубоко, то, наоборот, нежно касалась подушечками пальцев клитора. Моя рука потянулась к выключателю настольной лампы.

Тихий щелчок, и в номере стало темно. Совсем темно. Темно и тихо. Я сидела на Костиной груди, подо мной билось его сердце. Его бешеный стук входил в меня снизу, пронизывая все тело импульсами страсти и любви, снося голову. Нащупав в темноте спинку кровати, я обхватила ее руками и подала свое тело вперед. Чуть коснувшись его подбородка клитором, я сделала несколько легких круговых движений, подалась чуть вперед. Теперь наши губы слились: его горячий рот, язык ждали, жаждали этого момента, этих ласк, этого вкуса, дурманящего запаха.

Сегодня я была дирижером, доминантой, наездницей, хозяйкой положения. Сейчас я его трахала. И меня это сильно возбуждало, заводило, сводило с ума! Пальцы моей руки с силой обвивали холодную спинку кровати. Вторая рука с растопыренными пальцами нырнула под Костин затылок. Я привстала на колени, мои движения становились все более настойчивыми, целеустремленными, все более приближая меня к оргазму. «Еще, еще», – то ли шептала, то ли кричала я в темноте, всё сильнее сжимая свою ладонь в Костиных волосах, прижимая его голову к себе. От сладкой боли Костя открыл рот, движений его губ, горячего языка было достаточным, чтобы от моего крика в ночи проснулись соседи за стеной. Оргазм был потрясающим! Совершенно новые, незнакомые ощущения.

Не имея сил и желания двигаться, в полном изнеможении я стала медленно сползать вниз, пока моя голова не улеглась на его груди. И хотя оргазм получила я, но его сердце стучало так же учащенно, как и моё. Я нежно массировала его плечи, мышцы рук, запястья, чувствовала пульсацию вен… В полной темноте мои губы находили то его гладко выбритую щеку с одной стороны, то слегка колючую, но такую знакомую, родную с другой. Меня до сих пор не покидал вопрос: «Как всё это он придумал? Как всё продумал и выстроил?» «Да, Катя, ты повелась на это. Ты была готова отдаться им двоим, ведь это так?» – задавала я себе вопрос. В темноте моя рука нашла выключатель ночника. Мягкий неяркий свет выхватил из темноты Костино лицо. От неожиданного света он закрыл глаза, и лишь ресницы мелко вздрагивали, прося продолжения.

Слегка приподнявшись на руках, я поднесла свои соски к его губам. Горячие, влажные губы, язык стали жадно ласкать мою самую эрогенную зону, мои соски. Он то чуть прикусывал их, вызывая сладкую боль, то нежно ласкал кончиком языка, то покрывал всю грудь поцелуями. Иногда я, поднимаясь выше, как бы играя, отбирала у него наслаждение. Возбужденными сосками проводила по его губам лицу, глазам… Ещё секунда, и его губы вновь с силой обхватывали мои соски, вызывая неземное наслаждение!

– Ой, – тихо и неожиданно вырвалось у меня.

Его горячий, упругий, по-прежнему не удовлетворенный фаллос остановил моё сползание вниз. В сознании схватились два желания: немедленно оттолкнуться руками от его груди, и через секунду, откинувшись назад сидеть на нём, испытывая оргазм за оргазмом, или продолжить начатую игру. Как бы ни было велико искушение и желание первого, но я выбрала второй вариант. Чуть привстав на колени, слегка касаясь своей щелочкой его головки, я преодолела препятствие, двигаясь назад, покрывала Костино тело поцелуями. Я любила целовать его плоский, прокаченный живот: каждый кубик, каждый сантиметр…

Где-то совсем рядом был его член. Я чувствовала его пульсацию, его запах. Это был мой десерт. И как бы не тянуло меня насладиться им немедленно, я нашла в себе силы не торопиться. Хотела лакомиться, наслаждаться, получая удовольствие каплей за каплей. Ничуть не льстя, я могу сказать: он был великолепен! Взяв его в свою ладонь, я почувствовала упругость, мощь, дикое напряжение. Мои пальчики, тонкие, хрупкие, то нежно обвивали его упругий ствол, то с дьявольской силой сжимали его. Моя рука то медленно, то ускоряясь, двигалась вверх-вниз, вверх-вниз, то скрывая, то оголяя головку. Наконец мои губы дорвались до него! Без прелюдий и нежных поцелуев мой рот обхватил его член. Сразу. Горячо, жадно, глубоко! Я наслаждалась каждым движением, каждой секундой, каждым сантиметром. Стоило мне сейчас развязать его, и уже через секунду я оказалась бы под ним в его крепких объятиях, я почувствовала бы его страсть, силу, накопившуюся энергию… Но я хотела другого! Встав на кровати во весь рост спиной к Косте, я стала медленно, эротично, как стриптизерша у шеста, садиться. Вот они уже совсем рядом, они ждут, они хотят друг друга. Опустившись на колени, почувствовав между ног его обжигающую плоть, я медленно села. Из Костиной груди вырвался звук. В нём смешался нежный благодарный вздох моего ласкового мальчика и страстный, почти животный стон ненасытного опытного мужчины. Запустив руки в свои волосы, я собрала их в тугой пучок. Оголив плечи, подняв локти кверху, удерживала волосы на затылке, позволяя любоваться своей красивой изогнутой шеей, чуть выступавшими лопатками, узкой талией, упругими ягодицами, так нагло и беззастенчиво поглотившими его член. Разжав пальцы, я выпустила на свободу свои рыжие, непослушные волосы. Водопадом они упали на плечи и, отпружинив, устремились вниз, разметавшись по спине.

Мой милый жеребец оседлан! Поза сверху – одна из моих любимых. Отведя руку назад, нежно похлопывая его по бедру, я как бы говорила: «Не спеши, мой дорогой». Закрыв глаза, тихо покачиваясь взад-вперед, чувствовала себя наездницей, не позволяющей резвому застоявшемуся скакуну пуститься вскачь. Мое нежное и одновременно уверенное похлопывание ладонью по его бедру заставляло Костю двигаться медленно и в такт. И все же иногда он проявлял свой нрав. Его тело напрягалось, играя мышцами, его член, пульсируя, вздрагивал во мне, задевая самые сокровенные уголки моего влагалища, моего сердца, души, мозга…

Я тихо произнесла: «Нет, милый, остановись, я сама. Я хочу сама». Подняв руки над головой, как бы отпустив поводья, сильно сжав коленями бедра Кости, я пустилась в бешеный галоп! Эта дикая скачка сводила меня с ума. Я ласкала свою грудь, мои пальцы с силой сжимали соски, вторая рука лихорадочно теребила клитор. Костя, обезумевший от страсти и желания, двигался жестко, грубо, напористо! Его толчки становились все более быстрыми и глубокими. Еще мгновение, и он, испытывая безумный и долгожданный оргазм, оторвал свои ягодицы от кровати, подняв меня над всем миром…

«Доброе утро, засоня, пора просыпаться» были первыми словами, которые я услышала после ночи, проведённой в отеле.

– Доброе, – ответила я одними губами, не открывая глаз.

В памяти тут же всплыли картинки, позы, образы, слова, звуки и стоны, наполнявшие наш номер всего несколько часов назад. От этих воспоминаний моё голое тело сладко вытянулось, шурша накрахмаленной простынёй, а губы расплылись в улыбке.

– Хочешь, я тебя попарю сегодня? Гарантирую, это будет улётно! Кайф на миллион! Такого ты ещё не испытывала, – доносились до меня обрывки фраз. Костя стоял на пороге ванной комнаты и сушил феном волосы.

От неожиданного и столь откровенного предложения я открыла один глаз.

– Конечно, хочу! Разве я от этого когда-нибудь отказывалась? – улыбаясь, спросила я, садясь в кровати. Подняв руки вверх, потянулась, выставив голую грудь.

– Милый, ты же знаешь, что я иногда люблю пожёстче, просто, согласись, спросонья «хочешь я тебя попарю?» звучит как неожиданно. Хоть бы кофе сначала предложил, поцеловал подошёл…

Костя на мгновение выключил фен, чтобы я могла лучше его слышать, и продолжил.

– Мы же с тобой в баньке моей ещё ни разу не парились! У меня и венички заготовлены, масло пихтовое… А что? Давай сейчас позавтракаем и рванём? Попаримся, а там посмотрим – ночевать на даче или в Москву вернуться.

– Отличная идея! – прокричала я сквозь шум фена, вновь включенного Костей, и показала большой палец, поднятый к верху. – Хотя я не люблю баню, но с тобой, милый, хоть куда!

«Ох, Катюха, что за мысли с утра у тебя в голове! Как говорится, кто про что, а вшивый про баню», – подумала я и, боясь, что Костя увидит краску на моём лице, подошла к окну и открыла портьеры.

– Завтрак мы с тобой уже проспали, – произнёс Костя, взглянув на часы, когда мы спускались на лифте в холл отеля. – Время-то уже полдень. А вот пообедать, думаю, самое то! На даче как всегда пустой холодильник, – продолжал Костя, оглядываясь по сторонам в просторном холле, ища какой-нибудь ресторанчик.

Быстро пообедав, мы вышли из отеля, решая на ходу, что делать с моей машиной.

– Костя, давай я сяду в свою машину, а ты поедешь за мной? Брошу её где-нибудь поближе к дому, и сразу едем.

Через полчаса мы мчались по пустой дороге, ведущей в область. Навстречу нам двигался плотный поток дачников.

– Четыре часа дня, а отъезд граждан с дач начался, – констатировала Костя. – Несколько лет назад такого не было, все старались задержаться за городом подольше, до самого вечера. А сейчас… – Костя безнадёжно махнул рукой, – не поймёшь: позже выезжаешь – пробка, пораньше – тоже пробка! Слава Богу, мы в обратном направлении едем! – сказал он и надавил на газ.

Приехав на дачу, Костя первым делом затопил баню.

– Настоящая, русская, на берёзовых дровах! Через часок под соточку градусов будет. Банька что надо! – не переставал нахваливать Костя, пока мы прогуливались по дорожкам сада. – Венечки запарю: у меня и дубовые, и берёзовые есть! Смотри-ка, в городе уже почти нет снега, а здесь вдоль забора ещё полуметровые сугробы, – произнёс он. – Ну ладно, ты погуляй немного, а я пойду гляну, что там у нас с жаром.

Банька стояла особнячком от основного дома, почти в углу сада. Не очень большая, сложенная из толстых золотистого цвета брёвен, на которых играло лучами заходящее солнце. Из трубы в небо поднимался еле заметный дымок, разнося по окрестности запах горевших дров. Кое-где на крыше ещё остался лежать снег, не съеденный первыми лучами апрельского солнца. Цокая каплями, свисали сосульки. Некоторые из них были совсем маленькие, размером не больше карандаша, другие же, наоборот, – длинные и толщиной с мою руку. Меня так и тянуло подойти и как в детстве, взяв в руку палку, задрав голову вверх, пытаться сбить их с крыши. Помню, у нас во дворе это было одной из самых любимых забав. Сосульки, которые были потоньше, падали от лёгкого прикосновения, словно от взмаха волшебной палочки, рождая музыку, похожую на звуки ксилофона. Но впереди предстояла битва с гигантской сосулькой! Размахнувшись и хорошенько прицелившись, от напряжения и сосредоточения высунув язык, ты бьёшь со всего маху! Палка, ударяясь, скользила, отбивая лишь жалкие сантиметры, кончика сосульки. Ещё удар – бесполезно… Сосулька монолитом, почти не уменьшаясь в размере, свисала с крыши. Так могло продолжаться долго. Никто не хотел уступать: ни она нам, ни мы, детвора, ей. Дальше в ход шла тяжелая артиллерия: ледяные булыжники, осколки более мелких сосулек, половинки кирпичей… Не выдержав такого напора, сосулька сдавалась. Прихватив с края крыши снег или лёд, порождая шум, со звуком «Уххх» сосулька, как нам казалось, медленно падала вниз, разбиваясь на множество прозрачных льдинок.

– Кать, ты чего там застыла, как снежная баба? О чём мечтаешь? Банька уже ждёт нас, – донёсся из приоткрытых дверей Костин голос. – Заходи, раздевайся и в парилку. А потом выйдем чайку попьём с мёдом. Есть минералка прохладная.

Нырнув в приоткрытую дверь бани, я огляделась: небольшая комната с окном в сад, диван, пара кожаных кресел, телевизор, холодильник.

– Это тебе, – сказал Костя, протянув войлочную шапку, напоминающую цветок колокольчика. – Надевай поглубже, чтобы уши не обжечь. Сейчас термометр смотрел, под девяносто уже, да я еще ковшичек плеснул на каменку.

Обернувшись, я чуть со смеху не покатилась: передо мной стоял – ни дать, ни взять – Павка Корчагин! Ну, по крайней мере, таким я его видела на обложке книги, которую я к своему стыду так и не прочитала. Красивое, волевое, чуть скуластое Костино лицо покрывали капельки пота. Взгляд серьёзный, как будто он собирался не в парилку с девушкой, а идти бороться за счастье народное. На голове – будёновка из мягкого войлока с длинными ушами, козырьком и большой красной звездой.

– Ну-ну, – ухмыльнулся Костя, – посмотрю, как ты ржать будешь минут через пятнадцать.

С этими словами он распахнул дверь парилки, и я шагнула в неё, словно на подиум, который на самом деле оказался сущей преисподней.

– Мать твою! – закричала я, присев, зажмурив глаза и прикрыв уши ладонями.

«Так вот что означает «уши свернулись в трубочку», – пронеслось у меня в голове. Повернувшись на месте, пулей рванула назад, в прохладу предбанника. Но сначала я головой врезалась в Костин живот, а он своей задницей шибанул дверь, которая с грохотом ударилась об стену.

– Кать! – закричал Костя. – Ты что, очумела, что ли? Несёшься, как бык на тореадора!

– Это ты очумел! Ты что меня сварить и съесть собрался? Там же температура, как в духовке, когда я курицу гриль готовлю! – вопила я, подбежав к двери и высунув голову на улицу. – Ты что, предупредить не мог, что там ад, а не парилка?

– Я же говорил тебе – под соточку. Даже шапку дал, – оправдывался Костя.

– Какая к чёрту шапочка? Там термокостюм пожарника нужен, а ты шапочку мне суёшь! – не унималась я.

– Ну, посиди в окно посмотри или телевизор включи. Минут через двадцать температура выветрится, тогда и заходи. А я пойду, пока жар не ушёл.

Костя поглубже натянул будёновку, сверкнул незагорелыми ягодицами и скрылся в аду, который он почему-то упорно продолжал называть «парилкой». Я сняла шапку, укуталась в махровый халат и включила чайник. Русская баня с детства не нравилась мне. Гидромассажные ванные, теплый и влажный турецкий хаммам, бассейн с бокалом шампанского – это моё. Баня – не моё! Тем более такая. Я бы сказала, с садомазохистским уклоном. Правоту моих мыслей своим появлением подтвердил Костя. С его телом произошла какая-то метаморфоза, как с теми раками, которых я не так давно варила. Берёшь в руку рака – зелёный; опускаешь в кипящую воду – красный. Так и Костя: заходил в парилку – белым, вышел из парилки – красный. Как тот рак. Даже зрачки глаз стали такими же белыми, как глаза рака, вытащенного из бурлящего кипятка.

– Уууууу, – гудел Костя, выдыхая горячий воздух сложенными в трубочку губами, – вот это я пару поддал!

Он подошёл к окну и, толкнув створки, высунул голову на улицу.

– Жаль, что уже снега нормального нет! Сугробы все корочкой покрылись… Так вот сядь задницей – мало не покажется, – рассуждал Костя, хватая ртом воздух.

– Ну а почему бы и не сесть? – съязвила я. – Зашёл в парилку, исхлестал себя веником, как религиозный фанат плёткой, поддал жару, чтобы глаза из орбит вылезли… Ну, и как логическое завершение самоистязания – задницей об лёд!

– Эх, Катюха, ни черта ты не понимаешь в русской баньке! – махнул на меня рукой Костя. – Особенно когда снежок белый, пушистый – выбегаешь из парилки, и сразу в сугроб! – продолжал мечтательно Костя.

Он снял с вешалки длинный, оливкового цвета халат, надел на себя и вновь подошёл к распахнутому окну. Я сидела сбоку и видела его красное распаренное лицо. Костя глубоко, полной грудью вобрал в себя свежий воздух и вдруг замер. Неподвижными глазами он уставился в одну точку, глядя куда-то за окно. Сделав длинный, бесшумный выдох, он указал пальцем в вечерний полумрак и прошептал: «Бля, манол». Босыми ступнями бесшумно шагнув назад от окна, Костя медленно повернул ко мне голову и произнёс: «Тсссс! Главное не шуметь. Тихо! Точно тебе говорю, там манол!»

«О, Боже, я же говорила – такие перепады температуры не проходят бесследно для здоровья», – подумала я, мысленно вспоминая, где оставила свой мобильник. Я знать не знала, кто такой этот грёбанный манол, но кожа моя от страха покрылась пупырышками.

Костя на цыпочках подошел к двери и сунув босые ноги в калоши, глубже натянул будёновку, потуже затянув пояс халата.

– Может ему хлеба в окно покрошить? – тихо произнёс Костя, потом добавил: «Нет, хлеб они наверное не едят…»

От мысли, что манолы не едят хлеб, мне стало совсем как то не по себе.

– А что они едят? Не мясо же? – запинаясь прошептала я с надеждой в голосе.

– Какое к чёрту мясо? Они же зерноядные, – произнёс Костя, снимая со стены над дверью сачок на длинной палке, какими обычно рыбаки вытаскивают рыбу из воды. – Я думаю, у кого-то из соседей сбежал – у них крылья подрезанные, выше метра они и взлететь-то не могут. Я же тебе рассказывал: у меня и золотые, и серебряные фазаны жили, а вот гималайских манолов не было. Надо поймать, а то ночью кошки точно сожрут, – с этими словами Костя шагнул за дверь.

В будёновке, калошах, в длинном халате похожем на солдатскую шинель, Костя был вылитый красноармеец! Нервно стуча зубами, не зная, смеяться или плакать, я тихонько запела непонятно откуда вспомнившуюся песню: «Дан приказ: ему – на запад, ей – в другую сторону… Уходили комсомольцы на гражданскую войну».

Подойдя тихонько к окну, я выглянула: освещенный луной и светом фонаря, на замёрзшей и покрытой тонким ледком земле сидел манол. Вполне мирная и красивая птичка, размером с петуха, с коротким хвостом, хохолком на голове… Кому только в голову пришла мысль назвать её «манолом»? В детстве, закрывшись с подружками в комнате и выключив свет, мы рассказывали друг другу страшилки. Если бы тогда очередная рассказчица, тихим и устрашающим голосом произнесла: «Сейчас за вами придёт маноооол!» – я бы описалась от страха. «Но сейчас-то здоровая дура и испугалась!» – выговаривала я себе.

Между тем манол как ни в чём не бывало разгребал коготками и шпорами на ногах мёрзлую землю. Найдя что-то интересное для себя, он тыкал туда клювом, не обращая внимания на неподвижно застывшего с поднятым над головой сачком Костю…

Костя замер в ожидании, выбирая момент, как бы поудачнее одним броском накрыть гималайского. Манол, словно почувствовав это, резко поднял голову, повернув её в сторону, и уставился одним глазом на Костю. «Батюшки мои! А это ещё что за страшилище застыло с сачком над головой?» – как бы вопрошал его взгляд. Медлить было нельзя, и Костя, взмахнув сачком, сделав решающий бросок вперёд, безусловно, накрыл бы добычу, но… Накладочка вышла… Не учёл, что калоши не шипованные! Не выпуская сачок, он махал руками, пытаясь удержать равновесие, чтобы не грохнуться на скользкий подтаявший снег. Момент неожиданности был упущен. Манол от испуга подскочил на месте, издал звук, похожий одновременно на крик вороны, попугая Ара и курицы, которую хозяйка ловит, чтобы ощипать и отправить в суп, – пустился наутёк!

Гонка с преследованием началась! Манол иногда бежал по скользкой земле, царапая её когтями, иногда пытался лететь, хлопая подрезанными крыльями – Костя бежал сзади, метрах в трёх, безуспешно пытаясь сократить дистанцию. Баню от соседнего участка разделял невысокий забор из сетки рабицы. Между забором и баней имелся неширокий проход, куда и устремился манол. Костя – за ним. Почему-то манол выбрал именно этот маршрут: бег вокруг бани. На втором круге лидером в гонке по-прежнему был манол. Ему даже удалось набрать дистанцию, так как на повороте Костю заносило на скользкой земле и ему приходилось сбавлять скорость. Когда Костя пробегал мимо окна, я услышал слова, произнесённые им сквозь зубы: «Сука, всё равно поймаю».

Встречный ветерок откидывал назад уши будёновки, и тогда можно было увидеть устремлённый Костин взгляд, желающий во что бы то ни стало поймать фазана. Длинные полы халата разлетались на бегу, открывая Костино хозяйство. Вдруг он остановился, видимо, чтобы перевести дух или сменить тактику. Манол тоже встал как вкопанный. Костя вытянул руку, словно в ней были зёрна, и тихо произнёс: «Иди ко мне, не бойся». Манол настороженно и, как мне показалось, совсем даже не веря Костиным словам, смотрел на него, готовый в любую минуту сорваться с места. «Чё тебе надо, мужик? Чё ты ко мне прицепился?» – вот что я читала в его глазах.

– Костя, тихо прошептала я в открытое окно, – ты халат поправь. А то бежишь причиндалами своими мотаешь. Может, птица просто боится тебя? Откуда ей знать о твоих скрытых намерениях?

Они сорвались с места одновременно. Только теперь фазан рванул не за баню, а в сад. Пролетев, пробежав несколько метров по расчищенной дорожке, он резко свернул. Теперь его путь пролегал по сугробам. Костя бежал за ним, черпая подтаявший снег калошами. Каждый раз Костя почти настигал фазана, но в самый неподходящий момент то нога застревала в снегу, то сачок лишь касался птицы, так и не накрывая её. Теперь я была на стороне фазана, не поверившего Костиным добрым намерениям. Мне кажется, теперь у Кости было одно желание: поймать. Поймать и убить эту дрянную птицу. Ты ей добра желаешь, а она просто издевается, на измор берёт, наматывая круги.

Вдруг я заметила в окнах небольшого домика, стоявшего как раз на соседнем участке, чьи-то лица. Выключив свет, чтобы не привлекать внимания, я присмотрелась: к стеклу освещённого окна прилипли две стариковские головы. Видимо, свет от уличных фонарей бил в их подслеповатые глаза, мешая хорошо разглядывать, что именно происходит на соседнем участке. Они сложили ладони домиком и прильнули к окну. Между мной и окном, в которое они выглядывали, было всего несколько метров, и я хорошо видела выражения их лиц. Из-за сугроба, наваленного к ограде, они не могли видеть бегавшего по саду фазана, а только половину Костиной фигуры: в будёновке со звездой и с сачком над головой. Бабка, оторвавшись от окна, что-то говорила деду, показывая рукой на метавшегося по саду Костю. Дед отмахивался от неё, видимо, доказывая что-то своё. «Интересно, о чём они спорят? – подумала я. – Не иначе как звонить или не звонить 911». Тут дед махнул на бабку рукой и удалился вглубь комнаты. Наверное, пришли к консенсусу – запереть на всякий случай понадёжнее дверь и выключить свет, авось их не коснётся. Запыхавшийся, в баню ввалился Костя.

– Ушёл, сука! Вскочил на сугроб и махнул к старикам на участок! Я хотел постучаться в двери к Савельичу, чтобы помог… Он-то старый охотник, да и участок у них маленький. Вдвоём быстро поймали бы, – еле переводя дыхание, говорил Костя

– Слава Богу, что не додумался ломиться ночью к ним в дверь! Старики, они же, как дети малые, любого шороху боятся, а ты тут со своим: «Савельич, выходи на охоту!»

– Что у нас с баней? – спросил Костя, заглядывая в парилку. – Не до жару, погреться хотя бы.

– Так ты вроде потный весь, носился, как гончая, по сугробам почти час. Я думала, ты прогрелся уже.

– Хватит издеваться, Кать! Вы с этим манолом погибели моей хотите. Пойдём в дом, там перекусим что-нибудь и чаю попьём. Знаешь, чего-то есть захотел… А ты как? Хочешь?

– Свежий воздух и бег по пересечённой местности, естественно, поднимают аппетит. А ты как думал? Так, значит, париться больше не хочешь? – спросила я, одеваясь.

– Спасибо, напарился уже! Как-нибудь в следующий раз продолжим.

Костя положил на полку будёновку, повесил на вешалку халат и стал натягивать джинсы.

– Вёрткий всё-таки, сволочь! Я его уже почти догоняю, ну, думаю, ещё рывок и всё: рааззз, и накрою! А он – шмыг в сторону и ещё быстрее рвёт когти.

Рассказывая, Костя вошёл в азарт и шлёпнул ладонью по кожаному дивану, показывая, как он его «рааззз, и почти накрыл!»

– Дорогой, я наверное, сегодня лягу на диванчике, а ты один на кроватке. Хорошо?

– Это ещё почему? – Костя удивлённо посмотрел на меня, перестав застёгивать пуговицы на рубашке.

– Ты так вошёл в азарт, что я думаю, во сне всю ночь будешь махать руками, ловя этого чёртова манола.

– Нет, Катёнок, ночью я буду спать, как убитый! Набегался по сугробам, аж ноги гудят.

– Ну тем более тогда, какой смысл мне с тобой ложиться, если ты спать будешь без задних ног?

И действительно ночью Костя спал мертвецким сном, лишь изредка вздрагивая, готовясь, видимо, к очередному броску.

Не спала лишь я, ворочаясь с боку на бок, готовая от злости ощипать эту курицу! Ведь так хорошо начинался вечер, и так прекрасна могла быть ночь. И тут на тебе – манол!

Костя во сне засучил ногами, что-то пробормотал, и я поняла: нужно брать подушку с одеялом и идти на диван – выспаться всё равно не получится. Так я и сделала.

– Кать, Каааать… – просипел незнакомый голос, и я открыла глаза. За окном было уже светло.

– Кать, я, кажется, простыл.

Сев на диван, я уставилась на Костю.

– Блин. И горло, и насморк, – вновь прохрипел Костя, оторвав голову от подушки.

– Ещё бы не простыть! Бегал с голыми яйцами по колено в снегу за этим тибетским петухом!

– Гималайским. Очень редкий вид, занесён в Красную книгу, – шипел Костя, оправдываясь.

– Птичку ему, видите ли, жалко. А теперь вот проваляешься в постели неделю, будешь знать! Нашёлся мне защитник пернатых.

Я села к Косте на кровать и приложила ладонь к его лбу. Вроде, температуры нет.

– Плохо тебе, да, милый? Знаю, фигово. Вижу по лицу, – ответила я сама на свой вопрос, гладя Костю по голове. – Есть на даче какие-нибудь лекарства от простуды?

Костя отрицательно покачал головой.

– Давай я тебе чаю горячего сделаю, и поедем в город, хорошо?

Костя положительно закивал головой. Одевшись и выпив чаю, мы вышли на улицу.

– Давай я машину поведу, по дороге заедем в аптеку и скорее домой, в кровать. Я сама займусь твоим лечением. Через пару деньков как новенький будешь, – улыбалась я, пытаясь подбодрить Костю.

Я села за руль, Костя рядом. Нажатие на брелок, и ворота медленно распахнулись.

«Притормози», – жестом показал Костя.

У ворот соседнего участка, возле старенькой «Нивы», суетился Савельич со своей старухой.

– Пойду скажу Савельичу, чтобы посмотрел, может, манол у него в дровах спрятался или ещё где… У него на участке всякого хлама полно, еле слышно прошептал Костя.

Он вышел из машины и сиплым простуженным голосом Вицина из фильма «Джентльмены удачи» что-то пытался сказать Савельичу. Старики делали вид, что не видят Костю, но стоило ему сделать шаг в их сторону, живенько сели в машину. «Щёлк, щёлк», – в утренней тишине посёлка дуплетом прозвучали блокираторы дверей «Нивы». Ну, я думаю, так, на всякий случай, подстраховались старики – мало ли что у парня в голове?

Костя шёл медленно, боясь поскользнуться на утреннем апрельском льду. Одной рукой держал своё горло, вторую вытянул вперёд, подавая сигнал Савельичу, чтобы тот не уезжал. Когда до машины оставалось не более трёх метров, нервы у Савельича сдали, он открыл окно и прокричал: «За внуком едем в город, извини, спешим». «Нива» рванула с места.

– Блин, соседи ненормальные какие-то, – вымолвил Костя, садясь в машину и нервно барабаня пальцами по «торпеде». – Сорвались, как будто я укусить их хотел! Могли бы на минутку задержаться, делов-то всего ничего. Глянули бы быстро, вдруг манол сидит где-нибудь в сарае или в будке собачьей… У них пёс был, сдох, по-моему, а будка так и стоит пустая.

– Костя, я тебя умоляю, хватит уже. Этот манол меня уже заманал! Тебе что проблем своих не хватает? Ты посмотри на себя – едешь не напарившийся, не натрахавшийся, горло болит, и сопли по колена. И всё это, между прочим, из-за чёртова манола! Глобальное потепление, льды Антарктиды тают, а ты заладил всё: манол да манол! Я уж не говорю, что у нас своих проблем хватает. Ты знаешь, что стерхи на грани исчезновения? Не хочешь о них позаботиться?

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Пан кастелян, несмотря на свою знатность и на свои несметные богатства, не был однако доволен судьб...
«Прошло несколько времени, и Цехановецкий получил известие о смерти своего отца; огромное родовое на...
«Внук Станислава-Яна, Юзеф Яблоновский, обладавший огромными богатствами, известен как человек учёны...
«Много разных забавно-грустных преданий сохранилось о князе Иерониме в окрестностях Бялы; но все они...
«Лужайка, которая виднелась с балкона из-за деревьев, была усыпана, как бисером, полевыми цветами. Б...
«Воскресный летний день собирался быть особенно жарким. Солнце как-то сразу показалось на безоблачно...