Николай Александрович Демерт Успенский Глеб
Следующий рабочий день профессора начался с разбора писем и посылок. Одна посылка была с обувью. В ней лежали меховые унты. В посылке было письмо:
«Дорогой профессор! Вы все время приходите в новых ботинках. Очевидно, у вас нескончаемая коллекция обувных изделий.
Посылаю Вам нанайские народные ботинки — унты. Берегите их, смазывайте рыбьим жиром и прогоняйте из них моль.
Учительница Тимурова-Тамерланова».
Профессор Чайников немедленно снял с ноги футбольные бутсы своего сына и всунул ногу в нанайские народные утны. Вдруг он закричал:
— Караул! — и буквально выпрыгнул из унта. А вслед за ним оттуда выпрыгнула маленькая мышка. Она была перепугана не меньше, чем профессор Чайников, и не знала, куда деться.
Она побежала искать спасение у Марины Рубиновой.
Как только она подбежала к Марине, Марина каким-то чудом взлетела на осветительный фонарь. Вниз посыпалось небольшое количество мышкового электричества. Тогда мышка юркнула в кучу одежды и сумок, лежащую в углу студии, и затихла.
Профессор начал лекцию:
— Уважаемые зрители! Дорогие студенты экрана. Колебания электрических и магнитных полей распространяются во все стороны с невероятной скоростью. Практически со скоростью света. Теперь их можно поймать в любом конце страны и усилить. Для этого служат приемная антенна и усилитель. Рисую.
Профессор нарисовал такую схему на движущейся доске:
— Колебания прилетают сюда, к антенне. Колебания — это меняющиеся магнитное и электрическое поля. А раз в катушке меняется электрическое поле, по катушке течет слабый электрический ток. То есть начинают бегать туда и сюда электрончики. И что получится?
Марина Рубинова к этому времени съехала со стойки фонаря. Она сказала:
— Электрончики то будут прибегать на сетку лампы и закрывать ее, то будут с нее убегать.
— Правильно. А значит, они будут усиливать или уменьшать ток, идущий через лампу. Таким образом слабые-преслабые сигнальчики, приходящие издалека, раскачивают сильный-пресильный ток лампы.
Сказав это, профессор стал раскланиваться, как артист на арене цирка, который сумел сделать блестящий трюк.
Тут зазвонил телефон. Звонил Фома Неверующий.
— Профессор, — сказал он, — вы убедили нас, что колебания высокой частоты могут летать далеко-далеко и что их можно принимать при помощи антенны. Но нам нужно передавать не колебания, а речь и музыку.
Профессор Чайников сразу перестал раскланиваться, и улыбка сползла с его лица на затылок. Он положил трубку и тихо сказал:
— А ведь он прав, этот противный тип. Я рассказал вам, дорогие товарищи телезрители, как летают по свету колебания высокой частоты. Вот такие колебания:
— А нам надо получить из приемника речь. То есть колебания низкой частоты. То есть медленные колебания. То есть вот такие:
— А медленные колебания по свету летать не могут. Поэтому я расскажу вам сейчас, как устроены микрофон и наушники.
— Ничего не понимаю, — сказала Марина Рубинова. — Почему по свету летят колебания высокой частоты? Почему из приемника летят колебания низкой частоты? И при чем здесь микрофон и наушники?
— Сейчас я вам все объясню, — сказал профессор. — Допустим вы, Марина, хотите спеть песню для Миши. А Миша находится от вас за три тысячи километров. Что вы будете делать?
— Буду петь по телефону.
— А если телефона нет?
— Пошлю ему посылку с кассетой?
— Очень хороший выход. А других способов вы не знаете?
— Нет.
— А есть самый простой способ — пропеть эту песню по радио. Рисую. Вот видите, это Марина.
— Марина поет. Ее голос выдает колебания низкой частоты. Они летят к передатчику. Передатчик преобразует их в колебания высокой частоты, и они летят через леса и горы на расстояние три тысячи километров к Мише Кувалдину, который в это время героически ищет руду в горах Акатуя. Колебания высокой частоты попадают в приемник и вылетают оттуда колебаниями низкой частоты, то есть словами песни, которую поет Марина. И Миша счастлив.
— И вовсе нет.
— Почему? — удивился профессор.
— А почему это я ищу ерунду в горах атакуя?
— Не ерунду в горах атакуя, а руду в горах Акатуя. Так горы называются.
— Тогда другое дело, — успокоился Миша.
— Тогда вы все поняли?
— Тогда я все понял.
— А при чем здесь наушники? — спросила Марина.
— Наушники при приемнике. При всех приемниках бывают наушники, чтобы папы не ругались. Чтобы музыку можно было слушать тихо.
— Вы знаете, Миша, — сказал профессор Чайников. — Я не перестаю вами восхищаться. Сколько лет я вас знаю, вы все понимаете. Но самое интересное, что вы все понимаете неправильно.
— Правильно, неправильно, — пробурчал Миша, — подумаешь! Некоторые вообще никак не понимают.
— А теперь я делаю такой рисунок, — сказал профессор Чайников.
— Отгадайте, что это такое?
— Картина, — твердо сказал Миша Кувалдин. — «Воздушные шарики погружаются в тучу». Натюрморт.
— А другие версии у вас есть? — спросил профессор.
— Есть. Это картина «Гроза над демонстрацией».
— Почему?
— Потому что во время демонстрации всегда воздушные шарики носят, и очень часто бывает гроза.
Профессор поморщился.
— А вы что думаете? — спросил он Марину.
— Мне кажется, этот рисунок необходимо дополнить. Можно?
— Пожалуйста, — разрешил профессор. — И что тогда выйдет?
— А вот что, — сказала Марина.
— Теперь этот рисунок называется «Моя собачка любит рисовый суп».
— Да ерунда! — закричал профессор Чайников. — Да даже ни капельки не собачка. Даже ни капельки, ни капли не рисовый суп! Товарищи телезрители, поймите — внутри нарисован порошок.
Сразу же зазвонил телефон. Это был Фома Неверующий.
— Я знаю. Я понял. Это шапка золотоискателя на золотоносном прииске, где плохо налажен производственный контроль.
Из глаз Чайникова опять покатились глицериновые слезы.
— Да нет. Это микрофон в разрезе. Обыкновенный микрофон. А внутри насыпан угольный порошок. Когда человек говорит в микрофон, угольный порошок то сжимается под действием колеблющейся мембраны, то разжимается. Понятно?
— Понятно, — ответил Миша Кувалдин. — А что здесь делают шарики?
— Это не шарики. Это контакты. К ним подведены провода. Когда электрончики бегут по этим проводам и вбегают в микрофон, то им то легко идти внутри, то трудно. Потому что порошок то плотно лежит, то неплотно. Поэтому ток через микрофон меняется в соответствии со звуковыми волнами изо рта человека. Вам все ясно?
— Все, — ответила Марина Рубинова. — А электрончиков там не засыпает углем?
— Нет, наоборот. Чем сильнее сжат порошок, тем легче по нему бежать электрончикам. Вот смотрите. Вот у нас работает передатчик и дает в эфир колебания высокой частоты. Помните эту схему? Теперь мы включаем в нее микрофон и сажаем к микрофону Марину.
— Почему все время Марину? — обиделся Миша.
— Хорошо, сажаем Мишу. И он будет нам петь.
Профессор возобновил рисунок.
— У нас через лампу бегут вот такие колебания.
— Они же бегут и через микрофон, через угольный порошок. Теперь Миша будет для нас петь букву «А».
Марина сразу повернулась к экрану и сказала:
— Прослушайте, пожалуйста, букву «А» в исполнении певца Миши Кувалдина.
Миша набрал полную грудь воздуха и заревел, как Шаляпин:
- — А-А-А-А-А — пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам.
— Пешеходов нам не надо, — сказал профессор Чайников. — Только букву «А».
Миша снова запел:
- А-А-А-А — пусть бегут неуклюже
- А-А-А-А — по лужам
- А-А-А — по асфальту рекой.
— Уже лучше, — сказал профессор Чайников. — Так вот, когда наш Миша поет «А-А-А», колеблется мембрана. Вот так:
— Порошок то сжимается, то разжимается. И электрончикам то легко бежать, то плохо. И получается так, что их частая беготня, частые колебания управляются нечастыми колебаниями мембраны микрофона.
— Профессор, — спросил Миша. — А почему колебания мембраны микрофона несчастные?
— Не несчастные, а нечастые. Такой процесс влияния одних колебаний на другие называется наложением колебаний. И теперь уже Мишино «А-А-А» при помощи высоких колебаний через антенну летит по всему белому свету. То есть получается, что мы редкие звуковые колебания рисуем частыми электронными.
— Товарищ профессор, — снова спросил Миша, — а зачем мы это делаем? Разве нельзя через антенну сразу пускать по белому свету низкие звуковые колебания? То есть мое «А-А-А»?
— Колебания низкой частоты, а по-другому звуковые колебания, плохо распространяются в пространстве. Еле-еле летают. А колебания высокой частоты чрезвычайно быстрые и шустрые.
— Давайте проведем эксперимент, — сказал профессор Чайников. — Мы сейчас выключим в студии все микрофоны, все электроприборы, создающие высокочастотные колебания. И все вместе будем после этого кричать что-нибудь. Интересно, услышат нас телезрители хотя бы в ближайших домах или нет?
— Дорогие телезрители, — сказал профессор Чайников. — Мы сейчас начнем кричать во весь голос. И как только вы что-нибудь услышите, немедленно звоните нам в студию и говорите — что вы услышали.
Телеоператоры начали все выключать. Пока они все выключали, Марина спросила:
— Профессор, а что мы будем кричать?
— Да все, что в голову взбредет: А, О, У! КУ-КУ-КУ!
— Готово? — спросил профессор операторов.
— Готово, — ответили телеоператоры.
— Давай! — скомандовал профессор. И все, кто был в студии, заорали благим матом:
— А-А-А-А-А-А-А!
— О-О-О-О-О-О-О!
— И-И-И-И-И-И-И!
— КУ-КУ-КУ!
Но никто из радиослушателей не звонил и не говорил, что он слышал. Марина Рубинова так кричала, что от звуковых колебаний у нее слезла вся помада с губ и все румяна со щек. Она решила восстановить все это и полезла в кучу одежды искать свою сумку. И вот как раз в этот момент в студии раздался громкий нечеловеческий крик:
— Ой, мама!!!!!!! Ой, мыши!!!!!!!!!!!!!!!!
Тут же зазвонил телефон. Это был Фома Неверующий:
— Профессор, я слышал, что вы кричали без всяких там ламп и колебаний.
— И что же?
— Ой, мама, ой, дышит!
— Почему?
— Я не знаю почему. Наверное, чья-то мама перестала дышать. А потом стала дышать снова. И вы очень обрадовались и закричали: «Ой, мама, ой, дышит!»
— Почти правильно, — неохотно согласился профессор Чайников, глядя на Марину.
— Эх, вы, — грустно сказал он ей. — Такой эксперимент испортили!
ЛЕКЦИЯ ДЕВЯТАЯ
Наушники, диоды
и другие радиоустройства
В этот день Марина Рубинова позвонила профессору Чайникову рано утром задолго до эфира.
— Товарищ профессор, вчера летучка была на телевидении. Нас обвиняют, что мы мало передач проводим на свежем воздухе. Какие у вас будут предложения?
Профессор подумал и сказал:
— Во время занятий откроем форточку.
— Профессор, я серьезно, — сказала Марина. — Может, мы выйдем на улицу и там проведем лекцию.
— Хорошая мысль, — согласился профессор Чайников. — Мы с наушниками и диодами выходим на улицу, а телезрители сидят дома перед телевизорами. Это и есть занятия на свежем воздухе?
Марина промолчала.
— Или мы предлагаем телезрителям взять телевизоры с собой и идти в парк. А там в каждом пеньке есть розетка для тока.
Марина опять промолчала. А потом придумала:
— Профессор, а может быть, им вынести телевизоры на балкон?
— Прекрасная мысль! — согласился профессор. — Чуть-чуть закапает дождик — сразу же произойдет короткое замыкание, и телевизор выйдет из строя, потому что сгорит целиком. Можно будет на нем еще и шашлыки поджарить. Целый пикник получится.
— Профессор, — взмолилась Марина, — но от нас же требуют.
— В общем, так! — сказал профессор. — Я, как всегда, буду проводить лекцию в студии! — И он грозно швырнул трубку на рычаг.
Трубка не ожидала такого действия в отношении себя. Она немедленно развалилась на две части. Из нее выпал маленький микрофон, о котором профессор говорил на своей лекции вчера, и небольшой наушник, о котором он собирался говорить сегодня.
«Какая жалость, что она не разбилась на прошлом занятии, — подумал профессор. — Телезрители сразу бы и увидели, как микрофон выглядит. А то „Шапка золотоискателя“, „Моя собачка любит рисовый суп“!»
Слава богу, на улице сильно похолодало. Профессор надел подарочные унты и отправился в студию. Свою лекцию он начал так:
— Дорогие телезрители, допустим, к нам с вами прилетели откуда-то высокочастотные радиоволны, то есть колебания. Но мы их с вами не может слышать своими ушами. Они для нас сливаются в сплошной гул.
— Конечно, — согласился Миша Кувалдин. — Вот какие страны присылают к нам эти колебания: и Америка, и Канада, и Бибиси.
— И Америку, и Канаду я знаю, — сказал профессор Чайников. — А что это за страна такая Бибиси?
— Наверное, это сокращение, — предположил Миша Кувалдин. — А полностью будет Бибисисия.
— А что, — согласился профессор Чайников. — Есть Белоруссия, в ней живут белорусы. На папуасских островах живут папуасы. А в Бибисисии, безусловно, должны жить бибисисы.
— Так вот, — продолжил он, — допустим, что из Бибисисии к нам прилетели медленные звуковые колебания, записанные быстрыми, высокочастотными колебаниями радиопередатчика. Помните, я рассказывал вам в прошлый раз, как это делается. Один высокопоставленный бибисис зовет нашего Мишу Кувалдина в гости.
— Профессор, — сказал Миша Кувалдин. — По правде говоря, я не очень-то понял, как это делается. Вернее, я все понял, как это делается, но я все понял неправильно. Вы сами тогда так сказали. А я бы хотел все понять правильно. Как эти колебания записываются?
— Сейчас я попытаюсь объяснить это снова, — сказал профессор. — Представьте себе длинную бетонную дорожку длиною в один километр. По ней. прыгает миллион теннисных шариков. Они скачут и скачут куда-то вдаль между дорожкой и натянутой над ней веревкой. Вот так.
— А теперь мы берем и пускаем по веревке волну. И тогда шарики начинают прыгать по-другому, подчиняясь веревочной волне. Вот так.
— У вас есть вопросы?
— Есть, профессор, — сказал Миша Кувалдин. — Даже много — два.
— Отлично, — сказал профессор. — Я люблю, когда у человека есть вопросы. Это значит, что он умный. Какие же у вас вопросы.
— Первый: где можно взять столько шариков? И второй: почему они прыгают?
— Столько шариков можно взять на шариковой фабрике. А прыгают они чисто теоретически. Теперь вам понятно?
— Нет, непонятно.
— Что вам теперь непонятно?
— Почему они прыгают теоретически? Что их заставляет прыгать?
— Предположим, что бетонная дорожка постепенно раскаляется, и поэтому шарики начинают скакать. Теперь есть вопросы?
— Есть. И еще больше. А почему дорожка раскаляется?
— Потому что по ней пустили ток.
— Но ведь всех прохожих будет дергать! — поразился Миша.
— Каких прохожих? — удивился профессор Чайников.
— Которые по этой дорожке ходят.
— По этой дорожке никакие прохожие не ходят, — стал подводить итоги профессор Чайников. — Потому что она теоретическая. У вас есть еще вопросы?
— Есть, — ответил Миша.
— Вот и оставьте их при себе.
— Почему?
— Потому что у меня больше нет ответов. Кончились.
Миша Кувалдин опечалился. Сильно, но ненадолго. Потому что профессор нарисовал какую-то чрезвычайно интересную картинку, как будто бы в БЕЛОЙ кастрюльке варились СИНИЕ макароны, намотанные на ЖЕЛТЫЕ сухарики. Миша Кувалдин сразу просветлел лицом.
— Переходим к наушнику, — сказал профессор.
— Видите, это катушка. Когда по катушке идет ток, слабый или сильный, вокруг нее возникает магнитное поле. Оно колеблется и притягивает металлическую пластинку-мембрану.
— Я все поняла, — сказала Марина Рубинова. — К нам прилетают звуковые колебания. Мембрана колеблется и передает эти колебания к нам в уши. Правильно?
— Нет, неправильно, — ответил профессор.
— Почему?
— Да потому, что звуковые колебания летать далеко не могут. К нам из Бибисисии летят высокочастотные колебания. А мы при помощи наушника и диода должны перевести их в звуковые. Вы помните, что такое диод?
— А как же, — ответила Марина Рубинова. — Это такое устройство, которое пропускает ток или что-либо другое только в одну сторону.
— Вы можете привести примеры диодов?
— Пожалуйста, — сказал Миша Кувалдин. — Тюбик с зубной пастой. Он пропускает пасту только в одну сторону. Однажды я пытался запихнуть пасту обратно, ничего не вышло. Бился, бился, ни капли не запихнул. Только весь перемазался.
— Интересная мысль, — сказал профессор. — В некотором смысле, тюбик с пастой действительно диод. А еще есть примеры?
— Есть! — осенило Марину. — Мясорубка, например. Она крутит мясо только в одну сторону… И тесто.
— И корова — диод! — закричал механик-электрик сцены. — Она траву ест только в одну сторону, я в деревне видел.
Профессор Чайников был поражен таким количеством диодов. А тут еще зазвонил телефон, и Фома Неверующий добавил:
— Да любой кинотеатр есть диод. Он людей только в одну сторону пропускает — через вход к выходу. Да любой гастроном!
— Я не буду спорить, — сказал Чайников. — Все это прекрасные примеры диодов. А сейчас я нарисую вам схему совместной работы диода и наушника.
Он нажал кнопочку, чтобы приехал чистый кусочек рисовальной доски. Но что-то перепутал и вместо этого уехал сам, потому что по кругу поехала сцена.
Профессор закричал Мише Кувалдину:
— Верните меня!
Миша поискал глазами нужную кнопочку и нажал ее. И как раз, когда, сделав круг, профессор приехал к доске, сцена остановилась и с диким скрипом поехала в обратную сторону.
Профессор сильно разгневался и стал тормозить нанайским унтом все сильнее и сильнее. Но унт стирался просто как школьный ластик, а сцена продолжала крутиться как ни в чем не бывало.
— Что вы делаете? — кричал профессор. — Да знаете вы, как это называется?
Немедленно зазвонил телефон, и Фома Неверующий объяснил:
— Это называется круговые колебания низкой частоты.
С большим трудом механик-электрик сцены отыскал нужную кнопку и затормозил профессора.
— Итак, я рисую для вас схему, — сказал Чайников.
— Это наш приемник. Он ловит и усиливает высокочастотные колебания из страны Бибисисии. Если бы не было диода, колебания были бы такими.
— Но диод пропускает ток только в одну сторону, и поэтому график высокочастотных колебаний выглядит так:
— То есть ток не болтается с бешеной скоростью туда-сюда. А мелкими зубцами образует большие плавные волны. Именно эти волны и дают звуковые колебания мембраны. То есть мелкий дребезг колебаний высокой частоты превращается в звуки. И все, что хотел сказать высокопоставленный бибисис Мише Кувалдину, мы можем узнать.
— А что он хотел сказать? — спросила Марина Рубинова.
— Я думаю, он хотел сказать на чистом английском языке: «Dear Michail, dear playgoer, you have got to understand not only physics but also English».
— А что это значит, товарищ профессор? Я как-то с трудом понимаю эти английские звуковые колебания. Они для меня все равно что высокочастотный дребезг.
— Это значит: «Дорогой Миша Кувалдин, дорогие товарищи телезрители, надо понимать не только физику, но и английский язык».
— Но я не понимаю по-английски, — ответил Миша Кувалдин.
— Значит, свой следующий цикл мы посвятим скоростному изучению английского языка, — сказал профессор Чайников.
— А больше этот бибисис ничего не сказал? — спросил Миша Кувалдин. — Например: «Приезжайте в гости». Или: «Вот вам в подарок полкило бибисисинской жвачки».
— Нет, — ответил профессор, — больше он ничего не сказал.
И тут зазвонил телефон.
— Это телевидение, да? Можно к телефону профессора Кофейникова?
— У нас нет такого профессора, — ответила Марина Рубинова.
— А профессора Кипятильникова?
— И такого у нас нет. Может быть, вам нужен профессор Чайников?
— Точно. Именно он нам необходим.
Профессор Чайников взял трубку.
— Товарищ профессор. Это говорит мама Каблукова. Вы начали лекции с моего письма. Так вот у меня к вам есть вопрос. А если телевизор разобрать, человечки в нем останутся?
— Спасибо за хороший вопрос, — ответил, вскипая, профессор Кипятильников. — Я с удовольствием на него отвечу. И на все другие вопросы. Товарищи телезрители, следующая моя передача будет посвящена ответам на вопросы. Задавайте их. Как говорится в известной песне: «Спрашивайте, мальчики, спрашивайте».
— Профессор, — сказала Марина Рубинова. — А я могу задать вопрос?
— Конечно.
— Скажите, пожалуйста, а наш звук уже долетел до Луны?
ЛЕКЦИЯ ДЕСЯТАЯ
Ответы
профессора Чайникова
Читать бесплатно другие книги:
