Антикиллер-3: Допрос с пристрастием Корецкий Данил
– Перемочу, падлы!
Про то, что затвор нужно передергивать рукой, он забыл. Да это и не пригодилось. Гости Тиходонска мгновенно протрезвели, извинились за своего товарища и увели его обратно в зал, а в знак полного примирения вынесли три бутылки водки.
Пир продолжался. Только официант уже не появлялся, и Рында решил его наказать. Взяв Нину за руку, он повел ее к машине. Девушка спотыкалась, с ноги слетела туфля, она сняла и другую.
– А платить?
– Обойдется!
Когда мотор взревел и Рында стал разворачиваться, официант появился на веранде, но активных действий не предпринимал.
– Испугался, козел! – удовлетворенно сказал Рында и икнул.
– А куда мы едем?
Машина свернула в лесопосадку и раскачивалась на непривычных для подвески российских ухабах.
– Кататься, – Рында снова икнул. Его мутило.
Они заехали довольно далеко и остановились на полянке, с одного края заваленной сухими стволами деревьев, ветками и сучьями. Было еще светло. Среди начинающей жухнуть опавшей листвы белели использованные презервативы, обрывки бинтов, марлевых повязок, ватные тампоны. В изобилии валялись пустые бутылки.
– Зачем ты меня сюда привез?
Нина смотрела пьяными глазами, тушь расплылась, волосы растрепались, лицо отекло и утратило привлекательность. Но юбка задралась, высоко обнажая загорелые ноги. Горячий бугор в штанах медленно и сильно пульсировал.
– А ты не понимаешь, зачем? – Рында испытывал раздражение и злость. Он не привык ходить в рестораны, тем более водить туда баб. Да и зачем? Взяли пару бутылок, закуски, похарились и разбежались. А все эти умные разговоры... Хрен им цена! К тому же Баркасу она давала без всяких разговоров...
– Раздевайся!
Нина вытянула губы трубочкой, поправила прическу.
– Прям счас. Разбежалась!
Она одернула юбку, достала пудреницу и, не обращая на кавалера ни малейшего внимания, принялась приводить себя в порядок.
По мере того как лицо девушки приобретало нормальный вид, Рында чувствовал нарастающую неловкость, будто между ними вновь вырастал барьер разницы образования, воспитания, умственного развития, манеры держаться...
Если бы дело происходило на «пятачке», скорее всего он бы проглотил очередной отказ. Но обнаженная откровенность окружающей обстановки побуждала к решительным действиям и не оставляла девчонке поводов для иллюзий. Деваться ей некуда. И хозяин здесь он, Рында!
– Я сказал – раздевайся!
Он выбил пудреницу, одним движением задрал юбку до желтых, в синий горошек трусов.
– Или хочешь по морде?
Огромный кулак приблизился к девичьему лицу, и она оставила попытку вернуть юбку обратно.
– Ну!
Вздохнув, Нина ловко вывернулась из платья, чуть приподнявшись, стащила трусики, заведя руки за спину, расстегнула лифчик.
– Что дальше?
Во взгляде и голосе чувствовалось нескрываемое презрение, но Рынде было на это наплевать.
– Ложись!
Он откинул сиденье.
Нина выполнила команду, согнутым локтем закрыла лицо, выражая полное равнодушие к тому, что ей предстоит перенести.
– Хоть резинку надень! – бросила она напоследок, но Рында уже залазил сверху.
Он не имел опыта секса в машине, путался в ногах девушки, рулевой колонке и рычаге переключения передач, раздражаясь все больше и больше.
– Не так! Выходи!
Он вытащил Нину наружу, заставил нагнуться, уперевшись руками в сиденье.
Мучившее его виденье материализовалось, босые ступни девушки погружались в опавшую листву, крепкие икры и округлые бедра образовывали узкий, вытянутый кверху треугольник, он потрогал место, где ноги сходились, и чуть подсел, примеряясь под массивные, в пупырышках «гусиной кожи» ягодицы. Плоть была сухой и неподатливой, будто он втискивался в локтевой или коленный изгиб. Но он все же прорвался взад-вперед, только вместо бутылочного подзвона скрипели пружины сиденья Девушка оставалась безучастной.
Внезапно она засмеялась. Некоторые бабы смеются, когда ловят кайф от этого, но Нина просто смеялась, будто вспомнила забавную вещь.
– Знаешь, что про тебя говорил Баркас?
Рында сейчас видел, делал и ощущал то же, что и бригадир. Больше того, он добился своего, чтобы поравняться с Баркасом. Но не получал особого удовольствия от происходящего и не чувствовал ожидаемого равенства. Потому неожиданный и неуместный вопрос, а особенно интонации в голосе Нины задели его за живое.
– Что? – хрипло выдохнул он.
Нина снова засмеялась.
– Что ты жуткий урод! Шаман даже запретил приводить тебя к нему.
Вряд ли кому-то понравится, когда в разгар секса партнерша совершенно спокойным голосом говорит тебе гадости. Нина умышленно ломала кайф партнеру, хотя понимала, что вполне может схлопотать по морде.
Но она не знала, что написано в медицинской карте Рынды. «Психопатическая личность, утрачивающая вменяемость при актуализации комплекса неполноценности, связанного с внешностью и уровнем развития».
Нина не успела закончить фразу. Рында зарычал, руки сорвались с бедер девушки и метнулись к шее, из такого положения схватить наверняка было трудно, он мял плечи, подбираясь к горлу, они упали на землю, но не разъединились, его нижняя часть продолжала коитус, а верхняя душила партнершу, ломала ей шейные позвонки. До того безвольное тело напряглось и задергалось, как будто в нем пробудилась страсть, это помогло Рынде мгновенно облегчиться.
– Сука, сука, сука! – хрипел он, нашаривая вынутый изза пояса, чтоб не мешал, пистолет. Но скользкая пластиковая рукоятка под руку не попадалась, а надо было заканчивать и то, что делала верхняя половина тела. Пальцы скользнули в карман, щелкнула пружина, и острый клинок первый раз воткнулся в голую спину между лопаток. Потом он вырвался обратно, расплескивая теплые брызги, вонзился второй раз, третий, четвертый...
Шея под светлыми волосами, ключица, левый бок, поясница... Точно орел клевал железным клювом, выбирая наиболее уязвимые места. Рында не участвовал в происходящем, он со стороны наблюдал проделки орла, иногда мысленно подсказывал, а орел все понимал...
Потом орел исчез, а Рында остался наедине с исклеванным, залитым кровью телом. Он затащил его в кусты, завалил сухими ветками, пытался устроить костер, но спички ломались, не хотели зажигаться, и он отказался от этой затеи.
Вспомнив последнюю просьбу Нины, он отыскал в опускающихся сумерках резиновый мешочек презерватива и, приподняв ветки, положил ей на живот. Собрал и аккуратно сложил одежду, трусами вытер железный клюв и бросил рядом.
Потом осмотрел себя и остался недоволен: много пятен, брызг и потеков, надо ехать к реке стираться. А подлый орел, из-за которого все и произошло, бесследно куда-то пропал.
Домой Рында пришел под утро. Мать привыкла к его ночной работе и удивилась только мокрой одежде, но он объяснил, что прогонял очередных хулиганов и упал в фонтан. Переодевшись и позавтракав, Рында снова отправился на работу, забрав мокрую одежду, которую собирался отдать в химчистку. На самом деле он вывалил содержимое большой спортивной сумки в мусорный контейнер.
Заехав за Кентом и взяв одного из своих пацанов, Рында порулил в «Нахаловку». Дав инструкции пацану, он аккуратно обошел ряды киосков И сразу заметил за прилавком Попугая. Сделав условный знак, он вернулся в машину, а пацан пошел задавать нужные вопросы.
Вернулся он через полчаса с полной раскладкой. Новый продавец занял место Шершня, который спешно исчез неизвестно куда. Неделю назад старых контролеров именно этот Попугай отвел в рощу, что тянется вдоль железной дороги. Куда они делись потом – никто не знает, но теперь все платят Амбалу и Ржавому, которые всегда сидят неподалеку, в кафе «Погребок». Недавно в роще, в развалинах, нашли двоих, один был жив и рассказал ментам много интересного. Эти двое раньше приходили к Шершню.
– Ты знаешь, где «Погребок»? – спросил Рында.
Пацан кивнул.
– Зайди, посмотри. – Рында описал внешность Амбала и Ржавого. – Если они там, сядь у входа и следи, чтоб не ушли. Пойдут – дуй следом. Понял?
– Понял.
Пацан пошел к угловому кафе.
– Есть два места в этой роще, где Амбал любил тасоваться, – сказал Рында. – Одно – развалины дома...
– Где нашли убитых? – настороженно спросил Кент.
– Да.
– А второе?
– Бетонная труба под железнодорожной насыпью. Он туда хабар прятал.
– Пойдем посмотрим, – Кент привычно передвинул железный предмет под пиджаком.
Через двадцать минут они обнаружили в трубе прикрытые пожухлым бурьяном три трупа.
– Вот тебе раз, – присвистнул Кент. – Кто же это так сразу?..
– Амбал, падла, – процедил Рында. – Он и так бешеный, а в последнее время вообще с цепи сорвался. Всех подряд мочит.
– Ладно, – сказал Кент и достал из кармана два отрезка черных капроновых чулок. – Раз они первыми начали мочить и без всяких правил забрали наши лотки, то и у нас руки развязаны.
Машину оставили в проходном дворе за несколько кварталов. Перед тем как выйти, Рында повертел в руках пистолет.
– Что он сказал тут дергать?
Кент умело взял оружие, щелкнул затвором. Стреляная гильза со звоном ударилась о боковое стекло.
– Свежая... В кого шмалял?
– Звери выступали, – нехотя ответил Рында. Воспоминания о вчерашнем дне были ему неприятны.
– Надо чинить машинку. Не выбрасывает. Каждый раз дергай рукой, вот так. Как в ковбойских фильмах.
Кент вернул ТТ и повозился под курткой.
– Я и один могу там всех замесить!
Из-под полы выглядывал аккуратный, тускло блестевший автомат с магазином в рукоятке.
– Пошли?
Рында сглотнул.
– Пошли.
Пацан толокся неподалеку от кафе.
– Там сидят. Не выходили, – доложил он.
– Дергай домой, – приказал Рында. – Найдешь меня вечером.
Зашли в подъезд напротив, выждали пять минут, надели на голову чулки. Когда шли через дорогу, никто не обращал на них внимания, словно люди в масках каждый день разгуливают по улицам.
В «Погребок» вели девять покатых ступеней. Внутри царил полумрак. Амбал и Ржавый сидели за столиком у стены с двумя блядями. Молодые парни и девушки пили коктейли у стойки бара.
Рында вытянул руку, целясь Амбалу в лоб. Так делали герои боевиков, после их выстрелов противники падали замертво.
«Бах!» – руку подбросило вверх.
В замкнутом пространстве подвальчика грохот мощного патрона больно ударил по барабанным перепонкам.
Амбал остался невредим – пуля с визгом отлетела от кирпичной стены и, рикошетируя, несколько раз Пересекла зал. Пронзительно завизжали девчонки.
Рында снова нажал спуск, но пистолет молчал.
– Отойди, отойди в сторону, мудак! – истошно кричал кто-то сзади.
Амбал и Ржавый уже достали пушки и наводили огромные черные стволы на Рынду. Вспомнив, он дернул затвор.
«Бах! Бах!» Девчонка, сидевшая рядом с Амбалом, уткнулась лицом в стол.
«Бум! Бах!» Пистолеты у Амбала И Ржавого стреляли с разным звуком.
«Бах! Бах! Бах! Бах!»
Рында как заведенный передергивал затвор и нажимал гашетку. Вспышки синеватого пламени брызгали во все стороны. Вторая девчонка молча упала на пол.
Затвор застрял в заднем положении – кончились патроны. Рында этого не знал и решил, что пушка испортилась окончательно. Поэтому он инстинктивно швырнул тяжелую железку, как камень, И угодил Амбалу в лицо. Тот залился кровью и прекратил огонь, свободной рукой он пытался протереть глаза.
Ржавый возился с пистолетом, у него тоже что-то не получалось.
– В сторону, в сторону, сука!
Рында узнал голос Кента и понял, что слова относятся к нему. Он отскочил, прижимаясь к стене. Из глубины помещения выбежал Валек с БОЛЬШОЙ, с ходу пальнул, но второго выстрела не получилось, однако Ржавый справился наконец со своим оружием и бахнул два раз подряд.
«Тра-та-та! Тра-та-та!» Сзади ударил автомат Кента.
Валек упал на колени, ткнул безмолвный «ствол» в сторону Рынды, Амбал справился с кровотечением и, целясь одним глазом, выстрелил. Кент вскрикнул. Автоматная очередь разнесла вдребезги голову Ржавого, метнулась к стойке бара, свалив двух парней. Амбал нырнул за стол.
– Уходим! – крикнул Кент.
Рында понял, что только и ждал этого момента. Он кинулся к двери, ощущая смертельную незащищенность спины.
На улице ничего не изменилось. Чулок не мешал видеть и слышать. Рында не стал его снимать и рванул к машине, обогнав тяжело бегущего Кента.
– В плечо залепил, пидор! – сообщил Кент, повалившись на сиденье.
– Это Все ты, мудила, устроил! Стал передо мной и загородил их своей жопой!
Кент сунул руку под куртку, когда вытащил, ладонь была в крови.
– Да еще девчонок пострелял...
– Ты тоже многих зря положил, – огрызнулся Рында и дал газ.
Баркас выслушал их сбивчивый рассказ внимательно.
– Надо было узнать, кто где сидит, сколько там людей, выбрать удобный момент, подойти вплотную и кончить этих гадов! – с досадой сказал он. – А вы набили посторонних, а тех оставили живыми!
Они сидели в трехкомнатной, богато обставленной квартире бригадира. Только что Баркас умело обработал рану Кента. «Ерунда, мякоть, сквозное...»
Рында чувствовал вину: именно он помешал Кенту стрелять, пока противник не всполошился. И пушку бросил...
– Ты, Кент, иди отлежись, – приказал Баркас. – Ствол спрячь пока... Когда Кент ушел, он повернулся к Рынде.
– Где девчонка?!
– Какая девчонка? – Вязкая пелена мешала вспоминать вчерашнее.
– Где девчонка, идиот? Ларек закрыт, мать приходила ее искать, она уехала с тобой! Да и в кабаке вас видели! Где она?
– Не знаю, – Рында уставился в пол, изучая ковровый узор.
– Не знаешь...
Без замаха Баркас саданул его в висок и тут же подцепил крюком под челюсть. Узор ковра расплылся, быстро надвинулся и ударил в скулу.
– Говори, падла! – острый носок модельной туфли врезался в живот.
– Не знаю, – промычал Рында. – Поругались, дал по морде, она убежала...
– Как хочешь. – Баркас пнул еще раз, но без силы, больше для порядка.
– Значит, через пару дней сядешь на нары. А пока с тебя полтора лимона за пушку. Если успеешь отдать... Небось даже пальцы не стер!
Он обошел лежащего ничком Рынду.
– А ведь скорей всего шлепнут тебя, – задумчиво проговорил бригадир.
– Нинку замочил, в «погребке» посторонних побил... Точно шлепнут! И правильно, – неожиданно заключил он. – Одним дебилом меньше!
Порыв, который вчера бросил руки Рынды к шее Нины, поднял избитое тело с ковра. Но тягаться с сержантом морской пехоты было ему явно не по зубам. Через пару секунд Марик Рында опять лежал на полу в глубоком нокдауне.
Но зато во взгляде Баркаса появилась заинтересованность. Он решил перевести этого психопата на нелегальное положение и использовать для «мокряков», не требующих высокой квалификаций.
Глава шестая.
МЕНТЫ
«Болонка, пудель или доберман никогда не затравят волка Тут нужен волкодав или прирученный волк. И у людей так же не каждый способен заломить бандита. Только тот, кто по своей природе мент...»
Майор Сизов – бывший старший опер по особо важным делам УВД Тиходонской области.
Казанкин лично изучил дело осужденного Коренева. Оно состояло как бы из двух дел. Одно посвящено расследованию убийства Галины Павловой. Начальник районного отделения уголовного розыска Коренев установил подозреваемого, "некоего Сихно, отыскал пару свидетелей, нашел вещдоки – серьги и перстенек погибшей. Подозреваемый признался и показал куда спрятал труп.
«Выводку» засняли на видеопленку. Сихно указал место в лесополосе на левом берегу, в присутствии понятых Коренев выкопал тело. Цепочка доказательств замкнулась, майор завершил дознание и передал дело в прокуратуру, где оно приняло совершенно другой оборот. Сихно от признания отказался и заявил, что Коренев физическим воздействием и угрозами вынудил его к самооговору.
Казанкин вздохнул. Обычное дело. Вначале «раскалываются» в горячке, потом отказываются. И свидетели дают задний ход. Он пролистнул страницы. Точно. Подруга убитой изменила показания, приятель Сихно – тоже.
Но здесь привычная схема имела дополнение: видеозапись незаконных действий начальника УР – Коренев угрожал задержанному пистолетом и обещал убить, если тот не укажет место нахождения трупа. Эксперт, участвовавший в «выводке» и сделавший запись, и один из оперативников дали свидетельские показания на майора – факт беспрецедентный и труднообъяснимый.
Сихно освободили за недосказанностью вины, дело об убийстве Павловой выделили в отдельное производство, а следствие вплотную занялось начальником УР. Коренев был отстранен от работы, важняк городской прокуратуры Горский вынес постановление об аресте, но майор скрылся.
Через три месяца он добровольно сдался. К этому времени бесследно исчез Сихно. Его труп обнаружили в той самой яме, в которую Коренев обещал его закопать, поэтому Горский «крутил» майора и по убийству, но доказать ничего не смог. Впрочем, хватило и обвинений в превышении власти. Хотя Коренев полностью отрицал вину, злополучная видеозапись оказалась настолько убедительной, что Шпаркова недрогнувшей рукой подписала шестилетний срок.
Казанкин вздохнул еще раз. Дело с явной гнильцой. Смутные упоминания о том, что Сихно работал на Шамана, резкое изменение направления следствия... Убийство Павловой таки осталось нераскрытым. А Коренев, навязший в зубах у местной мафии, отправлен в колонию.
Но личные впечатления и догадки не являются основанием к пересмотру приговора. По материалам дела майор осужден правильно. Сам он так не считает и написал уже около тридцати жалоб: его убрали по указанию преступной организации Шамана, видеозапись фальсифицирована. Просит о повторной экспертизе пленки. Ему, естественно, отказывают: оснований сомневаться в выводах экспертно-криминалистического отдела УФСК не имеется, а исполнять прихоти осужденных, которые не хотят отбывать срок, слишком накладно для государства.
Казанкин нажал клавишу селектора.
– Виктор Петрович, зайди ко мне.
Только сейчас он подумал, что Шпаркова в процессе не воспроизводила видеозапись, ограничившись оглашением протокола о ее содержании.
Председатель судебной коллегии по уголовным делам Сошкин пришел очень быстро. Он был педантичным, исполнительным и аккуратным человеком. И, подписывая отказы на жалобы Коренева, полностью исходил из материалов дела.
– Вы просматривали видеозапись?
Сошкин пожал плечами.
– На чем? Протокол изучал... Он деликатно замолчал.
В облсуде имелся один видеомагнитофон, и тот стоял в кабинете председателя. Теоретически его можно было перенести в любой зал заседаний, но кто станет беспокоить руководителя, кто потащит аппаратуру, кто подключит к телевизору, кто будет осуществлять демонстрацию? К тому же срабатывали психологические стереотипы: судейские чиновники привыкли к бумагам, а ход любого следственного действия обязательно отражается в протоколе, бери и читай, пленка – только дополнение к нему. Потому работали в основном по старинке – прочитывали материалы дела, и все...
– Ну давайте хоть сейчас посмотрим, после тридцати жалоб, – с укоризной сказал Казаикин.
Через несколько минут на экране новенького «Филипса» появилась левобережная лесополоса. Стриженный «под горшок» Сихно в спортивных штанах и кожаной куртке, быстрый верткий Коренев, осанистый Бобовкин – тот самый оперативник, молодые ребята – практиканты... Изображение было хорошим, четким и лишь иногда чуть подрагивало: съемка велась с рук, а местность не изобиловала гладкими дорожками. И звуковой фон передан хорошо: хлопки автомобильных дверей, треск оторванной ветки, чей-то шепот за кадром...
– Где? – Голос Коренева нес скрытую угрозу.
Подозреваемый будто съежился, а ведь встреть его на улице – не обрадуешься: наглая харя рэкетира, глазки-пуговки, округлые щеки, нос-картофелина, мощный торс, короткие ноги. У таких типов всегда бывает презрительное выражение, но у Сихно в данный момент оно отсутствовало.
– Покажите место, где закопан труп Павловой, – на этот раз официально сказал майор.
– Вот здесь!
Сихно сделал два шага, ковырнул носком кроссовки мягкую землю и отвернулся.
Теперь камера фиксировала вгрызающиеся в грунт лопаты. Рыжая почва отлетала в сторону, разбиваясь на мелкие комья.
– Ну, где? – слышалось за кадром, – Нет здесь ничего... Снова на экране появился Сихно. Он растерянно озирался.
– Забыл. Наверное, не здесь...
Запись прервалась. На темном экране метались рябые проблески. Наконец изображение возникло вновь.
Теперь снимали издалека, через ветки кустарника. В кадре двое. Оператор дал увеличение. Изображение, укрупняясь, надвинулось на экран. Коренев расстегнул задержанному наручники, с силой толкнул в грудь.
– Беги! – Голос доносился приглушенно, но отчетливо. – Беги, сука!
В руке майора тускло отблескивал пистолет.
– Не надо, не надо, – подозреваемый повалился на колени. – Я покажу, правда... Наденьте наручники... Сихно протягивал перед собой плотно сжатые руки.
Коренев сунул оружие за пояс.
– Ладно, в последний раз, – брезгливо сказал он, защелкивая «браслеты». – Если еще раз раз сдаешься – я тебя в эту яму и закопаю!
Кадр оборвался.
– А где нашли потом этого... рэкетира? – спросил Казанкин. – Неужели...
– Да, именно в той самой яме, – ответил Сошкин.
– Совпадение?
Председатель уголовной коллегии пожал плечами.
– Всякое в жизни бывает. В том числе и подобные совпадения. Но лично я в них не верю.
– Ладно, посмотрим окончание.
Казанкин тронул кнопку дистанционного пульта.
Сихно показывал пальцем на прогалину между кустарниками. Коренев стоял чуть сзади, внимательно наблюдая. Мордатый Бобовкин вытирал выпуклый лоб. Небритые пятнадцатисуточники начали копать. Лопаты, комья земли.
– Теперь в точку, – раздался чей-то голос.
– Грунт рыхлый. И трупный запах пробивается.
Крупным планом вонзающиеся лопаты.
– Ну и вонина, твою мать! – выругался кто-то из пятнадцатисуточников.
– Не ругаться, все на пленку ляжет, – строго приказал Бобовкин.
Под лопатами мелькнуло что-то белое. Женская рука.
– Осторожно, окапывайте вокруг.
Судмедэксперт затянутой в резину рукой отгребал землю с лица убитой. Камера метнулась от ямы к участникам оперативно-следственной группы.
Коренев с холодной ненавистью рассматривал Сихно. Лицо подозреваемого застыло и ничего не выражало. Так выглядят полностью опустошенные люди, которым больше нечего терять. Нервно курил Бобовкин. Старались держаться подальше от раскопанной могилы понятые.
В просторный комфортабельный кабинет председателя областного суда с цветного экрана просочилась нервозная, напряженная и гнетущая атмосфера «выводки».
Труп положили на носилки. Запись прекратилась.
– Пусть Коренев превысил власть, но яму с трупом показал именно Сихно, – медленно проговорил Казанкин. – Значит, он его туда и положил. Лет пять назад мы бы стопроцентно осудили его за убийство. Хоть десять раз отказывайся да меняй показания! А сейчас убийца считается неустановленным, а преступление – нераскрытым. Зато майор Коренев осужден. Где тут логика?
Председатель ни к кому конкретно не обращался, но, поскольку Сошкин сидел рядом, ему само собой отводилась роль собеседника. Но председатель уголовной коллегии не торопился отвечать.
Он еще помнил те времена, когда областная Фемида карала, невзирая на лица. Почти не взирая. Попадалась иногда крупная рыба, со связями, уходящими далеко наверх, тут появлялись могущественные ходатаи с просьбами «войти в положение». И входили: вместо четырнадцати лет определяли восемь или девять – в нижних пределах санкций. Речь всегда шла о хозяйственниках, попавшихся на взятке или хищении. Об убийце, разбойнике или грабителе хлопотать считалось дурным тоном, тут обладатель даже очень высокого кресла мог в одночасье его лишиться.
Но времена изменились. Теперь следственно-судейская машина перемалывала того, кого способна была проглотить. Работягу, по пьянке избившего соседку. Бомжа, укравшего две бутылки водки. Строителя, шепнувшего пару досок, чтобы отремонтировать пол в квартире. Одуревшего пьяницу, залезшего в карман в троллейбусе. Одним словом, того, за кем не стояла группа родственников, друзей, соучастников, готовых любым путем «отмазать» виновного.
На этих «простых» гражданах держатся все показатели, оправдывающие существование правоохранительного аппарата: число задержаний и арестов, процент раскрытия, количество расследованных уголовных дел, количество приговоров, вынесенных по этим делам.
Если взять голые цифры, то картина получается внушительная: каждый год привлекается к ответственности все больше преступников, разоблачается все больше преступных групп. Три подростка ограбили прохожего. Два алкоголика избили третьего. Три карманника украли кошелек. Чем не группы? К тому же действовали они вполне организованно: один держал, второй бил, один резал карман, второй брал кошелек, третий его выносил... И как-то незаметно они попадают в статистику обезвреженных организованных преступных групп!
Но н а с т о я щ а я организованная преступная группировка еще ни разу не сидела в полном составе на скамье подсудимых. Или даже в половинном.
Операции захвата проводятся часто: здоровенные парни в масках и камуфляже эффектно бросают на асфальт наглых «качков», телекамера фиксирует разбитые лица мерзавцев, диктор удовлетворенно сообщает о полном разгроме очередной банды.
Только где он, этот разгром? Где открытые процессы, суровые приговоры на радость и успокоение гражданам и страх другим бандитам? Нету!
Заглотнув крупную дичь, машина судопроизводства начинает давиться и отрыгивает задержанных одного за другим. Иногда отрыжка сопровождается внутренним кровотечением, как в случае со Шпарковой. Неприятно... И вырабатывается рефлекс: кого можно глотать и разжевывать, а на кого и не следует пасть разевать.
Потому Сошкин и не отвечал председателю, что все это прекрасно знал. Да и председатель знал все не хуже его. Просто судейские чиновники, как и любые другие, успокаивали свою совесть расхожими утверждениями про маленьких людей, от которых ничего не зависит. Какие дела поступают в суд
– такие и рассматриваем...
– Презумпция невиновности, – наконец нарушил Сошкин молчание.
Фраза была обтекаемой, дипломатичной и не должна вроде бы вызвать раздражение у руководителя. Но вызвала.