Вынос мозга. Рассказы судмедэксперта (сборник) Ломачинский Андрей

HEAVY METAL[27]

Тяжёлых последствий от тяжёлого металла хватает. Я не о рок-музыке. И не о тяжелых металлах в чистом виде, вроде изменений личности в погоне за тяжёленьким златом-серебром или тяжких девяти граммах в сердце. Конечно в последнем случае свинец весьма летальное последствие даёт, да и просто тяжёлая железяка на голову не полезна. Но всё это случаи в общем-то понятные. А вот отравления тяжёлыми металлами часто совсем не понятные!

Этот случай тоже о странном питии. Как вы уже знаете, нашими соседями были артиллеристы из Артиллерийской академии. И ещё вы наверное знаете, что у всех, кто носит погоны, принято обмывать каждую новую звёздочку, что туда прикручивают при присвоении очередного воинского звания. Медики обмывали свои звёздочки весьма прозаично — нальют в мензурку разведённого спирта, кинут туда знак отличия, а потом спирт выпьют. Правда были уникумы, что спирт не разводили. Тогда его надо было махом глотать, а это опасно — можно ненароком и новенькую регалию в пищевод отправить. Хорошо младшим офицерам — там звёздочки мелкие, а если майор и выше? Такой звездой и подавиться можно.

Но у артиллеристов дело обстояло совершенно по-другому. У них был свой ритуал! Выполнялся он далеко не для всех — надо было умудриться получить очередное звание в стенах Артиллерийской академии, да ещё не просто так, а в период практических занятий. Тогда учебная группа артиллеристов сбрасывалась на несколько бутылок коньяку, чтобы отметить присвоение чина своему товарищу. Вся группа пила коньяк просто и без затей — со стаканов. А вот «имениннику» доставалось. Старший группы заливал полстакана коньяка в ствол только что отстрелявшейся пушки, а потом сливал чёрно-серую, пахнущую гарью и порохом, мутную жидкость обратно в стакан. Туда бросали звёздочку, а потом под дружное ободрение давали до дна выпить «счастливчику». Последствия обычно были или никакие, или дело ограничивалось лёгким поносом. Правда изредка организм отказывался принимать отдающую металлом и очень горькую гадость, и тогда «новопроизведённый» под бравурные аплодисменты просто блевал. Вырвать на глазах у всех было зазорно, но даже в этом случае офицер считался "порохом прожженным" настоящим артиллеристом.

В этот раз стреляли где-то далеко, километрах в ста от города. Новоиспечённый майор Лобанов решил от традиций не отступать — коньяк на всю группу закупили заблаговременно. А тут ещё и второй повод появился — группа отстрелялась на «отлично». В город отъезжать только завтра, можно и ритуал соблюсти, и выспаться. Эй, старший! Товарищ подполковник, давай выполняй обязанности — заливай пушку, крести майора! Ополоскав звёздочки, майор морщась проглотил "пушечный коньяк". Скрутило желудок, от отвратительного вкуса во рту тут же потянуло на рвоту. Сослуживцы смеясь протянули шоколадку, а потом поднесли вторую, уже нормальную чарочку. Отлегло, похорошело. Майор принимает поздравления.

День закончен, товарищи офицеры идут на ужин, а потом возвращаются в палатку допивать припрятанное. К ночи всё опорожнили. Посидели немного, потренькали на гитаре, повспоминали прежнюю службу и курсантскую молодость, пора и спать ложиться. И тут майору Лобанову становится плохо. Народ диву даётся — вроде выпито не так уж и много, чтоб с такого взрослого мужика развезло. Но совет народный прост — иди в кустики, а там два пальца в рот и всех делов. Майор поднимается и тут же падает. Во развезло, так развезло! Пытаются его отнести в палатку, и тут замечают, что майор совершенно ни на что не реагирует. Он не пьян, он без сознания!

Все во хмельку, поэтому особенно светиться никому не охота. Может сам отойдёт? Майора хлещут по щекам, в лицо плеснули холодной воды. Похоже, что сам не отойдёт — у Лобанова начались судороги, изо рта пошла пена. Эх, какой вечер испорчен! Хочешь, не хочешь, а надо звонить врачу этого учебного полка. Если вызвать городскую «Скорую», то когда она в эту глухомань приедет.

Прибыл военврач на зелёном "Уазике"-санитарке. От майора запах алкогольный, поэтому первый вопрос: "Сколько выпил?" Сказали не то чтобы честно, а ещё от греха подальше раза в два преуменьшив. Да от такого не то что не упадёшь, а даже не зашатаешься! А про обмывание звёздочек коньяком с пушечного ствола вообще молчок. Тут майора опять судороги бить начали. Врач опрос прекратил, что-то делать надо. Быстро отвёз его в полковой пункт, где вколол ему все противосудорожные препараты, что только были. Судороги стали слабеть, а вот и вовсе исчезли. Меряет доктор давление, щупает пульс — всё в норме! А сознания нет. Кричит в самое ухо, щекочет рёбра, щиплет в самых болючих местах, трёт грудину, что есть силы сдавливает пальцы, колет иголкой — никакого ответа, неврологическая активность на нуле!

Вот и дыхание мельчает и становится реже и реже. "Срочно неси КИ-4!" — орёт врач фельдшеру. Тот прибегает с небольшим кислородным аппаратом для реанимации в полевых условиях. Маску на нос и бегом в машину — едем в клинику Военно-Полевой Терапии, начмед Артиллерийской академии с соседями уже созвонился.

Привезли Лобанова в клинику. Сразу заинтубировали[28] и настоящий стационарный аппарат искусственной вентиляции лёгких подключили. Дежурные терапевты на такого больного глянули и решили — не в ту клинику привезли. Похоже у него кровоизлияние в мозг. Но прежде чем отфутболить майора в Нейрохирургию (а это снимать с аппарата и капельниц, вызывать спецтранспорт со спецбригадой — ой какая морока), надо точно в правильности диагноза убедиться. А вдруг это менингит? Сделали люмбальную пункцию — взяли на анализ немного спино-мозговой жидкости. Кстати, бытует в народе мнение, что от пункции может парализовать, якобы из-за того, что в спинной мозг укололи. Глупости. Парализует скорее всего по той же причине, для диагностики какой пункцию и делали. А в спинной мозг уколоть таким образом просто невозможно — он гораздо выше заканчивается. Наши мозги окружает всего около 150-ти миллилитров светло-желтого ликвора. Если инсульт, то там может быть кровь, если инфекция — то гной, тогда ликвор мутный. У майора Лобанова ликвор оказался абсолютно нормальным, первоначальные подозрения отпали.

Взяли кровь на экспресс-анализ. И зацепиться не за что. Уровень алкоголя в крови и вправду незначительный. Ни алкалоидов, ни барбитуратов, ни наркотиков. Тесты на цианиды, фосфоротравляющие соединения, свинец, мышьяк, сурьму, сулему[29] — всё отрицательные! Сутки проходят — изменений никаких. Прошли вторые сутки. Всё также аппарат за майора Лобанова дышит, но динамика умеренно-отрицательная — стали почки сдавать. На третьи сутки организм майора совсем перестал мочу выделять, начала развиваться уремия — состояние, когда организм травится накопившимися продуктами белкового распада. Пришлось подключить аппарат искусственной почки и провести гемодиализ.

Что же это такое? Полевые терапевты вкупе с военными токсикологами все возможные варианты перебрали. А может это финал бериллиоза, хронического отравления бериллием? Или острая интоксикация таллием? Такую экзотику на ВПТ не проверить, зато можно запросто её проверить у соседей — рядом с клиникой находится кафедра Токсикологии, даже на улицу выходить не надо — оба здания связывает длинный застеклённый кородор. В одной из лабораторий той кафедры делали парно-индуктивную плазма-эмиссионную спектрометрию. За длинным названием, описывающим физическую суть метода, спрятан принцип его работы — в специальных условиях взятый образец превращают в плазму. В плазме уже нет молекул, одни атомы. Самый простой пример плазмы — это пламя. Так вот его излучение можно разложить по спектрам и каждый спектр отдельно померить — каждый элемент излучает только свой характерный спектр. О структуре вещества этот метод ничего не даёт, а вот о нахождении там самых редких элементов в самых незначительных количествах указывает безошибочно.

В данном случае во всех биологических жидкостях нашли вольфрам, и не в каких-нибудь ультра-следовых количествах, а в концентрациях в две тысячи раз превышающих норму. Это в крови. В моче в десять раз ниже, но тоже впечатляет — 200 раз от нормы! Вольфрам — это самый жаропрочный из всех известных науке веществ. Например, из него делают спирали в лампочках накаливания. И обрабатывают стволы некоторых артиллерийских орудий… Не знал майор Лобанов, что с медицинской точки зрения вольфрам — тяжёлый металл и отравления будут протекать схоже с отравлениями свинцом, мышьяком или ртутью. Знал бы — не пил эту гадость. Артиллеристы до него пили из старых пушек, где ствол одна сталь. Там действительно смывается только сажа от сгоревшего пороха, да относительно безобидные окислы железа, типа ржавчины. Стволы же новых орудий какой только гадостью не покрывают!

Недельки через две почечные функции восстановились. Ещё раньше майор Лобанов пришёл в сознание и рассказал о дурацкой традиции, как причине появления вольфрама в его организме. Здоровье его быстро улучшалось, и через месяц он выписался доучиваться в своей Артиллерийской академии. Майор выздоровел, а вот традиция умерла.

МЕТАНОЛ НА ОПОХМЕЛ

Много интересного в медкриминалистике расследования отравлений. Но бывают в подобной практике случаи, когда состава преступления нет — отравления неумышленные. Взять хотя бы отравления метанолом. На вид — чистый спирт. Бахнул 30 грамм — ослеп, махнул полста — кони двинул. Метанол "младший брат" этанола, винного спирта. В организме они оба перерабатываются одним и тем же ферментом — алкогольдегидрогеназой. Только если при употреблении винного спирта продуктом этой реакции будет ацетальдегид, дрянь порядочная, но не смертельная, разве что вызывает головную боль с похмелья, то продукт распада метанола куда серьёзней — формальдегид или токсичнейшая муравьиная кислота. Она блокирует окислительные процессы на молекулярном уровне, и клетка «задыхается», несмотря на полноценное обеспечение кислородом.

Так вот у некоторых людей, у совсем-совсем незначительной части населения, алкогольдегидрогеназа дефектная. Такие люди практически не имеют похмелья, но пьют мало, так как быстро пьянеют и особого удовольствия от пьянки не получают. А ещё они известны тем, что могут без особого вреда хряпнуть метанола. Их неполноценный фермент не может «зацепить» его маленькую молекулу в достаточных количествах, а сам по себе метанол не токсичен и оказывает лишь лёгкое наркотическое действие, наподобие обычного алкоголя. Правда в силу крайней редкости, феномен врождённой толерантности к метанолу практически не изучен.

Известен случай, произошедший с подобным уникумом на Дальнем Востоке. Пограничникам, обслуживающим громадные прожектора на китайской границе, что светили через Амур, одно время выдавался метанол для протирки контактов и оптики. Именно метанол, потому как обычный спирт они безжалостно воровали и понятно, пили. На каждой точке висел плакат с черепом и костями, предупреждающий, что метанол — яд. И вот один солдат случайно бахнул на опохмел метанола вместо остатков купленной на ближайшем хуторке самогонки. И ничего! Своим открытием он поделился с сослуживцами. Результат оказался плачевным — в ночь того же дня в роту был срочно вызван дежурный по части офицер. Среди личного состава роты им был обнаружен один бухой и четыре трупа.

Всё, ЧП, буди всех — от ваньки-взводного до комдива, а они уж пусть сами отзваниваются тем, кто уголовное дело по этому поводу заведёт. Дело, конечно, завели да и расследовали его весьма тщательно. А того солдатика в хмелю мигом потащили в ближайший медпункт, куда срочно вызвали полкового врача. Прибежал военврач и давай лечить погранца, несмотря на абсолютно нормальное, в смысле просто «пьяненькое», самочувствие и здоровое состояние его организма. На всякий случай, от греха подальше. А знаете, чем отравления метанолом в самой острой фазе лечат? Этанолом! Водкой по вене, ну точнее разведённым обычным медицинским спиртом. Тогда эти спирты начинают конкурировать за фермент их расщепляющий, и яда в организме производится куда меньше и медленней — шансы на выживание повышаются. Да только слегка переусердствовал военврач — так «напоил» бойца, что тот едва не скончался от чрезмерной алкогольной интоксикации.

И оказалось, что зря столько алкоголя ввёл. Когда пришли анализы, то оказалось чудо — в организме этого уникума метанол практически не ферментировался, хотя в его собственной крови оказалось его полно, концентрация надёжно перекрывающая смертельную. Вот так два раз бойцу "бухнуть на халяву" пришлось. И посадили бы того горе-солдатика за преднамеренное отравление сослуживцев, если бы не это смягчающее обстоятельство. Только благодаря своей «дефектной» алкогольдегидрогеназе и жив остался, и от статьи отвертелся. Кстати, выдачу метанола сразу прекратили — уж лучше пусть спирт воруют. Для нормальных то людей — метанол яд, хоть и соблазнительный!

Копальхем и трупные яды

Но есть другой вид повышенной переносимости ядов — так называемая приобретённая толерантность. Точно так же, как при регулярных упражнениях можно накачать мышцы, при регулярном приёме небольших доз яда можно развить ферментные системы, способные этот яд нейтрализовать. Правда специально заниматься таким делом не следует, да и далеко не на все яды такая устойчивость возможна. Чаще всего результатами подобных «упражнений» будет хроническая интоксикация, а с ядами аккумулятивного, то есть накопительного действия, то и с летальным исходом.

Данная история о других ядах — о трупных. Название этой группы самообъясняющее — трупные яды образуются при гниении трупов. Наиболее известна троица так называемых птоаминов — нейрина, пудресцина и кадаверина. Это сильные яды. Считается, что у человека от них защиты нет. Другое дело шакалы, гиены, грифы — их эта отрава совсем не берёт. Оно и понятно — они же падальщики, трупные яды просто неотъемлемая «специя» к их пище. Мы же вроде чистой едой питаемся, ферментные системы, способные нейтрализовать птоамины, нам не нужны. Но не торопитесь с выводами — эволюция человека полна тайн и загадок, и ещё очень большой вопрос, насколько чистой была пища наших далёких и не очень, предков. Оказалось, что биологический механизм такой защиты у человека всё же есть. Но весьма своеобразный.

Самое начало того периода, что ныне принято называть брежневским застоем. Специальная топографическая группа под началом подполковника Дузина облетала район между озером Кокора и озером Лабаз. Это в самом основании Таймырского полуострова. Летели на вертолёте МИ-8, что называется дружною гурьбой — два летуна, трое топографов и один местный — некто Савелий Пересоль, ненец по национальности. Военные взяли его с собой просто как знатока местности, показывать болота, указывать местные ориентиры и их названия.

И вот в воздухе произошла серьёзная поломка — что-то случилось с гидравликой, что передаёт движения от пилотской ручки на ость винта. Ручка взбесилась, начала колотить лётчика по ногам, управления никакого, вертолёт падает. Высота на счастье была небольшой — случилось то, что называется жёсткой посадкой. Вертолет завалился на бок, винт с визгом врезался в землю, и раскидав чахлую растительность, обломался о вечную мерзлоту. Удар был сильным, однако никто особенно не пострадал. В ушибах и ссадинах, с разбитыми носами и с головокружением от лёгкого сотрясения мозга, народ ошалело таращился друг на друга.

Первым очухался пилот — в вертолёте нестерпимо завоняло горелой проводкой, и к этому вдруг примешался знакомый запах авиационного керосина. А потом в нутро повалил дым. "Всем из машины!!!" — заорал он, распахивая дверку. Каждый моментально оценил ситуацию и ринулся наружу. В двери на секунду образовался затор из тел, но ещё через миг людской клубок вылетел из вертолёта, как пробка из бутылки. И вовремя — внутри что-то негромко треснуло, и в салоне показались языки пламени, которое в секунды объяло весь вертолёт. Народ открыв рты, немигающими глазами молча наблюдал это зрелище. Вначале даже с радостью — ведь все живы, потом с растерянностью — а что же делать?. Ведь вокруг на сотни километров ни души, рация сгорела, еды нет, тёплой одежды нет, оружия нет, ничего нет! А ведь "на дворе" сентябрь — ещё повезло, что снег не лежит, хотя пора. Ночами уже давно ощутимый морозец, да и днём не жарко. Вся надежда на поисковую группу, по идее всего через несколько часов должны хватиться. Правда район поиска великоват…

Первую ночь провели вблизи вертолёта — по предположениям такой ориентир с воздуха легче всего обнаружат спасатели. Но никто не прилетел. Никто не прилетел и на второй день, а третий день был туманным — похоже никто и не летал. На четвёртый день где-то вдали слушался вертолётный стрёкот, и ослабевшие люди побежали туда, но военную форму на фоне болотных кочек с воздуха трудно заметить, особенно если так далеко. Не помогла и надежда на маленький костерок, что постоянно жгли на месте аварии — таймырский кустарник не мог обеспечить значительного огня, а попытки устроить дым кончились ничем — северный ветер разгонял его по тундре уже в десятке метров от костерка.

За всё время умудрились убить с десяток леммингов и дюжину мышей, в обгорелых останках вертолёта нашли куски, заменившие сковородку и кастрюлю. Постоянно варили отвар из брусники и морошки, но сильнее всего помогали грибы. Вот чудо — древесных пород практически никаких, но даже среди карликовой тундровой растительности встречаются лесные грибы. Да ещё какие крепыши-гиганты! Вероятно ещё августовские — сейчас уж и днём около нуля. Видать поэтому в грибках ни единого червяка, все крепкие, как на подбор. Однако такое счастье долго длиться не может — припорошит первым снегом, и придёт смерть. Даже не от голода — от холода. Ведь более-менее одет один Пересоль — ненцы свою кухлянку[30] не снимают ни зимой, ни летом. Ещё сам Дузин выскочил в ватнике, у пилота унты, у остальных — комбинезоны и полевое ПэШа.[31] Верхняя одежда сгорела в вертолёте. Хоть и дают греться, предлагая по очереди ватник и кухлянку, но помогает такое не сильно — ночью сна практически нет, силы на исходе.

На следующее утро с первым взглядом на сереющее холодное небо, в глазах каждого застыла безысходность — такое пожалуй к снегу. А если судить по едва заметной позёмке, что заструилась между болотными кочками и запела тонким голосом в тоненьких веточках полярных ив, то это будет не просто снегопад — это будет метель. Подобие убежища, что сварганили из оставшейся вертолётной обшивки, едва могло вместить всех, да и то сидя. Такое от пурги не спасёт. Офицеры молча взялись за руки — вроде вместе бедовали, давайте друзья, вместе и встретим неизбежное. Не разделял общего настроя один Пересоль:

"Ой-ой какой мы все шибко глупый! Лучше бы по заветам стариков поступать… Зачем сидели?! Кого ждали?! Сегодня ветер болото выморозит — копальхем найти трудно будет! Надо было в первый день болото обходить — обязательно бы копальхем нашли! Давно бы нашли, много бы наелись, много бы с собой взяли! Каждый день бы шли, кухлянку и ватник по очереди бы носили, копальхем бы кушали, уже бы до Хеты[32] дошли! Я бы мало-мало посмотрел по берегу, а потом бы повёл вас куда ближе — на севрер в Жданиху или на юг в Хатангу. А потом туда бы за нами из ваших Крестов вертолет послали, где шибко сгущёнки, тушёнки и водки. Шибко много! Мы бы спаслись и веселились. А так подохнем!"

Офицеры расценили план местного оленевода, как полную авантюру — он предлагал маршрут не в одну сотню километров. И это пешком по тундре без еды и одежды? Глупость! Даже если бы они вышли в первый день, то всё равно к этому моменту не сделали бы и полпути. Хоть так, хоть иначе — всё равно помирать. Даже скорее всего, пойди они к Хете, то уже бы были трупами — такой путь по-любому вымотал бы их силы, да и намного быстрее. Однако про какой такой копальхем говорил ненец? Что это за зверь такой?

"А-аа, копальхем вкусный, копальхем жирный, от копальхема тепло, от копальхема сила, от копальхема жизнь! Копальхем духи берегут, потому что в том болоте, где копальхем лежит, живёт сам Дух Большого Оленя. А он самый главный, кто помогает человеку в тундре! Других богов, если плохо помогают, можно и плёткой выстегать, и вообще в костёр бросить, а Духа Большого Оленя нельзя! И нельзя тут больше оставаться — пока болото совсем не выстыло, и Дух Большого Оленя на зиму спать не лёг, надо за копальхемом идти, а то все помрём!"

Такое объяснение сути мифического копальхема не раскрывало. Что-то вкусное и жирное, что связано с каким-то Духом Большого Оленя и при этом почему-то живущее в болоте, куда нормального оленя и в век не загнать. Насчёт других богов понятно — их фигурки ненцы вырезают из берёзы и хранят на стойбищах, как божков-талисманов. Если талисман "плохо работает", в смысле счастья не приносит, то такого воспитывают методом кнута и пряника. Вначале задабривают оленьей кровью, а если тот не «исправился» то могут и выпороть. Если и после этого удачи не прибавилось, то могут в сердцах ткнуть головой в полный дерьма подгузник из берёзовой коры, заменяющей туго спеленатым ненецким деткам памперсы и пелёнки. А уж если и это не помогло, то такому никчемному богу одна дорога — в костёр. Тогда отчего же такое трепетное отношение к Духу Большого Оленя?

После многочисленных дополнительных вопросов наконец вырисовалась более-менее материалистическая картина. Самого духа мы оставим ненцам — это одна из ключевых фигур в пантеоне местного шаманизма. Но вот сопутствующий обряд, посвящённый этому духу, оказался весьма интересным. Периодически в оленьем стаде надо менять вожака. По каким-то местным эзотерическим приметам вычисляют, когда это надо делать особым способом — старого вожака необходимо отдать в жертву Духу Большого Оленя. Такого оленя отбивают от стада и пару дней ему ничего не дают есть для полной очистки кишечника. Дальше ритуал принесения такой жертвы прост — свергнутому вожаку (при этом обязательно надо, чтобы тот был жирным и в полном здравии) на шею накидывают сыромятный аркан и тянут его на ближайшее болото. Там его этой петлёй давят и оставляют в болоте. Но оставляют хитро — олень должен скрыться там полностью, потом это место ещё досыпают торфом или мхом-сфагнумом, а сверху обкладывают ветками и камнями. Давят оленя с великой осторожностью — нельзя, чтобы его шкура хоть где-нибудь повредилась, туша его должна быть абсолютно целой. Сам торфяник хорошо маскирует запахи, а поэтому случаи осквернения копальхема хищным зверем сравнительно редки. Возле копальхема на ближайшей кочке вбивают кол, обязательно из лиственницы, чтоб не гнил. Кол украшают пучками травы и ягеля, а часто ещё какой-нибудь яркой тряпочкой. В советское время, например, особой популярностью пользовались пионерские галстуки или вымпелы "Лучшему Оленеводу".

Так вот, эта оленья туша может так пролежать столетиями. Вообще-то с позиций танатологии, раздела судебной медицины, изучающей трупные изменения, тут ничего особенного нет. Ведь даже в средней полосе России в торфяниках находили тела невинно убиенных купцов времён средневековья. Да ещё при этом вызывали милицию — вроде как на недавнее убийство, настолько хорошо сохранось тело и рубленная рана на голове! А в болотах Ирландии находили даже людей каменного века. В тундре условия одновременно и хуже, и лучше. Из-за вечной мерзлоты вода там всегда холодная — несомненный плюс. В то же время холодная вода не позволяет бурно развиться болотной растительности. Не позволяет она и гнить тем скудным растительным остаткам, что собственно и создают торф. Поэтому вода там бедна гуминовыми кислотами, органическими соединениями типа широко известной янтарной кислоты, что являются дубящим агентом и губительным для бактерий консервантом. Относительно чистая вода — это главный минус. Там всё же трупное гниение идёт. Медленно, десятилетиями, но идёт. Прекращается оно только в одном случае — если болото поглотит вечная мерзлота.

Оказывается, у ненцев отношение к этим "мумиям оленьих фараонов" отнюдь не святое. Впрочем, как и ко всем их богам. Эти святыни можно запросто кушать! Прямо в гнило-сыром виде с душком. Даже полная тухлятина не теряет своей калорийности. Едят такое не только в нужду или по форс-мажорным обстоятельствам, но и просто как своеобразный деликатес. Но всегда восполняют взятое — захотелось копальхема, смерть вожаку, Духа Большого Оленя тоже обижать не следует. Тысячелетия жизни в тундре такому научили — это ведь прекрасные консервы на чёрный день, неговоря уже о спасительной помощи тем, кто потерялся в тундре. Ведь главная их ценность — что они как бы ничьи, забытые и разбросанные по северной земле дары предков. Именно такую тушу и взялся разыскать Савелий Пересоль.

Идея разжиться мясцом офицерам очень понравилась — про то, что это тухлятина, не хотелось даже и думать. Если помираешь, то и такое съешь, а что запах… своеобразный… Так нос можно пальцами зажать! Короче, Пересоль, надевай свою кухлянку, хватай нож и бегом за консервами национальной ненецкой кухни. Всё равно никуда идти от сюда нельзя — ждать надо. Но на полный желудок шансов дождаться намного больше! Так что, товарищ оленевод, от тебя зависят наши жизни — не подведи.

И он не подвёл. К вечеру, когда уже стали закрадываться сомнения, а вернётся ли Пересоль, не дёрнул ли он в одиночку на Хету, из-за сопки на фоне ярко-оранжевого неба чёрным силуэтом медленно появилась его коренастая фигурка. Офицеры радостно побежали ему на встречу. Вот он идёт гружёный, улыбается — за спиной висит здоровая оленья нога. Савелий нарезал ремней из оленьшй шкуры, и подцепил мясо на спину, словно рюкзак. Ого! Сегодня пируем.

Мясо, как таковое, уже слабо различимо — вместо него какая-то сероватая и дурно пахнущая масса. А вот жир ничего — просматривается. Грязно-серый и мылкий на ощупь, во рту он прилипал к нёбу, чем-то напоминая мягкий парафин, только холодный. Легко отдирался и грязно-серый слой, что сразу под шкурой. У свежей оленины такую мезгу не прожуешь, а тут ничего — мягкая, словно восковая корочка с сыра. Вкус же копальхема больше всего походил на жутко прогоркшее несолёное сало. Когда попробовали прожарить копальхем на костре или хотя бы разогреть его на сковородке, то получилось ещё хуже — вонь пошла такая, что кусок определённо нельзя было взять в рот. С него капал тягучий жир, который горел тёмным смрадным пламенем, словно резина. Да, такое «лакомство» лучше всего глотать холодным, хотя по словам ненца самый вкусный копальхем вообще мороженный, тогда его нарезают тонкими ломтиками, что сворачиваются под ножём в серенькие трубочки. Полученную строганину макают в соль и едят вместе с парными сырыми лёгкими только что забитого оленя.

Служившим на севере частенько приходилось сталкиваться с местной традицией сыроедения. Из оленьей требухи — национального ненецкого лакомства — наиболее отважные из офицеров иногда пробовали сырую печень, а вот мясо любили слегка обжарить на сковородке. Внутри оно оставалось практически сырым, лишь чуть-чуть белело снаружи. Нарезанное мелкими кубиками, такое называли "пастеризованной олениной". Это там пробовал практически каждый. Поэтому к вонючему копальхему отнеслись с доверием. Нарезали кусочками и запивая брусничным отваром, не жуя наглотались до отвала.

К ночи разыгралась непогода. Первый снег пришёл с порывами ветра. Теперь ему лежать до конца мая. Однако на удивление ночь со снегом оказалась не такой уж и холодной. Облака действовали как одеяло, сохраняя последнее тепло земли. Народ набился в убежище, там же запалили импровизированную «буржуйку». А к утру вообще всё стихло, воздух стал прозрачен, небо ясным. Побелевшая тундра словно надела подвенечный наряд. Или саван… Фатой к наряду по небу разбежалось северное сияние. Ух как крутит! Вот стратосферным дождём вытянулись зелёные всплохи. Вот кое где они порозовели, развернулись поднятым занавесом божественного театра. Светящиеся складки пошли фиолетовым отливом, под ними опять зелёная бахрома… Ударил приличный морозец. Холодно, конечно, но на сытый желудок такое терпеть можно. Не смертельно.

Оказалось смертельно. Не от холода — от копальхема. У кого начались боли в области печени, у кого рвота, под конец у всех галлюцинации, а к утру потеря сознания. Однако Савелий Пересоль оставался в полном здравии, никаких симптомов у него не появилось, хоть он-то съел больше всех! Всю ночь он пытался хоть как-то помочь офицерам, но бесполезно. Уже когда совсем рассвело, остановилось дыхание у лётчика, а вот и тело старшего отпустило Дузинскую душу в землю предков. К обеду умер механик. Двое топографов ещё были живы, но в тяжёлой коме.

Савелий не понимал почему так. Давно подзабывший тонкости верований собственного народа, он вдруг вспомнил, что ещё в детстве ему говорила бабка, и о чём со страхом в голосе полярными ночами шептал дед. В чуме тихо, лишь потрескивают дрова под чайником, а дед всё не ложится спать — первый снег ведь, надо вспомнить Духа Большого Оленя. Такая же ночь, как сейчас. Неужели Савелий чем-то тундру обидел? Эх, проклятая водка! Лучше бы деда слушал, да заклинания учил как следует… Натянув портянку на их кастрюльку, Пересоль принялся бить в нёё, как в бубен, пытаясь заговорить от смерти оставшихся. Потом прыгал вокруг вертолёта и что было силы кричал на ненецком те обрывки магических фраз, что всплыли в его памяти. Пытался разбудить духов, призывал деда прийти, и как в детстве, отвести беду.

И видать разбудил! На низкой высоте, со стороны болота, где вчера вечером выходил он сам, из-за сопки внезапно выпрыгнула гигантская зелёная стрекоза с красными звёздами на боках. С высоты на белоснежном фоне тундры закопченный остов вертолёта выделялся особенно чётко. Перед лицом изумлённых лётчиков промелькнула смешная будочка, из которой шёл дымок, три безжизненных тела перед ней и выплясывающая фигурка какого-то местного с непонятным круглым «барабаном». Стрекоча винтом, вертолёт заложил крутой вираж, развернулся, завис на минуту над своим сгоревшим собратом, а потом прыгнул в сторону и погнав во все стороны позёмку, принялся снижаться. Всё, Дух Большого Оленя доказал, что он главный в тундре — пригнал таки вертолёт! И всего-то стоило найти копальхем…

Эвакуацию произвели прямо на север, в Жданиху. Всё равно до Крестов или даже до Хатанги горючки бы не хватило. Но в Жданихе был только фельдшер, гражданский правда, но какая разница. Врач аж в Крестах. Пока вертолёт заправить, потом ещё сколько часов лёту… Решили не рисковать — связались с ним по рации. «Заочные» диагнозы дело трудное и опасное, но что делать? К тому же абсолютно не понятно, почему местный без каких-либо отклонений, не обморжен и даже не кашляет, а двое военных без сознания. Спасибо тот же местный разъяснил — было шибко мало кушать, с голоду оленьей тухлятины нажрались. Тогда рекомендации простые — внутривенно-капельно побольше жидкости, медикаментозно форсируйте диурез,[33] для защиты печени дайте глюкозки и витаминов, если надо, то колите препараты, поддерживающие дыхание и деятельность сердца. Понятно, что всё это в миллиграммах, миллилитрах, процентах…

Ночью умер один из топографов. Состояние последнего военного, старшего лейтенанта, оставалось "стабильно-критическим". Это значит, что в любой момент помереть может, да только вот чего-то долго не мрёт. Через день кризис, похоже, миновал. Дыхание стало глубже, вернулось нормальное давление. Кома незаметно перешла в сон. А вот и пробуждение. Именно выживший старший лейтенант и поведал всем о вкусовых качествах копальхема. На следующий день с ним вылетели в Кресты, где располагался поисковый штаб, и куда прибыла комиссия по расследованию происшествия. А с ней аж два следователя — один гражданский, другой офицер военной юстиции. И как вы понимаете, завели эти следователи уголовное дело на гражданина Савелия Пересоля за убийство четверых военнослужащих путём отравления. По ходу расследования статью за убийство поменяли на "непреднамеренное убийство", потом "за случайное убийство по неосторожности".

А какая ещё может быть осторожность при приёме внутрь местного пищевого суррогата, называемого по-ненецки «копальхем»? О такой осторожности тогда ни один профессор-токсиколог не знал. В Москву, в Центральную Лабораторию Судебной Экспертизы МО доставили замороженные куски копальхема. Ненца Пересоля тоже потаскали по военным заведениям — был он и в Институте Военной Медицины на Ржевке, и в разные другие токсикологические лаборатории захаживал. В военных интересовало лишь одно — какя же в его организме система противодействия и нейтрализации птоаминов? Очень интересно, а может и к другим ядам у ненцев такая устойчивость? Оказалось, что нет. Только к трупным ядам они не чувствительны. Но ничего, кроме повышенной активности специального белка, называемого цитохромом Пэ-450,[34] у него не нашли. Кстати, для науки бедняга Пересоль даже добровольно согласился на биопсию печени. Это когда толстой полой иглой с острыми краями из печёнки на живую столбик ткани вырезают.

Может из-за такой вот научной ценности и осудили Савелия лишь условно. Тот случай, когда из-за принципа неотвратимости наказания буква закона перевешивает его дух — по идее, нет никакого состава преступления в этом деле, как и в предыдущем, «метанольном». Там хоть траванулись ворованной социалистической, а значит общенародной собственностью. А здесь чем? Дарами предков. Хоть тоже общее достояние ненецкого народа, но ведь не воровство!

Аналог ненецкому копальхему есть у российских чукчей — они подобным образом сохраняли мясо моржей. Дальневосточные народности до прихода белого человека с его поваренной солью, раньше красную рыбу не солили — чуть подкоптят, чуть подвялят, но в общем хранили её "медвежьим методом" и ели вполне тухленькой. Американские эскимосы по сезону лезут на прибрежные скалы, так называемые птичьи базары, где большими сачками ловят морскую птицу. Особенно они предпочитают мелких крачек и тупиков — тёмных птичек с широкими ярко-оранжевыми клювами. Этих они даже не потрошат — набивают ими кожаные мешки, перекладывают слоями тюленьего жира и оставляют такое порой на годы. Едят это только тогда, когда содержимое «перебродит» в однообразную серую массу. Понятно, что косточки и пёрышки не в счёт — это остаётся, так что плеваться всё же приходится. По оценке FDA[35] калорийность такой пищи выше, чем у бекона! Кстати торговля этой «едой» категорически запрещена по всей территории Штатов, включая Аляску, а изготовление строго лимитировано резервациями северных "нэйтив американз[36]". Самое забавное в этом законе — а кто же, кроме самих эскимосов, такое купит? Ещё чуднее «консервы» у "нэйтив канадиенс[37]" — канадских инуитов. Эти умудряются «сгноить» целого кита!

Однако индивидуальная история такой вот толерантности к трупным ядам у каждого представителя северных народов отслеживается легко. И начинается она с самого-самого рождения. Чобы новорожденный не плакал, ему вместо соски дают сосать кусочек сырого мяса на нитке. Привяжут, чтоб не проглотил и в рот. А меняют эту «соску», когда мясцо, как бы это сказать… попахивать начинает. Потом вместо кашки кровушки оленьей попить дадут. Потом и ломтиком копальхема побалуют. Вот постепенно и развивается толерантность к птоаминам.

Ну и последнее, что известно любому судмедэксперту, работавшему с эксгумированными останками. Если захоронение производилось в плотную глинистую землю и в сравнительно герметичном гробу, то без доступа кислорода труп не гниёт, а переходит в состояние, называемое жировоском. Такое я видел, а вот копальхем не приходилось, но сдаётся мне, что биохимические превращения там весьма сходные. Хотя весьма затруднительно сей процесс отнести к кулинарии…

САФОЛЕН ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ

Это тоже жутко военное лекарство. Но не ищите его ни в Фармакопее СССР, ни в секретном приложении к ней. Нет его там. Даже в приказах МО, касающихся военснабженческой фармации, это наименование отсутствует. Правда по разрозненным приказам в ГО[38] всё нет-нет да промелькнёт. И вовсе не из-за какой-то там суперсекретности — с началом третьего тысячелетия «дедушке» сафолену уже бы пятый десяток пошёл. По отношению к спецмедикаментам военную тайну так долго не хранят, смысла нет — всё равно формула давно уже "по секрету всему свету" известна. Тогда правда, а дело было в самом начале 1960-х, препарат этот секретили весьма серьёзно — на сафолен-21 возлагали большие надежды в борьбе с мировым империализмом.

Научное название фармакологической группы, куда попадал сафолен, называется антодоты ФОВ, что в переводе на нормальный язык означает противоядие фосфорорганическим отравляющим веществам. Есть такие вещества, их ещё часто хим. оружием нервно-паралитического действия называют. Например, обычный зарин или ви-газы к этой группе относятся. Действие у них довольно кошмарное, хоть с фармакологической точки зрения очень простое: в нашем организме они блокируют единственный фермент — холинэстэразу. У нас ведь нервные импульсы в мышцы передаются не как электрический ток. Из мозга импульс бежит по нервному волокну до его окончания, где выделяется чуть-чуть химического медиатора, в случае с мускулатурой — ацетилхолина. Именно ацетилхолин и заставляет мышцу сокращаться. Но так как нервное воздействие скоротечно, то после работы этот самый ацетилхолин надо срочно убрать. Он и ферментируется специальным ферментом холинэстеразой. Если фермент заблокировать, то медиатор слишком долго будет действовать на мышечный рецептор, и вместо сокращения получится судорога, причём всех мышц, даже мышц глаза. Зрачок становится как игольное ушко, да и видит пораженный не дальше собственных ресниц, что частоколом нависают сверху и снизу, как брёвна. Но спазмы внутриглазных мышц не самое страшное — ведь в бронхах тоже есть гладкомышечная мускулатура, поэтому и там происходит тоже самое. В результате после весьма мучительного «задыха», наступает смерть от удушья. Пусть эта патофизиологическая схемка до вульгарности примитивна, но суть более-менее отражает.

Спасти от гибели можно только введя антидоты, блокирующие ацетилхолиновый рецептор. Вот тут парадокс — отравленному организму иногда приходится колоть такие дозы противоядия, что в нормальных условиях сами по себе гарантированно привели бы к смерти. Наиболее известны ситуации с атропином. Всего несколько миллилитров этого препарата могут запросто умертвить здорового человека. А пораженным ФОВ вводили по 20, даже по 30 миллилитров этого вещества, и ничего. Это ведь десяток смертельных доз в «догонку» к яду! А всё потому, что яд и противоядие «уравновешиваются». Не буквально, конечно, но по суммарному эффекту. Однако риск остаётся значительный. Поди ты просчитай точную дозу в полевых условиях! Военный токсиколог в этой ситуации как канатоходец — всё время точку равновесия ищет. Недодал противоядия — смерть от яда, переборщил — смерть от лекарства. Для отравленного солдата результат один.

Тогда поручили той самой Токсе, кафедре Токсикологии, разработать что-нибудь "более мягкое". Чтобы и рецептор блокировало надёжно, и в то же время само по себе не таким токсичным было. Чтоб не бояться неизбежного «передоза» в условиях Третьей Мировой. Думали они думали, и наконец придумали. Лекарство под названием «сафолен». "Са-" это Саватеев, «-фо-» это Фомин, а «-лен»… Нет, не Ленин, тот точно в токсикологии не петрил. Ленинград это. Такой вот препаратик из Питера от молодого тогда учёного Саватеева со старичком Фоминым. Название сущности вещества никак не объясняет, что абсолютно правильно с военной точки зрения. Фармакологически же его действие как у атропина, но даже значительная передозировка смерти у лабораторных животных не вызывала. Много было испробовано разных вариантов этого сафолена, и наиболее перспективным оказался N21, прям как лучшая Смирновская водка! Кстати, рекомендую.

Осталось дело за малым — провести клиническую апробацию. Может и провели бы как следует, будь Берия у руля. Или останься «добряк» маршал Жуков министром обороны. Он же на Тоцком полигоне на собственных солдат ядерную бомбу бросал. Ну не совсем на них, а чуть впереди на предполагаемого противника, а «свои» через место взрыва топали, да лётчики через ядерное облако пролетали. С такой гуманностью можно было и хим. оружием нервнопаралитического действия поэкспериментировать, глядишь и узнали бы ценность антидота в условиях приближённым к боевым.

Но Берию к тому времени уже расстреляли, Жуков пьянствовал в опале, и хим. оружие на собственных солдат распылять было некому. Поэтому испытывался сафолен N21 исключительно на алкашах, самоубийцах и тех мизерных несчастных случаях, когда инсектициды, типа всякого там дихлофоса, внутрь попадают. Это ведь вещества той самой фосфоротравляющей группы, разве хим. оружием они считаются только среди гусениц, клопов и тараканов. У людей же картина отравления лишь несколько сходна с тем, что можно получить при поражении боевыми газами. Разница в самом начале — несёт таких отравленных изо всех дырок, а вот потом начинается классический бронхоспазм и судороги. Но тут оказалось, что на алкашах сафолен двадцать первый работал куда хуже чистого атропина. Тогда решили так, раз в Минске уже налажен промышленный выпуск этого препарата, то считать его профилактическим средством. Поставить в армию и заложить в соответствующие наборы, но применять его только в том случае, если точно не известно, проник яд в организм солдата или нет. Рискни такое проделать с атропином — столько жизней "побочным эффектом" положишь, что и думать страшно. Хороша «профилактика»! А вот сафолен-21 ничего, безопасный.

Может быть и совсем бы забраковали сафолен-21, свернули бы производство, а то что сделано, заложили бы на военные медсклады до истечения срока годности как "препарат второй линии" — то есть для помощи гражданскому населению. И не видать Саватееву с Фоминым положенных почестей, да как нельзя кстати произошло на самом верху одно событие. Называлось оно секретным Постановлением Совмина СССР от 17-го Августа 1967 года о так называемой Программе «Ф». Вот тут наши министры, конечно маху дали! Например, режиссёр Гайдай куда умней был — он тогда же свой фильм снял и назвал его "Операция Ы". Поди гадай, что там сделал Гайдай… А вот с совминовской Программой всяким там ЦРУ, ЦУР да МИ-5[39] и гадать много не надо. Написано же «Ф», небось «фосфор»! Эх, не изучали наши министры забавный такой предмет, "Режимом обеспечения секретности" называется.

Согласно той самой Программе «Ф» начал Советский Союз вооружаться хим. оружием на всём серьёзе. Из двадцати предприятий, по сути дела цехов, в течении последующих пяти лет четыре (в Чапаевске, Дзержинске, Волгограде и Новочебоксарске) были переоборудованы и расширены, став по сути полностью новыми узкопрофильными заводами. Не удивительно, что с такой «винокурней» система сумела «нагнать» в закрома Родины 50 тысяч тонн химгадости, из которой фосфосротравляющей дряни было аж 32 тысячи тонн. Поясню, чтобы сдохнуть, человеку надо всего от одного до нескольких миллиграммов. А тут десятки тысяч тонн — вот это я понимаю, ударные темпы! Ритмы пятилетки, передовики производства, переходящее красное знамя и прочая соц. атрибутика! До сих пор звучит красиво.

Ясно, что при столь грандиозных масштабах никаким антидотом пренебрегать нельзя. Вот и попал наш сафолен-21 из номенклатуры «списанные» в номенклатуру «табельные». Лёг во всякие наборы с мудреными названиями типа номерных «Лучей», РП-3, ПХКГО-7Р[40] и т. п. Правда до индивидуальной солдатской аптечки не добрался — упаковывался сафолен только тысячами ампул в большие зелёные ящики, что согласно штатному предписанию мирного времени распределялись по окружным и дивизионным складам. Мобилизационным складам, конечно не аптечным. На обычные склады он поступал только на действующие заводы по производству химоружия, да в места стратегического хранения — а это ещё с полсотни дополнительных адресов. Там ящички вскрывались военпредом и местным токсикологом, впрочем тоже военным. Офицеры, в свою очередь, разносили эти ампулки во всякие аптечки первой помощи, что на подобных заводах понатыканы в изобилии на каждом углу. А то что препарат, как бы это сказать… клинически несколько недоисследован, никто уже и не думал. Всесоюзные и всеармейские инструкции, написанные в духе единой военно-медицинской доктрины, как известно не врут! Не способны, ибо они же такие все-все-всеохватывающие, да и составлены на самом верху. Оттуда виднее.

И вот на секретнейшем заводе в Новочебоксарске в 1972 году произошло знаменательное событие — к 7 Ноября, ровно ко дню 55-летия ВелОСрев. (Великой Октябрьской Социалистической революции, как тогда офицеры в своих конспектах на политзанятиях писали), открылась линия по производству ви-газов. Радости то сколько! Плохо одно — сверху жутко торопили к круглой дате. Нет, оборудование смонтировали как надо, а вот со всякими там дополнительными причиндалами, например с теми же приборами контроля, как водится, не успели. Ничего — главное отрапортовать, а там за недельку-другую всё наладим!

Оттопала праздничная демонстрация, отгремело застолье, отболело похмелье — кончились Октябрьские праздники, и народ на работу пришёл. В Заводоуправлении, или как его в шутку называли "Белом Доме", за канцелярскими столами неторопливо рассаживаются очкастые дяди и полнеющие тётеньки, что всякие бумажки пишут. Начинается рабочий день, всяким бухгалтериям, да прочей канцелярии никакого дела до опасной химии нет. Поэтому и решили монтировать приборы химконтроля в этом здании в самую последнюю очередь. Да и система принудительной вентиляции здесь пока не готова. Хоть и административный корпус, а находится внутри «периметра», а поэтому никаких тебе привычных батарей и открытых форточек. Заводские корпуса делались более-менее герметичными на случай возможного выброса. Воздух в них гонялся по системе воздуховодов, а в случае опасности, то и через специальные поглощающие фильтры. Так вот, хоть система обогрева уже работала, но система аварийной фильтрации ещё установлена не была.

И тут по заводу объявляется тревога! Сразу даже источник выброса не смогли установить. Ясно одно — на одном участке территории и аппараты — химдетекторы, и облачившиеся в ОЗК[41] и противогазы контролёры-дозиметристы обнаружили ви-газ. Вообще-то ви-газ это не совсем газ, он может быть и жидким и даже твёрдым, но ветерком всё равно разносится. И куда же ветерок с этой зоны дует? Да прямо в воздухозаборник административного корпуса. Позвонили туда, дали тревогу. А фильтр то не работает! Взяли пробу из внутреннего воздухопровода — худшие опасения подтвердились, есть следы газа. Боевое отравляющее вещество в здание прошло. Сколько? А кто его знает! Может ерунда, доступная только лабораторному анализу, что даже ни единого симптома не даст, а может всему "Белому Дому" каюк придёт через несколько часов — ви-газ, он ведь не какой-нибудь там зоман-табун, он медленно действует. Зато сильно.

Какое же решение принимает дежурный токсиколог? Правильно — самое правильное. То есть действует согласно инструкции. Если точная поглощенная доза яда или сам факт его попадания в организм не известны, но вероятны, надо срочно провести профилактическое введение антидота. Что там у нас на снабжении? Сафолен-21. Отлично, вот согласно той же инструкции его и вколем. Вкололи. При ЧП такого рода в СССР ещё одна инструкция была — городским медикам о таком знать не к чему. Во-первых, в минздравовских больницах спецпрепаратов нет (а зачем они там?). Во-вторых, секретность. В-третьих, при социализме такие ЧП не происходят. Официально во всяком случае. Поэтому всех толстеньких тётенек и очкастых дяденек после положенной профилактики свели в актовый зал, где достоверно установили, что никакой отравы нет. Там же и принудительную вентиляцию через переносные фильтры подключили.

Перед трибункой сам дежурный токсиколог сел, чтобы видеть ему каждого, вдруг кому плохо станет. А за трибункой, дабы время понапрасну не терять, перед собравшимися попросили выступить местного парторга, комсорга, профорга, пожарника и массовика-затейника. Вроде всё хорошо, чинно так сидят себе дяденьки-тётеньки, потирают уколотую попу и повышают свою политсознательность. Вдруг какая-то женщина где-то на задних рядах как заорёт нечеловеческим голосом, что в проходе РЕЖУТ ЕЁ РЕБЁНКА! Народ с мест повыскакивал, что за крик, что за бред? А до селе та тётя абсолютно нормальной считалась. Народ к ней бросился, успокаивает, а токсиколог дрожащей рукой в шприц транквилизатора набирает. Только не успел токсиколог ей успокаивающего ввести. Женщина та, как львица в проход бросилась, всех вокруг себя разметала, а потом ещё парочке спокойных сотрудниц в волоса вцепилась.

Что тут началось! Визг, вой, кровавые сопли, по всему актовому залу летают выбитые зубы и вырванные пучки волос. Присмотрелся токсиколог, а там уже не одна такая женщина! Уже целая куча добреньких сотрудниц в орущий благим матом клубок сцепились. Но та, первая, всё же сумела завести коллектив под свою песню — большинство из них дрались якобы спасая своих детей. Такой вот массовый психоз с одной фабулой. И ничего, если бы только одни тётеньки в этом шабаше участвовали, но тут ведь и дяденьки подключились! Этим, кстати за детей как-то меньше драться хотелось. Кто орёт первому встречному, "я убью тебя, чёрный человек!", кто бросился защищать честь якобы поруганной жены, кто просто за Родину-Мать, а кто конкретно полез бить немцев под Сталинградом. Ну а несознательные и меркантильные сражались за сожженные соседями квартиры и ворованные ковры.

Однако самое интересное учудил токсиколог. Наверное сумел он всё-таки ввести успокоительное. Себе. Один он ни с кем не дрался — на сцене перед всем честным народом разделся до гола и залез под самый потолок. Там такая железяка со всякими софитами-прожекторами висела, вот он туда затянул занавес, соорудил из него наподобие холобуды и сидел там тихо-тихо. Его последним сняли. Руки аж синие от напряжения были — шутка ли пару часов, как сорока на тыну, на такой высоте проболтаться.

Ликвидировали этот бардак в основном силами трёх подразделений — солдатами местного полка химзащиты (понятно, почему такой поблизости квартировался), мстной же пожаркой и отделением ведомственной охраны. С орущими благим матом бухгалтерами да табельщицами поступали просто — привязывали их к носилкам, а наиболее буйных, так даже между двумя носилками. Психоз этот длился довольно долго, несколько часов, поэтому поработать пришлось. Благо, что запасы транквилизаторов при заводе были порядочные, а всё благодаря той же мудрой инструкции! Ведь даже при обычной переатропинизации, лечении отравлений стареньким атропином, когда доза рассчитывается немного выше минимально достаточной, расстройства психики не редкость. В фармакологии даже термин такой есть — атропиновый психоз. Но ведь именно за этим и создавали сафолен, чтобы избежать побочных эффектов. А оказалось вон оно как…

От атропина мрут, загнав собственное сердце в бешенном ритме, а от сафолена всего лишь бесятся! И бесятся куда сильнее, чем от других холинолитиков.[42] Ведь холинорецепторы в мозгах тоже имеются! Заблокируй их, и такое в мозгах начнется… Впрочем создатели нового антидота тогда меньше всего о них думали, да и точных методик определения их работы ещё не существовало. У отравленных ФОВ сафолен подобных эффектов не давал. Определённые краткосрочные расстройства психики наблюдались, но такое считалось вполне приемлемым. Однако как профилактическое средство, он оказался куда хуже самого боевого агента. Это, правда, если судить исключительно с военных позиций. Да, от него не умирают, но психоз в боевых условия порой намного опасней просто отравления. Для поражения полка нервно-паралитическими газами, надо «отгазировать» процентов 40–60 солдат. И то, если командир волевой, то наплевав на потери может сформировать боевое подраздление из оставшихся. А при поражении не смертельными психотомиметиками[43] достаточно, чтобы яда наглотались всего 3–5 процентов! У них же боевое оружие в руках, а ну как бросится такой на родного взводного с криком "умри, чёрный человек"? Если окружающие твои братки-сослуживцы вдруг стали врагами-оккупантами, а страха совсем нет, и агрессия просто бурлит в крови? О боеготовности в такой ситуации говорить смешно — подразделение погрязло в междоусобной борьбе за выживание. Нет, на уничтожение!

Так что после этого случая сафолен-21 списали подчистую. Изъяли со снабжения, закрыли производство, вывезли со складов. Сколько это стоило в масштабах СССР никто не считал. Но самый большой вопрос в этой истории, а каким же образом непроверенное средство попало в лечебные прописи военно-медицинской доктрины? Ведь в войну это главный закон для врача, от которого зависят тысячи жизней!

Впрочем и в сугубо гражданском Минздраве фокусы даже похлеще встречались. Вы никогда не обращали внимание, сколько глухонемых среди родившихся с конца 40-х до середины 60-х? Они мелькали в любых городах и стали, вместо доселе редкой инвалидности, вполне заурядным явлением. За эти пятнадцать лет в Союзе были построены сотни специальных интернатов, а училось в них больше, чем за всю предыдущую историю. Когда такие детки подросли, они создали свои общества, свои предприятия, в конце концов свою закрытую культуру, где даже криминальные авторитеты были глухонемыми. Народ в народе! И знаете что интересно? Что подавляющее большинство было рождено нормальными родителями, и у подавляющего большинства также родились здоровые дети. Это не генетический дефект, это намного страшнее. Это врачебная ошибка. Одна такая большая ошибочка, возведённая в закон в масштабах всей страны.

Тогда ведь молились на антибиотики. Считали, что эра инфекционных болезней позади. И вот одного известного академика, кого до сих пор считают иконой во многих медицинских ВУЗах страны, посетила такая «гениальная» идея. А чего это у нас столько ангин да хронических тонзиллитов? Не порядок — от них же тяжелейшие осложнения на почки и сердце! Пороки клапанов на всю жизнь! Ликвидировать такое безобразие. Так вот каждому участковому педиатру под роспись был спущен Минздравовский приказ о профилактике стрептококковых инфекций у детей первого года жизни. При любом чихе-кашле предполагалось проводить комбинированный курс лечения антибиотиками. Прямо тут же колоть смесь стрептомицина с пенициллином.

Приказ выполняли, хотя уже тогда грамотные врачи втайне считали его глупостью несусветной. Во-первых, если носить ребёночка на такие уколы два раза в день, то на микробов они совсем не действуют. Наоборот даже, микробы в результате такой «профилактики» приобретали устойчивость к этим антибиотикам, так как лекарство успевало полностью вывестись из организма между инъекциями. Слабый микроб дох, оставшийся сильный размножался — всё по Дарвину. Частота стрептококковых осложнений только возросла. А во-вторых при такой схеме у стрептомицина проявлялась страшная оттотоксичность — то есть он убивал слуховой нерв. Если ребёночек маленький, то маминых ласковых слов ему больше не услышать, а значит и не заговорить. Так что всесоюзное снабжение каким-то сафоленом-21, от которого группа людей подурила полдня, по масштабу последствий просто мелочи.

СОЛИДОЛ МАРШАЛА ЖУКОВА

Нет, не смеха ради я упомянул легендарного маршала! О том, каким он был полководцем, пусть военные историки пишут. Тут уж извиняюсь — не тому учился. А вот каким он был министром обороны в мирное время с военно-медицинской позиции можно судить по тем учениям, что при нём проводились. Ни до, ни после него, никто и близко не приближал их столь «удачно» к боевым условиям. Да ни какой-нибудь там гипотетически локальной, а настоящей мировой войны!

Но вот Жукова «ушли», а с ним ушло на гражданку и добрых две третьих офицерского корпуса. Весёленькие были деньки — эпоха легендарного хрущёвского сокращения армии. С документацией тогда творилась неразбериха. Особенно тяжело было снабженцам. У этих и так бюрократии и связанной с ней документации порядком, а тут такое началось! Снятие остатков, зачисление на баланс в другие части, расформирование части с соответствующей передачей матимущества, укрупнение соединений, смена штатного расписания… Чёрт ногу сломит! И ведь ещё надо суетиться, чтоб самому не вылететь — при социализме армия была местом хлебным… Но улеглось, устоялось, а после радикального омоложения и обновления кадрового состава, новоиспечённые начальники стратегических складов и дивизионные зампотылы получали в распоряжение порой невиданную солянку подотчётных материальных средств. В этой кутерьме всё путалось. На артскладах оказывались запчасти, на складах с техникой — ГСМ,[44] на продуктовых — медицина, на медскладах — мясные консервы. А всё из-за стихийного бедствия — аврального реформирования вооруженных сил.

После такого ненастья надо наводить порядок. Вот и погнали солдат из обычной мотострелковой части, каких в Читинском гарнизоне стояло порядочно, на Сто сорок седьмой Объект — стратегический склад ГСМ, подчинённый непосредственно Штабу Забайкальского военного округа. Поставленная задача была проста — рассортировать бочки со смазкой. Легко сказать рассортировать, когда этих бочек там тысячи, поставлены они как попало, добрая половина вообще ещё не сгружена с вагонов, а вагонами забиты все складские железнодорожные пути. Нигрол, автол и солидол часто стоят в одной пирамиде в абсолютно одинаковых чёрных металлических двухсотлитровых «барабанах». Какие-то бочки уже потекли, их скользкая поверхность так и лоснится от масла. Какие-то наоборот, несмотря на десятилетия складской «спячки», сохранили полную герметичность. Впрочем такое тоже не совсем помогало — на такой бочке краска облезла, сама она ржавая и грязная. Что в одном, что во втором случае маркировку не прочитать. Приходилось открывать маленькую крышку и заглядывать в каждую, что же там? Если не видно — то можно и по запаху различить. А потом затыкать пробку, гуртом сгружать её, склизлую, с вагона и катить, куда прапорщик укажет. Там уже каждую бочку подписывали заново.

Ребята молодые, а главное их много — целая рота! Дело быстро идёт. Прапора едва успевают указания давать. Вот и долгожданный обед привезли. Старшина побежал по территории, созывая своим трубным гласом бойцов на положенное построение. Грязные, в засаленой форме из всех углов потянулись солдаты. Построились, вышел ротный. Травмы, происшествия есть? Никак нет! Ну тогда приятного аппетита. Бойцы разошлись, зазвенели посудой, сотня чёрных, промасленных рук замелькала у ящика с хлебом. Вообще-то руки перед едой следует мыть, но умывальник аж в другом конце склада. Притом кран всего один на сто человек, да с холодной водой, а тот обмылок, что там был, давно уже смылили. Ладно, не впервой — обтёр руки ветошью и «воюй» с борщом, да перловкой. Правда если техническое масло на хлеб попадёт — плеваться будешь, оно горькое. Хотя с голоду и не такое проглатывается.

После обеда командир расщедрился — в положенные послеобеденные полчаса личного времени дал поваляться на травке. Уставшее от работы молодое тело быстро восстанавливало силы. Но вот эти райские минутки истекли. Рота, строиться! Народ нехотя поднимается, подтягивает ремни, надевает пилотки. Через минуту рота застыла в стройных шеренгах, только вышедшие командиры взводов нарушают рядки. Впрочем нет — вон какой-то чудак в первой шеренге чего-то кланяется. К нему подходит нахмурившийся ротный.

— Ты чё, боец?

— Виноват, товарищ старшлейнант! Живот… скрутило.

Похоже боец не врёт — вон какой весь зелёный. О а вон ещё один — стоит качается, тошнит беднягу, похоже сейчас вырвет. А вон тот, во второй шеренге, уже повернулся и в открытую блюёт. Сволочи, наверное обед не качественный. Отравили, гады! Надо будет дежурному по части сообщить, пусть прочихвостят кого надо. А сейчас что делать? Спроси строй, кто ещё отравился, так добрая половина с работы убежит. Как же так, такой шикарный предлог… Командир внимательно осмотрел каждого. «Бледно-зелёных» всего трое, ещё парочка жалуется на страшную слабость и боль под ложечкой. Итого пятеро. Этих посадим в машину, что привезла обед, и отправим в полковой медпункт, остальным продолжать работу.

Прав командир — больше больных нет, прапорщики снова разбили роту на сортировочные команды. Однако через час ещё три бойца работать отказались. При чём кто? Самые халявщики — те кто бочки открывал и в них заглядывал. Да и жалобы у них странные. Первый работу прервал, мол что-то в глаз попало. Песок, похоже. В тот глаз, каким он в бочки заглядывал. Другой жалуется на резь в обоих глазах, но говорит что у него такое бывает — аллергия на какую-то траву. А третий вообще грамотный попался, недаром мать у него докторица. И слово то какое мудреное придумал — говорит, что у них, у всех троих, конъюнктивит! Такая глазная инфекция. Иш ты… Хотя с глазами у этой троицы действительно непорядок. Вроде и не сильно красные, но слёзы текут ручьём. Ладно, идите в умывальник, промойте глаза под краном. Но смотрите не долго! Сачковать не получится.

Вернулись солдатики. Теперь их поставили бочки катать. Пусть попотеют, грязными руками глаза меньше тереть будут. Только жмурятся ребятки, на свет смотреть не могут. Но в общем работают. Дальше часа два-три прошли без каких-нибудь заметных происшествий. А вот потом почти у всей роты стали чесаться руки. Не то, чтобы нестерпимо, но неприятно. Кисти промаслились, грязь с маслом аж въелась в кожу, поди разбери под такой чернотой, что там такое. Однако теперь всем ясно — это от смазки. Хоть местные прапора-гэсээмщики клянутся, что от смазки подобного быть не должно. Вон механики целыми днями, да годами в ней ковыряются, и ничего! И это в грязной смазке. В бочках же смазка новая, чистая. Но много бойцов умудрились уделать в эту смазку свою рабочую форму. Вон какие пятна на хэбэшке — у кого всё пузо блестит, у кого бока, кто даже спиной где-то вляпаться умудрился, а у большинства запачканы коленки и бедра выше колен. Несколько бойцов сняли форму, на теле под этой грязью оказалась краснота. Значит всё-таки от смазки.

Командир идёт звонить в часть. Надо бы срочно баньку солдатам организовать. Дежурный вначале отнекивается, говорит, мол сегодня банный день не его роты. Подожди, старлей, а это не от тебя ли пятерых бойцов сегодня привезли, что супом отравились? Ах от тебя… Так это, весь полк сегодня обед жрал и ничего. Доктор уже рвёт и мечет. Ребятки эти у него в медпункте. Четверым ничего, а один слабенький. Ладно, раз вся рота чешется, то помывку организуем. Правда без смены нательного белья. Устроит? Раз устроит, то прекращай там работать, строй роту, сейчас машины подам.

Местные прапора с объекта пытались что-то возникать, как же так, ещё пару часов можно и поработать, но старлей был непреклонен. Извиняйте, но поскольку рота в вашей смазке перемазалась выше меры, а смазка у вас оказывается вредная, то окончите сортировку своими силами. Мы же едем мыться, не видите — чешутся все. Вот, кстати, и транспорт подошёл, теперь до ужина успеем. Ротный орёт заветное "по машинам!", и солдаты под ненавистные взгляды прапоров лезут на борта. Прибежал какой-то майор, видать местный начальник. То же что-то кричит ротному, грозится доложить кому следует "за срыв фронта работ", с пеной у рта убеждает, что солидол безвреден. Ой, майор, уйди! Мы поехали, у нас приказ из части.

Ну вот и банька. Конечно солдатская помывка от настоящей бани отличается как кабачковая икра от осетровой, но после работы тоже ух как приятна. Разделись и гурьбой в душевую. На всех душей не хватает, трое мылятся, один под краном стоит. А не хочешь ждать, бери тазик, наливай туда воды погорячее и "мойся шаечкой" — плескай на себя. Под душем же больше старослужащие стоят. Молодые из тазика себя с головой окатывают. Всё равно кайф, особенно если взять два тазика и попеременно обливаться то горячей, то холодной водой. Хороша закалка, и усталость как рукой снимает. Плохо только одно — после помывки надо опять влезать в грязную рабочую форму и быстренько топать в столовку. Потому как время поджимает, а если на ужин опоздать, то от комбата ротный хорошую пилюлю получит. Вперёд, на долгожданный ужин.

После ужина солдат считает, что день прошёл. Но сегодня дел полно. В роте открыли каптёрку, народ переоделся в чистенькое, а потом засуетился у умывальников. Все отстирывали с формы пятна «чесоточной» смазки. Солидол, заразу, даже мыло не берёт. Дембеля сразу же позабирали все тазики для мыться полов, в горячую воду настрогали хозяйственного мыла и насыпали посудомоя, а потом отпоров погоны, замочили «рабочку». Всё, время вышло — вечерняя поверка, кто не успел, тот опоздал, останется его хэбэшка грязной. Это у молодых, старики за собой смотрят и постираться успели. Приказано развесить форму для просушки на спинках кроватей. Рота, отбой!

Спалось плохо, беспокоил зуд. Обычно деды за порядком после отбоя строго следят, чтоб молодняк не крутился и не скрипел кроватями. Но ни сегодня. Сегодня народ вертится, чешется. Нельзя сказать, чтоб уж зуд был нестерпимым. Да нет, ничего вроде, если сильно не чесать, то терпеть можно. А вот у тех, кто в бочки заглядывал, среди ночи кашель начался, к утру даже с ознобом.

Утро. Рота, подъём! На зарядку бегом марш! Что-то слабенькие бойцы сегодня, вон как бегут-шатаются. Зуд вроде поутих, а краснота только хуже стала. После зарядки появился ротный. Солдаты стоят с голым торсом, эту красноту на телах ему видно. Грозится после завтрака всех в медпункт повести, поэтому занятия отменяются, всем быть в расположении.

На офицерском совещании старший лейтенант доложил о вчерашнем происшествии. То, что вся рота измазалась в солидоле и теперь чешется, на командира полка особого впечатления не произвело. Эти вопросы к начмеду — пусть выдаст мазь какую-нибудь. А вот то, что бросили работу раньше времени… Плохо, конечно, но будем считать оправдано. За внеочередную помывку однако похвалил. Больше командира беспокоили те пятеро с пищевым отравлением. Послушаем доктора, что там у них… Что-о?! Зловонные выделения изо рта и носа? Чего же они нажрались? Это уж точно не от обеда. У самого тяжёлого признак паралича? Начмед, а почему этот больной ещё в части? А-аа, уже в госпитале, другой доктор его ещё ночью отвёз. Ну ладно, молодец. Закроем тему, следующий вопрос — приближающиеся стрельбы…

После собрания ротный, как и обещал, привёл всех в медпункт. Точнее к медпункту. Врач полка такую ораву внутрь пускать не захотел. Ничего, день хороший, всех построили на улице и тут же заставили раздеться до пояса. Так, дерматит[45] почти у каждого. И пятна какие здоровые! Угодило же вляпаться. В полковой аптеке пришлось опорожнить все запасы противовоспалительной мази. И ещё одно плохо — у многих температура. Одна радость, что не высокая. Человек десять, правда чувствуют себя очень слабыми. Из них троим совсем плохо. Это те, что в бочки заглядывали. У них конюктивит, а ещё кашель. Тут дело аллергией не обойдётся — лёгкие вовсю булькают, как при серьёзной пневмонии. Этих госпитализируем в медбат, просто температурящих пока оставим в медпункте, а остальные пусть идут в роту. Слышь, старлей! Не гоняй солдат сегодня, а к вечеру доктор прямо в твоё расположение зайдёт, проверит, как мазь помогает.

Врач созвонился с дивизионным терапевтом, в трёх словах описал ситуацию, а потом посадил «слепых» бойцов с подозрением на воспаление легких в свою «санитарку» и повёз в медбат. Ехать недалеко, но один так ослабел, что и сидеть не мог. Развилась тяжелая одышка, пришлось остановиться, откинуть носилки и положить солдата. Доехали. Подошли медбатовские санитары, под руки вывели бойцов из машины. У самого тяжёлого лицо синюшное — явно парню не хватает кислорода. У бойца засуетился терапевт, слушает, стучит. Клинически — тяжеленная пневмония. Что вчера делал? Бочки нюхал. С чем? Со смазкой. А чем пахло? Солидолом, правда иногда с чесноком. Эх, не придал тогда терапевт значение этому, казалось бы малозначимому фактору! Чесночный запах… Вообще-то не типично для солидола. Назначил терапевт всем троим большие дозы антибиотиков и успокоился.

А вот начмедам, что в полку, что в дивизии, покоя нет. Шутка ли, целая рота не пойми чего подхватила. Полтора десятка госпитализировано, уже шестеро тяжёлых, из них двое загибаются — один от непонятного отравления в госпитале, другой от пневмонии в медбате. Село медицинское начальство в свой «Бобик» и покатило в роту. И вовремя. Почти у всех бойцов на месте покраснения высыпали мелкие пузырьки. Что за гадость? Ожоги, что ль? Не похоже… Самый главный военврач — начмед дивизии — стал склоняться к версии, что солидол здесь абсолютно не причём. Это же инфекция, да ещё вирусная! Оспа, новая форма ветрянки, как-нибудь геморрагическая лихорадка, да мало ли..! Теперь понятны и рези в глазах, и симптомы якобы отравления, и пневмонии и температура. Немедленно объявлять в части карантин, роту изолировать, срочно доложить в округ. С такими инфекциями не шутят, они крайне заразны.

Всю роту из казармы тут же перевели в спортзал, куда натаскали кроватей и устроили изолятор. Тяжёлых оставили в медпункте, откуда бесцеремонно выпихнули остальных больных. По ротам передали приказ, чтоб немедленно посылали к врачу всех, у кого хоть что-нибудь покраснеет. Закрыли выход в город, отменили отпуска и увольнения. К вечеру из округа приехала специальная бригада инфекционистов и эпидемиологов. Однако картина оспы подготовила для них свой сюрприз. Мелкие пузырьки начали сливаться. Как будто солдаты мыли руки в кипятке, только самой картины ожога нет. Ещё через день пузыри на коже достигли просто гигантских размеров, вздулись, словно резиновые, заполненные внутри янтарной жидкостью. Потом жидкость побелела и стала мутной, а ещё через день пузыри начли лопаться, обнажая глубокие язвы. Теперь острая слабость и температура были у каждого бойца.

Однако хуже всех обстояло дело с пятёркой, что госпитализировали в первый же день якобы с отравлением. Самый тяжелый на четвёртый день умер. Потом в конце второй недели умерло ещё двое, а двое оставшихся пошли на поправку, правда медленно. Причина смерти — обширнейшие изъязвления желудочно-кишечного тракта, общий упадок сил, сильное истощение.

Из той троицы, что в бочки заглядывало, умер только один. И то не сразу, неделю ещё лежал в медбате. Пневмония у него была ужасная — от непонятной причины лёгкие словно выгнили целыми кусками. Так как официальный, якобы инфекционный карантин не отменили, то в госпиталь их не отвезти. Долго продолжалось и непонятное заболевание глаз, конъюнктивит прошёл только к концу второй недели. Потом исчезли хрипы, правда слабость оставалась ещё долго. И вообще организм стал какой-то вялый — вроде потерял способность бороться с инфекциями. Из-за инфекционных осложнений даже самые маленькие язвочки заживали неделями, крупные же язвы заживали по полгода.

Понятно, что комиссия полгода не ждала. Уже на следующий день специальная команда прибыла на злополучные склады. Подняли документацию. По документам там действительно одни бочки со смазкой. Подожди, а это что? Некий "СИУС3 %/солидол", "АИУС3 %/солидол". Что за солидол такой? Никогда о таком не слышали. Странно, ни завода изготовителя, ни записей предыдущего хранения. Из всех документов только акт передачи. Почему-то за подписью офицера химзащиты. Стоп, что-то тут не чисто! Ещё интересно, откуда же этот солидол передали. Из Буньково. Печать какого-то 282-го Межвидового Учебного Центра. Ага, это где-то в Московской области. Позвонили в отдел связи штаба, узнали телефон. Потом позвонили в Буньково, спросили зампотыла части. Вот и он на проводе. Вопрос один, что такое "сиус или аиус-три-процента-дробь-солидол"? Что-оо? Что!!! Сернистый/азотистый ИПРИТ УЧЕБНЫЙ трёхпроцентный на солидоле?! Не шутите, разве может быть иприт учебным? Это ж как учебная ядерная бомба!

Оказывается, может. И проводились такие учения при верховодстве маршала Жукове не где-нибудь в центре пустыни Каракумы, а в Подмосковье. Это вам не знаменитая хлорпикриновая палатка, где кашляющих солдат учат правильно пользоваться противогазом, тут ошибка запросто жизнь оборвёт. Убедились в правильности содержимого просто — тут же на складе взяли знаменитый ВПХР[46] и проверили бочки на зараженность ипритом. Точно заражено, да в каких сумасшедших концентрациях! Хоть и "учебный три процента", а и на поле боя столько дряни не найти. По горячим следам узнали сколько же бочек такого «солидола» покатило в обычных незащищённых вагонах по Союзу. И куда? Оказалось много — в город Горный под Саратовом, в Запорожье, Павлодар, Вольск… Всего 1856 бочек. Вот это учения можно было провести! НАТО бы обзавидовалось.

Честь врачей спасло то, что причину узнали раньше, чем пузырьки в здоровые волдыри слились и дали классическую картину поражения боевыми отравляющими веществами кожно-нарывного действия.

БИОЛОГИЧЕСКАЯ ХИМЕРА

Уж коли заговорили о химерах, то не грех вспомнить ещё большую редкость — естественный биологический химеризм. Если за последние полвека о медицинских химерах узнали порядочно и худо-бедно научились подавлять реакцию "трансплантант против хозяина", не доводя таких больных до летального исхода, то первопричина формирования биологической химеры до сих пор тайна за семью печатями. Да и трудно изучать этот феномен — во всём мире к настоящему времени описано всего около сорока таких случаев. Может естественных химер и больше, но диагностика биохимеризма крайне затруднительна, дорога и требует очень хорошего лабораторного обеспечения, что делает такие случаи редкими в квадрате. Поэтому почти все биохимеры — случайные находки. Причём не поверите — большинство биологических химер распознано судмедэкспертами! Вроде бы совсем не та специальность, чтобы людям в полном здравии ставить мудреные диагнозы из области медицинской казуистики.

Судмедэксперты, судя по самому составу этого слова, — это медицинские эксперты для суда. Чаще всего им приходится разбирать дела криминальные, но иногда выпадает и гражданским тяжбам пособить. Особенно, когда гражданские иски друг к другу предъявляют люди состоятельные, обложенные с обеих сторон кодлой дорогущих адвокатов. В этих случаях работа в основном идёт на адвокатскую экспертизу. Подвернулась такая шабашка — считай повезло! Никаких тебе вскрытий, ни эксгумаций, ни следственного эксперимента — труд в основном лабораторно-кабинетный, не тяжёлый, а главное — хорошо оплачиваемый. Чем толще кошелёк вовлечённых сторон, тем больше адвокаты выделяют на экспертизу, причём порою, повторную, заключительную, альтернативную… Абы клиентские деньги тратить, им же с этого тоже оплачиваемые часы набегают!

В этом случае гражданский иск был совсем не интересный — по поводу банального развода. Отгремела Перестройка, развалился Союз нерушимый, и зацвела пышным цветом жизнь "новых русских". А у новых русских кроме картин на стенах и коньяка в баре, что должны быть очень старыми, всё остальное должно быть исключительно новое. Жена тоже. Новая, молодая, модельно-показная. Однако старые жены новых русских зачастую не были такими уж дурами и весьма лихо отпиливали от с неба свалившегося состояния довольно приличные куски. Причём при таких бракоразводных процессах адвокаты не просто старались поделить собственность, но и по максимуму выбить на содержание детей, не ограничиваясь одними махровыми алиментами. Памятовалось всё "совместно нажитое" — движимость и недвижимость, паи и акции, целевые и депозитные счета в банках, контрактные сметы на образование, на отдых и ещё много-много чего. И как только все эти «мелочи» начинали составлять цифру, зашкаливающую за шесть нулей в твёрдой валюте, папочка частенько требовал подтверждения отцовства. А вот это уже по судмедэкспертной линии.

Раньше с этим делом было плохо — доказывали по группам крови и резус фактору. Помните школьную биологию — законы Менделя, белый, красный, да розовый горошек? Здесь абсолютно тоже самое — выходили чахленькие вероятности, хорошо ещё если 1 к 20, а то ведь и один к трём бывало. Если говорить вульгарно-статистически — измени бывшая жена максимум двадцати мужикам, и вполне вероятно рождение такого же ребёночка. То есть ребёночка чужого, но с такой же комбинацией главных эритроцитарных антигенов. Тогда и анализы проводили не для подтверждения, а для исключения отцовства. С такой вероятностью ничего подтвердить нельзя. К концу 70-х это безобразие поправили — понаоткрывали тонких различий в антигенах, установили аллельные закономерности их наследования, и вероятности отцовства стали выражаться в трёхзначных цифрах. Уже кое-что. В 80-х пришла мода на лейкоциты, на так называемую систему HLA (human leukocyte antigen), и вероятность отцовства подскочила ещё на порядок. А потом пришла эра ДНК-анализа. Здесь уже отпираться стало совсем бесполезно — стопроцентное подтверждение. Вероятность — один к куче квадриллионов, нули писать устанешь — да за всю историю на планете всех людей в тысячи раз меньше жило, даже если австралопитеков пересчитать.

Риткины адвокаты, точнее уже не Ритки, а Маргариты Петровны — старой жены нового русского, понятное дело, работали под приличный процент с конечной суммы, которую удастся отсудить. Вроде как в долг пока, в таких случаях их контора — сама сострадательность, это же вам не нищего подростка от тюрьмы отмазывать. Там да, там деньги на бочку за каждое слово на суде, за каждую минутку независимого расследования, за каждую буковку в документе. Здесь же риска никакого — папочка сейчас при нефти и газе, а значит при любом исходе этого бракоразводного процесса, ни экс-жена, ни куча её защитников голодными не останутся, даже если и по самому минимуму отхватить удастся. А вот на противоборствующей стороне наоборот — там «новорусский» папочка платит авансом за одностороннее спасение "совместно нажитого". И этот ни от результатов суда, ни от чумовой переплаты адвокатам, тоже не обеднеет.

И вот приходит папашиной стороне заключение генетической экспертизы на его родное чадо. Очень-очень странное заключение. Нет, его отцовство оно подтверждает безоговорочно. ОНО ИСКЛЮЧАЕТ МАТЕРИНСТВО!!! Вот если бы и материнство, и отцовство исключалось одновременно — проблем бы никаких не было: ребёночка подменила в роддоме пьяная акушерка, хороший сюжет для мексиканского сериала или индийского фильма. Вообще-то на судах таких детей однозначно приравнивают к законнорожденным по факту полноценного пребывания в семье со всеми вытекающими отсюда правами. Но ведь здесь же получается абсолютно абсурдная картина — получается, что папочка гульнул на стороне, любовница залетела, притом в один день с женой, каким-то образом проникла в роддом и там с какой-то радости подменила ребёнка. Нет, есть конечно, более разумное объяснение — ребёнок "сделан в пробирке" из папочкиной спермы и донорской яйцеклетки.

Да только не делали такое в СССР! Во всяком случае не делали женам мелких и бедных комсомольских работников, коим в ту пору был тот мультимиллионер. К тому же, как списать девять месяцев беременности, настоящей, с животом, а потом схватки, милое личико в окошке роддома… Куда тогда настоящего ребёнка дели? Да и не сдавал муженёк никуда свою сперму! Не было никакого искусственного осеменения и быть не могло. И с любовницами тогда он не спал — тогда он вообще был честный и правильный, такой аморалки допустить не мог!

Ко всему ещё один интересный факт вырисовывается: то что мать — мать, это ясно, но участки материнской ДНК при этом не совсем чужие. Настоящая биологическая мать должна состоять с в определённом родстве с разводимой женой. Возможные варианты — наиболее вероятно сестра (не близнец), менее вероятная двоюродная сестра или родная тётка (где-то посередине). Ещё родная бабушка такой матерью может быть. Но ведь по жизни отпадает всё! Бабушка умерла задолго до свадьбы, ни родных сестёр, ни тёток в роду нет, а двоюродные сёстры в ту пору ещё в детский сад ходили — из таких годную для оплодотворения яйцеклетку не взять.

Получив такой результат адвокаты отцовской стороны посоветовали не торопиться. Это же самый прекрасный, самый желанный вывод — мамаша не мамаша, а при этом требует себе чужого ребёнка от законного папочки! Ух какая негодная! На каких основаниях, спрашивается? Вот, пожалуйста, настоящий отец, ему чадо и принадлежит. А вы, гражданочка — вымогательница и катитесь отсюда, как совершенно посторонний здесь человек. Генетическая экспертиза подтвердила! Тут ошибок не бывает.

Узнав о таком повороте дела Маргарита Петровна едва не двинулась рассудком. Как я не мать?! Да за какую дуру вы меня держите? Адвокаты советуют доказать факт искусственной внутриматочной имплантации оплодотворённой яйцеклетки… Что за муть! Какая имплантация? Да дело было на обычной раскладушке у родителей на даче. И роддом потом был. И ребёнка не меняли — вон его родинку увидела, как только вытащили, так с первых секунд и запомнила. Чушь это всё. Мой ребёнок и точка! Скорее всего большую взятку сунули судмедэксперту, что он такую ахинею написал. Срочно на встречную экспертизу отцовства-материнства. И разумеется в другую лабораторию, в самую солидную! Вон военным пошлите, их судмедэкспертная школа весьма котируется, они на одних только ДНК-опознанках собаку съели.

Приходит ответ. Такой же самый. Ну как же так? Как же квадриллионные вероятности? Ведь ДНК-тестирование не врёт! Это же непосредственный анализ генетического материала — того, что пришло от папы и мамы и больше ни откуда. Наверное плохо сделали анализ! На повторное тестирование! И повторное сделали. Результат не изменился. Наверное муженькова мафия и там всё скупила — везде подлоги, отовсюду сфабрикованные результаты шлют.

Нашли дурочку! Платите, платите свои взятки, а мы тестирование за границей проведём. Да не где-нибудь в захолустье, а допустим в Кембридже! Старейший английский университет — всему миру авторитет, там взяток не берут. Пока чадо не отобрали, Маргарита Петровна срочно берёт билеты на самолёт и вдвоём с сынулей прямым рейсом в Лондон. Некогда, сынок, достопримечательностями любоваться, когда ближайший поезд на Кембридж? Так, адвокаты уже созвонились — забор материала будет засвидетельствован русскоговорящим нотариусом и заснят на видео. Плюс формальный протокол лаборатории. Всё в полном соответствии с международным правом — комар носа не подточит. Ну вот и всё, теперь спокойно посмотрим Тауэр, послушаем Биг Бэн, пройдёмся по Даунинг-Стрит, потаращимся на красных солдат в здоровых мохнатых шапках, и домой.

Вскоре приходит из Кембриджа здоровый пакет. Куча компьютерных графиков с непонятными пиками, куча скенограмм с тенями, сделанных непосредственно с ферезных плёнок и заключение. "Женщина, сдавшая свой биологический материал как мать, матерью не является, однако состоит в близком родстве с настоящей матерью — скорее всего родная сестра. Таким образом данная женщина является тётей тестированного ребёнка".

Опять двадцать пять… Маргарита Петровна в слезах. Значит муж на полных основаниях сможет отобрать у матери сына! Да пусть он подавится своими миллионами — ничего мне не надо. Пусть только дитя оставит. Зачем ему сын? У него сейчас другие забавы, другой стиль жизни, всё равно времени на ребёнка не будет. Да ведь и лучше же ребёнку оставаться с матерью. С родной матерью!

Именно этой драмы дожидались муженьковы адвокаты. Не верили они, что такое случится, и что им так повезёт с ДНК-анализом, а тут нате. Вот пруха! Ведь любящая мамаша за ребёнка откажется и от своей законной доли собственности! Ничего такой мамочке можно не отдавать. А вот Риткины адвокаты, источая ругательства, как-то сразу испарились. Ну раз мамане ничего, то и им, соответственно, ничего. Зря работали, лоханулись по полной. И осталась бывшая без пяти минут миллионерша одна. Уже без миллионов, да считай вообще без денег. Правда в обмен на её бессеребнечество, без пяти минут бывший муж устно пообещал у неё сына не забирать, а как подрастёт, то и на учёбу чего-нибудь подкинуть… Его б слова, да Богу в уши. Особых надежд нет — уж слишком сильно разругались. Тут даже не в жадности дело.

Рите захотелось… Даже не справедливости — похоже правды уже не сыскать. Захотелось просто разобраться. Ну ведь мать же я! Почему тест врёт? Чёрт с ним с последним судом — судья заседание перенёс аж на два месяца, якобы давая время истцам со стороны матери на сбор дополнительных доказательств. Издевается — ему что, детективную историю написать, как похитила ребёнка от несуществующей тётки, а ту саму убила, да так что та даже по документам испарилась? Бред. И главное, чего не придумай — на исход дела не повлияет. Нет даже твёрдой уверенности, что муж ребёнка не заберёт. Теперь только рыпнись — до совершеннолетия сына будет меня этим шантажировать. А променять ребёнка на деньги… Это продать получается. Настоящая мать детьми не торгует.

Взгляд случайно упал на толстенную, пузатую папку, оставленную на столе последним ретировавшимся адвокатом. Для продолжения дела теперь они требуют оплаты всех предыдущих расходов. А где ж Ритке в её положении столько денег набрать — муженёк давным-давно все совместные счета обнулил, а кредитки заблокировал. Что оставалось в заначке, съели последние метания. Денег совсем нет. Даже машину не продать — она ведь оформлена на чужое имя, впрочем у мужа всё так. В денежных делах он страховаться мастер. Маргарита бесцельно взяла в руки тяжеленный фолиант. Документов было так много, что вычурные застёжки на кожаных хлястиках уже не держали. Добрая треть листов выскользнула и разлетелась по полу громадным веером. Рита вздохнула, размазала слёзы и опустилась на колени собирать бумаги. В папку она их складывала как попало, не читая. И вот остался последний листок. Он улетел дальше остальных, под стол. Маргарита откинула скатерть и кряхтя полезла за ним. Толи от того, что документ оказался последним, толи от того, что его дольше остальных пришлось ей держать в руках — но она его прочитала. Совершенно пустая, ничего не значащая бумажка — реквизиты центральной военной лаборатории судмедэкспертизы, где проводилось сравнительное исследование ДНК по просьбе её адвокатов. Рита прочитала на бланке телефонный номер и фамилию эксперта, проводившего исследование, а потом потянулась к телефону.

До эксперта она дозвонилась сразу, но доверительного разговора долго не получалось. Вначале тот даже не хотел ничего слушать. Дамочка, да чего вы в самом деле хотите? Мы делали, англичане делали, ещё кто-то делал — всё сходится! Тогда Рита спросила его с другой стороны — а знает ли он случаи, когда ДНК-тест врёт? Только так, чтобы не из-за лаборантской ошибки, а по каким-нибудь научным законам. Да, оказывается есть такое явление! Биологический химеризм. Явление редкое, больше всего таких химер нашли в Штатах — они и ДНК-тесты там по любому поводу проводить любят, а ещё там людская популяция слишком разношерстая. Химеризм легче всего заметить при разнорасовых браках. Тогда он может проявляться, как так называемый шахматный рисунок кожи — целые сегменты могут быть белее или чернее, причём разная кожа образует ровные квадраты с центральной симметрией.

Получается это от неизвестного процесса. Иногда в матке, а может даже ещё в маточной трубе, сливаются два зародыша в «возрасте» всего нескольких клеток, причём состоящие из разного генетического материала. В норме, такие зародыши дадут двух разнояйцовых близнецов, а слившись сформируют только один организм, но с двумя разными ДНК. Наиболее известны три случая. Самый нашумевший это случай так называемого Техасского Ребёнка, где правая половинка была девочкой мулаткой, а левая — мальчиком негритёнком. Настоящий пример истинного гермафродитизма с генетически обусловленным развитием как первичных, так и вторичных половых признаков обоих полов в одном теле. Потом, правда, этого ребёнка всё же хирургически в мальчика переделали. Второй случай — это случай учительницы Киган, где клетки обоих генотипов оказались более-менее перемешанными, и эта женщина рожала попеременно детей от "двух разных матерей". Третий случай "воровства детей" Лидии Фэарчайлд — у той женщины генетически чужеродными оказались одни яичники, что неимоверно осложнило дело. У бедной женщины государство Соединенных Штатов чуть не позабирало собственных детей, обвинив саму Лидию в подделке документов на получение социального пособия (что можно терпеть) и в киднэппинге, за что можно сесть пожизненно!

Как проверить на химеризм? Да просто, если есть деньги. Тестов много придётся сделать. В крови ничего инородного не нашли, так это нормально — кровь из одной стволовой клетки развивается, там вероятность смешения небольшая. Надо теперь проверить слизистую рта, влагалища и заднего прохода, а потом надёргать волос из разных частей тела и проверять их по отдельности. Анализов пятнадцать, минимум. Будет желание платить — приезжайте!

Денег Рита наскребла всего на четыре теста. Решили проверить слизистые рта и влагалища, а также лобковые волосы и волосы с самой макушки головы. И тут пришла удача буквально в первом анализе! ДНК слизистой рта была абсолютно аналогична ДНК крови, за одним маленьким исключением. Если бы эксперт, не зная подоплёки исследования, глянул на пики сканограммы, то его заключение было бы однозначным — данный образец контаменирован! То есть засорён в минимальных количествах ДНК постороннего человека. Наряду с главными пиками на графиках появлялись малюсенькие вторичные пики «грязи», или второго донора-контрибьютора, если говорить тем языком, что используется для доказательства изнасилований. Только этот "вторичный донор" полностью укладывался в профиль настоящей генетической матери Риткинового ребёнка! Значит в слизистой рта у неё уже есть клетки со вторым генетическим набором.

Волосы с макушки головы были абсолютно идентичны ДНК крови Маргариты, а вот волосы с лобка безоговорочно принадлежали матери её ребёнка. Ещё интересней получилась генетическая картина мазка слизистой влагалища — в общем она отражала картину слизистой рта, но с точностью наоборот! Главным контрибьютором там выступила мать ребёнка, а то, что до этого считалось Риткой, вышло в форме "вторичного загрязнения".

Когда Рита положила перед адвокатами свои собственные изыскания, у тех снова глаза загорелись азартным блеском. Как-же, как-же, неопровержимые доказательства материнства. Блеска совести или вины перед клиентом за бездарно проигранные дела там не возникает — у хорошего адвоката такие чувства достаточно быстро атрофируются в процессе его профессиональной деятельности. Профпатология такая, что попишешь, вредное производство… После «распила» всего «совместнонажитого», и Ритке, и ребёнку её, и всей этой кодле изрядно денег перепало. Тому, что мать оказалась матерью, один новорусский папаша был не рад. Хотя уж кому-кому об этом-то не знать!

ОЖОГИ

Говоря об ожоговой патологии, мне хотелось бы немножко отойти от судмедэкспертизы и вспомнить клинику — ещё в период учёбы пришлось мне субординарить на «Ожогах». Так курсанты называли Клинику Ожoговых Болезней. Не удивляйтесь, что «болезней» — сам ожог, как травма, лишь малая часть беды, а вот когда сгоревшие ткани начинают выбрасывать в кровь свои горелые токсины, развивается болезнь. Такая болезнь почки, например, может в два счёта убить. Но ни врачом-комбустиологом, ни хирургом-термистом я не стал. Так и отсидел всю практику на бумажках — истории болезни писал на того, кто поступает. Но несколько интересных случаев запомнил:

Зинаида поступила с большим кипяточным ожoгом ноги. Так и написали: "влажный ожог левой ноги (глубокое обварение кипятком), контактный сухой ожoг ягодиц, промежности и наружных половых органов". Тётенька была рослая, грузная и во хмелю. Скорая привезла её из какой-то рабочей столовки, где та бригадирила старшей поварихой. Значит надо писулю "для прокурора" составлять — производственная травма, как никак. Спрашиваю, что случилось, что вы себя так сильно облили? Отвечает, что не обливалась ничем. Так кто же вас ошпарил? Сама, говорит. Непонятно. Ну как так?

Да в борщ наступила! Опять непонятно. На полу? Нет, на плите. Сюрреализм какой-то. Кастрюля метровая, да на горячей плите — как туда наступить можно? Дали ей морфина с кофеином по вене (чтоб балдела и не спала), а потом релашки-транквилизашки вдогонку (чтоб ни о чём не беспокоилась). У тётки боли стихли, глазки заблестели, на лице улыбка появилась. А на фоне невыветрившихся паров алкоголя — самая располагающая к беседе обстановочка. Ну теперь рассказывай, родная, что да как?

"А просто всё. Прокопыч с холодного цеха и Паша с мясообвалки принесли три бутылки водки. Говорят, бабы присоединяйтесь. Ну мы что дуры — наливай. А нас на варке пятеро. И ещё Лиза на салатах. Итого восемь человек. Понюхали эту водку, и нет её. Свою достали — три флакончика. Только огурчики порезали, и этой в минуту нет. Решили до ровного счёта докупить пару бутылок — чтоб по одной на каждого в финале вышло. Пашу послали. Он водку купил и где-то по пути мяч нашёл. Выпили последнее, скучно стало. Мы тогда разделились на команды — три бабы и мужик, да давай в футбол играть прямо в варочном цеху. Тут мячик на плиту залетел. Я туда залезла его выбивать. Стукнула высоко, да с дуру ногу в борщ хлюпнула. Стало больно, упала на задницу. Вот до кучи жопу и пи…ду пожгла, пока с плиты слазила".

Сорок-пять лет нашей озорнице-футболистке было. Весёлая обстановочка царила в дружных трудовых коллективах того беззаботного времени.

Степаныча привезли из Ленинградского НПЗ — нефтеперерабатывающего завода. А через час к нему в клинику сами главный инженер и директор пожаловали. А на следующий день корреспондент из Ленправды. Корреспондента, правда, сразу послали, но тот через недельку вернулся. Потому, что Степаныч хоть и был обычный работяга, но герой.

У Степаныча лицо и шея были сильно опалены открытым пламенем, плюс контактный ожог обоих рук четвёртой степени. Это такая степень, когда вместо тканей уголь до костей. Кисти ему не спасли, а с лицом получше вышло. Конечно пришлось Степановичу новый паспорт делать, но там фотография не урода была, хоть и не красавца, конечно.

На НПЗ заклинило что-то в нефтеперегонной колонне. Колонна — это такая вертикальная труба, или бочка, диаметром метров пять, а высотой все сорок пять. Заполнена она раскалёнными парами нефти. Стало давление в ней расти — должна эта супер-бомба через минуту взорваться. А где вентиль, что подачу нефти перекрывает, громадный факел выбивается. На главной трубе что-то треснуло, и из-за этого факела к вентилю не подойти. Да и сам «руль» горяченький такой стал, местами красный. Сирена воет, работяги на всё плюнули — спасайся, кто может. Бегут от колонны со всего духу. А Степаныч наоборот. Три ватника надел, двое рукавиц, и к вентилю. Успеет закрутить — спасёт завод от громадного взрыва. Закрыл он глаза и шагнул в факел. Пламячко как из паяльной лампы его осмаливать начало. Положил Степаныч руки на железо — рукавички вмиг загорелись. Степаныч не дышит, чтоб лёгкие не спалить, и крутит что есть силы. Пару оборотов сделал, рукавицы до голых ладоней прогорели. Запахло жаренным. А крутить ещё надо. Степаныч голыми руками крутить начал. Уже не жаренным, а горелым мясом несёт. Глаза закрыты, только слышно, как липнет кожа к раскаленной стали, да куски с ладоней отрываются, когда руки колесо перехватывают. Вот почти докрутил, да руки уже не слушаются — голые кости пальцев по железу скребут, а схватиться ими уже нельзя, все связки перегорели. Пришлось тыльной стороной руки за планки-спицы упором докручивать. Закрутил. Колонна напоследок чихнула своим факелом и застыла. Опасность взрыва ликвидирована. Спасибо тебе, Степаныч!

Однако самым тяжёлым в реанимации был ефрейтор Куценко. Боролись за него долго всеми самыми передовыми методами того времени. Одной донорской кожи насадили, считай на всё тело. Упорно бились и с самой ожоговой болезнью — гемодиализ, гемасорбция и плазмаферез чуть ли не каждый день. Это когда больного подключают к специальным аппаратам, которые его кровь чистят. Ведь печень и почки — тю-тю, горелыми шлаками забиты. Класть его на обычную кровать нельзя — прилипнет, пойдут пролежни и инфекция. А это смерть. Положили его на взвешенный поток. Кроватка такая под стерильным колпаком. Никаких простыней. А вместо матраца специальный тент, под которым нежные струйки фильтрованного стерильного воздуха поднимают много тонюсеньких фонтанчиков из специального песочка. Вот на такой подушечке ефрейтор Куценко и пролежал почти месяц. Потом умер. Да с тем, что у него было, иного и не ждали. А был у него ожог девяноста процентов тела.

Ефрейтор Куценко служил в автороте. Шофера всегда были элитой среди солдат. А тут маршал Устинов подписал приказ ДМБ — уволил из армии его призыв. Солдат после приказа дембель! А дембелям положено отличаться, тем более, что салаги в часть уже прибыли. Крутым отличием считалось белое х/б — хлопчатобумажное обмундирование. Вообще-то х/б жёлто-зелёное, а чтобы оно стало белым, дембеля стирают его в бензине. Куценко от правил не отступил. Куртка, штаны-галифе и пилотка улетели в таз с бензином, как только рота грохнула строевым шагом на завтрак. Дембель Куценко на завтраки уже не ходил — салаги доставляли ему хлеб, масло и чай прямо в постель, как в пятизвездочном отеле. Но на общее построение в девять утра всё же придется становиться. За крайнюю борзость есть риск разозлить ротного, и тогда уедешь домой последним из дембелей. А хочется первым. Ефрейтор Куценко был умный. Он знал, что бензин быстрее воды испаряется. Он всё рассчитал. Успеем и хэбэшку выбелить, и в белой хэбэшке на построении постоять. Пусть молодые полюбуются на него, на крутого, и уже не просто деда, а дембеля. Полтора часа форма мокла в бензине. За двадцать минут до построения Куценко её вытащил и отжал. Ещё десять минут обмундирование сохло на спинке кровати. А вот оставшиеся десять минут перед построением самые святые — надо идти в курилку и с наслаждением покурить перед нудным мероприятием. Ничего, что форма бензинчиком ещё попахивает, на ощупь она лишь чуток влажная. На теле быстрей высохнет. Одевается дембель в белое х/б и идёт курить. Чиркнул ефрейтор Куценко спичкой и вспыхнул большим факелом. До сапог, где и осталось десять процентов его кожи.

СИМУЛЯНТЫ, АГГРАВАНТЫ

и прочие членовредители

Это сейчас что студент-медик, что военный слушатель избалованы — по окончанию основного академического курса у них начинается клиническая интернатура, позволяющая получить хоть какую первичную специализацию. В советское время сразу врачами-интернами становились считанные единицы, в основном или из особо одарённых, либо из особо блатных. Остальным за клиническими навыками приходилось серьёзно погоняться. Настоящим Клондайком, где можно было сравнительно легко «намыть» собственный первый опыт реальной медицины, становилась госпитальная практика. Проходить практику в клиниках Академии считалось дурным тоном и выброшенным временем — в родных пенатах всё равно особой самостоятельности не давали. Другое дело обычные военные госпиталя. Там закон был прост — пришёл, значит работай, помогут разве что советом. До сих пор помню свои первые (и к сожалению единственные) впечатления от клинической военной медицины. Ведь уже тогда в основе моих интересов лежала судмедэкспертиза. Наверное поэтому в клинике, без разницы в хирургии ли, или в терапии, меня больше привлекала проблема солдатской симуляции и аггравации. Аггравантов-симулянтов и членовредителей я насмотрелся в двух заведения — в 442-м госпитале Ленинградского округа и в ОМедБ[47] Псковской десантной дивизии.

Пожалуй тут следует чуть-чуть пояснить терминологию. Членовредители — это кто умышленно причиняют вред своему здоровью, чтобы потом не служить. Например, даже во времена Цезаря некоторые несознательные римляне, изнеженные дармовым хлебом и зрелищами, рубили себе большой палец на ноге. Всё — к военному маршу не годен, в легионеры такого не рекрутируешь, пусть Империю от варваров другие защищают. Правда император Август за такие дела кидал своих граждан в клетку с тиграми, а более гуманный Константин просто клеймил лбы калёным железом.

С симулянтами тоже всё более-менее понятно — это когда абсолютно здоровый человек строит из себя больного или пострадавшего. К примеру, привозят ко мне бойца "побои снять". Не в смысле, чтоб доктор поколдовал и "как рукой сняло", а в смысле задокументировать для суда. Батюшки! Кто ж тебя так? Начинаю осматривать, и чудо — «фингалы» потихоньку переходят на мои пальцы. Какие-то синяки неправильные, заразные, что ль… Боец вскакивает со словами, "товарищ доктор, ничего не надо, мы сами разберёмся", и стремглав убегает в коридор. За ним с матюгами бежит прапорщик-сопровождающий, а я иду к крану отмывать руки от краски. Вот уж действительно, как рукой сняло.

Аггравация же в целом похожа на симуляцию, но с небольшим различием — у человека реально имеется какая-нибудь проблема, но тот сознательно преувеличивает её серьёзность. Например, растянул солдат на физо подколенные связки, но вместо лёгкой хромоты прыгает на одной ноге, да визжит так, словно у него разрыв антекруциальной лигаменты с лопнувшими менисками в придачу.[48] То есть когда нога в коленке должна так же свободно в стороны гнуться, как и взад-вперёд. С растяжением — максимум неделю в медпункте, ну и освобождение от физо. А с разрывом внутриколенных связок — хирургическая операция и комиссовка на гражданку с заключением "негоден к строевой службе". Мотивация для излишнего «закоса» болевого синдрома налицо. Травматический отёк же можно и обычной ложкой настучать, только вот нога, собака, в сторону никак не гнётся… Получается несоответствие клинической картины и субъективно подаваемой тяжести состояния. Аггравация, одним словом, что с латыни переводится буквально как "завышение".

В Псковской дивизии как раз был очень «стрёмный» период — среди новообученных солдат-специалистов отбирали группу для отправки "в дыру". «Дыра», это ДРА или Демократическая Республика Афганистан. Радист Бондарчук в эту группу попадал железно — специальность освоил, рослый, уравновешенный, одним словом настоящий десантник. И вот однажды утром по подъёму старшина обнаружил Бондарчука скрюченного на кровати. Даже встать сил у него не было. Прибежавший врач батальона[49] внимательно осмотрел солдата, пропальпировал[50] его живот и нашёл нечто, очень напоминающее обострение язвы двенадцатиперстной кишки.

Притащили солдата в медбат. Вообще-то если это язва, то сразу в госпиталь надо. Но решили чуть повременить, сделать рентген и кое-какие анализы. На рентгене точно язва, глотнул солдат кишку — там кровь. Сомнений нет, отвезли солдата в Псков, в гарнизонный госпиталь. А в его медбатовской палате санитары наводят порядок, постельку меняют, полы протирают. По всей палате хлоркой несёт. Хорошо, дезинфекция. Впрочем даже как-то чрезмерно несёт. И всё больше воняет от кроватки только что переведённого Бондарчука. Заглянули под койку — а там стоит тарелка с белым порошком. Понюхали — точно перхлорат. Доложили капитану, медбатовскому терапевту. У того ушки на макушке — нормальный солдат в жизнь хлорку под кроватью терпеть не будет. Вот уж что весь личный состав поголовно ненавидит!

Сел капитан в санитарку и поехал вслед за солдатом в госпиталь. Там он с Бондарчуком постарался не встречаться, а тихо переговорил с клиническим ординатором отделения, куда того положили. Заходит клинорд в палату, позвольте представиться, я ваш лечащий доктор. Вид профессорский, на лице сострадательная серьёзность. Полистал медкарту, посмотрел анализы, чиркнул пару слов в историю болезни и как завороженный уставился на рентгенограмму. Губами шевелит, пыхтит, пальцами тычит. Прямо загадку неимоверной сложности решает. Наконец вроде решил. Тон у врача сразу переменился: "Так, рядовой, картина ясная — членовредительство. Такое возможно только в одном случае — если хлорка кишки разъест. Ну что, признаваться будешь, или нам самим прокурору написать?"

Признался солдат. Жрал он хлорку. Прокурору никто писать не стал. А солдата элементарно взяли на пушку — такие вещи по рентгенограмме никто определить не может, язва ли, эрозия, поди узнай от чего. Полежал он более двух месяцев в госпитале, кое-как подлечил последствия своей «диеты», потом выписался и укатил в родную часть на свинарник. Но поставленной цели достиг — в Афган бы он не попал даже с рапортом "по собственному желанию". Откосился парень — рубцевание его язвы произошло с весьма сильной деформацией стенки желудка и значительным сужением просвета двенадцатиперстной кишки. Рентгенконтрастная бариевая каша в его животе вырисовывала причудливую картинку, похожую на какого-то китайского дракона, а врачи только сочувственно кивали головами — все проблемы и операции у этого мальчика ещё впереди.

Говоря о хлорке, сразу вспоминаю случай попроще, но с диаметрально противоположным клиническим исходом. Дело было в том же Пскове — в 37-м парашютно-десантном полку, где я отбывал войсковую стажировку. Решил один десантник поболеть. Навешал мне, молодому, неопытному, да сердобольному, лапши на уши. Испугался я, прописал ему постельный режим на недельку — думаю, вроде симулянт, но кто его знает… Впрочем пусть отоспится, отдохнёт — такое иной раз нужнее лекарства. А у кого особой болезни не просматривалось, то понятно, что таких больных мы не сильно загружали — то стену покрасить, то боевой листок написать, то плакат "мойте руки" нарисовать.

Уже почти неделю отлежал тот солдат у меня в полковом лазарете, мало показалось. Убирался он в аптеке и спёр таблетку ДП-2-Т. Шайба такая, в диаметре около четырёх сантиметров и высотой где-то сантиметра полтора — обеззараживает впечатляющее количество воды, тонны три минимум. И проглотил её не разжёвывая. Но я этого не знал — как таблетка исчезла, так стал я верещать истерическим голосом, что если кто эту дрянь выпил, то надо немедленно в реанимацию ехать, потому как помрёшь в муках. Я, кстати, сам так искренне думал. У страха глаза велики — признался солдатик. Я его спрашиваю, мол когда ты эту гадость съел? Утром, говорит. А дело уже под вечер было — по моим расчётам уже в самый раз в агонии биться. Короче, не повёз я его никуда — хоть бы что ему, гастрит разыгрался и только. Другое интересно, как он, бедолага, такую дуру… не запивая… Анальгин с трудом проглатывают, а тут!

Однако ничто так не обостряет болезнь у солдата, как известие о готовящейся выписке! Поэтому военврач, чтобы у его пациентов не случилось внезапного «сопутствующего» заболевания, старается выписывать скоропостижно. Если правило о "скоропостижной выписке" не соблюдать, то порой чудные истории случаются. Лежал у меня в полковом медицинском пункте юноша бледный со взором горящим и с «тяжёлым» заболеванием — ОРЗ. Уж наверное, этот диагноз все знают — сопли и кашель, в первые пару дней температура. Одним словом, острое респираторное заболевание, как лёгкая форма вирусной инфекции. Таких мы совсем недолго в лазарете держали. На третий день пора выписывать. Правда бывают более затяжные формы, или похожий на ОРЗ грипп. В таких случаях медики шутят: "леченный насморк семь дней, а не леченный — целая неделя!" Смешно сказать, но ведь лекарства, чтоб непосредственно убивало вирусы, до сих пор нет. Остаётся так называемое симптоматическое лечение — чтоб болелось полегче, там капли в нос, да аспирин. Ещё общие средства — чай с малиной, горчичники, витамины… Сами не хуже меня в таких делах разбираетесь.

И вот перед объявленной выпиской у моего воина началось страшное обострение — состояние намного хуже, чем при поступлении. А я повадился у своих солдат перед выпиской кровь брать. Не столько ради какой-то там необходимой диагностики, сколько ради того простого факта, что уж очень мне "микроскопная работа" нравилась. Впрочем я уже в этом грехе сознавался — люблю я патанатомию да судмедэкспертизу… Колол я бойцам пальчики по делу и без дела, потом в малюсенькой полковой лаборатории красил мазки по методике Романовского-Гимзы и с наслаждением разглядывал их под микроскопом. И вдруг нахожу в крови того рядового, что с обострением, повышенное число эозинофилов. Это такие белые кровяные тельца. «Любят» они краситель специальный, эозин, оттого так и прозываются — в мазках их сразу заметишь, яркие. Среди других клеточек выделяются, как дорожный рабочий в оранжевой безрукавке. И одной из главных причин их чрезмерного появления служат сильные аллергические реакции. Такого при обычном ОРЗ быть не должно. А при аллергиях температуры быть не должно! Всё остальное, и насморк, и кашель — пожалуйста, но без признаков инфекции.

Позвал я солдата в кабинет и заставил его раздеться до пояса и при мне температуру померить. Есть температура — 37 и 5… Но тут меня смутил цвет его левой подмышечной впадины — уж слишком он был красный. Тогда я термометр стряхнул и заставил его опять температуру перемерить, но уже под правой рукой. Вот чудо — справа нормальная, 36 и 6. По напряжённому выражению лица стало ясно — симулянт. Давай я вспоминать, чем же он у меня давеча занимался. Так, по моему заданию клеил он фотографии на какой-то стенд, больше вроде ничего не делал. Пошарил по карманам его куртки-хэбэшки. Там скомканный носовой платок и больше ничего. Достаю, разворачиваю. В платочке завёрнуто несколько полупрозрачных маленьких кусочков. Взял я их в руки — что это догадаться сразу не могу, но что-то ужасно знакомое. Потом дошло — засохший силикатный клей! Похоже метод симуляции становится ясным.

Выпроводил я солдата со грозными словами: "На выписку!!! О симуляции доложить командиру, вечером ему перезвоню!" Только тот закрыл дверь, дай ка, думаю, на себе эту клеюку испытаю. Отковырял малюсенький кусочек и занюхал в нос, как табак, а пальцем с силикатной пылью глаз потер. Ох что тут началось! Сопли рекой, чихи такие, что кажется мозги вылетят, глаза красные, слезятся, горло першит. Если подделать температуру, то чем не ОРЗ?

А температуру нагнать не сложно. Самый простой метод — лестничный. Перед заходом в медпункт молодой человек носится раз пять вверх-вниз по лестнице. Потом, сдерживая дыхание, заходит к врачу. Если градусник окажется подмышкой в ближайшие пять минут после «упражнения», то легкий субфибрилитет (37 с хвостиком) гарантированы. Есть метод пышки — перед медпунктом солдат заходит в чипок,[51] где покупает горячий пирожок или какую другую пышку, кладёт её в кулёчек, а потом засовывает его себе в рукав, напротив подмышечной впадины. Тут, правда, и все 43 нагнать можно… В 37-м десантном полку, кстати, приходилось ловить таких удальцов с солидными ожогами этой весьма чувствительной части тела. Вот ведь какие стойкие! И чего косить с такой силой воли? На весь медпункт раздаются их жалобы на слабость, сухой кашель. Глянешь на градусник, там аж 39,9 а хрипов нет. Начинают стонать, ой-ой-ой болит в нижних отделах лёгких. Неужели двусторонняя нижнедолевая пневмония? Вообще-то не часто встречается у молодых… Заходишь через пять минут — сидит «умирающий» десантник себе спокойно на стуле и спит. При такой температуре от пневмонии?! Никогда не видел. Опять беседуешь — ничего нового, вроде помирать собирается. Параллельно перемеряем температуру. Она в норме. Быстро же самоизлечился!

Есть ещё метод лампочки, горячего чая или батареи — приложи термометр к чему угодно, лишь бы горячему, и всех делов. В конце концов ртутный столбик можно просто набить. Но тут требуется, чтобы врача или фельдшера рядом не было. А если он, собака, рядом торчит, то можно следующим шулерством заняться — заранее подготовить градусник с нужной температурой и засунуть его подмышку, а тот градусник, что врач протянул, просто тихонько положить во внутренний карман. Ловкость рук и никакого мошенничества. Но полковой врач тоже не лыком шит — на его градуснике запросто может оказаться кусок пластыря с какой-нибудь меткой. Наиболее продвинутые симулянты кололи себе пирогенал или даже болючий сульфазин. От этих препаратов температура тела поднимается по-настоящему. Были дельцы, что сгрызали в роте последний карандаш — поднимали температуру, нажравшись графита. Вот глупые! Правда стержни кое-каких цветных карандашей всё же действуют. Потом таких сачков обнаруживали по забавному цвету кала или мочи. Интересно, что там в почках после подобной «графитотерапии»? Но наш герой ничего такого не делал. Ограничился он обычным красным перцем — натёр им свою подмышку, отсюда и покраснение кожи. Здоровая сочная перчина была найдена в тюбике от зубной пасты. Пасту солдат выдавил, тюбик раскрыл, заложил туда перец, а потом снова закатал. Кстати, командиру я не звонил. Видать сам солдат доложил, так как на ближайшем полковом построении было объявлено, что тот рядовой получил пять суток санаторно-курортного лечения на гауптвахте.

А через пару дней ко мне ещё один «конспиратор» пришёл с идеей поболеть без болезни. Этот, правда, не простое ОРЗ косил. Жалобу хитрую придумал, наверное по простоте полагая, что доктору такое уж точно не проверить. Как преданная собака, честными и несчастными глазами в лицо заглядывает и убеждённо, морщась как бы от нестерпимой боли, но вроде по страшному секрету вымученно заявляет: "Доктор, я уже больше недели не какал!". А кушал? Кушать кушал… Ну тогда ложись на кушетку, будем тебе живот мять. Ни в сигмовидной кишке, ни в других отделах толстого кишечника каловых масс нет. А с заворотом в тонком кишечнике неделю ни за что не проходишь, тем более кушая три раза в день, а в промежутках болтаясь на стапелях и вертясь на лоппингах[52] — рвота калом будет. Ситуация крайне редкая, о таком только в книжках читал. И сопровождается это крайне тяжёлым общим состоянием и сильной интоксикацией от всосавшихся ядов из загнившей пищи и застоявшихся каловых масс.

На моего брехуна такое совсем не похоже. Наоборот, похоже, что никаких проблем с оправлением по большому у него нет. Поэтому можно смело передать его на лечние нашему фельдшеру-здоровяку, прапору Зылкову. Любимая его фраза: "Ну бойцы, где косы забыли?" Прапорщик Зылков в таких случаях своё дело отлично знает. Дал фельдшер бойцу за раз четыре таблетки бисакодила, да ещё пару таблеток обычного пургена сверху. Проконтролировал, чтоб воин лекарство при нём же выпил, и отпустил его в расположение несмотря на стоны и страдальческое выражение лица. Запор как рукой сняло. На следующий день у юноши другая проблема, соответственно. Гонор тот же — не могу, доктор, дизентерия одолела. Неужели взаимосвязи таблеток и поноса не улавливает? Опять фельдшер-прапорщик за лечение берётся. А на тебе веролоперамида от души, не жалко. Через день боец опять прибегает. Теперь с запором, и похоже, с настоящим. Ну давай тогда лечить по серьёзному. Где тут кружка Эстмарха и английская соль? Как всадили ему клизму по-полной, но лишь только с унитаза слез, обратно в роту отправили. На этот раз парень от претензий избавился, и видно со стулом у него всё стало в порядке.

Вообще-то со слабительными наиболее обычны истории несколько иного рода — чаще их солдаты сами глотают, чтобы симулировать кишечную инфекцию. Ну какой врач рискнёт отправить запоносившего солдата обратно в расположение? Ведь если там реальная дизентерия — то вспышка гарантирована. А за это не только служебное несоответствие можно получить, но под суд пойти. Однако не все карты им в руки. Взять тот же пурген. На этой мякине военврача не проведёшь — достаточно лишь чуть-чуть капнуть щёлока, и испражнения становятся фиолетово-розовыми. Пурген, это ведь обычный фенолфталеин — простейший индикатор на щелочную среду, известный ещё со школьной скамьи. После такого нехитрого теста солдатский трюк сразу ясен.

Но иногда ситуация обратная — приходится врачу использовать фенолфталеин именно как индикатор — тоже самое средство, но теперь «наружно», непосредственно в горшок. Щелочную среду ведь и обычное мыло имеет, и оно же порою даёт весьма сильный понос. "Наелся, как дурной мыла" оказывается не просто народной идиомой. Как солдат умудряется изжевать полбруска дурно пахнущего, резко щелочного хозяйственного мыла, а то и проглотить пару столовых ложек ещё более агрессивного посудомоя остаётся загадкой. В желудке нейтрализуется порядочная доля такого «десерта», но уже в тонком кишечнике всякие сапонимы, стеараты да пальметаты восстанавливают свою щелочную природу и соответственно, мылкость. Стул выглядит ужасно, лрайне водянистый, белесыми хлопями и аж пенится — острейший энтерит. Полкового врача вот-вот хватит удар. Караул, это же холера! В военное время за такое расстреляют у заднего колеса собственного «Уазика». Но вот капнули индикатора, и «холера» странно зарозовела.

Никогда не забуду одного солдатика, который в жажде «закоса» выпил почти полный флакон концентрированного шампуня. Конечно со страху его госпитализировали (шутка ли), и он полдня пускал в лазарете пузыри со всех отверстий. А когда понял, что трюк его ясен и завтра выписка, с последующей за ней приватным разговором с ротным, то решил устроит показной суицид — прямо тут же в медпункте взял и выпил пузырёк зелёнки. Ротик был очень красивый, а выписку такое никак не задержало. Вот хохма то в роте была!

Хуже, когда используются слабительные другой группы. Совершенно обычная, можно сказать классическая история: Лежит военнослужащий в лазарете несколько дней. Пришло время выписываться. И тут как снег на голову — сильнейший понос. Так вот фельдшер Зылков приходит в палату, где ещё пяток таких же лежат, и если время и желание позволяют, начинает беседу. Характер беседы носит воспитательный и развлекательный характер. В присутствии остальных расспрашивает, что за понос, как часто, в какое время, какого цвета стул, чем пахнет, как булькает, как брызгает, громкий ли звук? Если звук громкий, просит озвучить в меру артистических возможностей. Главное, расспрашивает подробно и с серьезным видом. В конце беседы, все солдаты, за исключением допрашиваемого, начинают истерично смеяться. И в заключение прапорщик даёт указание: будет понос в следующий раз — нагадить в банку и доложить по телефону дежурному врачу в медбате, чтоб тот срочно приехал и проверил на симуляцию. А утром приду я, прапорщик Зылков, великий борец с симулянтами, сам посмотрю на стул. Обычно после этого до утра кишечное расстройство как-то само собой вылечивалось, дежурному врачу с просьбой проверить на симуляцию никто не звонил, банка оставалась чистой, и солдат выписывался абсолютно здоровым.

Рядышком, в уже упомянутом дивизионном медбате через пару дней ещё один казус произошёл. Явился туда другой «специалист». Глаза квадратные, бледный, от переживаний руки трясутся. И сразу к хирургу: "Товарищ капитан, сделайте мне срочно операцию. Я случайно две иголки проглотил". "Ничего себе, это каким же образом две и притом случайно?" — вопрошает капитан. История получалась запутанной. Вроде подшивался, да две иголки в рот засунул… Зачем две? Гвозди, что-ли. Ладно, пошли на рентген. Точно — две иголки. Похоже одна ещё в желудке, а другая уже в кишечник вышла. И причина понятна — этому бойцу тоже захотелось через операцию от Афгана отмазаться.

Одного только не знал наш «шпагоглотатель», это как кишки работают. А работают они очень умно — в кишечнике есть своя нервная система, вегетативной называется. Когда кончик иголки стенку кишки колет, та немножко сжимается и меняет свою перистальтику, волнообразные движения, что обуславливают движение переваривающейся пищи. И совершается такое без вмешательства мозга — импульсы центральной нервной системы туда порою даже не доходят. Так вот "под местным руководством" иголка зачастую стенку не прокалывает, а просто медленно движется в хитром лабиринте кишечника по направлению к заднему проходу, хотя конечно всякое бывает. Уж об инородных телах мы с вами много в предыдущих исторях говорили.

В данном случае обошлось. Надавали солдату лёгких подзатыльников, уложили его в кровать, дали немного выпить вазелинового масла для смазки и приставили двух старослужащих санитаров, чтоб те неотступно сидели при нём, следя за соблюдением строжайшего постельного режима. Полный покой и неподвижность здорово повышают шансы на успех. А успехом является обычная дефекация. Сходил по-большому наш горе-членовредитель в заблаговременно подставленный ему горшок, потом под пристальным вниманием дедушек и капитана-хирурга тщательно разгрёб пальчиком собственные какашки и извлёк оттуда две иголочки, целёхонькие и невредимые. Впрочем иголкам то что будет? Кстати, дважды повезло солдату. Ведь случись у него перфорация желудочно-кишечного тракта, или пролежень на месте неподвижно ставшей иголки, то была бы операция. А вот тогда подобное уже попадает под членовредительство с полной юридической ответственностью и соответствующей уголовной статьёй. А так — и кишки целы, и на свободе! Хотя конечно, кое-какой курс реабилитации ему и без врачебных назначений в казарме прописали.

Порой солдат решает заболеть по-взрослому, с длительной госпитализацией и возможным переводом для дальнейшего лечения в гарнизонный госпиталь. А уж оттуда даже если и выпишут — так когда еще командир машину выделит за одним-то бойцом съездить… Опыт таких длительных заболеваний в 37-ом полку был — периодически то один, то другой боец набирал в шприц слюны, вводил себе под кожу в области икроножной мышцы — мощнейшая флегмона с резким подъёмом температуры и интоксикацией гарантированы. Иногда меняли «источник» на прямо-противоположный — вводили испражнения. Кстати, микрофлора из рта куда опасней каловой, да и разновидностей микробов там намного больше. Но конечный результат всё равно один — кожа багрово-синяя, ногу разносит, голень увеличивается в размерах в полтора-два раза, дотронуться до неё невозможно — боль жуткая. Такого назад не отправишь, вонища при вскрытии таких флегмон страшная — аж глаза от запаха дерьма режет. Иногда, правда можно не рассчитать и ввести слюну слишком глубоко — в мышцу. Тогда мышцы после вскрытия гнойника выглядят серыми, вареными, выгнивают целыми секвестрами — искромсанная нога вся в уродливых шрамах и длительная, если не пожизненная хромота обеспечены.

Существует и более лёгкая модификации, этого метода — когда в какую-нибудь царапину, опять же в основном на ноге, симулянт втирает налёт с зубов. Буквально через несколько часов безобидная ранка выглядит как ужасная трофическая язва. В самом начале процесса первопричину можно выявить микроскопически. В том же Пскове, в том же 37-ом парашютно-десантном полку я увидел, как начмед брал мазок из такой язвочки и красил его… Нет не поверите! Не какими-то там специальными красителями и общепринятыми методами, хотя бы по Грамму, или простым гемотаоксилином. Нет! Красил он размазанный по стёклышку гной обычными чернилами из своей авторучки! Потом смывал лишнее под тонюсенькой струйкой воды из-под крана. Иной раз он использовал зелёнку из ближайшего пузырька, реже метиленовый синий — обыкновенную синьку, чем бельё подсинивают, точнее её спиртовой раствор. После покраски полоскал стёклышко в стаканчике с разведённым под водку спиртом, а то и в самой водке. Потом ждал минутку, пока подсохнет, и смотрел такой вот «самопальный» препарат под микроскопом. Никакими официальными методиками этот майор не пользовался принципиально. При этом то, что надо, он видел прекрасно: на стекле, словно микроскопические инопланетяне из фантастического фильма ужасов, гротескно расскинув щупальца-жгутики, застыли страшные «зверюги» — зубные трихомонады.

В отличие от её ближайшей родственницы, что живет в мочеполовой системе, эти трихомонады сравнительно безопасны. Во рту у нас они живут как сапрофиты, питаясь остатками пищи. Зато их нахождение в ранке на ноге прекрасно указывает на источник заражения. Но главная беда в таких язвах происходит не от трихомонад. Кроме этих простейших там целый зоопарк злостных микробов имеется, и они часто оказываются нечувствительны к антибиотикам. Тогда дело простой кожной язвой не ограничивается. Гнойный процесс заходит ещё дальше — развивается обширный целлюлит, разлитое воспаление подкожной клетчатки. Лечение порой бывает самым радикальным, вплоть до ампутаций, а иногда развивается сепсис[53] и смерть.

В медбат пришёл боец по фамилии Львов. Принимал его хирург, но диагноз… Ерунда в общем. Температура почти нормальная, при прослушивании грудной кетки, вроде бы некоторое ослабление дыхания справа. Можно бы бойца и назад отправить, но береженного Бог бережет — надо бы исключить начинающуюся пневмонию. В таком случае больной естественно достается терапевту. Ведь по глубокому убеждению всех хирургов то, что нельзя отрезать, лечат терапевты. Терапевт внимательно осмотрел рядового Львова. Да пока ничего странного, кроме одной мелочи — справа в межрёберном промежутке вроде укольная точка. Спрашивает, мол что это? Львов отвечает, да ерунда мол, час назад о колючую проволоку укололся. Тогда иди в часть. Ты из какого полка? Ах из 37-го! Будет плохо — вот придёшь к своему полковому доктору. Понятно? Понятно! Боец уходит.

Ещё через полчаса появляется рядовой Львов на пороге уже нашего полкового медпукта. Вместо того чтобы радостно подбежать к фельдшеру Зылкову и бодро пожаловаться на кашель и общую слабость (а потом в опять в медбат, а может ещё далше в госпиталь — пневмонию лечить) Львов вдруг побледнел и потерял сознание. Доставили его в медбат где-то минут через двадцать. В себя так и не приходил, температура под сорок, менингизм.[54] Там понять ничего не могут, меньше часа назад ведь он тут же был и практически здоровый. Ну в реанимацию его, катетеров напихали, растворы в вену льют, а что лечат — не понятно. Больной загружается подозрительно быстро. Сделали люмбальную пункцию.[55] О-па, лейкоцитов сколько!!! Опять обратили внимание на след от укола на груди. Трясут и меня, стажера, и фельдшера — мы божимся, что выше задницы ничего не кололи, Зылков даже пробует обидеться, мол, не первый месяц в медицине, а тут такие подозрения…

Тут и комбат львовский, хоть и бравый офицер-десантник со значком на полтысячи прыжков на груди, но всё же здорово перепуганный, примчался выяснять, что к чему. Ему вообще какую-то ерунду доложили, боец мол без сознания, наверно по голове кто-то дал. А лишняя травма, да ещё из-за внесуставных отношений… На батальон такое ни к чему, нельзя ли с докторами договориться? Мы командиру объясняем ситуацию, что мол совершенно не понимаем, что с бойцом, но шансы "щелкнуть ластами" у него очень реальные. И конечно же, тоже немножко запугиваем, немножко убеждаем что смерть хуже травмы, хотя бы потому, что за неё не только командиру, но ещё и нам достанется. Комбат как узнал, что на травму не похоже, вздохнул облегчённо, приободрился, но словами нашими проникся, обещает помочь медицине всем, лишь бы его боец жить остался. Мы намекаем, не плохо бы в части расследование провести — уж больно подозрительный укол у Львова в межреберье. Тут командира как ветром сдуло — вскочил и побежал к себе в расположение бойцов пытать — кто Львова в последние минуты видел.

В общем пока туда-сюда, прошли сутки, сами явно не справляемся — отправили больного в Псков, в гарнизонный госпиталь. А командир батальона, уж не знаю какие методы дознания он применял, к тому времени полностью выяснил картину происшедшего: Рядовой Львов «косить» любил и за не полный год службы «косил» уже не раз. Частым гостем он был и в нашем полковом лазарете, и в медбате, но всё по мелочам — больше недели у него никак не выгорало. Решил тогда он, что настала пора заболеть чем-нибудь серьёзным. Для этих целей в своё последнее посещение полкового медпункта, он стянул у нас шприц. Почему рядовой Львов не воспользовался этой испытанной методикой осталось не выясненным. Может успел насмотреться на подобных бедолаг в свои предыдущие госпитализации, может хотел соригинальничать, но он решил пойти "другим путём".

Позвал Львов своего дружка к себе в подельники. Под операционную выбрали комнату для чистки сапог. Там на лавку, куда при чистке ноги ставят, Львов и улёгся. Предварительный этап был традиционным — наплевали в шприц побольше, но место для инъекции решили изменить. Приставив иглу к межреберному промежутку, Львов дал знак ассистенту и тот с размаху треснул по поршню шприца, введя тем самым до десяти кубиков слюны в грудную полость дружка-товарища. А дальше как-то все пошло не так, как задумывали — Львов ойкнул и сразу отключился. Помощник с перепугу отпрыгнул, в панике выбежал в коридор, а там ещё пару «надёжных» человек в помощь товарищу позвал. Картина такая — лежит солдатик, из груди торчит-покачивается шприц, ну прям как из усыплённого орангутанга. Попытки привести его в себя традиционным "хорош прикалываться" и испуганным похлопыванием по лицу ни к чему не привели. А тут еще какие-то судороги непонятные начались… «Бригада» перепугалась порядочно. И тут вдруг, о чудо! Львов глубоко вздохнул и пришел в себя. Сам вытащил шприц и зашвырнул от греха подальше. Спрашивают, мол как самочувствие? Да вроде ничего… Ну тогда шуруй в медбат и сачкуй себе на здоровье. Ну а дальше история уже известная. В медбате ничего страшного не нашли и отправили назад, а меньше чем через час Львов снова потерял сознание, на этот раз уже надолго.

Вернулся Львов в десантный медбат через пару месяцев — ожидать, пока придут из округа документы на досрочный дембель. После тяжелейшего менинго-энцефалита[56] и абсцесса лёгкого[57] солдатика решили в армии не задерживать. Надо сказать, что в одном болезнь ему на пользу пошла — характер изменился неузнаваемо. Такое ощущение, что любые просьбы выполнять для Львова стало огромным наслаждением. Помыть посуду, вынести ведро, убрать мусор — то есть дела, уже по сроку службы ему явно не положенные, выполнял он с радостью и тщательностью, очень любил когда его хвалили. Медсестры постарше ему пряники таскали, жалели. Надо сказать, что до следующего призыва в той воздушно-десантной дивизии бойцы по поводу "слюнявого членовредительства" больше не поступали. Видать их тоже впечатлила собачья преданность во взгляде Львова и его постоянная блаженная улыбка.

ШЁЛКОВЫЙ ТУБЕРКУЛЁЗ

Начальник терапевтического отделения, подполковник Казанцев, крыл фтизиатров[58] последними словами. Ну как так можно два месяца солдата продержать в профильном отделении с картиной явного туберкулёза, а потом в наглую спихнуть его в обычную терапию!? Ведь на рентгеновском снимке грудной клетки абсолютно «школьная» картина — миллиардный диссеминированный туберкулёз,[59] да такой классический, что впору на лекциях показывать. Правда фтизиатрия оправдывалась по-своему — ни иммунного ответа, ни самой туберкулёзной микобактерии выявить не удалось. Поэтому и перевели, написав для галочки какой-то совершенно экзотический диагноз и дополнив его списком не менее редких подозрений. Собственно говоря, именно эту экзотику и просили исключить умников-терапевтов. А истина оказалась ещё казуистичнее самых смелых медицинских теорий.

Рядовой Саламбеков служил в стройбате. Уж о причине, почему его невзлюбило даже азербайджанское землячество, коего в советских строительных батальонах всегда было немеряно, можно легко догадаться — характер у Саламбекова был нытливый, сам он был склонный к тому, что на армейском жаргоне называется "в наглую косить". Вообще-то земляки-мусульмане дружные, и мелкие подлости своим прощают, но когда обнаружилось, что Саламбеков ещё и на руку не чист, то тут за его воспитание взялись все — и магометане, и христиане, и атеисты. Всей ротой выбивали «крысячество» из без того чахленькой душонки Саламбекова. Но синяки не самое страшное в этом случае. Сильнее психологическая сторона — солдатика упорно «чморили», превращая его "в особь омега", последнее существо в неформальном табеле о рангах. Такому положено быть шестёркой на посылках.

Стройбатовский дед особенный. Замечено, чем меньше боевого в части, тем краше дембельский наряд. Дед-десантник, по Афгану с автоматом наползавшийся, оторвёт кусок простыни, завернёт туда проволоку, чтоб край по воротнику круглым был, да и подошьётся. Вот те и весь наряд. Стройбатовский дед автомат один раз в жизни держал — на присяге, да и то без патронов. Зато подшивается он красным шёлком! Получается прямо генеральский лампас вокруг грязной шеи. Шёлк, конечно, воровали из Ленинской Комнаты, где тот красный уголок с неизменным бюстом драпировал, а гимнастёрку подшивать заставляли разных чмошников, например того же Саламбекова. И неизвестно, сколько бы тот ещё подшил дембельских подворотничков, да вот досада — заболел, закашлял надрывно, харкая кровью, и попал в госпиталь.

В госпитале Саламбеков вёл себя тихо и мирно, как и положено больным с серьёзным заболеванием. Одна беда — как не запрещали ему курить, всё равно курил. Отговаривался, мол "а моя болезнь такой палахой, падохану всё равно". Табакокурение, конечно, излечению от бронхолёгочной патологии никак не способствует, но и заметной клинической картины не даёт, особенно в молодом-то возрасте. И тут заметили, что любит Самабеков курить по ночам, когда все спят, и в туалете никого. Но так, чтобы уж совсем никого в военном госпитале не бывает. Хоть и старался наш герой покуривать исключительно в форточку, но другие солдатики заметили, что после него остаётся в туалете неприятный запах чего-то горелого. В терапии в основном всё же нормальные больные лежат с пневмониями, астмой, да бронхитами. Им собственные лёгкие жалко, вот и пожаловались на нездоровую туалетную атмосферу.

Дошла жалоба до Казанцева. Тот дождался, когда Саламбекова позовут на процедуры, да залез к нему в тумбочку порыться в немногочисленных личных вещах. И обнаружил он там нечто, для солдата-салаги совершенно неподходящее — кучу дембельских шёлковых подворотничков! Ну ладно б дед был, да и то странно — подворотнички грязные и заношенные, зачем такие хранить? И куда их подшивать, на госпитальную пижаму, что ли? Мелькнула в подполковничей голове одна догадка. Отодрал он небольшой красный лоскуток, а подворотнички сложил, как и было. Прошёл к себе в кабинет, где и сжёг ткань в пепельнице. А потом вызывает того больного, что на вонь жаловался, и спрашивает, чем пахнет? Тот не знает, но говорит, что запах такой же, как по ночам в туалете. Тогда начальник отделения своей властью и под страхом выписки в часть строго-настрого запретил об этом распространяться.

Саламбекову назначили сдать утреннюю мокроту на анализ. Только вместо лаборанта-микробиолога за пробиркой почему-то заехали из окружной лаборатории судмедэкспертизы. Да о таких тонкостях Саламбеков и не знал — мало ли у него этой мокроты на анализы брали? В остальном же день прошёл обычно. Наступила ночь, и вот часа в три поплёлся солдатик курить. И вдруг среди тишины и покоя дверь туалета резко распахивается, туда врывается подполковник Казанцев собственной персоной, да ещё со свитой свидетелей — дежурного врача, фельдшеров и санитаров. "Унитаз! Унитаз держи!" — вопит Казанцев. И действительно, Саламбеков успел кинуть в унитаз весьма странный окурок, но сдёрнуть ему не дали. Из толстой самокрутки, свёрнутой из обычной газеты, выглядывали опалённые размочаленные нити красного материала. Бычок аккуратно достали пинцетом и положили в стерильную баночку. Саламбекова заставили тут же поплевать в пробирку, потом довольно бесцеремонно потащили в кабинет начальника писать объяснительную, а сам начальник уселся напротив и по горячим следам принялся за рапорт.

На утро из гарнизонной комендатуры пришёл капитан военной юстиции, открывший уголовное дело об умышленном членовредительстве, где кроме окурка и свидетельских показаний фигурировало ещё одна важнейшая улика — лабораторный анализ слюны и мокроты. Там обнаружилось то, что по современной терминологии называется кокс-карбонизированные микросферулиты — типичные частички закоксировавшегося органического аэрозоля от сгоревшего шёлка, притом не чистого, а с солидной примесью капрона, что и вызывали столь серьёзное поражение лёгких.

Но лучше всех в армии умели косить «дизеля» — солдаты дисциплинарных батальонов. В советское время это была почти что зона, но с определёнными оговорками. Срок пребывания в дисбате за отсидку не засчитывался, правда и в срок службы не входил. Поэтому отбыв наказание, солдат возвращался на свободу не только с чистой совестью, но и с чистой биографией. Где был? В армии! Вопросов нет. Я даже одного профессора знаю, что по молодости, не поверите — шесть лет срочной отбабахал. На первом году службы на флоте кому-то набил морду и загремел в дисбат аж на три года. А матросы тогда ещё на такой же нормальный срок призывались, поэтому после дисбата ему пришлось долго дослуживать "старейшим пра-прадедом". И ничего! Видать хорошо служил, характеристику нормальную дали, в Ставропольский Мед поступил и сейчас там же профессорствует. Конечно, с «отсидкой» ему бы ничего не светило. Но это исключение из правил.

"Дизель" Белов был настоящим зеком — озлобленным, лживым, готовым без каких-либо тормозов кататься на ближнем своём, ведь вместо совести и морали — «понятия». Школу ему заменила детская колония, а во взрослую колонию он просто не успел — в армию забрали. Однако «понятия» быстренько до дисбата довели. А в дисбате Белову ох как не понравилось! Он каждому встречному говорил, что сменял бы два года «дизеля» на пять лет зоны. А ещё рядовой Белов был очень-очень хитрым. Таблицы умножения он не знал, где находится Россия на карте найти не мог и уверял, что в 1917 году, ну в Великую Отечественную, Англия воевала с Великобританией, потому как вторая была за немцев. Но при этом хитростью своей докторов наук в такие тупики ставил! Замечу — всё рецепты его оказались из детской колонии. Одарённые там ученики!

Поступил он в терапевтическое отделение 442-го госпиталя с тяжелой двусторонней пневмонией. Вначале думали, что его организм ужасно ослаблен, так как пневмония оказалась весьма нетипичной — температуры почти не было. То есть разок градусник показывал 40, но когда потрогали лоб и подмышечную впадину — никакого жара нет. Давай перемерять — нормальная. Видать этот прокол на Белова сильно подействовал — больше он по мелочам не дурил. Через два дня сделали контрольный снимок — чудеса! Лёгкие очистились. Никаких признаков пневмонии. Оба снимка рассматривали все местные светила — ошибки быть не может. Даже исключена версия, что снимки перепутали — грудная клетка одна и та же. Держали его недели две, все анализы в норме. Всё солдат, гуляй в дисбат! Выписка.

Однако долго там Белов не загулялся — через месяц опять с тем же самым поступает. Сильнейшая двусторонняя пневмония. Температуры опять нет. Но рентген то не врёт. И вот тут пожалуй, произошла одна ошибочка. Подполковник Казанцев собрал консилиум из рентгенологов, терапевтов и фтизиатров. Притащили они «дизеля» в ординаторскую, где на матовой подсветке развесили все его рентгенограммы. Уложили на кушетку, щупали-слушали, а потом полчаса обсуждали в его же присутствии. Версии разные были — от какого-нибудь саркоидоза-лимфогрануламатоза или ходжкинской лимфомы, до профзаболеваний. Однако никакое предположение даже близко не объясняло скорость, с которой менялась картина на рентгене. Тогда Казанцев высказался прямо — если фтизиатры у него исключают туберкулёз, то наиболее вероятен simulatio via inspiratio — «закос» путём вдыхания дряни. Да только слово симуляцио зря сказал. Латынь латынью, а созвучно. Белов это понял. А потом на беду подошёл к рентгенограммам фтизиатр, и доходчиво так, словно на лекции для младшего медперсонала, начал тыкать в плёнки пальцами, объясняя, как выглядел бы туберкулёз в данном случае. Впрочем за два дня такая динамика при туберкулёзе тем более не возможна. Вынесли коллективный вердикт — через неделю контрольный снимок, и на выписку.

Через неделю на снимке абсолютно нездоровые лёгкие с другой картиной. Ещё не туберкулёз, но уже не пневмония. Пятнышки какие-то. Если туберкулёз, то мелкоочаговый. Если пневмония — то долевая, только не одна доля лёгкого вовлечена, да и к тому же картина двусторонняя. А Белову похоже действительно плохо — кашляет, аж задыхается. И вот что интересно, такое чувство, что у него дыхание Джексона прослушивается. Такой хитрый симптомчик — если подставить ухо к самому рту пациента, то тихий свист слышен. Возможно только при наличии инородного тела в трахее или бронхах. Но там ведь ничего нет! Загадка. Опять трясут фтизиатра. Тот объясняет ещё подробней, как и во что бы трансформировались первоначальные изменения, и где сидели и как бы выглядели очаги на прямой рентгенограмме и в двух проекциях.[60] Так разошёлся, что даже на листочке стал схемы рисовать. А Белов сидит, слушает и смотрит. Внимательно так. Видать тоже проникся загадкой.

К вечеру сумасшедший кашель у Белова сошёл на нет, а на утро совсем прекратился. Подполковнику Казанцеву такая симптоматика порядком надоела, и он велел перевести Белова в палату у самого поста. В той палате исключительно с подозрением на симуляцию лежали, поэтому дверь там была снята с петель и свет горел круглосуточно. А ещё всегда находился какой-нибудь боец из числа выздоравливающих, точнее выздоровевших, а возможно и вообще не болевших, который предлагал услуги осведомителя. Мол я вам стучать буду на всех и про всё, а вы меня пару неделек подержите. Честно так. Вызвал Казанцев очередного стукача и говорит — раскроешь секрет «болезни» Белова, на месяц в госпитале оставлю. Новый Год тут встретишь, а там и деды уволятся. Вернёшься в комфортные условия. У бойца аж глаза от такой перспективы загорелись, грозится не спать, не дремать, за Беловым наблюдать. Ну вот и молодец — иди работай!

Днём позвали рентген, хоть Белов просил-умолял не делать, мол слишком часто. У него от рентгена голова болит, спина ноет, и вообще радиация вредная — он боится в импотентное чудовище мутировать. Точнее таких слов этот солдат не знал — стать уродом, у кого не стоит, это ближе. Напрасно уговаривал его рентгенолог, напрасно разъяснял безопасность поглощённых доз — упёрся боец, и ни в какую под трубку ложиться не хочет. Пришлось опять вмешаться Казанцеву. Тот был немногословен — если через час у меня твоих снимков не будет — на выписку. И вообще, боец, мой тебе ультиматум — любое нарушение режима или отказ от процедур, и ты в части. Подполковник не сомневался, что Белов косит, просто не знал, каким образом. Порой узнать способ симуляции даже интересней, чем разобраться в настоящем сложном диагнозе. И почти всегда это сделать намного сложней.

На рентгенограмме красота — опять чистые лёгкие. Ни малейшего признака патологии. Впрочем это ожидалось. Но не тут то было — буквально через пару часов Белов опять стал задыхаться от тяжелейшего кашля. В тот же день к вечеру сделали ещё один рентген. Особой патологии нет, но вроде какое-то полнокровие, что-ли. Или опять непонятная пневмония?

На следующее утро Казанцев положил перед собой три снимка и стал гадать — что может дать три абсолютно разных картины? Неужели у этого Белова действительно какая-то не известная науке болезнь? Тогда тем более надо найти причину, написать статью в научный журнал. Синдром Казанцева! Нет, лучше атипичная пневмония Казанцева. Или идиопатический[61] пульмонит, но опять же Казанцева. Тут главное, чтоб генералов в соавторы не набилось — иначе будет просто болезнь Комарова. Он же генерал-полковник, начмед всей военной медицины. Какая разница, что больной и врач в Питере, а начальник в Москве — раз руководил, значь соавтор. Точнее автор…

Пока подполковник предавался мечтам, в его кабинет тихо поскреблись. Дверь чуть приоткрылась и в проём заглянул солдатик-шестёрка:

— Товарищ подполковник… Я это… Ну короче, Белов курит ночью в форточку прямо в палате! В углу стоит. То место с поста не видно, хоть и двери нет!