Наследие Тармашев Сергей
Расстояние в восемь километров, проложенное на карте, на местности преодолевали около часа. Весь десант двигался пешком, высылая вперед дозоры для разведки дороги и прикрываясь техникой от развалин, в кунге остались лишь Синицын с Ермаковым. Капитан наотрез отказался разрешить старому ученому двигаться пешком по городу вместе с бойцами, и теперь профессор не отрывался от перископа триплекса, разглядывая мрачные руины некогда великого города. Рейд двигался медленно, приходилось обходить то огромные завалы из обломков рухнувших мостов и зданий, то глубокие провалы обвалившихся подземных тоннелей. Даже сейчас, спустя многие десятки лет, город отчетливо хранил следы огромных по своей разрушительной мощи пожаров, многократно бушевавших тут когда-то. Обугленные остовы рухнувших многоэтажек, скелеты когда-то знаменитых высоток, и руины, руины, руины… Синицын вздохнул. Совсем не так он представлял себе легендарную столицу. Не было здесь никакого величия, пусть даже былого, лишь огромное кладбище истлевших в прах зданий. Все было подернуто копотью и плесенью, повсюду из-под развалин торчали засыпанные снегом деревья, одинаково кривые и чахлые, густо расползся ядовитый кустарник. Мутировавшая флора имела скудное видовое разнообразие, и если ты видел одно дерево, значит, ты видел их все.
Еще один глухой удар отвлек Синицына от размышлений. На этот раз это был камень, видимо выпущенный из пращи. Хотя кто их знает, этих лигов? Никто толком не изучал, во что превратил их плейотропный эффект генетических мутаций за двести лет.
– Но почему стреляют именно в нас? – удивился ученый, оборачиваясь к Ермакову.
– Потому что это недееспособные лиги, – капитан сидел за триплексом другого борта и наблюдал за противоположной стороной дороги, – как вы помните, порядка шестидесяти процентов лигов рождаются умственно неполноценными. Они, конечно, опасны, но не настолько, как те, другие сорок процентов. Два месяца назад мы проводили рейд в Ярославль, попали в засаду, потеряли одного человека убитым, еще трое получили ранения и были лишены статуса чистых. Еле ноги тогда унесли. Вот в этом самом кунге потом насчитали семнадцать пулевых отверстий, все стекла на триплексах побило. Их совсем недавно заменили, но стекол с антибликовым покрытием не нашлось, поэтому установили обычные. Теперь правый борт тягача на солнце сверкает двумя стеклами, и недееспособные лиги принимают их за глаза какого-то чудовища. Звук двигателя только подогревает их в этом заблуждении. Вот они и стараются.
Он улыбнулся, увидев пораженный взгляд профессора.
– Да вы не волнуйтесь, бронестекло стрелой или копьем не пробить, так что ничего страшного не произойдет. Это нам даже на пользу – лиги стремятся убить свое чудовище и отвлекаются от десанта.
Словно в подтверждение его слов из развалин вылетело кривое копье и угодило точно в стекло перископа, отчего у Синицына возникло ощущение, что копье ударило ему прямо в лицо. Он инстинктивно отдернулся и вновь приник к триплексу, ругая себя за излишнюю нервозность. Рука, запустившая копье, обладала недюжинной силой – ударившись о перископ, копье отлетело назад на добрый десяток метров. Ученый покрутил верньеры, приближая картинку, и с жадным любопытством разглядел примитивное оружие. Неровная деревянная палка, скорее всего, обломок строительного мусора, к одному из концов которой был неуклюже примотан грязной веревкой острый осколок металлической трубы. Тягач немного прибавил в скорости, и копье скрылось за границей обзора перископа. Право, весьма жаль, что он не может захватить это копье с собой для дальнейшего изучения. Это позволило бы узнать много интересного о текущем состоянии культуры деградировавших лигов.
Что-то мелькнуло среди развалин, и профессор поспешно завертел рукоятями перископа, пытаясь разглядеть, что это было. Небольшой представитель мутафауны прятался за углом обвалившегося дома и, осторожно высунув безобразную морду, разглядывал движущийся рейд.
– Миша, не сочтите за труд, взгляните сюда! – торопливо позвал Ермакова ученый. – Что это за существо? Вы не могли бы сказать?
Капитан прислонился к профессорскому триплексу.
– Не знаю, Николай Федорович, – пожал он плечами, – уж больно хорошо спрятался, стервец, не разглядеть толком. Но раньше я таких не видел. По размеру если судить, то собака это, наверное. Их довольно много в городах живет, ходят за лигами по пятам.
Он вернулся к своему перископу и задумчиво добавил:
– Что-то не похоже, чтобы зимний голод и холод мешали лигам заходить в город. Неужели все дело в этом монастыре? Ведь пока до Смоленской площади не дошли, тихо было…
В этот момент колонна остановилась, и бойцы стали занимать свои места в кунгах и десантных отделениях БМП.
– Профессор, впереди то, что вы назвали «Сквером Девичьего Поля», – раздался в головных телефонах раздраженный голос полковника Потапова, – не хочу вас огорчать, но дальше дороги нет, тут кругом настоящий лес, от развалин и до развалин. Так что держитесь крепче, у нас нет времени искать объезд. Скоро начнет темнеть.
Танк развернул башню стволом назад и двинулся напролом, пробивая просеку среди обезображенной мутациями растительности. Колонна пошла за ним, перемалывая гусеницами поваленные деревья, и ученому пришлось двумя руками ухватиться за поручни, чтобы не вылететь из сиденья от сильной тряски. А ведь если верить архивам, еще двести лет назад, до хаоса, видовое разнообразие растительного мира было поистине огромным. В частности, те же деревья были совершенно другими, гораздо более высокими и могучими, и вот так, как сейчас, проехать сквозь них, пусть даже и на танках, могло и не получиться.
Наконец хруст и скрежет за бортом стихли, колонна прошла еще метров шестьсот и остановилась. Ермаков встал, одним движением переместил автомат со спины на грудь и напряженно улыбнулся Синицыну:
– Ваш выход, профессор.
Развалины, у которых замерла колонна, мало чем напоминали величественный красавец-монастырь, гордо раскинувшийся на старом спутниковом снимке. Густая корявая растительность заполнила собой пространство возле остатков крепостной стены с уродливыми проломами и огрызками кирпича. Не было статной колокольни, высоко вознесшейся в прозрачно-синее небо. От храма, некогда сверкавшего в ярких солнечных лучах золотом пяти куполов, остались лишь обрушившиеся стены, заснеженным скелетом одиноко торчащие поверх окружавших монастырь остатков стены. Синицын печально вздохнул. Да простит Шаро Предрекшая своих неразумных потомков и ослепленных жаждой власти и наживы современников, чьи души давно уже горят в самом раскаленном месте ада.
Профессор в окружении двух десятков солдат направился к огромному разлому в крепостной стене монастыря, зиявшему на месте ворот. Странно, но около этого импровизированного входа не росло ни одного представителя небогатой мутафлоры. Когда отряд подошел к входу еще ближе, обнаружилось, что снег перед разломом был аккуратно расчищен и вглубь монастырской территории вела широкая тропа. Даже несмотря на недавно прошедший снегопад, было видно, что место это не пустует, наоборот, за ним исправно следили. Военные мгновенно насторожились, и в разлом был отправлен танк с разведчиками на броне. Через пару минут поступил доклад.
– Внутри пусто, тепловизор отметок не выдает, – зашипел помехами голос кого-то из танкистов.
– Это еще не значит, что там никого нет, – тихо пробурчал Ермаков, – холод от насквозь промерзших развалин может заглушить тепловую сигнатуру…
– Ермаков, вперед! – раздалась команда полковника, и капитан лишь пожал плечами, мол, приказ начальника – закон для подчиненного.
– Заходим, – сказал Синицыну Ермаков и коротко кивнул своим бойцам.
Живое кольцо с ученым в центре вступило на территорию монастыря.
– Поторопитесь, профессор! – затрещал в эфире Потапов. – Уже смеркается, мы сильно опаздываем!
Однако искать мемориальную плиту не пришлось. Ведущая от входа тропа имела несколько ответвлений, но ее основная жила, петляя между развалин и обломков рухнувших монастырских построек, скрывалась в том направлении, где Синицын рассчитывал начать поиски. Закончилась она широкой, тщательно расчищенной лужайкой, точно в центре которой виднелась вмурованная в землю невзрачная плита. Все пространство вокруг нее было густо вытоптано следами сотен ног. Синицын подошел к плите. Кто-то совсем недавно заботливо убрал с нее снег, и было хорошо видно, что потемневший от времени гранит сохранил ту самую надпись. Архивы не врали.
– Кто-то был здесь совсем недавно, – один из бойцов осматривал следы, – лиги, штук пять, никак не меньше.
– Вот тебе и пустой город, – огрызнулся второй, напряженно всматриваясь в развалины.
Профессор оглянулся на Ермакова и указал рукой на плиту:
– Это здесь. Прямо под плитой.
Капитан кивнул и отдал приказ. Бойцы, принесшие с собой кирки и лопаты, принялись долбить промерзший грунт вокруг плиты. Кто-то с размаху ударил киркой по плите.
– Пожалуйста, будьте осторожны! – попросил профессор. – Это место является для лигов святыней! Нет нужды разрушать саму плиту!
– Может, прикажете еще расцеловать этих тварей? – огрызнулся боец. – У этого отродья нет ничего святого, кроме наркоты.
– Разговорчики! – подал голос Ермаков, и боец умолк.
Через десять минут стало ясно, что смерзшийся в многометровую толщу грунт можно долбить до утра с тем же успехом. К плите, петляя между развалинами, подошла БМП полковника. Потапов вылез из командирского люка и, бросив короткий взгляд на редкие комья смерзшейся земли, вылетающие из-под кирок, приказал Ермакову:
– Взрывай!
– Но позвольте, господин полковник! – У Синицына расширились глаза. – Ведь это святыня! И не только для лигов! Вы не можете так поступить, это же ужасно!
– Ужасно будет заночевать возле этой вашей святыни! – зло отрезал Потапов. – Вы что, не видите? Город далеко не пуст! Через час вокруг будет тьма кромешная! И так бы успеть уйти. Капитан! – он сверкнул глазами на Ермакова. – Ты еще здесь?!
Через пять минут вокруг плиты заложили заряды, и люди поспешили отойти на безопасное расстояние.
– Давай! – скомандовал Ермаков.
Боец прокрутил рукоять подрывной машинки и вдавил кнопку. Через гермошлем противогаза грохот от взрыва прозвучал глухо и неубедительно. Куски расколовшейся надвое мемориальной плиты вперемешку с обледенелой землей взлетели в воздух. Синицын бросился было собирать обломки, но Ермаков поймал его за локоть и настойчиво потащил за собой к неглубокой воронке.
– Перестаньте, профессор, сейчас не время для бессмысленных церемоний!
– Господин полковник, тут что-то есть! – Один из бойцов разгреб вывороченную землю. – Похоже, контейнер.
Он неуверенно ухватился за угол меленького серого цилиндра, на треть торчащего со дна воронки.
– Он каменный вроде, – удивился боец.
– Извлечь! – рявкнул Потапов. – Быстро! И уходим! – Он побежал к БМП, на ходу бросив Ермакову: – Даю на все про все пять минут!
Боец взял кирку и в несколько ударов отколол кусок ледяной почвы с вмерзшим в него цилиндром от дна воронки. Он бросил инструмент и с видимым усилием поднял контейнер.
– Тяжелый, зараза! Куда его, господин капи…
Неожиданно боец дернулся, и его слова перешли в хрип. Он выронил цилиндр и, судорожно хватая ртом воздух, пытался дотянуться руками куда-то себе за спину. Затем его колени подогнулись, боец медленно осел на землю и рухнул на утоптанный снег лицом вниз. Синицын, словно загипнотизированный, не мог отвести взгляда от короткого ржавого куска металлической арматуры, торчащего из спины бойца. Из-под разодранных краев скафандра темной лужицей, опоясывающей вонзившуюся в человеческую плоть железку, быстро выступала кровь. Тонкая струйка лениво потекла по грязной резине скафандра, и на снег упали первые красные капли.
– Лиги! – Раздавшийся в эфире крик вывел ученого из оцепенения.
Синицын побежал к лежащему человеку, совсем не понимая, чем же он сможет тому помочь. Что-то маленькое и очень быстрое промелькнуло в воздухе совсем рядом, и сзади раздался крик боли.
– Ложись! – заорал Ермаков и одним прыжком подмял под себя профессора.
Разом загремели автоматные очереди, взревела техника.
– Не двигайтесь, профессор! – раздался голос Ермакова, и тут же: – Свет! Прожекторы на развалины!
Капитан придавил его собой, стремясь максимально закрыть от врага своим телом, и дышать стало тяжело. Синицын попытался пошевелить головой и посмотреть вокруг.
Отовсюду со стороны многочисленных развалин к ним неуклюже бежали замотанные в грязные лохмотья люди, быстро заполнявшие собой окружающее пространство. Раньше ему доводилось видеть живых лигов лишь во время археологических рейдов, когда солдаты подгоняли к месту раскопок «свинарник», и выпущенные оттуда лиги-рабы под конвоем разбирали завалы и грузили ценные находки. Оборванные, грязные, изуродованные генетическими мутациями существа, язык не поворачивался назвать их людьми, вызывали у профессора лишь чувство жалости и сострадания, смешанное с брезгливостью. Однако сейчас все было совершенно иначе. Десятки, возможно, даже сотни лигов ринулись на людей, пылая ненавистью. Большие и маленькие, горбатые и тощие, с чудовищными уродствами, непропорциональными телами, с недостатком и избытком конечностей, и даже внешне похожие на полноценных людей – огромная толпа жаждала крови чистых. Почти все прямоходящие лиги были вооружены примитивным оружием, те же из них, кто мог передвигаться лишь на четвереньках, просто рвались вцепиться в людей зубами. Посреди толпы мелькали лучники, профессор разглядел пару арбалетчиков. Со всех сторон в солдат летели стрелы, копья и камни. Лучи танковых прожекторов, скользящие по развалинам в сгущавшихся сумерках, выхватывали все новые и новые потоки лигов, вылезающих из недр раскаленных от холода руин.
В первое мгновение Синицыну показалось, что разъяренная толпа сметет людей в считанные секунды. Но автоматно-пулеметный огонь рейда, меланхоличным треском глухо пробивавшийся через гермошлем противогаза, делал свое дело. Метрах в тридцати от людей лиги спотыкались и падали, неуклюже кувыркаясь. Некоторые из них, наиболее живучие, пробегали еще несколько шагов, истекая кровью, густыми фонтанчиками бьющей из разорванной пулями плоти. Но потом и они падали в быстро багровеющий снег. Гулко застучала автоматическая пушка БМП, и в самом центре беснующейся толпы легла цепочка разрывов, разбрасывая во все стороны грязь, кровь и несущий смерть металл. Со стороны входного пролома вспыхнул прожектор идущей на помощь боевой машины с десантом на броне, замерцали вспышки автоматных очередей, и спустя несколько секунд лиги оказались под перекрестным огнем. Неожиданно оглушительно громыхнул выстрелом танк, и на развалинах, кишащих лигами, расцвел оранжево-огненный цветок взрыва. В воздух полетели исковерканные тела вперемешку с землей и обломками кирпича. Вновь дробно застучали короткими очередями пушки БМП, перепахивая атакующую толпу, и треск автоматных очередей на секунду потонул в грохоте танкового выстрела. Наступление захлебнулось, и лиги отчаянно заметались в попытке укрыться от безжалостной смерти. Земля быстро покрывалась десятками неподвижных и бьющихся в агонии тел. В приглушенной гермошлемом какофонии боя стоны и крики умирающих были неслышны, и профессору казалось, что корчащиеся от боли лиги безмолвно открывают и закрывают рты, словно в жутком кошмарном сне. Старый ученый почувствовал, как по щекам текут слезы, и закрыл глаза.
– Отрезать их от развалин! – зычно прозвучала команда Потапова, перекрывая боевой радиообмен. – Прижать эту мразь к земле! Не давать подняться! Технике сосредоточить огонь на развалинах!
– Оставайтесь здесь, профессор! – услышал Синицын голос Ермакова.
Капитан куда-то убежал, и дышать стало легче. Еще несколько минут ученый лежал, словно в забытьи, потом грохот боя прекратился, сменившись какой-то возней. Возвращаться в реальность было омерзительно, но профессор усилием воли заставил себя открыть глаза и прислушался к радиоэфиру.
– … «свинарник» правее! – Голос принадлежал полковнику Потапову. – Шевелитесь, если не хотите остаться здесь на ночь! И повнимательнее, чтоб никаких дебилов!
Оказалось, что вся техника, за исключением одной БМП, уже была здесь, освещая прожекторами залитую кровью и заваленную телами территорию монастыря. Посреди двора, под дулами автоматов, прижавшись друг к другу, стояло десятка три лигов. Несколько бойцов выдергивали их из толпы поодиночке, наскоро осматривали и задавали короткий вопрос. Если лиг отвечал более или менее разумно, двое солдат хватали его и заталкивали в стоящий рядом «свинарник». Если же умственное состояние лига не соответствовало минимальным требованиям, его отталкивали в сторону автоматным стволом.
– Вы в порядке, Николай Федорович? – Ермаков подошел к профессору, все еще лежащему на земле. – Герметизация не нарушена?
– Да, Миша, в порядке, – ученый медленно поднялся на ноги, – если, конечно, это можно назвать порядком…
– Вот, возьмите, – капитан протянул Синицыну гранитный цилиндр. – Надо уходить, и чем скорее, тем лучше. – Он кивнул в сторону тягача и добавил: – Еще минут двадцать и будет совсем темно. Придется выходить из города на инфракрасных прожекторах. Хотя привлечь к себе внимание еще сильнее уже попросту невозможно.
Профессор двумя руками прижал к груди увесистый цилиндр и побрел к тягачу, стараясь не наступить на лежащие повсюду в пропитанном кровью снегу тела.
– Возвращаться назад будет гораздо проще, – машинально ответил он Ермакову, – дорога уже известна. Да и чего нам бояться? Вооруженных копьями инвалидов, терзаемых вечной болью…
– Эти инвалиды убили двух наших людей! – злобно зашипел эфир голосом Потапова. – И в городе полно этих кровожадных тварей! Внимание всем! Через пять минут уходим! Шевелитесь!
Синицын молча влез внутрь кунга, занял свое место и принялся разглядывать цилиндр. К чему бы ни привело то, что спрятано внутри, если оно может спасти этот изуродованный мир, корчащийся в муках боли, или хотя бы облегчить его страдания, оно должно быть найдено. Профессор смотрел на тщательно отполированную двести лет назад поверхность гранита, но перед глазами у него застыла картина монастырского двора, усеянного обезображенными мутациями телами, лежащими на густо залитом кровью снегу. Они просто хотели защитить свою святыню…
Тягач рванул с места неожиданно быстро, и профессор в который раз ударился гермошлемом о стену. Если бы не противогаз, уже давно бы разбил себе голову, попытался пошутить сам с собой Синицын, но это не помогло. Тяжелый осадок на душе саднил, словно лопнувший нарыв. Колонна возвращалась по собственным следам, механики-водители держали максимально возможную среди городских руин скорость, пытаясь как можно быстрее покинуть город. Тягач трясло, словно он ехал по огромной стиральной доске со встроенной функцией вибромассажа. Профессор вцепился руками в поручни и уперся ногами в пол, но даже это не спасало от зубодробительной тряски. Сидящие рядом бойцы чувствовали себя не намного комфортней, каждый держался за что мог, стараясь не вылететь из сидения. Ставшее привычным за время рейда постоянное наблюдение за местностью через перископы не проводилось. Впрочем, снаружи сейчас кромешная тьма, полковник приказал погасить любые огни, включая габаритные, и путь освещался только инфракрасными прожекторами. Интересно, есть ли у триплексов инфракрасный режим?
Оказалось, что есть. Как только колонна вышла на железнодорожные пути у Ярославского вокзала, тряска существенно уменьшилась и Ермаков немедленно приказал возобновить круговое наблюдение.
– Николай Федорович, сколько еще до выхода из города? – спросил капитан спустя четверть часа.
– Полагаю, мы уже пересекли Священную МКАД, – профессор представил себе карту, – но там практически сразу Мытищи, так что всего до границы зоны развалин где-то километров тридцать будет, если верить аэрофотосъемке.
Ермаков хмуро кивнул. Он по-прежнему выглядел крайне обеспокоенным, и тревога капитана передалась профессору. Понимая, что просто так Ермаков нервничать не станет, Синицын спросил:
– Миша, вас что-то беспокоит?
Капитан собрался было ответить, как вдруг что-то звякнуло, и практически сразу звук повторился.
– Черт! – выругался один из наблюдателей.
Ермаков резко обернулся к нему.
– Триплекс разбился, – доложил боец.
– И мой… – Второй наблюдатель правого борта тоже отстранился от перископа.
Удивленный профессор уже открыл рот, чтобы спросить, как может разбиться бронестекло, да еще в двух триплексах сразу, но не успел. Снаружи раздался взрыв, потом еще, и тишина за бортом сменилась густым стрекотом пулеметных очередей. В следующее мгновение где-то совсем рядом громыхнуло, и тягач со всего размаху остановился и принялся крутиться вокруг своей оси на одном месте. Люди полетели на пол. Профессора сорвало с сиденья и вместе с цилиндром швырнуло куда-то в угол. Сверху на него упало чье-то тело, на лицевой щиток противогаза брызнула кровь.
– Подсолнухи!!! – Истошный вопль, словно ножом, вспорол эфир.
Тут же громыхнуло снова, тягач вздрогнул и замер на месте, надрывно рыча двигателем и неровно подрагивая. Убитого сорвало с профессора и отшвырнуло в сторону. Рядом кто-то дико кричал от боли, крик одновременно пробивался через гермошлем и хрипел в головных телефонах, забивая радиоэфир близким сигналом. Профессор прижал цилиндр к животу и сжался в комок, плотнее забиваясь в угол. Он увидел, как кто-то из солдат открыл входной люк и попытался выскочить на улицу, но прямо в дверном проеме его швырнуло на крышку люка, тело неестественно поломалось и мешком вывалилось из кунга. Снаружи что-то ярко пылало, разбрасывая вокруг снопы искр и языки пламени, глухо гремели разрывы, прорезая темноту короткими вспышками. Эфир был заполнен паническими криками, обрывками команд, тонущих во всеобщей неразберихе, стонами и хрипами. Борта кунга мелко подрагивали, словно некто недовольный снаружи настойчиво стучал по ним кулаками, требуя впустить его внутрь, и стены прямо на глазах густо покрывались отверстиями. Синицын почувствовал, как кто-то схватил его за руку. Это оказался Ермаков. Капитан, вжавшись в пол, знаками показывал, что необходимо выбираться наружу. Профессор кивнул, и Ермаков быстро пополз к люку, пробивая дорогу между лежащими мертвыми телами. Синицын, прижимая к себе цилиндр, неуклюже карабкался за ним. Капитан, будто ящерица, выскользнул наружу и растворился в пылающей пожарами ночной тьме. Едва профессор дополз до дверного проема, как возникший из темноты Ермаков схватил его за подмышки, одним движением выдернул из кунга и, не отпуская, потащил к стоящему на прицепе «свинарнику». Они упали в снег, укрывшись за мощным колесом, и замерли. Капитан прислонил указательный палец к своему гермошлему на уровне рта, призывая сохранять тишину, и быстрым движением отключил встроенную в скафандр ученого рацию. Затем он ткнулся своим гермошлемом в гермошлем профессора, чтобы было слышно лучше, и сказал:
– Они прослушивают наш эфир. Говорим только напрямую. Готовьтесь, профессор, скоро надо будет бежать как можно быстрее!
Синицын кивнул и огляделся. Вокруг была кромешная тьма, посреди которой в свете мечущегося пламени замерла растерзанная колонна. Повсюду лежали трупы солдат. Головной танк был густо объят огнем, замыкающая колонну БМП и вовсе представляла собой один большой факел. Гигантские неровные тени скользили по снегу в безумной пляске перекрестных пожаров. У обоих тягачей были разорваны гусеницы, ведущие ролики все еще деловито вращались, подчиняясь работающим двигателям. Две уцелевшие БМП попытались укрыться за горящим танком и вели огонь, посылая штрихи очередей в темноту. Метрах в пятидесяти в развалинах вспыхивали взрывы. Ответного огня профессор не разглядел, а высовываться из своего укрытия ради выяснения обстановки он не рискнул.
– Почему в нас не стреляют? – спросил он Ермакова. – Вы их уничтожили?
Капитан криво ухмыльнулся:
– Мы их даже не видели. Броня наугад долбит. – Он достал какой-то прямоугольный предмет и что-то воткнул в его торцевую часть. – А не стреляют в нас потому, что не хотят зацепить «свинарник».
– Им нужны пленные? – догадался старик.
– Угу, – кивнул Ермаков, – и бочка с топливом. Но у меня есть для них сюрприз.
Он чем-то щелкнул, и на предмете в его руках загорелся тусклый огонек.
– Что это? – поинтересовался Синицын.
– Прилипающая мина. Ждите здесь. – Он снова растворился в темноте.
Оставшись один, профессор сразу почувствовал страх. Ему казалось, что со всех сторон в него впились глазами сотни безжалостных кровожадных подсолнухов, которые только и ждут, когда он покинет спасительную тень «свинарника». Синицын вжался в колесо и замер, стараясь слиться с местностью. Пытаясь не шевелиться, он всматривался в темноту, силясь обнаружить затаившихся врагов. В какой-то миг ему показалось, что он увидел, как белый силуэт, полностью сливающийся со снегом, стремительно и бесшумно промелькнул совсем рядом со «свинарником». Старик даже перестал дышать от охватившего его ужаса, но, присмотревшись, понял, что скорее всего это мечущиеся по снегу тени сыграли с ним злую шутку.
Рядом раздался тихий шорох, и Синицын обмер. Из темноты появился Ермаков.
– Порядок, – сообщил он. – Теперь бежим. Вы готовы?
Ученый лишь судорожно закивал. Капитан забрал у него цилиндр и помог подняться.
– Бегите за мной, как только можете, – он крепко взял профессора за локоть, – если повезет, успеем добежать до БМП, пока нас не пристрелят, или пока БМП не уйдут. Странно, что они до сих пор еще здесь.
С этими словами капитан рванул бегом, таща за собой ученого. Синицын побежал что есть силы, но уже через двадцать метров возраст беспощадно заявил о себе, и старик упал на снег, судорожно хватая ртом воздух. Ермаков взвалил его на себя и побежал, пытаясь пригибаться на ходу. Волею Шаро Предрекшей в них никто не стрелял, и болтающийся на капитанском плече Синицын успел даже подумать, а отчего же действительно БМП давным-давно не ушли отсюда куда подальше на полном ходу.
Они успели практически в последний момент. Едва Ермаков с профессором на плечах выскочил к БМП, его чуть не застрелили свои же. Человек десять бойцов залегли возле боевых машин в ожидании противника, пока двое танкистов, прижимаясь к броне, ковырялись с ходовым прожектором инфракрасного диапазона. Один из них развернулся к десанту и коротко махнул рукой. Солдаты тут же вскочили и быстро принялись грузиться в БМП. Синицына, не церемонясь, просто забросили в десантное отделение. Боевая машина вздрогнула и рванулась с места. Судя по доносившемуся сзади реву двигателя, вторая БМП шла за ней след в след.
– Чертовы твари, видимо, вели нас от самого вокзала! – произнес кто-то из бойцов, обращаясь к соседу.
– Сколько их было? – спросил второй.
– А кто их знает, – хмыкнул первый, – на тепловизоре, говорят, пять отметок мелькнуло…
– Повезло, – констатировал второй, – мало их было, вот мы и вырвались.
– Ничего, сейчас отсалютуем напоследок, – раздался голос Ермакова.
Капитан обнаружился возле десантного люка. В руках у него был пульт дистанционного управления подрывом. Ермаков нажал на кнопку, но грохота взрыва не последовало. Вместо этого на пульте загорелся красный огонек.
– Твою мать! – выругался Ермаков. – Они сняли заряд! Когда только успели… – Он еще пару раз нажал на кнопку, после чего отбросил бесполезный пульт и окинул выживших взглядом. – А ведь мы в рубашке родились. От подсолнухов живыми уйти…
Он замолчал, и в десантном отделении воцарилась тишина, сопровождаемая нещадной тряской и глухим рокотом двигателей.
Президент Федотов обставил их возвращение с помпой. Пару обожженных БМП с измученными солдатами на борту встречали как героев, с транспарантами и торжественными речами. Погибшему Потапову посмертно присвоили генеральское звание, Ермаков вне очереди получил подполковника и потаповскую должность, все выжившие были отмечены наградами и повышенными продовольственными пайками. Даже родственникам погибших на целый месяц выписали полуторные нормы синтетического пищевого концентрата, чего обычно не делалось. Журналисты мгновенно выдали «на-гора» несколько очерков и статей, посвященных мужеству и героизму воинов Угличского ЦСГР, проявленному при разгроме подсолнухов. Одним словом, Президент лишний раз доказал свое полное соответствие занимаемой должности, эффективными действиями предупреждая волнения и недовольство среди населения, которые могли бы возникнуть, взгляни это самое население на происшедшее с другой стороны: Центр за одни сутки потерял убитыми три десятка бойцов, лишился четырех единиц техники и полторы тонны горючего. Федотов настолько искусно сманипулировал общественным мнением, что благодаря разгромленному рейду его популярность только повысилась.
Но главным героем похода стал профессор Синицын, которого теперь называли не иначе как отцом-вдохновителем великой миссии, обнаружившей ключ к «Наследию» Великой Шаро. Президент лично назвал его корифеем исторической науки и светилом мировой величины.
Спустя час после окончания торжественной встречи Президент со своим ближайшим окружением стоял в лаборатории Синицына, где под руководством профессора ассистенты проводили вскрытие цилиндра. Гранитную стенку аккуратно надпилили с нескольких сторон, после чего применили молоток. Цилиндр раскололся. Среди его обломков обнаружилась запаянная в хрусталь небольшая платиновая пластинка с короткой строкой выпуклых цифр. Пластинку бережно извлекли и положили под электронный микроскоп, но никаких данных или скрытых элементов ни на ней, ни внутри нее не нашли.
– Кроме этих цифр, тут больше ничего нет, – наконец сдался ассистент, вот уже двадцать минут колдовавший над микроскопом.
– Хм… – Федотов, склонив голову набок, разглядывал надпись: – Это похоже на угловые координаты. Тридцать один градус, десять минут, ноль-ноль секунд. М-да, не очень-то информативно… а эти две буквы английские?
– Это северная широта! – заявил Синицын. – Это первая часть пары координат того места, где Шаро Предрекшая спрятала свое «Наследие». В этом нет никаких сомнений!
Президент поморщился:
– И вы полагаете, что недостающая часть координат находится под подобной плитой в развалинах Лос-Анджелеса?
– Совершенно верно! – Глаза профессора вспыхнули. – Это был гениальный план Великой Шаро и доктора Уэйна, части координат закладывались под плиты в разное время, с разрывом в два десятилетия! Все было рассчитано именно на последующие поколения! Современники не должны были даже догадываться о «Наследии»! Его тщательно скрывали от ищеек «Сёрвайвинг Корпорэйшн»!
– Хочу напомнить вам, уважаемый профессор, что мы все, и вы в том числе, и вообще все, кто еще борется в этом мире за будущее, являемся потомками людей, составлявших эту самую «Сёрвайвинг Корпорэйшн», и обязаны ей своим существованием! – официальным тоном изрек Президент.
Синицын счел разумным не напоминать в свою очередь, что именно из-за деятельности злополучного концерна всем им и приходится теперь бороться за жизнь. Вместо этого он выдержал паузу и торжественно заявил, обращаясь к Федотову:
– Мы должны разработать план и снарядить экспедицию за второй частью координат! Мы на пороге величайшего открытия! Возможно, мы на пороге всеобщего спасения в масштабах планеты!
– Экспедицию за океан? Это гораздо проще сказать, чем сделать! – скептически усмехнулся Президент. – Да и найденная широта проходит от нас уж больно далековато. Самим не добраться. Значит, придется делиться… – Он замолчал и задумался.
– Но мы же не можем бросить все это на полпути! – воскликнул профессор. – Особенно сейчас, когда уже потрачено столько усилий!
– Разумеется, уважаемый профессор! – ответил Федотов. – Гибель наших людей не была напрасной. Но этот вопрос крайне серьезен, мы должны изучить детали, обдумать все нюансы и подробно спланировать наши действия. На первом этапе поручаю вам разработать предложения. Я официально разрешаю вам внеочередную запись на президентскую аудиенцию по этому вопросу. А сейчас мне пора идти.
Федотов попрощался и вышел, сопровождаемый свитой, оставив Синицына получать поздравления от многочисленных завистников, в одну минуту превратившихся в преданных друзей.
Вернувшись в свой кабинет, Президент вызвал начальника службы безопасности:
– Глаз со старика не спускать. – Федотов смотрел на силовика в упор так, что у того по спине побежали мурашки. – День и ночь, понял? Я должен знать о каждом его шаге, о каждой написанной им строчке, о каждом произнесенном слове.
– Слушаюсь, господин Президент! – Безопасник вытянулся в струнку.
– Табличку изъять и объявить государственной тайной. Выясни, кто успел запомнить цифры, и проследи, чтобы держали язык за зубами, на всякий случай.
– Есть!
Президент Федотов замолчал и принялся размышлять, глядя сквозь силовика невидящим взглядом.
– Ведь все равно узнают рано или поздно, – задумчиво пробормотал он с нотками досады в голосе. – Кто бы мог подумать, что все так обернется…
Федотов вновь поглядел на начальника службы безопасности:
– И организуй мне максимально закрытую линию связи с президентом ЦСГР «Русский Остров».
Часть первая
Москва, суббота, 28 сентября 2002 года, 22.45
Мобильник заверещал, как и положено, в самый неподходящий момент, когда какой-то нахальный тип на «Бэхе» нагло пытался вклиниться между ней и впереди идущим «Мерседесом».
– Вот урод, второй раз уже! – Алена раздраженно ткнула рукой в кнопку клаксона и надавила на педаль газа, отчего автомобиль стремительно рванул вперед.
Наглец испуганно шарахнулся в сторону, а она чуть было не догнала мерседесовский зад. Новенький «Порш Кайен» оказался очень резвой машинкой, и Алена еще не успела толком привыкнуть к его мощи. Пришлось срочно давить на тормоз, отчего автомобиль резко сбросил ход. Сзади немедленно зазвучали возмущенные трели сигналов, вплетаясь в переливы мелодии орущего мобильника.
– Вы что, сговорились все что ли? – поморщилась Алена, нащупывая рукой телефон, валяющийся где-то под сумочкой, брошенной на соседнее сидение.
Тип на «Бэхе» поравнялся с ней и принялся сверлить недовольным взглядом тонированное стекло, пытаясь выразить ей свое возмущение, одновременно с удивлением разглядывая незнакомую машину.
– Что уставился, болван? – усмехнулась Алена. – Машины не видел, что ли? – в этот момент мобильник все-таки нашелся, и она извлекла его на свет божий. – Через год насмотришься!
Она утопила педаль в пол, и «Кайен», взревев турбинами пятисотсильного двигателя, словно ураган, умчался вперед. Старенькая «Бэха» третьей модели осталась позади, словно и не двигалась вовсе.
– Тоже мне гонщик! – Алена бросила ленивый взгляд в зеркало заднего вида.
«Кайен» был подарком отца на ее недавний двадцать третий день рождения. В массовую продажу этот автомобиль поступит только в новом году, но как сказал отец, передавая ей ключи, избранное для избранных. Его друзья из «Порше» были счастливы посодействовать ему с организацией этого подарка. Ну еще бы, улыбнулась она, у отца влиятельные друзья по всему миру, и все неизменно становятся счастливы, когда им представляется возможность угодить господину Рогожину. День рождения тогда удался на славу, отец, не изменяя своим правилам, сделал его еще шикарнее предыдущего.
Мобильник продолжал упрямо названивать, раздражая настойчивостью и отвлекая от приятных воспоминаний. Алена сбросила вызов, не глядя на определитель. Этот номер специально предназначался для того, чтобы давать его не особо нужным людям, и у нее сейчас не было желания разговаривать ни с кем из них. Она проехала мимо здания МИДа и перестроилась в правый ряд, готовясь повернуть на Новый Арбат. Мобильник зазвонил снова. Это было уже слишком. На ночь глядя мог названивать только кто-то из бесконечной массы поклонников, наперебой вылизывавших пятки наследнице огромного состояния. Для серьезных людей существовал совсем другой номер.
Ну что ж, дружок, тебе не повезло, многообещающе ухмыльнулась Алена, у меня сейчас очень, очень плохое настроение. Так что ты как раз вовремя. Она поднесла мобильник к уху, нажимая на кнопку ответа.
– Добрый вечер, Алена Викторовна, – давно знакомый и давно уже немолодой голос был, как всегда, невозмутим, – вы снова забыли свой телефон?
«М-да, – подумала Алена, – на этот раз стоило взглянуть на определитель».
– Ой, Виталий Федорович! – Спрашивать, откуда начальник службы безопасности отцовского Холдинга знает ее номер, было по меньшей мере несерьезно. Порой ей казалось, что старый отставной генерал ФСБ знал вообще все и обо всех. – Я не думала, что это вы! А разве мой телефон не со мной? Меня папа потерял?
– Виктор Александрович хотел напомнить вам о завтрашнем приеме в американском посольстве, но вы дважды не сняли трубку, – все так же спокойно ответствовал генерал. – По моим данным, ваш телефон находится в офисе и за прошедшие сутки не покидал своего местоположения. – В голосе старика послышались веселые нотки.
– Спасибо, Виталий Федорович! – засмеялась Алена. – А я думала, чего мне сегодня с утра не хватает!
Положа руку на сердце, «с утра» – это, конечно, преувеличение. После вчерашней тусы она проснулась около трех часов пополудни, еще час валялась в кровати, потому что вставать было откровенно лень. Затем, сделав титаническое усилие, она все-таки встала и поехала в спа-салон, принадлежащий одной из многочисленных приятельниц, где вместе с ней и скоротала вечер, принимая всевозможные процедуры, после чего вернулась домой. Стоило подобающе одеться для вечерней тусовки. И вот теперь, когда она уже выехала в клуб, выясняется, что она забыла свой телефон в офисе еще в пятницу днем. Алена разочарованно вздохнула, глядя на пылающие разноцветными волнами неона вывески, ярко освещающие ночной Арбат. Телефон надо забрать сейчас, пока она про него еще помнит. Иначе завтра отец снова ее не найдет. А это уже нехорошо, проявлять подобную некорректность по отношению друг к другу в их маленькой семье из двух человек считалось весьма дурным тоном. Алена нажала на газ, и притягивающий к себе со всех сторон завистливо-любопытные взгляды «Кайен», взвизгнув покрышками, сорвался с места, стремительно набирая скорость.
Виталий Федорович, как всегда, позаботился обо всем заранее. Двери подземного гаража уже были открыты, и около них ее машину встречал охранник. Алена подъехала к лифту чуть ли не в плотную и бросила автомобиль посреди пустой парковки, гордо прошествовав в открывающиеся двери под взором многочисленных видеокамер. Охранники ночной смены, дежурящие за мониторами системы видеонаблюдения, наверняка уже сломали себе все глаза, пялясь на нее. На такую ерунду она давно уже не обращала внимания, мужики до дыр истирали себе глаза о ее миниатюрную точеную фигуру повсеместно и ежесекундно. Тем более сейчас, когда она соответствующим образом подготовилась к предстоящей тусовке. Вчера так вообще был прямо-таки парад неудачников от эстрады, и продолжение не заставит себя долго ждать. Да, сегодняшняя ночь обещает быть интересной, в понедельник можно будет написать статью для своей колонки. Хотя нет, лучше в воскресенье, если удастся пораньше сбежать с этого нудного приема в американском посольстве. По горячим следам пишется намного веселее.
Лифт мелодично звякнул, сообщая о прибытии на восьмой этаж. Центральный офис крупнейшего в стране медиа-холдинга «Independent Media Group» полностью занимал огромное четырнадцатиэтажное здание в центре Москвы. Единственный действительно независимый конгломерат неподконтрольных правительству средств массовой информации, объединяющий радиостанции, прессу и интернет-ресурсы, созданный ее отцом. Это был подлинный оплот демократии в тоталитарной России, как часто отзывались о нем американские коллеги. В состав Холдинга входило почти два десятка медийных компаний, и с такой информационной мощью приходилось считаться всем, включая правительство. Иметь в списке своих недругов самого Рогожина не улыбалось никому, и власть имущие официально дружили с ним, хотя ни для кого не являлось секретом, что «Ай-Эм-Джи» для правящих кругов стала костью в горле. Но подобраться к медиамагнату было решительно невозможно, Рогожин слыл кристально честным человеком, принципиально не занимающимся ни политикой, ни сомнительными аферами. Его Холдинг освещал любые события беспристрастно и без купюр, за что и снискал уважение не только за рубежом, но и в кругах отечественных журналистов, не боящихся проводить дерзкие и отчаянные расследования. Каждый профессионал информационного поля знал, что «Ай-Эм-Джи» всегда опубликует материал, который на корню зарубит любой государственный или подконтрольный ему медиаресурс. Алена гордилась отцом, и имела на то все основания. Работать в Холдинге хотели бы тысячи, но такая возможность предоставлялась только лучшим специалистам в своем деле.
Окончив журфак МГУ, Алена вот уже год вела колонку гламурной хроники в популярной интернет-газете рунета «Мнение. ру», на правах рядовой журналистки. Так пожелал отец, он считал, что она должна узнать всю подноготную медиабизнеса, прежде чем занять руководящую должность. В общем-то, она была с ним согласна, да и работа не напрягала: тусишь весь уик-энд, после чего выдаешь едкую статью о том, как очередное ничтожество из бомонда в очередной раз опозорилось. С соответствующими комментариями. Это было даже весело. На следующий год Алена планировала стать главным редактором «Мнения», а через пару лет у нее накопится достаточно опыта, чтобы возглавить какую-нибудь более серьезную структуру Холдинга. Кстати, именно отец предложил ей в свое время взять фамилию матери, чтобы злопыхатели имели на одну возможность меньше, тыкая в нее их семейным родством. Мудрая мысль, к тому же «Алена Шаройкина» – неплохо смотрится в качестве авторской подписи. Папа распланировал все до мельчайших подробностей, и не было смысла не доверять его чутью. Рогожин, истинный гений бизнеса, никогда не ошибался, предпочитая медленному, но гарантированному движению вперед смелые и рискованные решения. Завистники в личине друзей всегда удивлялись его умению продвигать, казалось бы, абсолютно безнадежные проекты на уровень передовых продуктов, приносящих колоссальные прибыли. Каким образом он заранее был уверен, что проект найдет инвестиции и соберет единомышленников, не мог понять никто.
Двери лифта открылись, и она вошла в прихожую «Мнения», занимавшую на этаже почти все западное крыло. Дежурный охранник, увидев ее, подскочил и вежливо поздоровался. Алена кивнула в ответ и направилась к своему офису. В офисе горел свет, и она удивленно огляделась, окидывая взглядом многочисленные столы, заставленные всевозможными компьютерами, принтерами, факсами, копирами и прочей оргтехникой. Трудоголик, вкалывающий в поте лица в полдвенадцатого ночи в субботу, обнаружился в самом углу. Сутулая фигурка в огромных очках ожесточенно долбила пальцами по клавишам, ни на секунду не отрывая взгляда от монитора.
– Стасик?! – удивилась Алена. – Ты-то что тут делаешь?
Кстати о лучших специалистах в своем деле. Стасик Орешников работал во «Мнении» вот уже два года, и Алена решительно не понимала, за какие такие заслуги он получил эту работу. Кажется, она что-то слышала про благотворительность Рогожина в отношении перспективных выпускников детских домов для детей с ограниченными физическими возможностями. Что-то там у Стасика было жутко не в порядке не то с сердцем, не то еще с чем-то. В любом случае особой перспективности за год она в Стасике так и не заметила, если не считать его абсолютной безотказности по отношению к коллегам. Маленький, хилый и лопоухий, в очках с вечно ободранной дешевой оправой, Орешников был законченным добряком и тюфяком. Любой сотрудник знал, что если тебе лень зависать после работы, чтобы откопировать или отсканировать пару-другую сотен страниц, или нет никакого желания переться куда-то по пробкам через весь город на какое-нибудь совершенно бестолковое интервью, то можно чисто по-дружески попросить Стасика о помощи, и тот с радостью сделает все за тебя. В результате Орешников вечно носился со всякой ерундой, словно самолет-неудачник. За что его все и любили, не упуская, правда, случая посмеяться над Стасиковым талантом журналиста. В этом плане Орешников был неповторим. Он специализировался строго на журналистских расследованиях, гремящих разоблачениями разнообразных негодяев вселенского масштаба. При виде его статей главред заранее хватался за голову, а весь офис замирал в предвкушении грандиозной хохмы. Одно только его расследование геноцида камчатских черепашек стало дежурным анекдотом на протяжении последних четырех месяцев.
– А?! Что?! – Стасик аж подпрыгнул от неожиданности. Стул перевернулся, и Орешников грохнулся на пол: – Ай, блин!
Алена не смогла удержаться и засмеялась.
– Алена! Ты меня так напугала! – Стасик выбрался из-под стула и поднялся на ноги.
– Что, страшно? – Орешников на глазах залился краской и стал похож на помидор. – Думал, что враги из очередного мирового заговора нашли тебя? – Она снисходительно рассматривала нелепую фигурку, мгновенно съежившуюся под ее взглядом. – Что ты делаешь в офисе в субботнюю ночь, Стасик? Снова спасаешь мир? А может быть, у тебя просто проблемы с девушками?
– Зря смеешься, – обиделся Стасик, – дело очень серьезное! Это крупнейший мировой заговор со времен создания ФРС США! Масштабы просто грандиозны, это намного больше, чем даже убийство Кеннеди! Я наткнулся на него совершенно случайно!
– Ага, масоны, евреи и инопланетяне, – понимающе закивала Алена, направляясь к своему столу, – вновь над миром нависли тучи смертельной опасности! И только одинокий герой в ободранных очках способен спасти эту заблудшую планету!
Она принялась разбирать ворох бумаг на столе в поисках забытого мобильника.
– Между прочим, Виктор Александрович лично дал мне добро заниматься этим делом, – с гордостью ответствовал Стасик, – в отличие от некоторых, он всегда видит скрытый потенциал каждого своего сотрудника.
– Ого! Ты был на приеме у отца?! – Алена сделала круглые глаза. – И тебя к нему пустили? Удивил, удивил… Не скрою… – ее «Верту» нашелся в верхнем ящике стола, как ни странно, но аккумулятор сохранил еще почти половину заряда. – Стасик, ты растешь прямо на глазах! – Дисплей мобильника был усыпан пиктограммами всевозможных пропущенных вызовов. – Что же такое ты ему сказал?
Стасик попытался заважничать, отчего стал выглядеть еще забавнее, чем обычно:
– Я нащупал мировой заговор некой тайной группы очень могущественных лиц, ставящих своей целью захват продовольственных рынков всего мира!
– О! Круто! – воскликнула Алена. – Ну и как, долго щупал? – Надо же, за те сутки, что телефон пролежал в столе, ей, похоже, успела позвонить вся Москва и часть Европы. Даже электронная почта пришла.
– Ты, как всегда, в своем репертуаре! – Похоже, Стасика ее выпад совершенно не задел. Он продолжал светиться сознанием собственной значимости. – А вот ты знаешь, к примеру, что такое ГМО?
Алена уселась в свое кресло и принялась разбираться с пропущенными вызовами:
– Ну, слышала что-то такое. Новые биотехнологии и прочее. Рекомендовано Институтом питания РАМН и так далее. Я не поклонник рекламных роликов. – Отец действительно звонил ей дважды, теперь перезванивать уже некрасиво, время позднее, но надо обязательно отправить смс. – А что, злобные негодяи хотят вывести из страны чудо достижений нашей науки?
– Наоборот! – воодушевленно воскликнул Стасик, видимо, ему очень хотелось поговорить с кем-нибудь о своем намечающемся подвиге. – Это часть заговора! ГМО создано для установления контроля над миром! Я тебе потом расскажу подробности, ты ужаснешься! А сейчас мне надо вернуться к компу, у меня он-лайн с моим тайным источником! – Он бросился поднимать лежащий на боку стул.
– О, да! – скривилась Алена. – Два придурка нашли друг друга. – Среди пропущенных вызовов был звонок от Ксюши Собчак. Они еще в четверг договаривались, что встретятся сегодня в «Цепеллине», но из-за этой эпопеи с забытым телефоном придется опоздать. – В интернете каждый второй жирный извращенец либо прекрасная блондинка, либо свидетель заговоров. Ты поинтересуйся у своего источника, не похищали ли его инопланетяне? Возможно, он пострадал от их жестоких экспериментов. Сейчас у марсиан в моде, кажется, анальное зондирование?
– Зря ты так, Алена, – Орешников укоризненно покачал головой, – он дает весьма ценные сведения, и сильно рискует, связавшись с нами…
Стасик еще что-то бормотал, погрузившись в он-лайн, но Алена его уже не слушала. Первым делом надо было написать сообщение отцу. Он находился в деловой поездке в США, и на завтрашнем посольском приеме ей предстояло одной представлять «Ай-Эм-Джи». Алена быстро набрала текст: «Папочка, прости, что не ответила, забыла телефон. Завтра буду вовремя и во всеоружии. Люблю тебя и целую» и, вставив пару смайликов, нажала кнопку отправки. Несколько минут она просматривала пришедшую электронную почту и отправляла смски в ответ на пропущенные звонки, выбирая достойных адресатов.
– Алена! – смущенный голос Орешникова спас ее от тягостных размышлений на тему отвечать или не отвечать слишком назойливой подруге. – Можно мне воспользоваться твоим компьютером? Всего на одну минуту!
– А свой ты уже сломал?
– Двенадцать ночи, – Стасик виновато развел руками, – интернет отрубили. Круглосуточный доступ только у тебя и у главреда. Только его кабинет закрыт…
– И часто ты сидишь по ночам за моим столом?! – набросилась на него Алена.
– Нет-нет! Что ты! – съежился Стасик. – У тебя БИОС паролем заперт. А у главреда пароль все знают, да и кабинет у него всегда открыт, я даже не знаю, как его закрыли, вчера вечером он открыт был, а сегодня у главреда выходной, на работе его не было, – тараторил он. – Прямо невезение какое-то! – Стасик умоляюще посмотрел на Алену. – Ну, пожалуйста, Аленочка, только на одну минутку! Мне надо хотя бы предупредить свой источник, что все в порядке, ведь меня выбросило из чата без всяких объяснений! Вдруг он испугается и больше не выйдет на связь! Я без него провалю расследование, а мне Виктор Александрович лично доверил! Аленочка, ну пожалуйста, я все, что хочешь, для тебя сделаю!
– Тебе придется встать в очередь, – отрезала Алена, – знаешь, сколько вас таких, желающих все для меня сделать! – Однако Стасик выглядел так жалобно, словно мокрый воробей, сжавшийся в комочек на подоконнике под холодным проливным дождем, что Алена смилостивилась. – Ладно, работай, Шерлок Холмс-самоучка.
Она ткнула пальцем в кнопку запуска компьютера.
– Спасибо, Аленочка, я твой должник! – Стасик просиял и рванул за стулом. – Ты не представляешь, как меня выручила! Вот увидишь, это будет разгромный материал, Виктору Александровичу не придется жалеть о проявленном ко мне доверии!
Алена набрала пароль и с подозрением уставилась на огромный термос, который двумя руками тащил Стасик, пиная ногой офисный стул на колесиках в направлении ее стола.
– А это еще что? – поинтересовалась она, взглядом указывая на термос.
– Два литра крепкого горячего кофе! – отрапортовал Стасик. – Я заранее подготовился к сегодняшнему сеансу связи с источником! Даже специально выспался днем!
– К сеансу связи? – Алена хихикнула. – А вы не пробовали со своим источником пользоваться псевдонимами? Для повышения секретности? Ну, там, Юстас – Алексу, например?
– Разумеется, мы ими пользуемся! – не понял подколки Стасик. – Это же чрезвычайно опасное расследование, тут ни в коем случае нельзя засветиться, слишком могущественные силы вовлечены! Раздавят, и следа не останется. Гуру сообщил, что погибло уже очень много людей, так или иначе выходивших на след заговора! Он и со мной-то согласился работать только после того, как узнал, что я сотрудник Холдинга самого Виктора Рогожина. Если кто-то и решится опубликовать всю правду, то только Виктор Александрович. Все остальные либо слишком слабы, либо подконтрольны заговору!
– Кто-кто сообщил? – подняла брови Алена. – Гуру?!
– Ну да! – Компьютер загрузился, и Стасик водрузил термос на край ее стола, после чего влез в кресло и неуклюже придвинулся поближе к столу, с опаской потянув к себе клавиатуру. При этом он искоса поглядывал на Алену, словно ожидая подвоха. – Такой псевдоним у моего источника! Ты же понимаешь, он вынужден скрывать свою личность!
Стасик принялся заходить в приват-чат на одном из многочисленных почтовых серверов. Алена с любопытством пригляделась.
– О! – едко воскликнула она. – Да ты у нас Крепкий Орешек?!
Стасик густо покраснел еще быстрее, чем в первый раз.
– Ну… Я… Это… – Стасик окончательно смутился. – Я думал, что псевдоним должен быть созвучен фамилии и при этом отражать внутренние качества…
– Значит так, Крепкий Орешек! – засмеялась Алена. – Убирай свой термос со стола, и упаси тебя бог, если я завтра найду на своем столе хоть каплю беспорядка, я тебя убью раньше, чем до тебя доберутся злые Хитманы твоих заговорщиков!
– Так ведь завтра же воскресенье! – поправил Стасик, но тут же натолкнулся на ее взгляд, и термос со стола как ветром сдуло. – Все будет в идеальном порядке, Аленочка, я клянусь! – Он забарабанил по клавишам и облегченно вздохнул: – Слава богу, Гуру еще здесь!
Алена закатила глаза. Стасик был явно неисправим, одни только камчатские черепашки чего стоили, а вот теперь он добрался и до мирового заговора… Бедный главред!
Читать бесплатно другие книги:
