Святая, смешная, грешная Ермаков Виктор

Глава 4

Первая рабочая неделя после праздников Девятого мая подходила к концу, а мы встретились с Костей всего один-единственный раз, не считая встречи у него в офисе. Ну так её действительно же можно не считать. Приятно, конечно, попить кофе в его кабинете, но мне этого, безусловно, мало. Да думаю, и ему тоже. Просто навалились как всегда проблемы, закрутились дела, а по дороге домой физически и морально изматывали пробки. Но сегодня – пятница, последний рабочий день! Завтра можно отоспаться за всю неделю. Костя позвонил и сказал, что допоздна задержится в офисе, но тем не менее обязательно приедет ко мне. От нечего делать я болталась по торговому центру, посидела в кафе, поговорила по телефону с мамой и Любкой. Не помогло. Скучно и одиноко без него! Как некстати погода испортилась, небо серое, вот-вот пойдёт дождь, отчего стало ещё грустнее.

Идея пришла неожиданно, как и всё оригинальное. Точно! Еду к нему в офис. Сделаю сюрприз. А может, позвонить сначала – вдруг не на месте или собрание какое-нибудь проводит? Хотя кто проводит собрание в пятницу вечером? Все наоборот стараются свинтить с работы пораньше. Ну, а звонить – это значит оставить его без сюрприза. Всё, еду!

Поднимаюсь на второй этаж и, стараясь не стучать каблучками, иду по коридору. Тихо, все уже разошлись по домам. Несколько неоновых ламп, мирно жужжа, освещают рабочие столы, кресла менеджеров, разделённые между собой невысокими стеклянными перегородками. Сколько раз я уходила уставшая из своего офиса, гасила свет, мечтая побыстрее добраться до кровати… Костя, думаю, тоже чертовски устал. Может, на полчасика хоть заскочим в ближайшее кафе, а потом домой – в ванну и кровать. А, может, просто по чашке кофе, и прямо в кабинете на кожаном диванчике, а? Или в кресле. На столе тоже очень даже удобно и сексуально. Подходя к двери кабинета, подумала, что бы такое придумать, как бы его разыграть? Надо постучаться и: «Извините, налоговая инспекция!» Ага, инспекция вечером. Нет, не умно. Да и ну её, эту инспекцию упоминать на ночь глядя…

Открываю дверь. Лучше бы я никогда в жизни её не открывала. Больше всего любви, горя и боли мы приносим своим близким. Почему так? Не посторонним, не врагам своим даже, а именно близким? Тень метнулась с дивана, опуская юбку… Мимо, почти по стеночке, не смотря мне в глаза, проскользнула к двери. Нет, вроде она даже улыбнулась какой-то испуганной и глупой улыбкой, пробормотав что-то. Или мне показалось? Это та секретарша? Блондинка? Или я путаю?… На мои глаза словно пелена опустилась, в горле – ком. Я стояла не знаю сколько времени – минуту, две… пять? Вижу, как Костя идёт ко мне, застёгивая на ходу сорочку одной рукой; вторую вытянул, что-то пытался сказать. Я не сразу поняла, что он говорит – в ушах стоит звон, по-прежнему не хватает воздуха.

Костя уже рядом – в его глазах в испуге, отчаянии метались омерзительные бесы, ища, где бы спрятаться…

– Ничего не говори, прошу, ничего, – не своим голосом говорю я. – И, пожалуйста, отойди от меня. Не прикасайся ко мне, убери руки, – как можно спокойнее произнесла я, боясь сорваться в истерике.

Я повернулась спиной. Он взял мой локоть, его рука тряслась… Или моя? Или я вся? Меня трясло, словно от температуры под сорок, или наоборот, будто я замёрзла так, что не было сил успокоить озноб.

– Кать, послушай, я…

– Пожалуйста, не падай в моих глазах ещё ниже. Молчи, – не чувствуя своей руки, я толкнула дверь.

Вышла. Тихо, не хлопая, прикрыла её. Иду к выходу по коридору. Почему-то он кажется мне бесконечным… Наконец я на улице! Спасибо, небеса, спасибо, тучка – как же вы кстати! Люди спешат, перешагивая лужи, глядя себе под ноги; другие, прячась под зонтом, тоже не видят моего лица, по которому бегут, конечно же, не слёзы, а капли дождя. Села в первое попавшееся кафе, заказала кофе и смотрела ничего не видящим взглядом, помешивая сахар в чашке. Что насыпала вместо сахара соль, поняла только со второго глотка. Да и не важно – соль, сахар, перец… вкус-то один и тот же. Вкус боли, измены, пустоты. Моя душа тихо плакала, любовь металась в ней, ища место, где бы умереть, мозг кричал в непонимании: «Как? Почему? За что?», сердце молило: «Нет, это не он, это какое-то недоразумение, это сон, наваждение… этого не может быть!»

Не знаю, сколько времени прошло – десять минут, полчаса, больше… Постепенно все эти чувства сменились апатией, безразличием. Хотелось одного – забиться в угол своего дивана, накрыть голову подушкой и забыться, уснуть, исчезнуть…

Села в машину, положив голову на руль, замерла, слушая, как дождь барабанит по крыше, по ветровому стеклу… Вечерняя Москва в дождь – это особое испытание для любого водителя. Не помешает заряд терпения, набор определённых слов и жестов, хорошая реакция и ещё раз терпение. Как всё-таки хорошо, что у машины есть щётки на окнах. Раааз – и капли дождя летят в стороны. На мгновение стекло чистое – я вижу, как блестит асфальт, бегущий навстречу, как мигает светофор, останавливая поток машин, и чёрные силуэты под зонтами переходят дорогу. Вроде я не выключала дворники, почему так плохо видно? «Кать, у тебя на глазах нет щёток! А так как платок давно мокрый, достань салфетки, протри глазки и трогай с места. Это тебе некуда спешить, это тебя никто не ждёт, а люди спешат по домам, к родным, друзьям, любимым»…

Скинув туфли в прихожей, включаю в ванной воду, затем подхожу к минибару. Вино, ликёр… Что за бред? Какой вино, какой ликёр? Вот! Это – то, что мне нужно. Щедро плескаю хорошую порцию виски, бросаю несколько кубиков льда. Не отходя от бара, делаю пару глотков. К сожалению не мой напиток, не получаю удовольствия. Пью только бы поскорее избавиться от жуткого состояния озноба и побыстрее закончить затянувшуюся аудиенцию сердца к разуму. Сердце ныло: «Он мой! Я не хочу его терять». Разум упорно твердил: «Уже нет, не твой. Ты же всё прекрасно видела сама. Забудь! Он уже не твой».

Бреду медленно в ванную. В руке стакан с виски позвякивает кубиками льда. На ходу теряю юбку, блузку, трусики. Горячая вода и виски. Что может быстрее, чем такое сочетание, погрузить душу в состояние наркоза, а память – в состояние амнезии? Может вот это лезвие от станка? А что? – горячая вода, виски, лезвие, всё как нельзя к стати…

– «Хочешь?» – «Нет!» – «Боишься?» – «Да!»

Стакан с характерным звуком погружается в воду, выкидывая на поверхность тёмное пятно виски. Становится страшно и жалко себя. Медленно сползаю с открытыми глазами под воду. Слёзы такие же прозрачные и горячие, как вода в ванной. Через прозрачную гладь вижу лампочки в натяжном потолке. Медленно закрываю глаза – свет уже не такой яркий, тихо, спокойно… так и лежала бы вечность. Видимо, отпустив сознание и полностью расслабившись, я не заметила, как мои губы разомкнулись. Вода в одно мгновение заполнила рот, при этом я неосознанно сделала вдох. Кашляя и ловя воздух открытым ртом, с вытаращенными глазами я выскочила из воды и, сидя в ванной, переводила дух. Вытянув пробку, смотрю, как вода, закручиваясь в воронку, исчезает. Ложусь в пустую ванну и лежу, словно в белом саркофаге. От своей наготы и одиночества начинаю дрожать. Не вытирая тело, сую его в махровый халат, оставляя лужицы от босых ног, плетусь к дивану. Почему к дивану, а не в постель? Пустая постель мне казалась огромной. А ещё она пахнет им. А здесь, на диване, есть уголок, щель, куда, натянув на голову ворот халата, я, как щенок мордочку, сунула своё лицо. Отключив телефон, засыпая, я услышала, как скулит моя душа и плачет сердце.

Звонок в дверь настойчиво и монотонно выцарапывал меня из моей щели, куда я забилась вечером. Беру в руку стоящий на «беззвучном» мобильник – десять утра, двенадцать пропущенных звонков и ещё больше смс-ок. Читаю смс-ки. Почти все от него. Глаза вновь накрывает пелена слёз, поэтому почти ничего не вижу, кроме повторяющихся, как молитва или заклинание, слов «прости», «умоляю» и что-то там ещё, что, в общем-то, уже совершенно не важно. Читаю смс-ки от Любани – здесь тоже одни повторы «ответь», «ответь», и «я еду к тебе». Скорее всего, это и есть она там, у двери, уже пять минут насилующая кнопку звонка. С закрытыми глазами, упершись лбом в дверь, минуту стою молча.

– Кто? – спрашиваю я, сама не узнавая свой голос.

– Катюш, это я, открой, – голосом взрослого человека, уговаривающего ребёнка, просит Любка. – Ты что там, спишь что ли? Я уже десять минут тут торчу, открывай.

Молча поворачивая ключ в замке и не оборачиваясь, ухожу в комнату. Любка сбрасывает на ходу обувь, идёт за мной. Я села в кресло, поджала ноги, положив на колени подбородок.

– Кать, я всё знаю. Он звонил мне раз десять, наверное. Ну, понятно, просил поговорить с тобой и всё такое. Мы с тобой сто лет уже дружим, поэтому приехала не как парламентарий, не уговаривать – это не имеет смысла – а просто, как подруга. Я знаю, что он значит для тебя. Всё знаю, всё понимаю, поэтому не думаю, что могу тебе чем-то помочь или успокоить. Просто давай проведём день вместе, а? Вот сейчас иди в ванную, умывайся, а я кофе пока сварю, хочешь? А потом пойдём погуляем в парке, тут ведь от тебя пять минут ходу. Полночи дождь лил, а с утра солнце, погода отличная. Посидим в кафе, прогуляемся.

– Любань, спасибо, что приехала. Я знаю, ты лучшая и самая надёжная подруга, я верю, что ты искренне переживаешь за меня, но, знаешь, мне сейчас хочется побыть одной. Прости, но не могу говорить, в голове постоянно эта картина – его секретарша и он… Мне, наверное, нужно время, чтобы избавиться хотя бы от этого видения. А потом уж всё осмыслю, как жить, что делать и всё остальное.

– Правильно, милая, вот и я о том же, – не замолкала Любка. – Я и говорю – попьём кофе, прогуляемся. Жизнь-то продолжается! На нём свет клином не сошёлся.

Я по-прежнему сидела, уставившись пустым взглядом в никуда. Идти точно никуда не хотелось. А вот до ванной, пожалуй, добраться не помешало бы.

Флегматично двигаю зубной щёткой, пригоршней зачерпываю воду и полощу рот, краем глаза косясь на пустой стакан, лежащий на дне ванны. Выхожу и опять сажусь в кресло. Любаня подаёт кофе – видимо, сварила крепче обычного, желая взбодрить меня.

– Всё, Катюня – пьём и идём прогуляемся, – тараторит она. – Может, в Третьяковку сходим? Побродим по залам в тишине. Там кафе на углу – съедим по пирожному, какое ты любишь, там же всегда свежие.

Она говорила и, видимо, сама понимала, что не все слова доходят до моего сознания, поэтому иногда повторяла одну и ту же фразу по два раза. Чувствуя, что мне проще согласиться пойти с ней прогуляться, чем выслушивать всё это в тишине комнаты, я стала собираться.

– Люб, знаешь, я не буду краситься, хорошо? Нет никакой трагедии, все, слава Богу, живы и здоровы. Но знаешь, просто натяну джинсы, майку… Что там у нас за окном? Тепло? Вот и отлично. Пять минут, и я готова, о кей?

– Вот и молодец, Катюха, одевайся. Тебе-то зачем краситься? Ты у нас и так красавица, – обрадовано затараторила Любка. – Всё, давай одевайся и вперёд!

Вышли во двор. Квадрат синего неба лежал на краю крыш сталинских домов, образующих колодец двора, где в песочнице под присмотром мамаш, сидящих на лавочке, играли дети. Высокие старые тополя уже уронили свои рыже-золотистые клейкие чешуйки под ноги прохожим, на стёкла и крыши припаркованных под их кронами машин. Дурманящий аромат кружил головы всем – и тем, кто, ворча, стряхивал липкую, вкусно пахнущую напасть с подошв обуви, и владельцам авто, тщетно пытающихся избавиться от прилипшего на стеклах и крышах смолистого вещества. В майских лужах с чириканьем купались взъерошенные воробьи. Сизый голубь, надув и выставив свой зоб, то кланяясь, то закидывая голову назад, расстилая веером хвост по асфальту, уговаривал свою голубку. Мир пропитан красками, запахами и любовью. «Оказывается, жизнь продолжается», – то ли обрадовалась, то ли удивилась я.

– Спасибо, Любаня, что вытащила меня! Пойдём прогуляемся – погода и вправду чудесная. Только знаешь, я бы просто прошлась по набережной. Может, посидим где-нибудь на открытой террасе кафе? Думаю, открыли уже кафешки на набережной, теплынь-то такая стоит полмесяца!

– Отлично, Кать, с удовольствием! Действительно, просто погуляем, посидим где-нибудь. А то сидишь, запершись в четырёх стенах, – не умолкала Люба, пытаясь своей болтовнёй вывести меня из подавленного настроения.

Срезав двор по диагонали, вышли на Кадашевскую набережную. Несмотря на выходной день и тёплую погоду, народу было немного. Так как определённого маршрута не было, мы тихо брели, молчали, не зная с чего начать разговор. Я – потому что не хотела говорить, обсуждать всё, что произошло вчера, а Любка – из чувства деликатности. Хотя зная её, я была уверена – надолго этой деликатности не хватит и при первой возможности она издалека начнёт разговор.

– А давай перейдём обводной канал по Лужкову мосту, постоим на нём, посмотрим фонтаны на воде? – слышу Любкин голос.

В её предложении я почувствовала нотки сомнения, нерешительности. Это было откровенно провокационное предложение – для чего она это делала, я так и не поняла. Ведь известно, что уже давно этот мост в народе называют Мостом любви – на нём установлены несколько металлических деревьев, к которым по субботам приезжают молодожёны, чтобы повесить на их кроны замки верности, а ключи выбросить в реку; не говоря уже о скамейке, изготовленной таким образом, что поругавшиеся молодые люди, даже садясь на разные края, не могут долго сидеть, не скатившись в центр, друг к другу.

«Интересно, – думала я, – это её заранее продуманный план или спонтанный?» С чего она начнёт разговор? Ведь вполне очевидно и понятно, что всё здесь пропитано счастьем – и эти замки, тоннами свисающими с металлических прутьев веток, и всевозможные надписи на асфальте в клятвах любви и верности, ленточки, привязанные к перилам ограды, ещё не убранные цветы после вчерашних свадеб… Мягко говоря, это не совсем то, что мне сейчас хотелось бы видеть, и я не думаю, что Любка этого не понимала. Мы стояли на мосту, смотря, как струи с напором вырываются из глади воды. Казалось, что гигантские киты заплыли по ошибке в этот узкий канал и теперь то тут, то там с шумом выбрасывают вверх свои фонтаны.

– Кать, если честно, то Костя мне сразу не понравился. И я тебе об этом говорила. Он – обычный ловелас, любитель красоток вроде тебя, от него так и прёт ненадёжностью. Он не для тебя, он не создан для семейной жизни. Ну сама подумай – парню скоро сорок, а он ни разу не был женат, нет детей, семьи… Это о чём-то говорит. Тебе нужен другой, совсем другой. Ты молодая, красивая, за тобой мужики табунами ходят, только пальцем помани!

– Где-то я уже всё это слышала. И не раз. Особенно за последние лет пять. Мне уже 27, я хочу семью, детей, настоящую любовь, мужа, одного-единственного, а не этих жеребцов из табуна, желающих поскорее улечься с тобой в постель, понимаешь? – спросила я, глядя в Любкины глаза. Глаза такой же, как и я, одинокой, мечтающей о том же, о чём мечтают все нормальные люди.

Она обняла меня, гладя по голове, как маленького ребёнка, от чего сердце моё сжалось, и из глаз потекли слёзы.

– Люб, я так влюбилась в него! Он не такой как все. Я просто жила им! Жила нашими встречами, нашей любовью, строя надежды, планы… Только всё это, как оказалось, было из песка, – грустно закончила я.

– Забудь его, – шмыгая носом, роняя слёзы, ответила Любаня, – забудь и начни жизнь сначала, без его… – помолчав, она добавила, – без его любви и без его измены.

– Спасибо, милая! Ты самая, самая лучшая подруга, – улыбнулась сквозь слёзы я. – Ты единственная, кто не бросит и не предаст.

Пройдёт не так много времени, и я буду вспоминать этот день – мост, нас, стоящих в обнимку, и мои слова. Пройдёт всего лишь месяц, но он многое изменит в моей жизни.

– Катюх, имею предложение. Давай вечером напьёмся, позовём кого-нибудь из наших девчонок, сходим в клуб, потанцуем, развеемся? Всё встанет на свои места, вот увидишь! Как идея?

– Отличная, только не сегодня. Завтра воскресенье, но мне кровь из носа нужно поработать. Да и настроение не клубное. Прости, но не сегодня.

– Слушай, Кать, я тут на днях с Олегом пересекалась. Помнишь, тот красавчик, директор рекламного агентства? О тебе всё спрашивает, телефончик просил. Может дать, а? Мне кажется, вполне респектабельный парень, красивый, моложе твоего Костика… пардон, – она на секунду замолчала. – Ну, я имела в виду бывшего твоего. Могу позвонить, заберёт вечерком, и куда-нибудь закатим. Давай, мы же не на всю ночь! Потусим до часу и по домам. Ну в общем подумай, до вечера время есть. А сейчас смотри, вон кафе. Пойдём, посидим, закажем что– нибудь. Я бы кофе с удовольствием попила.

Небольшой участок брусчатки, выделенный под сезонное кафе, был покрыт доской цвета спелой вишни. Несколько открытых зонтов создавали тень для желающих, но таких было немного. Люди сидели, подставляя лица весеннему солнцу и наслаждаясь ароматом кофе или чая. Отодвинув большие плетёные кресла, мы сели за столик.

– Кать, ты что будешь?

– Кофе, наверное, – безразлично ответила я. – Как-то ничего пока не хочу.

Подошла официантка.

– Два кофе, пожалуйста, – произнесла я, получив одобрительный кивок Любани.

– Кать, ты только посмотри вот за тот столик. Как мы только сели с тобой, те двое симпатичных так и смотрят на тебя. Глаза, наверное, сломают.

– Люб, уверяю тебя – неинтересно и неактуально. Пусть смотрят.

Какое-то время мы сидели молча, глядя на чёрную поверхность воды, маленькими глотками отпивая кофе, пока наше молчание не нарушил звонок Любкиного мобильника.

– О, опять Олег звонит! Что ему ответить? Едем в клуб или нет? Кать, как ты скажешь, так и будет. Едем? – не унималась Любка, делая мне разные знаки и показывая пальцем на свой мобильник. – Что ответить? Блин, какой настойчивый, – улыбнулась она, подмигнув мне, и нажала кнопку приёма звонка. – Извини Олег, мы тут как раз с Катериной обсуждали твоё предложение насчёт вечера, поэтому не сразу ответила. Что она? Нууу, не знаю, пока думает.

Я скрестила руки, показывая Любке своё категоричное «нет», мотая головой и шепча, что ничего я не раздумываю, а просто говорю: «Нет!»

– Дать трубку? Подожди минутку – она отходила в туалет, сейчас подойдёт к столу… В общем, подожди минутку.

Выключив звук, Любка протянула мне свой телефон:

– Хочет с тобой поговорить. Извини, но как-то не сообразила сразу сказать… ну, что ты не со мной сейчас и всё такое. Да, собственно, что за проблема? Возьми трубку, ответь что– нибудь, неудобно как-то. Как дети, ей Богу. С этими словами она включила звук и всунула мне в руку мобильник.

– Катюша, привет! – услышала я в трубке бодрый и весёлый голос Олега. – Я Любови уже говорил, что зарезервировал столик в клубе. Сегодня там реально интересная тусня, подтягивайтесь часикам к одиннадцати. Если хотите, могу забрать вас, где скажете. Посидим немного, хорошая музыка, люди интересные, в общем, поверь, я знаю, куда приглашаю, скучно не будет.

Всё это время, пока он почти скороговоркой перечислял все плюсы его предложения, я пыталась вспомнить его лицо… Но как бы я ни напрягала память, ничего не вышло. Видимо, для меня какое-то время в памяти будет всплывать только одно лицо – лицо Кости.

– Привет, Олег, – как можно дружелюбнее ответила я. – Верю, что будет чудесный вечер, но, извини, сегодня никак. Может, как-нибудь в другой раз? Я планирую отпуск в следующем месяце, может, тогда сходим куда-нибудь, хорошо? Всё, пока, хорошего дня! Любови дать? О кей, передаю трубку.

Пока они о чём-то говорили, я вспоминала, как Олег произносил её имя – «я уже говорил Любови» или «дай пожалуйста Любовь» – прикольно. Я улыбнулась, мысленно склоняла её полное имя так, как произносил сейчас его Олег. Для меня моя подруга всегда была и будет просто Любкой, как и я для неё – Катюхой.

– Ну вот! Наконец вижу улыбку на твоём лице, – сказав Олегу «пока», произнесла Любка. – Оживаешь, слава Богу! А то смотреть на тебя одно мучение. Кстати, а почему Олег узнаёт вперёд меня, что ты идёшь в отпуск? – с лёгкой ревностью в голосе спросила Любка. – И когда, куда? Давай выкладывай.

– Да нет, какой отпуск! Сама не пойму, с чего это я брякнула. Наверное, чтобы отвязаться просто.

– А я вот думаю, отпуск для тебя сейчас в самый раз – отдохнёшь, сменишь обстановку и всё такое. Чего в Москве-то торчать? Тем более скоро тополиный пух попрёт, опять с аллергией мучиться будешь.

– Давай рассчитаемся, я что-то домой хочу. Любаня, позвони Юльке, Светке, и правда смотайтесь в клуб. Потом позвонишь, расскажешь, что там и как.

Официантка принесла счёт и сложенную пополам салфетку: «Это вам». Развернув её, я увидела пляшущего человечка, пронзённое стрелой сердце, номер телефона и несколько слов: «Молодые, здоровые, интересные, на «Мерседесе», желают познакомиться», – и подпись: «Вадим, Стас». Я поняла, что художник – один из тех, кто уже полчаса не сводил с нас глаз, нагло таращась, сидя через столик. Передав салфетку Любане, я стала рыться в сумочке, выуживая двести пятьдесят рублей за кофе. Любка положила сто рублей на чай и, повертев в руках послание, вернула его мне со словами: «Я же тебе говорю, брось париться по этому Костику! Посмотри кругом – жизнь бьёт ключом. Не выбрасывай телефон, вдруг»…

– Не «вдруг», – оборвала её я и, сжав салфетку в кулак, оставила её на столе.

– Далеко припарковалась? – перейдя мост, спросила я Любу.

– Да нет, тут буквально пять минут ходьбы, а что?

– Извини, просто хочу до дома пройтись одна, не провожай. Спасибо, что приехала. Мне правда уже легче. Я пойду, ладно? – чмокнув Любку в щёку, произнесла:

– Пока-пока, созвонимся.

– Пока, созвонимся, – произнесла мне Любка вслед. – Телефон только не отключай, хорошо? Я вечером позвоню. Пока– пока, не расстраивайся сильно, всё пройдёт, вот увидишь! И, действительно, подумай об отпуске.

Через минуту я свернула за угол дома и, вновь окунувшись в тополиный запах, остановилась возле старой выцветшей, с потрескавшейся краской скамейки. Постояв минуту, присела на неё и подняла вверх глаза. «Боже мой, как быстро природа берёт своё!»

Ещё утром тополя качали голыми ветвями, будто шептались, как досужие соседки на скамейке, бросая под ноги клейкие раскрытые чешуйки, словно шелуху от семечек; а теперь с веток свисали бордовые серёжки. Так и у людей – ещё вчера ты бегала под этими тополями, а сегодня позади и школа, и институт, и тебе уже скоро тридцатник. «Ах, тополя, эти тополя, ну вот опять сердце пополам. Ах, как давно эти тополя парнишечкой видели меня», – вспомнилась мне вдруг песня Шуфутинского. «Всё, Катя, это опять депрессия, и с ней нужно что-то делать». Я встала, ещё раз взглянула на небо и пошла к своему подъезду.

После второй порции виски глубокая депрессия перешла в лёгкую грусть. Беззвучно и тихо поревев, свернувшись калачиком под пледом, я уснула на диване.

Когда открыла глаза, за окном уже было совсем темно. Уличные фонари с лампами дневного освещения источали свет, как в операционной, помогая и без того бледной Луне заливать мою комнату безжизненным светом. «Чего ты несёшь, что за чушь? Бред! Какой безжизненный свет, какая операционная?» – отчитывала я себя. Взяв в руку телефон, посмотрела время – начало десятого.

Проверяю входящие звонки – два от Любки, один от мамы и несколько от него. Не читая, удаляю Костины смс-ки и набираю маму.

– Привет, мамуль, – начинаю я бодро, – прости, что не ответила сразу. Нагулялись тут с Любаней по набережной, и я немного вздремнула. Как ты, что нового, чем в выходные занималась? – сыплю как можно больше вопросов в надежде, что она обязательно начнёт отвечать на них, а я смогу молча слушать, иначе она наверняка поймёт по моему голосу, что со мной что– то не в порядке.

Рассказав всё, что она считала важным, я молила Бога, чтобы мама не начала расспрашивать, задавать вопросы про наши отношения «с моим новым парнем». Она никогда не видела его, хотя знала, как его зовут, сколько ему лет, чем он занимается, но почему-то в разговоре всегда обходилась без имени – просто «парень». А что я могла ответить ей? Как этот «парень» трахал вчера свою секретаршу в кабинете? Как я второй день в полной депрессии и не знаю, что мне делать и как мне жить дальше? Что я могла ей сказать?

– Ой, мам, прости, тут старший менеджер звонит по второй линии. Завтра выходной, но мы с ней выходим на работу – нужно кое-что к понедельнику подготовить. Знаешь же, что на этой неделе у меня полный аврал? Поэтому – целую, и если не буду отвечать на звонки, не волнуйся и не обижайся. Всё, люблю, целую, до встречи! – нажав отбой, перевела дух. Вроде пронесло, ничего не заметила, не хватало ещё ей моих проблем.

Подошла к окну и задёрнула портьеры, избавив комнату от ужасного бледного света, рождённого фонарями и Луной. Стало темно. «Как в гробу», – мелькнуло в голове. «Всё, Катя, крыша поехала по-полной – то тебе как в операционной, то как в гробу». Нажала кнопку светильника, и комната окрасилась в светло-янтарный свет. «Ну, а этот-то свет, всегда создававший уют и покой по вечерам в комнате, ничего не напоминает тебе? Или сегодня он не мягкий и соломенно-желтоватый, а просто желтушный?»

«Уже не смешно, – вслух произнесла я. – Нужно что-то предпринимать, иначе… Интересно, а у нас есть служба, куда можно позвонить вот в таких случаях? Так, мол, и так», – я сидела на диване и вслух несла эту чушь. «Куда звонить ты собралась? Может, сразу в психушку, а? Там таких умирающих от любви полно, примут и тебя, милая».

Я чувствовала, что сейчас опять расплачусь, но рядом беззвучно замигал вызов мобильного, посылая мне спасение от надвигающейся ночи. Взяв его в руку, я протёрла глаза:

– Да, Любаша, я дома. Что делаю? Да ничего не делаю. Вот сижу, думаю – опять вискаря накатить или 911 позвонить? Не знаешь, есть у нас такой? Смех сквозь слёзы, – шмыгаю я носом, – явный симптом нервного срыва, – пытаюсь шутить в трубку. – А ты где? В клуб-то едете? Созвонилась с кем из наших?

– Нет, не хочу ни с кем идти. Вот тебе звоню, вдруг надумала, – слышу я Любкин голос и понимаю – это спасение, реальное спасение. Поехать вдвоём в клуб, выпить немного, натанцеваться так, чтобы приехать домой и – в постель без задних ног до утра. А там глядишь, и понедельник – работа, много беготни, звонков… закручусь в делах, может, как-то полегче станет.

– Едем! Дай мне полчасика на сборы, хочу в клуб! К чёрту все эти сопли, переживания, слёзы. Так ведь и свихнуться недолго.

– Урааа! Молодец, Катюха, умница! Действительно, что, на нём свет клином сошёлся что ли? Едем, оторвёмся, вот увидишь – завтра будешь чувствовать себя снова королевой. Ещё спасибо мне скажешь, что вытащила в клуб, – обрадовано тараторила Любка. – Я еду на такси, хочу выпить. Думаю, и тебе сам Бог велел сегодня на кидаться. Кать, текила и танцпол ждут! Отожжём, как в прежние времена, к чёрту всех этих мужиков– мудаков! – весело звучал её голос.

«Как же всё-таки хорошо, что есть подруга, которая всё поймёт, поддержит в трудную минуту, не предаст, как эти чёртовы мужики», – думала я, одновременно соображая, что бы надеть.

Хотя, что ни надевай, а фейс с заплаканными глазами навряд ли скроешь. Да и пофигу! Кто меня знает в этом клубе? Натяну джинсы, туфли на каблуке, топик, сверху что-нибудь лёгкое накину, и вперёд!

– Люб, продиктуй адрес, я не знаю этот клуб, вызову такси и в одиннадцать буду на месте. А сейчас немного приведу себя в порядок. Подъеду – наберу, договорились?

– Записывай адрес. Всё, мать, я тоже побежала одеваться, в одиннадцать жду тебя у клуба.

– Кать! – кричала и махала мне рукой Любка, выходя из такси. – Я как часы, без опозданий, ровно в одиннадцать. Ты давно здесь?

– Нет, тоже только машину отпустила. Ну что, идём? Думаю, фейсконтроль я пройду и в тёмных очках, не хочу снимать. Глаза, блин, как у окуня, – шептала я Любке. – Столик-то зарезервирован, или, думаешь, есть свободные места?

– Олег сказал, что на его имя зарезервирован, можем смело идти. Я с ним несколько часов назад последний раз общалась. Ты ничего конкретного не ответила, поэтому будет он тут или нет, не знаю. Но столик 100 % в резерве. Катюша – вечер по– любому наш, забудь всё, и в полный отрыв!

С этими словами мы направились ко входу и уже через несколько минут окунулись в какофонию звуков музыки, световых эффектов, весёлых голосов и движений тел. Всё это было так непохоже на свет лампы и тишину в моей комнате, на моё душевное состояние и тело, согнувшееся калачиком в углу дивана.

– Мне нравится здесь! – старалась я перекричать вырывающиеся из колонок звуки, наклонившись к Любкиному уху. – Давай закажем текилы, и на танцпол!

Любка подняла большой палец и, качая головой в такт музыке, пританцовывая на месте, подняла руку вверх, пытаясь привлечь внимание официанта.

– Ну, подруга, начали! – Любка взяла кружочек лайма в одну руку и шот с текилой – в другую. – И гори она огнём, эта любовь, и Костя с ней вместе!

Первая и вторая порция пошли отлично, на одном дыхании. Соль с лаймом – незаменимая вещь, она, безусловно, нивелирует своеобразный вкус текилы, но сейчас мне казалось, что и без них тридцативосьмиградусный напиток – это просто лимонад.

Третий и четвёртый шот были выпиты между выходом на танцпол и в туалет – там девчонки хвастались обновками, пудрили носики, подводили помадой губы, обсуждая того или иного парня и одновременно перспективы летнего отдыха. Обычный набор тем для данной ситуации.

Заказывая очередные порции текилы, я была уже на тысячу процентов уверена: «Костя – козёл, секретарша его – сука, а жизнь прекрасна и без его грёбанной любви!»

Не помню, как и когда за нашим столиком появился Олег. В принципе, симпатичный, обходительный парень, стильно одетый, с хорошим чувством юмора. Казалось, я его знаю сто лет, несмотря на то, что видела второй раз в жизни. Через полчаса мы пили на брудершафт, танцевали и смеялись.

В таких случаях обычно говорят: «Вечер удался». Выходя из продолжавшего шуметь, развлекаться и жить своей обычной ночной жизнью клуба, мы спорили с Любкой – ловить машину или нас развезёт Олег?

– Лично я ловлю тачку, – слегка пошатываясь, твердила я. – Хочу домой и быстрее в кровать. Чёрт возьми, Любаня, срочно домой, и спать, спать, спать.

– Правильно, домой, – вторила мне подруга. – Думаю, Олежек развезёт нас по домам. Полчаса – и мы уже по кроватям видим седьмые сны. На кой чёрт таксист? Или тем более бомбила? Сейчас кто только не таксует, не знаешь, на кого нарвёшься.

– Так Олег пил, – пыталась я отговаривать Любку.

– Да ладно, не смеши меня. Он всего пару шотов и накатил. Для него это словно слону дробинка, правда, Олежек?

Олежек – как ласково мы теперь звали нашего новоиспечённого друга – и впрямь стоял как вкопаный. В смысле – не качался.

– Девчонки, вы что, смеётесь? Да я хоть сейчас готов дуть в этот самый алкотестер, без проблем. Я стёкл, как трезвышко! – шутил Олег, шагая твёрдой походкой с вытянутыми руками по воображаемой черте. – Вот, смотрите, – он закрыл глаза и несколько раз подряд коснулся пальцем своего носа. – Может, на руках походить? Легко!

– Ни фига себе. На руках? – видимо, этот аргумент был слишком убедительным для меня, нетвёрдо стоящей на ногах, а не то что на руках.

– О кей, едем, – шагнула я к его машине, забравшись на заднее сиденье, пристегнулась, жестом приглашая Любку сделать то же самое.

– Едем, – усаживаясь рядом, улыбалась Любка. – Мне тут пять минут езды, поэтому забросьте меня сначала, хорошо? Олежек, мне на Комсомольский проспект, я там выскочу. А потом Катюшку до Полянки подвезёшь, хорошо?

– Без проблем, – заводя машину, отозвался Олег.

– Ну, скажи Катюха, классно вечер провели? Расслабились, потанцевали. Полчаса, и мы по домам уже. Ты вчера говорила, что хочешь в отпуск слетать, я тебя умоляю, возьми мотани куда-нибудь и забудь ты этого урода! Хрен с ним! Знаешь, сколько у тебя ещё будет таких, а?

– Знаю, – ответила я. – Ни одного. Такого, как Костя, ни одного.

Помолчав, добавила:

– Хотя козёл он, конечно, конченый.

– Да брось ты, вон смотри, что Олежек хуже что ли? Или те парни, что в кафе клеились? Да на тебя все мужики в клубе пялились. Говорю тебе, забей на этого Костю и живи полной жизнью, ведь она одна! И молодость одна! Поэтому давай не дури. Всё, чмоки, я уже почти дома. – Олежек, не разгоняйся, вон на том повороте притормози. Спасибо за вечер, было классно, пока!

– Пока, Любовь. Я рад, что вам понравилось. Созвонимся.

Прощаясь, мы обнялись с Любкой, договорившись завтра созвониться.

– Олег, мне до Большой Полянки, напротив Кинотеатра «Ударник», хорошо?

– Без вопросов! Дорога свободная, не успеешь глазом моргнуть. Пятнадцать минут – и ты дома.

Навстречу неслись уличные фонари, неоновые вывески… Голова слегка кружилась, падая то на одно, то на другое плечо.

Костины губы касались моих губ – Боже, я так соскучилась по ним – его рука была между моих ног. Сознание возвращалось, словно комета – издалека, но с огромной скоростью: «Это не он, не Костя! Где я? Чьи это губы, руки?!»

– Олег, – полностью придя в себя, произнесла я – успокойся. Я сейчас выйду из машины и пойду домой, сделаем вид, что ничего не было, и останемся друзьями, хорошо?

– Ты уверена, что хочешь уйти?

– Абсолютно. Я хочу выйти и уйти домой. Без вариантов.

– Ты, Катюша, не совсем трезвая, давай хоть до двери провожу.

– Уверяю, я совершенно трезвая, при памяти и твёрдой походке, – произнесла я, не оставляя места компромиссам. – Ещё раз спасибо за вечер, убери, пожалуйста, руку, и я пойду. Если мы что-то должны, без проблем – выстави счёт, и я оплачу.

– Хочешь рассчитаться? – глядя мне в глаза, спросил он, и его ладонь всё настойчивее проникала между моих сжатых ног. – Какой счёт, Катя? Можно ведь прямо здесь и сейчас рассчитаться. А можем и к тебе подняться.

С институтских времён у меня было золотое правило – надевать джинсы, идя в подобное заведение с желанием напиться. Как минимум, это очень усложняет жизнь желающим вот так, внаглую, без твоего желания и согласия поиметь тебя на заднем сиденье авто.

– Олег, послушай меня одну минуту. Есть два варианта. Первый – ты сейчас отпускаешь меня, я забываю обо всём, и мы расстаемся друзьями. Как минимум ты будешь знать, что я осталась хорошего мнения о тебе и при случае где-нибудь в компании общих знакомых я буду говорить: «Олег? Классный парень, мы как-то отожгли с ним в клубе». И есть второй вариант – ты сейчас пытаешься – подчёркиваю – пытаешься изнасиловать меня, и я очень сомневаюсь, что у тебя это получится, а завтра с утра ты имеешь все последствия, вытекающие из статьи об изнасиловании. Не говоря уже о произносимых мною в каждом клубе при удобном случае: «А, Олег? Это тот урод?». Олег секунду помолчал, затем разразился таким смехом, что я от неожиданности даже испугалась. Затем так же неожиданно, не говоря ни слова, распахнул дверцу машины и, выйдя, протянул мне руку.

Я подала в нерешительности руку, не зная, что он предпримет в следующий момент, и вышла из машины.

– Катерина, – глядя мне в глаза, произнёс он серьёзным голосом, – я хочу быть «классным парнем». Не хочу быть уродом.

Сказав это, он вновь рассмеялся. Рассмеялся совершенно по-доброму, как нормальный парень, понявший свой косяк, и, слегка приобняв меня за плечи, поцеловал в щёку.

– Катя, ну извини ей богу, бес попутал. Да тут ещё Любовь немного рассказала историю с твоим парнем, уверяла, что тебе сейчас трудно и просто необходимо надёжное, сильное, мужское плечо. А у меня действительно сильное, надёжное плечо – потрогай, – сказав это, Олег опять расплылся в улыбке. – Поэтому, Катерина, если захочется поплакаться в него, то вот моя визитка. Звони и днём, и ночью, договорились?

Он опять поцеловал меня в щёку и сказал:

– Тебя точно не нужно провожать до двери? А то я…

– Спасибо Олег, не стоит провожать, я уже дома. Отдельное спасибо за вечер и за понимание. Даю слово говорить везде при случае: «Олег – самый классный парень». Ну всё, «классный парень», я – спать, а тебе – легко добраться до дому. Пока.

Мы закрыли за собой двери: он – автомобильную, я – подъездную.

Утром, лёжа в постели, вспоминала вчерашний вечер. Вроде всё нормально – голова не болит, значит, не перебрала и можно выполнить по работе всё намеченное. «Что значит можно? – спросила я себя. – Не можно, а нужно! И даже совершенно необходимо. Так что не разлёживайся, а – подъём, душ, и вперёд, как говорится, с песней. Всё, встаю, – обещаю я сама себе мысленно, – только ещё пять минуточек, хочу вспомнить, что там ещё было». А, да, Олег! Ну тут тоже вроде всё в порядке… так, небольшое недоразумение – решили мирно и без обид, как мне кажется. «Ну, и последнее, ради чего, собственно, ты вдруг вчера поехала в клуб. Ты готова сказать себе: «Всё, Катя, депрессия позади, ты переболела, ты забыла Костину измену, собственно, как и его самого, настроение рабочее, и всё в этом духе?» Можешь так сказать себе? Да, могу! – бодро ответила я. – Настроение рабочее, депрессия позади, Костю забыла». Слова «Костю забыла» не произнесла, а просто промямлила. «Таааак, – продолжала я диалог с собой, – значит, не забыла. Прогулка с Любкой, виски, текила, танцы, клуб – ничего не помогло. Значит, остался один способ. Работа. Ты же знаешь, что когда ты в работе, вся в идеях, то обед, сон, выходные и праздники – всё забываешь. Да, работа! Ну, не к ворожейке же идти, – активно работая зубной щеткой, с полным ртом пены бурчала я, глядя на себя в зеркало. – Крепкий кофе, хрустящий поджаренный тост, машина, работа, – даю я себе задание-минимум. – А там всё утрясётся, всё встанет на свои места»…

Протолкавшись около часа в пробках, ищу место для парковки. В Москве так – чуть опоздал и всё – будешь тыкаться, ища, куда бы приткнуть машину. И если всё же это удаётся сделать в полкилометра от офиса – считай, повезло. Поднимаюсь по лестнице на свой этаж и чувствую, как соскучилась по работе, по офису, по девчонкам, своей умничке-помощнице Анастасии, по своему креслу, наконец. Мне нравится заниматься своим делом. Получаю удовольствие от контакта с приятными людьми и бешеный драйв, если приходится повоевать с конкурентами и выиграть в этой борьбе. А сегодня как раз такой день, и, несмотря на то, что формально всё согласовано и оговорено, договор ещё не подписан, поэтому пока не поставим свои подписи и печати, расслабляться не стоит. Хотя с такой конкуренцией расслабляться вообще не стоит. Никогда! И это моё золотое правило. Вот и сегодня, несмотря на то, что страна ещё отдыхает, я вывела всех девчонок на работу.

– Доброе утро, Екатерина! Как праздники, как настроение? Кофе или Боржоми? – шутит Настя.

Ей двадцать четыре года. За пару лет работы моей помощницей – а в её обязанности входит всё – от соединения по телефону, работы за компьютером до отправки моего платья в химчистку – мы научились понимать друг друга с полуслова и давно уже на «ты», как, собственно, и со всеми остальными девчонками. Сама порой удивляюсь – мало того, что мы в работе, как единая команда, понимаем друг друга с полуслова, но ещё умудряемся жить дружно. А, видимо, всё потому, что нет мужчин в коллективе. Нет мужчин – значит, нет склок за их внимание, нет интриг. Хотя, конечно, здесь я немного преувеличиваю. Есть, конечно, и интриги, и всё остальное, что должно быть в женском коллективе, но, к счастью, не помню, чтобы это перерастало в серьёзные личные конфликты и тем более вредило работе.

– Кофе, – улыбаюсь я в ответ и прохожу в свой небольшой, но уютный и со вкусом обставленный кабинетик.

В моём офисе пять девчонок-менеджеров, занимающихся в основном розницей и небольшим оптом в регионы. Моя небольшая компания продаёт бельё известных брендов, завоевавших репутацию во всем мире на протяжении десятков лет своим дизайном, качеством. Цена женских трусиков некоторых марок может равняться месячной зарплате работяги, стоящего где-нибудь у станка в провинциальном городке. Иногда, держа в руках трусики и заливаясь соловьём, рекламируя товар перед очередной модницей, понимаешь две вещи: первое – да, действительно, красивые, из тончайшего шёлка, с великолепной отделкой и умопомрачительными кружевами; и второе – мир сошёл с ума. Но, как говорится, у богатых свои причуды.

– Спасибо Настя, кофе как всегда удался. Мммм, какой тонкий аромат. Как ты умудряешься делать такой? Наверное, знаешь рецепт? – шучу я.

– Спасибо Катерина, что оценила. Действительно, тонкий аромат, неповторимый вкус, – подхватывает Настя. На секунду задумавшись, продолжает:

– Бодрящий по утрам, имеет мягкий восхитительный вкус, свежее обжаренных зёрен. Ну и понятно, что неповторимый. Вот такой эксклюзивный у меня кофе.

– Спасибо, Настя, умеешь угодить боссу, – улыбнулась я. – Когда-нибудь ты получишь надбавку за своё трудолюбие и умение готовить такой восхитительный кофе.

– Ага, дождёшься от вас, Екатерина Васильевна, надбавки, – перешла на нарочито серьёзный тон Настя, – только обещаете.

– Я не обещала, я сказала «когда-нибудь».

– Хорошо, я подожду, – продолжала в том же шутливом духе Настя. – Просто хотела уточнить, Екатерина Васильевна, малюююсенькую деталь. Можно?

– Слушаю, – начав перелистывать ежедневник, ответила я.

– Извините, но ваше «когда-нибудь» про надбавку как-то не очень определённо прозвучало. Хотелось бы поконкретнее – до пенсии или уже после? В принципе, я могла бы и после пенсии, если бы не хотела сапоги себе новые купить, видела в бутике. Такие крутые, на шпильке, просто шик! А зачем они мне после пенсии-то, так ведь, Екатерина Васильевна?

– Настя, я тебя убью. Ей Богу, ты из мёртвого можешь вытянуть что хочешь.

– Да нет, что вы, Екатерина Васильевна, живите вечно, Бог с ней, с этой надбавкой. Я и в старых могу ещё походить. Только в ремонт сдам, и ещё пару лет как миленькие прослужат.

– Настя, давай так. Сегодня если всё по «Европейскому» пройдёт гладко – ведь ты тоже приложила немало сил в этом деле – то обещаю, получишь бонус. Думаю, на сапоги хватит. Но только учти – это разовая надбавка.

Настя знала, что я всегда выполняю обещания, поэтому, получив своё, расцвела в довольной улыбке. Мысленно она уже шагала в этих шикарных, как она выразилась, сапогах на свидание.

«Нет, определенно у этой девочки есть хватка», – в очередной раз отметила я. За язык, хоть и в шутку, с этой надбавкой меня никто не тянул, но не прошло и десяти минут, а она раскрутила меня на бонус. Хотя, если честно, я и сама думала о вознаграждении всех, кто способствовал вхождению в «Европейский».

– Да ладно, что мы всё о меркантильном, – Настя умела перевести разговор, сменить тему, тем более, что свой вопрос она уже решила. – Как праздники провела, что новенького? Десять дней ведь отдыхали. Салют смотрела? Мы с компанией на Поклонке были. Так классно, улёт просто, – не переставала болтать Настя.

Чёрт возьми, Настя! Ну кто тебя за язык тянул с этими вопросами? Ну всё же хорошо было – попили кофе, поболтали, пошутили, ты вон даже сапоги новые заработала. Ну что я могу ответить тебе? Как я провела эти полторы недели? Где я смотрела салют? О, Боже! Нет, только не это, только не эти воспоминания!

Я подняла глаза от ежедневника. Не знаю, что отражалось в те минуты на моём лице. Какие эмоции? Боль, страдание, гнев… Казалось, вся моя жизнь сжалась до пределов тех нескольких дней счастья, любви, измены, разочарования и боли. В голове в тысячный раз, как в ускоренном кино, промелькнули картинки – первая встреча, прогулка в парке, мы на балконе под вспышками салюта, метнувшаяся тень секретарши, его белая расстегнутая сорочка и раскрытые в отчаянии глаза. Настю как ветром сдуло.

Нажав кнопку селекторной связи, попросила Настю созвониться и узнать, во сколько я могу подъехать подписать договор аренды.

– Одну минуту, – отозвалась она голосом провинившегося человека, вероятно почувствовав, что задала мне минуту назад не тот вопрос.

Ах, Настя, Настя, при чём тут ты? Откуда тебе было знать, что обычный вопрос о празднике Девятого мая теперь для меня табу? Думаю, ещё долго – очень долго – любой салют будет для меня иметь только один цвет – цвет измены, а его искры с шипением падать в моё сердце, принося боль воспоминаний.

– В четырнадцать часов они ждут на подписание договора, – вернул в меня в кабинет Настин голос.

– Хорошо. Скажи Лизе, чтобы она через десять минут зашла с договором ко мне.

– Да, конечно, Катерина.

«Так, Катя, сосредоточься. Сегодня важный день, поэтому давай-ка все эмоции в сторону и найди способ не начать разговор про праздники ещё и с Лизой. А сейчас просто закрой глаза и посиди спокойно несколько минут. Ты же не раз была на всевозможных тренингах для руководителей, поэтому вспоминай, за что с вас там деньги брали. Учили ведь сосредоточиваться на важной теме, отбрасывая всё второстепенное»… – «Учили». – «Ну так давай, сосредоточивайся и отбрасывай». Посидев с закрытыми глазами пять минут, успокоилась, и как раз в этот момент зашла Лиза.

Я взяла нить разговора в свои руки и, не дав ей открыть рот, произнесла:

– Добрый день, Лиза, присаживайся. Мы в два часа едем в «Европейский». Ты всё внимательно проверила?

– Да всё. С юристом ещё раз весь договор перед праздниками просмотрели, можно подписывать.

– Отлично, тогда пообедай пораньше, и в час выезжаем. Кто его знает, сколько мы там проторчим.

Лиза закрыла за собой дверь, а я попросила Настю никого пока не пускать ко мне, объяснив это занятостью. Взглянув на телефон с отключенным звуком вызова, обнаружила пару пропущенных звонков от Любки. От него звонков не было. Вот и отлично. Может, наконец, перестанет звонить? Не хотелось бы менять свой номер – многие люди, особенно по бизнесу, знают именно его, но и слышать Костины звонки, да ещё ночью, тоже перспектива не из радостных, поэтому уже несколько дней хожу с выключенным звуком.

– Любань, привет! Извини, с утра все мысли о договоре, сама понимаешь. В два часа еду, пожелай мне ни пуха, ни пера. Тут ещё новая коллекция пришла – всё руки не доходят посмотреть. Как настроение? Спасибо, вроде получше, понемногу прихожу в себя. Олежек? А что Олежек? Всё нормально, довёз без проблем. А собственно, что могло быть?

– Нет, конечно, что могло произойти? Просто поинтересовалась, нормально ли доехали, – ответила Любаня, как мне показалось, слегка разочарованно. – Кать, в офис-то планируешь сегодня ещё вернуться? Я бы хотела подъехать, может прикупить что-нибудь из нового поступления, да и просто поболтать.

– Надеюсь, часиков в пять всё же вернусь. Дома делать всё равно нечего, поэтому поработала бы ещё немного, – произнесла я, вспомнив свою пустую квартиру.

– Я как раз в это время буду в твоём районе. Давай позвоню? Только ты трубку бери, ладно? – слышу иронию в Любкином голосе. – Договорились? Ну всё. Ни пуха, ни пера! Удачи! Я позвоню.

– Да, Любка, ты не меняешься с годами – всё пытаешься устроить мою личную жизнь, хотя и своя-то – не позавидуешь.

Я ещё вчера поняла, что она всё пыталась подсунуть мне этого Олега, вытаскивая меня в клуб. Всячески убеждала, что Костя не стоит и моего волоска, в общем поддерживала как могла, стараясь поскорее отвлечь от произошедшего. Надо ещё раз сказать ей слова благодарности, что-нибудь тёплое, душевное. Действительно, не каждая подруга станет вот так переживать, названивать. Кстати, идея! Вечером подарю ей что-нибудь из белья, из новой коллекции. И хотя я и так отдаю ей всегда всё по оптовой цене, думаю, от подарков точно не откажется.

Полчаса мы с Лизой просидели в приёмной. Ну, понятно, таких компаний, как моя, здесь сотни. И неважно, что ты выложила несколько десятков тысяч долларов за так называемый «вход», скажи спасибо, что вообще пробилась сюда. Минут пятнадцать ушло на формальности – подписи поставлены, всё пронумеровано, прошнуровано и скреплено печатями. Короткое: «Удачи», и – свободна.

«Кстати, а почему бы не обмыть это дело?» – подумала я. Не каждый день подписываю такие договора. Да и Любанька заедет. Выпьем по бокальчику с коллективом.

– Настя, пойдёшь на обед, купи пару-тройку бутылок шампанского. Ну и ещё чего-нибудь – конфет или что-то на своё усмотрение. И скажи девчонкам, что в пять жду всех в кабинете. Да, можно поздравить! Всё нормально, подписали.

Настроение действительно улучшилось. Я давно просто мечтала видеть свой бутик в «Европейском». Он один будет давать выручку, как пять других. Главное – проходимость, народ, покупатель, а здесь с этим всегда в порядке. Хотя, конечно, и цена аренды, как говорит моя дальняя родственница, словно чугунный мост, в смысле хрен поднимешь.

Я сама набрала Любкин номер, но она опередила меня вопросом:

– Ну что, мать, можно поздравить?!

– Да! – радостно ответила я. – В пять жду в офисе! Шампанское, естественно, с меня.