Марина Мнишек. Невероятная история авантюристки и чернокнижницы Полонска Ядвига
Он не спеша направил коня прямо на царевича. Лжедмитрий, отшатнулся, споткнулся о кочку, но удержался на ногах. Чтобы не попасть под копыта коня, он отошел в сторону.
Войцех медленно проехал мимо царевича. Наклонившись к нему, он схватил рукой за воротник шубы и закинул ее к себе на седло.
Развернувшись на лошади, он снова направился к Лжедмитрию.
– Шубу выкупишь, – сказал он и, толкнув испуганного царевича сапогом в плечо, поскакал к своим.
Казаки молча смотрели на готовящихся в обратный путь поляков и делали вид, что не видят царевича, который прошел мимо них. Вернувшись в палатку, Лжедмитрий сел на кушетку и обхватив голову руками, просидел так несколько часов. А утром написал полное обвинений и отчаяния письмо.
«Многоуважаемая пани Марианна!
Дорогая возлюбленная и названная невеста моя! Пишу вам не для того, чтобы пробудить в вас хоть какое-то сочувствие, и не для того, чтобы обвинить вашего отца в коварном предательстве. А по причине того, что мое искреннее недоумение и разочарование произошедшим не оставляет иного выхода, кроме как задаваться вопросами. Не имею возможности объяснить самому себе, чем я заслужил такое отношение? Неужели я не был верен своему слову? Неужели я был не верен вам и вашему отцу? Отправляю это письмо Вам за разъяснениями.
Если все мои предположения или догадки о какой-то возникшей обиде не соответствуют действительности, и я ничем не запятнал свою честь, то как относиться к столь спешному исчезновению пана Ежи, как раз накануне выплат нанятым им же шляхтичам? И как мне теперь, оставшись один на один с многочисленным врагом расценивать благословление короля и святых отцов Римской Церкви? Тем более, исполнять данное им обещание?
Отправляю Вам это послание, лишь для того, чтобы от Вас лично получить ответ на вопрос: «В чем моя вина?». И, исходя из этого, уже сделать окончательный вывод.
P. S. Впрочем, после всего случившегося, я не буду удивлен, если не получу ответа ни от Вас, ни от Вашего достопочтимого батюшки. Искренне надеюсь, что золото, полученное от Его Величества на содержание моей армии, поддержало благополучие Вашего рода, сытость которого, бесспорно, имеет большее значение, нежели Ваше царствование на московском престоле».
Марианна положила листок на стол и непонимающе посмотрела на Корвуса.
– Маар-р-ра, Мар-р-ри-а-на… – выговорил ворон.
– Пошел вон! – закричала она, и отшвырнула надоедливую птицу в сторону с такой силой, что та ударилась о стену.
– Не смей трогать мою птицу, вздорная девчонка! – возмутился Корвус. – Этот ворон умнее и мудрее всей вашей семьи!
– Да, как ты смеешь так говорить со мной?! Жалкий карлик! – прошипела Марина, уже готовая вызвать отцовских стражников.
– Забыла, что сказал отец? Пока его нет в Самборе главный – я! Я решаю, как и что будет с тобой и всем вашим домом! Я, а не ты!
– Мой отец такое же ничтожество, как и ты, – выдохнула Марианна.
Корвус демонстративно поправил рукав своей рясы, чтобы показать тяжелый золотой перстень с печатью в виде разорванного сердца – символа власти в Ордене святого Бернарда.
Убедившись, что Марианна поняла его намек, он подошел к столу, уселся на высокий резной стул и, положив ладони на гладкую мраморную поверхность стола, посмотрел на нее.
– Письмо, – приказал он.
– Insanis[1], – подал голос из угла комнаты ворон.
– Я же говорю, что эта птица умнее многих двуногих, – усмехнулся Корвус, принимая письмо от Марианны.
Она бросила взгляд в угол, где стоя на полу, ворон своим огромным черным клювом поправлял жесткие перья.
– Madcap femina[2], – ворчал ворон.
Марина испуганно отвела от него взгляд и посмотрела на Корвуса.
Тот мрачно сидел и перечитывал письмо во второй раз.
– Avarus pediculum. Goosey[3], – наконец выговорил он.
– К сожалению, это так, отец мой, – также мрачно ответила Марианна.
– Я тебе не отец. А твой отец хуже проклятия… Рано или поздно его жадность и легкомысленность погубят нас. Чем дольше ты будешь зависима от него, тем вероятнее, что погибнешь еще молодой. Ты поняла меня, девочка?
– Почему? – испуганно спросила она.
– Потому что только сам человек способен изменить предначертанное ему свыше. Чем дольше ты будешь полагаться на кого-то, кроме себя, тем скорее попадешь на виселицу.
– Да, падре, – еле сдерживая обиду и злость, ответила Марианна.
Корвус встал из-за стола, подошел к ворону, уже закончившему приводить себя в порядок и погладил его по холке.
– Никто не смеет так обращаться с моим братом, – сказал он.
Марианна побледнела. Таким она не видела Корвуса никогда. Его маленькое острое лицо выглядело как серая маска. И, если бы не холодные глаза человека, готового в любой момент на убийство, можно было подумать, что к ней повернута, действительно маска.
– Простите, – тихо сказала она.
– Жди моего решения. Не выходи за пределы замка. Если прибудет отец, сразу сообщи об этом мне. По другим поводам не беспокой.
Он бережно взял птицу в руки, посадил к себе на плечо и направился к выходу.
– Отрави ее! – тихо пробурчал ворон, когда Корвус закрывал за собой дверь.
Марианна села за стол и положила руки на стол. Ее пальцы дрожали. Еще никто ее так сильно не обижал, как отец. Это было настоящее предательство. Она прекрасно понимала, что раз письмо от жениха пришло раньше, чем отец вернулся из Московии, значит Мнишек в Варшаве. А в столице он мог делать только одно – ублажать куртизанками короля, чтобы сменить его гнев на милость.
Марианна закрыла лицо руками и расплакалась.
Обиднее всего было то, что она, действительно, влюбилась в царевича. Да, он был мал ростом и не очень красив, но в нем чувствовалась настоящая мужская сила. Он был рожден для царствования – спокойный, рассудительный, обходительный и смелый. И, судя по всему, царевич тоже не был к ней равнодушен. Она чувствовала это. Все его политические уступки, невероятная для такого сильного человека покорность, объяснялись просто – он хотел видеть ее своей женой.
Представив, какое унижение испытал царевич, когда ему сообщили о бегстве поляков, она разрыдалась еще сильнее. О его страданиях говорил тон письма. Странно было читать от такого гордого человека, настолько резкое и полное сарказма письмо. И это не была насмешка над предателями. Письмо насквозь было пропитано чувством оскорбленной любви, как казалось Марианне. За те три раза, что они встречались после знакомства, им обоим стало понятно, что они созданы друг для друга.
Марианна оторвала ладони от заплаканного лица.
– Что же? – прошептала она. – Что же ты наделал?!
Она вышла из комнаты для занятий, побежала к себе, схватила перо и лист бумаги, и принялась за письмо.
«Дорогой батюшка! Я обеспокоена вашим здоровьем. Гонец из Московии принес страшную весть – вы были тяжело ранены и бежали. О, простите, вернулись на Родину. Счастлива, что вы все еще живы. Уверена, ваша отвага и выдержка еще не раз послужат на благо нашего рода, ровно, как и сплотит шляхтичей, решивших помочь мне взойти на московский престол. С нетерпением жду вашего прибытия в Самбор, для обсуждения наших дальнейших действий.
В противном случае, я без сожаления сообщу Его Величеству, на что, по каким долгам, и каким кредиторам Вы раздали казенные деньги, выделенные Вам из королевской казны за последние годы.
Также прошу Вас, как можно быстрее прислать сюда Войцеха, дабы я могла выкупить у него шубу моего мужа, и тем самым спасти честь нашей семьи».
Марианна отложила перо, перечитала письмо и сложила его в виде цветка розы. Пока служанка несла ей подарочную коробку, найденную Марианной несколько лет назад в библиотеке, посыльный ждал указания за дверью. Марианна слышала его нетерпеливые шаги и вспоминала его рассказ об унижении, которому подвергся царевич.
Наконец, коробка была у нее. Покрытая розовой эмалью с алой крышкой, с фривольными картинками, на которых полуголые куртизанки пили вино и танцевали вокруг античного бога Пана, она была быстро обернута в шелковый отрез. Кроме письма, Марианна бросила туда горсть конфет из вазы. И несколько злотых.
– Вези в Варшаву. Передашь лично пану Ежи. – Марианна передала коробку посыльному и закрылась у себя в комнате.
Глава 5. Корень мандрагоры
– Ваш отец, сам того не понимая, все-таки, помогает нам, – пошутил Корвус.
Они шли по густому лесу. Маленький карлик, аккуратно перешагивая ветки и кочки, проворно передвигался на своих коротких ногах. Марианна отставала. Она то и дело цеплялась платьем за какие-то сучки и коряги. Два раза споткнулась и чуть не упала на землю. Вдалеке на холмах выли на закат волки, а в самом лесу проснувшиеся ночные животные постоянно шуршали за спиной, издавали странные звуки или посвистывали.
Марианна была напугана.
– Что ты хочешь этим сказать, Петр? – спросила она, пытаясь придать голосу беззаботные нотки.
– Он приютил в Самборских лесах столько разбойников и магов, что недостатка в висельниках в нашей округе не наблюдается.
– Это точно, – выдохнула Марианна.
Мысль о том, что они могут нарваться на беглых преступников или банду головорезов, вызвала у нее панический страх. Она в ужасе стала оглядываться вокруг, пытаясь не упустить ни малейшей подозрительной детали. Но день подходил к концу, на улице быстро темнело, и дальше двадцати пяти шагов ничего не было видно. Даже яркие оранжево-бордовые лучи солнца, освещавшие кроны деревьев, уже не пробивались вниз.
– Сколько нам еще? – спросила она.
– Осталось совсем чуть-чуть.
– Что это за повешенный?
– Какой-то краковский купец. В позапрошлом году несчастный одолжил денег вашему батюшке. Ну, а потом решил истребовать их через суд…
– Да? А кто именно? – спросила Марианна.
– Какой-то Тадеуш. Торговал коврами, – ответил монах. – Его похитили, ограбили и привели сюда.
– Бедняга… – весело сказала Марианна, чувствуя, что ей становится противно. – Как думаешь, долго еще мой отец сможет так безнаказанно обманывать всех вокруг?
– Ровно столько, сколько ему разрешит король, – сказав это, Корвус остановился и, сделав знак Марианне остановиться, подошел к большому дереву, стоявшему впереди.
Рядом послышался какой-то шорох.
Корвус тихо свистнул, и в ответ они услышали скуление.
– Вот он! Наш песик! – обрадовался Корвус. – Ну, все, пани, дошли. Через сто шагов нас ждет висельник.
Марианна прибавила шаг и догнала монаха. Тот подошел к привязанной к одному из деревьев собаке.
– Ух, ты, мой хороший! – Корвус погладил пса по голове. – Изголодался? Ну, ничего-ничего. Я тебе сырого мяса принес.
Марианна молча наблюдала за тем, как монах вел обрадовавшееся их приходу животное к месту казни.
И через две минуты они уже стояли на небольшой опушке, в центре которой рос большой толстый клен. На одной из ветвей, хорошо освещаемое заходящим солнцем, висело опухшее тело. Оно раскачивалось на веревке от ветра, и когда налетал особенно сильный порыв, раскачивая его свободные руки, казалось, что казненный с кем-то разговаривает.
– Ну, что же, моя красавица, раздевайся, – сказал Корвус.
Он привязал собаку к толстому стволу дерева, достал из сумки кусок мяса и бросил его в отдалении – чтобы оголодавший пес видел и чувствовал запах еды, но не мог дотянуться. После этого, бернардинец вытащил небольшой кувшин с оливковым маслом, сбросил с себя рясу, разделся и намазал им свое сухое стареющее тело.
Марианна к этому времени, ежась от холода, уже стояла обнаженной. Бесцеремонно рассматривая ее красивую фигуру, матовую кожу, отражавшую лучи заходящего солнца, Корвус подошел к ней и молча протянул кувшин.
– Отвернись, – сказала Марианна.
– Все, что мне интересно, я уже неоднократно видел на наших мессах, – рассмеялся Корвус.
Натерев тело маслом, Марианна, взволнованная и еще не отошедшая от испуга, подняла с земли лежавшую рядом с ее вещами блестящую и еще ни разу не использованную шпагу. Подойдя к стеблю мандрагоры, росшему под ногами повешенного, она нарисовала острием вокруг торчащих широких острых листьев три круга и, встав лицом к заходящему солнцу начала шептать заклинания, раскачиваясь из стороны в сторону.
Пока Марианна молилась, Корвус привязал хвост собаки к стеблю растения. И, когда молитва подходила к концу, а шепот Марианны стал быстро переходить в крик, он отвязал пса от дерева и закрыв уши руками.
Страшные визги оглушили их обоих – рванувшая к куску с мясом голодная собака выдернула мандрагору с корнем, а из ямки, оставшейся в земле, вырвались стоны грешников, мучающихся в аду. Марианна не особо верившая в подобные «страшилки», была сильно удивлена и даже испугана. Она не понимала – послышались ли ей крики мучающихся в аду душ или это было по-настоящему.
Как и Корвус, она несколько секунд стояла не дыша, так как страшное зловоние, которое исходило от корня в первые секунды после того, как его вырвали, было способно отравить насмерть целую роту. Они увидели, как несчастная собака, наконец, добравшись до мяса, даже схватила его зубами, но тут же стала раздуваться. Как с нее клочьями начала осыпаться шерсть, белки глаз налились кровью, а все тело раздулось, превратившись в безобразный кровоточащий мешок. Через мгновенье, пес издал страшный вой и упал мертвым.
Марианне вспомнился кошмар, приснившийся ей накануне, – они с царевичем бегут по открытому полю, а на них, окружив со всех сторон, несется свора собак. Псы настигают их и начинают разрывать на куски.
«Теперь я сама растерзала псину», – усмехнулась Марианна.
Она обернулась и увидела, что Корвус спокойно стоит напротив висельника и рассматривает его изуродованное птицами лицо.
Той же ночью она сидела в комнате для занятий.
– Попей вина и вкуси хлеба, – сказала она вырезанной из вырванного накануне корня собственной копии фигурке, одетой в точно такое же платье.
Она поднесла к игрушечному столу, во главе которого сидела кукла, бокал красного вина и горбушку.
– Возьми и ты – учитель, – она протянула другой бокал с хлебом Корвусу.
Тот, улыбаясь, принял угощение.
Окончив скромный ужин, Марианна спрятала куклу в своей кровати.
– Не забудь, с фигуркой нельзя расставаться, носи всюду с собой, по субботам купай ее в вине, а в первый день нового лунного месяца переодевай в новую одежду, – уходя, напомнил ей Корвус.
Марианна, очень довольная удачным вечером, с благодарностью кивнула ему и закрыла дверь.
Проводив монаха, она распечатала лежавшее в шкатулке письмо от отца.
«Дорогая моя Марыся! Ты слишком жестока, чтобы я не смог пойти наперекор своей отцовской любви и не заточить тебя в монастырь. Но, увы, ты при этом слишком умна и смела, чтобы не считаться с твоими угрозами. Посему, жди меня дома через неделю вместе с Войцехом. Твой отец, каштелян радомский, воевода сандомирский, староста львовский, самборский, сокальский, санокский, рогатинский, пан Ежи Мнишек».
Марина засмеялась – отец впервые подписал письмо ей всеми своими званиями и должностями.
– Папа, ты решил напугать меня своими регалиями?! – спросила она вслух, и захохотала еще сильнее.
Глава 6. Волшебный меч Гаваона
– Пока все тихо, государь. Гонцы говорят, что царь только собирает войско. В наших городах тоже не дремлют – народ готовится к осаде, – ответил казачий атаман Никола Сольцев.
– Сколько еще продержимся? Месяц? Два? – раздраженно произнес Лжедмитрий.
– Два-то точно, – сказал Никола – А что Жигимонд? Так и будет молчать?
– Молчит, – вздохнул Лжедмитрий. – Он молчит, она молчит, Мнишек молчит. Все будто бы забыли о нас…
Он стоял напротив около своего стола, повернувшись спиной к атаману, и постукивал пальцами по лакированной поверхности. Над столом было подвешено небольшое зеркало. Каждый раз, увидев свое отражение в нем, Лжедмитрий спешно отворачивался. Ему было неприятно смотреть на самого себя. Он знал, что в собственном отражении увидит лик побежденного, и от этого ему становилось еще хуже. Несмотря на то, что он уже пережил унижение и горечь предательства и готов был драться за трон хоть с пятью сотнями казаков, в его глазах будто бы все читалось унижение. Тяжелый, испуганный взгляд – озлобленный и обиженный. И потерявшие прежнюю жесткость черты лица – распухшие веки, оплывшие щеки и как будто обмякший подбородок. Лжедмитрий представлял собой жалкое зрелище.
Он подошел к серебряному тазу с холодной водой и на несколько секунд окунул в него голову. Потом вытерся и взглянул в зеркало. Вид уже был посвежевший, но все равно, во всей его внешности чувствовалась какая-то надломленность.
«Предательница, – подумал он. – Как она ловко меня разыграла! Под стать отцу, ироду! Польская шлюшка».
Ему стало больно от мысли, что Марианна просто посмеялась над его чувствами. Двадцатилетний царевич до нее еще ни разу ни в кого не влюблялся. Да и кого ему было любить – деревенских девок, копавшихся в полях около монастырей? Или размалеванных баб из кабаков? Он отошел от зеркала, чувствуя, что готов разрыдаться в любую секунду.
«Как же она могла меня предать? Что же она чувствовала при этом? Что за бездушное существо, эта самборская пани? Какая подлость!».
Лжедмитрий поджал губы, глубоко вздохнул и только в этот момент вспомнил, что рядом находится Никола.
– Главное, атаман, – не забывать, что правда на нашей стороне, – взяв себя в руки уверенным голосом с металлическими нотками сказал Лжедмитрий.
– Бог нас помнит, государь. С его помощью…
– С его помощью и обратимся к татарам, – резко перебил его царевич.
Атаман с удивлением посмотрел на него.
– Как же – к татарам-то? Люто народ тебя невзлюбит, государь. Да, и мои хлопцы давно сабли для них точат. Не пойдут они с тобой…
– Тогда молись, атаман, – безразлично ответил Лжедмитрий. – Пускай Бог тебе помогает. А мне помогут пушки. Все равно чьи – польские или татарские.
Атаман с неприязнью посмотрел на царевича и взял из миски горсть сушеных вишен.
– Или к Романовым гонца шли. Пускай они золотом подсобят. Надо шляхтичей вернуть, – сказал Лжедмитрий.
– Романовы тебе – не союзники. Они тебя на трон возведут и с него же сбросят, чтобы самим царствовать.
– Неужто, ты думаешь, что я на троне веселиться буду?
– Ежели что – так прямо против них и пойдешь?
– Против каждого, кто мне помешать вздумает.
В шатер вошел стражник. Низко поклонившись, и заложив руку за кушак, он повернулся к стоявшему в углу царевичу.
– К вам гонцы польские, государь.
Лжедмитрий застыл на месте от изумления.
– Какие гонцы?
– Шляхта богатая. Два барина с монашком в повозке и с десяток на конях. Иди, говорят, скажи «Москве», чтоб послов принимала.
Лжедмитрий радостно посмотрел на атамана.
– Зови их сюда! – приказал он.
Через минуту в шатер вошли трое. Первый – молодой шляхтич, тот самый, который пнул Лжедмитрия ногой и отобрал шубу. Второй – совсем юный кавалерист. Третьим был Корвус.
– Государь, – начал Корвус. – Прости нам внезапное вторжение. Пришли к тебе со срочным посланием от госпожи Марианны.
Все трое поклонились.
– Не тот ли это шляхтич, что оскорбил тебя, государь? – спросил атаман.
– Он, – поджав губы, ответил Лжедмитрий.
– Вели мне приказать поотрубать ему ноги и руки, да на кол посадить, чтоб неповадно было царя на виду у честного народа позорить.
Лжедмитрий на секунду задумался.
– Погоди. Посмотрим, с чем пришли к нам знатные шляхтичи, – сказал он и вопросительно посмотрел на Корвуса.
Тот сделал несколько шагов вперед и передал запечатанное восковой печатью письмо.
«Мой дорогой друг! Не подавая виду, мельком взгляни на юношу, который пришел к тебе. После чего попроси всех, кроме него, удалиться. Твоя Марианна».
Лжедмитрий равнодушно сложил письмо и положил в карман своего кафтана. С серьезным и задумчивым видом он подошел к атаману и сел рядом с ним на кушетку. Помолчав некоторое время, он тихо по-дружески шепнул ему: «Уведи их Никола. Всех, кроме юнца. А сам посторожи с хлопцами у входа».
Атаман внимательно посмотрел на царевича.
– Как скажешь, государь.
Взмахом руки он показал гостям на выход, попросив молоденького кавалериста остаться.
Когда все вышли, Лжедмитрий, наконец-то бросил взгляд на юношу.
Очень маленького роста, с большими карими глазами, немного смешными густыми усами и острой бородкой, шляхтич весело смотрел на него.
– Ну, что же вы, государь? Не признаете своего самого верного союзника? – улыбнувшись спросил юноша знакомым голосом, показав жемчужно-белые зубы.
– Марина! – тихо произнес царевич.
– Тсс… – Марианна поднесла палец к губам.
Не отрывая глаз от Лжедмитрия, она медленно подошла к нему, отклеила от лица усы и бороду, и нежно поцеловала его в губы.
Оторвавшись от царевича, она тихо прошептала: «Здравствуй, любимый!».
– Здравствуй! – ответил ошеломленный Лжедмитрий.
Марианна приложила указательный палец к его губам.
– Пошли за мной ночью.
После этого, она подошла к зеркалу, снова наклеила на лицо усы с бородой и вышла из палатки.
Царевич готов был прыгать от счастья.
Вслед за Мариной в палатку вошел Корвус.
– Государь! – почтительно сказал он. – Что прикажешь сделать с дворянином, позволившим оскорбить тебя?
– Никола! – позвал атамана царевич.
Казак вошел в палатку.
– Сделай с этим шляхтичем то, что собирался.
– Слушаюсь! – обрадовался Никола и вышел из палатки.
Корвус прошел к противоположной стене и сел на то место, где еще несколько минут назад сидел атаман.
– Государь, положение не простое. От его величества ждать помощи пока не приходится, ибо пан Ежи сильно разгневал его, – начал Корвус, переходя с польского на русский. – В Московии поддержки нам тоже ждать неоткуда. Посему, прошу Вас выслушать меня и решить, стоит ли поступать так, как я предложу, или следует вести войну иным путем.
– Неужели королю не интересна Москва?
– Бесспорно, интересна. Но… несколько дней назад пани Марианна во время приема у короля, когда за столом обсуждали ваши военные успехи, дерзко и с презрением позволила себе высказаться о «Москве», на что получила весьма резкий ответ Его Величества. Поначалу, мы решили, что ответ короля связан с ее нежеланием переезжать под его опеку в Варшаву. Но, потом стало известно, что пан Мнишек, своей очередной выходкой при дворе настроил против себя большую часть дворянства и даже духовенства. Имейте это ввиду, сын мой, когда начнете царствовать. И, если позволите, осмелюсь вас предупредить, что пани Марианна намерена после своего воцарения привить боярам европейский этикет. Учитывая тот факт, что гордая «Москва» не любит, когда ей указывают, как надо жить – ждите недовольства.
– Спасибо за предупреждение, Корвус. Я понимаю, что пани Марианна прибыла сюда, движимая лишь желанием стать царицей. Должно быть, ей не слишком улыбается мысль всю оставшуюся жизнь носить на себе клеймо невесты холопа, возомнившего себя царем, – усмехнулся царевич. – Так что дайте ей понять, святой отец, что в нынешней ситуации, я теряю меньше ее. Самое страшное, что мне грозит, – это изгнание или плаха. А ей – жизнь в позоре.
– Вы ошибаетесь, государь. Невеста искренне переживает все невзгоды, происходящие в вашей жизни, – с чувством ответил Корвус.
– Потому, вместо слов любви, я получал от нее письма с просьбой верить в этот варварский амулет?
Лжедмитрий расстегнул рубашку и достал, висевший на золотой цепочке «волшебный меч Гаваона».
Корвус побледнел.
– Это большая редкость, ваше величество, – сказал он. – казалось, что казненный с кем-то разговаривает, меч обладает страшной силой и способен убить любого, кто над ним насмехается.
– Хорошо, – спокойно ответил Лжедмитрий и приложил острие меча к груди. – Пускай убивает.
Корвус смотрел на царевича с нескрываемым осуждением и ужасом.
Заметив это, Лжедмитрий смутился, отпустил амулет и застегнул рубашку.
– Ваше предложение тоже состоит в абсолютном поклонении «мечу Гаваона»? Или вы принесли мне еще какую-нибудь игрушку? Может это – золотые алебарды с жемчужными рукоятями? Или серебряные пушки с бриллиантовыми ядрами? – спросил царевич.
Корвус встал с кушетки и сделал несколько шагов – от одной стенки палатки до другой.
– Я принес вам в некотором смысле гораздо большее, – наконец сказал он.
– Это любопытно, – с иронией ответил Лжедмитрий. – Что же?
– Любовь русского народа.
От неожиданного ответа Лжедмитрий, не в силах сдерживаться, рассмеялся во весь голос. Через пару минут, наконец-то пересилив себя и немного успокоившись, он спросил:
– В какой из складок вашей рясы прячется эта любовь, падре?
Он снова рассмеялся.
– Здесь! – Корвус ткнул указательным пальцем себе в лоб.
Лжедмитрий усмехнулся и тут же посерьезнел. Он почувствовал, что его пытаются втянуть в какую-то новую, неизвестную игру. До этого момента, несмотря на все неудачи, он был главным в развернутой им же борьбе за власть. Но сейчас, поняв, что может стать игрушкой в руках Мнишеков, забеспокоился. Сев на стул, царевич несколько секунд подумал, затем бросил долгий пристальный взгляд на Корвуса.
– Святой отец, – обратился к нему Лжедмитрий с легким раздражением.
– Слушаю, вас государь, – ответил монах.
– Я благодарен вам за оказываемую мне помощь. Я благодарен пани Марианне за то, что, несмотря на все опасности и лишения дальней дороги, она проявила невиданную храбрость и верность, приехав навестить меня. Но, я не могу настолько бесцеремонно пользоваться вашей добротой и благородством моей невесты. Потому прошу вас отдохнуть с дороги, набраться сил. А завтра утром я с радостью выслушаю ваше предложение.
Корвус внимательно посмотрел на царевича.
– Стража! – крикнул Лжедмитрий.
В шатер вошел казак.
– Отведи святого отца и его спутника в бывший шатер пана Мнишека. И распорядись, чтобы оказали им и прибывшим с ними шляхтичам царский прием.
– Будет сделано, государь, – кивнул казак.
– Что ж… – сказал Корвус. – Я благодарю вас, государь, за гостеприимство. С нетерпением буду ждать от вас посыльного завтра утром.
– До свидания, святой отец.
Лжедмитрий привстал со стула и улыбнулся монаху.
Марианна разглядывала профиль жениха.
– Твоя охрана бесцеремонна. Днем тот казак даже не спросил, можно ли к тебе войти, когда мы приехали.
– Да. Здесь все просто. Это – не дворец.
Перед глазами Лжедмитрия снова и снова возникала их вечерняя встреча – Марианна, укутанная в плащ с головы до ног, вошла к нему в сопровождении атамана. Тот деликатно удалился. И когда они, наконец-то, остались наедине, она откинула капюшон. Сняла с ног легкие полусапожки. Не спеша, развязала шнурок плаща своими тонкими изящными пальчиками и через мгновение стояла передним в ошеломляющем откровенном пеньюаре из шелка, с полупрозрачными вставками. Словно паря над землей, она приблизилась к нему. У него закружилась голова от запаха ее тела, взгляда, ладоней, прикрывших его глаза. Нежный воздушный поцелуй и слегка горьковатый запах духов, который окружил его дурманящим облаком – все это, чуть было не лишило царевича чувств. Он помнил только, как обхватил ее талию, оказался на постели и она, не отрывая своих губ от его, начала расстегивать на нем рубашку.
«Ведьма», – подумал в тот миг Лжедмитрий.
Читать бесплатно другие книги:
