Депортация Михайлов Михаил
– Да, слушаю!
– Салют из Питера!
Ник узнал голос Ганса.
– Салют-салют, – мрачно поприветствовал он, стараясь спрятать напряжение.
Ганс учуял проблему и попытался выяснить суть, но Никанор промолчал.
– Ну раз проблем нет, тогда слушай. Вы, помнится, базой немцев в Антарктиде интересовались. Я тут инфу для вас нарыл. Через своих.
– Заинтриговал, говори.
– Мне телефон человечка подкинули, который на советской научной базе в Антарктике работал в семидесятые. Но не просто работал, а работал в тот момент, когда там происходили очень странные вещи.
– Какие именно?
– Это ты у него спроси.
– А откуда человек?
– Да у вас в Днепре живёт, не в реке, конечно – в городе. Если созвонишься и найдёшь общий язык…
– Я понял. У меня там сестра двоюродная… А представиться как, если звонить буду?
– Скажешь – от Ганса и Пули из Питера. Мы предупредим, что ты позвонишь. Его Эн Бэ зовут.
– Почему Эн Бэ? Это инициалы?
– Понятия не имею. Сам спросишь. Ну и с тебя причитается, – ухмыльнулся Ганс в трубку. Он был рад, что помог гостеприимным приятелям.
– Не то слово. Теперь у тебя есть повод приехать к нам на очередной квартирник со всеми вытекающими.
– Замётано.
Похищение Мигеля закончилось так же загадочно, как и началось: он открыл глаза и увидел перед собой монументальную фигуру Тараса Шевченко в окружении рабочих, колхозников и красноармейцев. Было впечатление, что он лишь вздремнул на десять минут. Американец сидел на скамейке, а вокруг всё так же сновали глобально контрастирующие с памятником голуби и девушки. Веласкес ничего не помнил. Точнее, не помнил, как был увезён от места встречи и каким образом опять сюда попал. У него ничего не болело, голова была ясной. Мигель был в своей одежде, она была чистая, не мятая, туфли блестели. Казалось, что на него воздействовали каким-то неизвестным препаратом. Подняв глаза, он увидел окна офиса Ника и вспомнил, что нужно позвонить друзьям. Похлопав ладонью по карманам, Мигель нащупал мобильный, который снова работал, показывая уйму пропущенных звонков, и набрал номер Никанора. Тот отозвался моментально:
– Ты где?
– Не поверишь. На скамейке напротив памятника Григорьичу.
– Цел?
– Да, вроде.
– Кто тебя украл? Зачем?
– Без понятия совершенно.
– Шутишь?
– Слушай, Ник. Давай встретимся, и я подробно расскажу то, что видел и запомнил. Не ручаюсь, что запомнил всё. И уж точно совсем ничего не понял.
– Жди. Сейчас я подъеду.
Они сидели и разговаривали в кухне-студии Никанора. Вообще, квартира Ника представляла собой интересное зрелище. Одна комната была девственно нетронута со школьных времён хозяина. Нетронута принципиально, как музей боевой славы и фронтовых воспоминаний. Все остальные комнаты и квартира в целом были сделаны интересно и современно. Конечно, во всём чувствовался характер и вкус владельца квартиры. Прихожая была чёрно-белым Нью-Йорком с самыми известными его панорамами. Кухню и одну из комнат разделяла прозрачная стена-аквариум. Но и тут была своя фишка: аквариум был морским, а не пресноводным, и рыбы в нём плавали совершенно радикальных цветов. В рабочей комнате стену украшала удивляющая своей неординарностью большая фотография с названием «Моржихи» якутского фотохудожника времен СССР Варфоломея Тетерина, где две изящные неодетые дамы, возлежали среди ледяных торосов, как на пляже. Эту фотографию в своё время купил президент Никсон, прислав в Якутию сотрудника американского посольства за негативом.
В квартире, однако, ещё оставался один невозделанный участок, видимо, оставленный для очередной Болдинской осени хозяина, когда его настигнет новая волна дизайнерского пыла. Этим участком была комната средней величины в дальнем конце квартиры. В ней творился строительный шабаш: стояли стремянка, банки с краской, лежали мешки со шпатлёвкой и цементом, валялись кисти, валики, обрывки газет и обоев. Учитывая разгул фантазии хозяина, можно было предположить, что здесь для пущего креатива разместится прозрачный бассейн с акулой, как у Дэмиена Херста, только не в формальдегиде, а, к примеру, в шотландском виски, который не брезгливым можно будет тут же зачерпывать и пить.
Как бы там ни было, жилище Никанора было достойно уважаемого креативщика.
Друзья пили чай, и Мигель пытался воспроизвести другу всё до мелочей, начиная от интерьера помещения, куда его привезли, внешнего вида и одежды людей, с которыми разговаривал, до попыток передать атмосферу особняка-призрака, который вполне мог быть огромной двух– или трёхъярусной квартирой. Всё это получалось неплохо, кроме момента похищения и возвращения Веласкеса обратно к месту встречи. В этих случаях он ничего не мог вспомнить. Вообще.
– А долго тебя везли? – спрашивал Никанор.
– Как я тебе скажу, сколько везли, если не могу даже вспомнить момент отключки? Ведь ни удара, ни каких-то разговоров с незнакомцами, ничего подозрительного не было.
– А сейчас никакой головной боли, как после каких-нибудь препаратов, никакого тумана?
– Да в том-то и дело! Загадка. Бермуды какие-то.
– И даже рассола после побудки не хотелось? – пошутил Никанор. – Хорошо. Этого ты не помнишь. А тот момент, когда в сознание пришёл, можешь описать?
– Ну как будто проснулся после глубокого хорошего сна и всё. Ничего не помню, ничего не слышал. Просыпаюсь, именно просыпаюсь, в каком-то «царском теремке» с роскошной обстановкой, дополненной антиквариатом. Входных дверей нет в принципе. То, что происходило дальше, напоминает мне атмосферу тайных орденов из книг.
Он заметил Нику, что его поразила исключительная вежливость и даже доброжелательность людей, с которыми он общался, особенно если учесть то, каким нестандартным способом он попал к ним «на чай».
– У меня было впечатление, – рассказывал Мигель, – что я либо в дипломатической миссии, либо в представительстве тайного общества.
Никанор задумчиво постукивал по столу торцом авторучки:
– А может, это два ингредиента в одном флаконе. Можно любые версии строить – мы понятия не имеем, где ты был. Вдруг они на частном самолёте тебя в другую страну возили? Но это вряд ли, конечно. Скорее всего, это местечко где-то рядом. Если не в городе, то в пределах двух-трёх часов езды на машине. Может, у тебя есть хоть какая-то зацепка по местности? Вспоминай.
– Никанор, ты шутишь? ну какая зацепка: я очнулся в закрытом помещении и никуда не перемещался, хотя бы потому, что нигде не было дверей, окна заблокированы, стёкла непрозрачные и, похоже, противоударные. Второй раз очнулся там, откуда меня забрали. В период перемещения в пространстве – полная амнезия. Может, они меня вообще в подъезд соседнего дома затащили.
– Кстати, почему бы и нет? – оживился Никанор. – Вполне возможный вариант. Хотя, ты же говоришь, помещение просторное, роскошное.
– А сталинки и расселённые коммуналки, тем более, если выкуплено пару этажей друг над другом, у вас не роскошные? Или пентхаусы в элитных новостройках? А при нынешних технологиях можно такую шумоизоляцию забабахать, что соседям не помешает даже наличие кегельбана или музея пыток инквизиции с озвучкой. Но это сейчас не самое важное: они же вернули меня в целости и сохранности. Важнее, что мы теперь узнали кое-что о заказчике, если это не утка. Есть и тема для размышлений: стоит ли выполнять заказ? А ещё интересно узнать: с какого перепугу этому «тайному ордену» сдался наш заказчик? И какая им польза от нашей дополнительной информированности, которую они обеспечили?
– Возможно, хотят, чтобы мы прекратили разработку этой темы, отказались от заказа.
– А в чём резон?
– Ну ты ж не знаешь, кто они такие. Может, для них резон и есть. С другой стороны, если верить этим «лесным братьям» и твой клиент такая масштабная тёмная лошадка, то на фига нам это нужно – всяким козлам помогать, даже за деньги? Ты же его даже ни разу не видел.
– Нет, не видел, но деньги на карточку поступают регулярно. Как и договаривались.
– С кем договаривались? Ты же с ним не виделся.
– Правильно, не виделся, но мы обо всём договорились сначала через посредника – моего знакомого, а потом детально по телефону и электронной почте. Хотя именно заказчик отклонил моё предложение прилететь к нему в Лиму и даже отказался общаться по скайпу. Но я не первый год знаю своего приятеля, и его предложения и рекомендации для меня не пустой звук. Он же не отвечает за моральные качества клиента и не проверяет их, он лишь гарантирует платёжеспособность. Этого для работы вполне достаточно. Мы же не занимаемся контрафактными алмазами, оружием…
– Но как заказчик выглядит, ты не имеешь понятия. Может, он вообще фантом, вымышленный персонаж. Как в русской литературе Козьма Прутков.
– Джон с фантомами не общается. Но вполне возможно – не знает всей его подноготной. Да он и не обязан. Просто не упустил случая подкинуть мне денежный и интересный заказ. И зачем тогда меня похищали и стращали, если он – фантом?
– Чтобы нам не скучалось! – ответил Никанор.
– Мигель, ты уже вернулся? – радовался в трубке мягкий голос Даниэллы.
– Да, извини, что не позвонил. Всё спонтанно как-то получилось. Сокурсника встретил, он в другой город в гости пригласил. А у меня телефон в сумке лежал и аккумулятор сел. Я и забыл про него.
– Слушай, давай в кино сегодня сходим. Поведу тебя в самый романтический кинотеатр на планете.
– Почему – самый романтический?
– Потому что первый. Этот кинотеатр был первым кинотеатром Европы.
– А почему – первым? Ведь кино изобрели и показали первыми, кажется, братья Люмьер, а они французы. И дело, по-моему, было в Париже.
– Всё верно. Но первым, специально построенным для стационарного показа кино зданием, был именно «Боммеръ». Его открытию предшествовала громкая рекламная кампания, анонс, полностью занимающий первую полосу газеты. Когда он открылся, здание не выдерживало наплыва посетителей.
– Интересно. Так, получается, это место не только романтическое, но и историческое?
– Ну да. Так что? Идём?
– Понятное дело, идём.
И они пошли. Чтобы подольше погулять, встретились специально очень далеко от места и не торопясь пошли в самый первый и самый романтический кинотеатр.
Они шли на вечерний сеанс по красивому большому городу, который Ник называл украинским Питером. Миновали узенькие улицы с архитектурными шедеврами, шли по широким проспектам с высотным конструктивизмом и монументальными сталинками, любовались мягкими изгибами набережной, улыбаясь, щурили глаза от блеска церковных куполов, брели аллеями зелёных парков… Прижавшись друг к другу, слушали джаз уличного саксофониста, затаив дыхание, смотрели на трюки скейтбордистов около оперного. Это был удивительный вечер. С каким-то особенным настроением.
Они пришли на Феллини. Мало где сейчас показывали Феллини. Тем более на большом экране. Точнее, нигде. А здесь показывали. Возможно, это было единственное место в стране, где такие фильмы можно было увидеть на экране кинотеатра.
Ну а что может сравниться с удовольствием посмотреть великолепный фильм великого мастера на большом экране? Стрекот киноаппарата, шуршание киноплёнки… Приглушённые, слегка поблёкшие цвета, лёгкие царапины – это не мешает… В этом шарм и атмосфера чего-то настоящего, несинтетического… Аромат старого кино…
Да, и ещё – отсутствие попкорна.
«Боевая группа» Никанора решила сделать паузу и «упасть на тишину». А если применить терминологию создателя одного из любимых романов Мигеля Веласкеса «Крёстный отец» Марио Пьюзо – «залегла на тюфяки». Учитывая, что никаких особых действий до этого предпринято не было, то и отменять особо было нечего. Нужно было просто продолжить анализ темы втихаря, не привлекая внимания и временно не вступая в контакты с новыми лицами. Лиза ограничила встречи с дядей Яшей, Мигель Веласкес решил плотнее окутать Даниэллу своими чарами, а Ник – совместить приятное с полезным и предпринять мотопоездку к двоюродной сестре Кате в город, где жил и тот самый Эн Бэ, познакомиться с которым рекомендовал питерский приятель Ганс. За два-три дня этого небольшого путешествия Ник должен был обдумать, что делать дальше и делать ли вообще. К возвращению нужно было обязательно принять решение. Мигель Веласкес доверил это решение своему другу и готов был остановить работу над заказом, если Ник сочтёт это правильным. Без Никанора он уже не хотел продолжать проект, понимая, что у того есть нужная хватка и целеустремлённость.
Сестру Ник давно не видел, хотя общались они с детства и весело проводили время во время школьных каникул, когда, бывало, гостили друг у друга.
Привычно оседлав мотоцикл, он вновь ощутил знакомый драйв. Всякий раз, когда ему удавалось запрыгнуть в седло своего друга-мотоцикла, он испытывал настоящее счастье. Однажды, выбрав свободное время, Ник даже предпринял двухколёсное путешествие в Амстердам и получил незабываемые ощущения от этой авантюры. Покрывая на большой скорости километр за километром, он чувствовал, как отрывается от бесконечной городской суеты. Когда за день сменялось несколько типов пейзажей, и всё это было не из окна поезда, а ощущалось всем телом: сила ветра, влага дождя, горный озон и городской смог, пыль дорог и мягкость травы, – новые ощущения обновляли душу и организм. В общем, как у «Любэ»: «Ветер в харю, а я шпарю». Шлейф условностей развеивался по просторам мелькающих стран. Ночуя под открытым небом, в палатке или кемпинге, Никанор находился в гармонии с собой и всем окружающим. Горячий чай и кусок сливочного масла на горбушке хлеба приобретали невиданный вкус и возвращали ощущения проголодавшегося беззаботного ребёнка. Для такой авантюрной человеческой особи, как он, подобный вид отдыха был, наверное, самым подходящим.
В дни его поездки на море мотоцикл стоял в гараже, хотя Ник и скучал по нему. Поэтому теперь он заводил «Хонду» с двойным удовольствием.
За спиной остались дома спальных районов, вслед за которыми следовала окружная. Важно было не проехать нужный поворот.
– Какой вам сегодня суп в детском саду давали?
– Не гороховый!
– Ну а какой?
– Не гороховый!
– Ну а всё-таки…
– Суп, в котором нет гороха.
– Светочка, тебе бы в разведке служить. Военных тайн не выдаёшь.
Никанор сидел на огромном диване в квартире кузины Кати и наслаждался разговором с её дочкой. Это был ребёнок-самородок. Перлы сыпались из её уст, как спелые абрикосы с июльского дерева. Взрослые не успевали перевести дух от смеха и удивления, а Светочка уже выдавала новый афоризм.
Её мама Катя не особенно отставала от ребёнка. Никанор обожал свою сестру за неуёмную весёлость и живой ум. Её прибаутки раздавались в течение дня из разных концов квартиры и пользовались одинаковым успехом у детей и взрослых.
Катя с мужем давно хотели девочку. Хотели девочку – получались мальчики. Хотели-хотели, старались-старались и достигли-таки желаемого: теперь у них четыре мальчика и одна девочка. Упорные!
Их финансовое положение, к счастью, было довольно устойчивое, учитывая нестабильность страны проживания, и позволяло им экспериментировать с демографической ситуацией в семье, хотя пятеро – это, признаться, звучало мощно: всё же до благосостояния Анжелины Джоли они существенно не дотягивали.
– Катя, – спрашивал сестру Никанор, – вот просвети, как это – пятеро детей? Какие ощущения?
– Ну как тебе сказать, – сестра на секунду задумалась, – как-то немного многолюдно. – Потом, взглянув на малышей, ласково улыбнулась. – Хотя муж сказал, что, начиная с третьего, прибывающие единицы почти перестаёшь замечать – сливаются с полком.
Никанор и его двоюродная сестра были большими любителями путешествий, но Катя сейчас почти не ездила, и Ник, чтобы её развлечь, вспомнил недавнюю поездку в Сингапур.
– Представь, Кэт, иду я вдоль реки, а на другом берегу автобус движется, и вдруг – вижу, как он через полминуты в реку на скорости съезжает. Я слегка даже присел. А он въехал себе в реку, а дальше, как ондатра – вплавь. После такой картинки я до конца поездки уже ничему не удивлялся. Оказалось, что это местные автобусы-амфибии. Вот это колорит – всякие Пизанские башни нервно курят в туалете. Можешь ты представить, что едет, к примеру, у вас троллейбус по набережной, а потом ныряет в воду и форсирует Днепр?
Сингапур вообще уникален. Нам бы в страну их правительство на несколько лет ангажировать. Они за два-три десятилетия из кучки хижин на болотах инопланетный город сделали. Оранжерею для бизнеса, газовую камеру для коррупции.
– А я сейчас всё больше телеком, увы, развлекаюсь? Тут тоже перлы попадаются. «Доктора Хауса» люблю посмотреть, оригинальный такой сериальчик. Там все случаи из его врачебной практики исключительные. Извращенка, скажи! Вот, представь: писаешь ты в Амазонку, а к тебе в гости по струе рыбка заплывает, только не золотая, а хищная и, зараза, маленькая.
– И что?
– Ну что-что. И отправляешься ты прямым ходом к доктору Хаусу. Он же мастак по сложным случаям. И говоришь: «Док, в меня рыбка заплыла».
Пока они говорили, а дети ползали и, визжа, кувыркались по Никанору, в квартиру вошли Гена и абсент. Зелёный напиток плескался в литровой ёмкости под мышкой, а в руках Геннадия были два битком набитых пакета с деликатесно-продуктовым содержимым. Никанор почему-то вдруг представил абсент в трёхлитровой банке из-под солёных огурцов, как первач, улыбнулся про себя и подумал, что это смотрелось бы креативно.
Понимая, что «живым» от Гены ему, скорее всего, не уйти, и минимум на день придётся отплыть в нирвану, Ник направился к телефону, чтобы заранее договориться о встрече с Эн Бэ.
Разговор с бывшим сотрудником научной станции в Антарктиде высветил неожиданные грани в вопросе, изучаемом «Ник энд Ко». Никанор понял, что не зря потратил время.
Ещё в самом начале семидесятых среди приверженцев версии существования антарктической нацистской базы промелькнула информация о какой-то проявившейся антарктической цивилизации, которую все они, естественно, связывали с этой самой базой. Информация была расплывчатая, сомнительная и фактами не подтверждённая. Услышав, что такая байка гуляла в среде интересующихся, питерские коллекционеры позднее вышли на человека, который работал на одной из советских антарктических научно-исследовательских станций в тот период. Этим человеком и был Эн Бэ, с которым встретился Никанор. Познакомившись поближе, он узнал от него, казалось, невероятную историю, напрямую связанную с этой байкой. Оказалось, что Эн Бэ был непосредственным свидетелем ситуации, из которой потом складывались всевозможные туманные слухи, домыслы и легенды. А дыма, как известно, без огня не бывает.
Эн Бэ любил чешское пиво, аквариумы и арт-хаусное кино. Аквариумы он не то чтобы любил – он их делал и на них зарабатывал. Его мастерская изготавливала самые невиданные конфигурации этих маленьких искусственных водоёмов и весьма в этом преуспевала. Чего только ни заказывали предпринимателю городские нувориши: и барные стойки в виде аквариумов, и стеклянные колонны для рыб, и настенные панно в гостиные, которые выглядели, как ожившие картины. А дома у Эн Бэ жил хамелеон Муля. Мулю он любил на контрасте. Всякая рыбная живность на фоне работы ему порядком надоела. Пока Муля грустил дома, Эн Бэ вспоминал его на рабочем месте. Это были чистые и высокие отношения.
Эн Бэ увлёк Ника в известные ему закоулки изучаемой темы и наслаждался реакцией собеседника на свой рассказ. Вытащив из анналов памяти факты и слухи об антарктической цивилизации, которые ходили среди любителей загадочного, Эн Бэ не на шутку ошеломил Никанора. Слухи гласили, что на рубеже шестидесятых и семидесятых на одной из советских антарктических станций произошло некое экстраординарное происшествие. Однажды вблизи станции сотрудники обнаружили обессилевшего полузамёрзшего человека.
– Как ты понимаешь, Никанор, – Эн Бэ тяжело взглянул на Ника, – в Антарктиде случайных прохожих не бывает. И неслучайных практически тоже. Представь себе прохожего на Марсе. Это был, что называется, подарочек похлеще НЛО. Наши охренительно-офонарительные рожи ты можешь себе представить. Это действительно было какое-то запредельное событие. Самое интересное, что человек, которого мы нашли, был, как бы тебе сказать, какой-то слишком чужой, слишком не наш. Отличался поведением, манерами, одеждой от всех людей, которых я когда-либо встречал. В том числе, иностранцев. С другой стороны, ничего инопланетного в нём не было. Человек как человек, вполне земной. Но всё, что было на нём и с ним – одежда, личные вещи – неуловимо отличалось от наших. Вроде бы всё то же, да не то. Такое впечатление, что всё делалось в изоляции от остального мира, и самого человека долго не было в суете современной цивилизации. По типажу он был, как сказали бы расоведы, истинный ариец. Находился в болезненном, в основном бессознательном, состоянии, периодически впадая в бред. В один из таких моментов мы услышали обрывки странной истории о каком-то городе-государстве, где было восстание, и восставшие захватили власть, свергнув правительство. Оказалось, пришелец отлично шпрехает на немецком. Но куски его фраз, можно было лишь приблизительно соединить в общую картину.
Каждый, однако, составил своё мнение об услышанном. Эта информация и попала потом на Большую землю в разных вариациях. О каком государстве говорил пришелец и где оно находится, никто так и не понял.
– А что с нежданным гостем произошло? КГБ спецрейсом к себе загрёб?
– Да нет, не успел. Наш «снежный человек» исчез. Мы даже не увидели его полностью пришедшим в себя. Однажды наш врач просто не обнаружил его на месте. Но самое интересное – до нас дошли слухи, что некие ариеподобные германоговорящие и испуганные единичные пришельцы были обнаружены и вблизи других, но уже несоветских научно-исследовательских станций Антарктиды. Это был какой-то немассовый исход неизвестных людей, которые выползали изо льдов и недр белого континента, как тараканы из протравленного буфета. Удалось ли кого-то из них доставить потом на большую землю и выяснить, кто же они такие, мне неизвестно. Как я понял, это событие представители других баз, возможно, получили указание замять, потому что, возвратившись в Союз, я не обнаружил никаких официальных упоминаний о похожих случаях на базах Антарктики.
Да, и вот ещё, – Эн Бэ открыл кожаный портфель и положил перед Никанором канцелярскую папку советского образца, – почитайте, что в ней! Мне она ни к чему, а вам эта информация может пригодиться. Папку забыл мой коллега по антарктической станции, когда возвращался на Большую землю. До нашей станции ему довелось поработать ещё на одной, где он вёл что-то вроде дневника.
Расставшись с Эн Бэ, Никанор отправился в парк. Присев на скамейку, он открыл переданную ему потрёпанную папку. В ней лежала тетрадь четвёртого формата в картонном переплёте. Ник с интересом заглянул в неё, открыв с конца – на предпоследней странице. «День восьмой» – было написано вверху… «Вышли к гряде скал. Скалы стоят как посадка, даже, скорее, как небольшой каменный лесок в антарктическом оазисе. Это место как будто подогревается чем-то снизу. Странное, свободное от снега огромное пятно оазиса выглядит кляксой на бумаге, аномально выбиваясь из матово-белого совершенства окружающих снегов и льдов. Скалы массивные, стоят близко друг к дугу, но между ними можно пройти. Сейчас мы устроили привал – перед тем как зайти туда и начать исследование… Допишу вечером, когда устроимся на ночлег».
Ник перевернул страницу, с интересом продолжая читать.
«Заходя в скалы, не ожидали найти ничего примечательного – скудную растительность вроде мха, возможно какие-то гейзеры… Но очень ошибались. Сегодня мы наткнулись на сенсацию, на абсурд, которого никак не должно было здесь быть. Мы обнаружили нечто, созданное, по всей видимости, человеком. Пишу дневник, а у меня дрожат руки: когда мы углубились в скалы, через некоторое время вышли на обширную площадь с широкой полосой, уложенной аэродромными плитами. Поскольку почва в оазисе прогрета, плиты были свободны от снега и увидели мы их сразу. Прошли вдоль полосы несколько сотен метров и подошли к громадной скале, от которой полоса шла. На скале угадывались контуры ворот из скалы или в скалу, но как они открываются – загадка. Контуры выглядят просто как гравировка, как рисунок на скале, настолько чётко всё подогнано. Плиты заходят прямо под скальную глыбу».
Далее тетрадные страницы были вырваны и клочки бумаги торчали из-под скоб, скрепляющих тетрадь. Никанор перелистал её к началу. Там сотрудник научной станции описывал дни подготовки к экспедиции внутрь континента и первые дни похода. Ник задумался. Всё было весьма интригующе, но главное – он держал в руках не распечатку из Интернета, не научно-популярный журнал, не доклад из третьих рук, а реальный первоисточник, оригинал с места действия. И кстати, почему из тетради вырваны листы?
Ник спрятал тетрадь обратно в папку и засунул её в рюкзачок, решив, что подробнее изучит рукопись дома.
«Хонда» летела по трассе, и Никанор, как обычно, жадно ловил в дороге ощущение безграничной свободы. Вдруг вдалеке на обочине он увидел какую-то потасовку. Никанор замедлил скорость, но совсем останавливаться не стал. Присматриваясь, он проезжал рядом с группой суетящихся людей, и ему показалось, что среди них мелькнула девушка: вдруг нужна помощь… Неожиданно из толкучки в Никанора полетели какие-то мелкие блестящие предметы. В следующую секунду мотоцикл под Ником швырнуло в сторону.
Сознание на мгновение возвратилось к Никанору от сильных ударов по туловищу. Открыв глаза, он увидел нескольких парней, активно работающих ногами. Его открыто «носковали». Подняться не было никакой возможности. «Хонда» валялась в нескольких метрах от него. Через несколько мгновений сознание Ника опять заволокло пеленой, и он отключился.
Небо. Глубокое прозрачное небо показалось сквозь туман бессознания. Рядом с Ником на корточках сидел крепкий красномордый дядька и шлёпал его по щекам, освободив от мотошлема. Вид на трассу загораживала длинная фура. По-видимому, дядька был дальнобойщик.
– Ты как, парень? – спросил он очнувшегося Никанора.
– Комси комса, – почему-то проговорил Ник по-французски и попытался пошевелиться.
– Не понял? – переспросил дальнобойщик.
– Так себе, – автоматически перевёл Никанор.
К ним подошёл второй водитель и протянул Нику баклажку с минералкой:
– На, хлебни!
Ник жадно сделал несколько глотков.
– Мерси! – сказал и подумал: «А что это меня на французский вдруг потянуло?»
– Ты чё – иностранец? – спросил один.
– Да нет, мужики, просто переклинило.
– А-а, бывает, – ответили в унисон напарники. – А что это у тебя за пазухой торчит? – Один водитель указывал на какую-то бумажку.
Никанор с удивлением нащупал за пазухой клочок бумаги. Вытащив, прочёл: «Не суй своё рыло, куда не надо». Внизу вместо подписи была пририсована свастика.
– Что с тобой произошло? Как ты с трассы съехал? – интересовались водилы.
– Вы думаете, я помню? Хорошо хоть голова в шлеме была.
– А сам-то, в принципе, цел: рёбра, ноги, руки?
– Ну как сказать, вроде ничего не сломано. – Ник привстал и попробовал двигаться. Тело сильно ныло, но функционировало. Он обрадовался. Потом подобрал лежащий рядом рюкзачок и понял, что папки от Эн Бэ в нём нет.
Измятую «Хонду» забросили внутрь фуры (дальнобойщики возвращались откуда-то пустые), Ника забрали в кабину, и мощный аппарат двинулся по трассе.
Никанор вернулся в родной город, вооруженный новой сногсшибательной информацией. И хотя его бока болели, а повреждённую «Хонду» пришлось отправить в ремонт, он понимал, что съездил не зря. Питерец Ганс оказал им неоценимую услугу.
Город встречал приятной погодой и заждавшимися друзьями. Лиза, собрала и отчасти систематизировала уйму полученной из разных источников информации по нужной теме. Мигель позволил себе романтический уик-энд с Даниэллой, забыв на два дня о начатой авантюре. Так или иначе, но сейчас команда собралась на «конспиративной» квартире скульптора и бурно обсуждала происходящие события.
Лиза без пауз, как истый энтузиаст темы, сразу с головой погрузила компаньонов во льды шестого континента. Антарктида оказалась вовсе не такой уж пустынной, как виделась со стороны. Пингвины, айсберги и полярные станции были лишь броскими туристическими ориентирами. На самом деле заснеженный континент был куда интереснее, с ним оказалась связана масса загадочных историй и событий. Белое безмолвие жило полнокровной жизнью, не слишком заметной для окружающей цивилизации, занятой своими проблемами. Во всяком случае, она была гораздо интенсивнее, чем можно было предположить.
Лиза перерыла массу источников, выискивая какие-то реальные зацепки и свидетельства деятельности нацистов на практически безлюдном материке. Поглощая бездну литературы, фильмов, материалов из Сети, она влюбилась в царственный ледяной континент предано и безоглядно. Её покоряли безудержное мужество исследователей девственного края земли, жестокая реальность санно-гусеничных походов, переходы по непредсказуемому прибрежному припаю среди торосов и трещин, сражения мощных ледоколов с многотонными стенами льда, путешествия на собачьих упряжках и существование в условиях аномальных морозов и снежных бурь, когда не видно порой даже вытянутой перед собой руки. Беспощадная суровость мест и их магнетическая красота притягивала новых поклонников. Это трудно понять, но на континент со сложнейшими условиями зимовки, на континент, где зафиксирована рекордно низкая температура на планете – почти минус 90, на континент, где в полярную ночь с некоторыми исследовательскими станциями транспортное сообщение вообще невозможно, многие полярники даже возвращались вновь. Их возвращала суровая, странная, но верная любовь к шестому континенту. Любовь без сантиментов! А дети Антарктиды… Ведь у Антарктиды уже есть свои дети. Первый – Эмилио, родился на аргентинской исследовательской станции. Потом были и другие. Антарктида стала их колыбелью. В общем, Лиза не на шутку увлеклась.
Девушка перечислила все найденные ею версии и истории, касающиеся исследуемой темы. Обработав немыслимое количество информации, она в который раз удивила Ника своей работоспособностью и произвела впечатление даже на опытного Мигеля, работавшего над темой ещё в Штатах. Были сведены воедино все доступные потоки информации, касающиеся легенд и фактов об Антарктиде, насколько это было возможно за такое сжатое время. К изучению других фигурирующих в проекте объектов Лиза ещё не приступала.
После ёмкого повествования Лизы Никанор рассказал о своей встрече с Эн Бэ и его неправдоподобной истории. Говорил он так восхищённо, будто сам столкнулся в лесу с дядюшкой Ау и они вместе объелись желудей. Только потом Никанор упомянул о случае на трассе и угрозе в письме со свастикой. Но это не убавило желания разобраться в тайне, над которой всё ощутимее витал дух блестящей авантюры. Нужно ли двигаться дальше? Этот вопрос уже казался риторическим.
Телефон звонил по-хамски долго, когда Лиза только ступила под тёплый ливень душа. Выходить не хотелось. Но, накинув полотенце, девушка всё же, выскочила из ванной и взяла телефонную трубку.
– Здравствуйте. Это из международного фонда. Мы звонили недавно. Вы подумали над нашим предложением?
С Лизы стекала вода. Она стояла мокрая посредине большой гостиной, как внезапно отключенный фонтан в центре Рима, и грациозно держала двумя пальчиками телефонную трубку. На ворсистом ковре вокруг девушки образовалось мокрое пятно. Она покрылась гусиной кожей и перебирала в голове все допустимые внутренней цензурой непристойные выражения. Внутренняя цензура от холода и досады пропускала многое.
В череде событий Лиза почти забыла о недавнем звонке этой организации. Поэтому вопрос застал её врасплох. Но сказать о своём недочёте собеседнику она не могла, поэтому пришлось выкручиваться.
– Да, конечно, мы обсудили ваше предложение. Но для того чтобы принять окончательное решение, нам необходимы подробности и ваши условия, – официозно выдала Елизавета. – И поскольку, как я поняла, вы находитесь неблизко, то, наверное, имеет смысл переслать ваши условия и предложения по и-мэйлу или факсу. Давайте обменяемся координатами. Продиктуйте, пожалуйста, ваши телефоны и адрес электронной почты.
– Диктуйте ваши, а мы сами перешлём информацию, – попытался завершить диалог мужской голос.
Лиза продиктовала и положила трубку.
«Упс! А с чего это он телефончики зажал?» – подумала компаньонка Никанора и сразу набрала его номер.
Человек, как и Антарктида, явление малоизученное, а человек с необъятных пространств бывшего Союза – тем паче. Вот и сейчас, увидев своего старого приятеля Васю, Никанор лишний раз в этом убедился. Василий загружал в багажник своего нового «лексуса» мешки с картошкой. Мешки были тяжёлые, и приятель Ника едва поднимал их до уровня багажника. Принимая в нутро очередной мешок, «лексус» тяжело содрогался. По сути, это был акт вандализма. Но наш человек всегда был сильнее логики.
Никанор подошёл к Василию, произведя в душе приятеля бурный эмоциональный фурор. Внешне это проявилось в мощных объятиях, широчайшей рязанской улыбке и нечленораздельных звуках, которые Вася издавал от счастья. Вообще, всё, что делал этот человек, было очень искренне, что и подкупало. Он ужасно не любил скользких людей, а уж если кого любил, то мог раздавить эмоциями. Кого-кого, а Никанора он обожал ещё с тех пор, как они школьниками попали на одну смену в пионерский лагерь. Потом об этой смене и о том, что они там вытворяли, в лагере слагались легенды.
Однажды их отряд повели на слёт конструкторов-любителей разных летательных аппаратов, проходивший неподалёку от их лагеря. Там взору удивлённых наблюдателей предстали самые разные модели аппаратов, сделанные силами участников всяческих кружков и студий. Среди них был небольшой и какой-то хлипкий воздушный шар. Приятели во время общего обеда тихонько приволокли с пастбища козу, привязали её к шару и запустили в воздух.
Эффект, произведённый ими на мероприятии, был грандиозен. Коза с квадратными глазами летела над банкетными столами, трепыхала копытами и громко блеяла. Круглые коричневые экскременты арахисом в шоколаде сыпались на тарелки ошеломлённым организаторам. Все провожали медленно улетающее ввысь животное удивлёнными взглядами. Это был триумф и трындец одновременно!
А однажды, прямо перед соревнованиями отрядов по плаванию, они покрасили воду в бассейне. У маленьких авантюристов всегда был большой размах и серьёзная подготовка, рассчитанная на широкий резонанс. На мелочи они не разменивались. Заранее приготовив большое количество упаковок с зелёнкой, юные хулиганы со смаком провели задуманную операцию. Надо было видеть, как в предрассветном тумане два «упыря», сидя на бортике лагерного бассейна, откупоривали резиновые пробки на множестве маленьких пузырьков раствора бриллиантового зелёного и сливали его в воду. Пробки чпокали, а силуэты пустых пузырьков, выстроенных в ряд, украшали утренний ландшафт. Через некоторое время водная гладь искусственного водоёма окрасилась в нужный ядовито-зелёный цвет с переливающимися радужными разводами. Общественный резонанс, как и ожидали авторы «проекта», оказался непревзойдённым. Дирекция была в трансе, вожатые – в шоке, пионеры – в восторге. Особенно девочки.
Перед самым окончанием смены Вася и Никанор решили по-взрослому отметить отъезд из лагеря и попытались во время дневного сна распить под одеялом бутылку портвейна. Финт не удался – бутылка разлилась прямо в кровати, надолго окрасив матрас и простыню в винные оттенки.
Встретившись в городе после смены и погостив по пару часов друг у друга, они решили, что культурная программа недостаточно насыщена, и решили перекрасить холодильники в своих квартирах: у Васи – в чёрный, у Никанора – в зелёный. Ох, не зря школьная музыкальная группа, в которой позже играл Никанор, называлась «Бедная мама».
Воспоминания Никанора о боевом детстве по увлекательности были сравнимы с фильмом «Неуловимые мстители», но к Васе он приехал совсем не для написания совместных мемуаров.
Всё дело в том, что Мигель внезапно вспомнил одну деталь своего похищения.
Веласкес привстал на кровати и посмотрел на светящееся табло электронных часов. Натикало два ночи. Он понял, что во сне неожиданно вспомнил важную вещь. В день похищения, когда он ждал в назначенном месте, в нескольких шагах от Мигеля, за секунды до потери сознания, остановился яркий, разукрашенный рекламой пикап. Он посмотрел на его разрисованные бока, увидел сочные, лоснящиеся маслом, соломины картошки фри с какой-то игривой надписью, распахнувшиеся створки грузового отсека и после этого выпал из реальности. Это неожиданное воспоминание было странным глюком сознания, как глючит, зависая, компьютер, а потом вдруг снова начинает работать. Мигель накинул халат и, пройдя в соседнюю комнату, растолкал Никанора. Тот живо заинтересовался галлюцинациями друга – они могли стать весьма полезными в прояснении ситуации. Произведя некоторое насилие над своим сонным мозгом, Ник вспомнил про старого друга Васю, который владел сетью забегаловок по продаже картофеля фри как профильного продукта и, безусловно, знал всех основных конкурентов в городе. Так Никанор в очередной раз угодил в объятия своего детского товарища.
Поговорив о новостях, друзьях и знакомых, Никанор плавно подрулил к основной теме встречи и попросил приятеля перечислить фирмы по адресной доставке картофеля фри в городе.
– Таких фирм не так уж много, всего три, – объяснил Василий. – Они занимаются, в основном, доставкой этого и некоторых сопутствующих продуктов – как другие развозят пиццу. Ну и, естественно, имеют свои цеха по приготовлению, сеть забегаловок. Сейчас это популярная еда, хотя, понятно, не слишком полезная.
– А транспорт с фирменной рекламой на кузове есть только у этих трёх фирм? – спросил Ник.
– Естественно. А мелким непрофильным фирмачам невыгодно кузов под конкретику оформлять.
– А расскажи мне, друг мой Вася, чем отличается оформление машин у всех этих фирм?
– Да практически ничем. Главная установка проста – вызвать у клиента слюнотечение. Всё должно лосниться жиром, быть ярким, сочным и аппетитно выглядеть. Но, правда, у машин «Картофельной линии», в отличие от других фирм, на картинках нет красоток. У них главную роль играет мультяшная, как бы ожившая, картошка. Она у них корчит рожицы и смеётся.
– Нормальный креатив – жареная картошка смеётся! Я оценил! – Никанор ухмыльнулся.
– Я слышал, они приглашали для этого какого-то киевского мультипликатора, который сделал им рекламный мини-мультик и выписал весь фирменный стиль. Они теперь успешно им пользуются.
– Спасибо, Васо, ты настоящий друг – Ник улыбнулся и обнял давнего и верного товарища.
Климат Перу напоминал контрастный душ: яркое солнце и холодный ветер парадоксально уживались друг с другом. Лима не жаловала мягкой теплотой своих объятий горожан и прибывающих путешественников.
Автомобиль представительского класса лениво передвигался по одной из центральных улиц города. Престарелый лощёный гражданин в чёрных очках, развалившись на заднем сиденье, разговаривал по телефону.
– Объёмы и качество поступающей от вас информации недостаточны. Прошу не забывать, что нужно добыть её по максимуму из всех возможных и разноязычных источников. Присылая сведения об объектах, аккуратно их систематизируйте и пишите подробные комментарии к материалам. Не забывайте, что любые неожиданные новости об объекте должны попадать только ко мне и ни к кому больше. Только я должен обладать всем объёмом полученной вами информации, потому что подозреваю – в этом деле могут всплыть самые неожиданные сюрпризы. – Тон господина был холодным, а детали указаний телефонному собеседнику выдавали в нём педантичность, не особо свойственную населению перуанской столицы.
– Почему вы так думаете? Ведь эту тему изучала уже масса людей, а часть из них – серьёзные исследователи, а не просто энтузиасты темы.
– У меня чутьё. Работайте, амиго Мигель, не теряйте времени, у вас жёсткие сроки. Сегодня на вашу карточку поступит очередная сумма.
Белая машина выехала из города и набрала скорость.
Осыпавшиеся абрикосы лопались под шинами автомобиля. Ник забавлялся, проезжая по жёлтым шарикам и, двигаясь по дороге вдоль двора, специально выруливал на места, погуще усыпанные спелыми фруктами. Они с Веласкесом ехали к Лизе, которая обещала по телефону новые сюрпризы, хотя их было уже в достатке. Девушка жила в центре города, в трёх кварталах от места, где Веласкес ждал мифического Диего.
После встречи с Васей стало ясно, что рядом с Мигелем останавливался пикап несуществующей компании. Из работающих в городе фирм никто не использовал в своих логотипах и символике большие буквы оранжевого цвета. А Веласкес запомнил именно такие. Видимо, фирменный автомобиль был имитацией и не имел никакого отношения к профильным фирмам и торговле картофелем фри. Но теперь хотя бы было ясно, что никакой связи с этими фирмами у похитителей Веласкеса не было. И вряд ли они когда-нибудь вновь увидят этот автомобиль на улицах города.
Лиза в спортивном костюме открыла дверь друзьям-компаньонам и сразу провела их в рабочую комнату. Там за ближайшие дни образовалась целая лаборатория, библиотека и фильмотека по изучению околоантарктических тем. Кругом лежали раскрытые и заложенные закладками книги, справочники, энциклопедии, CD– и DVD-диски, карты Антарктиды разных периодов на нескольких языках и даже какие-то старые видеокассеты. На журнальном столе были стопкой сложены распечатки отчетов по четырём антарктическим экспедициям Кусто, переведённые с французского. Половину комнаты занимала копия карты Антарктиды без ледяного покрова, разложенная на полу. Самое интересное, что это было древнее изображение, сделанное, как показывали исследования, задолго до официального открытия Антарктиды. Но главное было то, что люди, создавшие эту карту, видели континент без льда, а значит, и климат там был тогда совершенно иной. Лиза вдруг задумчиво подняла глаза к потолку и прошептала: «Представьте себе белый континент покрытый не льдом, а тропическим лесом, вместо поморников – попугаи, вместо редкого мха – лианы и пальмы, а в Южном океане плавают пёстрые теплолюбивые рыбы». Карта была на удивление качественной и достаточно подробно передавала рельеф и контуры Антарктиды того периода. Впрочем, по утверждению Лизы, которая уже изрядно вникла в тему, в настоящее время Антарктида представляет собой практически такой же по рельефу и контурам континент, только с другим климатом и, соответственно, скрытый льдами. Местами толщина льда достигала пяти километров, а его масса была настолько велика, что континент просел. Часть реального материка сейчас была ниже уровня океана и, в случае глобального таяния льдов, Антарктида, возможно, превратилась бы в архипелаг. Ледяной купол изобиловал трещинами и разломами, зачастую скрытыми, что делало передвижения по нему затруднительными и опасными. С другой стороны, на континенте присутствовали антарктические оазисы, подледниковые озёра, вулканы и пещеры. Скрытое под четырёхкилометровым слоем льда озеро Восток, вообще может содержать какие-то доисторические или неизвестные формы жизни, поскольку является изолированной экосистемой. Подо льдом Антарктиды обнаружен самый крупный кратер астероидного происхождения диаметром почти 500 километров.
– Хотя присутствия немцев это напрямую не касается, но тебе, Ники, для общего развития это знать не помешает, – констатировала Лиза, пробираясь между информационных развалов.
– Ну ты даёшь! Поглощаешь тему, как китовая акула планктон, – оценил деловой ландшафт комнаты неформальный шеф проекта.
– Вы лучше радуйтесь, что имеете такую боевую единицу, как я, – засмеялась Лиза, которой, безусловно, было приятно, что оценили её кропотливую работу.
– У тебя скорость, однако, как у землеройки. Мы, по сравнению с тобой, даже не черепахи, а камни, лежащие на дороге. Что интересного по базе накопала? Рассказывай.
– Постоянно что-то интересное всплывает. Вот вчера на книжной ярмарке наткнулась на несколько новых изданий по нашей теме. Пошла туда, чтобы порыться в самых свежих книжках – в библиотеки и большинство магазинов они поступают с задержкой. В одном издании даже прочитала версию о том, что база в Антарктиде начинала строиться как совместный проект двух государств. И как думаете, с кем совместный?… Германии с СССР! Версия парадоксальная, учитывая, что активная фаза строительства так называемой базы 211 приходилась как раз на период разгара войны Германии с Союзом.
– Лиза, тебе скоро с лекциями можно будет по стране ездить, – проговорил Никанор.
– И меня на подтанцовку возьми, – попросил Мигель.
– А что делать с пресловутой международной организацией, из которой мне звонили? – спросила Лиза.
– Подождём от них внятного сообщения с разъяснениями. Они ведь обещали прислать, – ответил Ник.
Обсудив все вопросы, Никанор с Мигелем вышли от Лизы. Спустившись по лестнице, Мигель нажал светящуюся кнопку домофона, толкнул металлическую дверь – и застыл. В следующую секунду нос Никанора уткнулся в спину друга. Мигель стоял в проёме подъездной двери и смотрел перед собой.
– Что такое? – поинтересовался Никанор и попробовал выглянуть из-за плеча.
Мигель молча указал рукой в сторону двора: прямо перед домом стоял припаркованный пикап с большими оранжевыми буквами на боках…
Даниэлла возилась у мольберта, рисуя с натуры дельфинов. Эти существа завораживали её. Она общалась с ними, как с друзьями, а они поддерживали её в трудные минуты и могли конкурировать с десятком психотерапевтов. Сделав очередной мазок кистью и закончив сеанс живописи, Даниэлла подошла к бассейну и села на бортик. Дельфин Элли подплыл к ней и уткнулся мокрым блестящим носом в её ноги.
– Как дела, Элли? – ласково заговорила девушка. – Скучаешь по морю? Да, море твоё далеко. Я тоже вот скучаю по своему родному городу. И по Мигелю уже соскучилась, хотя он недалеко. Пока недалеко. Мы недавно с ним познакомились, а я уже скучать начинаю, когда больше дня его не вижу. Как ты думаешь, Элли, я, наверное, влюбилась?
Морской друг издал какой-то звук по-дельфиньи.
– Думаешь, да?
Дельфин опять по-своему цвирикнул.
– Что же тогда делать? Он всё время занят, в делах каких-то.
Элли грустно смотрел на неё, высунувшись из воды, и это создавало впечатление его полного сочувствия ситуации. Даниэлла ласково погладила дельфина, потом обняла его мордашку ладонями и поцеловала в нос.
Дельфин опять что-то сказал. В ответ Даниэлла звонко по-детски засмеялась, зачерпнула рукой воду, брызнула на Элли и пошла собирать краски.
Никанор крепко схватил Веласкеса за куртку и рывком заволок обратно в подъезд. Взбежав по лестнице, они удивили подругу неожиданным возвращением.
– Мы только что видели машину, на которой похищали Мигеля, или очень похожую на неё. Сейчас постараемся забраться в грузовой отсек и проследить маршрут, а ты попробуй сфотографировать машину, её номер и водителя через окно, когда он появится. – Окна квартиры Лизы выходили как раз во двор дома, где стоял пикап.
Теперь во что бы то ни стало им нужно было проникнуть в автомобиль. Друзья быстро спустились на первый этаж. В этой ситуации Никанор сразу вспомнил свои детские похождения и одного школьного приятеля, благодаря которому приобрёл навыки с лёгким криминальным оттенком. Любимым занятием этого маленького проходимца было отмыкание почтовых ящиков в многоэтажках и частных домах. Газет и журналов, а тем более писем он никогда не брал – двигал им исключительно спортивный азарт: открою – не открою. Как бы там ни было, но побродив из интереса пару месяцев с этим оригиналом по близлежащим районам, Ник обрёл навыки по открыванию всяческих замковых механизмов. И сейчас, подойдя вплотную к грузовой дверце пикапа, он попытался открыть её. Замок оказался старый и несложный. Сигнализации в машине не было, и парни быстро заскочили в автомобиль. На их удивление грузовой отсек действительно был загружен бумажными пакетами с картошкой фри, которая испаряла запах жареного масла. Аккуратно прикрыв дверь, компаньоны застыли в ожидании, потеснив съестные запасы неизвестной фирмы. Когда Ник и Мигель совершенно упарились в масляно-картофельных запахах, кто-то подошёл к машине и, открыв дверцу, запрыгнул на место водителя. Пикап заурчал и, тронувшись, мягко выкатился со двора.
Лиза расположилась у окна, вооружившись чашкой с зелёным чаем и цифровой фотокамерой. Прошёл почти час. Внизу в очередной раз хлопнула дверь подъезда. Выглянув в окно, Лиза увидела, что к автомобилю приближается человек в тёмной одежде. Он, похоже, был ровесником Ника и Мигеля и ничем особенно не выделялся из окружающего социума. Разве что, как показалось наблюдательной девушке, держал себя с какими-то неуловимым достоинством. Нельзя было чётко определить, в чём это выражалось. Он подошёл к машине и открыл дверцу с водительской стороны – его вид сильно диссонировал с «картофельным» пикапом. Лиза навела на него объектив, сделала настройку в ручном режиме и нащупала кнопку затвора, заранее отключив вспышку. Окно она не открывала, но в ту секунду, когда девушка попыталась сделать снимок, человек около автомобиля вдруг застыл и медленно-медленно поднял взгляд на окно Лизы. Ровно две секунды его зрачки, к сильной досаде девушки, смотрели прямо на неё, глаза в глаза. Руки Лизы внезапно разжались, а фотоаппарат грохнулся на кафельный пол кухни.
Лиза нагнулась за ним, а когда выглянула опять в окно, во дворе не было ни незнакомца, ни пикапа.
Мигель с Никанором кувыркались среди пакетов с картошкой. На очередном ухабе Мигеля сильно подбросило, и он вышиб локтем ярус с бумажными упаковками. Жаренная картофельная соломка, высыпавшись из пакетов, обильно покрыла головы обоим приятелям. Вытаскивая из волос продолговатые палочки, Никанор зацепил коробку с расфасованным в маленькие пакеты кетчупом. Уйма блестящих пакетиков разлетелась по всему грузовому отсеку. Через пять минут пол пикапа напоминал поверхность дешёвой пиццы. Раздавленные пакетики и утоптанный картофель жёлто-красным месивом покрыли кузов.
Передвижная фритюрница тем временем, подпрыгивая на дорожных ухабах двигалась в неизвестном направлении. Чтобы не выдать своего присутствия, непрошеные пассажиры должны были держаться почти беззвучно, старались не разговаривать – каждый думал о своём. И Ник вернулся в мыслях к давней автобусной поездке в Будапешт. На смежном кресле ехала бывшая московская модель, рассказавшая ему жёсткую полудетективную историю из собственной биографии. Переезд был ночной, поэтому времени для рассказов было предостаточно.
…Приехав покорять столицу России из Полтавы, Юлия – так её звали, – обладая действительно интересной выделяющейся внешностью, достаточно быстро для юной лимитчицы сделала определённую модельную карьеру, пытаясь, насколько это возможно в такой среде, придерживаться принципов, привитых порядочными мамой и папой. Она не слонялась по ночным клубам Москвы в поисках свободных олигархов, а просто делала любимую работу, ту, к которой стремилась и считала интересной. В своём кругу она примелькалась и получила некоторую известность среди тех, кто интересовался показами.
Однажды ей позвонили на мобильный: